Текст книги ""Фантастика 2025-151". Компиляция. Книг 1-33 (СИ)"

Автор книги: Максим Петров

Глава 7

Дуняша стояла в церкви нарядная и благожелательная. Из-за того, что статус деда повысился, то расположилась она теперь не в толпе, а впереди, и никто на неё не дышал, не перекрывал обзор и не подпирал сзади. А по окончании службы местный батюшка подошёл к деду, и Дуня слышала, как он расспрашивал его о давнишней истории с той бабой, что изображала слепую. Дед отвечал настороженно, зная, что за внучкой приглядывают. Это внимание ему не нравилось, но Дуньку не только ругали, но и хвалили. Хотя всё равно лучше бы её не замечали!

– А тот парень, что обманом просил милостыню? – спросил батюшка Кирилл.
Разговор заинтересовал многих, и Дуня оказалась не единственной, кто подошел поближе, чтобы ничего не упустить.

Боярин Еремей не понимал, к чему ведут вопросы священника. Раньше он не лез в дела Дорониных, зная, что их окормляет отец Варфоломей, поэтому дьяк ответил не сразу. Подбирая слова, он начал издалека:

– Считаю, что Якимка искупил свою вину, встав на защиту невиновных во время пожара и нападения татей.

– Хм, Якимка провинился здесь, а пользу принёс тебе.

Еремей склонил голову, признавая правоту священника и полез за кошельком, но тот неожиданно отмахнулся:

– Пустое. Я рад, что парень не пошёл по кривой дорожке и прижился в твоей семье.

– Прижился, – настороженно подтвердил боярин.

– Хорошо ли он живёт? Нашёл ли ты ему работу по способностям?

Дуня отлично знала деда и видела, что он напряжён. Все эти вопросы к чему-то вели, но пока непонятно. Однако же виду дед не подавал и демонстрировал смирение.

– Внучка моя, Евдокия, научила Якимку камни на кусочки разбивать и теперь это его заработок.

– Наслышан, наслышан, – покивал священник.

Дуня чуть не всплеснула руками.

Ну как у них получается всё про всех знать? Брусчатка ещё возится в монастырь и складывается где-нибудь в уголочке, чтобы следующим летом начать выкладку, а тут уже наслышаны!

– Разумница твоя внучка, – вдруг услышала она похвалу и поймала на себе одобрительные взгляды подслушивающих.

– Чего не отнять, так это наличие свежего взгляда на многое, – продолжал хвалить её священник, но как-то получалось так, как будто не договаривал он воз и маленькую тележку нелицеприятных качеств. Дед тоже это почувствовал и засопел.

– Ловко у боярышни получилось непутевого дурачка пристроить, – тут священник с улыбкой повернулся к ней и жестом велел подойти поближе. – А не поможешь ли ты ещё одному… заблудшему человечку?

Дуня от растерянности только похлопала глазами. Так-то она не против и даже «за», но не все готовы принять её помощь. Это не объяснить, но большинству требуется поддержка деньгами, а вот внутренне перекроиться, увидеть что-то новое в себе и свернуть с наторенной дорожки, чтобы пойти к новой цели… Нет, не каждый это может и хочет делать, а Дуняша чувствовала, что именно так она должна помогать.

– Что за человек? – нахмурился Еремей и пристально посмотрел на батюшку.

В его голове быстро сложилась картинка об отце Кирилле. Ишь как он разговор повёл! Сначала обозначил вину Якимки и повесил на него долг. Столько времени прошло, и никому не было дела до убогого, а тут вспомнил. Потом Дуньку коряво похвалил. Неужели ей до сих пор припоминают картинки в девичьей?

Еремей перевёл взгляд на внучку, и та сразу замотала головой, показывая, что ни в чём не виновата. Ну, это ещё надо проверить. Анастасия писала, что их монастырь за короткое время навестили сразу два митрополита, бывший и нынешний.

Еремей свёл брови и продолжил сверлить внучку подозрительным взглядом. Она тут же ещё интенсивнее замотала головой, а потом что-то мелькнуло на её лице, и она уставилась на него, часто-часто заморгала и неловко пожала плечами.

«Так и знал!» – с досадой подумал Еремей и решил сегодня же отписать второй тётке невестки Аграфене, чтобы всё узнать из её уст. Аграфена молчать не будет, распишет в подробностях.

Пока Еремей соображал и переглядывался с внучкой, к священнику подошёл хмурый парень. Он был высоким и жилистым, а бороденка в три волосинки выдавала в нём юношу. Вряд ли ему больше шестнадцати, а скорее всего недавно четырнадцать исполнилось. Дуне приходилось видеть тринадцатилетних мальчишек, выглядевших мощнее и старше, чем этот парень, но у них взгляд был пустоватый. Не дурной или глупый, но в глазах что-то отражалось только когда происходило что-то эмоциональное, а у этого во взгляде сразу прочитывалась злость, цепкость, острота, надменность, осознанная пренебрежительность. Вот такой набор впечатлений он производил, и даже улыбка вряд ли сгладила бы это, но сжатые губы, похоже, не умели улыбаться.

– Семён по прозвищу Волк, сын Григория Волчары, – представил священник парня.

Доронины с удивлением посмотрели на него и недоуменно переглянулись между собой, не замечая, как батюшка усмехается в свою роскошную бороду. Потом Еремей и Дуня уставились на парня, но тот безразлично смотрел на них, и тогда Доронины вернули своё внимание к отцу Кириллу, побуждая его вопросительными взглядами к пояснениям.

В прислушивающейся рядом толпе пошли шепотки:

– Боярин Волчара, сын того самого Порфирия Ловца, что у ныне покойной Витовтовны был ловчим.

– Говорят, что он не только зверей ловил, – шепотом дополнили со стороны. – Лютый был человек, но преданный, как собака.

– Какая собака? Ты чего людям голову дуришь?

– Да тише вы! Порфирия Ловца прислал к дочери Витовт. Боялся за неё, а чего за неё боятся…

– Заткнись! То дела давно минувших дней. Сейчас речь о внуке его идет.

– А зачем Сеньку Волка к боярину Еремею определяют? Сейчас Доронины выше рода Волчары стали.

– Но ниже Порфирия Ловца.

– Ты ещё вспомни, что было при царе Горохе!

Дуне тоже хотелось бы знать, зачем Семёна Волка знакомят с дедом и с ней. Она слышала об этой семье ещё от Кошкиных, когда Петр Яковлевич получил прозвище Нога. Ранние прозвища редкость, но сына Порфирия Ловца ещё в молодости прозвали Волчарой, а его дети продолжили традицию и быстро разделились на Лук, Птицу и Волка. Прозвища охотничьи, сами за себя говорящие

Дуня с новым интересом посмотрела на Семёна. Он ещё слишком юн для прозвища, но сподобился прозваться Волком.

Лицо парня оставалось отстраненным, надменным и злым. Да, он явно был недоволен происходящим. Но это понятно. Народ шушукается без особого стеснения, обсуждая взлёт и падение его семьи.

Вот интересно, почему отче завёл разговор на публике? Дуня посмотрела на благостное лицо отца Кирилла и поняла, что всё им продумано. Оставалось только позавидовать умению некоторых действовать по плану и не сбиваться с него. Это точно что-то врождённое, потому как ей эта способность не даётся.

Пауза затягивалась. Еремей не понимал, что происходит. Причём тут его внучка? Какая помощь нужна юному Сеньке Волку? И каким боком во всём этом участвует священник?

– Ничего сложного от тебя, Еремей, не требуется, – успокаивающим тоном произнес отец Кирилл. – Семёну за дерзость и непокорность назначается послушание в виде охраны твоей внучки. Быть ему кем-то вроде дядьки-пестуна при ней. Помоги, не откажи в милости.

Дуня слушала, открыв рот и даже пропустила, как дед крякнул.

– Ну, ежели так… только я не понимаю… – Еремей вместе с остальными растерянно смотрел на отца Кирилла, надеясь, что тот всё же шутит, но священник лишь отрицательно покачал головой.

– Но как это всё будет выглядеть? И надолго? – спросил Еремей.

– Каждое утро Семён будет приходить к тебе во двор и до вечера следовать по пятам за девочкой.

– Как это по пятам? Она же девочка… пусть Сенька охраняет Ванюшку.

Отец Кирилл нахмурился и настойчиво громко продолжил:

– Следует со всем вежеством за Евдокией и во всём помогает, а когда надо, то защищает.

Дуня расцвела. Это же надо! Да это же вообще!!!

Захлебываясь от эмоций, она уже совсем по-другому посмотрела на молодого боярича. Да с ним за спиной она столько дел сделает! Жаль, что дел не осталось и всё уже переделано, но всё одно здорово!

Дуня умоляюще посмотрела на деда и светло улыбнулась священнику. Ну какой же он человище! Это ж надо такое придумать, а ещё её называют выдумщицей. Да тут революционер, прогрессор, бунтовщик и новатор в одном лице! Вот кто-то на верху схватится за сердце, когда узнает, что придумал отец Кирилл.

Еремей долго мялся, а потом начал угрожать:

– Если из-за него с Дунькой что-то случится, то никого в живых не оставлю!

Лицо священника изменилось, но он быстро взял себя в руки и уточнил:

– Так значит, ты не против?

– Ты не сказал, как долго ему быть при моей внучке?

– Думаю, что полугода хватит.

Еремей нехотя кивнул, а Дуня смотрела во все глаза на личного телохранителя и секретаря в одном лице и никак не могла успокоиться. А от одной мысли, что умненький княжич Иван Иваныч сдохнет от зависти, наполняла её значимостью и важностью. А то ведь достал цитированием писания и всяких философов. Как послушаешь, то дура-дурой стоишь!

Народ загудел, обсуждая необычное послушание. Еремей направился к выходу, а Дуня задержалась. Она же не может уйти без своего миньона. Им же теперь быть как ниточка и иголочка! И тут священник повернулся к Семёну Волку и показывая на Дуню, произнес:

– Если не пройдешь это наказание, то я не знаю какие кары небесные тебя изменят! – прогромыхал он и все затихли, чтобы потом разразится бурей высказываний.

Лицо Дуни вытянулось. Это она наказание, сравнимое с карами небесными?! Люди позади захихикали и началось:

– А что? Она за полгода из Волка агнца сделает! Ты, паря, только бойся её кукишей! А то сунет тебе под нос – и неизвестно, чего будет!

– Под горячую руку ей не попадайся!

– Молоденький совсем! За что ж его так! – всхлипнула какая-то сердобольная женщина.

– Эй, вы чего? – не выдержала Дуня и возмущенно повернулась к людям. – Я же маленькая! – она обеими руками показала на себя. – А вдруг он меня обидит?

– И верно, она же махонькая! А у него взгляд волчий! Люди, чего деется?

– Лютый он, а боярышня какая славная!

Дуня одобрительно кивала в ту сторону, откуда слышались возгласы в её пользу.

Народ входил во вкус, но тут громкий бас священника оповестил:

– Смягчите свои сердца, помогите обездоленным! – и взяв кружку, потряс ею.

Все поспешили на выход. Кто-то кидал полушки в кружку, кто-то пошалил и кинул яблоко, но основная масса вывалилась на улицу и продолжила шумные обсуждения, провожая взглядами боярина Еремея, его внучку и сына боярина Волчары.

Глава 8

Дома сидели все молча.

Глава Дорониных посматривал на навязанного гостя, которого назначили быть дядькой при Дуняшке – и впервые не знал, что сказать. Вроде бы умаления чести в этом нет, но как-то это… шиворот-навыворот. Не бывало такого ранее! Чудит что-то отец Кирилл, но так подвёл к чудаковатой придумке, что ничего против не скажешь.

Отче сказал, что Сенька Волк по велению отца всё лето находился при нём и выполнял самую разную работу, но как не было в нём смирения, человеколюбия и душевности, так и нет.

Еремей понимал Григория Волчару: старый Порфирий Ловец был жестоким человеком и сына вырастил подобного себе, а тот своих сыновей воспитывал себе под стать. Однако с годами Волчара размяк сердцем и, видно, огляделся, посмотрел на тех, кого вырастил и не понравились они ему. Иначе трудно объяснить, отчего Волчара вдруг взялся перевоспитывать младшего сына. И Еремей ни за что не привёл бы в дом Сеньку, если бы отец Кирилл не поручился за него.

– Парень воспринял волю отца со снисхождением, – тихо пояснил ему священник. – Григорий велел ему во всём помогать мне, и тот помогал, не брезговал, но сам словно замороженный.

– А вдруг он мне внучку прибьёт?

– Не бойся. Семён терпелив и не глуп. Он искусный охотник и опытный следопыт, а среди них не бывает заполошных.

– И всё же…

– Ты лучше вот о чём подумай. Твоя внучка обласкана княжеской семьей, но не всем это по душе и особенно её влияние на княжича. Я пресекаю слухи недоброжелателей о Евдокии, но если ты этого не ценишь…

Еремею пришлось спрятать поглубже сомнения и приложить руку к груди, выражая признательность и согласие. А ещё отец Кирилл, усмехнувшись, сказал, что он по примеру его внучки смотрит на проблемы свежим взглядом и внедряет новый подход к пастве. Слышала бы об этом Дуня, то вспомнила бы незабвенного Макаренко и его методы воспитания…

Сеня Волк сидел рядом, не шевелясь и только глаза его быстро пробежались по обстановке, да изредка взгляд цеплялся за промелькнувшую ключницу или расставляющую на столе еду дворовую девку. На усевшуюся напротив Дуньку он старался не смотреть. Поначалу Семён ждал, что хозяин дома сгонит мелкую и велит всыпать ей розог, но тот даже бровью не повёл. Значит, не зря люди болтали, что старый Еремей избаловал свою внучку. У самого Семёна мать никогда не посмела бы сесть за один стол с отцом и сыновьями, а тут…

Шумный вздох Дуньки отвлёк его от дум.

– Деда, ну надо же! – проныла девчонка, всё ещё не веря в то, что праздничная служба в церкви обернулась сообщением о том, что она стала чьим-то наказанием.

– М-да, – выдал Еремей, думая о своём… и все опять замолчали.

– Поснедайте, – раздался голос ключницы Василисы, настороженно косившейся на молодого боярича, сидевшего с неприступным видом.

Дуня посмотрела на него, поджала губы, нехотя поднялась, думая перекусить позже, чтобы не плодить ненужные слухи, но дед решил иначе:

– Куда собралась?

– Так я же это… – она покосилась на гостя и невнятно закончила – второго стола нет.

– Сиди, поешь с нами, – велел он, и ключница сразу же поставила большую тарелку для боярышни. – Семён, тебе подле моей внучки быть, поэтому давай общаться по-домашнему. Мы ещё не обжились после пожара, так что Дуньке моей негде даже присесть…

Еремей чувствовал себя неловко, оправдываясь за нарушение порядка, но тут его взгляд остановился на мявшейся ключнице, и он сердито произнес:

– Васька… хм, Василиса, садись тоже, набегалась поди…

– Да я потом поснедаю, – испуганно глядя на гостя, вежливо отказалась ключница.

– Садись, говорю. Бояричу Семёну я всё объяснил.

Еремей отметил, что взгляд парня скользнул по тарелкам, которые далеко не у всех были в ходу, потом пробежался по плошкам и маленьким кувшинчикам с широким горлом, наполненными томлеными ягодами. Всё было в едином стиле, как любит говорить внучка, и выглядело достойно, хотя стоило копейки.

Она сызмальства приучила всех есть из отдельных плошек, тарелок… даже дворовых. Вот и сейчас ключница, как только дом построили, сразу потратилась на эту ерунду. Но Дуняшка любила глиняную утварь и даже сердилась, когда на стол выставляли начищенные до блеска медные, бронзовые и свинцовые блюда.

Еремей одобрительно кивнул ключнице, увидев, что она велела испечь блины на Покров Богородицы и проследила, чтобы кухарка сделала их кружевными, как он любит.

– Вот приедет Милослава, – продолжил он пояснения для гостя, – закажет новый стол и всякое нужное, тогда разделимся, а сейчас нечего на пустом месте трудности плодить.

Ели молча. За столом это правило соблюдалось строго, но Дуня умела высказаться без слов. Вот и сейчас она сосредоточено заглянула в плошки, где лежали измельченные яйца, творог с зеленью, давленная отварная морковка с изюмом, гречка с грибами – и недовольно сморщила нос.

Потом она заглянула в кувшинчики с томлёными ягодами и с возмущением посмотрела на ключницу. Её молчаливое негодование относилось к отсутствию уваренного до густоты молока. Она подслащивала его капелькой меда или яблочным сиропом и всегда предпочитала всем иным начинкам, когда подавали блины.

Ключница грустно улыбнулась и утешающе погладила Дуню по голове. В этом году у них не будет ни молока, ни мёда, ни орехов… Томлёные ягоды и те куплены по дешёвке, потому что прошлогодние и начавшие бродить.

Еремей сам положил внучке блины на тарелку и посмотрел так, что она больше не смела сверкать глазами. Когда тарелки были отставлены и все потягивали травяную водичку, боярин произнес:

– Дуня, к тебе прибегал малец от Петра Яковлевича, передал, что он просит тебя зайти в мастерскую.

– Что-то случилось? – встрепенулась девочка.

– Чего вскинулась? – усмехнулся дед. – Ничего не случилось. Батька твой перегнал вездеход к Кошкиным, чтобы они там чего-то доделали, – боярин повернулся к иконе и, перекрестившись, попросил бога о вразумлении сына, чтобы тот не маялся дурью, а потом продолжил

– …так Пётр Яковлевич хочет, чтобы ты посмотрела там чего-то.

Дуня приосанилась и важно кивнула. Она еле высидела, дожидаясь, когда дед разрешит встать из-за стола.

– Не торопись. Гришка тебя проводит, а он ещё ест, наверное.

– Кхм, – кашлянул Волк, напоминая о себе и своих обязанностях по сопровождению девочки.

– У нас нет возка… – смущенно пояснил Еремей, – …всё сгорело. Дунька ножками пошла бы, а холоп рядом. Ты же на коне… Внучка хоть и мала ещё, но не гоже тебе сажать её рядом, как дитя, тем более, что нет большой нужды в этом.

– У меня есть возок… – сразу предложил решение проблемы Семён Волк, – мать никуда не ездит… Кого можно послать с весточкой, чтобы возок сюда подали?

– Сейчас найдём… – обрадовался боярин, а Дуня скуксилась. Ехать в коробке, не видя белого света, ей не хотелось. Это же адский ад!

Через час Дуняша стояла на крыльце и нетерпеливо ждала обещанного возка.

Как-то так получилось, что дома ей оказалось решительно нечего делать! Она могла бы кому-нибудь помочь, но помощь никому не требовалась.

Можно было заняться чем-нибудь интересным, но всё заканчивалось на этапе размышлений, поскольку в доме ничего не было.

Был вариант мчаться в дедов приказ и там хотя бы порисовать, но дед был дома, а приказ не работал. Ключница предлагала поспать и ставила примером хозяина-батюшку, храпящего на весь дом, но как можно спать, когда в мастерской Кошкина не могут справиться без неё? Ведь не просто так её туда позвали? Ну правда же?

И дед так хорошо об этом сказал при Сеньке Волке! Пусть знает, что она не наказание, а редкий шанс для него приобщиться к другой жизни. А то ведь сидит, как сыч и караулит. Как можно так долго сидеть и ничего не делать? Хоть бы оружие почистил или что там воину положено делать?

Когда начался дождь, во двор вбежала крепенькая лошадка, тащившая возок. Утоптанная земля во дворе ещё не размякла, но на улице уже начали скапливаться лужи. Одно неосторожное движение – и Дунины сапожки вмиг промокнут, а подол красивого летника намокнет.

Она свела края тёплой накидки, почувствовав холод и стала похожа на кокон. Теперь даже не попрыгаешь через грязь. Коротенькая душегрея осталась в имении, а с собой был только дурацкий плащ-накидка без рукавов, застегивающийся у горла.

– Гришенька, посмотри… – Дуня обратилась к боевому холопу, который чаще других сопровождал её, намереваясь спросить, чисто ли в возке и не воняет ли в нём, а то не все успевают выйти из ездовой коробки, когда укачает. Но её взгляд зацепился за вышедшего Семёна и сработал инстинкт самосохранения, поэтому она продолжила:

– …посмотри, не надо ли подушечку взять, чтобы помягче было.

Гришка усмехнулся, прекрасно зная, как девчонка не любит ездить на чём-либо, проверил не только возок, но и возницу. Посторонних запахов не было, а вот у сообразительной Василисы он принял ворох подушек и закинул их внутрь. Потом подхватил на руки маленькую хозяйку и поставил на ступеньку возка. Дождавшись, когда боярышня усядется, он захлопнул дверцу и вскочил на коня. Сам же поехал рядом, а боярич чуть впереди.

Как только дверца закрылась, то Дуня начала раскладывать подушки, пытаясь занять себя ими и не думать о том, что ей уже дурно и блины нашли обратную дорогу. По крыше застучал дождь… уже ливень, но Дуня всё равно оставила подушки в покое и нащупала пальцами планку, закрывающую крошечное окошечко. Она отодвинула её и несмотря на попадающие внутрь брызги, прильнула к отверстию.

– Святые угодники, как же я страдаю от отсутствия стекла! – простонала она.

Её великолепный проект по перестройке Кремля с учётом послезнания был обласкан, но по большей части забракован из-за наличия больших окон. Ей на каждом шагу тыкали в невозможность их застеклить. Дома тоже не хватало воздуха из-за маленьких окошек, а зимой многие из них вообще заволочат деревянными планками. И наконец, возки. Это же пытка! Мало того, что нет плавности хода, так ещё сидишь в темноте и духоте, даже если на улице дубак.

Возок накренился, попав в глубокую колею, и коняшка с трудом вытянула его. Дуня не удержалась и свалилась со скамьи при рывке.

«Уж рессоры могли бы придумать! Или как там они называются?» – сердито подумала она и стала вспоминать, как эти штуки могут выглядеть.

Вообще-то в книгах про попаданцев их внедряли чуть ли не следом за мылом и блинами, но технически Дуня никогда не интересовалась ими. Суть приспособления была понятна, а конкретика казалась лишней. Вот если бы она могла сделать их своими руками, как мыло или другую ерунду, то попробовала бы, но увы.

У Дуни в голове быстро промелькнули картинки с каретами на каких-то дугообразных металлических штуках, потом пошли кареты попроще и короба висели на ремнях, но здравый смысл прогнал ремни и заменил их на цепи. Картинки были размытыми и, как всегда, только путали. И только память художника помогла в точности мысленно воспроизвести карету и попробовать найти в ней рессору.

– Это она, – пробормотала Дуня, разглядывая, что вспомнила, – точно, она. Или вот… – боярышня мысленно воссоздала более поздние варианты карет и там всплыла немного другая рессора. – Но из чего их делают? Металл явно должен пружинить, и если такой есть, то почему не использовать нормальные пружины? А куда их ставить, чтобы не мешали оси с колесами вращаться?

Технической жилки не хватало. Вот если бы взять в руки макет, то тогда можно было бы что-то дельное сообразить, но тут возок остановился и Гришаня открыл дверцу.

Он был весь мокрый и не решался взять боярышню на руки, чтобы не намочить её. Но не ступать же ей своими детскими ножками прямо в грязь?

Нерешительность боевого холопа растопила Дунино сердце, но стоило ей бросить взгляд на скривившегося Волка, который даже не скрывал, что его тошнит от беспокойства Гришки за свою маленькую хозяйку, как приятная благожелательность испарилась. Боярич тоже был весь мокрый и его это ничуть не смущало. Дуне показалось, что он даже бравирует этим.

Она гордо вскинула подбородок и демонстративно протянула руки к Григорию. Тот ловко подхватил её и быстро занёс во двор мастерской и поставил на крытую плашками поверхность. Дуня еле успела одарить Волка снисходительно-презрительным взглядом, чтобы поумерить его раздутое эго.

Нашёл, чем гордиться! Не обращает внимание на непогоду, боже, какое достижение!

Она тоже всю дорогу преодолевала себя и удержалась от тошноты, а заодно обдумала пару важных идей. В конце концов, не зря же сотни авторов писали, что на открытии рессор можно заработать? Надо тщательно обмозговать этот бизнес-проект и осчастливить всех будущих пассажиров!

– Боярич, боярышня, проходите сюда, погрейтесь, обсохните у печи. А то погодка сегодня хмурая, а я сейчас мальца пошлю к Петру Яковлевичу.

Дуня с любопытством глядела на обширную мастерскую и крытый двор, но мастер приглашал её в небольшую избу в стороне. Она последовала за ним, а вместе с ней Семён. Гриша же только заглянул в помещение, огляделся и вышел. Ему надо было проследить за тем, куда велели встать вознице, да укрыть от дождя своего мерина и боярского коня.

Изба оказалась местом работы розмысла. На огромном столе лежало множество свитков, всяких деталек и инструмента.

Дуня огляделась, пристроила накидку у печи, а сама стала изучать то, что лежало на столе. Боярич же прижался спиной к нагретой печке и прикрыл глаза, делая вид, что его здесь ничто не интересует.

– Хорошая печь, – похвалила Дуня. – Во все бы дома такую.

Мужчина улыбнулся, а боярышня догадалась, что перед ней стоит хозяин помещения, а не просто какой-то мастер. Вот поэтому он её знает, тогда как остальные глядели с любопытством и непониманием.

– А что полки не сделаешь? – спросила она, показывая на загроможденный стол, потом на стену и поводя ладонью, обозначая ряд полок.

Розмысл огладил бородку и смущенно выдавил:

– Да надо бы, но руки не доходят. Говорят, у твово деда в приказе много полок, и все одна к одной, а к ним ещё ящички выдвижные для свитков.

– Ага. Но свитки уже прошлый день, сейчас у деда все работают с книгами. Все листки собирают вместе и сшивают. Так легче хранить записи, делать общие метки и находить при необходимости.

– Хм, дело, – одобрил розмысл, невольно подгребая разные свитки, расправляя их и складывая вместе.

– А зачем Пётр Яковлевич хотел меня видеть?

– Мы кое-что сделали для вездехода… так боярин хотел, чтобы ты посмотрела.

– Так чего мы ждём?

– Пётр Яковлевич сам хотел показать.

– А, ну тогда ладно. Как зовут тебя, мастер?

– Никешка я, Трофимов сын.

– Никита значит, – переиначила Дуня на новгородский лад. Мода на уничижительное произношение имен всё больше охватывала москвичей, но с этим ещё можно было побороться. – А я Евдокия Вячеславна, – горделиво произнесла она, косясь на криво ухмыльнувшегося Семена Волка.

Никешка поклонился. Он слышал, что Дорониных возвысили и немного опасался прихода маленькой боярышни. Люди о ней разное болтали, и сам факт, что о ней говорили, уже заставлял опасаться её.

Семен Волк наслаждался теплом печи, не особо реагируя на ритуал знакомства. Дуня же переключила своё внимание на огромное по местным меркам окно. Через слюду не было ничего видно, но свет оно пропускало изрядно. И по нему сейчас усиленно стучали капли дождя.

Она поежилась. Хорошо, что розмысл пригласил её в тёплую избу, а то замерзла бы. Платочек намок мгновенно и волосы стали влажными, а это прямой путь к простуде. Вот был бы у неё зонт…

Дуня потянулась к кончику косички и начала наматывать его на палец, разглаживать и вновь наматывать, соображая, как устроен зонт. В некотором роде приходилось заново его изобретать.

Она задумчиво повернулась к столу, нашла ровно выструганную палку, подтянула её к себе, потом выковыряла из деревянного мусора ещё полтора десятка ровных палочек потоньше. Даже не стала спрашивать для чего их строгали.

Мастер молча наблюдал за ней, а когда боярышня стала искать ещё тонкие палочки, то сам подал ей. Дуня покрутила их, приставила к основной, а потом быстрыми росчерками накидала на обратной стороне какого-то свитка рисунок зонта, а на толстой палке поставила метки, по которым надо было сделать прорези.

– Это зафиксирует конструкцию в открытом положении, а чтобы можно было сложить все палочки, то надо сделать кольцо и вот такие выемки…

Дуня быстро говорила, чертя свинцовым карандашом схемку. Брови у Никиты ползли вверх. Он впервые видел, чтобы так быстро и точно появлялся рисунок несуществующей вещи. Причем боярышня сумела нарисовать не только саму вещь, но ещё детали крупным планом.

Боярич приоткрыл глаза и с мрачным видом вслушивался в тарабарщину, которой обменивались ремесленник и избалованная девчонка. Видел бы её дед, с кем она общается и держится словно ровня! Надо бы вмешаться и поучить её уму, но ему плевать. Его дело охранять её от беды, а не воспитывать. Непонятно только, почему всё же священник сбагрил его к ней. Дармовая сила ему нравилась и покуражился он вдоволь, давая унизительные поручения, а тут словно вошь под одеяние попала!

– Интересно, интересно, – бормотал Никита. – А сверху натянуть промасленную ткань или обработанную воском кожу…

– Тонкую кожу, а то зонт будет не удержать в руке.

– А почему зонт? Что за слово такое диковинное?

Дуня смутилась. Всё так быстро получилось, что она забыла придумать подходящее название, а теперь придется выкручиваться.

– Первая мысль была, что такой штукой можно защититься от солнца, а по латыни солнце будет… э-э, я думала, что «зонт» по латыни будет солнце, – призналась она, но уроки латыни ясно давали понять, что она ошибается.

– Может, лучше назвать дождевиком?

Дуня пожала плечами – ей было всё равно. У неё уже возникла новая идея. Зачем надо было мучаться и «изобретать» зонт, когда можно было сразу сделать шляпу-зонт? Но будут ли её носить? Она задумалась, а тем временем во двор въехал Пётр Яковлевич и ворвался в избу, как вихрь. Боярич Волк даже подскочил!

– Семён? А ты что здесь делаешь? – удивился молодой Кошкин.

– У меня послушание: охранять внучку боярина Еремея.

Пётр Яковлевич с удивлением перевёл взгляд с него на Дуню, а та еле оторвала взгляд от его фигуры. Кошкин грандиозно раздобрел и стал поперек себя шире! Это ж как он умудрился так разожраться? Но Петр Яковлевич сейчас смотрел на неё, ожидая ответа насчёт Семёна Волка и его послушания, и она обречённо кивнула, подтверждая случившуюся несуразицу.

– Ну, дела, – протянул Кошкин, вытирая появившиеся из-под меховой шапки капельки пота и тяжело дыша. – Ладно, Дунь, идём смотреть, что сделали мои мастера.

И они пошли.