Текст книги ""Фантастика 2025-151". Компиляция. Книг 1-33 (СИ)"

Автор книги: Максим Петров

Соавторы: Алим Тыналин,Юлия Меллер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 172 (всего у книги 341 страниц)

Я понимающе кивнул:

– Это абсолютно оправданное решение, мистер Милнер. Вы должны сначала разобраться в делах компании.

– Благодарю за понимание. – Он заметно расслабился. – Финч говорил, что вы были с отцом в последние минуты… Он говорил что-нибудь?

Тот же вопрос, что и у секретарши.

– Он пытался что-то сказать, но, к сожалению, я не смог разобрать слов, – ответил я.

Говард-младший кивнул с явным разочарованием.

– Понимаю. Полиция сказала, что это был сердечный приступ. Никаких признаков насильственной смерти.

– Полиция всегда тщательно расследует внезапную смерть, – осторожно заметил я.

– Конечно, – быстро сказал он. – Но доктора говорят, что отец мог скрывать проблемы с сердцем. Он никогда не любил докторов и часто пропускал обследования.

Это противоречило тому, что я слышал от Финча и Саймонса, но я не стал указывать на это.

– Что вы планируете делать дальше, мистер Милнер?

– Похороны состоятся послезавтра. Затем я должен полностью погрузиться в дела компании. У меня назначена важная встреча с советом директоров Continental Rubber Association. – Он вдруг осекся. – Простите, мне не следовало упоминать это.

– Continental Rubber? – переспросил я. Интересное название. Это как-то связано с Continental Trust?

Лицо молодого Милнера заметно напряглось.

– Это просто отраслевая ассоциация производителей резины. – Он встал, давая понять, что аудиенция окончена. – Благодарю вас за визит, мистер Стерлинг. И за то, что пытались помочь отцу в последние минуты.

Мы попрощались и вышли из кабинета. В холле я тихо сказал О’Мэлли:

– Что-то не сходится. Финч говорил, что Милнер регулярно проверялся у врачей.

– И что это означает, босс?

– Либо кто-то лжет, либо… – я не успел закончить фразу, заметив человека, быстро идущего к нам через холл.

Это доктор Саймонс. Его лицо было бледным, а в глазах читалась тревога.

– Мистер Стерлинг, – произнес он тихо, словно опасаясь, что его могут услышать. – Можно с вами поговорить? Наедине.

Мы отошли в укромный угол холла. Саймонс нервно оглянулся, а затем достал сложенный листок бумаги.

– Я провел анализ, о котором вы просили. – Он протянул мне бумагу. – И боюсь, ваши подозрения подтвердились.

Я развернул листок. На нем была написана химическая формула и короткое пояснение: «Аконитин. Высокотоксичный алкалоид растительного происхождения. Вызывает паралич дыхательной системы и остановку сердца. Симптомы схожи с сердечным приступом».

– Вы уверены? – спросил я, чувствуя, как сердце начинает биться сильнее.

– Абсолютно. Следы минимальны, обычный анализ их бы не выявил. Но я использовал новую методику хроматографического разделения. – Саймонс говорил быстро, нервно. – То, что я нашел… Это неопровержимо. Кто-то добавил аконитин в воду.

– Кто-то отравил Милнера, – произнес я то, что мы оба думали.

Саймонс кивнул.

– Именно так. Но прямых доказательств недостаточно. Полиция не примет мои выводы, я не судебный эксперт. А даже если бы и приняла, следов так мало, что это все можно объяснить случайным загрязнением.

– Понимаю, – я аккуратно сложил листок и спрятал в карман. – Спасибо, доктор Саймонс. Вы рисковали, проводя этот анализ.

– Мистер Милнер был хорошим человеком, – просто ответил он. – Он заслуживает справедливости.

Когда Саймонс ушел, к нам присоединился О’Мэлли.

– Что он сказал?

– Подтвердилось, Патрик. Милнера отравили. Редкий яд, имитирующий симптомы сердечного приступа.

О’Мэлли молча кивнул, принимая информацию.

– И что теперь, босс?

Я посмотрел на портрет Милнера, висевший в холле.

– Теперь мы продолжим то, что начал Милнер. Выясним, что такое «Анакондо» и как это связано с Continental Trust. – Я сделал паузу. – Но не здесь. Нам нужно срочно покинуть Акрон. Чем дольше мы здесь остаемся, тем большей опасности подвергаемся.

– А как же справедливость для Милнера? – спросил О’Мэлли.

– Лучшая справедливость – раскрыть заговор, который он пытался разоблачить. И для этого нам нужно отправиться в Бостон. – Я оглянулся, удостоверившись, что нас никто не подслушивает. – В дом отца Стерлинга. Возможно, там мы найдем ключ к тому, что происходит.

– Бостон? – О’Мэлли нахмурился. – Это далеко. На поезде минимум день пути.

Я быстро оценил варианты. Поезд слишком медленный. Автомобиль – слишком долго. Нужен более быстрый способ. И тут меня осенило.

– У меня есть идея, – сказал я. – Но для этого нам понадобится помощь одной незаурядной девушки из Саутгемптона.

Глава 15
Бостон

Прежде чем решать проблему транспорта, я должен был сделать несколько срочных дел. Мы быстро вернулись в гостиницу на такси. Личная машина Милнера теперь для нас вне досягаемости.

В номере О’Мэлли тут же начал деловито собирать наши вещи.

– Как долго, по-вашему, мы в безопасности, босс? – его голос звучал обыденно, словно речь шла о прогнозе погоды.

– Несколько часов, не больше, – я подошел к окну и осторожно отодвинул штору. – Если Continental Trust действительно стоит за смертью Милнера, они скоро узнают о нашем расследовании. Если уже не знают.

– Или уже знают, – О’Мэлли кивнул на улицу. – Тот черный Бьюик напротив отеля. Стоит там с ночи. Двое мужчин внутри, один периодически выходит, осматривается.

Я взглянул в указанном направлении. Действительно, черный автомобиль с двумя неподвижными фигурами внутри. Слишком неприметный, чтобы быть случайным. Слишком неподвижный, чтобы быть безобидным.

– Пора уходить, – решительно сказал я, доставая чемодан. – И нам нужно в Бостон.

– Бостон далековат для однодневной поездки, – О’Мэлли приподнял бровь.

– Именно там начались мои поиски. Вернее, моего отца. Он обнаружил что-то важное о Continental Trust, что-то, за что его убили. Если есть доказательства, они должны быть в старом доме Стерлингов, – я быстро складывал документы в портфель. – Или на фабрике.

О’Мэлли молча продолжил укладывать вещи, но я видел, что он обдумывает ситуацию.

– А как же быть с офисом? – наконец спросил он. – Вас ждут в Нью-Йорке. Харрисон будет недоволен, если вы внезапно исчезнете.

– Я знаю, – я достал телефонную трубку. – И собираюсь его предупредить.

Междугородний звонок в конце 1920-х был целым процессом. Пришлось ждать, пока телефонистка соединит меня с оператором в Нью-Йорке, который затем соединит с офисом Харрисона. Каждая минута ожидания казалась вечностью.

– Брокерская фирма «Харрисон и Партнеры», – наконец раздался голос секретарши в трубке.

– Это Уильям Стерлинг. Мне нужно срочно поговорить с мистером Харрисоном.

Пауза. Шелест бумаг.

– Соединяю, мистер Стерлинг. Мистер Харрисон ждал вашего звонка.

После непродолжительного щелчка в трубке прозвучал резкий голос Харрисона:

– Стерлинг! Какого черта происходит? Что у вас там стряслось с Милнером? Надеюсь, вы в этом не замешаны? Я давно жду вашего звонка!

– Мистер Харрисон, у нас возникли непредвиденные обстоятельства, – я выбирал слова осторожно. – Говард Милнер скончался внезапно, прямо во время нашей встречи.

Повисла пауза. Когда Харрисон заговорил снова, в его голосе появились новые нотки, настороженности и, возможно, тревоги.

– Прискорбно, Стерлинг. Что случилось?

– Сердечный приступ, – кратко пояснил я. – Полиция попросила нас задержаться для дачи показаний, – я придал голосу оттенок усталой обязательности. – Мы с О’Мэлли были с ним в последние минуты. Завтра нас отпустят, и мы сразу выедем в Нью-Йорк.

– Завтра, – Харрисон повторил слово так, словно пробовал его на вкус. – Хорошо, Стерлинг. Но не позже. У нас накопились важные дела, требующие вашего внимания. Особенно учитывая поручения, которые я вам дал, связанные с Паттерсоном.

– Разумеется, сэр. До завтра.

Я повесил трубку и повернулся к О’Мэлли, который внимательно слушал разговор.

– Это дает нам небольшую фору, – сказал я. – Но не решает главной проблемы. Как добраться до Бостона максимально быстро? Завтра мы должны вернуться в Нью-Йорк. Уже из Бостона.

– Поезд идет почти сутки, – О’Мэлли покачал головой. – Автомобилем еще дольше, даже если ехать без остановок.

– Нужен самолет, – решительно заявил я.

О’Мэлли недоверчиво посмотрел на меня:

– Самолет? В Акроне? Босс, это не Нью-Йорк с его регулярными рейсами. Где вы собираетесь найти самолет?

Я улыбнулся, доставая из внутреннего кармана небольшую фотокарточку, ту самую, что дала мне Констанс Хэллоуэй на прощание в Саутгемптоне.

– У меня есть знакомая, питающая слабость к авиации. И, кажется, ко мне, – я подмигнул О’Мэлли. – Пришло время испытать силу обаяния Уильяма Стерлинга.

Через двадцать минут я уже разговаривал с телефонисткой, пытаясь дозвониться в Саутгемптон.

– Мне нужно соединиться с особняком Хэллоуэев в Саутгемптоне, – объяснял я.

– Минуточку, сэр, – отвечала девушка. – Это междугородний звонок. Вам придется подождать.

Томительные минуты ожидания, щелчки, потрескивания в линии. Наконец, голос другой телефонистки:

– Саутгемптон. Какой номер вы вызываете?

Еще несколько минут, и вот уже в трубке звучит голос дворецкого Хэллоуэев:

– Резиденция Хэллоуэев. Чем могу помочь?

– Это Уильям Стерлинг. Мне необходимо срочно поговорить с мисс Констанс.

– Минуту, сэр.

Я выждал, нервно постукивая пальцами по столу. О’Мэлли тем временем уже упаковал чемоданы и теперь стоял у окна, продолжая наблюдать за улицей.

– Уильям? – голос Констанс звучал удивленно и обрадованно. – Какой приятный сюрприз! Я частенько вспоминала о вас…

– Констанс, – я перебил ее, вынужденно переходя сразу к делу. – Мне очень приятно это слышать, но у меня к вам неотложная просьба. Мне срочно нужно добраться из Акрона в Бостон. Сегодня. Это вопрос… чрезвычайной важности.

– Из Акрона в Бостон? – в ее голосе звучало удивление. – Почему такая срочность?

– Боюсь, по телефону я не могу объяснить. Но это действительно вопрос жизни и смерти.

Пауза. Я почти видел, как она обдумывает ситуацию, взвешивая все за и против. Наконец, ее голос стал деловым:

– Мой друг Джек Риддл держит Fairchild в Кливленде. Он мне должен услугу после того случая в Нантакете, – она хмыкнула. – Я могу устроить для вас полет. Но Уильям…

– Да?

– Когда это закончится, вы расскажете мне, во что вы впутались. Идет?

– Идет, – облегченно выдохнул я. – Спасибо, Констанс. Вы спасаете не только меня.

– Только не умирайте, Стерлинг, – в ее голосе промелькнула тревога. – Я слишком заинтригована, чтобы остаться без разгадки.

Она продиктовала мне адрес небольшого аэродрома в пригороде Кливленда, где нас будет ждать пилот Джек Риддл, и завершила разговор обещанием немедленно связаться с ним.

– Нам повезло, босс, – О’Мэлли наконец отвернулся от окна. – На улице никого нет. Возможно, слежка на время снята.

– Тем лучше для нас, – я взял свой чемодан. – Выходим через черный ход. Нам нужно поймать такси до Кливленда.

Кливленд встретил нас моросящим дождем и низкими облаками. Такси остановилось у ворот небольшого аэродрома, простого поля с одним ангаром и деревянной башенкой диспетчера.

– Вы уверены, что это здесь? – с сомнением спросил водитель. – Не похоже, чтобы сегодня кто-то летал.

Я расплатился с таксистом, добавив щедрые чаевые:

– Мы уверены. Спасибо.

Мы с О’Мэлли стояли под моросящим дождем, глядя на пустой аэродром. Единственным признаком жизни был свет в окнах маленького деревянного здания у края поля.

– Не самая летная погода, – заметил О’Мэлли, натягивая шляпу поглубже.

– Идем, – я направился к освещенному зданию. – Надеюсь, мисс Хэллоуэй так же убедительна по телефону, как и при личной встрече.

Внутри оказалось неожиданно уютно. Потрескивающая печь в углу давала приятное тепло, а керосиновые лампы наполняли комнату мягким светом.

За столом, заваленным картами и какими-то бумагами, сидел человек лет сорока с обветренным лицом и внимательными глазами. Он поднял взгляд, когда мы вошли.

– Стерлинг? – спросил он вместо приветствия.

– Да. Вы должно быть Джек Риддл?

Мужчина кивнул:

– Констанс позвонила. Сказала, что вам нужно срочно в Бостон, – он взглянул в окно и поморщился. – Не самая подходящая погода, но летать можно.

– Мы очень признательны, – искренне сказал я.

Риддл встал, взял с вешалки кожаную куртку:

– Я делаю это только ради Констанс. Она сказала, что это вопрос жизни и смерти.

– Так и есть, – подтвердил я.

– Тогда идемте. Fairchild заправлен и готов к полету.

Мы вышли под дождь, который, к счастью, начал стихать. Риддл шел впереди, освещая путь фонарем. Вскоре перед нами возник силуэт самолета Fairchild FC-2, одномоторного высокоплана с закрытой кабиной.

– Красавец, – с искренним восхищением сказал я.

– Шестиместный, но сегодня вы будете единственными пассажирами, – Риддл похлопал по фюзеляжу самолета с видимой гордостью. – Крейсерская скорость около ста миль в час. При хорошей погоде долетели бы за четыре-пять часов. Сегодня, – он взглянул на небо, – может занять побольше.

О’Мэлли с опаской смотрел на самолет:

– Насколько это безопасно?

Риддл усмехнулся:

– Безопаснее, чем взбесившаяся лошадь. Но менее безопасно, чем кресло-качалка. Пойдет?

О’Мэлли не выглядел убежденным, но кивнул. Мы загрузили наши скромные пожитки в самолет и заняли места в пассажирской кабине. Риддл провел краткий инструктаж:

– Сидите пристегнутыми. Здесь, – он указал на пакеты, – на случай тошноты. Не паникуйте при турбулентности, это нормально.

О’Мэлли выглядел все более встревоженным:

– Турбулентность?

– Просто болтанка, – объяснил Риддл. – Как на корабле в шторм, только в воздухе.

Это сравнение не успокоило О’Мэлли, и я заметил, как он незаметно перекрестился, когда Риддл перешел в кабину пилота.

Двигатель чихнул, выпустил облако дыма, затем загудел, постепенно набирая обороты. Пропеллер превратился в размытый круг, и самолет начал дрожать, готовясь к взлету.

– Вы уже летали раньше, босс? – почти прокричал О’Мэлли, перекрывая шум мотора.

– Да, – ответил я, вспоминая трансатлантические перелеты в будущем времени. – Но не на таком маленьком самолете.

Fairchild начал движение по грунтовой полосе, набирая скорость. О’Мэлли вцепился в подлокотники так, что побелели костяшки пальцев.

Тряска усилилась, затем – внезапный толчок, и земля начала отдаляться. Мы поднялись в воздух.

Самолет набирал высоту, прорезая низкие облака. Тряска и болтанка не прекращались, но постепенно становились ритмичнее, почти убаюкивающими.

О’Мэлли сидел с закрытыми глазами, шепча что-то. Я прислушался. Оказывается, мой помощник искренне читал ирландскую молитву.

Мы поднялись выше облаков, и внезапно тряска почти прекратилась. Над нами раскинулось закатное небо, а под нами – бескрайнее бело-серое море облаков. О’Мэлли рискнул открыть глаза.

– Боже правый, – выдохнул он. – Мы действительно летим.

Я улыбнулся его изумлению:

– Добро пожаловать в двадцатый век, Патрик.

Он покачал головой:

– Никогда не думал, что буду парить над облаками, как в сказке.

Я посмотрел в иллюминатор на удаляющийся Кливленд. Где-то там, позади, остался Акрон с его запахом резины и тайной смерти Милнера. Где-то там началась охота за нами. Но здесь, в вышине, мы были недосягаемы.

Впереди нас ждал Бостон и новые ответы. А может быть, и новые вопросы. Теперь пути назад не было.

Continental Trust не знал, с кем они связались. Человек из будущего против финансовых воротил 1920-х. И в этой игре я не собирался проигрывать.

Fairchild летел на восток, унося нас прочь от опасности и навстречу новым тайнам, которые скрывал старый дом Стерлингов в Бостоне. Самолет ревел на высоте пяти тысяч футов, прорезая сумеречное небо.

Мы летели уже более трех часов, и каждую милю самолет боролся с нарастающим встречным ветром. Тучи сгущались, превращая кабину в тусклый аквариум, освещаемый лишь мерцанием приборной доски из кабины пилота.

О’Мэлли наконец начал привыкать к полету. Его бледность сменилась задумчивым выражением, и он уже не так судорожно хватался за сиденье при очередной воздушной яме.

– Почему именно дом в Бостоне? – спросил он, пытаясь перекричать монотонный рев мотора. – Что вы надеетесь там найти?

Я склонился ближе к нему:

– Мой отец не был человеком, который умер бы, не оставив доказательств. Из разговоров с Риверсом и Милнером становится ясно, что у него есть информацию о Continental Trust. Должны быть записи, документы… Что-то, что расскажет нам, что такое «Анакондо».

– А если там ничего нет?

– Тогда мы вернемся в Нью-Йорк с пустыми руками и новыми вопросами, – я попытался улыбнуться, но тут самолет резко дернулся, проваливаясь вниз на несколько десятков футов.

О’Мэлли побледнел, но сдержал крик, лишь еще крепче вцепившись в подлокотники.

В кабине пилота Риддл что-то переключил, и мотор заработал ровнее. Он обернулся к нам и прокричал:

– Приближаемся к Бостону! Будет немного тряско – фронт непогоды!

Это оказалось еще слабо сказано. Следующие сорок минут самолет бросало и раскачивало, словно листок в осеннем шторме.

Дождь хлестал по кабине, превращая иллюминаторы в размытые пятна. Даже я, при всей моей адаптированности к полетам из будущего, начал чувствовать приступы тошноты.

– Сейчас заходим на посадку! – крикнул Риддл. – Держитесь!

Самолет начал снижаться, прорезая плотную пелену облаков. О’Мэлли снова тихо шептал молитву, и я не мог его за это винить. Полет на одномоторном самолете в непогоду в 1928 году испытание не для слабонервных.

Внезапно облака расступились, открывая мерцающие огни. Бостон лежал перед нами. Россыпь огней в ночной темноте.

– Вот это вид, – выдохнул О’Мэлли, на мгновение забыв о своем страхе.

Земля приближалась. Огни, сначала похожие на далекие звезды, превращались в уличные фонари, освещенные окна, автомобильные фары. Самолет снижался по спирали, и вскоре я смог различить огни небольшого аэродрома на окраине города.

Последние метры перед землей были самыми напряженными. Ветер швырял маленький самолет из стороны в сторону, но Риддл мастерски выровнял машину в последний момент.

Колеса коснулись земли с громким ударом, самолет подпрыгнул, снова коснулся полосы и наконец покатился по мокрому грунту, постепенно замедляясь.

– Добро пожаловать в Бостон, джентльмены, – объявил Риддл, когда мы наконец остановились у края летного поля. – Не самая элегантная посадка в моей карьере, но, как говорят, любая посадка, после которой вы можете ходить, это хорошая посадка.

О’Мэлли выдохнул с явным облегчением:

– Спасибо, что не сказали это перед вылетом.

Аэродром был практически пуст. Несколько ангаров, маленькое здание диспетчерской и ни души вокруг. Дождь превратился в легкую морось, а холодный ветер пронизывал до костей.

– Дальше что, босс? – спросил О’Мэлли, когда мы, расплатившись и попрощавшись с Риддлом, оказались под тусклым светом единственного работающего фонаря.

– Нужно поймать такси, – я оглядел пустынную дорогу. – Но сначала…

Я подошел к телефонной будке у диспетчерской и набрал номер. Междугородний разговор с Саутгемптоном снова занял несколько минут, но в конце концов мне удалось связаться с Констанс.

– Мы долетели, – сказал я ей. – Спасибо, Констанс. Ты спасла нам жизнь.

– У тебя есть склонность к драматизму, Уильям, – в ее голосе слышалась улыбка. – Но я рада, что помогла. Джек мой давний друг… и, как оказалось, очень любит получать благосклонность богатых наследниц.

– Я твой должник, – искренне сказал я.

– И я обязательно потребую оплаты, – ее голос стал серьезнее. – Будь осторожен, Уильям. Я не знаю, во что ты влип, но чувствую, что это опасно.

– Так и есть. Я расскажу тебе все, когда смогу.

– Обещаешь?

– Обещаю.

После разговора с Констанс нам пришлось ждать почти полчаса, пока на дороге появилось такси, старый Ford Model T, переделанный под таксомотор. Водитель, пожилой мужчина, с подозрением осмотрел нас:

– Куда едем, джентльмены?

– Бикон-Хилл, – ответил я. – Маунт-Вернон-стрит, 42.

Поездка через ночной Бостон заняла около получаса.

Я смотрел через запотевшее окно на проплывающие мимо улицы, поражаясь, насколько город отличался от того, что я знал в будущем. Он был темнее, компактнее, наполнен характерной атмосферой старой Новой Англии.

Маунт-Вернон-стрит встретила нас тишиной и рядами элегантных таунхаусов из красного кирпича, возраст которых приближался к столетию. Газовые фонари отбрасывали желтоватый свет на блестящую от дождя брусчатку.

Такси остановилось у дома номер сорок два, четырехэтажного таунхауса в георгианском стиле с черной дверью и бронзовым дверным молотком в форме львиной головы.

– Ждать? – спросил таксист, когда мы вышли.

Я бросил взгляд на темные окна дома:

– Нет, спасибо. Мы задержимся.

Когда такси уехало, мы остались одни на тихой улице. О’Мэлли осмотрелся:

– Приличный район. Ваша семья была состоятельной?

– По всей видимости, – я подошел к крыльцу. – Но после смерти родителей дом пустовал. Я жил с тетей в Нью-Джерси.

Мы поднялись по ступенькам к двери. Я опустился на колени и осмотрел третью ступеньку, ища что-то, что подсказало бы интуиция… или, может быть, память Уильяма, которая иногда загадочным образом проявлялась во мне.

Действительно, один из кирпичей оказался слегка расшатан. Я вытащил его, и под ним обнаружился маленький тайник с запасным ключом.

– Надо же, не забыли? – удивился О’Мэлли.

– Я просто почувствовал, – честно ответил я.

Ключ подошел к замку, и тяжелая дверь отворилась со скрипом, нарушившим ночную тишину. Мы вошли в темный холл.

Запах пыли и застоявшегося воздуха окутал нас. Я щелкнул выключателем у двери, но электричество не работало.

– Отключено, – пробормотал я и достал из чемодана небольшой электрический фонарь, одно из тех изобретений, которые уже существовали в 1928 году, но были относительной редкостью.

Луч света выхватил из темноты высокий потолок с лепниной, мраморный пол холла, покрытый тонким слоем пыли, и широкую лестницу, ведущую на второй этаж.

– Патрик, осмотри первый этаж, – сказал я О’Мэлли. – Проверь, нет ли следов недавнего проникновения. И посмотри, работает ли газ на кухне, может, хоть свечи зажжем.

– Понял, босс.

О’Мэлли направился в глубину дома, а я медленно поднялся по лестнице на второй этаж.

Время здесь словно остановилось. Зеркала в тяжелых рамах, покрытые чехлами мебель, старинные картины на стенах. Все выглядело так, будто хозяева просто ненадолго вышли. Только слой пыли и затхлый воздух выдавали, что дом пустовал годами.

Я шел по коридору, и с каждым шагом в голове возникали странные образы. Вот эта дверь ведет в комнату матери. Здесь, в нише, стояла китайская ваза, подарок отцу от делового партнера. А там, в конце коридора – кабинет Эдварда Стерлинга.

Я остановился перед массивной дубовой дверью. Странное чувство дежавю охватило меня.

Я был здесь раньше… вернее, Уильям был. Это его память, проникшая в мое сознание вместе с его телом. Я потряс головой, отгоняя наваждение, и открыл дверь.

Кабинет Эдварда Стерлинга представлял собой просторную комнату с высокими окнами, выходящими на улицу. Большой письменный стол красного дерева занимал центральное место, а вдоль стен тянулись книжные полки до самого потолка. В углу стоял глобус внушительных размеров, а рядом с ним – небольшой бар с графинами.

Я медленно обошел кабинет, освещая фонарем каждый уголок. На столе лежали бумаги, покрытые тонким слоем пыли, словно кто-то прервал работу и больше никогда к ней не вернулся. Календарь на стене показывал май 1925 года, месяц смерти Эдварда Стерлинга.

– Эдвард, что ты оставил своему сыну? – тихо произнес я, присаживаясь в кожаное кресло.

Методично, ящик за ящиком, я начал обыскивать стол. Деловые бумаги, счета, старые письма. Ничего, что указывало бы на Continental Trust или «Анакондо».

О’Мэлли появился в дверях:

– Первый этаж чист, босс. Газ отключен, но я нашел несколько свечей в буфетной.

Он зажег две свечи, поставив одну на стол, а другую на маленький столик у книжных полок. Мягкий, колеблющийся свет наполнил кабинет, придавая ему еще более призрачный вид.

– Что-нибудь нашли? – спросил он.

– Пока нет, – я закрыл последний ящик стола. – Если отец собрал компромат на Continental Trust, он должен был спрятать его очень тщательно.

Я встал и начал осматривать книжные полки.

Тысячи томов – классическая литература, научные трактаты, энциклопедии, собрания сочинений… Я водил пальцем по корешкам, пытаясь почувствовать что-то необычное. И вдруг мой взгляд упал на полку с экономической литературой.

Пять томов «Истории банковского дела» Томаса Хаббарда. Между четвертым и пятым томами стояла тонкая книга в неприметном переплете – «Финансовые кризисы XIX века» Роберта Уэллса. Я потянулся к ней, но что-то заставило меня остановиться.

Я снова посмотрел на книжный ряд. Что-то не так. Если это полное собрание… Стоп.

Я направил фонарь на полку, и тени заплясали по книжным корешкам.

– Вот, – сказал я, указывая на «Историю банковского дела». – Смотри внимательно. Это пятитомник, но четвертый том стоит не там, где должен. Он должен быть рядом с третьим.

Я потянулся к четвертому тому и обнаружил, что он не сдвигается с места. Казалось, книга приклеена к полке. Затем я попробовал пятый том. Тот же результат.

– Странно, – пробормотал я и попытался наклонить третий том.

Книга подалась, но не так, как должна. Вместо того, чтобы выдвинуться, она наклонилась, словно на шарнире. В тот же момент раздался тихий щелчок, и секция книжной полки слегка выдвинулась.

– Что за чертовщина… – выдохнул О’Мэлли.

Я осторожно потянул за край полки, и та отошла в сторону, обнажив небольшой тайник в стене. В нем лежали две вещи: потертая кожаная записная книжка и желтая папка с документами.

– Вот тебе и солидный промышленник, – присвистнул О’Мэлли. – Прятал секреты, как в детективных романах.

Я извлек находки из тайника и положил на стол. Руки слегка дрожали от возбуждения.

Записная книжка оказалась заполнена мелким, аккуратным почерком Эдварда Стерлинга. Пролистывая страницы, я обнаружил, что значительная часть записей зашифрована. Простым, но эффективным шифром замены.

– Здесь нужно время, – я отложил книжку и открыл папку.

Внутри обнаружилось несколько документов. Первый представлял собой копию договора между текстильной фабрикой Стерлинга и Continental Trust. Второй – серия банковских выписок с подозрительными переводами. Третий… Третий оказался меморандумом Continental Trust с грифом «Строго конфиденциально».

Я начал читать, и с каждой строчкой мое сердце билось все сильнее.

«Проект „Анакондо“ – план по контролируемому сжатию кредитного рынка с целью оптимизации распределения финансовых активов и реструктуризации нестабильных секторов экономики…»

Это план преднамеренного обрушения фондового рынка.

Я продолжил чтение. Документ описывал четыре фазы операции, растянутые на период с 1925 по 1930 год.

Первая фаза, «Подготовка», включала создание сети подставных компаний и аккумуляцию ликвидных резервов. Вторая – «Инфляция» предусматривала искусственное раздувание фондового пузыря через контролируемое кредитование. Третья, «Сжатие», описывала механизм резкого ужесточения кредитной политики и одновременной массированной игры на понижение. И наконец, четвертая, «Сбор урожая», содержала список из более чем ста компаний, которые планировалось приобрести после обвала цен.

– Боже мой, – прошептал я.

– Что там, босс? – О’Мэлли заглянул через мое плечо.

Они спланировали Великую депрессию. Я чуть было не сказал об этом помощнику. Не просто знали о ней, они ее создали. Это действительно так?

Я перевернул страницу и увидел график с пометками. На нем была указана предполагаемая дата «Фазы Сжатия», осень 1929 года, с пиком операции в октябре.

Я продолжил изучать документы, и картина становилась все более четкой. Continental Trust был лишь видимой частью гораздо более крупной структуры, включавшей несколько банков и инвестиционных компаний. Они использовали сеть подставных фирм для накачивания рынка дешевыми деньгами, одновременно создавая условия для последующего обвала.

– Мистер Стерлинг, – пробормотал я, обращаясь к призраку Эдварда, – вы нашли бомбу замедленного действия. И они убили вас за это.

В последнем документе из папки я обнаружил доказательство этой догадки – внутренний меморандум Continental Trust с пометкой «Угроза безопасности – Э. С.» и рекомендацией «принять меры для защиты целостности проекта». Дата на документе – 12 мая 1925 года, за неделю до официальной даты смерти Эдварда Стерлинга.

– Они его убили, – сказал я, передавая документ О’Мэлли. – Так же, как и Милнера. И журналиста Риверса. Всех, кто подбирался слишком близко к правде.

– Что теперь, босс? – О’Мэлли выглядел потрясенным. – Мы можем пойти в полицию?

Я горько усмехнулся:

– С этими документами? Пустая трата времени. Continental Trust контролирует слишком многих. И даже если найдется честный полицейский или прокурор, что он сделает? Операция зашла слишком далеко, чтобы ее остановить.

Я вернулся к записной книжке, пытаясь расшифровать записи Эдварда.

Несколько страниц спустя я наткнулся на список имен с пометками. Высокопоставленные чиновники Федеральной резервной системы, сенаторы, владельцы крупных банков – все они, судя по записям, были каким-то образом связаны с «Анакондо».

– Масштаб заговора огромен, – сказал я, откладывая книжку. – Они контролируют ключевые рычаги финансовой системы.

У меня в чемодане была маленькая камера Kodak Vest Pocket. Миниатюрный фотоаппарат, который я купил в Нью-Йорке. Я достал его и начал методично фотографировать каждую страницу меморандума и ключевые записи из книжки Эдварда.

– Нам нужны доказательства, – объяснил я О’Мэлли. – Когда придет время, мы должны быть готовы.

– К чему, босс?

Я посмотрел на него, уже формируя в голове новый план:

– К тому, чтобы бить их их же оружием.

Я продолжил фотографировать документы, думая о том, что узнал. Continental Trust не просто знал о надвигающемся крахе, они активно его создавали, используя свое влияние на финансовые институты и регуляторов. И они планировали заработать не просто состояние, а целую империю на руинах американской экономики.

Но теперь у меня было преимущество. Я знал их план, и, что еще важнее, я знал точный исход. Я мог переиграть их на их же поле.

Закончив с фотографиями, я аккуратно сложил документы и записную книжку. Эдвард Стерлинг рискнул своей жизнью, чтобы собрать эти доказательства. Я не мог оставить их здесь.

– Мы забираем все, – сказал я О’Мэлли. – И уходим. Чем дольше мы здесь, тем больше риск.

О’Мэлли погасил свечи, и мы осторожно покинули кабинет. Спускаясь по лестнице, я заметил фотографию на стене. Эдвард Стерлинг с женой и маленьким Уильямом. Счастливая семья, уничтоженная жадностью Continental Trust.

Странное чувство овладело мной. Смесь гнева, решимости и какой-то странной личной обиды, словно это была моя собственная семья. Возможно, память тела Уильяма влияла на меня сильнее, чем я думал.