Текст книги ""Фантастика 2025-151". Компиляция. Книг 1-33 (СИ)"

Автор книги: Максим Петров

Соавторы: Алим Тыналин,Юлия Меллер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 150 (всего у книги 341 страниц)

Мы прошли через анфиладу залов, каждый роскошнее предыдущего. Музыкальная комната с концертным роялем Steinway и коллекцией старинных инструментов.

Салон с мебелью эпохи Людовика XVI. Галерея с полотнами импрессионистов, где я мельком заметил Ренуара и раннего Моне. В каждом помещении дежурил как минимум один слуга, готовый исполнить любое пожелание гостей.

Прескотт держался с непринужденной уверенностью человека, привыкшего к такой обстановке. Я же старался не выдать своего изумления, хотя внутренне производил подсчет стоимости увиденного.

Одни только произведения искусства в этих залах стоили десятки миллионов долларов, даже по меркам 1928 года.

Поднявшись по боковой лестнице, мы оказались в восточном крыле, где располагались гостевые апартаменты.

– Ваша комната, мистер Стерлинг, – Ричардсон открыл дверь, инкрустированную малахитом.

«Комната» оказалась полноценными апартаментами площадью не менее восьмисот квадратных футов.

Гостиная с камином из зеленого мрамора, отделанная шелковыми обоями с растительным орнаментом. Спальня с огромной кроватью под балдахином. Ванная комната с мраморной ванной на львиных лапах и золотыми кранами. Небольшая библиотека-кабинет с письменным столом красного дерева.

– Камердинер будет в вашем распоряжении через пятнадцать минут, – сообщил Ричардсон. – Если вам что-либо понадобится, просто нажмите на звонок возле кровати. Ланч сервируется на открытой террасе в час тридцать. Если позволите…

Он отошел к гардеробной, где мой скромный чемодан уже стоял на специальной подставке.

– Предпочитаете, чтобы ваши вещи распаковали сейчас или позже?

– Пожалуй, позже, – ответил я, еще не привыкший к подобному уровню обслуживания.

– Как пожелаете, сэр. – Ричардсон поклонился и неслышно удалился.

Едва дверь закрылась, я глубоко вздохнул. Даже мои воспоминания о дорогих отелях XXI века не подготовили меня к такому уровню роскоши и сервиса.

Здесь, в этом поместье, словно продолжался XIX век, не затронутый изменениями, которые уже преобразовывали остальную Америку.

Подойдя к окну, я увидел раскинувшиеся перед домом обширные сады. Фонтаны, скульптуры, живые изгороди, сформированные в лабиринт.

Дальше виднелись теннисные корты, где сейчас играли несколько пар в белоснежных костюмах. За ними начинался гольф-клуб с изумрудными лужайками, а на горизонте блестела сапфировая полоса Атлантического океана.

Отражение богатства и власти, концентрация капитала, накопленного поколениями. И все это меньше чем через полтора года столкнется с жесточайшим испытанием своей истории, Великой депрессией.

Стук в дверь прервал мои размышления.

– Войдите, – отозвался я.

В комнату вошел молодой человек лет тридцати, безупречно одетый и подтянутый.

– Мистер Стерлинг, я Томас, ваш камердинер на время пребывания. Мистер Прескотт предложил помочь вам подготовиться к ланчу. До него осталось сорок минут.

Я позволил Томасу помочь мне переодеться в более подходящий для дневного приема светло-серый льняной костюм.

Он работал молча и эффективно, с безупречным профессионализмом. Когда он завершил, подбирая запонки к моему галстуку, я выглядел так, словно родился в мире высокой моды.

– Если позволите заметить, сэр, сегодня довольно тепло. Многие джентльмены предпочитают соломенные канотье для прогулок по саду.

Он протянул мне элегантную шляпу, идеально дополняющую костюм.

– Благодарю, Томас. Вы мне очень помогли.

Покинув комнату, я направился обратно по коридору, решив немного исследовать поместье до обеда.

Глава 12
Светские любезности

Стены были увешаны семейными портретами Вандербильтов разных поколений. Самый внушительный изображал «Коммодора» Корнелиуса Вандербильта, сурового человека с проницательным взглядом, истинного основателя династии.

На пересечении коридоров я услышал звонкий женский смех и повернулся на звук. Навстречу мне двигалась молодая женщина, нарушающая все представления о традиционном образе дамы из высшего общества.

Короткие темные волосы, подстриженные в модный боб, открывали изящную шею. Платье без рукавов с заниженной талией, настолько короткое, что при ходьбе открывало колени.

Длинная нитка жемчуга свободно спускалась до самого пояса. И, что было абсолютным вызовом приличиям, в тонких пальцах дымилась длинная сигарета в янтарном мундштуке.

Она остановилась, заметив меня, и оглядела с нескрываемым любопытством.

– О, новое лицо! – воскликнула она с естественной непосредственностью. – Вы должны быть тем самым финансовым волшебником, о котором дядя Уильям не перестает говорить все утро.

Я сразу понял, что передо мной та самая Констанс Хэллоуэй, о которой предупреждал Прескотт.

– Уильям Стерлинг, – я слегка поклонился. – А вы, должно быть, мисс Хэллоуэй.

Она рассмеялась, выпуская изящное колечко дыма.

– Ого! Меня уже обсуждали. Надеюсь, не слишком злословили? – Она протянула руку, но не для традиционного рукопожатия, а ладонью вниз, как для поцелуя. – Констанс Хэллоуэй. Но ради всего святого, прошу, называйте меня просто Констанс. «Мисс Хэллоуэй» звучит так, словно я какая-то престарелая компаньонка, читающая Библию за чаем.

Я слегка коснулся губами ее руки, отметив аромат французских духов и авиационного топлива, необычное, но интригующее сочетание.

– Так вы действительно летаете? – спросил я, решив сразу показать, что знаю об ее увлечении.

Глаза девушки загорелись неподдельным энтузиазмом.

– Вы интересуетесь авиацией? Как чудесно! Большинство мужчин, узнав о моём хобби, либо смеются, либо читают нудные лекции о женской природе. – Она сделала паузу, внимательно изучая меня. – А вы сами летали?

– К сожалению, нет. Но я восхищаюсь мужеством тех, кто покоряет небо. Особенно после перелета Линдберга.

– О, Чарльз! – она небрежно махнула рукой, словно речь шла о старом знакомом. – Познакомилась с ним на приеме в прошлом году. Очаровательно застенчивый парень. Я больше впечатлена Амелией Эрхарт, она готовится стать первой женщиной, пересекшей Атлантику.

Констанс говорила о пионерах авиации так непринужденно, словно обсуждала соседей по улице. Я вспомнил историю.

Действительно, в июне 1928 года Амелия Эрхарт стала первой женщиной, перелетевшей через Атлантический океан, хотя и в качестве пассажира. Сольный перелет она совершит через четыре года.

– В любом случае, – продолжила Констанс, – вы пропускаете самое интересное в жизни, если никогда не поднимались в небо. Сегодня слишком поздно, но завтра… Кто знает? Мой Curtiss Jenny ждет в ангаре.

Она подмигнула, намекая на возможную авантюру, и я мысленно отметил, что Прескотт не зря предупреждал о ее склонности к провокациям.

– Мистер Стерлинг, вижу, вы уже познакомились с мисс Хэллоуэй, – раздался голос Прескотта, который появился в коридоре с видом человека, только что обнаружившего своего ребенка рядом с открытым огнем.

– Ох, мистер Зануда пришел все испортить, – насмешливо протянула Констанс. – Не волнуйтесь, я еще не успела совратить вашего протеже опасными идеями.

– Мисс Хэллоуэй, ваш отец ищет вас, – сухо заметил Прескотт. – Кажется, он хочет представить вас сыну сенатора Брэдфорда.

– Очередной скучный политический отпрыск с амбициями и без личности, – вздохнула она. – Что ж, долг зовет. – Она повернулась ко мне с улыбкой. – Было приятно познакомиться, мистер Стерлинг. Надеюсь, вы не из тех финансистов, которые говорят только о процентных ставках и облигациях. Увидимся за ланчем!

Она грациозно удалилась, оставив после себя легкий шлейф аромата и ощущение внезапного порыва свежего воздуха в затхлом помещении.

– Я же предупреждал, – тихо произнес Прескотт, когда она скрылась из виду. – Эта девушка ходячая проблема для любого мужчины моложе пятидесяти.

– Она кажется интересной, – дипломатично ответил я.

– «Интересной» – слишком мягкое определение, – покачал головой Прескотт. – В прошлом году она едва не вызвала международный скандал в Париже, когда врезалась на автомобиле в ворота российского посольства после ночи в Монмартре. Неделю спустя ее видели танцующей на столе в «Кафе де ла Пэ» с джазовым музыкантом из Гарлема. Единственное, что спасает ее репутацию – это колоссальное состояние отца и тот факт, что она действительно талантливый пилот.

Я понимающе кивнул, хотя внутренне был скорее заинтригован, чем шокирован. В конце концов, я пришел из мира, где такое поведение считалось бы скорее скучным, чем скандальным.

– Пойдемте, – сказал Прескотт, взглянув на карманные часы. – Ланч сервируют через десять минут. Не стоит опаздывать, Вандербильты строго относятся к пунктуальности.

Мы спустились по боковой лестнице и вышли через застекленную галерею с экзотическими растениями на обширную террасу, мощеную итальянским травертином. Здесь уже собралось около двадцати гостей. Мужчины в летних костюмах, женщины в элегантных дневных платьях.

Несколько слуг циркулировали с подносами, предлагая аперитивы. Явно алкогольные, несмотря на действующий Сухой закон. Высшее общество, очевидно, имело собственное мнение о федеральных ограничениях.

Прескотт тут же был остановлен пожилым джентльменом, который хотел обсудить какие-то совместные инвестиции, и я на мгновение остался один, изучая собравшуюся публику.

– Вы, должно быть, мистер Стерлинг, – ко мне подошел высокий седеющий мужчина с военной выправкой и проницательным взглядом. – Ричард Колдуэлл, National Trust. Слышал о вашем удачном совете Уильяму относительно National Aircraft.

– Приятно познакомиться, мистер Колдуэлл, – я пожал его крепкую руку. – Джонатан Прескотт много рассказывал о вас.

– Надеюсь, не все плохое сразу, – сухо усмехнулся Колдуэлл. – Мы с Прескоттом иногда расходимся во взглядах на инвестиционные стратегии. Он считает меня слишком консервативным.

– В финансах консерватизм часто оказывается наиболее прогрессивным подходом в долгосрочной перспективе, – заметил я, зная, что эта мысль найдет отклик у Колдуэлла.

Он одобрительно кивнул, и в его взгляде мелькнуло новое уважение.

– Необычная мудрость для такого молодого человека. Большинство ваших сверстников сейчас помешаны на радиоакциях и авиационных компаниях, даже не имеющих прибыли.

– На каждого покупателя найдется продавец, – философски заметил я. – Вопрос лишь в том, кто из них окажется прав через пять лет.

Наш разговор прервало появление хозяина дома. Уильям Вандербильт пришел в сопровождении крупного мужчины с загорелым лицом и властными манерами, которого я сразу идентифицировал как Джеймса Хэллоуэя, отца Констанс.

– А, Стерлинг! – Вандербильт приветливо помахал. – Вижу, вы уже знакомитесь с нашим обществом. Колдуэлл не рассказывает вам, как я заставил его понервничать на рынке меди в прошлом году?

– Это была запланированная диверсификация, а не нервозность, – с достоинством ответил Колдуэлл, но по его тону я понял, что это давний дружеский спор.

– Позвольте представить Джеймса Хэллоуэя, – продолжил Вандербильт. – Джеймс, это Уильям Стерлинг, молодой финансист с исключительным чутьем, о котором я вам говорил.

Хэллоуэй протянул руку, крепкую и мозолистую, несмотря на годы жизни в роскоши. Это руки человека, который начинал с физического труда.

– Наслышан, молодой человек. Уильям говорит, вы предсказали движение рынка меди с точностью до цента.

– Не совсем до цента, сэр, – скромно ответил я. – Просто логический анализ спроса со стороны электрификации и строительства.

– Скромность украшает мужчину, – кивнул Хэллоуэй. – Но не тогда, когда она скрывает истинные таланты. Скажите-ка мне… – Он понизил голос. – Что вы думаете о нефтяных землях Техаса? Все говорят, что там не осталось крупных месторождений. Я считаю иначе.

Исторически я знал, что на самом деле крупнейшие нефтяные открытия в Восточном Техасе произойдут в начале 1930-х. «Черное золото» станет одним из немногих активов, которые сохранят ценность во время Великой депрессии.

– Думаю, скептики ошибаются, мистер Хэллоуэй, – тихо ответил я. – История разведки полезных ископаемых показывает одну закономерность. Когда все эксперты говорят «здесь больше ничего нет», обычно следует продолжать искать. Особенно в районах, которые геологически схожи с уже доказанными месторождениями.

Глаза Хэллоуэя загорелись.

– Клянусь богом, именно то, что я говорю своим геологам! – Он похлопал меня по плечу с неожиданной фамильярностью. – Вы должны будете выпить со мной виски после ланча и рассказать подробнее о своих теориях.

Гонг известил о начале трапезы, и общество организованно двинулось к длинному столу, расставленному в тени огромных зонтов.

Место каждого гостя было определено маленькими карточками, и я с некоторым удивлением обнаружил, что сижу между Констанс Хэллоуэй и элегантной дамой средних лет, которая, как выяснилось из представления, была Элеанор Вандербильт, хозяйкой дома.

Прескотт, сидевший напротив, бросил на меня предупреждающий взгляд, но я лишь едва заметно улыбнулся в ответ. Кто бы ни составлял рассадку, он явно предоставил мне исключительную возможность для полезных знакомств.

Слуги начали подавать первую перемену блюд. Изысканный холодный суп из авокадо с крабовым мясом, гарнированный икрой белуги. Серебряные приборы сверкали в солнечном свете, а хрусталь создавал радужные отблески на скатерти из ирландского льна.

– Итак, мистер Стерлинг, – мелодичным голосом обратилась ко мне Элеанор Вандербильт. – Мой муж говорит, что вы видите в экономике то, что недоступно большинству аналитиков. Это природный дар или результат обучения?

Я почувствовал, как Констанс, сидящая справа от меня, слегка подавила смешок. Очевидно, традиционное светское начало беседы казалось ей скучным.

– Думаю, это комбинация факторов, миссис Вандербильт, – ответил я. – Мой отец научил меня искать закономерности в, казалось бы, хаотичных данных. Но есть определенное чутье, которое сложно объяснить рационально.

– Интуиция является неотъемлемой частью любого искусства, – задумчиво произнесла Элеанор. – А финансы, несомненно, искусство, а не только наука. Вы интересуетесь другими искусствами, мистер Стерлинг? Музыкой, живописью?

– Боюсь, в этих областях я лишь скромный ценитель, – признался я. – Но должен сказать, ваша коллекция импрессионистов произвела на меня глубокое впечатление.

– О, вы заметили? – В ее глазах появился живой интерес. – Большинство гостей проходят мимо, даже не взглянув. У вас есть любимые художники этого направления?

Пока я поддерживал беседу об искусстве с Элеанор, я ощущал, как Констанс постепенно теряет терпение. Наконец, воспользовавшись паузой, она бесцеремонно вклинилась в разговор:

– Тетя Элли, не могли бы вы поделиться мистером Стерлингом хотя бы на пять минут? Мне отчаянно нужно узнать его мнение об акциях авиационных компаний.

Элеанор Вандербильт улыбнулась с легким оттенком снисходительности:

– Конечно, дорогая. Всегда приятно видеть, что молодые люди интересуются финансами, а не только танцами и скачками.

– О, я интересуюсь и тем, и другим, – с невинным видом ответила Констанс, поворачиваясь ко мне. – Итак, мистер Стерлинг, скажите честно: Curtiss-Wright или Boeing? В какую компанию вы бы вложили деньги прямо сейчас?

Я оценил ее прямолинейность. На самом деле, в долгосрочной перспективе Boeing окажется гораздо более успешной компанией, хотя в ближайшие годы обе переживут тяжелые времена из-за Депрессии.

– Если бы мне пришлось выбирать, я бы предпочел Boeing, – ответил я. – У них более прочная финансовая база и бизнес-модель, менее зависимая от военных заказов.

– Я так и знала! – торжествующе воскликнула Констанс. – Говорила отцу, что Curtiss слишком полагается на почтовые контракты. Это модель прошлого, не будущего.

Глаза сверкали энтузиазмом, делая ее еще привлекательнее.

– Вы действительно разбираетесь в авиации или просто интересуетесь акциями? – спросил я.

– Я пилотирую Curtiss Jenny последние три года. Налетала более двухсот часов. – В ее голосе звучала гордость. – И читаю все технические журналы, какие могу найти. Большинство мужчин умирают от шока, когда я начинаю обсуждать различия между радиальными и рядными двигателями.

– Впечатляюще, – искренне признал я.

– Не поощряйте ее, мистер Стерлинг, – недовольно прокомментировал молодой человек, сидевший напротив. Я узнал в нем Гордона Фишера, наследника промышленной империи и, по словам Прескотта, одного из претендентов на руку Констанс. – В следующий раз она захочет пилотировать трансатлантический рейс или участвовать в воздушной гонке.

– А что в этом плохого? – парировала Констанс. – Амелии Эрхарт это не помешало стать знаменитой.

– Амелия Эрхарт не унаследует нефтяную империю, – холодно ответил Фишер.

Я почувствовал нарастающее напряжение между ними и решил сменить тему:

– Констанс упоминала, что завтра, возможно, будет летать. Поместье располагает собственным аэродромом?

– Небольшая взлетная полоса за северными садами, – ответил сидевший неподалеку Вандербильт. – Я построил ее в 1924 году. Считаю, что частные аэродромы скоро станут такой же необходимостью для загородных резиденций, как теннисные корты и причалы для яхт.

– Дядя Уильям всегда смотрит в будущее, – с искренним уважением заметила Констанс. – В отличие от некоторых, кто боится любых изменений.

Последняя фраза явно предназначалась Фишеру, который поджал губы, но промолчал.

Обед продолжался с подачей новых блюд: филе камбалы под соусом из шампанского, жареный фазан с трюфельным пюре, салат из спаржи и артишоков. Все это сопровождалось тщательно подобранными винами из личного погреба Вандербильта.

За столом обсуждались последние светские новости, предстоящие скачки в Саратоге, политические перспективы Гувера на предстоящих выборах. Я внимательно слушал, изредка вставляя комментарии, но больше наблюдал за динамикой отношений в этом кругу.

К моменту подачи десерта, изысканного парфе из персиков с шампанским, я уже сформировал четкое представление о социальной иерархии собравшегося общества.

Вандербильты, несомненно, занимали верхнюю ступень, за ними следовали представители других старых династий. Хэллоуэй и подобные ему «новые деньги» образовывали следующий слой, принятый, но все еще не полностью интегрированный. Профессионалы вроде Колдуэлла и Прескотта занимали важное, но четко очерченное место экспертов.

Особенно интересно было наблюдать за Констанс. Несмотря на ее бунтарство, она прекрасно ориентировалась в неписаных правилах этого общества, зная, где можно нарушать конвенции, а где нужно соблюдать традиции.

После обеда мужчины и женщины разделились, как того требовал этикет. Дамы удалились на восточную террасу для чая, а джентльмены были приглашены Вандербильтом в бильярдную для сигар и бренди.

Когда я поднимался по лестнице вслед за остальными мужчинами, Констанс скользнула рядом и шепнула:

– Сбегите оттуда при первой возможности. Через час, у фонтана Нептуна. Покажу вам кое-что действительно интересное.

Она исчезла прежде, чем я успел ответить, оставив меня с предвкушением новой авантюры и смутным беспокойством о реакции Прескотта, если он узнает.

Я вошел в бильярдную, просторный зал с двумя столами из красного дерева, панелями из орехового дерева и витражными окнами, смягчающими дневной свет. Потолочные вентиляторы лениво вращались, рассеивая дым дорогих сигар.

Перед предстоящей встречей с Констанс мне предстояло завоевать доверие этого мужского сообщества, жизненно важный шаг в моей стратегии проникновения в высшие финансовые круги.

Глава 13
Библиотека

После двух часов, проведенных в бильярдной среди сигарного дыма и деловых разговоров, я ускользнул, как только представилась возможность. Честно говоря, мне слегка наскучило болтать о деньгах с важным видом.

Фонтан Нептуна располагался в западной части сада, в центре небольшого мраморного лабиринта. Когда я добрался туда, Констанс уже ждала, сидя на бортике фонтана и беззаботно болтая ногами в воде.

Увидев меня, она просияла:

– Вы сбежали! Почти не верила, что вам это удастся.

– У меня создалось впечатление, что отказался было бы невежливо, – ответил я с улыбкой, подходя ближе.

Констанс вытащила ноги из воды и быстро надела изящные туфли.

– Большинство мужчин боятся скомпрометировать себя, общаясь со мной без сопровождения. – Она лукаво взглянула на меня. – Вы либо безрассудны, либо слишком уверены в себе, мистер Стерлинг.

– Возможно, просто любопытен, – ответил я.

– Идемте! – Она схватила меня за руку. – Хочу показать вам настоящие сокровища этого поместья.

Мы двинулись по извилистым садовым дорожкам, где на каждом повороте нас встречала новая скульптура или искусно подстриженная живая изгородь.

Констанс вела меня уверенно, очевидно хорошо зная поместье. Вскоре мы достигли небольшого павильона в классическом стиле, скрытого среди кипарисов.

– Это личная художественная галерея дяди Уильяма, – прошептала она, извлекая ключ из кармана платья. – Обычно она закрыта для гостей, но мне разрешили бывать здесь с детства. Я была единственным ребенком, кто действительно интересовался искусством, а не просто доставал конфеты из вазочек в главной гостиной.

Она отперла дверь, и мы вошли в прохладное помещение с мягким верхним светом. Стены увешаны полотнами, которые даже при моем ограниченном знании искусства явно принадлежали кисти великих мастеров.

– Здесь есть ранний Пикассо, – Констанс указала на небольшое полотно с геометрическими фигурами, – и два Матисса. А вот эту скульптуру Родена привезли из Парижа всего два месяца назад.

Я медленно двигался вдоль стен, пораженный качеством коллекции. Здесь были работы, которые в будущем хранились бы в крупнейших музеях мира за пуленепробиваемыми стеклами.

– Потрясающе, – искренне сказал я. – Но должен признать, меня удивляет ваш интерес к современному искусству. Большинство…

– … девушек моего круга предпочитают модные журналы и сплетни? – закончила она за меня. – Я ненавижу предсказуемость, мистер Стерлинг. Это смертельная скука, быть тем, кем тебя ожидают видеть.

Она вдруг оказалась совсем рядом, глядя на меня с вызывающей прямотой:

– А вы, Уильям? Вы тот, кем вас считают остальные?

Вопрос попал в цель с неожиданной точностью. Кто же я на самом деле?

Уильям Стерлинг или Алекс Фишер из будущего? Финансовый аналитик или временной путешественник с опасными знаниями?

– Боюсь, я гораздо более предсказуем, чем вы, – уклончиво ответил я.

– Не верю, – она покачала головой. – В ваших глазах есть что-то… знающее. Словно вы видите то, что недоступно другим.

Я почувствовал внезапное напряжение. Неужели она каким-то шестым чувством улавливала мою инородность в этом времени?

– Просто профессиональная деформация, – я постарался перевести разговор в шутку. – Финансовые аналитики всегда выискивают скрытые закономерности.

Констанс продолжала изучать меня взглядом, затем неожиданно поднялась на цыпочки и легко, почти невесомо поцеловала меня в щеку.

– За смелость, – пояснила она с улыбкой. – Пойдемте, нам пора возвращаться. Скоро начнут искать.

* * *

Вечер в поместье Вандербильтов оказался не менее насыщенным, чем день.

После формального ужина, сервированного с королевской пышностью, последовали танцы под небольшой оркестр, играющий модные мелодии с примесью джаза. Констанс, привлекавшая всеобщее внимание смелым темно-красным платьем с открытой спиной, несколько раз выбирала меня партнером, вызывая явное недовольство Гордона Фишера.

Ближе к одиннадцати, когда вечеринка была в самом разгаре, ко мне подошел Ричардсон, главный дворецкий.

– Мистер Стерлинг, мистер Вандербильт просит вас присоединиться к нему в библиотеке. Мистер Прескотт уже там.

Я последовал за ним через анфиладу залов в противоположное крыло дома. Мы остановились перед массивной двустворчатой дверью красного дерева с бронзовыми накладками, изображающими сцены из греческой мифологии.

– Библиотека, сэр, – Ричардсон открыл дверь и отступил, пропуская меня вперед.

Помещение, в которое я вошел, можно было назвать библиотекой лишь условно.

Это настоящий храм знаний, протянувшийся на два этажа вверх, с галереями, соединенными спиральными лестницами из кованого железа. Стены от пола до потолка занимали книжные шкафы из темного дуба, заполненные тысячами томов в кожаных переплетах.

Высокие стрельчатые окна с витражами, пол из мраморной мозаики, массивный камин из зеленого малахита. В центре располагался огромный круглый стол, покрытый зеленым сукном, на котором разложены карты и документы.

Вандербильт, Прескотт, Колдуэлл и еще один мужчина, которого я не встречал раньше, сидели вокруг стола. При моем появлении они прервали разговор.

– А, Стерлинг! – Вандербильт поднялся, приветствуя меня. – Входите, присоединяйтесь к нам. Коньяк?

Он указал на серебряный поднос с графином и хрустальными бокалами.

– Благодарю, сэр, – я принял бокал, который он мне протянул, и сел в указанное кресло.

– Позвольте представить Сэмюэля Хантингтона, – Вандербильт кивнул на незнакомца, худощавого седого мужчину с аристократическими чертами лица. – Сэм возглавляет Continental Shipping Trust и любезно согласился присоединиться к нашему разговору.

Я пожал руку Хантингтона, отметив про себя еще одно использование слова «Continental» в названии финансовой организации. Случайное совпадение или системная практика маскировки связанных структур?

– Мы обсуждали меняющийся характер мировой торговли, – продолжил Вандербильт. – И хотел бы услышать вашу точку зрения на несколько вопросов, касающихся текущего состояния рынков и перспективных направлений для диверсификации.

Он отошел к одному из книжных шкафов и вернулся с кожаной папкой, которую положил передо мной.

– Здесь краткий обзор основных активов, которыми управляет наш семейный траст. Понимаю, что без углубленного изучения невозможно дать детальные рекомендации, но мне интересны ваши первые впечатления.

Я раскрыл папку и обнаружил несколько страниц с финансовой информацией. Основные активы Вандербильтов включали значительные пакеты акций в New York Central Railroad и других железнодорожных компаниях, недвижимость в Нью-Йорке и других крупных городах, доли в сталелитейных предприятиях, коммунальных компаниях, а также международные инвестиции, преимущественно в Европе.

Вандербильт терпеливо ждал, пока я изучал документы. Остальные мужчины негромко беседовали, позволяя мне сосредоточиться.

– Что вас особенно интересует, мистер Вандербильт? – спросил я, подняв взгляд от бумаг. – Долгосрочная безопасность капитала или возможности для роста?

– И то, и другое, разумеется, – ответил он, усаживаясь напротив. – Но если быть откровенным, меня беспокоит чрезмерная зависимость от традиционных секторов. Железные дороги были основой благосостояния нашей семьи, но их доминирование не вечно. Я ищу следующий «локомотив» для семейного капитала.

– Вы совершенно правы, – кивнул я. – Железнодорожная эра сформировала прошлое столетие, но новый век будет принадлежать другим технологиям. – Я сделал паузу, обдумывая, как сформулировать свои мысли. – Вижу, что у вас остаются существенные доли в New York Central и смежных компаниях. Я бы не рекомендовал избавляться от них полностью, но стоит рассмотреть стратегическую трансформацию этих активов.

– Каким образом? – заинтересованно спросил Хантингтон.

– В двух направлениях. Во-первых, электрификация железных дорог. Это будущее отрасли, особенно для пассажирских линий. General Electric Railway Systems разрабатывает технологии, которые радикально изменят экономику железнодорожных перевозок. Электрические локомотивы быстрее, эффективнее и дешевле в эксплуатации, чем паровые. При этом требуют значительных начальных инвестиций, которые могут позволить себе немногие.

Я сделал глоток коньяка, собираясь с мыслями.

– Во-вторых, я заметил, что вы владеете долями в нескольких судоходных компаниях. Здесь тоже происходит революция. United American Lines переходит с угольных паровых двигателей на дизельные. Это снижает эксплуатационные расходы на тридцать процентов, увеличивает скорость и сокращает количество членов экипажа.

Вандербильт обменялся взглядами с Колдуэллом.

– Мы как раз обсуждали возможность увеличения нашей доли в UAL до контрольного пакета, – сказал он. – Их новый флагманский лайнер «Manhattan» спускают на воду в следующем году.

– Превосходное решение, – подтвердил я. – Но я бы также рекомендовал обратить внимание на их грузовое подразделение. Пассажирские перевозки престижны, но грузовые стабильнее и прибыльнее в долгосрочной перспективе.

Хантингтон одобрительно кивнул:

– Проницательное замечание. Особенно с учетом расширения торговли с Южной Америкой.

Я продолжил, указывая на другие разделы отчета:

– Что касается коммунальных предприятий, ваши позиции в газовых компаниях хороши, но я заметил отсутствие инвестиций в развивающиеся сектора. – Я перевернул страницу. – Например, радиовещание. Columbia Broadcasting только формируется как национальная сеть, но их бизнес-модель имеет колоссальный потенциал. Реклама по радио открывает принципиально новый рынок.

– Реклама? – скептически переспросил Колдуэлл. – Разве это может быть серьезной основой для бизнеса?

– В будущем это станет одной из крупнейших индустрий, – уверенно ответил я, зная историю развития медиа в XX веке. – Компании уже сейчас готовы платить существенные суммы за доступ к массовой аудитории, а радио обеспечивает беспрецедентный охват.

Прескотт, молчавший до этого момента, внимательно наблюдал за мной. Я чувствовал, что он оценивает каждое мое слово, анализируя необычную уверенность моих прогнозов.

– Есть еще одна область, достойная внимания, – продолжил я, указывая на раздел, посвященный недвижимости. – Вы владеете значительной долей в отеле Waldorf-Astoria. Это перспективное направление можно расширить, создав целую сеть премиальных отелей. Туризм и деловые поездки будут только расти. Waldorf Hospitality Group с единым стандартом обслуживания в крупнейших городах Америки и Европы мог бы стать новым стабильным источником дохода.

Вандербильт задумчиво постукивал пальцами по столу.

– Интересная концепция. Унифицированный бренд вместо отдельных объектов… – Он повернулся к Хантингтону. – Что скажешь, Сэм? Ты всегда утверждал, что гостиничный бизнес слишком подвержен экономическим циклам.

– Так и есть, – Хантингтон пожал плечами. – Но в рецессию страдают прежде всего заведения среднего класса. Действительно роскошные отели имеют более устойчивую клиентскую базу.

– Именно, – подтвердил я. – Кроме того, премиальная недвижимость в центральных районах ключевых городов исторически сохраняет стоимость даже при экономических спадах.

Вандербильт налил себе еще коньяка.

– А что вы думаете о финансовом секторе? У нас существенные вложения через инвестиционные трасты.