Текст книги ""Фантастика 2025-151". Компиляция. Книг 1-33 (СИ)"

Автор книги: Максим Петров

Соавторы: Алим Тыналин,Юлия Меллер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 326 (всего у книги 341 страниц)

Начали озираться остальные. Ворота были открыты, возницы сидели на местах, верховые тоже, Милослава с детьми уже открыла дверцу, чтобы садиться в возок, а теперь всё откладывалось. Неожиданно на улице послышался возмущенный шум, дружно залаяли собаки, а боярич прямо на коне влетел во двор. Он лихо спрыгнул, и не обращая внимания на хмурящихся Посниковых, подбежал к Маше. Она никак не отреагировала на него. Все недоуменно смотрели на разгоряченного скачкой Семёна, а он, смотря прямо в глаза Маше, полез за пазуху и вытащил маленький пищащий комок.

Милослава растерянно заморгала, Соломония придержала её за плечо и чему-то хмыкнула.

– Кутёнок*? – спросил подошедший Вячеслав. (*щенок)

– Котейка, – гордо ответил Семён – и все потянулись посмотреть на дивную зверюшку. О них много говорили, но редко у какого князя можно было встретить этого зверя.

Котенок на морозе жалобно запищал и полез по Машиной шубе поближе к её шее.

– Не загрызет её? – опасливо спросила Милослава. Всё же о котах говорили, как о хищных зверях.

И тут Маша опустила взгляд, посмотрела на зверька, осторожно прикрыла его руками, защищая от холода… и разрыдалась. Разрыдалась горько, так как будто кто-то умер.

Светланка хотела было забрать котейку, раз Маше плохо от зверя, но боярышня не дала. Её слезы лились прямо на котёнка, и он пронзительно вторил ей своим плачем.

– Застудишь его, – вдруг строго укорил её Семён. – Спрячь малыша.

Маша посмотрела на него и медленно кивнула, прикрывая котёнка полой шубы.

– Молодец, – похвалил её боярич. – Потом научу, как ухаживать за ним. Котейки звери непростые, но если будешь слушать меня, то у тебя всё получится.

Маша вновь кивнула и огляделась.

– Мам, ты чего плачешь? – с испугом спросила она.

– Ничего, доченька, ничего. Теперь всё хорошо будет, – поглаживая её, спешно начала отвечать Милослава.

– Дуняш, а ты? Что случилось-то? – встревожилась Маша, видя, что все вокруг плачут.

– Не волнуйся, Машунь, это просто ветер резкий подул… слезу из глаз выбил.

Вячеслав часто заморгал заблестевшими глазами и коротко бросил бояричу Волку:

– Спасибо тебе, Семён, – дал команду трогаться.

Глава 30

– Ехали мы, ехали, наконец, приехали, – счастливо выдохнула Дуня, когда их караван въехал в Москву.

– Слава богу! – выдохнула Милослава со Светланкой, а Маша улыбнулась так, как только она умела: скромно и светло.

– Ур-р-ра! – завопил Ванюшка и начал проситься к отцу.

– Сиди здесь! – остудила его пыл Милослава. – Нечего батюшке мешать. Потерпи, немного до дома осталось.

Через двадцать минут караван втянулся во двор и началась разгрузка. Как же все были счастливы вернуться домой! Не передать! Дуня без стеснений и от души продекламировала:

– Вот моя березка, вот мой дом родной! – и бросилась обниматься с дедом, ключницей и кто ещё под руку попал. Слова вырвались сами собой, и она даже не сообразила, что невольно повторила кусочек стихотворения Ивана Сурикова, который писал как будто про неё: «…вот свернулись санки, и я на бок хлоп! Кубарем качуся под гору в сугроб…»

Вечером, уже попарившись в баньке и переодевшись в чистое, все сидели за одним столом и наперебой рассказывали Еремею, как съездили.

Поездка на всех произвела впечатление, а воспоминания о ней почему-то казались чуть ли не приключением. Только Маша грустила, но не было уже в ней той боли из-за отказа. Котейка ли, следующий за ней по пятам, сумел изгнать из её сердца тоску или бросающий в её сторону пристальные взгляды Семен, время от времени подсказывавший в чем нуждается зверёк – неважно. Девчонка печалилась, но из губительной чёрной тоски выбралась, и этому все были рады.

На следующий день Милослава начала разбирать покупки с Василисой и обе удивлялись:

– Неужто нам на эдакое богатство денег хватило? – сомневалась боярыня, присев на скамью и поглаживая рулоны цветного шелка.

– Не хватило, – покачивал головой Вячеслав. – Это всё можно считать благодарностью посадника. Он не мог заплатить нашей дочери за работу, зато зело помог с покупками.

– Но это же целое богатство!

– Ну, во Пскове цены немного другие, но ты права! Алексей Васильевич постарался, чтобы нам дали царскую скидку на всё, что я пожелал купить.

– Вот оно как, – задумчиво покачивала головой Милослава. Дорого оценил посадник Дуняшкин труд! Не всякая мастерица за год столько заработает…

Ключница же дрожащими руками оглаживала рулоны с тканью, пробовала их на вес, что-то подсчитывала и смотрела на всех изумленно-счастливыми глазами. Наконец она присела и, довольно выдохнув, возбужденно воскликнула:

– Всем княжеские наряды пошьём! Да и сундуки новые пора заказывать, коли добро появилось. Все остаточки чин по чину в них сложим, душистой травкой проложим и святой водичкой окропим, чтоб домовой не лез туда.

Милослава одобрительно покивала:

– Веточки рябины сверху положи, чтобы зависть людскую отогнала!

– Положу, не сомневайся, лебедушка. Всё сделаю, как надо.

Боярыня улыбнулась и, поведя рукой на красное заморское полотно, сказала:

– А это тебе, Василиса. Пусть все видят, что мы тебя ценим.

Ключница всхлипнула, но тут же закрыла рот ладошками, а потом бросилась благодарить.

– Ну, полно, полно тебе! Не чужая ведь. Потом сядем, покумекаем, какой тебе наряд сшить и чем лучше изукрасить его.

Как-то незаметно женщины принялись обсуждать приданое Машиной наставницы Светланки, откладывать ткань для пошива нарядной одежды челяди и боевым холопам. Маленькая Ксюша крутилась рядом, собирая ниточки, раскладывая их по цветовым группам и пытаясь сплести из них косичку.

До сих пор тихо сидевшая Маша вдруг погладила её по беленькой головёнке и произнесла:

– Славная рукодельница вырастет!

Все умолкли, посмотрели на Ксюшу и заулыбались. Решено было оставить её в доме до весны, а потом отправить в имение Совиных. Раньше на этом Дуня настаивала, боясь, что малышку могут застудить, а она только-только перестала по ночам кашлять. Но после Машиной похвалы всё вдруг само собой решилось. Дед обещал переслать Совиным при случае весточку, что их младшенькая нашлась.

Дуня же, как только отошла от дороги и неотложных забот, села писать письма. Она подробно написала о поездке в Псков бабушкам Анастасии и Аграфене, чуть покороче, но зато в шутливом тоне и с массой картинок в письме, доложилась княжичу Ивану Иванычу. Выдохнув, Дуня потянулась, сбегала перекусить, размялась, а потом всё же вернулась к столу и написала Соломонии, что добрались до дома спокойно. Посидела, подумала и взялась писать благодарственное письмо Алексею Васильевичу за его участие в покупках. Вечером передала деду свои письма, чтобы он воспользовался княжескими гонцами, а он усадил её поговорить.

– Дунька, ты мне скажи, чего это Гришка Волчара ко мне с разговорами о Машке и Сеньке полез?

Дуня широко раскрыла глаза и даже присвистнула, за что ей дед погрозил пальцем.

– Даже не знаю, что тебе сказать, – подумав, протянула она. – Однажды Семён сказал, что с Маши надо иконы писать. А так я ничего не заметила…

– Хм. Иконы?

– Ну, это когда она ни жива ни мертва была…

– Прямо так?

– Да, деда, – Дуня нахмурилась. – Маша чуть сама себя не уморила, услышав отказ от Пучинковых. Для неё всё было очень серьёзно – и вдруг её выдуманный мир разрушили… Я не знала, что делать.

– Ты?!

– А кто, кроме меня, всякие травки знает? Да только нет трав от горя и нежелания жить.

– Хм, пожалуй. Ну так и чего Сенька?

– Он догадался подарить ей котёночка! Уж не знаю, где он его раздобыл, но если бы не его подарок, то Маша быстро угасла бы.

– А потом?

– В дороге они особо не общались, если ты об этом, – уверено доложила Дуня, но её глаза вдруг загорелись интересом, и она быстро добавила: – Наш волчок умничал, давая советы по уходу за котеночком, а Машка внимала ему, как будто он ей тайны великие открывал!

Еремей усмехнулся, огладил бороду. Дуня не сочла нужным говорить, что все женщины с уважением поглядывали на Семена, а Ванюшка чуть ли не трепетал, слушая науку о приручении животинки

– Ишь ты!

– А ещё он всегда провожал её взглядом, а она видела это. Я бы сказала, что как только она убеждалась в том, что он смотрит на неё, то становилась… – Дуня задумалась, подбирая подходящее определение тому, чему была свидетелем и не придавала значения, пока дед не спросил, – …нарочито безразличной.

– Вот оно как…

– Ага, – просияла боярышня, поняв, что всё это было непросто так.

– Значит, не зря ко мне отец Семёна подходил…

Еремей насупил брови, а Дуня насторожилась:

– Деда, ты не торопись решать Машкину судьбу. С ней надо осторожно, а то втемяшит себе что-нибудь в голову, нам не разгрести будет.

Еремей хмыкнул, подмигнул внучке и усмехнулся:

– И в кого ты такая разумница?

– В тебя, – тут же ответила Дуняша и обняла деда – Ванюшкины ухватки по манипулированию не прошли мимо неё.

– Это точно, – с радостью согласился он. – А насчёт Машки не волнуйся. Мы теперь высоко стоим, и женихи валом повалят. Волчье семейство тоже приподнялось, но не так, как мы, так что покочевряжимся.

– Князь их в думу ввёл?

– Не, им пока доверили каких-то новых воинов готовить, чтобы те умели в поле и в лесу воевать, в города проникать и в замках не теряться.

– Ого, – скромно отреагировала Дуня, никак не давая понять деду, что без её россказней о чудо-богатырях в её собственном понимании не обошлось. Княжич наслушался, загорелся и сумел донести до отца новые мысли о том, какими незаметными и умелыми могут быть воины. А как уж они там её идеи доработали и сделали реальными для жизни, ей самой хотелось бы посмотреть. Но семейка Григория Волчары – самая подходящая для вбивания воинской науки в молодых ребят, и они лучше всех её знают.

Еремей благодушно продолжал:

– По военной стезе им почёт, но с достатком скромно у них.

Дуня тяжело вздохнула, показывая, что понимает затруднения семьи Семёна. Им сейчас вкладываться и вкладываться, а когда будет отдача – неизвестно. Но, с другой стороны, их влияние растёт, и чем дальше, тем больше. Шутка ли, готовить волкодавов для князя!

– Да, к тебе они все с большим уважением, – довольно обронил дед. – При них никто не смеет слова худого о тебе сказать. Сабелька из ножен у них лихо вылетает… так-то вот.

– Ого, – Дуня приосанилась.

– Отец Кирилл снял послушание с Семёна, ещё когда вы в дороге были.

– Это я уже знаю, – покивала головой внучка.

– Скучать не будешь?

Дуня пожала плечами. Во-первых, ей некогда скучать, а во-вторых, Семёна она все равно будет чаще видеть, чем родного отца. Так что всё относительно.

– Деда, а что насчет турниров?

– О! – обрадовался Еремей и лицо его оживилось. Дуня даже заподозрила его в обретении статуса «болельщика» одной из команд. – Ты не представляешь, что у нас творится! Все на ушах стоят с этим клюшкованием, – совсем неправдоподобно возмутился дед. – Княгиня со своими ближними боярынями так развернулась, что теперь каждое воскресенье весь город собирается на берегах Можая*, чтобы смотреть битву команд. (*Москва-река)

– Ого! А церковь не осуждает?

– Осудила, – чинно согласился дед, мол, как не осудить, обязательно осудила, – но… – тут он хитро посмотрел на внучку, – наша Мария Борисовна поговорила с митрополитом и теперь у нас есть команда батюшек под стягом Николая Чудотворца и Георгия Победителя.

– Офигеть!

– Ну-ка! – Еремей тихонько ударил по столу. – Не смей поганить язык дрянными словечками!

– Ой, прости деда, не сдержалась! – Дуня быстро перекрестилась, глядя на икону и шепча слова покаяния, а потом нетерпеливо развернулась к деду: – Это что же получается, княгиня руководствовалась правилом: не умеешь остановить, то возглавь?

Еремей аж крякнул и весело посмотрел на Дуньку:

– Говорят, что именно так княгиня и сказала владыке. Она ещё многое говорила ему, и похоже, что убедила.

– Вот не зря я со всем уважением к Марии Борисовне, – важно произнесла Дуня. – Это очень умная и начитанная женщина.

– Княгиня, – поправил её Еремей, хотя сам только что тепло назвал её «наша Мария Борисовна». Так-то Дуняшке разрешалось именовать членов княжеской семьи, но злоупотреблять этим не следовало.

– Княгиня, – согласилась девочка. – Она прекрасно понимает нужды народа, и увеселение не должно быть отдано в руки скоморохов.

– Ты прямо как отец Варфоломей про скоморохов-то, – хохотнул Еремей.

– Ой, деда, ну ты скажешь! Нашему свет-Варфоломеюшке всё бы запретить, и чтобы все к нему на поклон, да с вопросом – нельзя ли ещё чего запретить?

– Дунька, не начинай! – хлопнул по столу Еремей. – И не тебе судить!

Боярышня быстро-быстро закивала и замахала руками, показывая, что сама не хочет вспоминать нехорошего человека.

– Вот что с тобой делать? – досадливо воскликнул дед. – Как ты не поймешь, что опасно так говорить, да и незачем, – боярин немного помолчал, но внучка смотрела на него с раскаянием и, смягчившись, он продолжил:

– Команд по Москве собралось много, даже торговые гости решили поучаствовать в забаве. На площади висит расписание и каждый день кто-то сражается, а в воскресенье лучшие из лучших бьются между собой.

– Ух ты, – сияя глазами, воскликнула Дуня. Не сдержавшись, подскочила, отбила победную чечетку, хлопнула в ладоши и гордо выкрикнула: – От мы каковы! Знай наших!

Еремей улыбался, а прибежавшая на топот ключница, заворчала, коря неугомонный нрав боярышни. Только лицо её при этом выражало гордость, мол, вот у нас Дуняшка какая!

– Все жители собираются в эти часы и волнуются за сражающихся, – с удовольствием продолжил рассказывать Еремей, – а потом расходятся по шатрам на площадях, чтобы обсудить увиденное.

– Так-так-так, – встрепенулась Дуня. – Ишь как всё деловито! Что за шатры?

Довольный произведённым эффектом, дед важно пояснил

– В воскресные дни по повелению княгини на всех площадях ставят шатры с горячими напитками и закусками. Угощение готовят княжеские и боярские слуги и соревнуются между собой. Люди знают об этом и стараются успеть везде попробовать медовухи, чтобы сравнить и своё слово сказать.

– Я не поняла – бесплатно, что ли, пробуют?

– Да какое там! Но кто ж пожалеет денег, чтобы попробовать княжеский мёд или пирог? И я тебе по секрету скажу: княжеский казначей прямо светится от довольства в эти дни.

Еремей вытянул руку вперед и демонстративно начал загибать пальцы по мере перечисления новых способов пополнения казны.

– Бояре арендуют место на площади, – один палец согнулся, – чтобы там поставить шатёр, который тоже арендуют у князя, – к первом пальцу быстро добавился второй.

– Княжьи слуги сами ставят его и приглядывают, чтобы добро не испортили, – третий палец присоединился к первым двум, показывая, что пригляд не вошел в стоимость места и аренду шатра. – Добавь к этим доходам налог с проданного за воскресный день, который не уменьшишь, если хочешь победить, – сложенные пальцы уже походили на кулак. – Потому что побеждает тот, у кого больше других выпили и съели. Подсчёт выручки и есть голосование.

– Голосование рублем! – воскликнула Дуня.

– Так и есть! Хитра и рачительна наша княгинюшка!

– Деньги не великие для княжьей семьи, но приятные во всех отношениях, – согласилась внучка.

Еремей рассмеялся. Знала бы егоза, как радуются бояре, когда в воскресный день их слуги делают наипервейшую выручку! Те же Плещеевы тысячами ворочают, а в воскресенье всей семьей идут в свой шатёр, покупают свою же медовуху с пирогами, а вечером нетерпеливо считают, сколько наторговали в шатре. А потом всей толпой идут слушать, сколько продано у других, и до драки доходит, если их кто-то опередил. Очень уж лестно высокородным боярам обойти князя хоть в малости и быть у всех на слуху!

– Как интересно! – просияла Дуня, услышав, что княгиня ловко всё устроила с турнирами. – А что про князя слышно?

– Воюет наш князь, и Иван Иваныч с ним, науку воеводы перенимает. Ты письмишко своё отправь ему через княгиню.

– Да когда я ещё к ней попаду?

– Завтра она ждёт тебя поутру. Через Наталию весточку передала мне.

– Ого, – только и сказала Дуня, а дед утвердительно кивнул. Нынче так получалось, что Дуняшке легче легкого попасть к княгине. Другие вынуждены задействовать связи, дожидаться серьёзного повода, а ей дозволено запросто приходить. Внучка не злоупотребляет, так о ней без напоминания всегда спросят, в гости зовут. Вот такие дела…

– Ты иди, матери скажи, что тебе завтра к княгине. Пусть приоденет тебя и Светланке накажет сопроводить.

– Ох, деда, не задерживаются у нас наставницы, – посетовала Дуня.

– Это точно, – хмыкнул Еремей. – Ты умудрилась даже старую деву без приданого выдать замуж!

Дуня вскинулась, чтобы сказать, что приданое они с мамой соберут Светлане, но дед отмахнулся:

– Ты вот что, замолви княгине словечко об Афанасии. Он рвётся на приём, да ему отворот-поворот дают.

– Афанасию надо к князю идти, – посерьёзнев, ответила ему внучка. – Пусть ждёт его приезда.

– Ишь ты, – удивился Еремей, – может, знаешь причину его нетерпения?

– То не моя тайна.

– Чё это? – опешил Еремей. – Даже деду родному не скажешь?

– Не можно, – строго отрезала Дуня.

– А я тебе сахарную голову отдам! Мне тут за кой-какую услугу притащили. Вот такенная! – дед развел руки шире стола, хотя голова была размером с мужской кулак, не боле.

– Я не подкупна, – грозно сверкнув глазами, возмутилась внучка, – но голову всё равно мне отдай! Я знаю, что из неё сделать.

– Знает она, – заворчал дед, – а ты знаешь, что Аксиньины игрушки плохо продаются? Зато про валенки всё время спрашивают, а ты Митьку с собой забрала.

– Аксинье покажу, как шапки интересные делать и лёгкие домашние тапочки. Ты не сказал, как дела у Даринки?

– А у этой шустрой девицы дела на диво хороши, – с удовольствием вспомнил о ней дед. – Я её к мастерицам Милославы посадил, так вместе у них хорошо ладится. Рукодельницы шьют и вышивают рубахи, рушники, настилы… много чего у них там, а Даринка всё обвязывает и лепо у них всех получается.

– А у деревенских как дела?

– Неплохо, – одобрительно произнёс Еремей. – Каждое воскресенье приезжают. Товар привозят и на турнир смотрят, но торг на спад идёт. Сейчас по всей Москве всякие-разные игрушки делают и продают. Если бы не подражатели, то мы все могли бы здорово подняться, но я не жалуюсь. Наши люди заработали и мы. Так что не буду бога гневить.

– Раньше-то зимой им даже копеечки не капало в суму. А диваны делают? Есть спрос?

– Делают, но тут тоже… – Еремей замялся, вспоминая неприятное столкновение с деревщиками. Он им прямо сказал, чтобы они не смели повторять его диваны, но те пошли искать защиты, и Еремею пришлось спорить с равными. Точнее, его обозвали худородным выскочкой, а огрызнуться не получилось. Не нажил ещё большого двора и дружины, чтобы зубы казать.

Дуня прекрасно поняла, что с мебелью произошло тоже, что с игрушками. Никаких авторских прав нет, только право сильного.

– Что с брусчаткой? – кусая губы от досады на расплодившихся подражателей, деловито спросила Дуня.

– Каждую неделю Фёдор присылает телегу с Якимкиными каменюками, а у меня уже другие бояре спрашивают для себя такое же.

– Дед, нам надо свой двор вымостить.

– Надо бы, – согласился Еремей. – Вот придёт весна, земелька высохнет и тогда…

Дуня слушала, кивала и зевала.

– Ну, чего сидишь? Иди к Милославе, реши с ней, в чём завтра к княгине поедешь.

– Угу.

Глава 31

Разговор с княгиней получился короткий. Мария Борисовна обрадовалась Дуне, ласково расспросила о поездке, взяла письмецо для княжича, а после одарила её серебряным набором для шитья. Сама княгиня выглядела оживленной и помолодевшей.

– Ах, Дуняшка, ты мне на удачу послана! – обронила она при прощании.

Дуня в ответ ещё раз поклонилась и поспешила на выход, пока не оставили её вместе с другими боярышнями что-нибудь вышивать. Машка-то расстроилась, что её не позвали иголочкой, сидя на маленькой скамеечке потыкать, а Дуня убегала из дворца, как будто за ней осиный рой нёсся. На обратном пути она забежала к деду в приказ, и попросив обождать Светланку в общей горнице, постучала.

– Деда, можно к тебе?

– Дуняшка? Заходи, заходи!

– Ой, Борис Лукич? Доброго здоровьичка тебе! – Дуня поклонилась дедову приятелю.

– Очень ты вовремя, внученька, – с усмешкой произнёс Еремей. – Тут к Лукичу Сенька Волк припёрся и полный короб бумажек перед ним вывалил. Говорит, что всё важное и требует детального рассмотрения.

– Э, а я при чём?

Дуня беззаботно улыбнулась и оглянулась на дверь, делая вид, что услышала, будто её зовут и надо срочно бежать, но из-за плотно прикрытой двери не доносилось ни звука, а два старых боярина выжидающе смотрели на неё.

– Надо было у Семёна спросить, что он там понаписал, – невозмутимо предложила она, но старики продолжили молчать и нагнетать. – У него там дельные записи, между прочим, – буркнула она, понимая, что косвенно признаётся в своем участии.

– Это понятно, что дельные, но почему он пришёл к Борису Лукичу?

– А, так либо к тебе, дед, либо к Борису Лукичу.

– Что и требовалось доказать! – воскликнул Репешок. – Еремей, я ж сразу руку твоей внучки учуял! Он как сказал мне, что принёс заметки по итогам своей поездки и это будет его ре-зю-ме*, так меня и осенило: твоей внучки ухватки.

(*есть мнение, что первое резюме составил Леонардо да Винчи примерно в этот же промежуток времени при поиске работы у герцога)

– Ну и что? – насупилась Дуня. – Толково же! Немного о себе, потом о лучших своих деяниях и на что претендует.

– Это да. Я зачитался. Всего-то на роль ловца претендует, а заметки об обустройстве всего княжества принес.

Дуня удивилась. Она думала, что Семён претендует на что-то новое и важное. Он с таким придыханием говорил о работе в разбойной избе и так старался подготовиться к разговору с Лукичом!

– Ну и чего тогда? – буркнула она, расстроившись за приятеля. – Ведь удобно, когда так… Сразу видно, чем боярич дышит и что от него ожидать.

– Не поспоришь, да только это как-то… – Репешок пошевелил пальцами, потом развёл руки, пытаясь объять необъятное, и не найдя объяснения, хлопнул ладонью по столу.

Дуня решила помочь ему:

– Борис Лукич, надо было сказать, что ты всё посмотришь, обдумаешь и на днях дашь знать, подходит он тебе или нет.

– Дожили, Потапыч, яйцо нас учит, – воскликнул дьяк.

Дуняша укоризненно посмотрела на деда и его приятеля, но сказала лишь:

– Пойду я, дел полно.

Старики поперхнулись, но покивали, и Дуня быстренько выбежала, забыв, зачем приходила. А Борис Лукич ещё долго обсуждал с Еремеем Потапычем заметки Семёна.

Интересным бояричем оказался молоденький Волк! Столько всего разузнал и, главное, никого не подслушивал, не пытал. Вся информация лежала на поверхности, а он всё собрал воедино и сделал такие выводы, что закачаешься. Он, конечно, не первый такой умелец, но у других уже бороды седые, а Сенька в возрасте новика. Не зря Гришка Волчара выделял его среди других сыновей и беспокоился о его судьбе. Даже не постеснялся пойти за советом пойти к прославившемуся мудростью отцу Кириллу.

– Так что, возьмёшь его к себе? – спросил Еремей.

– Ты же знаешь, что я его приметил ещё до всех этих бумажек.

– А твой сын не обидится?

– Устал я его уговаривать, – с досадой воскликнул Репешок. – Хочет землями владеть и в походы ходить, пусть. А Сенька сумеет поднять мой приказ высоко. Я чую это.

– Молод он.

– Так и я на покой не сейчас ухожу. Пяток лет ещё поруковожу, а там видно будет.

Дуня же спешила домой. Её как громом среди ясного неба осенило, зачем иноземцы закупают огромнейшее количество рыбьего клея. Вот как речь зашла о Семёне, так и громыхнуло у неё в голове. Он же разузнавал, что в принципе иноземные гости закупают на Руси и оказалось, что не так уж много чего. Точнее, список не велик, а объемы торговли растут год от года.

Про карлук же (рыбий клей) он узнал, что купцы потом продают его мастерам-мебельщикам, художникам, кондитерам и изготовителям бумаги. Вот последнее удивило Дуню.

В монастыре карлук наливали в чан с сырьем, но качественной бумаги все одно не получили. Казалось бы, вот они, все основные ингредиенты для маленькой мастерской – а желаемой бумаги нет. И главное, непонятно, почему чужеземцы берут именно карлук? Он для них дорог и проще бы сварить самим клей из сырья попроще. Там есть умельцы.

И только сейчас до неё дошло, что карлук нужен бумажным мануфактурам не для склеивания массы. Она же сама видела, что крошечные частички целлюлозы без клея хорошо сплетаются между собой под прессом, а его добавляют больше для подстраховки, чем из надобности. В монастыре до таких тонкостей дошли опытным путем.

Так для чего же иноземные мастерские по изготовлению бумаги закупают карлук?

А для придания глянцевости!

Свойства карлука меняются от степени его разбавления водой. Если его развести до состояния желе и как-то обмазать поверхность листа тонким слоем…

Дуня остановилась, чтобы подумать. Кистью нанести? Нет, долго. Брызгалкой? Нет-нет. До пульверизатора ещё никто не додумался. Она хлопнула себя по лбу. Окунают листы в раствор и быстро вытаскивают. Причем листы должны быть уже спрессованы и высушены, чтобы желейная масса лишь скользнула по уплотненной поверхности, создав тончайшую пленку. Потом повторить процесс сушки, развешивая листы на веревках. И что получается? А то, что на Руси производство бумаги всего лишь не доводят до конца!

– Надо попробовать.

– Чего попробовать? – не поняла стоявшая рядом Светланка.

– Да так, идейка у меня появилась.
Дуня поморщился и яростно почесала кончик носа, ворча, что какая-то пылинка щекочет его.

– Ох, боярышня, богата ты на идеи! Даст бог, и у меня такие же детки будут, как ты.

– Будут, ещё лучше будут! – воскликнула Дуня, разворачиваясь к этой спокойной и доброй женщине. – Ты у нас умница и сумеешь воспитать их.

– Мы с Афанасием, – поправила её Светланка.

Дуня согласно кивнула, хотя твердо знала, что как только приедет князь, то Афанасий попросится на поиски рудника. Надо бы поторопить их со свадьбой, а то не успеют пожениться, а жизнь их раскидает и будут оба до старости кручиниться, да жалеть, что упустили момент.

Дуня уже изучила боярина Афанасия. Он из тех, кто не может усидеть на месте. А рудник этот он выстрадал и найти его – для него дело чести. А когда найдёт, то вновь куда-нибудь поедет. Очень уж он любопытный, а другого дела кроме, как по миру с поручениями ездить, не знает.

Дуня посмотрела на Машину наставницу. Подозревает ли она, какого непоседу выбрала себе в мужья? А, впрочем, кто знает, может, так лучше будет для обоих. Всё-таки Светлана привыкла к определенному образу жизни и ей сложно будет подлаживаться под привычки мужа. А так намилуются, насытятся друг другом – и расстанутся на несколько месяцев, а потом он вернется и вновь любовь, как в первый раз.

И ведь Дуняшка оказалась права. Вручил-таки Афанасий мешочек князю, как только тот вернулся из похода. А у Ивана Васильевича глаз цепкий и он сразу углядел странную вышивку. Заинтересовался, велел перерисовать на бумагу. Афанасий только глазами лупал, но бросился в ноги, прося дать ему возможность довести поиск рудника до конца. Оставил жену под присмотром матери и подрастающего сына. Она даже не успела сказать ему, что на сносях.

У Дуняшки всё время находились какие-то важные дела, и она даже не заметила, как отступила зима, а по дорожкам побежали весенние ручейки. По возращении из Пскова мама затеяла обустройство дома, и дочери были главными вдохновительницами переделок.

В каждой комнатке теперь стояла мебель, окна были расширены и закрыты двойными рамами со слюдой. Дед ворчал, что такие дела в холода не делаются, что денег не напасешься на излишества, но женщины были неумолимы. Пришлось ему сдаться, а то ведь в бабьем царстве в каждом закутке появились всякие приятные мелочи, а на мужскую половину перестали передавать уютные штучки. Даже Ванюшку пришлось подключить, чтобы Дуня не забыла придумать новинки для обустройства любимого дедушки.

Но ремонт кончился, а боярин Еремей ворчать не перестал. Всё так ладно в доме сделалось, что он теперь переживал, что баб летом в имение не вытолкать будет.

И как он мог скучать по ним о прошлом годе? Не ценил тишину и покой, а сейчас ступить некуда, везде что-то стоит из нужного, кто-то крутится под ногами, постоянно шумят и чем-то вкусным пахнет, а ему каждый раз напоминают о советах лекарки по питанию. Только в приказе тишь да благодать, все шуршат, возражений не имеют…

Дуняша еле успевала поворачиваться. Обустройство дома отбирало много сил. Всем хотелось чего-то особенного, и Дуня предлагала, но загвоздка была в том, что дом был мал для всех! Но ничего, обустроились.

Боярышня же выпросила денег на покупку корыт и резаков с толкушками. Это потребно было для подготовки сырья для бумаги. Потом собирала само сырьё. Самым дорогим в её экспериментах был пресс и… она вынуждена была отказаться от него. Зато сетку на рамочке заказала. А дальше пришлось просить помощи у Гришки. Он сидел, тренировал мальцов и стучал колотушкой по размякшему сырью.

Остальное Дуня делала сама. Ей было интересно самостоятельно воспроизвести весь процесс бумагоделания. Она выдерживала сырьё, пока не появлялся нужный запах, поднимала его на сетке, искала место, где можно высушить первые листики. Вместо пресса использовала всякий хлам, положенный на старый воинский щит. Сначала Дуня хотела использовать гладкое медное блюдо, но ключница как увидела, что боярышня собралась грузить на блюдо камни, то вой подняла. Пришлось подменить блюдо щитом.

В таких условиях сложно было понять, получается что-то дельное или нет. Дуня даже думала сдаться и съездить в монастырь, чтобы продолжить эксперимент над уже готовыми листами. Но устыдилась. Если она не может ничего сделать по уже известному рецепту, то нечего думать об успехе при дальнейшем эксперименте.

Попробовала ещё раз – и получила такую же бумагу, какая делалась у игуменьи Анастасии. На вид полученные листы были хороши. Из-за тщательно отобранного сырья они были даже белее монастырских, но писать на них было всё так же сложно. Слишком уж впитывала эта бумага чернила и начертанные на ней буковки расплывались до неузнаваемости. Настало время последнего этапа, до которого додумалась Дуня.

В дело пошёл карлук и… боярышня всё-таки получила бумагу, которую в этом времени считают качественной! Высушив всё на верёвках, она с большим удовольствием приступила к дальнейшей работе.

Быстро собрав всё в стопочку и разрезав её на листы подходящего размера, сшила тетрадь и помчалась к княжичу договариваться о совместном деле. Да-да, никаких взрослых владельцев, только Иван Иваныч и Евдокия Вячеславна!

Еремей Профыч как раз собирался вывозить всё семейство в имение, как его вызвал к себе князь, чтобы сообщить о Дуниной инициативе и его одобрении.