Текст книги ""Фантастика 2025-151". Компиляция. Книг 1-33 (СИ)"

Автор книги: Максим Петров

Глава 19
Майские предчувствия

Лучи майского солнца проникали сквозь шторы из тяжелого шелка, прорисовывая полосы света на мраморном полу спальни. Я открыл глаза, наблюдая, как пылинки танцуют в золотистых лучах.

Шесть часов утра. Мое тело уже привыкло просыпаться в это время без будильника, результат многомесячной строгой дисциплины.

Нажав кнопку переговорного устройства у кровати, одной из технических новинок, которыми я оснастил свой особняк, я произнес:

– Фаулер, кофе в малую столовую через пятнадцать минут.

– Да, сэр, – незамедлительно откликнулся дворецкий. – Джузеппе уже приготовил легкий завтрак. «Нью-Йорк Таймс» и «Уолл-стрит Джорнал» ожидают вас.

Встав с постели, я подошел к окну и раздвинул шторы. Передо мной раскинулся панорамный вид на Центральный парк, уже утопающий в свежей майской зелени.

Мой новый особняк на Пятой авеню, приобретенный всего три месяца назад за семьсот пятьдесят тысяч долларов (астрономическая сумма, все еще вызывающая внутреннюю дрожь), располагался в самом престижном районе Манхэттена. Трехэтажное здание в неоклассическом стиле, с белокаменным фасадом и колоннами, оно вполне соответствовало моему нынешнему положению.

Временами я все еще просыпался с ощущением, что нахожусь в скромной квартире на 42-й улице. Потом реальность накатывала волной: я, Уильям Стерлинг, уже и вправду являюсь человеком, чье личное состояние перевалило за пятьдесят миллионов долларов.

Человеком, чья подпись на чеке заставляла банкиров вскакивать и раскланиваться. Человеком, за которым следили репортеры финансовых изданий, выискивая, какие акции я покупаю.

Ирония заключалась в том, что истинный источник моего процветания, знание будущего, оставался скрыт от всех. Сколь многие восхищались моим «даром финансового предвидения», не подозревая, что этот дар буквален.

Утренний туалет не занял много времени. Джеймс, мой камердинер, уже подготовил костюм, серо-голубой в тонкую полоску от Брукс Бразерс, сорочку из египетского хлопка и галстук темно-синего шелка. Идеальный наряд для майского дня, в котором запланированы три важные встречи.

Спустившись в малую столовую, я обнаружил, что все уже готово к моему появлению.

На столе красного дерева дымился свежесваренный кофе, рядом лежали утренние газеты, аккуратно сложенные и еще не тронутые. На серебряном блюде тосты, свежие фрукты и омлет с трюфелями, фирменное блюдо Джузеппе, которого я переманил из «Плазы» двойным окладом.

Я начал с «Уолл-стрит Джорнал», пробегая глазами заголовки: «ПРОМЫШЛЕННЫЙ ИНДЕКС ДОСТИГ РЕКОРДНОЙ ОТМЕТКИ», «НОВЫЙ ТЕХНОЛОГИЧЕСКИЙ БУМ ОБЕЩАЕТ НЕОГРАНИЧЕННЫЙ РОСТ», «ПРЕЗИДЕНТ ГУВЕР ЗАЯВЛЯЕТ: ПРОЦВЕТАНИЕ АМЕРИКИ ИМЕЕТ ПРОЧНУЮ ОСНОВУ».

Весь мир верил в бесконечный рост. Весь мир, кроме меня.

Я отложил газету и взял телеграмму, доставленную на рассвете. От моего брокера в Майами, Роберта Кларка:

«РЫНОК ФЛОРИДСКОЙ НЕДВИЖИМОСТИ ПОКАЗЫВАЕТ ПРИЗНАКИ ОХЛАЖДЕНИЯ СТОП ЦЕНЫ НА ПРИБРЕЖНЫЕ УЧАСТКИ УПАЛИ НА 8% ЗА МЕСЯЦ СТОП КОЛИЧЕСТВО СДЕЛОК СОКРАТИЛОСЬ НА 22% СТОП ЖДАТЬ ДАЛЬНЕЙШИХ УКАЗАНИЙ ВОПРОС».

Я улыбнулся. Вот он, первый четкий признак надвигающегося краха. Именно с Флориды начался предыдущий спад 1926 года. История повторялась, но теперь эта модель выглядела намного опаснее.

Дверь столовой отворилась, и вошел О’Мэлли, неизменный спутник, телохранитель и помощник. Как всегда, безупречно одетый в костюм, скрывающий внушительные габариты, с аккуратно причесанными волосами и почти незаметной выпуклостью под пиджаком, где располагался кольт 38-го калибра.

– Доброе утро, босс, – произнес он, держа в руках папку с документами. – Свежие сводки из банка и телеграммы от региональных брокеров.

– Доброе, Патрик. Что там с нашими европейскими позициями?

– Стабильно растут, как вы и предсказывали. Швейцарские золотодобывающие компании прибавили еще два процента за вчерашний день.

Я кивнул с удовлетворением. Перевод части капитала в золотодобывающие компании был одним из ключевых элементов моей стратегии подготовки к кризису.

– А это только что доставили, – О’Мэлли протянул мне конверт с фирменным логотипом «Стерлинг, Харрисон и Партнеры». – Финансовая сводка за апрель. Мисс Левински подготовила лично.

Я открыл конверт и быстро просмотрел содержимое. Исследовательский отдел под руководством Сары Левински демонстрировал превосходные результаты. Ее аналитические методы, основанные на моделях, которые я привнес из будущего, позволяли выявлять тренды задолго до их обнаружения конкурентами.

– Расписание на сегодня? – спросил я, отпивая кофе.

О’Мэлли сверился с записной книжкой:

– В десять встреча с исследовательским отделом в главном офисе. В час дня ланч с Вандервудом в «Плазе», обсуждение расширения гостиничной сети. В четыре ваше присутствие в совете директоров «American Hotel Corporation». Вечером встреча с Роквудом-младшим, а завтра в девять утра заседание совета «Стерлинг, Харрисон и Партнеры».

Я кивнул и уже собирался ответить, когда зазвонил телефон. Фаулер возник в дверях, словно материализовавшись из воздуха:

– Мистер Прескотт на линии, сэр. Говорит, срочно.

Я поднялся и направился к телефонному аппарату, установленному на отдельном столике. Трубка из черного бакелита казалась тяжелой в руке.

– Джонатан, доброе утро.

– Уильям! – голос Прескотта звучал возбужденно, что было редкостью для этого обычно невозмутимого человека. – Невероятные новости. Мы только что перевалили за отметку в сто пятьдесят миллионов долларов под управлением!

– В мае? – я изобразил удивление, хотя внутренне был готов к этому. – Мы планировали достичь этой цифры только к декабрю.

– Именно! Мы на полгода опережаем график. Главным образом благодаря приливу новых клиентов. После твоей статьи в «Форчун» о принципах консервативного инвестирования к нам буквально хлынули состоятельные инвесторы. Только за прошлую неделю пять новых счетов с капиталом выше миллиона каждый.

– Превосходно, – отозвался я, делая знак О’Мэлли, который тут же протянул мне блокнот с заранее подготовленными расчетами. – А что с нашим резервным фондом? Мы поддерживаем его на уровне десяти процентов?

Пауза на линии.

– Видишь ли, Уильям, – голос Прескотта стал менее восторженным, – в нынешних условиях рынка держать пятнадцать миллионов мертвым грузом кажется неразумным. Хендерсон предложил, и я согласился, временно снизить резерв до семи процентов.

Я почувствовал, как напряглись мышцы шеи.

– Джонатан, мы обсуждали это. Совет директоров принял решение о десятипроцентном резерве независимо от рыночных условий.

– Да, но тогда мы рассчитывали достичь текущих показателей только к концу года! – голос Прескотта стал заискивающим. – Подумай, Уильям. Эти дополнительные пять миллионов, вложенные по текущим ставкам, принесут нам минимум миллион прибыли к октябрю.

«К октябрю». Если бы он только знал, что произойдет в октябре.

– Джонатан, решение окончательное. Не только восстановить резерв до десяти процентов, но и поднять его до пятнадцати. Сегодня же. И впредь без моей письменной санкции резервы не трогать.

– Пятнадцать процентов⁈ – возмущение в голосе Прескотта было неприкрытым. – Это абсурд! Мы упускаем миллионы потенциальной прибыли!

– Зато сохраним сотни миллионов существующего капитала, когда придет время, – твердо ответил я. – Это не обсуждается, Джонатан.

Прескотт недовольно согласился и я, попрощавшись с ним, я повесил трубку. Не допив кофе, я встал и направился к двери:

– Тогда в офис. Встреча с исследовательским отделом.

Через пятнадцать минут мой Packard Twin Six выезжал с подъездной дорожки особняка. За рулем сидел Мартинс, а рядом с ним О’Мэлли. Я расположился на заднем сиденье, просматривая документы в предвкушении рабочего дня.

Снаружи Нью-Йорк кипел жизнью. Уличные торговцы выкрикивали предложения, модницы в коротких платьях и туфлях на низком каблуке спешили в магазины, клерки в шляпах-котелках в офисы. Над головой гремел надземный поезд, а из открытых окон многоквартирных домов доносилась музыка с пластинок Луи Армстронга и Дюка Эллингтона.

Город переживал золотой век, последние месяцы призрачного процветания перед бурей.

Никто, кроме меня, не знал, что часы уже тикают.

Здание «Стерлинг, Харрисон и Партнеры» теперь занимало внушительное место на углу Уолл-стрит. Еще прошлым летом я занимал крошечный закуток в офисе Харрисона. Теперь под мой контроль перешли три этажа престижного небоскреба с видом на гавань.

Респектабельный швейцар в темно-синей форме распахнул передо мной дверь, почтительно склонив голову:

– Доброе утро, мистер Стерлинг.

Я кивнул ему и прошел в просторный вестибюль с мраморными полами и античными колоннами. Секретарши, клерки, младшие брокеры все они спешили приветствовать меня, но никто не осмеливался задерживать. Только Прескотт, ожидавший у лифта, позволил себе кивок вместо поклона.

– Уильям, рад, что ты приехал пораньше, – произнес он, заходя со мной в лифт. – Исследовательский отдел подготовил нечто интересное. Хотя, должен предупредить, многое покажется тебе спорным.

– В каком смысле?

– Ты увидишь, – Прескотт поморщился. – Скажем так, мисс Левински и ее команда становятся чрезмерно пессимистичными. Я просил их перепроверить расчеты, но они настаивают на своих выводах. Это, кстати, о нашем разговоре о резерве.

Интересно. Сара Левински была одной из немногих, кому я намекнул о возможной коррекции рынка. Очевидно, она приняла эти намеки всерьез.

Когда лифт достиг двадцать третьего этажа, мы вышли в просторный холл с дубовыми панелями и тяжелыми хрустальными люстрами. Мой вкус к классике не менялся, даже когда особняки и офисы по всему Нью-Йорку перестраивались в ультрамодном стиле ар-деко.

Мисс Элеонора Говард, моя безупречно эффективная секретарша, встретила нас у дверей конференц-зала:

– Доброе утро, мистер Стерлинг, мистер Прескотт. Все уже собрались и ждут вас.

– Спасибо, мисс Говард. Никаких срочных вопросов?

– Только звонок от мистера Роквуда-младшего. Просил подтвердить вашу встречу сегодня.

Я кивнул.

– Конечно, я обязательно буду. И принесите кофе для всех в конференц-зал.

Конференц-зал представлял собой просторное помещение с огромным овальным столом из красного дерева и кожаными креслами для двадцати человек. Окна от пола до потолка открывали вид на гавань Нью-Йорка, где величественные океанские лайнеры соседствовали с грузовыми судами и рыболовецкими лодками.

За столом собрались ключевые члены исследовательского отдела: Сара Левински, молодая женщина с проницательным взглядом и безупречно уложенными темными волосами; трое ее ассистентов, бывшие профессора математики и экономики, мы переманили их из университетов; и Хендерсон, глава отдела управления капиталом, седовласый ветеран Уолл-стрит, чья интуиция до сих пор служила надежным ориентиром.

– Доброе утро, – я занял свое место во главе стола. – Итак, я слышал, у вас есть что-то интересное для меня.

Левински кивнула, поднялась и подошла к проектору, через который на белый экран на стене транслировались графики и таблицы:

– Мистер Стерлинг, согласно вашим указаниям, мы проанализировали рыночные тенденции с использованием новой методологии, разработанной вами для нашего отдела.

Она перевернула слайд, демонстрируя первый график, резкий рост котировок за последние два года.

– Как видите, рыночный индекс вырос на триста процентов с 1927 года. Беспрецедентный рост в истории фондового рынка. Однако наш анализ выявил несколько тревожных факторов.

Следующий слайд показывал соотношение цены акций к прибыли компаний.

– Коэффициент P/E для ключевых промышленных компаний достиг исторического максимума – 30, а для некоторых технологических компаний превышает 50. Это означает, что инвесторы платят за будущую прибыль, которая может реализоваться только при среднегодовом росте в двадцать пчть процентов в течение следующих пяти лет.

Хендерсон нетерпеливо подался вперед:

– Мисс Левински, высокие мультипликаторы лишь отражают веру инвесторов в продолжение роста. Мы вступили в новую эру процветания, как подчеркивают все ведущие экономисты.

Сара бросила на него невозмутимый взгляд:

– Именно об этом я и говорю, мистер Хендерсон. Рынок основан не на фундаментальных показателях, а на вере. А вера может испариться в одночасье.

Она перевернула следующий слайд:

– Вот второй тревожный признак, который мы обнаружили. Количество маржинальных счетов за последний год выросло на четыреста процентов. По нашим оценкам, около шестидесяти процентов всех сделок с акциями сейчас совершаются с использованием кредитного плеча.

Я подался вперед, внимательно изучая график. Это второй явный признак приближающегося краха.

– Что означает, что большинство инвесторов имеет лишь десять процентов собственных средств в своих позициях, – добавил я. – При падении рынка всего на десять-пятнадцать процентов сработают требования о довнесении маржи, и начнутся массовые вынужденные продажи.

– Именно так, сэр, – кивнула Левински. – Мы смоделировали сценарий такого развития событий. Вот что получилось.

Она показала следующий слайд с графиком потенциального падения рынка, напоминавшим обрыв скалы.

– Боже правый, – пробормотал один из ассистентов. – Это же катастрофа.

– Это всего лишь теоретическая модель, – возразил Хендерсон. – Основанная на гипотетическом снижении рынка, которое маловероятно при текущем экономическом росте.

Я жестом попросил Левински продолжать.

– Третий тревожный признак: явное расхождение между ценами на акции и фундаментальными показателями экономики. Посмотрите на этот график.

Новый слайд показывал два расходящихся графика: индекс акций, стремительно растущий вверх, и индекс промышленного производства, демонстрирующий заметное замедление за последние шесть месяцев.

– Объемы производства стали растут лишь на два процента в год, автомобильной промышленности – на пять процентов, железнодорожные перевозки показывают снижение на три процента. При этом акции соответствующих компаний выросли на тридцать пять – сорок процентов за тот же период.

В комнате повисло напряженное молчание. Даже Хендерсон, похоже, был озадачен этими цифрами.

– Что вы предлагаете? – спросил Прескотт наконец.

Левински взглянула на меня, ища поддержки:

– Мы рекомендуем начать постепенное сокращение рисковых позиций в портфеле. Особенно тех, что связаны с высокотехнологичными компаниями и розничной торговлей. Перевести часть активов в государственные облигации. Увеличить долю наличных до двадцати процентов.

– Безумие! – воскликнул Хендерсон. – Мы упустим колоссальный рост! Все аналитики с Уолл-стрит прогнозируют продолжение бычьего рынка минимум на два года!

– А когда аналитики с Уолл-стрит предсказывали обвал? – спокойно возразила Левински. – Никогда. Они всегда оптимистичны. Даже перед крахом 1907 года все говорили о «новой эре процветания».

Я решил вмешаться:

– Спасибо, мисс Левински. Ваш анализ, как всегда, тщателен и убедителен. Джонатан, Маркус, что скажете?

Прескотт откашлялся:

– Данные действительно тревожные. Но слишком радикальное изменение курса может вызвать подозрения у клиентов и повлиять на нашу репутацию.

– Согласен, – кивнул Хендерсон. – Успехи не должны затмевать осторожность.

Я отложил карандаш и внимательно посмотрел на старшего аналитика.

– Маркус, ваша забота о клиентах похвальна. Но не кажется ли вам, что именно сейчас мы должны думать о сохранении их капитала, а не о краткосрочных прибылях?

Хендерсон вздохнул.

– Билл, я в этом бизнесе тридцать лет. Видел подъемы и спады. Но нынешний рынок… он другой. Президент Гувер и его администрация обещают неограниченный рост. Федеральный резерв поддерживает экспансию. Каждый день приносит новые рекорды. Что именно вы увидели такого, чего не замечают все остальные?

– Дело не в том, что я вижу, а в том, что многие предпочитают не видеть.

Я поднялся и подошел к стене, где Левински развесила диаграммы. Указал на третий график:

– Объем маржинальных счетов достиг восьми с половиной миллиардов долларов. Это больше, чем вся денежная масса, циркулирующая в Соединенных Штатах! Средний инвестор контролирует активы, внося лишь десять процентов собственных средств. Остальное – кредит.

– Рычаг открывает возможности, – заметил Прескотт, хотя в его голосе уже не было прежней уверенности.

– Рычаг работает в обе стороны, – парировал я. – При десятипроцентном падении рынка сработают маржин-коллы. Брокеры начнут требовать довнесения средств. Большинство инвесторов не сможет их предоставить. Начнутся принудительные продажи, что еще сильнее собьет цены, запуская порочный цикл.

В комнате повисло тяжелое молчание. За окном все так же сиял майский день, но атмосфера в конференц-зале изменилась. Сара Левински кивнула, открыто поддерживая мою позицию. Я видел, как двое ее ассистентов обменялись встревоженными взглядами.

– Существует еще один фактор, о котором мы не упомянули, – продолжил я. – Объем банковских кредитов для спекуляций на бирже вырос вдвое за последний год. Банки слишком охотно кредитуют биржевых спекулянтов, пренебрегая традиционным кредитованием бизнеса.

Я постучал пальцем по диаграмме, показывающей исторический максимум соотношения цены к прибыли для промышленных компаний.

– Пузырь может лопнуть не из-за экономического спада, а от собственного веса. Достаточно малейшего толчка, и вся пирамида маржинальной торговли рухнет.

Хендерсон побарабанил пальцами по полированной поверхности стола. Он явно не хотел сдаваться без боя.

– И когда, по-вашему, случится этот толчок?

Ключевой вопрос. Момент, когда я должен как бы угадать то, что знал наверняка.

– Невозможно предсказать день или неделю, – ответил я осторожно. – Но данные нашего исследовательского отдела указывают на опасный период между концом лета и серединой осени. Слишком много факторов сходятся в одной точке.

Прескотт наклонился вперед, сложив руки перед собой.

– Предположим, ваши опасения оправданы. Что конкретно вы предлагаете?

Я внутренне улыбнулся. Он попался. Вопрос не «нужно ли что-то делать», а «что делать».

– Трехступенчатый план, – я вернулся к столу и раздал присутствующим заранее подготовленные документы. – Первая фаза немедленная. Двадцать процентов активов каждого клиентского портфеля перевести в государственные облигации и золотодобывающие компании. Вторая фаза через месяц. Сократить кредитные рычаги до минимума и увеличить долю наличных до тридцати процентов. Третья фаза в конце августа. Полностью выйти из высокорисковых позиций, особенно технологических компаний и инвестиционных трастов.

– Это радикально, – выдохнул Хендерсон.

– Мы потеряем значительную прибыль, если рынок продолжит рост, – добавил Прескотт.

– Лучше упустить часть прибыли, чем потерять весь капитал, – я обвел взглядом присутствующих. – Джентльмены, мисс Левински, я прошу вас подумать не о краткосрочных бонусах, а о репутации нашей фирмы. Что случится с клиентами других брокерских домов, если наши худшие опасения оправдаются?

Сара тихо произнесла:

– Они будут разорены.

– В то время как наши клиенты сохранят свои средства, – я кивнул. – И когда пыль осядет, кто, по-вашему, станет доминирующей силой на Уолл-стрит?

Прескотт медленно откинулся в кресле, обдумывая сказанное. Его лицо просветлело от понимания.

– Мы. Неповрежденные. С капиталом и репутацией провидцев.

– Именно, – я позволил себе улыбку. – Мы не просто сохраним капитал наших клиентов, мы укрепим их доверие. В мире финансов репутация ценнее золота.

– А если краха не случится? – Хендерсон все еще сопротивлялся.

– Тогда мы пересмотрим стратегию в конце года, – ответил я спокойно. – Наши клиенты недополучат часть потенциальной прибыли, но не потеряют капитал. Взвесьте риски, Маркус. Что хуже: упустить возможность дополнительной прибыли или полностью разориться?

Хендерсон долго молчал, затем медленно кивнул:

– Когда вы ставите вопрос так, выбор очевиден.

– Значит, решено, – подытожил я. – Мисс Левински, подготовьте детальный план реализации для каждого направления. Маркус, разработайте схему постепенного сокращения маржинальных позиций, чтобы не спровоцировать панику на рынке. Джонатан, вам предстоит самая деликатная задача – общение с клиентами.

– Как объяснить им смену курса? – Прескотт нахмурился. – Все говорят о процветании.

– Расскажите им правду, – я пожал плечами. – Что «Стерлинг, Харрисон и Партнеры» следует консервативной политике защиты капитала. Что мы видим определенные риски перегрева. Не говорите о крахе или катастрофе, просто о разумной предосторожности.

Когда совещание закончилось, Сара Левински задержалась. Мы остались вдвоем в конференц-зале. За окном Нью-Йорк продолжал бурлить в привычном ритме.

– Вы действительно верите, что это случится, – произнесла она, это не был вопрос.

Я кивнул, глядя в окно на город, который через несколько месяцев погрузится в хаос.

– Да, мисс Левински. И это будет хуже, чем показывают ваши модели.

Она подошла ближе, понизив голос:

– Мистер Стерлинг, я не могу отделаться от ощущения, что вы знаете нечто большее, чем говорите. Ваши предсказания точны, ваша уверенность непоколебима.

Я повернулся к ней, внимательно изучая ее лицо. Умная, наблюдательная, интуитивная. Хорошо иметь такого союзника, но опасно раскрывать слишком много.

– Я просто умею читать знаки, Сара. И продолжайте работу над вашими моделями. Они более важны, чем вы думаете.

– Для предсказания краха?

– Для определения момента, когда покупать после него, – я улыбнулся. – Настоящие состояния создаются не на растущем рынке, а на падающем. Когда придет время, нам потребуется точная карта руин.

Она задумчиво кивнула и направилась к двери, но на пороге обернулась:

– Знаете, иногда мне кажется, что вы прибыли из будущего, мистер Стерлинг.

Мое сердце на мгновение замерло.

– Просто хорошее воображение, мисс Левински. Просто воображение.