Текст книги ""Фантастика 2025-151". Компиляция. Книг 1-33 (СИ)"

Автор книги: Максим Петров

Он подался вперед:

– В качестве жеста доброй воли я предлагаю вам эту информацию. Поверьте, то, что я могу рассказать о некоторых уважаемых финансистах Уолл-стрит, никогда не появится в отчетах биржевого комитета.

Это предложение было неожиданным, но потенциально очень ценным. Личные тайны могли дать мне рычаги влияния, недоступные при использовании только финансовых нарушений.

– Ваше предложение звучит разумно, – медленно сказал я. – Но что вы хотите от меня взамен?

Мэдден откинулся назад, его лицо было непроницаемым:

– Скажем так: я предпочитаю иметь информацию о людях, которые могут однажды стать мне полезны. Или опасны. – Он сделал паузу. – Кроме того, мне нравится иметь дело с амбициозными людьми, которые знают, чего хотят.

– А что, если я скажу, что мне эта информация не нужна? – спросил я, прощупывая почву.

– Тогда мы продолжим наше обычное деловое сотрудничество, – пожал плечами Мэдден. – Инвестиционный траст, операция против Сальтиса. Никаких обид. Просто упущенная возможность.

Все слишком гладко. Я чувствовал подвох, но не мог понять, где именно. Возможно, Мэдден просто хотел привязать меня ближе к своей организации, создав еще один канал взаимной зависимости. Или проверял мои амбиции и готовность к сомнительным альянсам.

– Я согласен, – решился я. – При условии взаимного доверия и осторожности.

– Разумеется, – Мэдден улыбнулся. – Тогда позвольте начать с мистера Харрисона.

Следующие двадцать минут я слушал с возрастающим удивлением. Мэдден описывал скрытую жизнь моего босса в таких подробностях, что сомневаться в достоверности было невозможно.

Тайная квартира на Вест-Сайде, где Харрисон встречался с молодыми актрисами, жаждущими получить роль в бродвейских постановках. Его пристрастие к азартным играм в эксклюзивных подпольных казино, где он проигрывал суммы, соизмеримые с годовыми зарплатами старших клерков. И, что наиболее шокировало, связи с определенными политиками, получавшими щедрые «консультационные гонорары» за помощь в обходе финансовых регуляций.

– А теперь поговорим о мистере Паттерсоне, – продолжил Мэдден, завершив рассказ о Харрисоне. – Этот господин имеет еще более интересные предпочтения.

В случае с Паттерсоном история касалась его тайных визитов в определенные заведения, где мужчины искали общества дам, превращающих их в сексуальных рабов. БДСМ в это время еще не получило такого развития, как в XXI веке, но определенные зачатки имелись. Зачатки, которые в 1928 году могли не просто разрушить карьеру, но и привести к уголовному преследованию.

– У меня есть фотографии, – небрежно заметил Мэдден. – Разумеется, они хранятся в надежном месте. Мистер Кляйн может предоставить их вам, если возникнет острая необходимость.

Мой мозг лихорадочно работал, оценивая полученную информацию и ее потенциальное применение. Это были не просто компрометирующие материалы. Это ядерная бомба в корпоративной войне. С такими данными я мог не просто манипулировать партнерами фирмы, я мог полностью их уничтожить.

Мэдден, казалось, читал мои мысли:

– Используйте эту информацию мудро, мистер Стерлинг. Подобные рычаги требуют тонкого обращения. Иначе они могут сломаться, или того хуже, ударить по тому, кто их применяет.

Я кивнул, понимая предупреждение.

– А теперь, – Мэдден взглянул на золотые карманные часы, – мне пора заняться другими делами. У вас есть какие-то вопросы, прежде чем мы закончим?

– Только один, – сказал я. – Я слышал, что вы планируете расширять свой бизнес на западном направлении. Возможно, имеет смысл рассмотреть некоторые инвестиционные возможности в Чикаго?

Это пробный камень. Я знал из истории, что в 1928–1929 годах в Чикаго разгорался конфликт между различными криминальными группировками, особенно между людьми Аль Капоне и Багса Морана. Участие в этой войне было бы катастрофой для любого бизнеса.

Мэдден внимательно посмотрел на меня:

– Вы хорошо информированы. Но Чикаго сейчас неспокойное место. Я предпочитаю концентрироваться на Восточном побережье. По крайней мере, до тех пор, пока не прояснится ситуация с местным руководством.

Его ответ был благоразумным, что меня порадовало. Мэдден, в отличие от многих других криминальных боссов того времени, славился своим стратегическим мышлением и осторожностью.

– Мудрое решение, – одобрил я.

Мэдден поднялся, давая понять, что встреча окончена.

– Кляйн свяжется с вами через два дня. К тому времени у нас будет готов список предприятий Сальтиса и первоначальные документы для инвестиционного траста. А пока… – он протянул мне руку, – желаю вам приятного вечера.

Метрдотель проводил меня обратно в основной зал. О’Мэлли, заметив мое появление, неторопливо поднялся из-за стойки бара и направился к выходу, сохраняя дистанцию.

Десять минут спустя мы встретились на перекрестке в нескольких кварталах от «Синего лебедя». Дождь прекратился, но улицы все еще блестели от влаги, отражая огни вывесок и фонарей.

– Как прошло? – тихо спросил О’Мэлли.

– Лучше, чем я ожидал, – ответил я. – Но есть нюансы, о которых поговорим позже. Сейчас главное собраться в дорогу.

Мы шли по ночному Нью-Йорку, растворяясь среди редких прохожих и желтых такси. В этот момент, я чувствовал себя удивительно живым, окруженным запахами и звуками реального мира, погруженным в историю, которую раньше знал лишь по книгам и фильмам.

Жизнь сделала неожиданный поворот, и я наслаждался каждым моментом этого безумного путешествия.

Глава 9
Отъезд

Покинув «Синий лебедь», мы с О’Мэлли поймали такси на ближайшем углу.

Вечерний Нью-Йорк пульсировал огнями и звуками. Отдаленные гудки автомобилей, приглушенные звуки джаза из подпольных баров, обрывки смеха редких прохожих.

– Домой, босс? – спросил О’Мэлли, когда мы устроились на потрескавшейся кожаной обивке заднего сиденья.

– Да, – я подавил зевок. – Тяжелый был день.

– Это точно.

Пожилой таксист, смуглый мужчина с густыми седыми усами, крутанул ручку счетчика и вывернул на Бродвей. Расспрашивать о том, где мы были и что делали, он не стал. В этом городе водители, умеющие держать язык за зубами, жили дольше и богаче.

Когда мы добрались до дома на 42-й Восточной улице, вечерняя прохлада уже сменилась ночной сыростью. Свет в большинстве окон давно погас, лишь изредка за занавесками мелькали силуэты полуночников.

– Увидимся утром, – я кивнул О’Мэлли, направляясь к своей квартире. – Разбуди меня в шесть, если я сам не встану.

– Конечно, босс, – ирландец зевнул, поворачивая ключ в замке своей двери.

Оказавшись в квартире, я первым делом проверил замки и окна, задернул шторы и только потом позволил себе расслабиться. Быстро приняв душ, я лег спать.

Будильник зазвонил ровно в шесть, но я уже проснулся. Лежал, глядя в потолок и обдумывая предстоящую поездку в Акрон. Это шанс не только укрепить отношения с важным клиентом, но и, возможно, узнать больше о Continental Trust.

Быстро собравшись, я встретил О’Мэлли в коридоре. В отличие от меня, ирландец выглядел бодрым и отдохнувшим. Удивительная способность человека, привыкшего к жесткому распорядку тренировок.

– Доброе утро, босс, – поприветствовал О’Мэлли, протягивая небольшой термос. – Мисс Ходжес приготовила нам кофе. Крепкий, как вы любите.

– Спасибо, – я с благодарностью сделал глоток. – Поторопимся. Нужно заглянуть в офис перед отъездом.

Офис «Харрисон Партнеры» в столь ранний час был почти пуст. Лишь пожилая уборщица протирала медные таблички на дверях, да ночной сторож дремал в кресле у входа. Мы прошли к моему столу, где я быстро просмотрел накопившуюся корреспонденцию и оставил несколько записок с инструкциями.

– Мисс Петерсон, – обратился я к появившейся секретарше Харрисона, – передайте, пожалуйста, что документы для Милнера готовы и будут представлены ему лично в Акроне. Аналитическую записку по документам, которые он мне передал, я приготовлю к понедельнику.

– Конечно, мистер Стерлинг, – она сделала пометку в блокноте. – Что-нибудь еще?

– Нет, спасибо. Мы вернемся как раз в понедельник.

В восемь часов мы уже прибыли на Пенсильванскмй вокзал. Огромный стальной купол, похожий на римский Пантеон, парил над головами тысяч спешащих пассажиров. Гулкие объявления диспетчера отражались эхом от мраморных стен, смешиваясь с шипением пара и лязгом металла.

– Нью-Йорк – Кливленд через Филадельфию, Питтсбург и Акрон, посадка на платформе номер семь! – разносилось из громкоговорителей.

Наш поезд, сверкающий хромированными деталями, уже ждал у платформы. В первом классе было немноголюдно, большинство пассажиров, способных заплатить за комфорт, предпочитали не путешествовать в пятницу утром.

– Не помню, говорил ли я вам, босс, но я никогда раньше не ездил в первом классе, – заметил О’Мэлли, разглядывая плюшевые сиденья и полированные деревянные панели вагона.

– Сколько времени займет путешествие? – поинтересовался я у проводника в синей форме с золотыми пуговицами.

– До Акрона? – проводник взглянул на карманные часы. – Около двенадцати часов, сэр. Прибываем к восьми вечера, если не будет задержек.

Разместившись в удобном купе, я развернул утреннюю газету. На первой странице New York Herald Tribune красовалась фотография с подписью: «ЧЕЛОВЕК ИЗ БУДУЩЕГО ПРЕДСКАЗЫВАЕТ РЕВОЛЮЦИЮ В ТОРГОВЛЕ». Я невольно расплылся в улыбке.

На нечеткой фотографии был запечатлен человек в серебристом костюме, стоящий на импровизированной платформе посреди Таймс-сквер, окруженный морем любопытных лиц.

– Смотрите-ка, – я протянул газету О’Мэлли. – Похоже, наш рекламный трюк для универмага Фуллертона сработал даже лучше, чем мы ожидали.

О’Мэлли пробежал глазами статью:

– «Загадочный посланник из 1978 года, назвавшийся Джоном Темпусом, утверждает, что прибыл засвидетельствовать историческое открытие универмага Фуллертона…» – он покачал головой. – Надо же, собрал толпу в пять тысяч человек! Движение было парализовано на два часа.

– Это только начало, – я перевернул страницу. – Вот, смотрите, еще заметка о «Охоте за сокровищами Фуллертона». Люди со всего города ищут золотые монеты с номерами.

Когда поезд тронулся, я продолжил изучать газеты, наслаждаясь плодами своих маркетинговых идей. Фуллертон, должно быть, на седьмом небе от счастья, такой рекламы не получал еще ни один магазин.

Нью-Йорк постепенно оставался позади. Сначала промелькнули окраины с их фабричными трубами и складскими помещениями, затем потянулись пригородные районы с аккуратными домиками и подстриженными лужайками. Наконец, поезд набрал полную скорость, и за окном развернулись живописные пейзажи сельской местности Нью-Джерси.

К полудню мы достигли Филадельфии, где к нам в купе подсел новый пассажир, полный джентльмен лет пятидесяти, с внушительными бакенбардами и золотой цепочкой от часов, пересекавшей его жилет.

– Седрик Уинтроп, – представился он, аккуратно размещая шляпу на полке. – Производитель шляп из Питтсбурга.

– Уильям Стерлинг, – я пожал его руку. – А это мой коллега, Патрик О’Мэлли.

– Приятно познакомиться, джентльмены. Вы по делам в Питтсбург?

– В Акрон, – ответил я. – К Говарду Милнеру из Milner Rubber Works.

– Ах, Милнер! – глаза Уинтропа загорелись. – Знаменитый резиновый король. Мы с ним встречались на конференции промышленников в прошлом году. Поразительная история успеха. Двадцать пять лет назад он таскал рулоны каучука на заводе, а сегодня владеет половиной Акрона.

Уинтроп оказался словоохотливым попутчиком. Когда проводник принес обед на серебряных подносах, шляпник был в разгаре увлекательного рассказа о том, как едва не разорился в 1907 году.

– Это был настоящий крах, джентльмены, – говорил он, аккуратно разрезая бифштекс. – Банки закрывались один за другим, кредиты замораживались. Мне пришлось заложить дом и фабрику, чтобы выплатить долги поставщикам.

– И как вы выкарабкались? – спросил я, искренне заинтересованный. Его история могла дать ценные подсказки для моих планов относительно грядущего краха 1929 года.

– Диверсификация и железные нервы, молодой человек, – Уинтроп промокнул усы салфеткой. – Я сосредоточился на военных контрактах. Фуражки, береты для европейских армий. Когда началась война, мое предприятие уже было готово к резкому увеличению заказов. – Он отпил глоток вина. – И знаете, что еще спасло меня? Золото. Мой дед всегда говорил: «Держи десятую часть состояния в золоте, и ты никогда не останешься без гроша».

Эти слова поразительно перекликались с моими собственными рекомендациями в «Плане штормового предупреждения».

После Филадельфии наш поезд продолжил путь в сторону Питтсбурга. К нам в купе подсел еще один пассажир, худощавый мужчина лет сорока, представившийся профессором Гарвардского университета Эдвардом Мортоном.

– Экономист? – поинтересовался я.

– История экономических кризисов, – уточнил профессор, раскладывая на столике бумаги. – Сейчас работаю над монографией о финансовых паниках XIX века.

Это становилось все интереснее. Словно сама судьба подбрасывала мне собеседников, чьи знания могли оказаться полезными.

– Я как раз обсуждал с коллегами перспективы нашего нынешнего экономического бума, – вставил я, пытаясь направить разговор в нужную сторону. – Некоторые утверждают, что мы вступили в эру бесконечного процветания.

Профессор поднял глаза от бумаг:

– Бесконечного? – он невесело усмехнулся. – Молодой человек, в истории мировой экономики не было ни одного периода роста, который не сменился бы спадом. Это так же неизбежно, как смена времен года.

– Вы полагаете, что текущий рост не продлится долго? – поинтересовался я, стараясь не выдать свою осведомленность.

– Посмотрите, – профессор вытащил из портфеля несколько графиков, – здесь отмечены все финансовые кризисы с 1792 года. Паника 1819 года, кризис 1837-го, паника 1857-го, кризис 1873-го, паника 1893-го и, наконец, 1907-й. Что вы видите?

Я внимательно изучил графики:

– Периодичность. Примерно каждые двадцать лет.

– Именно! – профессор ткнул пальцем в бумагу. – Если история чему-то учит, то следующий серьезный кризис мы увидим до конца этого десятилетия.

Уинтроп, внимательно слушавший нашу беседу, нахмурился:

– Но ведь сейчас все иначе. Новые технологии, растущая производительность, стабильная валюта…

– Всегда кажется, что «на этот раз все иначе», – профессор покачал головой. – Так говорили перед каждым крахом. В 1857-м это были железные дороги, в 1893-м – электрификация, в 1907-м – автомобили и телефоны. Нынешний бум на фондовом рынке поддерживается в значительной степени заемными средствами. Маржинальные кредиты растут экспоненциально. А это всегда – всегда! – заканчивается одинаково.

Наш разговор привлек внимание других пассажиров.

К обсуждению присоединился седовласый банкир из Чикаго, настаивавший на устойчивости современной банковской системы, и молодой инженер с завода Ford в Детройте, восторженно рассказывавший о революции массового производства.

Из соседнего купе к нам заглянула элегантная дама средних лет в скромном, но изящном костюме темно-синего цвета, с ниткой жемчуга на шее.

– Прошу прощения за вторжение, господа, но ваша беседа звучит куда интереснее, чем мой роман, – она улыбнулась, и морщинки в уголках ее глаз выдали годы, которые тщательно скрывала безупречная прическа. – Элеонора Броуди, направляюсь в Кливленд к сыну.

Уинтроп немедленно уступил ей место, галантно поклонившись.

– Вы как раз вовремя к дискуссии о будущем американской экономики, – заметил профессор Мортон.

– О, меня больше интересует американский семейный бюджет, – рассмеялась миссис Броуди. – Мой покойный муж всегда говорил, что настоящая экономика делается не на биржах, а за кухонными столами.

– Мудрый был человек, ваш супруг, – согласился профессор.

– Видите ли, – продолжила миссис Броуди, аккуратно расправляя складки на юбке, – я наблюдала, как изменился семейный бюджет за последние тридцать лет. Когда мы только поженились в 1898-м, почти все деньги уходили на еду и жилье. Теперь же мой сын и его жена тратят значительную часть на автомобиль, радиоприемник, телефон… – она задумалась. – И, конечно, развлечения. Кинотеатры каждую неделю, представляете?

– Действительно, структура расходов среднего американца кардинально изменилась, – заметил я. – Это отражает более глубокие экономические и социальные сдвиги.

– Знаете, что меня больше всего поразило в прошлом году? – миссис Броуди наклонилась вперед, словно собираясь поделиться секретом. – Моя невестка показала мне свою книгу домашнего бюджета. Они с сыном откладывают деньги ежемесячно на «будущие модели». Не на старость, не на образование детей, а на новый автомобиль через три года и новый радиоприемник через два! Раньше такое и в голову бы не пришло.

– Потребительский кредит меняет представление о планировании, – согласился банкир. – Многие семьи теперь живут в домах, на которые копили бы двадцать лет, если бы не ипотека.

Миссис Броуди кивнула:

– И это не всегда плохо. Моя собственная жизнь могла сложиться иначе, будь такие возможности раньше.

Она замолчала на мгновение, глядя в окно на проплывающие пейзажи, затем продолжила, и в ее голосе зазвучала едва уловимая грусть:

– Мой отец был учителем в маленьком городке в Огайо. Когда мне исполнилось шестнадцать, меня приняли в консерваторию в Бостоне. Музыкальный талант, говорили учителя. Но… – она развела руками, – не было денег. Не просто не хватало, их не было совсем на такие излишества. И я осталась дома, вышла замуж за местного аптекаря. Хорошего, доброго человека. – Она улыбнулась воспоминаниям. – Но иногда я думаю, что сейчас молодая девушка в такой ситуации взяла бы кредит, нашла бы работу в городе. У нее был бы выбор.

Наступило короткое молчание, которое нарушил инженер с Ford:

– Моя сестра учится в колледже. Первая в нашей семье. И работает вечерами в телефонной компании.

– Вот-вот, – оживилась миссис Броуди. – Мир открывается для женщин. Моя племянница – бухгалтер! Кто бы мог подумать о таком двадцать лет назад?

Разговор перетек в обсуждение изменения роли женщин, и миссис Броуди рассказала несколько историй о своей юности, когда велосипед считался «неприличным транспортом для леди», а купальные костюмы закрывали тело от шеи до лодыжек.

– Теперь девушки стригут волосы, водят автомобили и голосуют, – она покачала головой. – Мир меняется слишком быстро. Иногда это пугает, но чаще восхищает.

Когда разговор вернулся к экономике, миссис Броуди неожиданно спросила:

– А вы слышали о новом универмаге Фуллертона в Нью-Йорке? Моя невестка только об этом и говорит. Собирается специально поехать на открытие.

Я невольно выпрямился в кресле:

– Вы интересуетесь этим магазином?

– Весь город говорит о нем! – воскликнула она. – Эти удивительные рекламные трюки – человек из будущего, охота за золотыми монетами… А главное – новая система покупок, без продавцов! Представляете? Берешь товары сам, складываешь в специальную тележку. – Она понизила голос. – Говорят, там даже будет место, где можно оставить детей поиграть, пока делаешь покупки. Настоящая революция!

– Да, – я не смог сдержать улыбку. – Похоже, этот магазин действительно изменит привычный способ торговли.

Дискуссия становилась все оживленнее.

Профессор отстаивал неизбежность циклических кризисов, банкир указывал на стабилизирующую роль Федерального резерва, Уинтроп делился практическим опытом выживания в кризисные периоды, инженер с Ford излучал оптимизм новой индустриальной эпохи, а миссис Броуди добавляла яркие штрихи из повседневной жизни, которые часто ускользают от внимания экономистов и финансистов.

– А что думает наш молодой друг с Уолл-стрит? – обратился ко мне профессор после особенно жаркого обмена мнениями.

Все взгляды обратились ко мне. Это был непростой момент. Высказать свое настоящее мнение о грядущем крахе значило рисковать репутацией в период всеобщего оптимизма. Поэтому я выбрал золотую середину.

– Я верю в прогресс и рост, – начал я осторожно, – но также уважаю исторические закономерности, о которых говорит профессор. Возможно, истина где-то посередине. Мы действительно переживаем период беспрецедентного роста, но разумная предосторожность никогда не бывает лишней.

Это был дипломатичный ответ, который, судя по кивкам, удовлетворил всех собеседников. Профессор одобрительно посмотрел на меня:

– Разумный баланс, молодой человек. Именно этого не хватает большинству современных финансистов.

Когда поезд прибыл в Питтсбург, Уинтроп попрощался с нами, сердечно пожав руки. Профессор Мортон остался, он тоже направлялся в Акрон, где должен был выступить с лекцией в местном колледже.

Последний этап путешествия проходил в сгущающихся сумерках. За окнами проплывали огни небольших городков и деревень, сменяясь темнотой лесов и полей. Профессор задремал над своими бумагами, а я углубился в размышления о предстоящей встрече с Милнером.

К восьми вечера поезд начал замедляться, приближаясь к Акрону. Город, даже издалека, производил впечатление промышленного центра. Множество дымящих труб на фоне вечернего неба, огни заводов, громады промышленных зданий.

– Прибываем в Акрон через пять минут! – объявил проводник, проходя по вагону.

На вокзале, едва мы сошли с поезда, к нам подошел хорошо одетый мужчина средних лет:

– Мистер Стерлинг? Мистер О’Мэлли? Меня зовут Джеймс Коллинз, помощник мистера Милнера. – Он протянул руку. – Мистер Милнер просил встретить вас и доставить в отель. Завтра в девять утра он ожидает вас на заводе.

– Очень любезно с его стороны, – кивнул я, пожимая руку.

Коллинз провел нас к блестящему черному Паккарду, ожидавшему у входа. Когда мы тронулись, я обратил внимание на респектабельность городских улиц, широкие проспекты, солидные здания, чистота и порядок.

– Акрон сильно изменился за последние годы, – заметил Коллинз, заметив мой интерес. – Резиновый бум преобразил город. Milner Rubber Works, Goodyear, Firestone, все они обосновались здесь. Мы стали настоящей резиновой столицей мира.

Гостиница «Портидж» оказалась внушительным зданием в георгианском стиле, с мраморными колоннами и красной ковровой дорожкой, ведущей от подъезда к вестибюлю.

– Мистер Милнер зарезервировал для вас лучшие номера, – сообщил Коллинз, когда мы вошли в просторное лобби с хрустальными люстрами. – Завтрак будет подан в семь тридцать, а в восемь тридцать за вами заедет автомобиль.

Поднявшись в номер, действительно впечатляющее пространство с отдельной гостиной и видом на главную площадь города, я расположился в кресле у окна. Акрон раскинулся подо мной, мерцая огнями и скрывая за фасадами респектабельности индустриальную мощь, которая вскоре станет частью моих инвестиционных планов.

Завтра предстоял важный разговор с Милнером. А пока город засыпал, и лишь отдаленный гудок заводской сирены напоминал о том, что даже ночью промышленное сердце Акрона не останавливается.