Текст книги ""Фантастика 2025-151". Компиляция. Книг 1-33 (СИ)"

Автор книги: Максим Петров

Соавторы: Алим Тыналин,Юлия Меллер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 312 (всего у книги 341 страниц)

Глава 9

Погрузневший Пётр Яковлевич провёл Дуню и её сопровождающих к дальней части двора. Увидев отцов вездеход, боярышня с любопытством осмотрела его. Он был вычищен, пропитан каким-то маслом и приобрел красноватый оттенок, но ничего нового она не приметила. Чуточку постояла, великодушно давая возможность разглядеть диковинную монстру Семёну Волку. Тот забавно таращил глаза и стоял с приоткрытым ртом, потеряв всю свою грозность. Дуня переглянулась с Кошкиным и оба они снисходительно улыбнулись.

Кажется, Семён заметил это и нарочито сурово сдвинул брови, но его взгляд то и дело возвращался к вездеходу.

– Семён, можешь поближе осмотреть его, – предложил Пётр Яковлевич, облокачиваясь на поддерживающий крышу столб, но Волков скривился, делая вид, что ему совершенно неинтересно и даже отвернулся. Получилось так, что он отвернулся ото всех и теперь смотрел на ухмыляющегося Гришку. Поняв, что оплошал и выставил себя дураком, боярич быстрым шагом двинулся к мальчишке, подкармливающего его коня. По пути он толкнул плечом не успевшего посторониться Гришку, а мальчишке крикнул:

– Тебе пальцы не нужны? Отойди от Буяна!

Дуня рассмеялась, вызвав у Петра Яковлевича немой вопрос. Она ответила, пожимая плечами:

– Банально до оскомины: все боевые кони сплошь Буяны и Громы. Хоть бы кто-нибудь назвал своего четвероногого товарища Изюмчиком, Тефтелькой или Крошкой.

Кошкин и Гришка захохотали, но боярин нашёл что возразить:

– У Сеньки не боевой конь, хоть и дрессированный, но ты права, у нас много Буянов и Громов. А что такое тефтелька?

– О, это маленькая вкусная котлетка в соусе. Я больше всего люблю сметанный соус, но можно делать и в томат… – Дуня осеклась.

Какие томаты? Их привезут в Европу вместе с перцами и картошкой лет через двадцать.

– Ох, что-то ты заговорил меня, – она сделала вид, что осерчала и грозно спросила у Петра Яковлевича:

– Я прибежала, – начала она говорить, – думала тут что-то важное…

Боярин широко улыбнулся и велел столпившимся работникам:

– Тащите «Взлёт» сюда.

– «Взлёт»? – Дуня нетерпеливо вытянула шею, стараясь разглядеть, что ей хочет показать Кошкин, но работники мешкали. И тогда она решила побыть вежливой и потратить время ожидания на вопросы о житие-бытие боярина. Чинно сложив руки на животе, начала нейтрально:

– Пётр Яковлевич, как поживаешь?

– Э-э, – отвлекся от работников Петр Яковлевич.

– Хорошо ли быть женатым?

Боярин иронично посмотрел на Доронину, а она великосветски продолжила:

– Скоро ли порадуешь Евпраксию Елизаровну внучкой?

Петр Яковлевич набрал в грудь воздуха, чтобы осадить девчонку, а то лезет с личными вопросами, но удивился, что она спрашивает про внучку, а не про внука для матери. Пока соображал, боярышня поинтересовалась:

– И как твоя нога? Точнее не нога, а… ну сам понимаешь… – Дуня смутилась и озабоченно спросила: – Не болит? Не чешется? Погладить не хочется?

– Чего?! – опешил боярин, позабыв о первых вопросах и невольно уставившись на протез.
 – Ты не стесняйся, говори, – серьёзно смотря на Петра Яковлевича, проникновенно произнесла Дуняша. – Я же у лекарки Катерины училась, потом у травницы Пелагеи в монастыре. Они придают большое значение эффекту памяти. Вот, казалось бы, ноги нет, а она напоминает о себе щекоткой, потом почёсывается и свербит! Это же мука какая!

– Да вроде бы нет, ранее не замечал ничего такого, но как только ты спросила, то сразу ступня зачесалась.

Боярин с изумлением вновь посмотрел на протез, не веря тому, что сам только что сказал и почувствовал.

– Вот! – Дуня вздела указательный палец вверх. – А я что говорю: эффект памяти.

– И чего теперь делать? – Кошкин поморщился и весь напрягся: – Зазудело так, что прямо в кровь разодрал бы, – растеряно пожаловался он.

– А ничего не поделать, – с сочувствием произнесла она, вновь смиренно сцепляя руки на животе. – Не думать об этом и постепенно всё на нет сойдёт.

Лицо боярина вытянулось, и он в сердцах бросил:

– Выдрать бы тебя, чтоб языком чего ни попадя не молола!

Дуня надулась и буркнула, что всего лишь хотела быть вежливой, сочувствующей и понимающей.

– Вот и сочувствовала бы, а не несла всякую чушь! – гаркнул Петр Яковлевич, не зная, как теперь унять зуд в несуществующей ноге.

– Да чего тебе сочувствовать? – возмутилась боярышня и аж подскочила на месте. – Всего несколько месяцев тебя не видела, а ты умудрился раскабанеть, как лось! Щеки хомячьи нажрал, глаз не видать! Это ж… – Дуня осеклась. – Э, Пётр Яковлевич, ты чего? Я ж тебе правду говорю, – боярышня отпрыгнула, прячась за Гришку и быстро-быстро затараторила:

– Кто, как не я, твой лучший друг не откроет тебе глаза на истину? Ты ж весь в делах и заботах, а воинскую науку небось забросил, а тебе нельзя слишком вес прибавлять. Это лишит тебя подвижности…

Набычившийся и раскрасневшийся боярин, перевший на неё, остановился и махнул напряженному Гришке, чтобы тот не боялся.

– Дунька, тебя за язык да на веревочку!

Пётр встал, глубоко вздохнул и уже спокойней посмотрел на свою подруженьку. Права ведь мелкая оса! Что-то он отяжелел и на коня теперь взгромождается, а не взлетает, и дело тут не в протезе. Хотя в последнее время он давить стал…

– Ладно, – Кошкин лениво махнул рукой, – чего за холопом прячешься? Иди сюда, – боярин повернулся к своим работникам: – А вы чего там притихли? Долго мне вас ждать?

– Идём, батюшка, идём, – на разные голоса загомонили его люди, с любопытством косясь на дерзкую девчонку. Кто-то из них воскликнул:

– Это ж она! Та самая!

Дуня с любопытством посмотрела в сторону работников, но тут мужчины разошлись, а Петр Яковлевич с гордостью воскликнул:

– Смотри! – и подал кому-то знак.

Все отошли. Из толпы выскочил юнец, сел на корявое подобие табурета и схватился за рычаги, напоминавшими короткие весла. Боярин раздраженно отбросил палочку, которую где-то успел схватить, чтобы почесать… протез, посмотрел на изумленную Дуньку и рассмеялся.

А она не знала, на что смотреть. Перед её глазами были какие-то планки, шестерни, колесики, а на верху лопасти, как у вертолёта. Не сразу дошло, что планки – это рама и держатели для шестеренок и колесиков. А лопасти – это детский пропеллер, только в укрупненном масштабе. И во всём этом устройстве как-то умудрились приладить дощечку, на которую сел пацан.

– Дунька, отойди, – весело скомандовал боярин и пацан начал «грести». Его размеренное давление всем корпусом на рычаги заставляло крутиться каждую деталь и движение передалось на центральный шест, который начал раскручивать лопасти.

– Очуметь! – выдохнула Дуня. – А зачем так много всяких штуковин?

– Это же греческая механика, неуч! – счастливо смеясь, бросил Пётр. – Одно зубчатое колесо усиливает работу другого и так далее. В результате верхушка крутится с такой скоростью, которую не может выдать ни один ловкач.

– Крутится! – яростно закивала боярышня, не веря тому, что видит. Это было так здорово и всё сделано из дерева. – Ну надо же!

– А теперь смотри, смотри внимательно! – воодушевленно заорал Кошкин, хватая её голову руками, чтобы она наверняка не упустила ни одной мелочи.

Юнец усилил нажим, заставляя работать рычаги быстрее и поблизости от него стало невозможно стоять, так как лопасти подняли страшный ветер.

– Смотри! – закричал Пётр, и Дуня увидела, что вся нелепая конструкция приподнялась. – Ты видела? Видела?! – вопил он как ненормальный, победно вскидывая руки.

Дуняша с восторгом перевела взгляд на боярина и уважительно крикнула:

– Ну ты голова, Пётр Яковлевич! Супермозг!

Пацан-испытатель выдохся и медленно останавливал работу.

– Сделаем «Взлёт» крупнее, – не слыша её слов, но догадываясь по лицу Дуняши, что она в восторге, начал говорить он. – Поставим «Взлёт» на вездеход и будет он у нас летать! – торжественно объявил боярин и его люди одобрительно загомонили.

– Не, не будет, – покачала головой Дуняша и изобразив огорчение, пояснила: – Он слишком тяжёл.

– Тогда другую штуковину придумаем, и она будет летать! – с упрямством возразил Кошкин.

– Не, она не будет летать. Возможно, немного приподниматься вверх, но на этом всё.

Все замолчали и смотрели на Дуню, как на врага человечества, а она ради них же говорила правду. Слишком дорогое удовольствие в это время проводить заведомо неудачные эксперименты. Поэтому лучше горькая правда сейчас, чем потом сказать: «Я так и знала».

– Не понял, – вновь набычился боярин и при его сотне с лишним килограммов выглядело это устрашающе.

– Ну, если соединить «Взлёт» и вездеход, то, возможно, он сможет немного приподняться над землей… – Дуня глубокомысленно наморщила лоб и выдала: – …из-за разницы воздушного давления… ну, я так думаю. Просто приподниматься, а не летать.

– Ты… – процедил Петр Яковлевич, – вот хрена ли ты так! Я тебя позвал, чтобы ты выдала гениальную идею, а ты режешь всё на корню.

– Да я ж тебе серебро экономлю! – возмутилась она. – Ну скажи, разве я не права? Сам подумай!

– Да вижу уже, что права, но… – он расстроенно махнул рукой и отвернулся.

– Да ладно тебе, – примирительно произнесла Дуня, – другие и этого не смогли бы сделать, а у тебя прямо как по писанию, сначала была мысль, потом слово, а там и дело подоспело.

– Ох, Дунька, – вздохнул Кошкин, – не зря к тебе священники приглядываются. Болтаешь чего ни попадя.

Он с тоской посмотрел на модель «взлёта» и весь как-то даже похудел. Ещё пару мгновений назад был сияющим полновесным кабанчиком, а сейчас обмяк.

Дуня подошла к устройству и, проигнорировав сердитый взгляд юного испытателя, попыталась разобраться в том, что мастера нагородили.

Она вела пальцем от одной штуки к другой. Вроде всё понятно и наглядно. Такие колесики ещё Ванюшка использовал, когда делал со своим дядькой большую гусеницу. Но дальше «понятно» у Дуни не шло. Наверняка есть какие-то другие придумки, которые заменили бы всю эту массу штуковин, но она не знала. Это совсем не её тема.

Запах пота, шедший от пацана, защекотал нос, и она чихнула, потом ещё и ещё.

– Фу! – выдохнула она и свирепо почесала кончик носа. Дуня хотела прогнать недоросля, чтобы не мешал дышать, но тут её взгляд отметил крепкие ноги пацана. Он ещё не вошёл в силу, и строение тела у него было юношеское, но ноги…

– Э, Пётр Яковлевич, а чего сделали рычаги для рук, а не для ног? Мне вообще эта идея не нравится, так как на силе человека в принципе далеко не улетишь, но ноги всяк сильнее.

Дуне никто не ответил, зато все переглядывались между собой, и у всех был тот же вопрос. Действительно, а чего зациклились на работе рук?

– Так-то, – продолжила Дуня, – можно всё тоже самое сделать, только толкать от себя рычаг ногами.

– А обратно он как? – спросил кто-то из рабочих.

– А как сейчас сделано? Там же должно быть возвратное действие?

– На вездеходе оно есть, а здесь нам места не хватило.

– Ну, для ног надо сделать так, чтобы рычаг возвращался. А вообще-то… можно по-другому…

И Дуня изобрела велосипед. Точнее, кручение педалей и их действие на колеса. Довольная собою, она горделиво окинула обсуждающую её идеи компанию и бросив Петру Яковлевичу, что это все равно не поможет полететь данной модели, так как у неё нет хвоста и придающего ход вперёд элемента, направилась к выходу.

– Вот зараза, – покачал головой Пётр Яковлевич. – А что тогда полетит? – с досадой спросил её вдогонку.

– Да откуда я знаю? – возмущенно всплеснула руками Дуня. – Какой-нибудь воздушный шарик! – она обрисовала руками шар, потом нахмурилась и поправила сама себя: – Лучше не шарик, а форма котлетки.

– Какой котлетки? – опешил Пётр Яковлевич и щека его нервно дёрнулась. – Я так и не понял, что за тефтели, которые как котлетки, а теперь шары в форме котлет.

Боярышня остановилась и посмотрела на озадаченных мужчин, испепеляющих её сердитыми взглядами. Подумав о их неуравновешенности, она мило улыбнулась и терпеливо пояснила:

– Котлетки – это обжаренные в масле и томлёные в печи меленько-меленько рубленные мясные пирожочки. Вот прямо мясное тесто. Вкусно до обалдения! А форма у них вот такая! – Дуня изобразила овал.

– Ладно, иди уже, – буркнул Кошкин.

Дуняша уже повернулась и пошла, когда её окликнул один из мастеров:

– Боярышня, ты сказала воздушный шарик в виде котлетки, но почему ты думаешь, что он полетит?

– Если его наполнить горячим воздухом и постоянно подогревать струей горячего воздуха, то шар… то есть котлета, тьфу, запуталась… Если поймать много-много горячего воздуха в мешок размером с большую избу, то этот мешок поднимется в воздух и наверняка поднимет с собой кого-нибудь легкого. Собаку точно поднимет, а может, вон его! – подбородком Дуня указала на крепконогого юнца и мстительно добавила: – После поста.

– А почему он поднимется в воздух? – не отставал любопытный мастер.

Тут Кошкин ударил себя лбу и простонал:

– Какой же я дурак! Княжич же рассказывал, что горячий воздух поднимается и приводит в движение лопасти игрушки…

Он шальным взглядом посмотрел на Дуняшу и ринулся куда-то в помещение, оттуда послышался звук падающих деталей, но вскоре боярин вытащил ту самую елочку, что делали прошедшей зимой.

Дуня махнула рукой и отправилась к выходу. Полеты её не интересовали. В этом деле можно жизнь положить и ничего не добиться. Легкий газ ещё не научились выделять из чего-то там, а она понятия не имеет, как это делается. С созданием двигателя тоже всё сложно, даже если ей под нос сунут нефть… да хоть бензин-керосин! Куда его наливать, чтобы что-то затарахтело и заставило колеса двигаться?

Её мысли прервал возмущенный голос Гришки:

– Боярышня, глянь на этого остолопа! Выход перегодил, мышь не проскочит!

– Да уж, – недовольно проворчала Дуня.

Дождь на улице не ослабевал. Дороги были… можно сказать, что их не было.

– Не застрял бы наш возок в лужах, – обеспокоенно заметила она. – Лучше ехать в объезд, там хоть плашками улица мощена.

– Это если мы выберемся отсюда, – сплюнул Гришка, глядя на суету возле телеги с грузом, которая заехала во двор мастерской и пытаясь развернуться, перегородила выезд.

– И хватило же ума сюда впереться? – продолжал злиться воин.

Дуня посмотрела на Семена Волка, спешно принявшего горделивую позу при её появлении. Он всем своим видом демонстрировал безразличие и только ошарашенный взгляд выдавал, что боярич видел «взлет». Тайны в работе Кошкина не было, тем более он сам пригласил Семена смотреть, но боярича задело снисходительное отношение Петра.

И сейчас он с некоторым злорадством смотрел на негодующего Доронинского холопа, который тоже был виноват в том, что Семен ушёл. Дуня же приготовилась ждать, когда растяпа возница освободит проезд и чувствовала, что подмерзает. Она бы сейчас от нижних подштанников не отказалась бы и шапку напялила бы, как у Кошкина.

– Гришенька, сбегай, забери мою накидку и платочек.

– Ох, боярышня, чуть не забыли! – воин покаянно приложил руку к груди и понёсся в избу с печью.

Вместе с Гришаней из избы вышел розмысл и с улыбкой преподнес Дуне зонтик.

– Ах, когда же ты успел сделать! – радостно воскликнула она.

– Боярышня, красивого промасленного полотна у нас тут не было, не обессудь. Но очень уж мне хотелось попробовать, что получится.

Дуня нащупала колечко, к которому были прикреплены тонкие палочки-спицы и потянула его вверх.

– Движется! – сияя, сообщила она Никите.

– Чтобы закрепить, надо поднять кольцо почти доверху и в дырочку поставить штырек, – пояснил ей Никита.

Дуня заглянула под зонт и увидела вместо пупы, которая должна удерживать спицы в верхнем положении, углубление. Розмысл тоже заглянул под зонт, и приподняв спицы до самого конца, зафиксировал их в этом положении, вставив в углубление деревянный штырёк.

– Под тяжестью всех этих палочек…

– Спиц, – поправила мастера Дуня. Никита вскинул брови вверх, но согласно кивнул. А Дуня засомневалась, вяжут ли на Руси спицами. Вроде бы это древнее искусство, но у мамы была только одна мастерица по вязанию и носочки она вязала иглой.

– Так вот, – продолжил объяснения розмысл, – поднятые вверх спицы норовят вернуться в обратное положение, давят вниз и тем самым удержат штырёк в углублении.

Дуня, Гришка и даже Семён с интересом разглядывали зонт. Он был похож на большую плоскую тарелку. Мастер подрезал грязно-серую ткань, но неровности оставались.

– Надо бы подшить, – смущенно оправдался он.

– А можно наоборот разлохматить и оставить висеть, чтобы получилась дополнительная защита от брызг. Но можно и подшить.

Дуня пыталась сообразить, как должны быть поставлены спицы, чтобы зонт приобрел покатую форму, но получалось слишком сложно. Во всяком случае с деревяшками этого не добиться, а если получится, то вес зонта станет неподъемным. Эх, жаль. И ведь даже большие пляжные зонты, которые можно было бы воткнуть в песок, здесь никому не нужны…

Она покрутила страшненький зонт в руках, а потом приосанилась и прошлась павой. Ей не хотелось расстраивать расстаравшегося для неё розмысла, и она чуть преувеличила градус своего счастья. Он заслужил. Это ж надо было с полуслова-полувзгляда ухватить мысль и сделать всё на коленке!

Сенька Волк насмешливо проследил за Дуней, издал глубокомысленное: «Кхм!» и вновь сделал вид, что его ничто не интересует. Зато Гришенька попросил подержать зонт и открыть-закрыть его.

– Дивно как! – выдал он. – И пользительно для женок. Разве что носить его им тяжеловато будет.

– Пусть муж несёт, а жена его под руку держать будет, – ляпнула Дуня.

– Неприлично, – покраснел Гришка, но розмысл задумчиво вцепился себе в бороду.

И тут раздался гневный окрик Сеньки Волка:

– Если ты сейчас же не уберешь с дороги телегу, то я пройдусь по твоей спине кнутом!

На помощь недотепе пришли работники и телегу буквально на руках стали разворачивать.

Дуня осуждающе покачала головой. Она осуждала не помощь, а неловкость хозяина телеги и саму ситуацию. Из глубины двора вышел Кошкин:

– Совсем я негостеприимным стал, прости меня, свет Евдокиюшка, – повинился он и с любопытством уставился на зонт.

Но не успел ничего спросить, как Дуня влезла в разгорающуюся ругань между работниками и тем, кто устроил тут сыр-бор. Им оказался мальчишка, одетый в одежду с чужого плеча и оттого казавшегося взрослым. А так-то ему, оказывается, тятя велел нужные мастерам чурбачки привезти, а он застрял тут.

– Ну, чего на отрока взъелись? – прикрикнула она. – Не мудрено с такой телегой не рассчитать место для поворота. А раз это ваш постоянный поставщик, то взяли бы и переделали ему оглобли. Неужели сложно поворотную точку сделать?

– Чё?

Дуня попыталась объяснить, но сразу же поняла, что объяснять дольше, чем нарисовать. Она попросила принести уголек и прямо на покрытом плашками дворе изобразила примитивнейшее устройство для помощи в развороте телеги.

– Так тут дела на один зубок, – почесал голову розмысл и начал раздавать указания. Все зашевелились, но Дуня ждать не стала. Дорогу освободили, и она подняла над собой зонт, а верный Гришенька посадил её в возок, помог закрыть зонт, и они все вместе поехали домой. Впечатлений в этой мастерской нахватались полные штаны, настало время поделиться увиденным и заказать кухарке котлетки.

Глава 10

На следующий день вновь было пасмурно.

– Зарядили дожди, – вздохнула ключница, выйдя на крыльцо и провожая боярина на работу. – Надо бы нашей Дуняше тёплой одежки пошить. Та, что осталась в имении, всё равно будет мала ей.

– Пусть дома сидит, – буркнул Еремей.

– Так кто ж её удержит?

– Деда, ты чего рано? – выскочила Дуня. – Подожди меня, я с тобой!

– Куда?! Смотри, непогода какая!

– Так к Марии Борисовне надо заглянуть, узнать, как там мой проект, потом княжича проведать, а напоследок к лекарке заскочить.

– Ишь, деловая какая. А ждут ли тебя?

– Да как же меня не ждать? – рассмеялась Дуня и непонятно было, шутит она или серьёзно.

Еремей укоризненно покачал головой:

– Ох, егоза, взлетела ты, как бы падать не пришлось.

– Деда, я всё понимаю, – она перестала смеяться и проникновенно заглянула в его глаза, – только все свои страхи прячу вот здесь, – она постучала себя по лбу, – а людям кажу, что на сердце. Мне нравится, когда в ответ на мою улыбку они улыбаются и их глаза теплеют. И ты можешь мне не верить, но я чувствую, как очерствевшие души рядом со мной приотпускает, а мне радостно от этого.

– Глупая ты ещё, – нахмурился Еремей, но рука его потянулась к голове внучке, чтобы погладить. – Из-за очерствевших душ, как ты их называешь, можешь погибнуть.

– Да кто ж на нашу Дуняшу осмелится руку поднять? – замахала руками ключница.

– Ещё одна глупая баба на мою голову! – осерчал Еремей и встал на подставку, чтобы залезть на лошадь.

– Деда, а я? Как же я? Сади меня рядом, а я зонтик над нами подержу.

– Какой зонтик?

– Покажу, когда рядом посадишь, – поставила ультиматум Дуня.

– Вот репей! Иди садись в возок. Боярич Семён его вновь нам одолжил.

– Бегу!

– Васька, – обратился Еремей к ключнице, – что за зонтик у Дуньки? Почему я не знаю?

– Так батюшка, ты поздно вчера…

– Цыц, про зонтик говори.

Уже скрывшаяся в доме Дуня вернулась и открыла зонт. Лошадь, на которой уже сидел Еремей, всхрапнула и попыталась отшатнуться, но дедов холоп удержал её.

– Ох ты ж, наказание на мою голову! – проворчал дьяк.

– Деда, надо держать эту штуку над головой.

– А скотину кто держать будет?

– Так одной рукой…

– Ладно, не тараторь… дай сюда.

Лошадь проводила зонт нервным взглядом, но когда Еремей приподнял его над собой, то перестала замечать.

– Хм, чудно… не опозорюсь ли с этой штуковиной? – Еремей осторожно закрыл и открыл зонт. – Нет, лучше чуть вымокну, – и он сунул диковинку в руки ключницы.

Дуня осуждающе посмотрела на деда и по-бабьи вздохнула, переглядываясь с ключницей. Но тут же налёт недовольства слетел с её лица, и она уже кричала стоявшему под навесом бояричу Волку:

– Семён, ты со мной?

Тот отвечать не стал, а быстро вскочил в седло.

– Деда, может, ты в возке поедешь? Чего мокнуть-то?

Еремей был бы рад, но под чуть насмешливым взглядом сына Григория Волчары приосанился и отмахнулся. Дуня замахала руками своему Гришеньке, тот ловко подхватил её, посадил в возок и, скалясь во весь рот, оседлал своего мерина.

Ехали медленно. Местами с трудом выбирались из грязи, но чем ближе было к Кремлю, тем чаще попадались добросовестные хозяева, замостившие свой участок улицы плашками, а лужи там сгонялись к сливным канавкам.

– Боярин, ты глянь! – услышала Дуня дедова боевого холопа, повсюду его сопровождавшего.

Она тут же сунула нос в открытое окошечко, чтобы посмотреть, что удивило бывалого воина. В узкую полоску она ничего не увидела и поэтому осторожно приоткрыла дверцу и высунулась наружу, при этом невольно клацнув зубами из-за того, что возок наехал колесом на камень. Её глазам предстал ехавший впереди ближний человек старшего Кошкина, и он держал в руке зонт!!!

Дуня чуть не вывалилась, но её вовремя втолкнул внутрь Гришка и укоряя взглядом, захлопнул дверцу.

А Еремей, непроизвольно выпучив глаза, смотрел, как ближний Кошкина наслаждается вниманием и не особо торопится в Кремль. Изредка он отвечал, что такие укрыватели от дождя теперь делают в мастерской, принадлежащей сыну Кошкина Кошкину-Ноге. Но заказы ограничены, так как спрос превышает предложения.

Последнее услышала и Дуня, когда её возок обгонял говорящую рекламу. Неожиданно обзор кто-то загородил, она подняла глаза и увидела мокрого деда.

– Дунька! – рявкнул он и она скрылась внутри, задвигая деревяшку.

Ну, а что? Кто мог подумать, что зонтик может стать выгодным товаром? Дед-то забраковал его! Может, и другие тоже… забракуют и изобретателя на смех поднимут…

И как дед себе представляет производство? Вот есть у неё идея с рессорами, но куда с ней пойти? И рессору хотя бы не каждый мастер сможет повторить, а зонтик любой умелец сделает!

И всё же Дуня расстроилась. Чтобы не выдавать идеи, надо постоянно молчать, а если не молчать, то анализировать и думать, что говоришь…

– П-ф-фу – она шумно выдохнула. Если бы существовало авторское право, то как бы это облегчило её жизнь. Она не в состоянии вспомнить и изложить что-то сложное, не в состоянии устроить производство чего-то сложного, а простое любому легко понять и перенять для своей пользы. Вот и получается, что у неё ничего не получается.

– Дунька, это же ты придумала? – тихо спросил за дверцей дед.

– Не то, чтобы я, потому что в далёкой Сине такими штуками защищаются от палящих солнечных лучей, но сказала я…

– Дурище ты у меня.

– Какая уж есть, – печально согласилась она.

– Ну ничего, я высмею этого бахаря…

– Не надо, это же ближний Кошкина. Нам не нужна ссора с ними.

Еремей запыхтел, а потом Дуня услышала, как он понукает свою Ласточку шевелить копытами.

Чтобы не сидеть в темноте, она вновь отодвинула плашку и постаралась сориентироваться, как долго ещё трястись в этой коробчонке. Её взгляд пересекся с изучающим взглядом Семёна. Он явно всё слышал, да и вчера он всё видел своими глазами, так что ему не нужны объяснения. Дуня не могла понять его задумчивости и словно бы какого-то ожидания, но на всякий случай беззаботно улыбнулась и небрежно бросила:

– Пусть делают зонты-дождевики и продают! Мне не жалко.

Семён хмыкнул, а Дуня спряталась в тени. Ей хотелось думать, что боярич поддержал её и согласился, что всех денег не заработаешь, или подумал о том, что Дорониным эта идея могла стать только обузой, но кажется, он счёл её пустоголовой трещоткой.

Семён же просто пытался скрыть своё непонимание, замешанное с удивлением. Эта маленькая боярышня вчера утёрла нос всем мастерам Кошкиных и заносчивому Петьке в том числе.

Она вихрем пронеслась по прославившемуся на всю Москву подворью и перевернула там всё вверх дном, даже не заметив этого. А Семён всё подметил. Он видел ошалелые глаза именитого розмысла, видел, как чесали головы лучшие мастера, как встряхнулся разжиревший Кошкин и как кланялись ей вслед те, кто пришёл в мастерскую за протезом. Им шепнули, что всё началось с неё и благодаря её влиянию цены на протезы держатся низкими.

И Семён слышал от отца Кирилла, что Кошкины благоволят не только роду Дорониных, но лично Дуньке, а теперь убедился в этом. Петька был не только ласков с девчонкой, но стерпел от неё дерзкие слова. Если бы Семён не видел этого своими глазами, то не поверил бы. А ей всё нипочем. Одинаково лыбится боярину, мастеру и дворовому, не боясь уронить своего достоинства.

Семёну было бы проще признать Дуню блаженной. Они все с придурью, но люди говорят, что боярышня крайне разборчива в раздаче милостыни, а то и вовсе жадной называют. На большее у Семёна не хватало фантазии.

Он делил людей просто: на хищников и травоядных, и на особицу стояли дурачки из бабьих сказаний. Дунька не влезала ни в один ряд. Её было много, и она рушила его устоявшийся взгляд на жизнь. Семёна это обескураживало и сердило.

Он считал себя бояричем с твёрдыми позициями и поэтому душеспасительные разговоры с отцом Кириллом его не затронули. Он сразу определил священника в ряд хищников, притворяющимся безобидным, а раз так, то Семён тоже притворился и был покорен. Жаль, что отец Кирилл не оставил его в покое. Хотя с Дорониной интереснее, чем с ним, и если она дружит с княжьей семьей, то знакомство с ней будет полезным.

Семён довольно улыбнулся. Наконец-то всё улеглось в его голове, и он вновь почувствовал себя умным и коварным хищником.

Дуня вылезла из возка, открыла свой страшненький зонт и проводила деда до приказа.

– Обсушись, прежде чем сесть работать, – строго наставляла она его, но не видя отклика, всё же заглянула в приказ и велела дедову холопу Прошке помочь боярину.

Еремей молча принял заботу внучки и даже поцеловал её, кряхтя, что она его горе луковое.

– Всем хорошего дня! – крикнула она на прощание офисному планктону приказной избы и выбежала вон. Во дворе Гришаня поднял её на руки, ворча, что в таком солидном месте не сгоняют лужи, и понёс к княжьему дворцу. Дуня увидела, как знакомую ей боярышню тоже несут на руках и приветственно помахала ей рукой.

– Дунь, когда Машка вернется в город? – спросила та у неё.

– Как дороги подморозит! – крикнула ей Дуня.

– Ещё долго… поскорее бы, а мы сейчас только золотом шьём…

Знакомая не договорила, так как её опустили на крыльцо и она, ещё раз махнув рукой Дуне, поспешила внутрь.

– Семён, ты где? – Дуня закрутила головой. – Тебя на женскую половину не пустят. Гришенька будет ждать меня здесь, а ты… не знаю. Езжай домой, что ли.

– Я тоже подожду.

– Но это долго…

– Подожду.

Дуня пожала плечами:

– Поступай как считаешь нужным, – и взбежала по ступенькам, чтобы исчезнуть за тяжелыми дверями женской половины.

– Дуняша! Куда ты пропала? – такими словами встретила её Мария Борисовна.

– Так я же…

– Сегодня Иван Васильевич представит тебя боярской думе, как составителя проекта будущего строительства и наградит.

– Как? Но я же… как же… да что же…

– Ну что ты зажужжала, как пчела! – рассмеялась княгиня и тут Дуня увидела выемку между её зубов. Совсем небольшую, но уже заметную. Раньше этого не было! Правда, ей раньше не доводилось стоять напротив княгини, и чтобы та смеялась, показывая зубы. Они всё чаще бок о бок рассматривали рисунки, но как можно было так испортить зубы?

– Мария Борисовна, милая и славная! – воскликнула Дуня. – Ты что же золотую нить меж зубов тянешь?

– Что? – растерялась княгиня.

– Я говорю, что многие рукодельницы тянут нить меж зубов, чтобы она не путалась и вообще… Я не мастерица, но видела, что так многие делают.

– И я так делаю.

– Только, похоже, ты не учла, что золотая нить не сравнится с простой. Ты же себе зубы сточила! Неужели в отражении не видела?

– Сточила?

Княгиня метнулась к начищенному серебряному подносу и принялась рассматривать себя, но изображение там было специфическим, и тогда Дуня схватила первый попавшийся свиток, повернула его неисписанной стороной к себе и угольком в несколько штрихов нарисовала контур лица княгини, а на зубах поставила точку.

– Ты такая утонченная, зубки у тебя ровненькие и беленькие, но теперь там эта дурацкая выемка!

Мария Борисовне посмотрела на стоявшую рядом Наталию, и та озабоченно кивнула.

– Совсем махонькая, но есть, – подтвердила она.

– Что же делать?

– Тщательно чистить зубы, но это ты и так делаешь. Иначе бы там застревала пища. И боле не тянуть в рот ничего лишнего, – строго наставляла Дуня и княгиня грустно улыбнулась.

– И не портила бы ты кожу белилами, – не удержалась она. – Говорят, что туда толченые косточки мёртвых крыс подмешивают, а какая от мертвечины может быть красота?

– Раньше ты рассказывала, что там есть вредные вещества, – укоризненно произнесла Мария Борисовна.