Текст книги ""Фантастика 2025-151". Компиляция. Книг 1-33 (СИ)"

Автор книги: Максим Петров

Соавторы: Алим Тыналин,Юлия Меллер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 302 (всего у книги 341 страниц)

ГЛАВА 2

Рассказывая сказку в разбойной избе и впитывая в себя восторг слушателей, Дуня позабыла обо всех своих неприятностях. В её голове билось что-то вроде «во я выдала!» И подпрыгивая от избытка эмоций, она заглядывала в глаза деда, не понимая почему тот хмурится, а шаг его стал тяжёл.

– Боярин! – раздался глухой голос из-за одной двери, а в специальной щёлочке, проделанной в центре двери, мелькнули чьи-то глаза.

– Боярин, помилосердствуй! Почто нас тут держат? Похватали и в узилисче сунули, а у меня тут сынок помирает… Прояви милость, боярин! Сынок – недоросль есчё. Ему-то за что муки холодом и голодом?

Дед тащил Дуню, не обращая внимания на раздававшиеся мольбы, а она вслушивалась в особенный говорок просителя. Она раньше тоже четко проговаривала букву «ч», в то время как другие подменяли её на «ш». А этот как-то по-особенному выделял «щ».

– Деда, это что же, новгородец? – спросила она.

– Псковичи мы! – крикнул вослед ей человек.

Еремей потянул Дуню, чтобы не останавливалась, но она успела спросить:

– Как сынка твоего зовут?

– Иваном, а я Харитон Алексеевич Пучинкин, боярин псковский!..

Еремей остановился и постарался разглядеть говорившего, но через отверстие видны были только глаза. Дьяк воровато оглянулся, но в проходе никого не было видно. Он вернулся и, отогнав просителя от щели, сам заглянул в узилище.

Дуня испугалась, что сейчас деду злодей в глаз ткнёт, но обошлось. А Еремей, разглядев лишь высокий рост псковича, отошедшего в сторону, и лежащее в углу тощее тело, негромко спросил:

– Небось нашего князя хулил?

Лицо Пучинкина закаменело, а глаза яростно сверкнули. Видно было, многое он хотел сказать о московском князе, но не в том положении.

– И чего неймётся вам? – ворчливо произнёс Еремей, отстраняясь от двери. – Нежто под крестоносцами лучше?

– Не взять нас лыцарям! – вскипел псковский боярин, приникая к щели и вновь одаряя гневным взглядом.

Но Еремей только недоверчиво покачал головой и сунул руку под полу шубы. Дуня только растерянно глазами хлопала, пытаясь увидеть в вонючем бомже боярина, и уж чего она не ожидала, что дед протянет сидельцу мешочек с монетками.

– На вот, – буркнул он, – купишь еды и горячего питья своему мальцу, а сговоришься, так и жаровню вам поставят. А я лекарку пришлю.

– Благодарствую.

Псковский боярин с достоинством принял мешочек и, надо полагать, склонил голову. Дуня же всей своей женской душой ощутила, как трудно, горько и больно сейчас Пучинкову. Мало того, что унизили и поставили на грань выживания, так теперь молить приходиться о помощи и кланяться. За себя бы этот человек просить не стал, видно сразу – гордый, но за сына…

– Деда, а нельзя ли Ивана Харитоныча выпросить отсюда? Пусть он у нас поживёт, пока за его отца выкуп собирают?

– Дунька, ты сама только по милости Бориса Лукича домой возвращаешься, а в заступницы лезешь! – шикнул на неё Еремей.

Он развернулся и подтолкнул внучку к выходу.

– Идём, нечего тут!

Дуня понимала, что дед прав, но именно потому, что сама чуть не села рядом с теми несчастными, очень хорошо понимала их.

– Деда, а у них не отнимут твой подарок? – спросила она, уже сидя в санях.

– Не должны.

– Но зачем им деньги, если они сидят взаперти?

– Как зачем? За еду платить, за тепло, за весточки.

– Разве их не кормят?

– Может, родственники и кормят, да по Пучинкову видно, что никто не приходит к нему с сыном.

– Деда, а вдруг отца в чужом городе так же схватят и некому будет его покормить? —

обеспокоенно воскликнула Дуня и завертелась, словно желала спрыгнуть с саней и бежать кормить.

– Не ёрзай! Видела же, что я помог псковичу*, – вздохнул Еремей. – Глядишь, попадёт Славка в такую же беду – и его кто пожалеет! А так-то, ежели разобраться, сегодня наш князь сердится на псковичей, а завтра, может, на одной стороне воевать станем против тех же латинян.

– Если сын Харитона Алексеевича умрёт от болезни в приказной избе, то лютым врагом он станет, а не товарищем по оружию, – тихо произнесла Дуня и очень серьёзно посмотрела на него.

Еремей чуть не поперхнулся, поглядел на внучку, но ничего не сказал.

А что тут скажешь?

Дитя и то понимает, что невозможно договариваться, если не соблюдаешь правила! А вот ближнему боярину князя Челядне это непонятно! Его только собственная выгода волнует. Уж не его ли инициатива посадить под замок родовитого псковского боярина?

Тут не знаешь, что и думать: жадность со спесью взыграла у Челядни или измена намечается? Князь Иван Васильевич пытается договориться с новгородцами, отваживает от них псковичей, а тут такая подлость исподтишка содеяна! Харитошка Пучинков, конечно, не посадник, но веса немалого в Пскове, а его в узилище держат!

До самого дома Еремей ехал молча. День только начался, а забот уже полон рот. Как только ворота дома закрылись за боярином, он начал раздавать указания. Дуня только головой вертела и ничего не понимала. А двор на глазах превращался в боевую крепость.

И только появление Катерины смогла объяснить для себя Дуня. Дед переговорил с лекаркой и отправил её в разбойный приказ к сыну псковича. Даже вновь раскошелился и в чём-то настойчиво наставлял.

Дуняша с уважением посмотрела на него, а о себе с горечью подумала, что ничего-то в ней не меняется!

Вот дед – человек дела! Она же посопереживала, даже внесла предложение забрать сына Пучинкова домой, но, по сути, палец о палец не ударила, чтобы помочь. Если у неё что-то получается сделать, то чаще всего случайно, а когда она строит умные планы, то всё не так выходит, как думалось.

– Дунька, иди в дом! Не видишь, у тебя ноги уже мокрые, – рявкнул дед.

И правда, валеночки насквозь промокли! Надо бы их высушить и убрать до следующей зимы. Она побежала переодеваться и греться. Настроение было никакое.

А может, это был откат после того, как она выложилась, рассказывая сказку и наслаждалась восхищением слушателей?

И тогда понятно, почему сейчас всё видится в мрачном свете. Невольно вспомнилось неизменно ровно-доброжелательное настроение в прошлой жизни. Сейчас бы чуточку того равнодушия, а то никакого покоя с имеющимися эмоциями и прорвой энергии!

– Дуняша, что происходит? Чего дедушка опасается? – набросилась с вопросами вернувшаяся от подружки Маша.

Дуня только пожимала плечами. Она не слышала предупреждения Бориса Лукича. Она бы в тот момент и царь-пушки не услышала бы, доведись той грохнуть над ухом.

– Даже Ванятку вооружили, – заметила встревоженная Маша.

Дуню это не впечатлило. Братик уже давно ходил с настоящим ножом! От горшка два вершка, а с ножиком. Так что момент вооружения малявки-козявки она уже пережила. А вот расшатанные нервы потребовали глюкозы, тем более пост закончился.

Глаза у Дуняши раскрылись, в мозгах пошло просветление, взбудораженное возможным поступлением сладости, и она рванула на кухню!

Никто и ничто её не остановит! Она несколько месяцев ждала момента, когда можно будет вновь приготовить щербет, и пирожное, и конфетки, и мороженое…

– Дуня, у тебя такой взгляд… – настороженно произнесла Маша, – что мне страшно.

– Да-а! Не надо стоять на пути между мной и сластями! – жутким голосом, таким же, когда она рассказывала страшные сказки, ответила она.

– Я с тобой! – чрезвычайно серьёзно произнесла Маша и встала рядом. Вид у этой тихони был потешный, но:

– Вместе мы – сила! – придвинулась к ней поближе Дуня.

– Ага!

Остаток дня боярышни провели на кухне. Никому до них не было дела. Зато вечером все были рады угощениям и напряжение всего дня растворилось в небольшом пиршестве.

Хозяюшки выставили на стол запеченое кусочками мясо, покрытое расплавленным сыром, из погреба выставили остатки овощных консервированных закусок, а привычные овощи были обжарены в мясном жиру во вкусной шубке из тонкого теста. Апогеем застолья стали умопомрачительные сладости одна лучше другой.

Уставшие и объевшиеся Дуня, Маша и Ванюша легли спать вместе, а рядом устроились Любаша и наставница Маши. Никто не раздевался.

Напали на дом Дорониных перед рассветом. Дуня спросонья ничего не соображала. Она сидела в обнимку с Машей и братом и слушала. Со двора доносились крики, лязг металла и звук ломающегося дерева.

Как проходило нападение? Дети не знали, как и то, кто побеждал. Им велено было сидеть тихо и никуда не вылазить, но в какой-то момент их оглушил крик:

– Пожар! Горим!

И тогда все заметались. Признаться, Дуня тоже заметалась. Подскочила, начала хватать краски, рисунки, ножичек для вырезания объемных картинок и прочее. Всё летело на застеленную покрывалом постель.

Маша рванула в свою светелку, её наставница подхватила Ванятку и кинулась за ней.

– Боярышня! – воскликнула Любаша. – Надо бежать… дом горит!

– Да, я сейчас! – Дуня оглянулась, не зная, что ещё надо выносить из горящего дома, а позади с шумом что-то влетело в окно. Часть слюды разлетелась, но окно было двойным и частая рамка, в которой была вставлена слюда, придержала предмет.

– А-а-а, – испугалась Любаша, но при этом быстро связала узел из покрывала и уложенного в него барахла.

Дуне ужасно мешала мысль, что надо хватать документы! Этот истерический вопль шёл из другой жизни и сбивал с толку.

– Боярышня, надо бежать! – заорала ей в ухо Любаша и схватив за руку, потащила её вниз, а там… там хода не было.

Вот теперь стало действительно страшно. Наверху казалось, что ситуация не критична, а внизу уже разверзся ад.

Любаша в ужасе бросила узел и прижала боярышню к себе, закрывая её полами одежды.

Дуня нервно огляделась, просчитывая возможность выскочить в ближайшее окно, но прямо у окна шел бой и выпрыгивать туда было нельзя. Хотя вскоре их поджарит так, что они ни о чем думать не будут.

– Наверх! – крикнула Дуня, с трудом вырываясь из объятий застывшей Любаши.

По ступенькам взлетели птицами и побежали к горнице боярыни. Дуняша вспомнила, что оттуда можно спрыгнуть на крышу сарая.

Женщины продолжали метаться, собирая вещи и увязывая их в тюки. Милослава кричала, что ещё надо непременно взять и ей вторил рык ключницы. Наставница Маши пыталась вытолкать резной сундук своей подопечной, но у неё не хватало сил.

А в углу коридора стояла Маша с узелком и держала за руку Ванюшу. Оба они испуганно таращились на суету и жались друг к другу, не понимая, что делать.

Вот тут Дуню, как током пробила собственная бестолковость и глупость женщин. Наверное, это какой-то инстинкт заставлял их бросаться к вещам, а не спасаться.

– Все в мастерскую боярыни! – закричала Дуня, размахивая руками, а Любка вторила ей и подгоняла.

Как только женщины набились туда, то Дуня закрыла дверь и даже подбила тюками щель.

На немой вопрос матери она коротко бросила:

Ключница тут же велела выставить окно и началась эвакуация на крышу сарая. Сначала покидали большую часть тюков, потом начали вылезать сами. Оконце было маленькое, а длинные юбки не добавляли ловкости.

– Яким! – заорала Любаша, когда образовался затор из-за того, что девки боялись отойти от окошка и скатиться с крыши.

– Яким! Помоги!

– Нашла кого просить о помощи, – буркнула Маша и неожиданно схватила тюк с барахлом, которым Дуня прикрыла дверную щель и сунула своей наставнице. – Прыгай на него и принимай других.

– Машка! – схватилась за голову Дуня, услышав взревевшее пламя в коридоре. Сестра по неведению устроила сквозняк и огонь стремительно потянулся к ним. Теперь счет пошел на секунды.

Она не успела ничего сказать, когда одна из девок открыла дверь, чтобы посмотреть, что там загудело.

Пламя тут же рвануло так, что закрытая Дуниной ногой дверь уже ничего не решала.

Опаленная девица визжала на одной ноте, и все впали в ступор.

– Все в окно! Быстро! Спихивайте этих куриц! – Дуня озверела от глупости, страха и непрекращающегося визга.

Милослава с ключницей выталкивали всех без жалости, раздавая оплеухи. Откуда у них только силы брались, но хлёсткие пощёчины оказывали волшебное действие.

– Сыночек, давай, милый! – ласково обратилась мама к Ванечке. – Осторожно перелезай и тихонечко подползай к краю. Если увидишь своих, то проси, чтобы поймали.

Следующей выскочила Дуня с Машей, а Милославу с ключницей уже выгнало прорвавшееся пламя, и одежда женщин загорелась. Дуня тут же столкнула их с крыши и они все вместе кулем свалились в мокрый снег. Она ещё закидала их слякотью и кажется, мама с ключницей отделались испугом, испорченной одеждой и ушибами.

Рвущееся из окон пламя осветило всё вокруг.

Дуня с непониманием смотрела на какое-то нереально огромное количество дерущихся во дворе воинов… Забор был проломлен и бой охватил территорию улицы. Сражающихся было слишком много… откуда они понабежали?

И среди воинов нелепо выделялся Якимка, ошалело размахивающий оглоблей. Он ни на кого не нападал, а всего лишь безыскусно крутил вокруг себя толстой палкой, которой девки отгоняли соседского кобеля, но он так быстро ею вертел, что никто не мог подобраться к валящимся с крыши женщинам.

А бой продолжался, несмотря на сбегающихся горожан тушить пожар. Дуня широко раскрыла глаза, чтобы успевать за всем смотреть и вовремя реагировать на опасности, а может даже спасти кого-то. Недавняя бестолковая беготня не должна была больше повториться!

ГЛАВА 3

Последнее, что запомнила Дуня, это как только что растерянно оглядывавшаяся Маша, скатившаяся с крыши, вдруг подскочила и рванула к воротам конюшни, чтобы снять засов и выпустить лошадей. Обезумевшие животные уже выбили перегородки внутри, но никак не могли выскочить из конюшни. Как только Маша скинула деревянный запор, лошади рванули вон, сбивая с ног свою спасительницу и разбрасывая в стороны, сцепившихся в драке людей.

Дуня тоже еле успела податься в сторону.

Очнулась она в незнакомом месте, утопая в перине. В ногах лежала Любаша и тихо посапывала.

– Где мы? – приподнявшись на локтях, хрипло спросила Дуня. Воздух в помещении был сухой и в горле пересохло.

Любаша вздрогнула, посмотрела на свою боярышню и разрыдалась.

– Что с Машей? Я видела, как её…

Любаша ещё горше заплакала, и у Дуни от осознания непоправимого тут же защипало глаза, а потом она стала задыхаться. Любаша вытаращилась на неё, а Дуняша никак не могла вздохнуть. Девушка принялась тормошить боярышню. Головёнка подопечной моталась из стороны в сторону, и тогда Люба закричала:

– Помогите!

Через минуту набежали боярыни, а сквозь них пробилась лекарка. Она приподняла голову девочки, сунула ей под нос какой-то корешок, и Дуняша открыла глаза.

– Маша? Мертва, да? – слабым голоском спросила она и разрыдалась.

– Да кто тебе сказал такую чушь? – послышался возмущенный голос боярыни Кошкиной.

– Жива Машенька! – подтвердила Милослава. – Мы за тебя боялись…

Дуня вопросительно перевела взгляд на Любашу и это заметили остальные.

– Что ты сказала моей дочери? – накинулась на неё Милослава.

– Я? Я… я ничего, я расплакалась от радости, что очнулась наша разумница!

Дуня буквально упала на постель и прикрыла глаза.

Любашу отчитывали, а Дуня в этот раз не заступилась за неё. Девушка со своей любовью к Якимке стала рассеянной и витала в облаках, придумывая как заживет с любимым.

Дуня ревновала Любашу. Одно дело, когда старшая подруженька жила интересами Дуни, восхищалась ею, а другое… И вот понимание собственного эгоизма не добавляло Дуне хороших мыслей о себе. Экой она стала барыней-сударыней!

Вокруг Дуняши захлопотала мама с Евпраксией Елизаровной, им помогала молодая жена Петра Яковлевича и множество каких-то тёток.

Все пожелания Дуни выполнялись мгновенно! Её усадили в ворох подушек, выставили огромный поднос с разными сладостями и ждали новых пожеланий. Ей такая забота была приятна, но, как назло, ничего не хотелось. Она тщательно прислушивалась к себе, надеясь, что проснется тысяча хотелок, но бесполезно.

И именно эта вялость всех тревожила. Дуня сама расстроилась, что в кои-то веки ловят каждое её слово, а у неё нет сил ни на что, словно выгорела.

Её на руках отнесли проведать таких же вялых Машу и Ванюшу. Сестра и брат отделались испугом и тоже оставались в постели. Дуня лениво констатировала для себя, что у всех них шоковое состояние и приготовилась терпеливо пережидать эдакую несуразицу.

А вечером во двор Кошкиных въехал княжич Иван Иваныч, но Дуня уже уснула, и как ей потом сказали, её настырный приятель всё равно прошёл и посмотрел на неё издалека. Боярыни возмущались его упёртостью и попранием приличий, а Дуня, трижды расспросила о визите княжича во всех подробностях, расцвела и втайне осталась довольна.

Покой и забота сделали своё дело, и утром следующего дня Дуняша уже оббегала всю женскую половину терема, узнавая новости. Оказывается, по приказу княгини на дворы Дорониных и Полуэктовых напали боярские дети с её земель. Им приказали вырезать изменщиков!

Но на помощь пришли люди боярина Кошкина, князя Холмского, окольничего Ощеры и боярские дети, подчиненные им. Так что Дуне не показалось, что сражающихся было очень много. Ситуация могла трактоваться как бунт, и вся Москва гудела растревоженным ульем.

Дуня жадно слушала сплетни про себя и счастливо улыбалась. Какая же она известная личность, оказывается! Может теперь дома её постыдятся наказывать?

Она благосклонно вызнала, что люди приписывают ей создание новых игрушек на базаре и помнят о прозревшей бабе на паперти, а также ждут новости о судьбе Якимки.

Тут Дуня закусила губу и нахмурилась. Ну что за город? Всем всё интересно и все обо всем в курсе!

Она уже не удивилась, когда горожане назвали княжича её закадычным дружком и сама осталась в недоумении, как старая княгиня могла ополчиться на неё, такую славную девчушку!

А вот слухи про ворожею, отравленный пояс и Наталию почему-то ходили путанные. То ли Мария Борисовна намеревалась отравить свекровь, то ли Ярославна покусилась на невестку… разное болтали. Но поджоги домов в городе все единогласно осуждали! Вот только опять не понимали кого винить в них.

Дуня собрала все слухи и села подумать.

Путанные слухи – это неспроста! Похоже, что на ниве информационного поля работают обе стороны и каждая выдаёт свою версию событий. Ясно одно, Ярославна настроена решительно и не собирается отступать, хотя кругом виновата.

А Мария Борисовна смиренно ждёт мужа. Ждет, страдает, и ничего не делает.

Разнервничавшаяся Дуня не усидела и сбегала перекусить. Раздобыв себе булочку с изюмом, она сосредоточенно взялась его оттуда выковыривать и есть, а крошки потом рассыпала у крылечка. Наблюдая за птичками, Дуня попыталась понять пассивность молодой княгини в этой ситуации. Отстраненную созерцательность скорее можно было ожидать от бояр и князей, но они как раз сцепились друг с другом, используя повод. А Мария Борисовна осталась в стороне.

Дуня отогнала от налетевших на крошки воробьев ворону и решила, что Мария Борисовна делает ставку на мужа. Может и правильно. Она не боец, но не дура. А значит, бездействие и ожидание мужа – это позиция, причем с расчетом на долговременный эффект! Сработала бы только…

Боярин Кошкин приютил весь двор Дорониных и в доме было шумно. Отовсюду слышались разговоры о случившемся нападении, о вмешательстве в княгинину расправу знатных родов и как сложится в дальнейшем.

Яков Захарьич с утра до вечера принимал бояр и князей, щедро угощал яствами, пил с ними стоялые меды и разговаривал. Дед Дуни был рядом с ним.

Евпраксия Елизаровна с невесткой тоже не сидели сложа руки и общались с другими боярынями и княжнами. С каждым днём раскол между боярами увеличивался и обострялся.

Все понимали, что ещё немного и приезд Ивана Васильевича уже ничего не решит.

Старая княгиня больше не отбивалась от обвинений, а сама обвиняла невестку в колдовстве и собиралась стать спасительницей народа. По старой привычке Ярославна дарила подарки, обещала почетные должности тем, кто поддержит её, но склоняли голову перед ней пришлые князья, да бояре.

Москвичи волновались, не зная, кому и чему верить.

И когда на двор Кошкиных ступил отец Феодосий, наставник маленького княжича, и захотел поговорить с Дуняшей Дорониной, то все очень удивились. За прошедшие дни казалось, что никого уже не интересует правда.

Дуня упиралась, как могла, не желая выходить к отцу Феодосию, но это ничего не изменило.

Взволнованная оказанной честью Милослава сама поставила дочь перед ним и Дуне пришлось отвечать на его вопросы.

– Понимаешь ли ты, какое зло сотворила? – неожиданно устало спросил он её, после того как выслушал.

Дуня с изумлением посмотрела, но Феодосий лишь махнул рукой и сам же ответил:

– Не понимаешь. А знаешь ли ты, что княжич пошел к Марии Ярославне и заявил ей, что если ты умрешь, то он ей этого не простит?

– Иван Иваныч? – просияв, глупо уточнила Дуня.

Отец Феодосий тяжело вздохнул и продолжил:

– А княгиня залепила ему оплеуху, чтобы не смел указывать и давить на неё. Рука у Марии Ярославны тяжелая, княжич упал.

Дуняша нахмурилась, а отец Феодосий продолжил:

– Меня Иван Иваныч упросил тебя проведать.

Боярышня робко посмотрела на него, но более ничего не услышала.

Образовалась пауза. Наконец, княжеский наставник отмер:

– Ты девочка смышленая, хоть и нравная, должна понять, что не стоило тебе влезать в разборки между княгинями. Видишь, к чему это привело?

Дуняша внимательно посмотрела отца Феодосия. Вряд ли он приехал потому, что его просил княжич. Феодосий птица высокого полета. Но наставник здесь, и он искренне обеспокоен происходящим. Наверняка в его голове есть разные варианты развития событий, но похоже, что Феодосий колеблется.

Дуня нервно покусала губу новыми зубками, пытаясь сообразить, к чему последний вопрос Феодосия. А потом решила высказаться, потому что молчи-не молчи, а захотят и сделают козой отпущения.

– Раз вас беспокоит разлад между людьми из-за княгинь, так ясно скажите народу свою позицию.

– Мою?

– Церкви.

– Вот ты куда замахнулась? – хмыкнул он, а потом неожиданно спросил: – Предлагаешь выступить нам в качестве судей?

Дуня заметила, как хищно встрепенулись ноздри старца, словно он вышел на охоту.

– Это почётно, – как можно безразличнее Дуня пожала плечами.

– И церковь должна поддержать сторону Марии Борисовны, потому что Мария Ярославна… по-твоему, замыслила зло?

– По-моему? – фыркнула Дуня, чувствуя, что в душе растёт неконтролируемое возмущение. – По-моему?! – задыхаясь повторила она и наградив княжьего наставника разочарованным взглядом, отвернулась.

Отец Феодосий помолчал, а потом неожиданно произнес:

– Нельзя допустить, чтобы дурная слава пошла о княгине. Это позор всей семье и нам.

Дуня встрепенулась, хотела сказать что-нибудь ёмкое на счет Ярославны, но опустила глаза.

Отец Феодосий подавлял её. По сравнению с ним она казалась себе легкокрылой бабочкой, но зато легковесные красавицы видят окружающее по-другому и тоже могут удивить! Она собралась с духом и медленно проговорила всем известное:

– Те, кто поддерживает Марию Ярославну, ставят в упрек молодой княгине, что она родила ему только одного наследника. И лают её за это по-всякому.

– Есть такое, – согласился отец Феодосий. – Не исполняет она свой долг.

Дуня сжала кулаки и спрятала их в длинных рукавах. Вот ведь… А потом вспылила, открыто посмотрела на старца и не скрывая враждебности к его последним словам, четко и ровно припечатала:

– Всем тем людям за злословие перед богом ответ держать!

– Ишь ты, – насупился княжий наставник, ведь сопля ему сейчас пригрозила! Он открыл рот, чтобы осадить отроковицу, но она не унималась и чуть ли не выкрикнула ему в лицо:

– Мы все благословлены тем, что у нас есть ОДИН наследник.

Дуня больше не отводила взгляда.

– Ради нас всех Мария Борисовна несёт свой крест. Один наследник! Понимаете, что это значит?

Отец Феодосий угрюмо смотрел на неё, и Дуня гадала, признает ли он, что большинство бед на Руси было из-за дележки наследства?

– А ежели умрёт княжич? – глухо спросил Феодосий.

– А нечего его подставлять под руку сумасшедшей старухи! – огрызнулась Дуня и тут же ей влепили подзатыльник, да такой, что у неё лязгнули зубы. Но всё же она сделала попытку ещё раз ответить:

– Всё в руках божиих. Если что-то случится с Иван Иванычем, пока он маленький, так у нас Иван Васильевич ещё молод.

Дуня не стала вдаваться в варианты получения новых наследников. Слишком скользкая тема.

Вот если произойдет беда с Иван Ивановичем, то тогда и думать, а сейчас нечего.

– Кхм, – Феодосий не раз уже поражался насколько дети могут быть откровенны и прямолинейны, но то мальчики, а тут девчонка.

– Или через десять-двенадцать лет у нашего князя появится внук, – добила отца Феодосия Дуня, да ещё развела ладошки в стороны, показывая, что не видит проблемы.

Наставник княжича хмуро смотрел на Доронину и пытался понять, чьи слова она говорит. Но тут девочка горделиво приосанилась, вздёрнула подбородок и чеканя каждое слово произнесла:

– Мария Борисовна исполнила свой долг перед князем и народом, а большего желать – беду кликать.

Дуня стояла с царственным видом, дожидаясь реакции на свои высказывания. Она сказала кощунственную вещь: один ребенок – это благо для князя и княжества!

И пусть Феодосий не делает вид, что не знает о том, как князь мешал своим братьям жениться, не желая продолжения их рода. Все в княжестве осознают, что вопросы наследования стоят как никогда остро.

Сейчас время собирания земель, а не раздачи наделов сыновьям с расчетом на то, чтобы не обиделись. В Европе объединяются королевства, пытаясь создать новые империи и если на Руси по-прежнему останутся княжества и республики, то уже через десятилетия их начнут пожирать новые соседи.

А ещё Феодосий должен просчитать, что будет если у Ивана Васильевича появится новая жена! Новая жена – новые дети, а возле них образуются новые партии алчущих власти бояр.

Так было всегда.

И тут Дуню прошила мысль, что возможно церковникам только это и надо!

Не нужен им собиратель земель, а угоднее непреходящая свара между князьями! В таком разе всегда к ним обращаются за поддержкой.

Совсем запутавшись, Дуня с подозрением посмотрела на наставника княжича, но его лицо было непроницаемым.

Наконец, он поднялся со скамьи и опираясь на посох, пошёл к выходу, ничего не говоря.

Остановился, обернулся, чему-то покивал и… благословил её. Дуня подбежала и поцеловала руку.

Потом она ждала, что дед и хозяева дома будут расспрашивать её о беседе с отцом Феодосием, но Петр Яковлевич со смехом шепнул ей, что их подслушивали и теперь все в доме бурно обсуждают её слова о непростой доле Марии Борисовны, о будущем маленького Иван Иваныча и примеряют ситуацию с одним наследником на всю историю Руси.

Дуне оставалось только нервно сглотнуть. Вот ведь, наболтала с три короба. К добру ли? К худу ли?