Текст книги ""Фантастика 2025-151". Компиляция. Книг 1-33 (СИ)"

Автор книги: Максим Петров

ГЛАВА 6

Дуняша ревниво поглядывала в сторону сестры, кружащейся возле гостя. Занятия с мамой латынью и греческим, знакомство с ведением хозяйства, уход за собственным огородиком, как и Дуняшины придумки, её больше не интересовали. Маша усиленно лечила юного боярича Пучинкина и рукодельничала только подле него.

Дуня не смела мешать сестре, понимая, что той хочется пообщаться с представителем противоположного пола, но скучала. Вроде бы у младшей боярышни было полно дел, но без участия Маши они во многом потеряли свою привлекательность. Вместе-то они постоянно болтали, по девчачьи шутили, всегда находили повод похихикать…

Сестра для Дуни во многом была примером. С одной стороны она была глупой девочкой, мечтающей о своем пряничном домике и муже-соколе с чудесными детками, но с другой стороны в Маше было намного больше жизненной практичности, чем проживающей второе детство Дуне. И Маша обладала какой-то феноменальной наблюдательностью, которая помогала ей ориентироваться в общественной жизни. Правда, сестре не хватало критичного взгляда при оценке людей, но какие её годы и не во всем же быть идеальной!

Вот Дуня, не колеблясь любого могла заподозрить в самых разных грехах и тут же найти ему оправдание, но эта вертлявость в мышлении её не красила. И по всему выходило, что у Маши было чему поучиться и с ней было легко.

– Дунь, а куда мы сегодня пойдем? – деловито влез братик, решивший заменить Дуне Машу.

– Мы? Ты не устал? – с надеждой спросила она.

– Не-а! – поспешил уверить её малыш.

– А я вот устала! – фыркнула девочка, но когда Ванюшка насупил бровки, то щёлкнула его по носу:

– А пойдем-ка посмотрим, как лучше вымостить двор брусчаткой, – предложила она.

Ванюша был на всё готов, лишь бы оставаться рядом с сестрой. Ему нравилось, что она занимается взрослыми делами. Он тоже хотел всё уметь, и чтобы к нему прислушивались, потому что он уже образованный боярич.

Дуняша взяла брата за руку, и они побежали к скале. Дядька Ванюши дал знак вышедшему во двор Федору, что поскакал к каменному пригорку и, вскочив на коня, последовал за детьми.

После того, как двор Еремея Профыча пожгли, ему приходится приглядывать за всеми детишками боярина. Хорошо, что они держались вместе. Ванюшка обожал сестёр, но тянулся больше к непоседливой Дуняшке.

Малышу нравились все её задумки, и он всегда с нетерпением ждал, когда она позовет его с собой. Дядька подсказал крохе, что не надо ждать, а лучше прийти и предложить себя в товарищи. Широко раскрытые глазенки подсказали наставнику, что этот совет стал для Ванюши откровением. Малыш сразу же помчался к сестре и сумел прилепиться к ней похлеще репейника.

На скале мальчонке понравилось возиться с каменными прямоугольниками, выкладывая незатейливые узоры. Казалось бы, все булыжники одинаковы, но Дуняша придумала разные способы укладки. Малыш подавал сестре бруски, вцепившись в них обеими руками, а она хвалила его за силу. Вскоре его подменила Любаша, а он показывал пальчиком куда класть, чтобы не нарушить рисунок.

После этого Ванюша с чрезвычайно сосредоточенным видом при помощи доски определял ровность дорожки, потому что Евдокия Вячеславна назначила его главным.

До полудня брат с сестрой на небольшой площадке создавали «рабочее лицо» своему каменщику, потом втолковывали Любке, каким образом будет происходить расчёт и устанавливали цену за квадрат из брусков. В спорах выяснилось, что Федору придется взять на себя доставку готовых брусков в город и вести расчет с теми заказчиками, что приедут лично смотреть товар.

Ну, а Любке доверено молчком контролировать заказы и отчитываться перед боярином Еремеем. С каждого проданного десятка брусков её Якиму будут платить по копейке, а за каменные поилки, бадьи, облицовочные плиты и шары для украшения въезда посчитают позже.

Все равно Якимка пока научился колоть камень только на бруски.

Дядька боярчат улыбался в бороду, видя деловитость подопечных и слушая их рассуждения об организации торговли. Дуняша сыпала идеями, а Ванюша загибал пальчики, пытаясь всё правильно сосчитать.

Младшая Доронина никак не могла остановиться на чем-то одном, а наследник был ещё слишком мал, чтобы разобраться зачем нужно подбрасывать в боярские дворы письма с извещением о продажи каменных брусков и никак не мог посчитать заработок, если продавать десять десятков и один в подарок. Но крутящаяся рядом Любка схватывала идеи боярышни на лету и даже что-то уточняла, оспаривала и добавляла своё.

Вместе они додумались до того, что подарочный десяток брусков покупателям можно потратить на наставления по правильной укладки. Наставлять придется Любаше, но лучше делать это при Федоре, чтобы не вышло недоразумения с оплатой её услуг.

Дядька Ванюши слушал внуков Еремея Профыча и радовался за них! Рачительные хозяева растут.

Следующим делом для Дуни с Ванюшей стало сооружение подъемника для блоков. Они держали в руках рисунок и руководили постройкой, а после затаив дыхание смотрели, как Ванюшин дядька с азартом поднимает при помощи их сооружения здоровенный камень!

Ванечка был в восторге! Он прошлым днём умаялся поднимать бруски, а большой блок даже с места двинуть не мог. Они с Дуней только при помощи рычага его пошевелили, и то, навалившись всем телом. А тут всего лишь несколько брёвен и верёвка в помощь, а каменюка уже висит в воздухе и держать её на весу можно без надрыва.

Так пролетел ещё один день, а Маша продолжала ворковать возле гостя. Дуня лишь вздыхала, глядя на неё, зато Милослава слала весточки в город, намекая на возможность обручить старшенькую с псковским бояричем.

Дуняша продолжала играть с Ванюшей и заниматься своими делами. На берегу реки они строили песочные замки, учились плести верши и мастерить удочки. Деревенские глядели на них во все глаза, хотя среди них были умельцы и рыбку ловить, и на зверя сходить. Но почему-то эти знания считались потаёнными и недоступными для других.

А тут дети, хоть вкривь и вкось, а сплели ловушку для рыбы и сумели поставить рогатку с петелькой для птицы. Последнему боярчат научил дядька Ванюши. Правда, дичи из лесу они не дождались и им пришлось курицу со двора подманивать, чтобы посмотреть, как сработает ловушка.

Каждый день был немного теплее предыдущего, и находилась уйма дел. Дуне было интересно посмотреть, как собирают березовый сок, заготавливают бересту, ходят за стеблями крапивы, чтобы после пустить её на кудель. Вместе с братом Дуня попробовала учиться стрельбе из лука. Но с луком у неё все было сложно, стрела всякий раз падала у её ног.

Ванятка успокаивал её и объяснял, что у него тоже не сразу стало получатся. Дуняша смотрела на него, улыбалась, а потом целовала в пухлые щёчки. Его счастливый смех рождал безграничную нежность, и Дуне захотелось обрадовать брата.

И тут вспомнилась зимняя вертелка. Там лопасти кружились из-за тёплого воздуха, а можно же вырезать из дерева пропеллер, посадить его на палочку и резким крутящим движением, запустить его в воздух! Фишка в том, что он поднимется вверх, а потом его можно ловить, тренируя ловкость.

Воодушевленная Дуня побежала к Митьке – уж пропеллер он запросто вырежет! Не успел парень взяться за дело, как её осенило. Ведь она упускает целое направление элементарных механических игрушек, которые можно выточить из дерева! Их здесь и без неё делают, но у местных хватает фантазии только на медведя с кувалдой и плотника ему в пару.

А можно же крутить ручку и при помощи соединенных палочек заставить кошку ловить мышку, ворону клевать сыр, а гусеницу двигаться всем телом.

А если добавить шестерёнки и пружинку… не такую, какая была использована для слинки, а выковать тонкую ленточку и закрутив её, вложить в барабан. Тогда можно делать заводные игрушки. Вроде бы из этой серии была клюющая курочка, сумасшедшие бегунки, передвигающаяся царевна или велосипедист. Всё это продавалось в лавке, в которой она когда-то работала. А хозяин нашёл где-то современные модели старых игрушек и разобрал их, чтобы покупателям было понятно, как они работают.

Дуня хмыкнула, мысленно хваля себя за полезные воспоминания. Она зациклилась на более основательных проектах, которые осуществляли попаданцы в книгах, но всё время не хватало каких-то мелочей, а где их взять, она не знала. Попасть бы на сто лет вперёд от этого времени или лучше на двести, то было бы легче, а так… Ах, чего уж теперь!

Но хорошо хоть про игрушки вспомнила! Дуня хотела немедленно записать все свои идеи, но прибежавший брат смотрел на неё с ожиданием. Митька ещё возился с вырезанием пропеллера, а Ванюша смотрел на неё и ждал чуда.

Дуня не смогла увильнуть от щенячьего взгляда брата, и они вместе взялись за создание первого механизма. Загоревшийся Дуниными выдумками дядька Ванечки в считанные минуты выстругал палочки, вырезал из бересты кружочки и прошил, как было сказано, а дальше подопечные всё делали сами.

Через пару часов у них на подставке из сухих веточек красовались берестяные овцы. Дуня горячим угольком нарисовала им глазки и приклеила немного шёрстки, вычесанного у дворового пса, чтобы было красивее и понятнее, что за зверь у них с Ванюшкой изображен. А дальше случилось волшебство!

Брат с серьезным видом начал крутить струганную палочку, проходящую через подставку и все видели, что вместе с ней прокручиваются неровно насаженные на неё прошитые берестяные кружочки.

Крутясь, эти кружочки подталкивали палочки, на которых держались овечки и те поднимались вверх, создавая впечатление, что они весело выпрыгивают над разложенным мхом.

Примитивнейшая игрушка вызвала восторг не только у детей, но и взрослых. Всех удивляла простота и достигаемый эффект. Конечно, требовалась недюжинная фантазия, чтобы выталкиваемые вверх овцы на палочках походили на веселящихся животных, но она была!

Дуня даже не подозревала, как живо откликнется творческая жилка у местных крестьян.

Всю следующую неделю ошеломленные новизной идеи и легкостью её воспроизведения в жизнь, деревенские жители мастерили. Сначала они точь-в-точь повторяли овечек, потом кто-то заменил овечек на зайцев и добавил морковку. Это новаторство произвело новый фурор.

Теперь каждый норовил усовершенствовать свою игрушку, и она усложнялась, а когда к охватившей всех игрушечной лихорадке подключился кузнец, то терпению Милославы настал конец и она использовала по назначению хворостину, чтобы попотчевать ею Дуню и Ванюшу:

– Вся деревня из-за вас занимается не пойми чем! – ругалась она. – У всех работы невпроворот, а люди забавой заняты! Как они потом перезимуют, если сейчас ничего не посеют? – взывала она к совести детей, а Ванюша смотрел на Дуню и копировал её поведение.

– Вы что же это натворили, а? – в сердцах воскликнула Милослава и отбросила хворостину.

Дуня вздыхала, морщилась, но терпела. Не то чтобы она считала себя виноватой, но что-то они все погорячились и увлеклись.

И зря она Ванечку назначила креативным дьяком. Она объяснила ему и другим, что креатив – это по латыни творчество, а дальше по примеру деда и других дьяков, возглавляющих свои приказы брат стал креативным дьяком, а вся деревня само собой как бы его приказ.

Ванечка воодушевился и шумным галчонком носился по всем избам, распространяя идеи творчества, расширяя кругозор сотрудников и побуждая всех к обмену опытом. Ну вот как-то так и случилась творческая эпидемия.

Брат и сестра молча вынесли вложение ума через порку и, притихшие, потащились в сад. Но горевали там недолго – во дворе вдруг началось оживление, и кто-то крикнул, что в имение въехал отец. Да не верхом, а на своём вездеходе!

В этот раз его тащили лошади, но сбежались все, чтобы посмотреть на эту страхолюдину.

– Я не один! – громко возвестил молодой боярин. – Встречайте гостя! Боярин Харитон Алексеевич!

Дуня первая сообразила, кого видит. А пока Милослава подносила ковш и церемонно раскланивалась с гостем, на порог выбежал юный Иван Харитоныч. Отец и сын крепко обнялись. Все сделали вид, что не видят повлажневших глаз взрослого мужчины и мальчишки.

А дальше всех ждало застолье. При постороннем человеке женщины сели за отдельный стол, но это не мешало слушать им мужские разговоры.

– Машенька, спой нам! – попросил Вячеслав дочь. – Услади наши души.

Все одобрительно загудели. У старшей дочери боярина был сильный и проникновенный голос.

Маша раскраснелась, посмотрела на мать, но та успокаивающе улыбнулась и дала знак принести гусли. Инструмент явно был подготовлен к застолью, так как искать не пришлось.

Наряженная в полное облачение Милослава лебедушкой проплыла по горнице, села на скамью у окна и начала перебирать струны. Раздалась приятная мелодия, а следом Маша запела: Слушай радость одно слово,

Где ты светик мой живешь…

Все женщины в доме подхватили муторную путанную песню, и только Дуня сидела, да думала, что скоро ей ехать в монастырь и расписывать стены. Она соскучилась по рисованию, но там предстоит большой объём работ, а это для маленького человечка сложно. Использование трафаретов упростит задачу, но все равно потом придется вручную расписывать каждый элемент. И как там отнесутся к ней монахини? Родственницы в обиду не дадут, но свободы не будет.

Дуняша огляделась и принялась лениво ковырять квашенную капусту, доставая из неё морковные перышки.

Маша пела уже третью тягомотную песню из утвержденного московским бомондом репертуара, когда отец завёл разговор о том, как хорошо бы было детей поженить! Машенька – славная дочь из хорошего рода, Иван тоже не уступит в славности и родовитости.

Дуня потеряла интерес к капусте, подалась вперёд, чтобы ничего не упустить. Псковский боярин с интересом поглядывал на зардевшуюся Машу, переводил взгляд на завороженного девочкой сына и вроде как был не против, но и не хватался за предложение двумя руками.

Доронины вроде как бояре, но Пучинковы в Пскове сильно повыше их будут. Зато в Москве Доронины крепче на ногах стоят. Вот и думай.

Да с деньгами нет между ними равенства, тем более после злосчастного пожара. Загородное имение вроде бы зажиточное и народу тут много, но оно одно, и сыну останется. Так что крепко думать надо.

– Обиду твою понимаю, – сочувственно говорил отец про пленение, – но за Москвой сила, пойми! Под латинян псковичи не пойдут, а одним вам не выстоять…

Маша допела и вопросительно посмотрела на маму. Милослава одобрительно кивнула ей, потом отложила гусли и величественно поднялась:

– Вечер выдался тёплым, – громко произнесла она, – предлагаю продолжить пир в саду.

Поведя приглашающе рукой и чуть склонив голову в знак уважения к гостю и мужу, добавила:

– Там столы накрыли!

Вячеслав, поддерживая под руку немного захмелевшего Пучинкова, вышел и гуляние продолжилось. Боярыня вынесла разноцветные ленты и одарила собравшихся деревенских девушек ими. Девчата с достоинством поблагодарили и повели хоровод с песнями.

Дуняша подобралась к Маше, присевшей за женский стол и спросила, отчего та не стала петь новых песен.

– Хочу батюшке Ивана Харитоныча понравится, – смущённо призналась она.

Дуня скептически выгнула бровь, вызвав смех у сестры, но Маша быстро пояснила:

– Харитон Алексеевич всё по старине любит, вот я и… а твои песни слишком необычные.

Дуняша молча покивала и побрела к себе, не став даже смотреть за девичьим хороводом.

Устала она что-то. Целый день с братом возилась, потом им досталось от матери, а тут ещё Машка сама себе карму портит.

Если она в родном доме боится показать себя такой, какая есть, перед предполагаемым свекром, то каково ей будет на чужбине?

А впрочем, откуда Дуне знать, как надо себя вести?

Женщины постарше советуют быть тихой и неперечливой, а Евпраксия Елизаровна только фыркает, когда слышит подобные советы! Мама же лукаво улыбается и говорит, что надо быть как водица. А вода-то разной бывает.

И как же быть?

В своем времени Дуня не волновалась по этому поводу. У неё там не сложилось. А тут будет раз и навсегда, да к тому же муж побить может. Вот и думай, стоит ли вообще рисковать? Не-е, нафиг, нафиг! Бр-р-р. Ей вот интересно другое – убралась старая княгиня в монастырь или нет? И насколько далек этот монастырь от Москвы?

ГЛАВА 7

Харитон Алексеевич задержался в имении на несколько дней. Он хоть и торопился домой, но увлёкся вездеходом и чуть не разобрал его на части. Всё ему интересно было, а хозяин имения рад похвастать. Мало показать, как движется вездеход, Вячеславу в радость было рассказать, как хитро всё сделано было.

Детальки не на глаз резали, а по образцу одна к одной, чтобы они взаимозаменяемы были, а после часть деревяшек в масле варили, другую в воске. Разное дерево использовали, сверла совершенствовали… Так что псковича не только вездеход удивил, но и подход к его строительству, а затем осуществляемое наблюдение за снашиваемостью деталей. Это было ново и даже расточительно. Создавать что-то новое, подбирая материал в процессе и не быть уверенным, что будет толк, это как-то непривычно. Баловство, но занимательное!

Доронин соловьем заливался, рассказывая, что началось всё с молодого боярина Петра Яковлевича Кошкина, получившего недавно прозвище Нога. Тут к месту был упомянут протез и кресло с колесами, приводимыми в движение за счет рычагов. Этим занималась созданная Кошкиным-Ногой новая мастерская. Боярин собрал в ней розмыслов и они совершенствовали хитрые механизмы, позволяющие делать искусственную ногу максимально удобной и подвижной.

Потом назывались имена розмыслов, участвующих во всех этих неожиданных разработках, и только о Дуне ни слова, чтобы Харитон Алексеевич не подумал плохого про неё и всю семью.

Помимо вездехода Пучинкиных заинтересовало, что Доронины придумали дать некоторым своим людям обособленное дело. Богатырша Аксинья отчиталась перед прогуливающимся с гостями молодым боярином, что начала работу над новыми моделями игрушек. Пучинкин только крякнул, услышав иноземное слово «модель».

Митька с гордостью сообщил, что занимается обработкой земли по науке, а Любаша добила любопытствующих вдумчивой организацией процесса работы каменщика и сбыта товара.

В общем, не деревня, а сплошь научные деятели.

Дальше Вячеслав не повёл гостя. Жена намекнула, что крестьяне запарились в работе и ничего не успевают. Он удивился и даже усомнился, но поберегся оплошки перед гостем.

Дуняша же занималась своими делами. Сшила себе тетрадь из заграничной бумаги и переписала туда всё то, что ей рассказывала лекарка. Дед рассердится, что она взяла у него белые листы, но бумага местного производства серая и рыхловата.

Вот ведь, предмет для расстройства!

Дуняша знала, как изготавливать бумагу, но чуть ли не до девятнадцатого века её отбеливали хлором, а с ним она возиться не хотела. Можно было попробовать добавить в состав белой глины, но качество все равно будет сильно уступать отбеленной химией бумаге. На Руси же не знали про хлорное отбеливание, и как результат, бумага получалась серой, желтоватой или коричневатой, но только не белоснежной.

Записи заняли много времени, и Дуня была рада, что брат больше не беспокоит её. Вроде бы он чем-то увлекся и кроме дядьки никого не требовал к себе, но вечером она неизменно рассказывала ему сказку и целовала в милостиво подставленную щечку.

С гостями прощались тепло, особенно с молоденьким бояричем. Родители всё-таки предварительно сговорились за молодых, но по рукам не ударили – время есть. Пучинкиных загрузили незатейливыми подарками, дали припасов в дорогу и уже выстроились ручкой махать, как Дуня обратила внимание, что нигде нет брата с его дядькой. Нехорошо это. Потом накажут мальчишку из-за того, что не проводил гостей. И тут:

– А-а-а-а-а, ратуйте, люди! Белая змея ползёт!

Недоумение и тишина. Все вытянулись, чтобы посмотреть, кто с ума сходит. Набег? Но при чём тут змея?

– Свят, свят, свят…

– А-а-а-а!

– Господи помилуй! Отче наш, иже еси на небеси…

– Привидится же такое…

– Ад разверзся! Из-под земли гад выполз!

– Иродище нашу землю поганит! Ратуйте люди!

– Спасайтесь! Бегите!

Народ заполошно забегал, сбивая друг друга с ног, но под защиту стен боярского дома укрылся и ворота закрыли. Мужчины приготовили оружие и встали на защиту. Ничего не понимающая Дуня смотрела, как люди крестятся и пятятся. Кто-то забылся и свалился со стены.

– И вправду змея! – ахали люди.

– Только её лошадка везёт, а на ней сидит маленький боярич, – недоуменно выдал самый глазастый.

– Точно, вон его дядька рядом едет!

Дуня не вытерпела и поднялась на стену.

К своему изумлению, она увидела пятиметровую гусеницу! Гигантское белое насекомое шевелилось, подергиваясь телом, но при этом его тащила лошадь.

Конструкция была проста. Лошадь шла и вместе с ней прокручивалась большущая шестерёнка из плетеной лозы. Эта шестеренка походила на громоздкое колесо, но было закреплено так, что, крутясь по ходу движения она заставляла проворачиваться основу, а на основе на разных уровнях были закреплены кольца. И что получалось, основное бревнышко крутила шестеренка, а оно вращало ряд колец, а они уже волнами приподнимали тело гусеницы, соединенное с кольцами палками.

Ванюша замахал рукой и восторженно заорал:

– Во какая! Это мы с дядькой сделали!

Люди засмеялись, начали толкать друг друга в бока, вспоминая, кто что кричал, испугавшись.

Одобрительный гомон нарастал и вскоре все высыпали наружу, чтобы посмотреть, как всё сделано.

Боярыня Милослава схватилась за голову, а псковичи и Вячеслав недоуменно переглядывались, поражаясь реакции людей. Как-то быстро они отошли от испуга и с нездоровой любознательностью ринулись вызнавать технические подробности.

Народ деловито обходил забаву маленького боярича, одобрительно прицокивая языком.

Оказалось, что почти всё было сплетено из тонких ивовых веточек и обшито белёным льном.

Вот эта белизна ввела всех в заблуждение. Уж очень ладное получилось чудовище благодаря ей.

– Я хотел большую! – захлебывался Ванюша, рассказывая о том, как всё было. – Все делали маленькие деревянные, а мне хотелось птицу сделать и полететь!

– Как птицу? Да разве ж можно на ней лететь?

– Но птицу сложно было, и мы с дядькой решили начать с гусеницы! – чуть смутившись из-за столь кардинальной смены планов, признался мальчик.

Дуня несколько раз оббежала Ванюшкино сооружение. Вблизи все выглядело грубовато, но на расстоянии эффект был «вау»! Если бы повсюду были пески, то гигантская гусеница выглядела бы космическим существом. Дуняша на миг остановилась, пытаясь понять, что ей сейчас попыталось подсказать воображение, но не до того было.

Боярышня подлетела к брату и зацеловала его от избытка эмоций. И дядьку Ванюши поблагодарила, прижимая руки к груди. Он молодец! Помог ребенку реализовать фантазию.

И даже подбежавшему Иван Харитонычу подмигнула, глядя на его шокированный вид. А вот старший пскович укоризненно покачивал головой:

– Это ж сколько полотна ушло на баловство? – задал вопрос он в никуда.

Дуня прикрыла брата, чтобы малыш не видел рожу этого зануды. Над страхолюдным вездеходом боярин восхищался, а попытку Ванюшки мыслить по-особенному норовит осадить.

Тут ведь не ткань считать надо, а вдохновение и приложенные силы в реализации своих планов.

Опять же шестерёнка и подсоединённая крутилка! Это же… ах! Это же новаторство! Это ух! Да хватает того, что Ванечка ещё маленький и для него уже достижение, что он несколько дней занимался одним проектом!

Дуня перевела взгляд на мать, ища поддержку, но увидела только, как ей в руки подавали хворостины. Тогда она поискала глазами отца…

– Сынок, неужели это ты придумал?

– Ага! То есть нет! Это Степка сделал, – махнул он в сторону деревенского парня, – только он маленькую смастерил, а я большую!

– Какой ты у меня розмысл!

– Ага! – Ванятка просиял и щедро делясь своей славой, добавил: – И Дуняша тоже. Это она всё начала. Если бы не Дуня, то все с утра до вечера пропадали бы в поле.

Пучинковы развернулись к ней и недоверчиво оглядывали, ища признаки бунтарского характера и ума… наверное.

Дуня им застенчиво улыбнулась, но улыбка её подувяла, когда она заметила, как мать сжимает губы и слушает рачительного Фёдора, размахивающего перед её носом пустым коробом, в котором раньше лежало полотно.

– Кто бы сомневался, что тут без нашей Дуняши не обошлось, – уже не так радостно вздохнул отец и озабоченно покосился на псковичей.

Но те лишь вежливо улыбнулись, да напомнили, что им пора:

– Задержались из-за этого чуда-юда, – чуть насмешливо произнёс Харитон Алексеевич, указывая на змее-гусеницу.

Проводили их всем миром и вновь принялись разглядывать Ванюшкино чудище и гадать, каким образом можно сделать большую птицу.

– Она не полетит! – горячась и срывая шапку, кричало Петрово семейство.

– А мы коней разгоним, она крыльями часто-часто замашет и полетит! – спорили его соседи.

– Не полетит! – дергая себя за бороду, пробасил кузнец. Видно было, что ему хотелось бы, чтобы птица полетела, но какой-никакой опыт подсказывал, что не полетит.

– А у меня вот… пеллер есть! – постарался всех перекричать Ванюша и достал из-за пазухи пропеллер. – Вот он как!

Малыш зажал палочку в ладошках и резко крутанул её, отпуская. Пропеллер поднялся в воздух, правда, быстро упал.

– Это что же? – все оживились, и коллективная мысль заработала с новыми силами. – Если таких штук над гусеницей поставить и соединить их с вращающимся бревнышком, то даже эта монстра полетит?

– Не полетит! – не уступали Петровичи. Дуня даже удивилась, насколько они едины в своём консерватизме. Три поколения – и все в одну дуду дуют!

– Да уймитесь уже! – зашикали на них остальные.

– Вот сделаем – и полетит! – опрометчиво заявили идеалисты.

– Это ж какого размера надо лопасти мастерить и сколько ткани уйдет на обшивку?

Чем сильнее втягивались жители деревни в обсуждение, тем больше ёжилась Дуняша, понимая, что выпустила механического джина из бутылки.

– Сынок, дай-ка мне эту штуку, – попросил Вячеслав и получив, тут же запустил её. – Надо же, стремится вверх.

Он ещё несколько раз крутанул пропеллер и с сияющими глазами обернулся к жене:

– Славушка, чудно-то как! Не каждый же придумает! А наши дети измыслили!

– У нас тут все много чего намыслили! – проворчала Милослава, но не улыбнуться в ответ искрящемуся радостью мужу не смогла.

Вячеслав взял жену за руки и мягко поглаживая её пальчики, забрал хворостины и выкинул.

– Не надо сердиться, горлица моя.

– Не сержусь, – вздохнула Милослава, – но дети не должны делать только то, что им хочется. Сам же знаешь, как легко стать рабом своим хотелок. Да и перебаламутили всех. Попы прознают, что люди не работают, а игрушки делают, так зачастят к нам. И так недобро косятся, что денег на свою церковь собрать не можем. Селение выросло, а церкви нет.

– Соберём… когда-нибудь. А не сходить ли нам ночью в поле, не потрудиться на благо рода и богатого урожая?

Милослава хихикнула и игриво глянула на мужа.

– По обычаю предков? – чуть ли не мурлыча, протянула она.

– Ага, Лада моя.