Текст книги ""Фантастика 2025-151". Компиляция. Книг 1-33 (СИ)"

Автор книги: Максим Петров

После разговора я вернулся к работе с удвоенной энергией. Аудитория моей презентации расширилась, включив теперь не только фермеров, но и двух крупных инвесторов. Нужно убедиться, что материалы поразят всех присутствующих.

Я добавил к презентации несколько слайдов, учитывающих интересы владельца универмагов, и переработал заключительную часть, чтобы она содержала более детальные рекомендации по диверсификации.

Около трех часов дня, когда основная работа была завершена, раздался еще один телефонный звонок.

– Стерлинг! – голос Бейкера звучал энергично. – Ты не забыл о сегодняшнем вечере? Cotton Club, восемь часов!

– На самом деле, я как раз работаю над презентацией для…

– Никаких отговорок! – перебил он. – Даже Харрисон не работает круглые сутки. Тебе нужно расслабиться, познакомиться с людьми. К тому же, – его голос стал заговорщическим, – в Cotton Club сегодня выступает сам Дюк Эллингтон.

Я задумался. С одной стороны, мне нужно было доработать презентации. С другой, я почти ничего не знал о социальной жизни 1920-х, а для успешной интеграции в эпоху это необходимо.

– Хорошо, Бейкер. Встретимся там в восемь.

– Вот это другое дело! – воскликнул он. – Заеду за тобой в половине восьмого. Надень что-нибудь стильное!

Повесив трубку, я вернулся к работе, но мысли уже частично переключились на предстоящий вечер. Что ж, Cotton Club и знакомство с новыми людьми.

Это не только развлечение, но и часть моего плана. Связи в прессе могут оказаться не менее ценными, чем в финансовых кругах.

Я аккуратно сложил готовые презентации в кожаную папку и убрал ее в портфель. Затем открыл шкаф и начал перебирать костюмы Стерлинга, выбирая наиболее подходящий для вечера в знаменитом гарлемском джаз-клубе.

К семи часам я был полностью готов к погружению в ночную жизнь Нью-Йорка эпохи джаза. А завтра предстоял важный день. Презентация, которая могла стать еще одним шагом к созданию моей финансовой империи.

Глава 7
Культурное погружение

К половине восьмого я полностью подготовился к выходу в свет.

Для вечера в Cotton Club выбрал темно-синий костюм с едва заметной полоской, белую рубашку с твердым воротником и серебряный галстук с жемчужной булавкой. Образ дополнили запонки из слоновой кости и карманные часы на платиновой цепочке. Нашел в шкатулке Стерлинга.

На улице меня уже ждал Бейкер, подъехавший на новеньком Packard Six – лакированном красавце с хромированными деталями.

– Нравится? – гордо спросил он, похлопывая по капоту. – Только вчера приобрел. Четыре тысячи долларов, но оно того стоит!

Я присвистнул. Четыре тысячи в 1928 году – колоссальная сумма для молодого брокера. Очередное доказательство того, насколько сильна предкраховая эйфория.

– Впечатляет, – ответил я, забираясь на переднее сиденье с кожаной обивкой. – Должно быть, дела у тебя идут хорошо.

– Лучше не бывает! – Бейкер лихо тронулся с места. – Получил комиссионные с RCA и US Steel. И это только начало. К концу года планирую поменять на Cadillac!

Мы мчались по вечернему Манхэттену, через освещенные улицы, мимо театров, ресторанов и магазинов, сияющих неоновыми вывесками.

Женщины в сверкающих платьях и мужчины в дорогих костюмах спешили на вечерние развлечения. Америка на пике «Ревущих двадцатых» купалась в роскоши и беззаботности.

– Так что ждет нас в Cotton Club? – спросил я, делая вид, что не знаком с легендарным заведением.

– Только лучшее шоу в городе! – Бейкер ловко маневрировал в потоке автомобилей. – Дюк Эллингтон, красотки в перьях, лучший запрещенный алкоголь. Доступ только по рекомендации, но у Ван Дорена связи. Его дядя знаком с самим Оуни Мэдденом.

– Мэдденом? – переспросил я, хотя прекрасно знал, что клуб принадлежал известному гангстеру.

– Ты что, в пещере жил? – фыркнул Бейкер. – Оуни Мэдден – крупнейший бутлегер в городе. Но не волнуйся, там безопасно… если не нарываться на неприятности.

Мы пересекли невидимую границу, отделяющую центр Манхэттена от Гарлема. Улицы стали теснее, здания ниже, публика – иной.

Чернокожие мужчины в ярких костюмах, женщины в экстравагантных нарядах. Джаз доносился из каждого окна, с каждого угла.

– А вот и Cotton Club, – Бейкер затормозил перед неприметным зданием на углу 142-й улицы и Ленокс-авеню.

Снаружи ничто не выдавало роскоши, скрытой внутри. Лишь позолоченная вывеска с силуэтом хлопковой коробочки и небольшая очередь хорошо одетых людей у входа.

Мы подошли к массивному вышибале, который сверлил нас взглядом, пока Бейкер не произнес:

– Гости мистера Ван Дорена. Нас должны ждать.

Вышибала сверился со списком и кивнул:

– Проходите, господа.

Переступив порог, я словно оказался в ином мире.

Роскошное пространство с хрустальными люстрами, красным бархатом и золотой отделкой. Десятки столиков, за которыми сидели исключительно белые посетители. Мужчины в смокингах и костюмах, женщины в вечерних платьях, мерцающих драгоценностями.

На сцене гремел оркестр под управлением Дюка Эллингтона, стройного элегантного чернокожего мужчины за роялем. Перед оркестром выступали танцовщицы. Высокие, стройные темнокожие девушки в откровенных костюмах из перьев, исполняющие энергичный танец.

И тут меня поразил контраст. Все артисты чернокожие, а вся публика белые.

– Добро пожаловать в лучший клуб Нью-Йорка, – Бейкер провел меня между столиками. – Ван Дорен уже здесь.

Мы подошли к столику, за которым сидели Ван Дорен, Прайс и еще несколько молодых людей, которых я не знал.

– Смотрите, кто почтил нас своим присутствием! – воскликнул Ван Дорен, поднимая бокал. – Сам великий аналитик Стерлинг!

– Рад, что ты выбрался, Стерлинг, – более дружелюбно сказал Прайс. – Мы уже не верили, что ты способен развлекаться.

Я сел за стол, наблюдая за происходящим вокруг. Официанты, все до единого чернокожие, в безупречных белых униформах, бесшумно скользили между столиками с подносами, уставленными напитками.

– Что будешь пить? – спросил Бейкер. – Здесь отличный скотч и еще лучший джин.

– Бурбон, если есть, – ответил я.

– Бурбон для нашей финансовой звезды! – Ван Дорен щелкнул пальцами, подзывая официанта. – И еще шампанского для всех!

Оркестр заиграл «Black and Tan Fantasy». Композицию, которую я когда-то изучал на курсе истории джаза.

Богатые, тягучие звуки заполнили пространство, вызывая во мне странное чувство нереальности. Я действительно был в легендарном Cotton Club, слушал настоящего Дюка Эллингтона в 1928 году.

– За Уильяма Стерлинга, – провозгласил Ван Дорен, когда нам принесли напитки. – Единственного среди нас, кто считает, что PG лучше RCA! – Все рассмеялись.

Я поднял бокал, улыбаясь:

– За разнообразие мнений.

Первые полчаса я в основном наблюдал и слушал. Мои коллеги обсуждали последние котировки, сплетничали о партнерах фирмы, хвастались недавними приобретениями и любовными победами.

Я изучал их жаргон, жесты, манеру держаться. Все то, что мне надо изучить, чтобы не выдать во мне человека из будущего.

Современный мне американец 2024 года счел бы атмосферу клуба возмутительной. Явная сегрегация, расистские подтексты в шоу, объективация темнокожих женщин.

Но здесь все это воспринималось как должное. Мне приходилось прикусывать язык, чтобы не прокомментировать очевидные для меня, но невидимые для окружающих социальные проблемы.

– Эй, Стерлинг, ты с нами? – Бейкер щелкнул пальцами перед моим лицом. – Ты как будто мысленно где-то далеко.

– Просто наслаждаюсь музыкой, – ответил я. – Эллингтон – гений.

– Для человека с консервативными инвестиционными взглядами у тебя неожиданно прогрессивные музыкальные вкусы, – заметил Прайс.

– Финансовый консерватизм не означает культурную ограниченность, – парировал я.

– А я думаю, он просто высматривает красоток, – подмигнул один из незнакомых мне парней. – Посмотрите на танцовщиц. Настоящие шоколадки!

Я сдержал гримасу отвращения от этого замечания. В моем времени такая фраза стоила бы человеку карьеры и репутации.

– Предпочитаю наблюдать за людьми в целом, – дипломатично ответил я. – Много интересных типажей.

– О, тогда тебе стоит обратить внимание на столик у сцены, – Ван Дорен кивнул в сторону. – Сам Ротстейн с компанией. Говорят, он контролирует больше денег, чем некоторые банки.

Я посмотрел в указанном направлении. За роскошным столом сидел элегантно одетый мужчина лет сорока, с холодными расчетливыми глазами.

Арнольд Ротстейн, знаменитый гангстер и финансист преступного мира, человек, который, как говорили, «сделал бизнес из нарушения закона». Через год его застрелят из-за карточного долга.

Музыка стихла, и конферансье объявил короткий перерыв. Бейкер и Ван Дорен отправились «освежиться», а я остался за столиком, продолжая изучать посетителей.

– Это место свободно?

Я поднял глаза и увидел молодую женщину лет двадцати пяти, с короткой стрижкой «боб» и проницательными зелеными глазами. На ней было элегантное черное платье с длинной нитью жемчуга. Типичный образ «флэппер», но с каким-то неуловимым интеллектуальным оттенком.

– Конечно, – я поднялся, как требовали манеры эпохи.

– Элизабет Кларк, – она протянула руку в перчатке, и я заметил, что на запястье у нее были миниатюрные часики. Признак современной деловой женщины.

– Уильям Стерлинг, – ответил я, пожимая ее руку.

– Знаю, – она улыбнулась, присаживаясь. – «Чудо-аналитик» из «Харрисон и Партнеры», который рекомендует Procter Gamble вместо RCA. О вас уже говорят.

Я удивленно поднял брови:

– Не знал, что финансовые новости распространяются так быстро.

– В моей профессии скорость – это все, – она достала сигарету и я моментально поднес зажигалку. – Спасибо. Вы всегда такой галантный с незнакомками, которые прерывают ваш вечер?

– Только с теми, кто знает о моих инвестиционных рекомендациях, – улыбнулся я. – Вы работаете в финансах?

– Почти, – она выпустила тонкую струйку дыма. – Я пишу о них. «New York World», колонка о бизнесе и экономике.

– Журналистка? – я постарался изобразить легкое удивление. – Необычный выбор для женщины.

Она прищурилась:

– А вы из тех, кто считает, что женщины должны вести счетоводство только семейного бюджета?

– Напротив, – ответил я. – Я считаю, что ограничивать талант человека из-за его пола так же недальновидно, как инвестировать все средства в одну акцию.

Элизабет рассмеялась, искренне, звонко:

– Отличный ответ, мистер Стерлинг. И весьма неожиданный для Уолл-стрит.

– Можно просто Уильям, – предложил я. – Или Билл, если предпочитаете.

– А я – Элизабет, – она наклонилась ближе. – Так скажите, Билл, почему молодой человек вроде вас выбирает такую консервативную инвестиционную стратегию, когда все ваши сверстники гонятся за быстрой прибылью?

Я понял, что разговор переходит в интервью. Нужно быть осторожным.

– Я предпочитаю основывать решения на фундаментальных показателях, а не на эмоциях, – ответил я. – Надежнее инвестировать в компании, производящие то, что людям будет нужно всегда, чем в модные новинки.

– Вы говорите как человек вдвое старше, – заметила она, внимательно изучая меня. – Откуда такая мудрость в двадцать два года?

– Возможно, я просто внимательно изучаю историю рынков, – уклончиво ответил я. – Каждый бум сменяется спадом. Это неизбежно, как смена времен года.

– Вы предсказываете спад? – она подалась вперед, и я уловил тонкий аромат ее духов, что-то цветочное с нотками сандала.

– Я не делаю предсказаний, – осторожно ответил я. – Я просто готовлюсь к любым сценариям.

Мы говорили уже около десяти минут, когда вернулись Бейкер и Ван Дорен. Их глаза округлились при виде Элизабет за нашим столиком.

– Мисс Кларк! – Бейкер натянуто улыбнулся. – Какая неожиданность. Не знал, что вы знакомы со Стерлингом.

– Только что познакомились, – ответила она, не выказывая никакого смущения. – И ваш коллега оказался весьма интересным собеседником.

– Несомненно, – Ван Дорен бросил на меня предостерегающий взгляд. – Но боюсь, мы должны его похитить. Нам нужно обсудить некоторые рабочие вопросы перед завтрашним днем.

– Конечно, – Элизабет грациозно поднялась. – Было приятно познакомиться, мистер Стерлинг. Надеюсь, мы еще встретимся.

Она протянула мне визитную карточку:

– Если захотите продолжить наш разговор о… фундаментальных показателях.

Когда она ушла, Ван Дорен громко выдохнул:

– Черт возьми, Стерлинг! Ты хоть понимаешь, с кем разговаривал?

– С журналисткой из «New York World», – пожал я плечами.

– Не просто журналисткой, – покачал головой Бейкер. – Элизабет Кларк известна своими разоблачительными статьями о финансистах. В прошлом году она раскопала историю о манипуляциях с акциями Reynolds Steel. Два директора потеряли свои места, а компания – треть рыночной стоимости.

– Она охотится за громкими историями, – добавил Ван Дорен. – И особенно любит молодых и неопытных брокеров, которые могут сболтнуть лишнего после пары бокалов.

Я посмотрел на визитную карточку в руке. Тонкая бумага, элегантный шрифт, адрес редакции на Парк Роу.

– Благодарю за предупреждение, – сказал я, убирая карточку во внутренний карман. – Буду осторожен.

Но внутренне я улыбался. Элизабет Кларк, журналистка, специализирующаяся на финансовых расследованиях. Она могла стать ценным союзником. Или опасным противником. В любом случае, такое знакомство открывало новые возможности.

Оркестр вернулся на сцену, и Эллингтон заиграл «Mood Indigo». Медленную, чувственную композицию.

Я сделал глоток бурбона, наблюдая за танцующими парами и размышляя о сложной паутине связей, которая начинала формироваться вокруг меня.

Эта ночь в Cotton Club не просто развлечение. Важный урок адаптации к новой эпохе, с ее правилами, предрассудками и возможностями. И я намеревался использовать каждую из них.

Вечер в Cotton Club был в полном разгаре. Дюк Эллингтон переключился на более медленную композицию, и танцпол заполнился парами.

Я сидел за столиком с Бейкером, Ван Дореном и Прайсом, потягивая бурбон из чайной чашки. Типичная маскировка времен Сухого закона.

Наблюдая за публикой, я заметил нечто странное. Трое мужчин, рассредоточенных по залу, выделялись среди беззаботных гуляк.

Один сидел у бара. Костюм хорошего кроя, но слишком консервативный для такого места. Он делал вид, что пьет, но едва касался губами бокала.

Второй расположился у оркестра. Пиджак застегнут на все пуговицы, несмотря на жару в зале. Третий, в дальнем углу, слишком внимательно изучал лица официантов и периодически сверялся с часами.

– Что-то не так, Стерлинг? – спросил Ван Дорен, заметив мою сосредоточенность.

– Полиция, – тихо произнес я. – Трое под прикрытием. Готовится облава.

– Черт! – Бейкер чуть не расплескал свой напиток. – Ты уверен?

– На девяносто семь процентов, – ответил я. – Тот у бара почти наверняка руководитель операции. Двое других – поддержка. Смотрите, как они обмениваются взглядами.

В этот момент агент у бара незаметно кивнул коллегам и посмотрел на часы.

– Выход через пять минут, не позже, – я отодвинул бокал. – И делайте вид, что устали или вам нужно на деловую встречу. Никакой паники.

– Откуда ты… – начал Прайс, но я перебил его:

– Это стандартная схема облавы. Агенты под прикрытием оценивают ситуацию, затем вызывают основную группу. Нам нужно исчезнуть до того, как заблокируют выходы.

Бейкер нервно огляделся:

– Если меня снова арестуют, отец оторвет мне голову.

– Тогда идите. Сейчас же. Скажите у выхода, что вас срочно вызвали по делам фирмы.

– А ты? – спросил Ван Дорен.

– У меня есть незаконченный разговор, – я кивнул в сторону угловой кабинки, где сидел человек, к которому периодически подходили с докладами официанты и охранники.

– Ты хочешь поговорить с Мэдденом? – глаза Ван Дорена расширились. – Ты с ума сошел?

– Возможно, – я улыбнулся. – Но кто-то должен его предупредить. Идите, я встречу вас в офисе завтра.

Когда мои коллеги направились к выходу, я подозвал официанта.

– Мне нужно поговорить с мистером Мэдденом, – сказал я, вложив в ладонь человека двадцатидолларовую купюру. – Скажите ему, что его клуб посетили трое непрошеных гостей из полицейского управления, и они готовят специальный сюрприз.

Официант с сомнением посмотрел на меня, но деньги убедили его. Через минуту он вернулся:

– Мистер Мэдден интересуется, откуда у вас эта информация, сэр?

– Скажите, что я заметил трех мужчин, которые слишком трезвы для гостей Cotton Club, – ответил я. – Один у бара – недопитый бокал за полчаса. Один у оркестра – не снимает пиджак и хранит что-то тяжелое во внутреннем кармане. И один у выхода, проверяющий часы каждые три минуты. Классические признаки готовящейся облавы.

Официант снова удалился и вернулся уже через тридцать секунд:

– Мистер Мэдден просит вас присоединиться к нему.

Я направился к угловой кабинке, отделенной от основного зала тяжелой бархатной занавеской.

Оуни Мэдден оказался сухощавым мужчиной средних лет с внимательными глазами и безупречно ухоженными усами. В его взгляде читались жесткость и интеллект. Редкое сочетание, особенно в криминальном мире.

– Присаживайтесь, мистер…?

– Стерлинг. Уильям Стерлинг.

– Расскажите подробнее о наших нежеланных гостях, – произнес Мэдден, жестом приказывая официанту принести еще один бокал.

– Облава готовится минут через десять, может раньше, – сказал я. – Трое агентов уже внутри. Их задача – оценить ситуацию и дать сигнал основной группе.

В этот момент к Мэддену подошел невысокий мужчина и что-то шепнул ему на ухо.

– Похоже, вы правы, – кивнул Мэдден. – Мои люди снаружи засекли две полицейские машины без опознавательных знаков за углом. – Он изучал меня с новым интересом. – Как вы их заметили?

– Я анализирую информацию. Это моя профессия, – ответил я. – На Уолл-стрит я ищу шаблоны в финансовых данных. Здесь – в поведении людей.

– Уолл-стрит? – Мэдден слегка приподнял бровь. – Не часто встретишь финансиста, способного распознать полицейскую облаву.

– У каждого свое прошлое, – уклончиво ответил я.

По незаметному сигналу Мэддена клуб начал стремительно преображаться. Оркестр Дюка Эллингтона без заминки переключился с горячего джазового номера «Jungle Nights in Harlem» на торжественные аккорды «The Stars and Stripes Forever» Джона Филипа Сузы, а затем плавно перешел к патриотической «America the Beautiful».

Танцовщицы, только что исполнявшие зажигательный «Black Bottom» в откровенных костюмах из золотых блесток и экзотических перьев, мигом изменились до неузнаваемости. Из-за кулис им передали длинные шифоновые накидки пастельных тонов, скромно прикрывающие оголенные плечи и спины.

Короткие юбки из перьев дополнились спускающимися до щиколоток полупрозрачными юбками из органзы. Яркий макияж и вызывающие позы сменились благопристойными улыбками и грациозными движениями.

Хореография мгновенно превратилась из чувственной и провокационной в строго формальную. Вместо откровенных извивающихся движений бедрами и характерных для джазовой эпохи «шиммеров» танцовщицы выстроились в линию.

Они выполняли плавные, почти балетные па с элементами традиционного американского фольклорного танца. Их руки, только что соблазнительно скользившие по телу, теперь благонравно взмахивали в такт патриотической мелодии.

Осветители синхронно изменили атмосферу. Интимный приглушенный свет с красноватыми и пурпурными оттенками, создававший атмосферу греховной роскоши, сменился ярким, почти дневным освещением. С прожекторов сняли цветные фильтры. Зал залил нейтральный белый свет, безжалостно выхватывающий из темноты каждый угол.

На сцене конферансье в белоснежном костюме в петлице громко объявил о «специальном патриотическом номере, посвященном ветеранам нашей великой страны». Одна из танцовщиц, еще минуту назад изображавшая хищную пантеру в джунглях ритма, теперь держала в руках небольшой американский флаг, с достоинством двигаясь в центре композиции.

Даже немногочисленные музыканты европейского происхождения в оркестре, обычно остававшиеся на заднем плане, теперь вышли вперед. Темнокожие исполнители заняли менее заметные позиции. Еще одна уступка предрассудкам эпохи, призванная создать более «приемлемый» для властей образ.

На столах посетителей исчезли не только спиртные напитки, но и характерные для них бокалы и рюмки. Их заменили чайные сервизы, вазочки с печеньем и безобидные безалкогольные коктейли в высоких стаканах, украшенных ломтиками фруктов и цветными зонтиками.

– Настоящее представление, достойное Бродвея, – тихо заметил я, наблюдая за этим поразительным превращением.

– Репетируем пять раз в неделю, – сухо ответил Мэдден, поднимая чашку с «чаем», который по цвету подозрительно напоминал виски. – И надежные информаторы. Хотя сегодня ваше предупреждение дало нам дополнительное время для подготовки.

В этот момент двери распахнулись, и группа полицейских ворвалась в зал.

– Полиция Нью-Йорка! Всем оставаться на местах!

Офицеры явно разочаровались, обнаружив вместо нелегального спикизи благопристойное развлекательное заведение с чаем и патриотическими песнями.

– Чем можем помочь, офицеры? – громко спросил конферансье с безупречной улыбкой. – Мы как раз готовим благотворительный концерт для ветеранов!

Мэдден наблюдал за происходящим с невозмутимым видом.

– Они уйдут ни с чем, – тихо сказал он. – В третий раз за месяц. Но в следующий могут принести ордер на обыск кухни и подвала.

– Тогда вам нужно более надежное место для хранения, – так же тихо ответил я. – И способ отвлечь внимание от клуба на несколько недель.

– У вас есть предложения, мистер Стерлинг? – Мэдден испытующе посмотрел на меня.

– Возможно. Но это разговор не для сегодняшнего вечера, – я заметил, как один из полицейских направляется к нашей кабинке.

Офицер отодвинул занавеску и уставился на нас:

– Что здесь происходит?

– Обсуждаем инвестиционную стратегию, офицер, – спокойно ответил Мэдден. – Мистер Стерлинг – финансовый консультант. Я подумываю о вложениях в будущее моих детей. Не желаете присоединиться? Чай отменный.

Полицейский подозрительно осмотрел наши чашки, но не нашел ничего криминального.

– Мы будем следить за вами, Мэдден, – процедил он сквозь зубы.

– Всегда рад служителям закона, – улыбнулся Мэдден.

Когда полиция наконец ушла, разочарованная отсутствием улик, клуб постепенно вернулся к прежнему состоянию. Из потайных шкафов появились бутылки, музыка стала более зажигательной, а атмосфера раскрепощенной.

– Вы оказали мне услугу, мистер Стерлинг, – сказал Мэдден, когда нам принесли настоящий виски вместо чая. – А я предпочитаю не оставаться в долгу.

Он протянул мне карточку с адресом:

– Среда, три часа дня. Думаю, у нас найдутся общие темы для разговора.

– Деловые? – уточнил я.

– Разумеется, – кивнул Мэдден. – Судя по вашему наблюдательному взгляду и аналитическим способностям, вы не обычный биржевой маклер. А у меня есть определенные инвестиционные интересы, требующие профессионального управления.

Я понимал, что вхожу в опасную зону. Оуни Мэдден не просто владелец нелегального клуба.

Он контролировал значительную часть бутлегерского бизнеса Нью-Йорка, имел связи в политике и полиции. Но для человека, знающего о приближающемся будущем, такое знакомство могло быть бесценным.

– Буду рад продолжить разговор, – я спрятал карточку в карман.

– До среды, мистер Стерлинг, – Мэдден поднял бокал. – И совет. Та журналистка, с которой вы беседовали ранее, мисс Кларк. Она задает много вопросов о финансах определенных заведений. Вопросов, которые могут оказаться нездоровыми для любопытных.

– Ценю предупреждение, – кивнул я, поднимаясь.

Покидая Cotton Club, я понимал, что этот вечер изменил мою стратегию. Теперь у меня связи не только в официальном финансовом мире, но и потенциальный доступ к теневой экономике города.

К огромной системе, которая, в отличие от Уолл-стрит, переживет Великую депрессию практически без потерь. Люди продолжат пить, играть и искать развлечений даже в самые тяжелые времена. Возможно, даже больше, чем в благополучные.

Я поднял руку, подзывая такси. Завтра важный день с презентациями, но теперь у меня появилась еще одна линия для развития будущей империи. В мире, где границы между законным и незаконным бизнесом гораздо более размыты, чем в моем времени.