Текст книги ""Фантастика 2025-151". Компиляция. Книг 1-33 (СИ)"

Автор книги: Максим Петров

Соавторы: Алим Тыналин,Юлия Меллер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 271 (всего у книги 341 страниц)

Брисбен нагнулся над документами:

– Интересно. А что вы хотите взамен?

– Хочу, чтобы американцы знали правду. – Я откинулся в кресле. – И еще хочу разместить рекламу своих благотворительных фондов в вашей газете.

– Каких фондов? – поинтересовалась Хелен Рид.

– «Фонда поддержки американских фермеров», «Комитета помощи безработным», «Ассоциации малого бизнеса.» – Я перечислил их как молитву. – Организации, которые действительно помогают людям, а не покупают политиков.

Брисбен усмехнулся:

– И сколько стоит эта реклама?

– Пятьдесят тысяч долларов за полгода. – Я назвал сумму без выражения, словно речь шла о цене газеты.

В кабинете повисла тишина. Пятьдесят тысяч долларов для газеты 1931 года – это годовой бюджет небольшого издания.

Хелен Рид первой пришла в себя:

– Это очень щедрое предложение, мистер Стерлинг.

– Я щедрый человек, когда дело касается правды. – Я улыбнулся. – И еще более щедрый, когда дело касается борьбы с ложью.

– А если эти документы окажутся подделкой? – спросил Брисбен.

– Тогда можете вернуть деньги и написать разоблачительную статью обо мне. – Я встал. – Но сначала проверьте их у независимых экспертов. Думаю, результат вас удивит.

Затем я снова сел и достал записную книжку:

– Артур, что такое современная информационная война? Это не только то, что пишут в центральных газетах. Это то, что читают люди в глубинке, что слышат по радио, что обсуждают в барах и на заводах.

– И что вы предлагаете?

– Создать сеть. – Я открыл записную книжку. – У меня есть список тридцати местных газет в ключевых штатах. Все они на грани банкротства, все их редакторы готовы на сотрудничество за… скажем так, разумную плату.

Брисбен заинтересованно наклонился:

– Какую именно плату?

– От пяти до десяти тысяч за газету. В зависимости от тиража и влияния. – Я пролистал страницы. – «Youngstown Vindicator» в Огайо – восемь тысяч. «Milwaukee Journal"» в Висконсине – десять. «Cedar Rapids Gazette»" в Айове – пять.

Хелен Рид быстро считала в уме:

– Это больше двухсот тысяч долларов.

– Именно. Но взамен мы получаем контроль над информационным потоком в ключевых регионах. – Я закрыл записную книжку. – Представьте, что в один день тридцать газет публикуют материалы о связях сенатора Ритчи с банкирами. На следующий день, о том, как губернатор Рузвельт помогает простым людям.

Брисбен покачал головой:

– Это же покупка прессы.

– Артур, а что сейчас делают банкиры Моргана? – Я повернулся к нему. – Они размещают «рекламные контракты» в изданиях, которые пишут в их пользу. Они финансируют исследовательские институты, которые публикуют нужные отчеты. Они создают общественные организации, которые лоббируют их интересы.

– Но мы же журналисты, а не политики!

– Именно поэтому вы и должны бороться с покупкой прессы покупкой прессы, – усмехнулся я. – скажите, как еще можно донести правду до людей, если все крупные медиа контролируются теми, кому эта правда невыгодна?

Глава 4
Информационное наступление

Брисбен задумчиво потер подбородок:

– Мистер Стерлинг прав. Мы живем в мире, где информация – это товар. И если мы не покупаем этот товар, его покупают наши противники.

– Но есть же принципы журналистской этики! – возразила Хелен Рид.

– Миссис Рид, – сказал я мягко, – а какая этика в том, чтобы позволить банкирам купить президентские выборы? Какая этика в том, чтобы молчать, пока миллионы американцев голодают, а их правительство ничего не делает?

– Мистер Стерлинг, – вмешался Брисбен, – предположим, мы согласимся на сотрудничество. Как именно будет выглядеть наша работа?

– Очень просто. – Я встал и подошел к окну. – Вы публикуете правдивые материалы о финансировании политических кампаний. Я размещаю рекламу своих фондов. Никакой прямой связи, никаких письменных соглашений.

– А если нас уличат в сговоре?

– В каком сговоре? – Я обернулся. – В том, что «Herald Tribune» ищет правду, а благотворительные организации размещают рекламу? Это же нормальная деловая практика.

Брисбен усмехнулся:

– Мистер Стерлинг, а у вас есть конкретные материалы для публикации?

– Конечно. – Я вернулся к столу и достал еще одну папку. – Вот записи телефонных разговоров между представителями Альянса промышленной стабильности и организаторами кампании сенатора Ритчи. А вот протоколы закрытых собраний «Лиги защиты конституции». Совсем еще свежие.

Хелен Рид взяла одну из бумаг:

– Откуда у вас записи телефонных разговоров?

– У меня хорошие связи в телефонной компании. – Я пожал плечами.

– Это же подслушивание частных разговоров!

– Иногда частные дела становятся общественными проблемами. – Я посмотрел на нее серьезно. – И тогда общество имеет право знать правду.

Брисбен изучал документы:

– Эти материалы выглядят достоверно. Но нужна независимая проверка.

– Разумеется. Проверяйте сколько угодно. – Я снова сел. – Но помните: пока мы проверяем, наши противники действуют. Каждый день промедления, это еще один день, когда ложь опережает правду.

В кабинете снова повисла тишина. За окном гудел вечерний Нью-Йорк, а в редакции продолжали грохотать печатные машины, производя завтрашние новости.

– Хорошо, – наконец сказала Хелен Рид. – Предположим, мы начинаем сотрудничество. С чего начинаем?

– С радио, – сказал я. – Газеты – это хорошо, но радио доходит до людей, которые не умеют читать. Сколько радиостанций готовы к сотрудничеству?

– В Нью-Йорке – три. В Чикаго – две. В Бостоне, Филадельфии, Детройте – по одной. – считал на пальцах. – Итого около десяти станций с хорошим покрытием.

– И какова цена их патриотизма?

– От пятнадцати до двадцати пяти тысяч за станцию. За полгода «образовательных программ» о состоянии американской экономики.

Брисбен усмехнулся:

– С участием экспертов?

– Естественно, – улыбнулся я. – Кто лучше губернатора Рузвельта может объяснить простым людям, что происходит с их страной?

– А что насчет оппозиции? – спросила Хелен Рид. – Они же не будут сидеть сложа руки.

– Конечно не будут. – Я встал и прошелся по кабинету. – Они попытаются нас дискредитировать, создать контрматериалы, возможно, даже применить давление.

– Какое давление? – поинтересовался Брисбен.

– Экономическое. Банки могут отозвать кредиты у газет, рекламодатели – отказаться от размещения объявлений. – Я остановился у окна. – Поэтому нам нужна подушка безопасности.

– В виде ваших рекламных контрактов?

– Именно. Пятьдесят тысяч долларов для «Herald Tribune», по десять-пятнадцать для местных газет, по двадцать для радиостанций. – Я обернулся. – Этого достаточно, чтобы пережить экономическое давление.

Хелен Рид задумчиво кивнула:

– А если давление будет не только экономическим?

– Тогда у нас есть еще один козырь, – улыбнулся я. – Брисбен знает, как организовать утечки компрометирующих материалов в самый подходящий момент.

Брисбен многозначительно улыбнулся:

– Да, у меня есть интересная коллекция документов о финансовых махинациях некоторых уважаемых граждан.

– Шантаж? – возмутился Брисбен.

– Артур, это называется взаимное сдерживание, – поправил я. – Они не трогают нас, мы не трогаем их. Классический принцип дипломатии.

– Но мы же не дипломаты!

– Мы воины информационной войны. А в войне действуют другие правила. – Я вернулся к столу. – Итак, господа, мы пришли к соглашению?

Хелен Рид переглянулась с Брисбеном:

– Нам нужно время на размышления.

– Времени у нас немного, – предупредил я. – Каждый день промедления играет на руку нашим противникам. Но я понимаю вашу осторожность.

Я собрал документы и убрал их в портфель:

– Даю вам неделю. За это время можете проверить подлинность документов, обдумать предложение, посоветоваться с коллегами.

– А что если мы откажемся? – спросил Брисбен.

– Тогда найду других партнеров. – Я пожал плечами. – Артур, честных журналистов в Америке больше, чем может показаться. Просто не все из них работают в крупных изданиях.

Брисбен встал:

– Мистер Стерлинг, а могу я задать личный вопрос?

– Конечно.

– Зачем вам всё это? У вас есть деньги, положение, успешный бизнес. Зачем рисковать всем ради политики?

Я остановился у двери и обернулся:

– Знаете, Брисбен, есть вещи дороже денег. Есть вещи важнее личного успеха. – Я посмотрел на каждого из них. – Иногда человек просто обязан делать то, что считает правильным. Даже если это опасно.

– И вы считаете правильным вмешиваться в выборы?

– Я считаю правильным не давать банкирам покупать выборы, – поправил я. – Разница колоссальная.

Выйдя из редакции, я почувствовал странное облегчение. Первый шаг был сделан. Теперь оставалось дождаться ответа и надеяться, что честность окажется сильнее страха.

Но в глубине души я знал, что ответ будет положительным. Потому что в 1931 году в Америке еще оставались люди, которые верили в правду больше, чем в деньги.

Хотя и не намного больше.

Через два дня утро началось с победного грохота. О’Мэлли ворвался в мой кабинет с охапкой газет, словно римский гладиатор, несущий трофеи с поля битвы.

– Босс, посмотрите на это! – Он разложил газеты на столе веером. – Мы их достали!

«New York Herald Tribune» красовалась заголовком во всю первую полосу: «ТАЙНЫЕ КУКЛОВОДЫ АМЕРИКАНСКОЙ ПОЛИТИКИ». Чуть меньшими буквами шел подзаголовок: «Банкиры с Уолл-стрит выбирают президента за американских граждан».

– Хелен Рид не подкачала, – пробормотал я, разворачивая газету.

Статья Артура Брисбена занимала целых три колонки. Он не просто пересказал наши документы, он превратил их в настоящее журналистское расследование. Фотокопии банковских переводов, выдержки из протоколов «Лиги защиты конституции», цитаты из закрытых встреч сторонников Ритчи. Все подано так, что даже неграмотный докер понял бы: кто-то пытается купить выборы.

– А остальные? – спросил я, кивнув на другие газеты.

– «Newark Evening News» – заголовок «КТО ФИНАНСИРУЕТ ВАШЕГО КАНДИДАТА?» «Philadelphia Inquirer» – «СЕКРЕТНЫЕ ДЕНЬГИ В ПОЛИТИКЕ». – О’Мэлли зачитывал, как школьник, получивший пятерку за сочинение. – И это только в крупных изданиях.

– Впечатляет. А как дела в регионах?

О’Мэлли показал другие газеты:

– Двенадцать местных газет опубликовали материалы вчера вечером. «Youngstown Vindicator» дала заголовок «БАНКИРЫ ПРОТИВ РАБОЧИХ». «Milwaukee Journal» – «ВОСТОК ПРОТИВ СРЕДНЕГО ЗАПАДА». «Cedar Rapids Gazette» просто написала: «НАС ОБМАНЫВАЮТ».

– Реакция читателей?

– Телефоны в редакциях не замолкают с шести утра. – О’Мэлли продолжал торжествующе ухмыляться. От радости он перестал хромать. – В Огайо конгрессмен Дженкинс уже потребовал расследования «иностранного влияния на американские выборы». В Висконсине местный профсоюз сталеваров принял резолюцию против «банковской диктатуры».

Я откинулся в кресле, чувствуя странное удовлетворение. Наконец-то правда начинала работать. Но это только первая волна атаки.

– А какие новости от наших друзей-оппонентов?

– Сенатор Ритчи уже выступил с заявлением, – ирландец достал утреннюю сводку телеграфных агентств. – Назвал публикации «злобной клеветой» и «попыткой дестабилизировать демократический процесс».

– Звучит убедительно?

– Как речь человека, которого поймали с рукой в чужом кармане, – усмехнулся помощник. – Слишком много эмоций, мало фактов.

– Отлично. Значит, наши документы их серьезно напугали. – Я постучал пальцем по подлокотнику кресла. – А теперь самое время нанести второй удар.

За окном уже кипела обычная утренняя жизнь Уолл-стрит. Клерки спешили в офисы, мальчишки-посыльные носились между зданиями, автомобили протискивались между конными повозками.

– Пора переходить к радио. Сколько станций готовы к сотрудничеству?

– Десять станций в семи городах. WJZ здесь, в Нью-Йорке, готова начать уже сегодня.

– Превосходно. Организуй встречу с их директором программ. Скажите, что у нас есть предложение о серии «образовательных передач».

– Какого характера?

– «Американская экономика в переломный момент». Эксперты объясняют простым людям, что происходит с их страной. – Я повернулся к окну. – И кто пытается ими манипулировать.

Через час мы ехали по Бродвею к зданию радиостанции WJZ.

Эдвард Клэп, директор программ WJZ, оказался нервным человеком лет сорока с вечно дергающимся левым глазом. Радиобизнес в 1931 году еще не приносил больших денег, и Клэп явно нуждался в дополнительном финансировании.

– Мистер Стерлинг, – сказал он, усаживая нас в своем тесном кабинете, – Мне рассказали о вашем предложении. Очень интересно, очень… эм, патриотично.

– Мистер Клэп, – ответил я, – радио – это будущее. Люди больше не хотят читать длинные статьи в газетах. Они хотят слышать живой голос, который объяснит им сложные вещи простым языком.

– Полностью согласен. Но понимаете, образовательные программы не очень популярны у наших слушателей. Они предпочитают музыку, развлечения…

– Именно поэтому мы готовы спонсировать передачи. – Я достал из портфеля чек. – Двадцать тысяч долларов за полгода еженедельных программ.

Глаз Клэпа перестал дергаться. Двадцать тысяч долларов для радиостанции – это годовой бюджет.

– Это очень щедро, мистер Стерлинг. А кто будет выступать экспертом?

– У нас есть несколько кандидатур. Губернатор Рузвельт согласился принять участие в первой передаче.

– Губернатор Рузвельт? – Клэп чуть не подавился кофе. – Франклин Д. Рузвельт?

– Именно он. Думаю, ваши слушатели будут заинтересованы услышать мнение одного из самых успешных губернаторов страны об экономических проблемах.

Клэп быстро считал в уме потенциальную аудиторию. Рузвельт на радио – это сенсация, которая привлечет тысячи новых слушателей.

– Когда мы можем начать?

– Завтра вечером, если возможно.

– Конечно возможно! – Клэп вскочил с кресла. – Я лично организую лучшую студию, подберу лучшее время в эфире!

Мы договорились созвониться позже. Я поехал в офис. Теперь осталось договориться с губернатором. Не думаю, что это сложно.

Но когда я позвонил Рузвельту после нашей встречи с Клэпом, и сказал про выступление, в трубке повисла долгая пауза.

– Билл, – наконец сказал губернатор, – я понимаю важность радио. Но выступление в прямом эфире… Это очень рискованно.

– В каком смысле рискованно?

– В политическом смысле. Если я скажу что-то не то, это мгновенно дойдет до тысяч слушателей. Нет никаких возможностей исправить или пояснить.

Я слышал в его голосе не страх, а осторожность опытного политика. Рузвельт был прав, радио в 1931 году было относительно новым средством массовой информации, и многие политики еще не научились им пользоваться.

– Франклин, – сказал я, – именно поэтому радио и эффективно. Люди услышат живой голос, а не отредактированный текст в газете. Они почувствуют искренность.

– А что, если они почувствуют неискренность?

– Тогда мы проиграем. – Я решил играть честно. – Но если мы вообще не попробуем, мы проиграем наверняка.

Еще одна пауза.

– Сколько времени у меня будет на подготовку?

– Два дня. Можете написать основные тезисы, но лучше говорить своими словами.

– Хорошо, Билл. Но с одним условием.

– Слушаю.

– Никаких прямых атак на Ритчи или других кандидатов. Только общие принципы, только экономические вопросы.

– Согласен.

– И еще одно. Если передача пройдет неудачно, больше никаких радиовыступлений.

– Договорились.

Вечером назначенного дня черный «паккард» губернатора подкатил к зданию радиостанции ровно в половине седьмого. Шофер вышел первым, затем помог Рузвельту выбраться из машины. Губернатор опирался на трость и слегка прихрамывал, но держался с достоинством человека, привыкшего не показывать слабости.

– Билл! – Он протянул мне руку. – Надеюсь, ваша радиостанция готова к губернатору-калеке?

Эта самоирония была типична для Рузвельта. Он никогда не жалел себя и не позволял другим жалеть его из-за полиомиелита.

– Мы готовы к будущему президенту, – ответил я, помогая ему подняться по ступенькам.

В студии Клэп суетился как наседка. Он лично проверил каждый микрофон, отрегулировал освещение и даже принес губернатору специальное кресло.

– Господин губернатор, – сказал он, вытирая пот со лба, – это большая честь для нашей станции. Огромная честь.

– Спасибо, мистер Клэп. – Рузвельт устроился в кресле и попробовал микрофон. – Проверка, проверка. Как слышно?

– Отлично! Прекрасно! – Клэп метался по студии. – Эфир через пять минут!

Я сел в углу, откуда мог видеть губернатора. Он выглядел спокойным, но я заметил, как он сжимает и разжимает кулаки, старая привычка, которая выдавала нервозность.

– Три минуты! – крикнул техник.

Рузвельт закрыл глаза и сделал несколько глубоких вдохов. Когда он открыл глаза, я увидел в его взгляде ту же решимость, которая через год приведет его к победе на выборах.

– Одна минута!

Губернатор выпрямился в кресле и положил руки на стол перед микрофоном. В эти последние секунды он превратился из человека с физическими ограничениями в политического лидера.

– В эфире!

И тогда прозвучал тот голос, который скоро станет самым узнаваемым в Америке:

– Дорогие соотечественники, сегодня наша страна переживает трудные времена…

Все время передачи я сидел в студии WJZ, наблюдая за тем, как губернатор Рузвельт превращает радиоэфир в личную беседу с миллионами американцев.

– Дорогие соотечественники, – говорил Франклин в микрофон, – сегодня наша страна переживает трудные времена. Миллионы людей потеряли работу, тысячи семей лишились домов, сотни банков закрылись. И многие спрашивают, почему это произошло?

Его голос звучал тепло и убедительно. В нем не было снобизма политика или сухости экономиста. Простой человек, разговаривающий с простыми людьми.

– Я скажу вам правду, которую вы не услышите от других. Наши проблемы начались не вчера и не с краха на бирже. Они начались тогда, когда небольшая группа людей решила, что знает лучше всех, как должна развиваться Америка.

В студии стояла абсолютная тишина. Даже технические работники перестали шуршать бумагами.

– Эти люди контролируют банки, которые дают кредиты вашим предприятиям. Они контролируют компании, которые определяют цены на товары первой необходимости. И теперь они хотят контролировать выборы, чтобы решать за вас, кто будет вашим президентом.

Рузвельт сделал паузу, позволив словам дойти до слушателей.

– Но знаете что? Америка принадлежит не банкирам с Уолл-стрит. Америка принадлежит фермерам из Айовы, рабочим из Детройта, учителям из Огайо, владельцам небольших магазинов из тысячи маленьких городков. Принадлежит вам. И только вы имеете право решать ее судьбу.

Телефоны в студии начали звонить еще до окончания передачи. Клэп метался между аппаратами, записывая звонки слушателей.

– Губернатор, – крикнул он через всю студию, – у нас уже больше ста звонков! Все поддерживают!

Рузвельт улыбнулся и продолжил:

– В ближайшие месяцы вы будете слышать много красивых слов от разных кандидатов. Кто-то будет обещать вам возврат к «старым добрым временам». Кто-то будет предлагать простые решения сложных проблем. Но помните, что те, кто создал проблемы, не могут их решить. Нужны новые люди, новые идеи, новая политика.

После передачи мы спустились к выходу, где нас ждал шофер губернатора. Рузвельт устало опирался на трость, длительное сидение в неудобной позе давалось ему нелегко.

– Билл, – сказал губернатор, когда шофер открыл дверцу автомобиля, – вы создали что-то большее, чем избирательную кампанию.

– Что именно?

– Революцию. Информационную революцию. – Он устроился на заднем сиденье и закурил сигарету. – Впервые за много лет люди услышали правду о том, кто реально правит страной.

– И как вы думаете, они отреагируют?

– Они проголосуют. – Рузвельт улыбнулся. – И не за того, кого выберут для них банкиры.

Шофер завел двигатель, и «паккард» плавно отъехал от тротуара, направляясь к железнодорожному вокзалу. Губернатор возвращался в Олбани ночным поездом.

Я же отправился в офис, чтобы оценить результаты первого дня информационного наступления.

О’Мэлли встретил меня с очередной пачкой телеграмм:

– Босс, сообщения идут со всей страны. Радиопередачу слушали в Чикаго, Бостоне, Филадельфии. Местные станции просят копии для повторной трансляции.

– А реакция оппозиции?

– Пока тишина. Но это подозрительная тишина. – Ирландец нахмурился. – Слишком спокойно для людей, которых только что обвинили в попытке купить выборы.

Он был прав. Альянс промышленной стабильности не мог просто проигнорировать такую атаку. Значит, они готовили ответ. И скорее всего, этот ответ будет болезненным.

Теперь оставалось дождаться контратаки и быть готовыми к ней. Потому что в войне против тех, кто контролирует деньги и власть, нет места для самоуспокоенности.

Они еще покажут свои клыки.