Текст книги ""Фантастика 2025-151". Компиляция. Книг 1-33 (СИ)"

Автор книги: Максим Петров

Соавторы: Алим Тыналин,Юлия Меллер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 329 (всего у книги 341 страниц)

– А-а, ну так я… Ц-ц! – Еремей раздосадовано цокнул языком и отвернулся.

Нехорошо получилось. Но бабы-то – чисто звери! Особливо Васька. Не нашелся в её молодости молодец, что объездил бы, вот и бесится на старости лет, а Еремею муки из-за неё терпеть. Он тяжко вздохнул, перекрестился, надеясь, что всё зачтется ему.

В горнице стало тихо. Посидели, думая о Дуне, повздыхали. Никакого порядка в головах, когда думы о ней текут. Никогда не поймешь, радоваться надо или огорчаться, ратовать или прятаться.

– А мне можно с Дусей поехать? – раздался звонкий Мотин голос.

– Да куда ж она без тебя? – буркнула Василиса и боярин с боярыней согласно кивнули.

***

Гаврила бродил по Москве, слушая разговоры горожан и надеясь случайно встретить боярышню Евдокию. Ух, как он ругал себя, когда сообразил, что не дал понять девчонке, что его отец Афанасий Злато, а мачеха Светлана.

Ходил за боярышней, делал всё, что она говорила – и ничего не видел, окромя её, а потом вдруг оказалось, что больше нету у него никаких дел в Кремле. Всё сделано и никому ничего подносить не пришлось!

Гаврила подумал было, что боярышня Евдокия узнала его, поэтому помогла, но быстро сообразил, что ошибся и окончательно растерялся. Надо было завести разговор, обсказать о жизни мачехи и сестрёнки. Боярышне это интересно бы стало, а он словно онемел. Теперь увидеть бы, объяснить, что он не чужой…

– Чего только не продают нынче, – вырвал Гаврилу из дум его дядька. – На рынке бабу видел, которая сторонним мужам портки шьёт. Срам какой! Неужто пред нею раздеваются?

– Если вдовая, так может и ничё, – нейтрально ответил боярич.

– Ничё хорошего! – упёрся дядька и вопросительно посмотрел на своего подопечного.

Вчера парню повезло и его без очередей вписали в книгу, так он всё одно весь оставшийся день шастал по Кремлю, выискивая нечаянную помощницу. И ведь знает, кто такая, так пойди к дому, объявись, поклонись! Но нет! Нынче молодежь простых путей не ищет. Невольно взгляд пестуна поднялся вверх, и рука сама потянулась перекреститься.

– Люди, чегось это деется? – просипел он. – В небе знамение… – чуть громче получилось сказать. – Смотрите, православные… там… там… не пойму, чё там…

Люди смотрели на него, прислушивались к его бормотанию, а когда кто-то разобрал, то начались смешки:

– О, деревня! – радостно раздалось с разных сторон. – Откуда такого дикого к нам принесло?

– Нежто за Москвой не умеют облака взбивать и подвешивать корзины к ним? – загоготал какой-то шутник

– Какие облака? – не поняв, переспросил Гаврилин дядька.

– Знамо какие, самые пушистые! – разошёлся шутник. – Вон маковки наших церквей видал? Золотом сияют, так мы подманиваем нужные нам облака и того этого… взбиваем, да корзинки со смелыми людишками подвешиваем!

– Чего городишь? – осадил насмешника молодой мастеровой. – Не слушай этого балабола воин. То не облака, а стая лебедей. Просто они высоко и тебе кажутся облаком. Вот опустятся на землю, начнут шуметь, сразу увидишь, что…

– Что это гуси! – выкрикнул другой горожанин и все вместе заржали.

– А ну пошли вон! – погрозил зубоскалам Гаврила, отгоняя их от дядьки Бориса и строго спрашивая его: – Чего уши развесил? Нешто не слышал, как мачеха Светлана рассказывала, что в Москве теперь воздушный шар поднимают, а вместе с ним человека?

– Зачем?

Гаврила пожал плечами и мечтательно произнёс:

– Интересно в выси подняться…

Дядька сплюнул:

– Слушай, боярич, долго мы ещё подковы лошадям стаптывать будем? Нас в доме Матвея Соловья уж заждались. Вчера ты не посидел с батюшкиными другами, сегодня без толку пропадаешь.

– Они там меды пьют, а я не люблю.

– Эх, кто бы мне налил чарочку, – мечтательно протянул Бориска. – Но знакомства завести надо, – строго добавил он. – В походе без товарищей пропадешь. Нас с тобой раз-два и обчелся, потому в товарищество вступить надобно.

Гаврила согласно кивнул и нехотя повернул коня обратно, поглаживая его по шее. Отцу боевого коня подарил сам князь в награду за поиски золотоносного рудника, а отец передал Буяна ему. Вот Гаврила и красуется сейчас на коне, надеясь прихвастнуть перед боярышней, но дядька прав, надо возвращаться к служивым. У них назначен сбор старых товарищей по походам. Немного их осталось, но держатся друг друга крепко.

– Боярич, ты глянь! Не твоя ли это знакомица в чудной повозке восседает? Девчонка совсем, а люди вежливы с ней.

– Где?

– Вона катит! Холопы подле неё больно злые. Вишь, как зыркают?

Гаврила встрепенулся, думал нагнать, но испугался.

«Что он ей скажет? А вдруг она забыла его и подумает, что он пристаёт к ней?»

– Ну, чего? Догоняем? – азартно спросил пестун.

Боярич стиснул зубы и отрицательно мотнул головой.

– Эх, – сплюнул Бориска. – Девки орлов любят, а не…

Гаврила покраснел и ожёг дядьку сердитым взглядом. Ему захотелось навсегда выбить из дядьки слово «девка», а ещё напомнить, что вчера боярышня обратила на него внимание не из-за явленной удали, а совсем даже наоборот.

Она пришла на помощь!

Гавриле было стыдно, что его растерянность подметила какая-то девчонка, а потом он узнал её и все рассказы мачехи об этой боярышне вдруг подтвердились. По словам Светланы Евдокия Вячеславна была необыкновенной, умной, деятельной, веселой, сильной.

Но ещё мачеха призналась, что ей всегда казалось, что мало кто понимал боярышню и временами она чувствовала её одиночество. Гаврила уже тогда слушал и мечтал, как он изгоняет одиночество из души необыкновенной отроковицы.

Он сам долгое время был одинок и прекрасно знал, как это изъедает сердце. С женитьбой отца его жизнь изменилась к лучшему и последние годы были по-настоящему счастливыми. Даже собиравшаяся умирать бабка, ожила и с большим удовольствием слушала смешные рассказы о боярышнях Дорониных.

– Едем к Матвею Соловью, – скомандовал Гаврила. – Может, он уже знает, где службу служить будем.

– Давно бы так, – обрадовался Бориска, нагло подмигивая горожанке, рассматривающей его оценивающим взглядом.

Глава 4.

Дуняша не могла нарадоваться тому, что не пришлось спорить с мамой из-за серебра за бумажную мастерскую. Боярыня Милослава объявила, что дочь сама должна решить, положить ли деньги в сундук с приданым или потратить по своему разумению. Эти слова обрадовали, но одновременно Дуня почувствовала большую ответственность. Шутка ли, с умом потратить такие деньжищи! Теперь сидела, думала, считала и каждый раз получалось, что денег либо много, либо мало.

– Дуся, ты уже долго сидишь… чего случилось? – в дверь тихо поскреблась, а потом и протиснулась Мотя.

– А? Долго? – встрепенулась боярышня. – Разве?

– Дусенька, ты знаешь, что тебя с Евпраксией Елизаровной в Новгород посылают?

– Угу.

– Дуся, я с тобой еду.

– Да? Хорошо.

– А ты знаешь, что князь идёт Новгород воевать?

– Как воевать? – опешила она. – А подарки? Я же с подарками туда еду! – не в силах усидеть от такой новости, Дуня подскочила.

– Ой, Дусенька, я тебе сейчас такое расскажу! – обрадовалась Мотя и начала вываливать новости: – Новгородцы признали литовско-польского князя своим князем!

– Как? Они же через губу разговаривают с приглашёнными князьями, которые должны их защищать, а тут под руку идут? С чего бы это?

Мотя быстро кивнула и, широко раскрыв глаза, пожала плечами.

– Странно, —Дуня недоверчиво смотрела на подружку, хотя чего ей врать? – Мы, когда в Псков ездили, то проезжая по новгородским землям, слышали, что жители там были настроены на мир и ждали, когда посадники перейдут под руку нашего князя.

– А кто чёрный люд спрашивать будет? – всплеснула руками Мотя. – Их посадникам наш князь только помеха. Они же хотят жить как паны! У Казимира всякий пан сам себе владыка на своей земле и творит, что хошь. Слышала, как там крестьянам запретили от своего пана уходить? А ежели уйдет, то поймают и до смерти запорют!

– Но в Новгороде же есть московская партия…

– Ай, – недовольно отмахнулась Мотя, – что они могут? Там всё куплено Борецкой. Это ж она со своими подруженьками всё организовала! Настька, вдова Иванова и Ефимка, вдова Андрюшки Горшкова, ей во всём помогают.

– Купчихи?

– Не-е, боярыни, а Евфимия – вдова посадника, как Марфа Борецкая.

Евдокия поморщилась, услышав пренебрежительное величание уважаемых людей. Ладно бы, князь или бояре уничижительно звали чужаков, но Мотя-то? Она-то чего чванится?

– Марфа Борецкая? – повторила Дуня, пытаясь вспомнить откуда ей знакомо это имя.

– Ага. О ней разное говорят, но все сходятся в одном, что больно сильно она власть любит.

– Такое не редкость, – хмыкнула Дуня, но Мотя бойко продолжала выкладывать собранные сведения:

– После смерти мужа она как-то подозрительно быстро начала обрастать новыми землями!

– Прямо обрастать? – с улыбкой переспросила боярышня.

– А вот не смейся! – запальчиво воскликнула подруга. – Владения Борецкой не уступают владениям владыке новгородскому и псковскому!

– Ого!

– Люди поговаривают, что нечестно те земли она купила. Были жалобщики!

– Ну, новгородцев не удивишь захватом новых территорий и превращения их в колонии, – думая о своем, вяло отозвалась Дуня.

– В том-то и дело, что жаловались другие новгородцы, которые якобы, – Мотя многозначительно выделила слово «якобы», – по своей воле продали ей свои имения.

– И?

– Жалобу подать успевали, а вот до суда дело не доходило по причине пропажи жалобщиков.

– Вот как, – не нашлась что сказать Дуня.

С одной стороны, при толковом управлении своими активами не диво разбогатеть, но сравниться земельными угодьями с новгородским владыкой до сих пор никому не удавалось.

– Но зачем ей идти под руку Казимира, если у неё всё хорошо? – не поняла Дуня.

– Так видно пригорело! – оживилась Мотя, выдавая понравившуюся ей версию. – По уложению наш князь может призвать её к ответу, если жалобщики доберутся до него. А под рукой Казимира Борецкая будет полновластной владычицей на своих землях и может не опасаться никакого суда. Там жалуйся-не жалуйся на своего пана – один конец!

Дуня с сомнением посмотрела на Мотю и вспомнила, что несколько месяцев назад в Москву приезжал Дмитрий Борецкий. Князь принял его ласково и наградил московским боярским чином. О чём они договорились, Дуня не знала, но княжичу сын Марфы Борецкой понравился. И тут вдруг такой фортель от Борецких!

– Значит, Борецкие не отъехали к князю Казимиру, как делают все бояре, а всю республику решили отдать ему? А как же подчинённые Новгороду земли? Это же необъятные территории!

– Как посадники скажут, так и будет, – сердито высказалась Мотя.

– Вот тебе и демократия, – хмыкнула Дуня, соглашаясь с подругой. – Только я одного понять не могу: зачем Иван Васильевич посылает нас с Евпраксией Елизаровной к Михаилу Олельковичу?

У Моти и на это был ответ:

– Не любо Олельковичу то, что деется в Новгороде! Он же правнук Ольгерда, а тот твёрд был в вере православной. А что сейчас в Литве творится? Это ж предательство веры отцов!

– Чего ты завелась? По делу говори, раз есть что сказать! – буркнула Дуня.

– Так я и говорю, что наш Иван Васильевич надеется, что Михаил Олелькович поможет новгородцам одуматься.

Дуня отвернулась, чтобы спрятать улыбку. Вот Иван Васильевич удивился бы, узнав, о чём он думает по мнению Моти! А вслух напомнила подружке:

– Ты же сама только что рассказала, какое участие принимали сами новгородцы в своей судьбе.

– Какое?

– Никакое! Их никто не спрашивал.

Матрена задумалась и с тревогой посмотрела на Дуню:

– Так чего мы туда едем?

Дуня хмыкнула, услышав повторение своего же вопроса.

Пока они говорили с Мотей, она пыталась вспомнить всё то, что когда-то слышала о Борецкой. Эта женщина упорно толкала Новгород в состав Литовско-польского княжества и враждебно относилась к Москве.

Зачем она это делала, Дуня не знала. Но упорство Марфы отобразилось в веках, как и то, что она в лоб столкнула Новгород с Москвой. В результате Литва с Польшей не оказала никакой поддержки Новгороду, хотя обещано было многое, а Москва больше не церемонилась с господином Великим Новгородом и жестко поглотила его.

У Дуни непроизвольно сжались кулаки. В прошлой жизни она боялась и избегала таких людей, как Борецкая. Их вера в собственную избранность привлекала многих, а они несли только разрушение.

Девочку пробрала дрожь. У неё разные весовые категории с Борецкой, и если она встанет у той на пути, то боярыня сметет её.

Но знать, что будет с Великим Новгородом и ничего не сделать нечестно!..

Дуня посмотрела на ожидавшую её слов Мотю и, изобразив решительность, заявила:

– Мы едем в Новгород, чтобы, во-первых, помочь Евпраксии Елизаровне.

Мотя одобрительно кивнула, но тут же заинтересованно спросила:

– А во-вторых?

– Мне надо заработать кучу денег, – неожиданно произнесла Дуня, как будто новгородские проблемы больше не интересовали её. В её голове галопом промчались расчеты по обустройству будущей новой слободы и деньги за бумажную мастерскую в этих расчетах были каплей в море.

– Э-э, – растеряно проблеяла подружка, но быстро сориентировалась: – а можно мне тоже кучу денег заработать?

– Мотя, а тебе зачем?

– Так чтобы замуж выйти и Ксюшке приданое собрать!

– Хм, мы его и так тебе собираем, но хорошо бы прикупить домик, – задумчиво произнесла Дуня. – В качестве приданого он тебе не помешает.

– Ой, не помешает, Дусенька, верно сказываешь!

– Осталось придумать, как заработать.

– Я думала, ты уже… – разочаровалась Мотя.

– Ох, если бы… – чуточку устало протянула Дуня, пытаясь удержать вильнувшую мысль насчёт заработка.

Это было чистейшее вдохновение. Идея раскручивалась, приобретая очертания слабенького плана, но это было уже что-то, и Дуня чуть бодрее добавила:

– Ах, если бы… – но настроение поползло вверх и задорно подмигивая подружке она припечатала: – ух, если же…

Мотя завороженно следила за переменой Дуниного настроения и глаза её засияли:

– Будем делать «ух, держитесь все»?

– Мотька, не сглазь! – подскочила Дуня. – Беги к княжичу, скажи, что нужно срочно напечатать новости кота Говоруна. Наш сплетник узнал, что боярыня Кошкина спешит в Новгород, чтобы до войны сбыть через новгородцев весь залежавшийся товар ганзейцам и сарацинам!

– Дусенька, но тогда многие захотят поехать с боярыней, надеясь на её защиту, – предположила Матрена, хлопая светлыми ресничками, а увидев, что Дуня согласно кивает, зажала рот рукой, вытаращилась в восторженном ужасе. Её взгляд красноречиво говорил: «Ой, что будет!»

В Москве в последнее время все чего-то мастерят и продают, а вот покупателей днём с огнём не сыщешь. А торговые гости капризничают, цены снижают и некуда деться производителям.

– А я к князю Сицкому, – сообщила Дуня. – Пусть готовит для ямов табун лошадей. Это его шанс доказать, что постоялые дворы у нас не хуже, чем были в Золотой орде.

– Ты сначала к Евпраксии Елизаровне сбегай, да предупреди, что возможно большой караван у нас соберётся, а то обидится.

– Непременно.

 Евпраксию Елизаровну Дуня застала на пороге новой мастерской Петра Яковлевича. Обрадованно поприветствовала, расспросила о внуках. Боярыня с удовольствием поведала о двух малышах-погодках, но под конец всё же вздохнула и сказала:

– Внучку хочу! Уж я бы её такой красавицей нарядила, а сколькому бы научила!

Дуня понимающе покивала и с очень серьёзным видом заявила, что маленькая девочка точно лучше маленького мальчика.

– Я вон Ксюху Совину постоянно во что-нибудь наряжаю, – привела она довод. – Она у меня то принцесса, то разбойница, а недавно лягушкой нарядила. Любо-дорого было поглядеть!

– Лягухой? – с улыбкой переспросила боярыня, на что Дуняшка с серьёзным видом кивнула. Пояснить, что замаскированную под лягушку Ксюшу должен был найти Ванюшка и тем самым сдать экзамен у дядьки, не успела.

– Матушка! – радостно воскликнул Пётр Яковлевич, польщенный визитом Евпраксии Елизаровны.

Он поклонился ей, кивнул Дуне.

– Как у тебя здесь просторно, – похвалила боярыня, поведя рукой, обозначая масштаб огромного двора со множеством светлых изб. Дуня тоже вертела головой, пытаясь всё углядеть.

– После переезда ещё не отстроились, – скромно ответил молодой Кошкин, но довольную улыбку скрыть не смог.

Расширение мастерских назрело ещё в прошлом году, однако подходящей землицы под них не было. Пришлось поступить как Григорий Волчара и начать строительство за городом.

«Придёт враг и всё пожжёт», – говорили ему, но Кошкину-Ноге деваться было некуда. Места для его мастеров катастрофически не хватало, а хранение воздушного шара вообще превратилось в неразрешимую проблему.

К тому же конкуренты не спали, все толковые идеи подхватывали на лету и повторяли в своих мастерских. Если бы не Дунькины диковинные коляски для поездок, то Петр упустил бы своё первенство из рук и никакой воздушный шар не помог бы. Но производство колясок с мягким ходом невозможно было наладить на старом месте и переезд был решен.

– Ну, показывай, ради чего зазвал к себе, – ласково велела боярыня.

– Я сделал переносные часы! – огорошил он мать и свою давнюю подружку.

– Ты хотел сказать «ручные»? – встрепенулась Дуня, вспомнив, как они с Петром Яковлевичем обсуждали княжеские куранты в Кремле, и она взяла с него слово сделать ручные часики.

– Нет, – раздраженно мотнул головой Петр и собирался ещё что-то сказать.

– Показывай, – прервала его боярыня и Дуня согласно кивнула.

Пётр Яковлевич бросил нечитаемый взгляд на Дуню, но та лишь нетерпеливо пошевелила пальцами, показывая, чтобы он поспешил. Подавив в себе желание дать ей подзатыльник, он повёл своих гостий в уже обустроенную избу.

Его походка была порывистой и быстрой. За последний год он сильно похудел и теперь буквально летал, умудряясь быть везде чуть ли не одномоментно. Во всяком случае так думали его работники.

– Вот! – небрежно скинув крышку короба, показал он и нарочито безразлично отвернулся, зная, что не сдержал слово.

Взглядам гостий открылись часы размером с мужской кулак.

– Петр Яковлевич, это прекрасно! – заверещала Дуня.

– Но они не на руку, – растерялся он.

– Зато их можно на полочку ставить! – предложила Дуня и, повернувшись к Евпраксии Елизаровне, быстро пояснила:

– У нас в имении новые шкафы делают и там открытые полочки есть, так эти часы там отлично встанут!

– Раньше не могла сказать? – вдруг закипел Кошкин.

– А чего? – Дуня отскочила за спину его матери.

– Ничего! – взъярился Петр Яковлевич. – Я мастеров застращал, чтобы махонькие часики делали, а оказывается, и такие «прекрасно»!

Боярыня с насмешкой посмотрела на сына:

– Сынок, – перевела она его внимание на себя, – я не слышала, чтобы кто-то сотворил нечто похожее. Твои мастера знатны своим умением!

– Только эти часы не бьют в колокола, – буркнул он, – и по ним не узнать затмений луны и солнца, – смущенно пожаловался Петр Яковлевич и показал на ещё несколько коробок. – Я поручил сразу нескольким повторить куранты в малом размере и каждый сделал по-своему.

Дуня с потрясенным видом смотрела на Кошкина-Ногу и впервые не знала, что сказать.

Механические часы не были большой редкостью в это время, но их делали учёнейшие люди, чьи имена навеки оставались в истории! И часы делались на башню для всего города! На них помимо времени отражались фазы луны, в полдень крутились механические игрушки, а тут сделано просто и лаконично для домашнего пользования, и не кем-нибудь, а мастерами широкого профиля…

Просто взяли и сделали, убрав лишнее! Наверное, кто-то скажет – святотатство, так нельзя и как же без университетов-то, но Дуняша скажет другое:

– Сколько и как быстро твои мастера смогут сделать ещё? – она еле удержалась, чтобы не схватить Кошкина за грудки.

– Думаешь, это можно продать? – неуверенно спросил он.

– Сынок, кажется, твой разум остался в облаках, когда ты болтался там на своем шаре. А я предупреждала тебя, что это небезопасно, – недовольно фыркнула боярыня, и не понятно было, пошутила она или серьёзно.

– Пётр Яковлевич, – влезла Дуня, желая его поддержать. – Ещё совсем недавно мастеров, которые могли сотворить подобные этим диковинки, ослепляли! – воскликнула она, желая показать значимость работы, но позади кто-то охнул и послышался удаляющийся топот ног. Она оглянулась, но увидела только смеющегося Гришаню.

Боярыня тяжело вздохнула и, подозвав своего человека, велела:

– Успокой их там… это боярышня от большого ума так неумело похвалила.

Дуня обиженно посмотрела на свою покровительницу, но та лишь подмигнула, и насмешливо приподняв брови, пояснила:

– Игра слов.

Пётр Яковлевич хмыкнул, а Дуня взяла и согласилась, что она человек большого ума и выдала идею:

– Эти часы надо подготовить к продаже! Мы немножечко преобразим их…

– Ты настаивала на простоте! – упрекнул её Петр Яковлевич.

– Это если бы их можно было надеть на руку, – возразила Дуня. – Так вот, часы можно украсить завитушками, а можно их вложить в руки фигурки девочки-боярышни.

Тут разом хмыкнули Евпраксия Елизаровна и Пётр Яковлевич, но Дуню это не отвлекло.

– Или в лапки лисички. А можно сделать часы в виде солнышка или висящего на ветке яблока, – всё больше выдавала она идей. – Возможно, имеет смысл изготовить несколько образцов, чтобы покупатель понимал размер приобретения, а остальное выставить в виде картинок и изготавливать на заказ.

– Дунь… – позвал её Петр Яковлевич.

– И я думаю, что есть смысл организовать отдельную часовую, потому как это прибыльное дело.

– Дунь! – Кошкин-Нога даже помахал перед её носом рукой, но глаза у девчонки горели, и она ничего не видела.

– А ещё следует разбить изготовление часов на части, чтобы подмастерья делали простенькие детальки, а более умелые мастера брались за сложные, а в целое собирали вообще девушки, поскольку это больше похоже на составление вышивки. И неплохо приспособить выплавку каких-то мелких деталек в формах. Это удешевит и упростит производство.

– Евдокия! – рявкнула боярыня и Дуня удивленно уставилась на неё. – Подготовь записки об устройстве часовой мастерской и подай князю. Это дело государственной важности!

Дуня недоумённо хлопнула глазами, а Пётр Яковлевич возмутился:

– Мама! Я не об этом…

– А я о том, – подняла она руку, останавливая сына. – Никто до подобного не додумался и ни у кого нет таких мастеров, как у тебя. Всех награди, узнай, не нуждаются ли в чём и реши их проблемы. Не забудь усилить охрану своей мастерской.

– Зачем нам князь? – буркнул Петр Яковлевич.

– Петруша, не позорь меня, – рыкнула боярыня и на короткое время установилась тишина.

Дуня с сочувствием посмотрела на Кошкина-Ногу, но ничего по поводу князя говорить не стала. Производство часов действительно может стать важнейшей позицией в княжеской торговле и добавит немало престижа всему княжеству. Но пока князь ничего не знает…

– Пётр Яковлевич, – чуть ли не шепотом позвала его Дуня, – так сколько часов твои сделают до нашего с боярыней отъезда?

Она просительно заглянула ему в глаза, побуждая назвать максимально большую цифру.

– Нисколько, – отрезал он. – Вот это всё, что есть, – и показал рукой на выставленные в ряд короба.

– Дуняша, надо оставить пару часов для подарка князю и княгине, – добила боярыня. – А остальные можем отвезти в Новгород. Там похвастаем нашими мастерами и узнаем цену часам.

– И надо будет сказать, что только в Москве их делают, – вяло согласилась Дуня. – Пусть к нам едут за ними, – мстительно закончила она, но тут же встрепенулась и воодушевленно продолжила: – А вообще, Пётр Яковлевич, собирай караван в Новгород. Раз уж мы туда едем, то грех не воспользоваться ситуацией.

– Мам?

– Собирай, сынок, – одобрила Дунино предложение боярыня. – У меня там есть связи и я их использую.

– Ты небось тоже караван соберешь? – спросил Пётр Яковлевич Дуню.

– А как же? – воскликнула та. – У Евпраксии Елизаровны в Новгороде связи и грех не воспользоваться ими!

– Ой, лиса! – засмеялась боярыня.

А Дуня помялась, не зная, как сказать, что по её задумкам караван должен выйти огромным.

– Евпраксия Елизаровна, а что ежели мы организуем небольшой торговый бум в Новгороде? – зашла со стороны боярышня. – Учиним маленькое культурное безобразие, ударим новинками по устаревшему быту обывателей!

– Дунь, ты чего? Нам поручено вручить дары Михаилу Олельковичу – и всё. Какой «бум»? Никаких «учинить» и «ударить»!

Дуня проблеяла что-то о неисповедимых путях господних, смутилась, дёргано пожала плечами, заслужив подозрительные взгляды обоих Кошкиных, но больше ничего не сказала.

Боярышня решила подождать с признаниями. Ей вдруг подумалось, что ещё неизвестно, поймут ли москвичи намеки кота Говоруна насчет поездки в Новгород, а она получит взбучку прямо сейчас и совсем зазря. А если Кошкины начнут допытываться, то узнают, что объявление пока ещё можно отменить.

На миг мелькнула мысль, что достаточно того, что она пристроит под руку Кошкиной товары своих крестьян и это будет выгодно её семье, а остальные… Какой с них прок, тем более большинство из них мелкие плагиаторы чужих идей.

Но Дуне пришлось напомнить себе о широте своих взглядов и пользе общего развития. Мысль была правильной, но какой-то казенной.

И тут боярышня вспомнила лица мужчин и женщин, занявшихся новым для себя делом. Они же загорелись идеей, заглянули в своё будущее с надеждой и поверили, что сами могут стать творцами своей судьбы. И у них многое получилось, но тут догнала проза жизни в виде отсутствия продаж, которую не все преодолеют. А всего-то надо прямо сейчас вывезти товар за пределы московского княжества и показать его другим покупателям.

«Всего-то», – подумала Дуня и опасливо покосилась на Кошкину.

Боярыне придётся взвалить на свои плечи присмотр за караваном и задействовать новгородские связи, чтобы помочь расторговаться москвичам. У них нет статуса торговых гостей, и эту проблему тоже придётся решать ей.

Но Евпраксия Елизаровна не простая боярыня – она представитель князя со обширными полномочиями. Так чего гонять такого важного человека только по дипломатической миссии? Уж ехать, так ехать!

На этом душевные терзания Дуни завершились, и она с удовольствием продолжила осматривать комплекс мастерских Петра Яковлевича.

Вместе с боярыней она проинспектировала новые варианты бричек, колясок, карет и даже дормеза. Всё выглядело потрясающе новаторски. Отдельно стояла двухместная коляска на ручном приводе, но это скорее как образец научной мысли. Не каждый силач справится с рычагами и стронет с места груженую коляску, а уж о том, чтобы затормозить, не шло речи. Может, когда-нибудь получится модернизировать устройство самоходки, но без всеобщего обустройства дорог это бессмысленно. И всё же гостьям понравился транспортный отдел Петра Яковлевича.

Чуть в стороне стояла изба, где сидели бывшие воины, дожидаясь примерки своих протезов. Они громко обсуждали преимущество и недостатки новых моделей рук и ног, подшучивали над теми, кто пришёл сюда впервые и боялся.

На отшибе возвышалась кузня с грохочущим молотом, приводимым в действие мельницей, и плавильня. Многие идеи потребовали нового качества стали и пришлось заняться этим отдельно.

Пётр Яковлевич потратил немало денег на эксперименты, но всё было не зря. В общем, прогресс шагал семимильными шагами в отдельно взятой мастерской.

Осмотрев ещё несколько изб с мастеровыми, Дуня поспешила домой, чтобы попросить брата сопроводить её к князю Сицкому. Всё ради вежества! С Ванюшкой отправился его дядька и Олежка, так что с Дуниными воинами получилась целая делегация.

Предупредить князя о возможном гигантском обозе не составило труда. Сицкий, конечно, удивился, но зная репутацию Дуни, предпочёл прислушаться. Иван Васильевич доверил ему организацию ямских станций по всему княжеству и неудача с караваном, который обязательно привлечёт к себе его внимание, Сицкому была не нужна.

Довольная собой, Дуня накупила брату сладостей, с одобрением посмотрела, как он делится ими с Олежкой, и все вместе вернулись домой. А там её уже дожидалась Мотя. Она подтвердила, что сплетни кота Говоруна выйдут завтра утром и осталось дождаться результата.

Уже закрывая глаза, Дуня с улыбкой подумала, что если ей удастся привезти в Новгород московские новинки, то они там все обалдеют. И будет всем хорошо. А если у неё получится убедить новгородцев не слушать Борецкую и выставить вдову в любимую ею Литву, то вообще чудесно будет.

Успокоенная тем, что получился какой-никакой план, Дуня уснула с улыбкой на лице.