Текст книги ""Фантастика 2025-151". Компиляция. Книг 1-33 (СИ)"

Автор книги: Максим Петров

Соавторы: Алим Тыналин,Юлия Меллер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 118 (всего у книги 341 страниц)

Я молча ждал продолжения.

– Мне нравится ваш подход, – наконец сказал он. – Нестандартный. Но не забывайте, что наша задача – не только сохранить деньги клиентов, но и приумножить их. А для этого иногда нужно идти на риск.

– Да, сэр.

– Как продвигается работа над презентацией для инвесторов с Среднего Запада?

– Я составил план и собрал исторические данные, – ответил я. – Завтра закончу аналитическую часть и подготовлю наглядные материалы.

– Хорошо, – кивнул он. – Я жду результатов с интересом. И, Стерлинг…

– Да, сэр?

– В следующий раз, когда захотите высказаться на совещании, подождите, пока к вам обратятся напрямую. Но… – он слегка улыбнулся, – я ценю инициативу. В разумных пределах.

– Понял, сэр. Спасибо.

Выйдя из конференц-зала, я глубоко вздохнул. Первый рабочий день в 1928 году оказался насыщенным.

Я получил доступ к данным, обратил на себя внимание Харрисона, и начал формировать репутацию вдумчивого, чуть консервативного аналитика.

Теперь нужно развить этот успех, постепенно готовясь к грядущему краху. Шестнадцать месяцев – не так много времени, но достаточно, чтобы превратить знания из будущего в реальное богатство. Возможно, даже в империю.

Я направился обратно в торговый зал, где меня уже ждали удивленные взгляды коллег. День еще не закончился, а игра только начиналась.

После встречи с Харрисоном я решил использовать остаток дня для глубокого погружения в финансовую систему 1920-х. Мне нужно как можно быстрее понять ключевые отличия от того, к чему я привык в 2024 году.

Библиотека «Харрисон Партнеры» оказалась идеальным местом для этой цели. Я занял дальний стол, где меня никто не беспокоил, и разложил перед собой подшивки The Wall Street Journal, отчеты Федерального резервного банка и несколько справочников по фондовому рынку.

Первое, что бросилось в глаза – полное отсутствие регулирования. Комиссия по ценным бумагам и биржам, SEC, будет создана только в 1934 году, после Великого краха. Здесь же, в 1928-м, рынок представлял собой настоящий Дикий Запад, где правила игры устанавливали крупнейшие игроки.

«Манипуляция ценами, инсайдерская торговля, искажение отчетности – все это не только не запрещено, но и считается нормальной практикой,» – записал я в блокнот.

Вторым открытием стала структура собственности банков. В 2024 году каждый серьезный финансовый институт был публичной компанией, акции которой торговались на бирже.

В 1928-м многие банки и инвестиционные дома оставались частными предприятиями, принадлежащими нескольким семьям. Это создавало особую атмосферу закрытых клубов, где важнейшие решения принимались за сигарами в частных кабинетах.

Я изучил список крупнейших финансовых фигур и их сферы влияния: Дж. П. Морган-младший, унаследовавший империю своего знаменитого отца; Чарльз Митчелл из National City Bank (будущий Citibank); семья Меллонов с их банковской империей; братья Леман с их растущей торговой фирмой на Уолл-стрит.

«Ключевые игроки: Морган, Митчелл, Меллон, Леманы, Голдман-Сакс, Кун-Леб,» – добавил я в свои заметки.

Особое внимание я уделил механизму маржинальной торговли, то есть покупке акций в долг. В 1928 году инвестор мог приобрести акции, внеся всего десять процентов их стоимости и заняв остальные девяносто процентов. Это создавало огромный леверидж и, соответственно, огромные риски.

«Маржинальные займы достигли беспрецедентных 8,5 миллиардов долларов к июню 1928 года,» – выписал я из одного отчета. Учитывая покупательную способность доллара того времени, это астрономическая сумма.

Я сделал еще одно важное наблюдение.

Скорость передачи информации. В моем двадцать первом веке котировки менялись за миллисекунды, алгоритмы торговали на опережение, а новости разлетались мгновенно.

Здесь же информация двигалась со скоростью телеграфа и телефона. Тикерная лента, выплевывающая бумажные полоски с котировками, отставала от реального рынка на минуты, а иногда и на часы.

«Информационная асимметрия – ключевое преимущество,» – отметил я. – «Тот, кто получает новости первым, может опередить рынок.»

Я закрыл глаза, пытаясь сформулировать стратегию. Мои знания о будущем давали мне преимущество, которого не было ни у кого на всей планете.

Я знал, что крах произойдет 29 октября 1929 года. Знал, что некоторые сектора пострадают больше других. Знал, какие компании выживут и даже будут процветать во время Депрессии.

Но как использовать эти знания, не вызывая подозрений?

– Стерлинг, ты что, спишь? – голос Бейкера вернул меня к реальности.

– Нет, просто думаю, – ответил я, открывая глаза.

– Думаешь он заметил? – Бейкер кивнул в сторону кабинета Харрисона.

– Заметил что?

– Твою выходку на совещании.

– Это не выходка. Это была обоснованная рекомендация.

Бейкер покачал головой:

– Ты не понимаешь, да? Сейчас не время для консерватизма. Рынок растет, все зарабатывают. Предлагать клиентам диверсификацию сейчас – все равно что советовать пассажирам «Олимпика» надеть спасательные жилеты в солнечный день.

«Олимпик» – близнец «Титаника». Интересная аналогия.

– Предпочитаю анализировать данные, а не следовать общему настроению, – ответил я.

– Как знаешь, – пожал плечами Бейкер. – Кстати, Ван Дорен устраивает вечеринку сегодня в «Коттон Клубе». Джаз, выпивка, девушки. Ты с нами?

– В другой раз, – отказался я. – Нужно закончить презентацию для Харрисона.

– Твое дело, – он направился к выходу, но остановился. – Кстати, держись подальше от Чарльза Риверса. Этот журналист уже разрушил несколько карьер своими «разоблачениями».

Когда Бейкер ушел, я вернулся к заметкам, набрасывая план действий.

1. Накопить начальный капитал, используя знания о краткосрочных колебаниях рынка.

2. Постепенно переводить средства в стабильные активы – золото, компании потребительских товаров.

3. К середине 1929 года полностью выйти из рискованных позиций.

4. В день краха и последующие недели скупать акции фундаментально сильных компаний за бесценок.

Это простая, но эффективная стратегия. Лишь бы только не привлекать много внимания слишком быстрыми успехами.

Я закрыл блокнот и спрятал его во внутренний карман пиджака. Настало время проверить свои знания на практике.

Глава 4
Премия

К середине дня стало ясно, что мои знания из двадцать первого века не всегда были преимуществом. Иногда они превращались в помеху. Серия неловких моментов началась за обедом в столовой фирмы.

– Можно к вам? – спросил я, подходя к столу, где сидели Эдвардс и Прайс.

– Конечно, Стерлинг, – кивнул Эдвардс. – Как продвигается презентация для Харрисона?

– Работаю над ней, – ответил я, ставя на стол поднос с сэндвичем и кофе.

– Слышали о твоем выступлении на совещании, – Прайс покачал головой. – Смелый ход для стажера.

Я пожал плечами и достал портсигар, который нашел в кармане пиджака Стерлинга. Открыв его, я вытащил сигарету, поднес ее ко рту и… замер.

Я не курил уже лет десять и понятия не имел, как обращаться с этими старомодными сигаретами без фильтра.

– Что с тобой, Стерлинг? Забыл, как курить? – усмехнулся Прайс.

– Доктор сказал ограничить курение из-за головных болей, – выкрутился я, неловко возвращая сигарету в портсигар.

– Кстати о странностях, – подхватил Эдвардс. – Ты сегодня дважды пытался использовать настольную счетную машину как пишущую машинку. И смотрел на телефон так, будто впервые его видишь.

– Просто рассеянность, – я почувствовал, как щеки начинают гореть.

– А еще ты назвал мисс Петерсон «офис-менеджером», – добавил Прайс. – Все знают, что она секретарша Харрисона.

Черт, я действительно использовал термин из будущего, который в 1928 году звучал как нечто из научной фантастики.

– Просто оговорился, – пробормотал я. – В Йеле так называли административных сотрудников.

– В Йеле? – Эдвардс поднял бровь. – Ты же говорил, что бросил после второго курса.

Еще одна ошибка. Я путался в деталях биографии Стерлинга.

– Я имею в виду, что слышал этот термин там, – я попытался исправиться.

– Ты сегодня странный, Стерлинг, – покачал головой Прайс. – Еще страннее, чем обычно.

Ситуация стала еще хуже, когда после обеда меня попросили отправить телеграмму клиенту в Чикаго. Я стоял перед телеграфным аппаратом, не имея ни малейшего представления, как с ним обращаться.

– Первый день на работе, Стерлинг? – с сарказмом спросил проходивший мимо Ван Дорен. – Ты смотришь на телеграф так, будто это марсианская технология.

– Просто обдумываю, как лучше сформулировать сообщение, – ответил я.

– Конечно, – закатил глаза Ван Дорен. – Потому что формулировки лучше обдумывать, уставившись на клавиатуру аппарата. Особенно если ты отправлял десятки телеграмм за последние месяцы.

К счастью, мимо проходила мисс Петерсон, секретарша Харрисона.

– Мистер Стерлинг, если вам нужно отправить телеграмму, я могу помочь, – сжалилась она над моим замешательством.

– Спасибо, мисс Петерсон, – с благодарностью ответил я. – Это срочное сообщение для мистера Эббота в Чикаго.

Когда она занялась телеграммой, Ван Дорен тихо произнес, проходя мимо:

– Что с тобой сегодня, Стерлинг? Ты как будто с луны свалился.

Эта фраза была ближе к истине, чем он мог предположить.

Апогей моей неуклюжести наступил, когда Харрисон вызвал всех стажеров в кабинет для проверки знаний. Он задавал вопросы о текущих рыночных реалиях, и каждый должен был отвечать без подготовки.

– Прайс, текущая учетная ставка Федерального резерва? – начал Харрисон.

– Четыре с половиной процента, сэр, – четко ответил тот.

– Ван Дорен, крупнейшие держатели акций United States Steel?

– J. P. Morgan Co., Mellon Bank и группа европейских инвесторов во главе с Ротшильдами, сэр.

– Эдвардс, объем торгов на Нью-Йоркской фондовой бирже вчера?

– Четыре миллиона шестьсот тысяч акций, сэр.

– Стерлинг, – Харрисон повернулся ко мне, – структура капитала Radio Corporation of America и текущее соотношение цены к прибыли?

Я замер. RCA была одной из самых перегретых акций конца 1920-х, но конкретные цифры по состоянию на июнь 1928 года?

– RCA имеет шесть с половиной миллионов обыкновенных акций в обращении, – начал я, надеясь, что память о прочитанных исторических материалах не подведет. – Текущая цена около восьмидесяти пяти долларов за акцию, что при прибыли… – я запнулся, не зная точных данных.

– Продолжайте, Стерлинг, – холодно произнес Харрисон.

– При прибыли около двух долларов на акцию дает коэффициент P/E примерно сорок два целых пять десятых, – закончил я, сделав довольно точное предположение.

Харрисон удивленно поднял бровь:

– Верно. Хотя большинство аналитиков округляют до сорока трех. Теперь скажите мне, это высокий или низкий коэффициент по историческим меркам?

– Чрезвычайно высокий, сэр, – ответил я, не задумываясь. – Исторически средний P/E для промышленных компаний составляет от десяти до пятнадцати.

– И что это значит для инвестора?

Я понимал, что Харрисон проверяет не только мои знания, но и мою лояльность духу времени. Сказать правду – что RCA катастрофически переоценена и через полтора года ее акции рухнут на девяносто пять процентов – значило нарушить негласный кодекс бычьего рынка.

– Это означает, что инвесторы верят в экстраординарный потенциал роста радиовещания, – дипломатично ответил я. – Они готовы платить премию за акции компании, которая определяет будущее отрасли.

– Хорошо сказано, – кивнул Харрисон. – Хотя я заметил тень сомнения в вашем взгляде. Вы не разделяете этот оптимизм?

Все взгляды обратились ко мне. Опасный момент.

– Я восхищаюсь достижениями RCA, сэр, – осторожно начал я. – Но как аналитик не могу игнорировать исторические прецеденты. Активы, торгующиеся с таким высоким P/E, требуют особого внимания к управлению рисками.

В кабинете повисла напряженная тишина.

– Занятно, – наконец произнес Харрисон. – Большинство молодых людей сейчас ринулись бы покупать RCA, не задумываясь. Ваша осторожность… необычна. – Он сделал паузу. – Джентльмены, вы свободны. Стерлинг, задержитесь на минуту.

Когда остальные вышли, Харрисон внимательно посмотрел на меня:

– Откуда такой скептицизм, молодой человек? Это не типично для вашего поколения.

– Мой отец потерял все на текстильной фабрике, сэр, – ответил я, используя реальную историю Стерлинга. – Он всегда говорил, что успешный бизнес должен приносить реальную прибыль, а не обещания будущих доходов.

– Мудрый человек, – кивнул Харрисон. – Хотя слишком осторожный для нынешних времен. – Он встал из-за стола. – Знаете, Стерлинг, у меня есть для вас особое задание. Только что я получил запрос от одного из наших важнейших клиентов – Саймона Вестона. Нефтяной магнат из Оклахомы, сколотил состояние на месторождениях Кушинга. Теперь хочет диверсифицировать инвестиции. Завтра он прибывает в Нью-Йорк.

– Чем я могу помочь, сэр?

– Подготовьте краткий анализ промышленного сектора – сталь, автомобили, химикаты. Выделите три-четыре компании, которые, по вашему мнению, имеют самые сильные фундаментальные показатели. И сделайте это к завтрашнему утру. Встреча с Вестоном в десять часов.

– Да, сэр, – кивнул я, понимая, что это шанс зарекомендовать себя.

– И, Стерлинг, – добавил Харрисон, – рекомендуйте компании, в которые вы сами вложили бы деньги. Не те, которые сейчас модно покупать.

Выйдя из кабинета, я почувствовал смешанные эмоции. С одной стороны, день был полон неловкостей и ошибок. С другой – я получил уникальную возможность повлиять на инвестиционные решения крупного капиталиста.

Остаток дня я провел в библиотеке, анализируя промышленные компании США. К шести вечера, когда большинство сотрудников уже разошлись, я подготовил список из четырех компаний, которые, как я знал из своих исторических знаний, переживут Великую депрессию:

1. General Electric – электроэнергетика, лампы, радио, бытовая техника

2. Procter Gamble – мыло, гигиенические товары, бытовая химия

3. Standard Oil of New Jersey (будущий Exxon) – нефтепереработка, топливо

4. American Telephone Telegraph – телекоммуникации

Это не самые «горячие» акции 1928 года, но компании с прочными финансовыми основами, производящие товары, которые будут нужны даже в тяжелейшие времена.

Я составил подробный анализ каждой, используя последние доступные финансовые отчеты. Приложил диаграммы, показывающие их стабильный рост и устойчивость во время предыдущих рыночных спадов.

Голос застал меня врасплох:

– Все еще здесь, Стерлинг?

Харрисон стоял у входа в библиотеку, готовый уходить, с пальто и шляпой в руках.

– Заканчиваю анализ для мистера Вестона, сэр, – ответил я.

– Покажите, что у вас получилось, – Харрисон подошел к моему столу.

Я передал ему папку с подготовленными материалами. Он быстро пролистал страницы, и я заметил, как его брови поднимаются все выше.

– Проктер и Гэмбл? – он выглядел удивленным. – Мыло и стиральный порошок?

– Компания с сильным балансом, стабильным денежным потоком и продуктами, спрос на которые сохраняется в любой экономической ситуации, – пояснил я. – Их дивидендная политика одна из самых последовательных на рынке.

– А где RCA? United States Steel? General Motors? – перечислил Харрисон. – Это то, что все рекомендуют сейчас.

– Вы просили меня выбрать компании, в которые я сам вложил бы деньги, сэр, – напомнил я. – Это мой личный выбор, основанный на анализе фундаментальных показателей, а не на текущих рыночных тенденциях.

Харрисон задумчиво постучал пальцами по столу.

– Вы знаете, что Вестон – бывший бурильщик? Человек, который большую часть жизни провел на нефтяных вышках? Он любит рисковать.

– Именно поэтому я предлагаю ему баланс, сэр, – ответил я. – Если часть его капитала будет в этих стабильных компаниях, он сможет позволить себе более рискованные инвестиции в других областях.

Харрисон внимательно посмотрел на меня.

– Необычный подход. Но… в нем есть смысл. – Он закрыл папку. – Хорошо, Стерлинг. Я представлю эти рекомендации завтра. Если Вестон последует вашему совету, и инвестиции окажутся успешными, вы получите премию от фирмы.

– Спасибо, сэр.

– Но если он сочтет это слишком консервативным и уйдет к нашим конкурентам… – Харрисон не закончил фразу, но угроза была ясна.

– Я уверен в своем анализе, сэр, – твердо сказал я. – Эти компании могут не показать взрывного роста в ближайшие месяцы, но в долгосрочной перспективе они защитят капитал мистера Вестона лучше, чем модные сейчас акции.

– Долгосрочная перспектива, – повторил Харрисон задумчиво. – Редкий взгляд в наши дни, когда все смотрят на завтрашние котировки. – Он протянул руку. – Хорошего вечера, Стерлинг. Увидимся завтра на встрече с Вестоном.

Когда дверь за ним закрылась, я позволил себе улыбку. Возможно, день был полон неловкостей, но я только что сделал первый шаг к цели. И шаг этот оказался на удивление успешным.

* * *

Вечерний Нью-Йорк 1928 года пульсировал энергией. Возвращаясь домой, я видел переполненные спикизи, слышал доносящиеся из них звуки джаза. Наблюдал шикарные автомобили и нарядных людей, спешащих на ночные развлечения. Эпоха действительно ревела, не подозревая о приближающейся тишине Великой депрессии.

Поднимаясь по лестнице своего дома, я встретил мисс Ходжес.

– Поздно возвращаетесь, мистер Стерлинг, – заметила она. – Тяжелый день?

– Необычный, – ответил я. – Но, кажется, успешный.

– Рада это слышать. Кстати, вас снова искал тот журналист, мистер Риверс. Оставил вам записку.

Я взял сложенный лист бумаги. Через плотную бумагу просвечивали буквы, набранные на печатной машинке:

«Стерлинг, нужно срочно встретиться. Дело не только в вашем отце. Обнаружил связь между Харрисоном и Continental Trust. Это больше, чем мы думали. Завтра, 8 вечера, „Черный кот“ на Бликер-стрит. Р.»

– Спасибо, мисс Ходжес, – я убрал записку в карман.

– Не связывайтесь вы с этими газетчиками, мистер Стерлинг, – покачала головой пожилая женщина. – От них одни неприятности.

– Я буду осторожен, – пообещал я.

В квартире я первым делом снял пиджак и развязал галстук. Мой первый день в 1928 году подходил к концу.

Несмотря на все неловкости и ошибки, я чувствовал, что начал закладывать фундамент будущего успеха.

У меня есть шанс повлиять на инвестиционные решения нефтяного магната. Возможность узнать какие-то тайны о Харрисоне от журналиста Риверса. И еще есть шестнадцать месяцев, чтобы подготовиться к величайшему финансовому краху в истории.

Я подошел к окну и посмотрел на огни вечернего Нью-Йорка. Адаптация к этому миру будет непростой, но уже завтра может принести первые реальные плоды.

Следующий день начался с сюрприза. Когда я вошел в офис «Харрисон Партнеры», мисс Петерсон встретила меня у входа:

– Мистер Стерлинг, мистер Харрисон ждет вас в своем кабинете. Немедленно.

Я поспешил через торговый зал, чувствуя на себе взгляды коллег. Что случилось? Неужели Харрисон передумал насчет моих рекомендаций?

В кабинете я застал Харрисона в компании крупного мужчины с загорелым лицом и мозолистыми руками, явно не типичного обитателя Уолл-стрит.

– А, Стерлинг! – Харрисон выглядел необычайно оживленным. – Познакомьтесь с мистером Саймоном Вестоном. Он приехал раньше, чем планировал.

– Так это вы тот молодой человек, который предлагает мне вкладываться в мыло и телефоны? – пророкотал Вестон с заметным техасским акцентом.

– Да, сэр, – я пожал его руку. – И в электричество, и в нефтепереработку.

– Присаживайтесь, молодой человек, – Вестон указал на стул. – Я хочу услышать ваши объяснения лично. Ваш босс пытался убедить меня, что это разумные инвестиции, но мне кажется, что эти акции слишком… скучные.

Я глубоко вздохнул и начал:

– Мистер Вестон, вы сколотили состояние на нефти. Ресурсе, который всегда нужен людям, верно?

– Верно, сынок, – кивнул он.

– Мои рекомендации основаны на том же принципе. Procter Gamble производит то, без чего невозможно обойтись – мыло, стиральный порошок, зубную пасту. General Electric обеспечивает электричеством растущую страну. ATT соединяет Америку телефонными линиями. А Standard Oil перерабатывает нефть, которую добывают такие люди, как вы. – Я сделал паузу. – Это не просто компании, мистер Вестон. Это основы современной цивилизации.

Вестон внимательно слушал.

– Все говорят о радио, автомобилях, стали, – продолжил я. – Это быстрорастущие отрасли, и они действительно впечатляют. Но задумайтесь: что происходит, когда рост замедляется? Что происходит, когда рынок корректируется, как это неизбежно случается?

– Вы предсказываете падение рынка, молодой человек? – прищурился Вестон.

– Я предсказываю, что люди всегда будут мыться, звонить по телефону, включать свет и заправлять свои автомобили, – ответил я уверенно. – Независимо от того, идет рынок вверх или вниз. Вы построили свою империю на понимании человеческих потребностей, мистер Вестон. Я лишь предлагаю расширить этот же принцип.

Вестон откинулся в кресле, барабаня пальцами по подлокотнику. Его обветренное лицо с глубокими морщинами казалось непроницаемым.

– Харрисон говорил, что вы необычный молодой человек, – произнес он наконец. – Теперь я вижу, что он не преувеличивал. – Он повернулся к Харрисону. – Сколько этому парню? Двадцать два? Двадцать три?

– Двадцать два, сэр, – ответил я сам.

– И где вы научились так мыслить? Не в колледже, я уверен. Я сам никогда не переступал порог университета, но знаю, чему там учат сейчас молодежь.

– Мой отец, сэр, – я использовал историю Стерлинга. – Он управлял текстильной фабрикой и всегда говорил: ищи компании, которые остануться на плаву, даже если корабль начнет тонуть.

Вестон кивнул, словно это объяснение его удовлетворило.

– Знаете, почему я стал миллионером, мистер Стерлинг? – спросил он. – Потому что всегда доверял своему чутью. А сейчас мое чутье подсказывает, что в ваших словах есть смысл.

Он повернулся к Харрисону:

– Роберт, я хочу, чтобы вы инвестировали два миллиона по схеме, предложенной этим молодым человеком. – Он поднял руку, предупреждая возражения. – Я знаю, что это консервативный подход. Остальные три миллиона мы вложим по вашим рекомендациям. В сталь, автомобили и все эти ваши модные радиокомпании.

Я с трудом сдержал улыбку. Два миллиона долларов 1928 года, вложенные в компании, которые переживут Депрессию! Это было победой, даже если Вестон еще разбавлял их рискованными активами.

– Отличное решение, Саймон, – Харрисон выглядел удовлетворенным. – Уверен, что оба подхода принесут вам достойную прибыль.

– Надеюсь, – кивнул Вестон, поднимаясь. – А теперь, если вы не возражаете, я хотел бы осмотреть биржу. Никогда не видел вблизи всю эту суматоху.

– Конечно, я организую вам экскурсию, – Харрисон встал. – Мисс Петерсон сделает все необходимые приготовления. Стерлинг, вы свободны. И… хорошая работа.

Я уже направился к двери, когда Вестон окликнул меня:

– Молодой человек! – Он достал из внутреннего кармана пиджака чековую книжку и ручку. – Я всегда вознаграждаю хороший совет. – Он быстро что-то написал, оторвал чек и протянул мне. – Считайте это личной благодарностью.

Я взглянул на чек и с трудом сдержал изумление. Пять тысяч долларов. В 1928 году это были огромные деньги – годовой доход успешного бизнесмена или пятилетняя зарплата рабочего.

– Мистер Вестон, я не могу…

– Можете, – отрезал он. – Если я заработаю на ваших рекомендациях, это будет ничто по сравнению с моей прибылью. А если потеряю, – он усмехнулся, – что ж, тогда вы заработали эти деньги, заставив меня диверсифицировать часть капитала.

– Благодарю вас, сэр, – я аккуратно сложил чек и убрал его в карман.

Выйдя из кабинета Харрисона, я чувствовал на себе взгляды всего торгового зала. Новости в таких местах распространялись со скоростью света. Уже к обеду все знали, что стажер Стерлинг каким-то образом впечатлил нефтяного магната Вестона и заработал личный бонус.

– Ну, ты даешь, парень, – присвистнул Бейкер, присаживаясь ко мне за ланчем. – Как тебе это удалось?

– Просто сделал свою работу, – пожал я плечами, пытаясь скрыть триумф.

– Ага, скромничаешь, – покачал головой Бейкер. – Говорят, старина Вестон выписал тебе чек на кругленькую сумму.

Я ничего не ответил, но улыбка, видимо, выдала меня.

– Черт! – воскликнул Бейкер. – Значит, правда. Сколько?

– Достаточно, чтобы начать собственный инвестиционный портфель, – уклончиво ответил я.

– И что ты будешь покупать? – в его глазах загорелся интерес. – RCA? Steel Trust?

– Думаю, я буду следовать своим же рекомендациям, – ответил я. – Procter Gamble, General Electric, ATT и Standard Oil.

Бейкер разочарованно откинулся на спинку стула:

– И все? Никаких горячих акций? Стерлинг, ты разбогатеешь через двадцать лет с такой стратегией. К тому времени мы с ребятами будем уже на яхтах в Средиземном море.

Я лишь улыбнулся, вспоминая, что произойдет через шестнадцать месяцев.

– Время покажет, Бейкер. Время покажет.

В конце дня Харрисон снова вызвал меня в свой кабинет.

– Стерлинг, – начал он без предисловий, – Вестон остался очень доволен. Более того, он рассказал о вас Джеймсу Фуллертону.

– Фуллертону? – переспросил я, мысленно перебирая исторические знания.

– Владельцу сети универмагов на Среднем Западе, – уточнил Харрисон. – Он управляет капиталом в двенадцать миллионов долларов и ищет новые возможности для инвестиций. Я хочу, чтобы вы подготовили для него такой же анализ, как для Вестона.

– Да, сэр, – кивнул я, чувствуя растущее волнение.

– И еще, – Харрисон выдвинул ящик стола и достал конверт. – Ваша премия от фирмы. Тысяча долларов. Честно говоря, не припомню, чтобы стажер получал такую сумму, но сделка с Вестоном того стоит.

– Спасибо, сэр, – я принял конверт, стараясь не выдать своего изумления.

– Не благодарите, – Харрисон откинулся в кресле. – Заработайте еще. И, Стерлинг… – он сделал паузу. – Я заметил, как вы вздрагиваете от шума тикера и избегаете пользоваться телеграфом. Если у вас какие-то проблемы после той аварии, не стесняйтесь сказать. Я могу организовать помощь.

– Все в порядке, сэр, – заверил я его. – Просто небольшие головные боли иногда.

– Хорошо, – кивнул он. – Можете идти. И помните презентация для фермеров с Среднего Запада все еще должна быть у меня в понедельник.

Выйдя на улицу после работы, я глубоко вдохнул вечерний воздух Нью-Йорка 1928 года. За один день я заработал шесть тысяч долларов.

Сумму, равную примерно девяносто пяти тысячам долларов 2024 года. Это отличный стартовый капитал для моей инвестиционной стратегии.

Теперь оставалось выяснить, что знал журналист Риверс о Харрисоне, Continental Trust и смерти отца Уильяма Стерлинга. Но эта встреча подождет до вечера. А сейчас мне нужно было найти брокера, который поможет мне сделать первые инвестиции.

Я сжал в кармане конверт с премией. Моя новая жизнь в 1928 году только начиналась, и начиналась она очень удачно.