Текст книги ""Фантастика 2025-151". Компиляция. Книг 1-33 (СИ)"

Автор книги: Максим Петров

Соавторы: Алим Тыналин,Юлия Меллер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 195 (всего у книги 341 страниц)

Дэвид негромко рассмеялся.

– Кто бы мог подумать, что финансист с Уолл-стрит будет выступать за более строгое регулирование? Вы полны сюрпризов, Стерлинг.

– Просто стараюсь смотреть на перспективу, – ответил я. – Текущая ситуация с кредитным плечом один к десяти на бирже неустойчива.

– Рузвельт придерживается схожего мнения, – кивнул старший Роквуд. – Он прогрессивный политик, даже если некоторые из моих друзей считают его почти социалистом.

– С удовольствием встречусь с губернатором, – сказал я. – Когда и где?

– В четверг, в моем городском особняке. Небольшой ужин для узкого круга. Приходите к семи.

Я кивнул, мысленно отмечая эту дату. Встреча с Рузвельтом могла стать ключевой для моих долгосрочных планов.

Человек, который через несколько лет возглавит страну в самый тяжелый период ее истории… Какие возможности открывались здесь!

Ужин продолжился обсуждением нефтяной отрасли, новых методов бурения и потенциала недавно открытых месторождений в Техасе. Роквуд-старший, несмотря на возраст, демонстрировал удивительную осведомленность во всех технических аспектах. Дэвид же больше опять говорил на свою излюбленную тему, о перспективах нефтехимии, отрасли, которая только начинала зарождаться.

Когда ужин завершился, Дэвид проводил меня обратно в библиотеку, где вручил толстую папку с дополнительными материалами по операции «Черное золото».

– Здесь все, что вам понадобится для начала работы, – сказал он. – Если возникнут вопросы, звоните в любое время.

– Благодарю, – я принял папку. – Думаю, первые наброски финансовой структуры будут готовы даже раньше, чем через неделю.

– Не сомневаюсь, – кивнул он. – Ваша работоспособность стала легендой на Уолл-стрит.

Дворецкий проводил меня к выходу, где в машине меня уже ожидали О’Мэлли и Мартинс, отдохнувшие и сытые. Я устроился на мягком сиденье, и машина тронулась по подъездной аллее.

Дождь почти прекратился, лишь изредка капли стучали по крыше автомобиля. Я откинулся на спинку сиденья, размышляя об итогах вечера.

Итак, операция «Черное золото». Потенциальная прибыль в десятки миллионов. Возможность увеличить свой капитал до ста миллионов к осени, как раз к началу Великой депрессии. Неожиданный интерес Роквуда-старшего к благотворительности. И, наконец, предстоящая встреча с Рузвельтом.

Все складывалось даже лучше, чем я мог надеяться. Если удастся успешно завершить операцию «Черное золото» до краха, я получу в руки финансовые козыри, о которых даже и не мечтал.

Глава 22
Благие дела

Нью-Йорк после вчерашнего дождя окутала легкая дымка, сквозь которую едва пробивалось утреннее солнце. Город дышал влажным теплом, предвещая жаркий майский день.

Я сидел в своем кабинете, просматривая последние биржевые сводки и материалы по операции «Черное золото», полученные вчера от Роквудов.

Перспективы захватывающие. Лишь бы все пошло по плану.

Взгляд упал на настольный календарь. Среда, второе число. День моего ежемесячного визита в Приют Святой Елизаветы. Я отложил папку с документами и посмотрел на часы. Пора собираться.

О’Мэлли появился в дверях точно в назначенное время, как всегда безупречно одетый, но с едва заметной усталостью в глазах. Вчерашний долгий день и поездка в Вестчестер сказались даже на нем.

– Машина готова, босс, – сообщил он. – Мартинс проверил маршрут, все чисто. Никаких следов наблюдения.

– Отлично, – я поднялся, застегивая пиджак. – Кстати, Джексон сегодня не за рулем?

– Нет, я отправил его с поручением в Бруклин, – в глазах О’Мэлли мелькнул хищный огонек. – Пусть думает, что выполняет важную миссию. На самом деле доставляет пустые конверты нашему человеку. Все его перемещения под контролем.

– Хорошо. – Я выдержал паузу. – Сегодня никаких костюмов от Brooks Brothers и роскошных автомобилей. Переоденемся в машине в более скромную одежду.

– Как всегда, в первую среду месяца, – кивнул О’Мэлли. – Все подготовлено.

Через полчаса наш автомобиль, теперь уже не Packard Twin Six, а непримечательный Ford Model A, въезжал в один из беднейших районов Нью-Йорка. Узкие улочки, обветшалые многоквартирные дома, развешанное между окнами белье, и повсюду дети, играющие прямо на мостовой, сидящие на пожарных лестницах, помогающие матерям нести тяжелые сумки с продуктами.

Я снял шляпу, галстук и дорогой пиджак, оставшись в простой белой рубашке. О’Мэлли тоже переоделся, хотя его массивная фигура все равно выделялась среди местных жителей. Мартинс остался в машине, внимательно поглядывая по сторонам.

Приют Святой Елизаветы располагался в трехэтажном кирпичном здании бывшей текстильной фабрики. Когда-то эти стены видели тяжелый детский труд, теперь же здесь нашли прибежище дети, оставшиеся без родителей.

Мартинс припарковался у входа. Сквозь открытые окна доносились детские голоса, смех и едва слышное пение. Урок музыки, одно из нововведений, которые я финансировал в прошлом месяце.

– Странно, – тихо произнес О’Мэлли, когда мы поднимались по истертым каменным ступеням. – Еще вчера вы вели переговоры о многомиллионных сделках с Роквудами в их дворце, а сегодня…

– Сегодня я занимаюсь действительно важными делами, – закончил я за него.

Тяжелая деревянная дверь открылась, и нас встретила сестра Мария, управляющая приютом. Невысокая женщина лет пятидесяти, с добрыми глазами и натруженными руками. Ее лицо всегда светилось какой-то внутренней силой, несмотря на все трудности, с которыми ей приходилось сталкиваться ежедневно.

– Мистер Стерлинг! – она улыбнулась, протягивая руку. – Дети ждали вас с самого утра.

– Сестра Мария, – я пожал ее руку, – рад видеть вас в добром здравии. Как продвигаются наши проекты?

– Идите, посмотрите сами, – она повела нас внутрь здания. – Строители закончили ремонт крыши на прошлой неделе. Теперь у нас не протекает даже во время сильнейших дождей. А новый медицинский кабинет, это настоящее чудо!

Мы прошли по длинному коридору с недавно выкрашенными стенами. Всего пару месяцев назад это место выглядело заброшенным, с отслаивающейся краской и прогнившими половицами. Теперь же здесь царила атмосфера скромного, но достойного дома для детей.

Медицинский кабинет располагался в конце коридора. Чистое, светлое помещение, оборудованное всем необходимым для оказания первой помощи и проведения регулярных осмотров. За столом сидел молодой доктор Ричардс, с которым я познакомился два месяца назад.

– А, мистер Стерлинг! – он поднялся нам навстречу. – Хотите увидеть, как работает новое диагностическое оборудование?

– Непременно, доктор, – ответил я.

Пока Ричардс с энтузиазмом демонстрировал новейший для 1929 года стетоскоп и другие медицинские инструменты, я мысленно делал пометки о следующих необходимых приобретениях. Техника 1920-х годов казалась мне примитивной после современных медицинских технологий, которые я знал из своего будущего. Но даже эти простые инструменты могли спасти жизни многих детей.

– Благодаря вашей поддержке мы уже провели полный медицинский осмотр всех воспитанников, – продолжал Ричардс. – У восьми обнаружили начальную стадию рахита, у четверых проблемы с легкими. Но теперь, с правильным питанием и лечением, все они идут на поправку.

– Превосходно, – кивнул я. – А что с планами по расширению? Сколько детей вы сможете принять в следующем месяце?

– С новыми спальнями на чердаке мы можем разместить еще пятнадцать воспитанников, – ответила сестра Мария. – Но…

– Но?

– Нам не хватает персонала. Две сестры и три гражданских помощницы не справятся с таким количеством детей.

Я уже ожидал этого вопроса. Достав из внутреннего кармана конверт, я передал его сестре Марии:

– Здесь чек на двадцать тысяч долларов. Десять на зарплаты дополнительному персоналу, пять на улучшение питания и образовательные материалы, пять на начало строительства пристройки для школы.

Глаза сестры Марии расширились.

– Двадцать тысяч… Мистер Стерлинг, это… – она прижала конверт к груди, и на мгновение мне показалось, что она сейчас заплачет. Но сестра Мария быстро овладела собой. – Это изменит жизни многих детей.

– Я надеюсь на это, – ответил я.

О’Мэлли, молча стоявший у двери, внимательно наблюдал за мной. В его глазах читалось то самое выражение, которое появлялось всякий раз, когда я занимался благотворительностью, смесь удивления и одобрения.

Из кабинета мы направились в главный зал, где проходили уроки и общие сборы. Десятки детей разных возрастов сидели за длинными столами, занимаясь кто чтением, кто письмом, кто рисованием. Когда мы вошли, все взгляды обратились к нам.

– Дети, – объявила сестра Мария, – к нам снова приехал мистер Стерлинг!

Мгновение тишины, а затем взрыв радостных возгласов и хлопанья в ладоши. Дети окружили нас, улыбаясь и протягивая руки. Некоторые из старших вспомнили меня с прошлого визита и теперь показывали свои успехи в учебе.

– Мистер Стерлинг, смотрите! – маленькая девочка лет шести протянула мне рисунок. – Это вы!

На листе бумаги красовалась фигура в костюме, окруженная солнечными лучами. Детское воображение наделило меня почти сверхъестественным сиянием.

– Чудесный рисунок, – я улыбнулся, присаживаясь перед малышкой на корточки. – Как тебя зовут?

– Люси, – она потупила взгляд. – Мне шесть лет и три месяца.

– Рад познакомиться, Люси, – я бережно взял рисунок. – Можно мне оставить это себе?

Люси энергично закивала, а затем неожиданно обняла меня. Такого я не ожидал. Секунду я оставался неподвижным, ощущая, как маленькие ручки обвились вокруг моей шеи, а затем осторожно обнял ее в ответ.

Отчего-то в груди защемило. Может быть, от контраста между этой искренней детской привязанностью и той жестокой финансовой игрой, в которую я был погружен последние месяцы? Или от мысли о том, что ждет этих детей, когда экономика рухнет через несколько месяцев?

Я поднялся, все еще держа рисунок.

– Сестра Мария, как обстоят дела с учителями? – спросил я, стараясь скрыть внезапное волнение.

– Мисс Паркер приходит трижды в неделю, чтобы заниматься с младшими, – ответила она. – Мистер Коллинз преподает математику и естественные науки старшим. Но этого недостаточно.

– Я поговорю с деканом педагогического колледжа, – сказал я. – Возможно, мы сможем организовать систему, при которой студенты-практиканты будут проводить здесь уроки. Это даст им опыт, а детям более полное образование.

Мы провели в приюте еще два часа. Я посетил столовую, где теперь подавали горячие обеды; недавно обустроенную библиотеку, пока скромную, но растущую; осмотрел начатое строительство пристройки для настоящей школы.

И везде дети, улыбающиеся, полные надежды, не подозревающие, какие испытания готовит им судьба в ближайшие годы. Видя их, я еще острее ощущал необходимость создать систему социальной поддержки до наступления Великой депрессии.

– Как продвигается создание вашего благотворительного фонда, мистер Стерлинг? – спросила сестра Мария, когда мы оказались в ее небольшом кабинете для заключительной беседы.

– Юридическая структура почти готова, – ответил я. – «Фонд Стерлинга для образования и социальной поддержки» начнет полноценную работу к осени.

– Как раз когда откроется наша школа, – улыбнулась она. – Провидение, не иначе.

Если бы она только знала, насколько точно рассчитаны мои сроки.

– Кстати, недавно я разговаривал с Роквудом-старшим, – сказал я. – Он тоже активно занимается благотворительностью и предложил сотрудничество между нашими фондами.

– Роквуд? – глаза сестры Марии расширились. – Тот самый нефтяной магнат? Это невероятно!

– Полагаю, мы сможем объединить усилия в некоторых проектах, – кивнул я. – Особенно в сфере образования для одаренных детей из малообеспеченных семей.

Когда мы прощались, сестра Мария снова сжала мою руку.

– Мистер Стерлинг, позвольте сказать вам кое-что, – ее голос стал тише. – Многие богатые люди жертвуют на благотворительность. Но редко кто приезжает сам, общается с детьми, вникает в детали. Вы делаете не просто пожертвования, вы даете этим детям надежду и ощущение собственной ценности.

Я не нашелся с ответом. Просто кивнул и быстро попрощался.

Возвращаясь к машине в сопровождении О’Мэлли, я все еще думал о словах сестры Марии. В них была правда, которую я не хотел себе признавать.

Моя благотворительность начиналась как чисто стратегический ход, создать социальную опору перед кризисом, укрепить репутацию среди элиты, построить сеть влияния, выходящую за пределы финансового мира. Но постепенно что-то менялось.

Я начинал заботиться о детях.

– «Тот, кто зажигает свет для других, сам не останется во тьме», – неожиданно произнес О’Мэлли, когда мы сели в машину.

– Китайская пословица? – спросил я, вспоминая нашу недавнюю беседу.

– Нет, босс, – он улыбнулся, заводя мотор. – Джеймс Джойс. Ирландец до мозга костей.

Машина тронулась, увозя нас обратно в мир небоскребов, банков и биржевых махинаций.

– Куда теперь, босс? – спросил Мартинс.

– В больницу Святого Винсента, – ответил я. – Нужно встретиться с доктором Харрисоном по поводу финансирования нового отделения.

О’Мэлли заметил, глядя в окно:

– Большой день для добрых дел.

– Считай это инвестициями, – я посмотрел в окно на проплывающие мимо кварталы. – Самыми важными инвестициями из всех, что я делаю.

Больница Святого Винсента располагалась в Гринвич-Виллидж, в старом, но хорошо сохранившемся здании из красного кирпича. В отличие от приюта, здесь царила строгая дисциплина и деловая атмосфера. Медсестры в накрахмаленных белых халатах, врачи с серьезными лицами, пациенты, терпеливо ожидающие своей очереди в длинных коридорах.

Доктор Эдвард Харрисон, главный врач, встретил нас в своем кабинете. Высокий мужчина с серебристыми висками и пронзительными глазами хирурга, привыкшего принимать мгновенные решения. В медицинском сообществе Нью-Йорка его уважали не только за профессионализм, но и за приверженность идее доступной медицинской помощи для малоимущих.

– Мистер Стерлинг, – он энергично пожал мою руку. – Вы как всегда пунктуальны.

– Приятно иметь дело с людьми, ценящими время, – ответил я, присаживаясь в предложенное кресло. – Как продвигается наш проект?

Харрисон разложил перед нами чертежи нового отделения экстренной помощи.

– Строительство идет по графику. Фундамент заложен, стены возводятся. Если повезет с погодой, к середине июля сможем начать оснащение.

– А персонал?

– Вот здесь возникают трудности, – Харрисон помрачнел. – Квалифицированных медсестер не хватает по всему городу. Врачи предпочитают работать в частных клиниках, где платят вдвое больше. А наш бюджет…

– Не беспокойтесь о бюджете, – перебил я его. – Какая сумма нужна, чтобы привлечь лучшие кадры?

Харрисон назвал цифру, которая заставила бы здравомыслящего бизнесмена схватиться за сердце. Я лишь кивнул и достал чековую книжку.

– Вот первый взнос, – я передал подписанный чек. – Остальное поступит до конца месяца. Главное, чтобы к осени отделение работало в полную силу.

К осени. Всегда к осени. Харрисон, вероятно, думал, что я просто готовлюсь к сезону гриппа, но моя спешка имела куда более драматичные причины.

– Мистер Стерлинг, – Харрисон внимательно посмотрел на меня, – не могу не спросить… У вас есть личные причины для такой щедрости? Может быть, кто-то из ваших близких пострадал из-за отсутствия своевременной медицинской помощи?

Это интересный вопрос. В мире Алекса Фишера, финансиста из будущего, в моем настоящем мире, медицина была доступна практически всем. Но в жизни Уильяма Стерлинга, чье тело я занимал, была трагедия, смерть матери от пневмонии после гибели отца.

Я решил использовать это.

– Моя мать, – ответил я тихо. – Она умерла от пневмонии…

Я не закончил фразу, но Харрисон понимающе кивнул.

– Ваша поддержка спасет многие жизни, мистер Стерлинг. Это лучший памятник, который вы могли ей воздвигнуть.

Мы провели еще час, обсуждая детали проекта, новейшее медицинское оборудование, возможности обучения персонала. Харрисон продемонстрировал поразительные знания и видение будущего медицины. Если бы он только знал, насколько верны некоторые его догадки о развитии хирургии и фармакологии!

Когда мы наконец попрощались, О’Мэлли, все это время молча стоявший у двери, присоединился ко мне в коридоре.

– Хороший человек этот доктор, – заметил он, когда мы направились к выходу.

– Да, – согласился я. – Таких будет остро не хватать в ближайшие годы.

Мы вышли на улицу, где нас ожидал наш неприметный автомобиль. День вошел в полную силу, золотистое солнце окрашивало кирпичные стены зданий в теплые оттенки.

Несколько пациентов сидели на скамейках перед больницей, наслаждаясь погожим днем. В их глазах читалась надежда, то самое чувство, которое становится дефицитом во времена кризиса.

– «Благотворительность приносит награду самой себе», – произнес О’Мэлли, когда мы сели в машину.

– Еще один ирландский поэт? – спросил я с легкой улыбкой.

– Уильям Йейтс, – кивнул О’Мэлли. – Хотя похожие слова произносили многие. Может, в них что-то есть, а, босс?

Я не ответил, глядя на больничное здание, постепенно оставшееся позади.

– Возвращаемся в офис? – спросил Мартинс.

– Нет, теперь в Колумбийский университет, – ответил я. – Благие дела еще не закончены на сегодня. А вот оттуда уже в офис. Нужно подготовиться к завтрашней встрече с губернатором Рузвельтом.

– А потом?

– Потом встреча с Мэдденом. Он хочет обсудить детали поездки в Атлантик-Сити.

Лицо О’Мэлли стало серьезным.

– Из благотворительности сразу в финансовые игры и гангстерские дела? Резкий переход, босс.

– Так устроен этот мир, Патрик, – я смотрел, как за окном сменяются кварталы, от скромных домов Гринвич-Виллидж к величественным небоскребвм зданиям Нью-Йорка. – Свет и тень, честные деньги и преступные, богатство и бедность. Все взаимосвязано.

По мере приближения к району я чувствовал, как меняется и моя внутренняя настройка. Благотворитель постепенно уступал место финансисту, стратегу, человеку, готовящемуся к величайшему экономическому кризису в истории.

Но образ Люси с ее рисунком и детскими объятиями оставался со мной. Напоминание о том, что за биржевыми графиками и цифрами стоят реальные человеческие жизни. И что деньги имеют смысл лишь тогда, когда служат чему-то большему, чем просто накопление богатства.

Глава 23
Научный прорыв

Колумбийский университет встретил меня запахом старых книг и химических реактивов, смешанным с ароматом весенних цветов из студенческого сквера. На дворе стоял ясный день, идеальный для научных открытий.

Мартинс остановил автомобиль у здания Хэвенского медицинского центра, чье неоготическое величие напоминало о традициях и стремлении к знаниям, передаваемым из поколения в поколение. Студенты в летних костюмах сновали между корпусами, их лица сияли увлеченностью и молодой энергией.

– Второе посещение подряд, благородные дела приумножаются, – заметил О’Мэлли, наблюдая за студентами. – В прошлый раз мы здесь не были.

– Иногда наука важнее денег, – ответил я, проверяя карманные часы. – И доктор Флеминг долден ждать нас в лаборатории.

Доктор Уолтер Стивенс, декан медицинского факультета, встретил нас у входа. Худощавый мужчина лет шестидесяти с седой бородкой эскулапа и проницательными глазами, державшийся с достоинством истинного ученого.

– Мистер Стерлинг, добро пожаловать в Колумбийский, – он пожал мне руку с искренним теплом. – Доктор Флеминг в восторге от возможности встретиться с вами.

– Радость взаимна, доктор Стивенс, – я убрал шляпу, входя в здание. – Далеко не каждый день удается беседовать с ученым такого калибра.

Мы поднялись на третий этаж, где располагалась исследовательская лаборатория. Коридоры украшали портреты выдающихся выпускников и преподавателей университета, врачей, чьи открытия изменили медицину.

Лаборатория оказалась просторным помещением с высокими потолками, заполненным научным оборудованием. Микроскопы, пробирки, колбы с загадочными растворами, стеллажи с химическими препаратами, весь арсенал современной науки 1929 года, который в моих глазах выглядел трогательно архаично.

У длинного рабочего стола стоял мужчина в белом халате, внимательно изучающий что-то в микроскоп. При нашем появлении он поднял голову.

Александр Флеминг. Даже без знания будущего невозможно ошибиться в его незаурядной личности. Шотландец средних лет с живыми, умными глазами и добродушным лицом, излучающий ту особую энергию, которая присуща истинным первооткрывателям.

– А, мистер Стерлинг! – он отложил работу и пошел навстречу. – Доктор Стивенс рассказал мне о вашем интересе к медицинским исследованиям. Честно говоря, не часто финансисты с Уолл-стрит интересуются микробиологией.

– Возможно, потому, что большинство из них не понимает потенциала ваших открытий, доктор Флеминг, – я пожал его руку.

Флеминг улыбнулся.

– Пожалуйста, называйте меня просто Александр. Хотите посмотреть, что привело меня в Нью-Йорк?

Он повел нас к рабочему столу, где было разложено несколько чашек Петри с различными культурами.

– Видите эти образцы? – он указал на одну из чашек. – Это счастливая случайность, которая произошла в моей лаборатории в Лондоне прошлой осенью.

Я наклонился поближе, разглядывая содержимое чашки. В одной области росла обычная бактериальная культура, но вокруг небольшого зеленоватого пятна образовалась четкая зона, где бактерии не размножались.

– Заражение плесенью? – спросил я, изображая любопытство новичка.

– На первый взгляд именно так, – Флеминг оживился. – Но когда я начал исследовать это поподробнее, обнаружил нечто удивительное. Эта плесень, Penicillium notatum, выделяет вещество, убивающее многие виды бактерий.

– И это вещество…

– Я назвал его пенициллином, – с гордостью произнес Флеминг. – Предварительные эксперименты показали его высокую эффективность против стафилококка, стрептококка и других опасных микроорганизмов.

Доктор Стивенс кивнул.

– Александр демонстрировал результаты на вчерашней конференции. Потенциал поразительный.

Я выпрямился, мысленно просчитывая возможности.

– И каковы следующие шаги, доктор Флеминг?

– Вот здесь и возникают трудности, – его лицо омрачилось. – Чтобы сделать пенициллин доступным для лечения, нужно разработать методы массового производства. Настоящий пенициллин производится в ничтожных количествах, даже для лабораторных экспериментов едва хватает.

– А что требуется для решения этой проблемы?

Флеминг откинулся в кресле.

– Серьезные инвестиции в исследования. Новое оборудование, квалифицированный персонал, время. Очень много времени. По моим оценкам, от нескольких лет до десятилетия, прежде чем мы сможем производить пенициллин в промышленных масштабах.

Десятилетие. Если дождаться естественного хода событий, массовое производство пенициллина начнется только в начале 1940-х, во время Второй мировой войны. Сколько жизней можно спасти, ускорив этот процесс на десять лет!

– Доктор Флеминг, – начал я осторожно, – что если бы у вас были неограниченные ресурсы для исследований? Собственная лаборатория, лучшее оборудование, команда талантливых ученых?

Глаза Флеминга загорелись.

– О, если бы! Мы могли бы ускорить процесс в разы. Начать с изучения химической структуры пенициллина, затем найти способы стабилизации и концентрации. Возможно, даже создать синтетические аналоги…

– Мистер Стерлинг, – вмешался доктор Стивенс, – боюсь, вы недооцениваете масштаб инвестиций, необходимых для такого проекта.

– Попробуйте удивить меня цифрами, – улыбнулся я.

Стивенс и Флеминг переглянулись. Наконец, Флеминг назвал сумму, которая для 1929 года звучала астрономически.

– Для создания полноценного исследовательского центра потребуется около пятисот тысяч долларов первоначальных инвестиций. Плюс ежегодные операционные расходы в размере двухсот тысяч.

– А сроки?

– При наличии ресурсов и правильной организации… возможно, пять лет до первых практических результатов.

Пять лет. К 1934 году. Это означало бы доступность антибиотиков задолго до войны.

– Джентльмены, – я достал из внутреннего кармана чековую книжку, – вы получите все необходимые средства.

Флеминг подумал, что ослышался.

– Прошу прощения?

– Я предлагаю создать исследовательский центр по разработке пенициллина, – я начал выписывать чек. – Первоначальное финансирование – миллион долларов.

В лаборатории повисла тишина. Доктор Стивенс побледнел. Флеминг открыл рот, но не произнес ни слова.

– Это невозможно, – наконец выдохнул Стивенс. – Мистер Стерлинг, вы говорите о сумме, сопоставимой с годовым бюджетом всего университета.

– И каждый цент окупится сторицей, – я оторвал чек и протянул его изумленному декану. – Доктор Флеминг, я хочу, чтобы в течение месяца была создана лаборатория, не уступающая лучшим в Европе.

Флеминг, наконец, пришел в себя.

– Мистер Стерлинг, я тронут вашим интересом к моих работе. Большинство финансистов считает медицинские исследования невыгодным вложением.

– Доктор Флеминг, ваше открытие может спасти больше жизней, чем все, что унесли войны в истории человечества, – ответил я с искренним убеждением. – Такие инвестиции бесценны.

– Но почему? – Стивенс все еще держал чек, словно боясь, что тот исчезнет. – Что заставило вас принять столь радикальное решение?

Я задумался на мгновение, выбирая слова.

– Недавно я потерял близкого человека из-за инфекции, которую врачи не смогли вылечить. Тогда я решил, что если у меня будет возможность предотвратить подобные трагедии, я не упущу ее.

Это было правдой, хотя и половинчатой. Я знал, какое значение имел этот препарат для человечества.

– Есть еще одно условие, – добавил я. – Я хочу, чтобы результаты исследований стали достоянием медицинского сообщества как можно быстрее. Не должно быть никаких патентных ограничений или попыток монополизации.

Флеминг энергично кивнул.

– Полностью согласен! Медицина должна служить человечеству, а не частным интересам.

Я улыбнулся. В оригинальной истории Флеминг действительно придерживался таких взглядов, отказавшись патентовать пенициллин.

– Когда можете начать набор команды? – спросил я.

– Немедленно, – ответил Стивенс, все еще ошеломленный. – У нас есть контакты с лучшими микробиологами и химиками страны. Многие будут счастливы присоединиться к такому проекту.

– Превосходно. Доктор Флеминг, планируете остаться в Америке для руководства проектом?

– Если позволите, я хотел бы разделить время между Нью-Йорком и Лондоном, – он задумался. – Там остались мои исследования, да и семья…

– Конечно. Мы организуем все так, чтобы вам было удобно.

О’Мэлли, который все это время молча стоял у двери, неожиданно подал голос:

– Прошу прощения за вмешательство. Мистер Стерлинг, возможно, стоит обсудить некоторые практические детали отдельно?

Я кивнул, понимая его намек. Безопасность, логистика, контракты, все это требовало детального планирования.

– Доктор Стивенс, доктор Флеминг, позвольте моему помощнику встретиться с вашими юристами завтра. Мы оформим все необходимые документы.

– Разумеется, – Стивенс кивнул. – Хотя должен предупредить, университетская бюрократия порой движется медленно.

– Мы найдем способы ускорить процесс, – заверил я.

Флеминг вдруг нахмурился.

– Кстати, о финансировании. Вы не единственный, кто интересуется коммерческим потенциалом биологических открытий. Хотя, в последние месяцы несколько крупных корпораций сокращают финансирование научных проектов.

– Действительно? – я заинтересовался.

– Да. Например, химические компании вдвое сократили гранты нашему факультету. Говорят о необходимости «оптимизации затрат» и «фокусировке на прибыльных направлениях».

Доктор Стивенс подтвердил:

– То же самое происходит по всей стране. Даже такие гиганты как DuPont урезают исследовательские программы.

Это четвертый весомый признак приближающегося кризиса. Корпорации интуитивно готовились к трудным временам, сокращая долгосрочные инвестиции в пользу краткосрочной ликвидности.

– Тем более важно поддерживать науку в такие периоды, – заметил я. – Именно исследования помогут экономике оправиться от любых потрясений.

Мы провели еще час, обсуждая детали будущего проекта. Флеминг увлеченно рассказывал о своих планах, доктор Стивенс делал записи, а я мысленно представлял, как через несколько лет первые пациенты получат спасительное лечение.

Когда мы наконец попрощались, доктор Флеминг дошел с нами до выхода.

– Мистер Стерлинг, – он остановился у двери, – есть нечто, что меня беспокоит. Ваша щедрость поразительна, но не связана ли она с какой-то информацией о грядущих эпидемиях или войнах?

Вопрос застал меня врасплох. Неужели я настолько прозрачен?

– Просто предчувствие, доктор, – ответил я осторожно. – И желание быть готовым ко всему.

Флеминг медленно кивнул.

– В последнее время многие говорят о неких тревожных тенденциях. Не только в экономике, но и в международной обстановке. Возможно, вы правы, готовясь заранее.

Выйдя из здания, мы направились к автомобилю. Солнце все еще светило ярко, но в воздухе чувствовалась подступающая вечерняя прохлада.

– Интересная встреча, – заметил О’Мэлли, когда мы сели в машину. – Вы действительно думаете, что эта плесень так важна?

– Поверь мне, Патрик, это открытие изменит мир. – Я откинулся на сиденье, размышляя о проделанной работе. – И возможно, мы только что спасли миллионы жизней.

– Миллионы? – он усмехнулся. – Это всего лишь плесень.

– Всего лишь плесень, которая победит инфекции, убивающие больше людей, чем все войны вместе взятые.

О’Мэлли покачал головой, но промолчал. Мартинс завел двигатель, и мы выехали на улицы Нью-Йорка.

Я смотрел в окно на городскую суету, думая о контрастах этого дня. Утром благотворительность для детей и больных. Днем инвестиции в научную революцию. А вскоре меня ждали важные встречи в мире политики и преступности.

Тремя чеками, выписанными за сегодняшний день, я потратил больше денег, чем зарабатывали тысячи американцев за всю жизнь. Но каждый доллар был инвестицией в будущее, которое я знал слишком хорошо.

– В офис, босс? – спросил Мартинс.

– Да. Нужно подготовиться к вечеру. – Я проверил время. – И О’Мэлли, не забудь связаться с нашими юристами. Нужно создать отдельный фонд для финансирования научных исследований. Пенициллин только начало.

– Размышляете о других проектах?

– Всегда, – я кивнул. – Наука не должна стать жертвой экономического кризиса. Скорее наоборот, именно сейчас важно инвестировать в открытия, которые помогут миру восстановиться.

Автомобиль мчался по улицам Нью-Йорка, увозя нас от тихих университетских коридоров обратно в мир больших денег и еще больших амбиций. Но я знал точно часть моих денег пошла на дело, которое переживет любые кризисы и революции.

Пенициллин. Маленькая плесень, которая изменит историю человечества. И теперь у нее достаточно ресурсов, чтобы сделать это на десять лет раньше.