Текст книги ""Фантастика 2025-151". Компиляция. Книг 1-33 (СИ)"

Автор книги: Максим Петров

Соавторы: Алим Тыналин,Юлия Меллер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 299 (всего у книги 341 страниц)

– Ну вот так, – Дуня поставила по-особому ноги и чуть присела, вызвав смех ребят.

– Это не объяснить, – проворчала она. – Надо видеть! – буркнула и погрустнела.

Давно… в той жизни… ещё школьницей ей очень хотелось заниматься сноубордом.

Одноклассница часто рассказывала, как ездит на соревнования и какой это восторг нестись с горы… Но мама сказала, что это дорогой вид спорта и толка от него в будущем не будет, а ещё можно покалечиться. И тогда Тоня начала кататься на ледяных горках стоя, чтобы хоть как-то представить каково это нестись с горы…

…Мальчишки с новым интересом посмотрели на санки, переглянулись, перемигнулись и неожиданно для Дуни варварски оторвали полозья. Не подпуская холопов, обеспокоившихся непонятным ажиотажем боярчат, ребята пропустили через крепления ремешок и подпихнули под петли Дунькины стопы. Они думали, что мелкая Доронина завопит, но она даже не пискнула, наоборот, встала удобнее и посмотрела на спуск с видом завоевательницы.

– Я тоже хочу! – неожиданно заявил княжич.

– Давай посмотрим сначала, как она прокатится, – оробев, засомневались приятели. Но княжич отрицательно мотнул головой и пояснил:

– Когда дядька увидит, что мы сделали, то боле не позволит… а я хочу!

Дуня терпеливо ждала, когда стопы княжича будут закреплены к снежной доске и показывала ему, как надо развернуть корпус, держать руки и пружинить на ногах.

Иван Иваныч не понимал слова «пружинить», но постеснялся спрашивать при притихших дружках, чья шалость по отношению к Дуньке не удалась из-за него. Он внимательно следил за движениями девчонки и интуитивно понял, что она имела в виду. Но наедине решил потом уточнить, что за слово такое – «пружинить».

А потом приглядывавшийся к возне ребятни дядька только и видел, как княжья ватажка вдруг зашумела, облепила Дуньку и подтянула её к краю горки, а за нею так же поступили с княжичем. Никифору не было видно, почему вдруг эти двое словно бы не могут ходить и их как будто толкают. А дальше боярин побледнел и схватился за сердце.

Дунька заверещала и понеслась с горки неведомо как, но стоя, а следом за ней вопя на одной ноте таким же образом покатился с горки княжич.

– Держите их! – не своим голосом закричал Никифор и княжеские холопы вместе с Дуниными бросились догонять детей. Послышались возмущенные крики отталкиваемых людей, ругань…

Дуняша обеспокоенно оглянулась и потеряв равновесие, не удержалась на доске. Она нелепо взмахнула руками, упала и кубарем покатилась вниз. Бабы, до этого спокойно наблюдавшие за веселящимися маленькими бояричами и боярышней, заголосили:

– Убилась!

Всё происходило быстро.

Княжич только что слышал возбуждённо-радостный гомон приятелей, потом вопль дядьки и присоединившиеся крики множества людей и вдруг истошное: «Убили!» на фоне падения Дуньки.

Да и покатилась она, как бочонок, крутясь вокруг себя. Восторг и ощущение полета тут же перебил страх! Тело княжича стало непослушным и расплата последовала немедленно.

Иван Иваныч упал, из-за доски кувырнулся, ноги больно дёрнуло, а потом его так же, как Дуньку, закрутило в падении. Он сгруппировался и не сопротивлялся, чувствуя, что ещё немного – и остановится без усилий.

Обезумевший Никифор Палка несся вниз, размахивая руками и не помня себя, и чудо, что не переломал себе ноги!

Дуню эпическое падение здорово встряхнуло и ей хотелось полежать, прийти в себя, но она слышала вопли обеспокоенных людей, поэтому кряхтя поднялась и вяло помахала рукой, показывая, что жива. Чувствуя боль в ноге, она осторожно наступила на неё и, сообразив, что не так уж больно, похромала к княжичу:

– Иван Иваныч, живой?

Он повернул голову к ней и посмотрев на неё шальными глазами, ответил:

– Ох и выпорют нас! – и тоже стал подниматься.

Дуня почувствовала соленую влагу во рту и сплюнула кровью. Подняла руку к губам, думая, что разбила их, но нащупала языком дырку на месте качающегося зуба, предвестника её гениальных идей. Кровь во рту быстро набралась заново и пришлось вновь сплюнуть.

Княжич задумчиво понаблюдал за ней, пожевал губами и тоже сплюнул красным.

– Кажется, зуб выбил! – сообщил он и растянув губы, показал дырку.

– Молочный? – зачем-то деловито уточнила Дуня.

– Ага.

– Я тоже, – и улыбнулась. Княжич посмотрел и тоже улыбнулся: – У тебя двух зубов не хватает, – сообщил он, и Дуня срочно стала проверять языком. И точно, оба верхних передних молочных вылетели при ударе, а она так наелась снега, что даже не заметила. На всякий случай нагнала слюны и ещё раз всё сплюнула, надеясь на то, что промоет собственной кровью дырки от попавших извне микробов.

Тут к княжичу подбежали холопы и стали его ощупывать, но Иван Иваныч только недовольно отбивался, а потом сердито рыкнул на них, отгоняя и почти беззвучно повторил подружке:

– Выпорют.

Она как раз увидела лицо приближающегося княжьего дядьки. Он уже не бежал, а еле шёл и был ужасно бледен, но в глазах его разгорался дух возмездия! Дуня сразу поняла, что её будущее висит на волоске. План по спасению созрел мгновенно. Дуня подмигнула княжичу и громко застонала, театрально раскинув руки, словно бы взывая к небу:

– У-у-умира-а-а-ю-ю!

Мальчишка недоуменно хлопнул глазами, но тут он увидел приближающегося дядьку и его вид был нехорош, совсем нехорош. По спине княжича побежали мурашки, предчувствуя наказание и ему захотелось «умирать» вместе с Дунькой. Уж больно жалостливо у неё получилась это делать.

Иван Иваныч вцепился в едва держащуюся на ногах Доронину и тоже что-то простонал. Все вокруг замерли, а шатающиеся княжич с дьяковой внучкой в обнимку начали подниматься на горку… всё быстрее и быстрее… под конец они лезли на четвереньках – и никто за ними не мог угнаться!

Вместе с ожившими приятелями эта парочка ловко заскочила в сани и, не дожидаясь дядьки с холопами, помчалась в Кремль.

На женской половине героическим страдальцам была оказана помощь и ласка. Их переживания щедро сдобрили вкусностями, хотя и пожурили, чтобы больше так не рисковали.

Ругать детей княгиня не стала, видя их раскаяние и испуг, а после и перед Никифором Палкой заступилась за них.

– Дунька, – незаметно толкнул её княжич в бок, – растолкуй, что такое «пружинить».

На лице девчонки полное раскаяние сменилось задумчивостью, потом озарилось вдохновением, и рука потянулась к зубу, чтобы постучать или покачать… опустилась, на лице мелькнула досада.

– Я тебе покажу… – прошепелявила она, – надо только до кузницы добежать и сделать такую штуку… – Дуняша изобразила что-то непонятное руками, но поняв, что ничего не понятно, махнула рукой и повторила: – Закажу в кузнице…

– Вместе закажем! – отрезал княжич. – Хочу сам видеть и слышать, что ты там будешь говорить.

Тут Дуняше на ногу наступила жалеющая её Маша… и парочка вновь опустила головы и начала горестно вздыхать.

ГЛАВА 7

На следующий день Дуняшу пригласили в Кремль с сестрой только для того, чтобы старая княгиня посмотрела на неё. Виновница вчерашнего переполоха робко улыбнулась, светя дырками вместо зубов, приветствуя Марию Ярославну.

– М-да, хороша! – процедила старая княгиня и, чуть повернув голову, посмотрела на наставника внука отца Феодосия. Тот выступил вперёд и глядя на всех с укором, произнёс наставление:

– Кто жалеет розги своей, тот ненавидит сына, а кто любит, тот с детства наказывает его!

Все притихли, а взрослые боярыни согласно закивали, переводя взгляд на Дуняшу.

Она сразу сжала зубы и опустила голову, чтобы не усугубить своё положение, а то к непослушанию приплюсуют непочитание старших, гордыню и одержимость. Княжьего наставника удовлетворило увиденное и он увёл её в молельню.

Стоя на коленках, Дуня читала псалмы, а он объяснял ей смысл произнесённого ею. В отличие от отца Варфоломея отец Феодосий рассказывал интересно и чувствовалось, что он понимает, о чем говорит, а не выдаёт заученные тексты, но страдания сделали её глуховатой.

Когда отец Феодосий отпустил её, сочтя достаточно вразумленной и усмиренной, то Дуня еле поднялась и думала только о том, как бы поскорее добраться до дому и лечь в мягкую тёплую постельку.

Маленькая боярышня плелась по коридору жилого княжьего дворца и вздыхала, жалея себя и всех детей этого времени. Возвращаться к рукодельницам ей не хотелось, но без Маши она не могла уйти. Дуняша нашла тихий уголок в многочисленных переходах и присела там на скамеечку. Она уже хорошо ориентировалась в тереме, и знала, что почти из любого местечка будет слышно, когда боярышни начнут разъезжаться по домам.

Спустя некоторое время послышались чьи-то быстрые шаги, и Дуня приняла благопристойный вид. Если кто-то спросит, что она тут делает, то скажет, что обессилила и не может дойти до…

– Ты чего тут? – пробегавший мимо княжич резко остановился и, сделав шаг назад, задавая свой вопрос.

– Э… – растерялась Дуня.

– А я за тобой. В кузню идём? – радостно воскликнул Иван Иваныч.

– Э… – воодушевление приятеля диссонировало с расслабленным состоянием Дуни.

На лице княжича расплылся синяк. Видно, после вчерашнего падения.

– Ты чего такая квёлая? – не отставал он.

– У отца Феодосия была, – вздохнула боярышня.

– А-а, – понимающе протянул Иван Иваныч и оглянувшись, сделал шаг вперед и прошептал: – Душный он, хоть и умный!

Дуня согласно кивнула.

– Когда я вырасту, то всё сделаю, чтобы услать его подальше! Пусть монахам несет свет учения!

– Только не забудь! – горячо поддержала подружка.

– Ну, идём? – нетерпеливо повторил княжич и они побежали одеваться.

В кузнице им пришлось хмуриться и требовать, чтобы мастер сделал именно так, как ему говорят, а не задавал вопросы «зачем», «для чего», «почему»! Княжич и сам не знал, зачем ему нужна проволока, накрученная на трубу, а Дуня не была уверена, что получится игрушка слинки. Ну, та самая пружинка, что ходит по лестнице! В России её все видели в пластмассовом виде, но придумана она была тогда, когда пластмассы ещё не было, и Дуня надеялась, что металлическая слинки будет «шагать» не хуже пластмассовой.

Кузнец начать выяснять детали. Его интересовали размеры. Дуня пыталась показать на пальцах, но кузнец достал образцы.

– Вот струна для кольчуги, – показал он, – а это бабам для шитья.

– Э, – вцепившись в образцы, Дуня уверенно заявила: – Эта толстовата, а эта тонковата!

– Хм, – кузнец обхватил руками бороду и, отойдя в сторону, начал что-то искать. – А эта?

Дуня увидела в его руках моток медной проволоки.

– Да! – радостно закричала она и от избытка эмоций захлопала в ладоши.

– Дальше объясняйте, что вам нужно, – удовлетворенно кивнув, продолжил кузнец.

– Всё просто!

Дуняша кинулась к сваленным в кучу разным болванкам и выудила оттуда подходящего размера обожженную деревяшку.

– Намотать на неё.

– Сколько?

– Да весь этот моток, – пожала плечами боярышня.

– Дорого станет…

Княжич с царственным видом положил серебряный рубль. Кузнец покачал на руке моток меди, посмотрел на монетку и приступил к работе. Дуня думала, что он просто намотает проволоку и всё, но кузнец разогрел её, потом прокатал, ещё раз подержал над огнём…

Иван Иваныч нетерпеливо следил за изготовлением большой пружины и гадал, понравится ли ему итог. Дунька обещала удивить его, но пока княжич не видел ничего, что могло бы вызвать интерес. А холопы наверняка уже доложили дядьке Никифору, что он убежал с ней к кузне.

– Готово, – объявил мастер, – почистил, как мог, но вижу уже, что вам обоим невтерпеж.

Кузнец осторожно снял с болванки медные слинки и поставил на край стола. Он уже отворачивался, чтобы кинуть болванку на место, как девчонка по-другому расположила намотку и подставила ладошку чуть ниже столешницы. Изготовленное его руками изделие колыхалось, словно студень, а потом часть витков вздрогнула и сдвинулось в детскую ладошку.

– Подставляй руку! – радостно воскликнула Дуня и показала подбородком, куда княжичу поставить ладонь.

Не успел он это сделать, как намотка сделала следующий шаг. А там уже Дунька вновь подставила руку.

– Да как же это?

Кузнец попятился, осеняя себя крестом. А изготовленная им вещь перебиралась по детским ладоням на пол и там ещё сделала пару шагов. Помощники кузнеца с воплями бросились вон из избы, а у него отнялись ноги.

– Свят, свят, свят, помилуй меня грешного… – в изнеможении повторял он, не в силах сойти с места.

В кузню ворвался боярин Никифор Палка и только тогда кузнеца отпустило и он, бухнувшись на колени, пополз к боярину, прося прощения и милости.

– Не виноват… не знаю, как струна ожила… клянусь, ничего такого не делал, а она зашевелилась и пошла…

– Чего мелешь, дурень? – разъярился боярин, внимательно разглядывая своего подопечного с подружкой. Оба смиренно стояли и с искренним удивлением смотрели на ополоумевшего кузнеца.

А тот рукой тыкал в сторону детей и нёс околесицу. Никифор хотел было сделать внушение подопечному, чтобы не убегал и отпустить, но тут приметил, что тот прячет руки за спину.

– Что у тебя там?

– ТАМ! – возопил кузнец, – ЧЕРТ!

Дуняша раскрыла глаза и копируя отца Феодосия, осуждающе покачала головой. Княжич тоже был поражен реакцией, казалось бы, спокойного и рассудительного мастера.

Боярин не выдержал и пнул ногой безумца, а тот лишь яростнее стал креститься.

– За мной! – велел боярин детям и они, обходя по дуге кузнеца, поспешили за ним.

Никифор Палка хотел повелеть воспитаннику, чтобы тот сразу же показал, что прячет, но во дворе начал собираться народ и он быстрым шагом повёл мелких непосед в терем. Дуня краем глаза увидела, как встрепенулся её Гришка, дожидавшийся выхода сестер Дорониных у самых ворот и успокаивающе помахала ему рукой.

Но даже издалека видно было, что это нисколечко не успокоило его и он помчался в дедов приказ сообщать о непонятной активности возле его подопечной. Она тяжело вздохнула, и боярин Палка, услышав это, обернулся к ней. Дуняша постаралась дружелюбно улыбнуться, но видно без зубов улыбка не показалась княжьему дядьке милой. Он нахмурился и ускорил шаг.

Зато княжич подмигнул ей и ответил такой же щербатой улыбкой, потрясая зажатой в руке пружиной.

– Здоровская игрушка! – шепнул он.

Через пару минут возмутители спокойствия демонстрировали боярину своё изобретение, и он не удержался от того, чтобы подставить ладонь.

– Дивно! – воскликнул этот суровый муж. – А точно в этой штуке нет духа?

– Никифор Пантелеймонович, да какой дух? Сами подумайте! Вот, к примеру, холодец!

Там что же, дух сидит, раз он трясётся? А наши вертушки? Их черти крутят? Или взять флаг.

Поднимается ветерок и вот полотно шевелится… – Дуняша активно принялась изображать, как трепещет на ветру флаг и как висит в безветрие, но этот аттракцион княжьего дядьку не впечатлил, и она затарахтела дальше: – В нашей игрушке медная нить не имеет устойчивости и от малейшего колебания начинает искать равновесия для себя.

Послышались шаги и шелест юбок, а потом стало тесно.

– Что происходит, Никифор? – задала вопрос княгиня Мария Борисовна и тут же ей вторил голос свекрови.

– Что у нас опять? Никешка! Ты для чего поставлен дядькой к внуку? Почему люди бают, что Ванечка чёрта приманил?

Дуня стояла ни жива ни мертва, проклиная идиота кузнеца. И чего ему в голову втемяшилось, что игрушка живая? Сам же делал!

Но Иван Иваныч выступил вперёд и отважно взял всё на себя. Заступился перед бабкой за своего дядьку, с воодушевлением показал маме игрушку. Дуняша даже позволила себе улыбнуться, увидев всеобщую заинтересованность, но тут её больно потянули за ухо, и она вынуждена была последовать за крепкой дедовой рукой. Только и успела заметить, как ухмыльнулись боярыни старой княгини, а вот ближние при Марии Борисовне вроде бы посочувствовали ей.

Дед вывел Дуню на улицу, благо она оставалась в верхней одежде, а вот прибежавшей из женской половины терема заступнице Машке надо было вернуться, чтобы одеться.

– Говори!

– Деда!

– Что деда! – передразнил он её. – Я, вместо того, чтобы работать…

Дуняша покаянно кивала, зная, что лучше не спорить. Но дед ругался без огонька и быстро выговорившись, дал возможность всё объяснить.

– Тьфу, совсем свихнулся Демьянка со своим ремеслом! Не зря народ бает, что кузнец чертей подковывает от того и нрава неспокойного!

– Как подковывает? – воскликнула девочка и просияв, но при этом укоризненно покачав головой, добавила: – Ничего-то от народа не скроешь!

Еремей подмигнул внучке, велел садиться в сани и дожидаться сестру.

– Думаю, что теперь тебя долго не позовут в Кремль, – хмыкнул он. – Уж больно весело вы с княжичем проводите время.

Дуня улыбнулась, пожимая плечами.

– Экая ты у меня красавишна! – пошутил боярин, смотря на беззубую улыбку любимой внучки.

ГЛАВА 8

Учить Якимку было сложно, но его старание окупало все затраченные нервы. Веденей верно подметил, что парень ничего не упускает, но информация укладывается в его голове спустя время, а если точнее, то после сна, и неважно, ночной сон или дневной.

– Спокойней надо быть, – пританцовывая, чтобы не замерзнуть, увещевала себя Дуня. – Он всё сделает, как я говорю, но чуть позже!

Она вместе с Якимкой расположилась в заснеженном саду и следила за его работой. Парень уже неплохо раскалывал камни, но брал силой, а это было неправильно. Так на него инструмента не напасешься. Камень надо чувствовать! У него есть линии, по которым скол пойдет ровно, и достаточно сделать несколько засечек, чтобы камень распался.

– Ты же тесал дерево и должен понимать, что означает чувствовать направление, – подбирала она объяснения, не зная, какое из них сработает спустя время.

Яким продолжал работать, доводя булыжник в руке до лежащего перед ним стандарта.

– Ну ладно, заканчивай тут, а потом иди разбирать вместе с остальными снежные завалы, а то ступить некуда.

Яким тревожно посмотрел на неё, собираясь на всякий случай упасть на колени, но Дуня махнула рукой:

– Всё хорошо, – она даже улыбнулась, понимая, что парень сейчас больше полагается на эмоциональный фон, а слова звучат для него китайской грамотой. Но говорить с ним надо!

– Камня у тебя не осталось и работать пока больше не с чем, так что после обеда поспишь, а потом общей работой займёшься.

Дуня огляделась и, вздохнув, пояснила Якимке насчет вывоза снега.

– На Москве время от времени снег со дворов вывозят за город, а то скоро нам здесь не развернуться будет, – и собралась вернуться в дом.

Машу позвали подружки в гости расшивать сарафан, братик Ванечка занимался со своим дядькой, мама устроила ревизию продуктов, дед с утра ушёл в думу заседать. Сегодня князь собрал не только думных бояр, но и думных дьяков, чтобы обсудить намерение новгородцев пойти под руку Великого Княжества Литовского. Промосковская партия в Новгороде слабела и это беспокоило Ивана Васильевича.

Дуня присела на скамеечку и открыла рот, чтобы поймать снежинку.

– Боярышня, а правда, что Якимка будет каменщиком? – спросила Любаша.

– Будет.

– А где он жить станет?

– На окраине нашего имения, – Дуня повернулась к девушке, – а тебе что?

Любаша смутилась, начала теребить край душегрейки, что отдала ей донашивать ключница.

– Хороший он, – призналась она и покраснела, и даже ножкой пошаркала от избытка чувств.

– Любка?! Ты? – воскликнула Дуняша и замотала головой. – Любаш, да на тебя такие парни засматриваются, а ты… Я через пять лет за тобой хорошее приданое дам.

Девчушка упала на колени и быстро затараторила:

– Жалко его… он добрый, а его всяк норовит обмануть! – Любаша закрыла лицо руками и провыла: – За него сердце болит! За тебя, боярышня, сердце болит… любы вы мне оба, вот и мучаюсь.

Дуня закрыла глаза, чтобы её нянька-наперсница не увидела, как она сердита. Она столько вложила в эту дуреху и думала продвинуть её на пост ключницы в Машкином доме или в своём, а Любка влюбилась в дурачка! Ну как так-то? Куда она торопится? Ей же ещё пятнадцати даже нет!

– Любаша, ты хорошо подумала? – нависла над ней Дуня. – Якимке придется жить возле каменного утёса, а там никого нет. Придут чужаки, разорят твое хозяйство, тебя ссильничают, а муженек твой будет хлопать глазами, чтобы на следующий день белугой выть, – чуть ли не кричала Дуняша.

– Может, и разорят, – всхлипнула потрясенная обрисованной картиной Любаша и неожиданно сердито выпалила: – но Яким не дурак.

Дуня раздраженно замахала на неё руками, чувствуя, что готова вкладывать ум в дурочку дедовским методом.

– Уйди, бестолковка!

– Боярышня, миленькая! – Любаша протягивала руки в мольбе:

– Пропадёт он без меня!

Дуня отвернулась, но жертва любви, как заправская сказительница расписывала горести, которые Якимка испытает без неё.

Наконец Дуняша сообразила, что видит перед собой тяжёлый случай, не поддающийся лечению, и буркнула:

– Весной отправлю Якимку к утёсу, посмотрю, как он на месте работает, а там видно будет.

Ты же пока со мной останешься, и кто знает, может, ты его через день забудешь. С глаз долой – из сердца вон!

Любяша подскочила, низко поклонилась и отбежала, но Дуня успела расслышать:

– … не забуду!

– Тьфу, дура! – выругалась боярышня и с испорченным настроением поплелась в дом.

Накатила апатия. Период неугомонной детскости сменился взрослым спокойствием.

Захотелось пойти на кухню, приготовить себе вкусненького и, завалившись на постель, читать книги. С особым смаком вспомнился щербет, который она делала в имении. Там ей казалось, что она будет часто готовить его в городе, но идущие один за другим посты обломили сладкие мечты. Ну, а книги… тут без комментариев. Хотя ведь собиралась же делать книжку-раскладушку!

Дуня съела подвявшее яблочко и решительно полезла в короб, где залежалась подготовленная бумага для кирагами. Из-за поездок в Кремль пропадала светлая часть дня, и Дуняша вынуждена была откладывать свою задумку.

Затея вырезания объёмных картинок увлекла Дуню на несколько дней, а потом её пригласили на именины княжича, и готовая книжка стала прекрасным подарком. После этого Дуня вновь стала частым гостем в Кремле.

Вместе с Иван Иванычем они складывали бумажные фигурки из ненужных свитков, потом занялись созданием картин из скрученных цветных бумажек, вырезали несколько объёмных картинок.

Мария Борисовна одобрительно отнеслась к спокойным играм, тем более боярин Никифор под это дело привёл человека, поведавшего о красящих веществах и их стоимости. Неожиданно для всех княжич увлекся чеканкой по меди, но тут старая княгиня устроила безобразный скандал.

Отголоски её воплей, что негоже наследнику Великого князя портить ручки, добрались до Дуни в виде агрессивного отношения со стороны боярынь старой Ярославны. Каждая норовила толкнуть девочку, проходя мимо, дернуть за волосы, а однажды Дуню втащили в холодную клетушку и заперли там. Хорошо, Маша подняла тревогу, а то бы закоченела.

Так близкий круг старой княгини выражал ей негодование за влияние на наследника. Дуня с удовольствием посидела бы дома, потому что собственных дел в первую половину дня у неё было выше крыши, но княжич требовал от матери, чтобы та приглашала её.

Через пару недель между великими княгинями вновь наладился мир и Дуню оставили в покое. Но она привыкла быть настороже и внимательно следила за кусачей сворой главной мымры и сразу заметила, как изменилась их манера общения. Ближний круг Ярославны словно объелся патоки, и боярыни без меры слащаво улыбались, льстили и лезли в подруги к ближним Марии Борисовны. Даже Дуню каждая норовила демонстративно погладить по голове, от чего у девочки по спине бежали мурашки.

Наконец вернулся отец и дом наполнился гостями. Многие пришли узнать новости и просто посидеть поговорить. Милослава расцвела и порхала, как девушка, но вскоре Вячеслав вновь собрался в дорогу. На этот раз он должен был сопровождать князя в Коломну, и вряд ли они вернутся раньше, чем растают и высохнут дороги.

Дуне было грустно вновь провожать отца. Он постоянно рисковал собою, исполняя княжьи поручения, да и просто находясь в дороге. Его лоб пробороздили глубокие горизонтальные морщины, а вокруг глаз обозначились гусиные лапки, да и тело выглядело высохшим. Ему бы два-три месяца побыть в покое, но…

Мама плакала, а дед обзывал её дурой, говоря, что Славка ради них всех старается, и что лучше бы она заказала Машке девичий венец и приодела.

– Жениха ищем, а девица лишь косу заплела как надо – и всё. Пора уже одеваться, как положено!

– Да рано в косу ленту вплетать, – засомневалась Милослава.

– Тьфу, я тебе о нарядах толкую, а ты…

Боярыня встрепенулась и тут же покаялась:

– Ох, прости меня батюшка, ничего не соображаю! Сердце гложет разлука с мужем моим любимым… А для Машеньки девичий венец уже давно готов, не беспокойся.

– Вот и хорошо, – одобрил Еремей, а потом неожиданно для невестки поделился с нею своими мыслями: – Милослава, ты хоть и баба, а должна была приметить, что наше княжество прирастает людьми, да землями.

– То так, батюшка, – внимательно слушавшая боярыня чуть наклонила голову.

– Всё и всех учесть надо, – Еремей пожевал губами, подбирая понятные слова для невестки. – Я в свой приказ новых людишек принял… Хм, не о том я, – недовольно сам себя перебил боярин. – Яков Захарьич…

– Кошкин?

– Да, он. Так вот, о чём я… Яков Захарьич говорит, что князь наш будет думу расширять, и мой голос станет не совещательным, а решающим.

– Ах, честь-то какая! – Милослава перекрестилась на радостях. – Но, батюшка, я слышала, что в думу за этот год и прошлый вошло много князей и их наилучших бояр.

– То так, – кивнул Еремей.

– Не понимаю, зачем же ещё людей вводить?

– Чего ж тут не понять, – хмыкнул свекор. – Князья пришлые и их первые бояре нам не свои. Пока… – тут Еремей Профыч поморщился, но углубляться в дела думы не стал, – они все участвуют только в обсуждениях, но Иван Васильевичу все одно нужны верные ему бояре в думе. А где их взять?

– Так нешто нету?

– Я же тебе говорю, то бояре из присоединенных княжеств, а нам свои люди нужны в думе! – терпеливо объяснял Еремей.

– Так может, тебе чин окольничего дадут?

– Может… – помечтал боярин, а потом сердито посмотрел на невестку и перекрестился, прося не вводить его в соблазн, а глупой бабе умерить аппетиты. Обстановка в Кремле была сложной, а конкуренция за близкие к князю места жесткой. Услышь кто слова Милославы о её чаяниях на пост окольничего и весь род вырежут.

Великий князь намеревался дать право решающего голоса нескольким думным дьякам, которые ведали самыми важными приказами, а потом думал занять выжидающую позицию.

Иван Васильевич очень осторожный правитель и не станет сразу лишать надежды пришлых бояр на место подле себя. Но Яков Захарьич прав, князь будет создавать противовес новеньким и надежда, что хотя бы Славка поднимется в первые бояре, есть.

– Я к чему веду, – продолжил боярин разговор с невесткой, – учитывай, что вроде как я всё тот же думный дьяк, но вскоре приобрету право суда наравне с Кошкиными, а это…

Милослава истово зашептала благодарственные слова богу и закрестилась.

– Всё поняла батюшка и чести не уроню! На свои наряды прикажу нашить больше каменьев самоцветных, Машеньке сапожки золотой вышивкой украшу, Дуняше уже сейчас можно сережки вдеть, а Ванюше ножик закажу с резной на кости рукояткой.

– Вот и ладно, – улыбнулся Еремей, – не лишне будет.

Милослава поднялась, поклонилась свекру и пошла к себе думать, откуда денег брать.

Может права Дунька и надо перенаправить женщин с вышивки для дома на украшение валенок и пошив игрушек? Или взять Дунькино покрывало! Ни у кого такого нет, и быть может…

Милослава кивнула сама себе и уверенным шагом перешла на женскую половину, чтобы дать урок своим мастерицам.