Текст книги ""Фантастика 2025-151". Компиляция. Книг 1-33 (СИ)"

Автор книги: Максим Петров

Соавторы: Алим Тыналин,Юлия Меллер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 205 (всего у книги 341 страниц)

Глава 11
Грозные признаки

В отличие от банкира, я смотрел на ситуацию с высоты знаний из прошлой жизни, так что ничего не боялся.

– Какой процент заемщиков может реально обслуживать свои долги без постоянного роста рынка? – поинтересовался я.

– По нашим оценкам, не более тридцати процентов, – Крэнстон отпил виски, морщась от крепости. – Остальные семьдесят процентов полностью зависят от продолжения бычьего рынка.

Он достал еще один документ, список крупнейших заемщиков банка:

– Например, мистер Мур, которого вы, кажется, знаете. Занял тридцать тысяч под залог акций RCA стоимостью тридцать три тысячи. Если RCA упадет хотя бы на десять процентов, мы потребуем дополнительного обеспечения.

– Которого у него нет, – закончил я.

– Именно. А таких Муров у нас двести тридцать семь человек.

Крэнстон встал и подошел к окну, глядя на огни ночного финансового района:

– Стерлинг, я работаю в банковском деле сорок лет. Видел панику 1907 года, послевоенную рецессию 1920-го. Но ничего подобного нынешней ситуации не было никогда.

– Что конкретно вас пугает больше всего? – я присоединился к нему у окна.

– Скорость. В 1907 году кризис развивался постепенно, у банков было время принять меры. Сейчас все взаимосвязано через маржинальные кредиты. Если рынок начнет падать, лавина маржин-коллов сметет все за считанные дни.

Крэнстон вернулся к столу и достал толстую папку:

– Поэтому я созвал экстренное совещание совета директоров. Мы должны увеличить золотой резерв банка минимум вдвое. Сейчас у нас триста тысяч долларов в золотых слитках, нужно довести до шестисот тысяч.

Он открыл папку, показывая планы закупки золота:

– Уже договорились с поставщиками в Южной Африке и Канаде. Но процесс займет несколько недель, а времени у нас может не быть.

Я внимательно изучил документы. План Крэнстона разумный с точки зрения традиционного банковского дела, но он не учитывал одного важного фактора.

– Джордж, – осторожно начал я, – а что, если золото окажется не таким надежным убежищем, как кажется?

– О чем вы? – удивился Крэнстон. – Золото – основа денежной системы. Доллар привязан к золоту, унция стоит двадцать долларов пятьдесят центов. Это незыблемо.

– Незыблемо до тех пор, пока правительство не решит изменить правила игры, – я сделал глоток виски, выбирая слова. – Представьте: масштабный экономический кризис, банковская паника, массовая безработица. Как вы думаете, что предпримет правительство?

– Стандартные меры. Снижение процентных ставок, увеличение денежной массы…

– Которые не сработают, если банки разорены, а экономика парализована, – перебил я. – Тогда правительство может пойти на радикальные шаги. Например, конфисковать частное золото для стабилизации валюты.

Крэнстон рассмеялся:

– Стерлинг, это невозможно! Конституция защищает частную собственность. Правительство не может просто забрать золото у граждан.

– Конституция не запрещает временных чрезвычайных мер в период национального кризиса, – возразил я. – А если экономика рухнет так, как я предсказываю, кризис будет именно национальным.

Я встал и подошел к карте Соединенных Штатов на стене:

– Представьте: тридцать процентов безработицы, банкротство тысяч банков, голодные бунты в крупных городах. В такой ситуации правительство объявит, что золото должно служить национальным интересам, а не частным.

– Даже если вы правы, – Крэнстон нахмурился, – что еще можно использовать как резерв? Государственные облигации? Они тоже могут обесцениться.

– Недвижимость в правильных местах, – я указал на карту. – Сельскохозяйственные угодья на Среднем Западе. Промышленные предприятия, которые производят товары первой необходимости. Коммунальные компании, люди всегда нуждаются в электричестве и газе.

– Банк не может владеть фермами и заводами, – возразил Крэнстон. – Это противоречит банковскому законодательству.

– Но может владеть акциями компаний, которые владеют этими активами, – я вернулся к креслу. – Или предоставлять кредиты под залог такой недвижимости.

Крэнстон задумчиво барабанил пальцами по столу:

– Вы предлагаете создать портфель из реальных активов вместо золота?

– Не вместо, а вместе с золотом, – уточнил я. – Диверсификация – ключ к выживанию. Часть резервов в золоте, часть в недвижимости, часть в акциях стабильных компаний, часть в наличных.

– А как насчет иностранных активов? – поинтересовался Крэнстон. – Швейцарские франки, британские фунты?

– Швейцарские франки – да, но не более двадцати процентов от общего резерва, – я открыл блокнот и начал набрасывать схему. – Британские фунты рискованны, Англия слишком зависит от международной торговли. Если мировая экономика рухнет, фунт пострадает.

Крэнстон встал и подошел к сейфу в углу кабинета. Набрав комбинацию, он достал еще несколько папок:

– У меня есть детальные отчеты о финансовом положении наших крупнейших корпоративных клиентов. Может быть, стоит пересмотреть кредитную политику?

– Безусловно, – я взял папки. – Но не только ужесточить требования к новым кредитам. Нужно начать досрочное возвращение наиболее рискованных займов.

– Под каким предлогом? – спросил Крэнстон. – Формально большинство заемщиков выполняют свои обязательства.

– Пересмотр кредитных рейтингов, – предложил я. – Новые требования к обеспечению. Повышение процентных ставок для высокорискованных займов.

Крэнстон наливал себе еще виски, предлагая и мне:

– Знаете, Стерлинг, полгода назад я бы назвал ваши идеи паранойей. Но сейчас… Сейчас я начинаю думать, что вы единственный человек на Уолл-стрит, который понимает, что происходит.

– Понимаю, потому что изучаю историю, – я отказался от добавки. – Все, что происходит сейчас, уже случалось раньше. Просто в меньших масштабах.

– И что показывает история? – Крэнстон откинулся в кресле.

– Что после каждого спекулятивного пузыря следует болезненная коррекция. Чем больше пузырь, тем болезненнее коррекция. А нынешний пузырь самый большой в истории.

Зазвонил телефон. Крэнстон снял трубку:

– Да… Понимаю… Завтра утром в восемь? Хорошо. – Он повесил трубку и посмотрел на меня. – Это был Моргентау из Chase National Bank. Просит экстренную встречу президентов крупнейших банков.

– Значит, проблемы не только у вас, – заметил я.

– Боюсь, что так, – Крэнстон встал. – Стерлинг, можете присутствовать на этой встрече как консультант? Ваш взгляд может оказаться полезным.

– С удовольствием, – я поднялся. – Но при одном условии.

– Каком?

– Не говорите другим банкирам о наших планах по диверсификации резервов. Пока не убедитесь в их лояльности.

Крэнстон кивнул:

– Разумно. В такое время доверять можно только проверенным людям.

Мы пожали руки, и я направился к выходу. В дверях обернулся:

– Джордж, еще один совет. Начните переговоры с канадскими банками о взаимном кредитовании. Если ситуация ухудшится, нам понадобятся международные партнеры.

– Канада? – удивился Крэнстон. – Почему именно она?

– Потому что канадская банковская система более консервативна. У них меньше маржинальных кредитов, строже требования к капиталу банков, – я улыбнулся. – К тому же, Канада географически близка, но политически независима. Идеальный партнер для кризисного времени.

Спускаясь в лифте, я размышлял о разговоре с Крэнстоном. Он один из немногих банкиров, которые понимают серьезность ситуации. Но даже он не представляет всей глубины надвигающейся катастрофы.

Золото действительно будет конфисковано, это случится в 1933 году при Рузвельте. Emergency Banking Act предоставит президенту полномочия требовать от граждан сдачи золота в обмен на бумажные деньги. Затем правительство девальвирует доллар, подняв цену золота с двадцати до тридцати пяти долларов за унцию.

Те, кто сдаст золото, получат двадцать долларов за унцию. Те, кто сохранит его нелегально, формально станут преступниками, но фактически выиграют семьдесят пять процентов от инвестиций.

Но об этом Крэнстону знать не следует. Пока что достаточно направить его мысли в правильное русло.

О’Мэлли ждал в фойе, изучая витрины с образцами банковских услуг:

– Как прошла встреча, босс?

– Продуктивно, – я надел пальто. – Банкиры начинают понимать, что их золотой телец может оказаться не таким золотым, как кажется.

– Мудрые слова, – О’Мэлли открыл дверь машины. – Как говорил мой дедушка: «Золото – хороший слуга, но плохой хозяин».

Packard тронулся с места, увозя нас через пустынные улицы ночного финансового района. Завтра утром эти улицы снова заполнятся толпами брокеров, клерков и инвесторов, продолжающих игру в вечное процветание.

Но дни этой игры сочтены. Песок в часах почти закончился.

* * *

Утренний воздух нес в себе холодок грядущей зимы, когда я выходил из Паккарда у строительной площадки на углу Лексингтон-авеню и Сорок второй улицы. Один из моих проектов, строительство небоскреба, где участвовали мои клиенты из строительных компаний.

Я вышел на них через Вестона и Милнера. Звуки стройки, грохот паровых молотов, лязг стальных балок, крики рабочих, создавали симфонию американского прогресса, которая через несколько недель покажется горькой иронией.

– Мистер Стерлинг! – окликнул меня высокий мужчина в безупречном сером костюме и твердой шляпе. Чарльз Бернстайн, главный архитектор проекта, направился ко мне, аккуратно обходя лужи и строительный мусор. – Добро пожаловать на площадку будущего чуда инженерной мысли!

Я пожал его протянутую руку, отметив крепкую хватку человека, привыкшего лично контролировать каждый аспект своих проектов.

– Мистер Бернстайн, с нетерпением жду увидеть прогресс. Насколько я понимаю, вы обещали превзойти даже Chrysler Building?

– Не просто превзойти, а затмить! – глаза архитектора загорелись фанатичным блеском. – Семьдесят восемь этажей, четыреста двадцать футов в высоту! Самое современное оборудование, скоростные лифты Otis, система кондиционирования воздуха General Electric.

Он развернул передо мной чертеж на деревянной доске, придавив углы металлическими зажимами от ветра. Изящные линии ар-деко, устремленные ввысь, обещали еще одну икону манхэттенского горизонта.

– Строительство идет с опережением графика, – продолжал Бернстайн, указывая на уже поднявшийся каркас. – Рабочие буквально дерутся за место в бригадах. Платим по восемь долларов в день, а то и больше, это рекордная ставка для отрасли.

Мы направились к временной лестнице, ведущей на первые готовые этажи. Вокруг нас кипела работа.

Клепальщики в кожаных фартуках соединяли стальные балки, каменщики укладывали кирпич «Indiana limestone», сварщики в защитных масках фонтанировали фейерверками искр.

– Самая большая проблема это нехватка квалифицированных кадров, – признался архитектор, осторожно ступая по дощатому настилу. – За последние два года зарплаты выросли на сорок процентов, а спрос все растет. В городе одновременно строится двадцать три небоскреба!

На временной площадке десятого этажа нас встретил прораб, коренастый ирландец с мозолистыми руками и проницательными серыми глазами.

– Райан О’Коннор, – представился он, сняв потертую кепку. – Двадцать лет в строительстве, но такого бума не видывал никогда.

– Как дела с рабочей силой? – поинтересовался я, глядя на снующих вокруг людей.

– Золотое время для строителей, сэр, – О’Коннор почесал седеющую бороду. – Мои лучшие монтажники получают по десять долларов в день. Даже подсобники тянут шесть. Каждый второй покупает автомобиль, многие вкладываются в акции.

Словно подтверждая его слова, до нас донесся разговор группы рабочих, устроившихся на обеденный перерыв в тени бетономешалки.

– Слышал, Эдди купил пятьдесят акций General Motors на прошлой неделе? – говорил молодой парень в заляпанной краской рубашке, разворачивая бумажный пакет с сэндвичем.

– Ерунда это, Джимми, – отвечал пожилой каменщик с густыми седыми усами. – Я все деньги в радиокомпании вложил. Они растут на глазах! К Рождеству куплю себе новенький Ford.

– А мой брат в Детройте говорит, что даже уборщики на заводе Форда теперь биржевые портфели ведут, – вставил третий, худощавый клепальщик. – Америка переживает золотую пору!

Я обменялся взглядом с О’Коннором, который слегка пожал плечами.

– Не могу сказать, что одобряю, мистер Стерлинг. Опасное это дело, акции. Но парни зарабатывают больше, чем когда-либо, вот и рискуют.

– И как относится к этому руководство? – спросил я, наблюдая, как монтажники ловко перемещаются по балкам на головокружительной высоте.

– Мистер Дэвидсон, наш главный инвестор, только подбадривает, – Бернстайн снова развернул чертежи, на этот раз показывая внутреннюю планировку. – Говорит, что процветание рабочих это залог процветания экономики. Планируем даже создать корпоративный инвестиционный фонд для сотрудников.

Мы поднялись еще на несколько этажей, где открывался потрясающий вид на Манхэттен. Внизу, как муравьи, сновали люди, автомобили ползли по Лексингтон-авеню, а вдали виднелись шпили других строящихся небоскребов.

– Видите вон тот кран? – О’Коннор указал на строительную площадку через два квартала. – Там возводят новую штаб-квартиру Chrysler Corporation. А за ним жилой комплекс на тысячу двести квартир. Вся эта часть города превращается в один большой строительный участок.

– А не подорожали ли материалы от такого спроса? – осторожно поинтересовался я.

– Еще как! – архитектор достал по нагрудному карману, где виднелся краешек записной книжки. – У меня все цены записаны. Сталь подорожала на двадцать процентов за год, цемент – на пятнадцать. Но застройщики готовы платить любые деньги. Спрос на офисные помещения опережает предложение, арендные ставки растут каждый месяц.

Мы спустились обратно на уровень улицы, где меня ждала еще одна показательная сцена. Возле временного офиса стройки толпилась группа хорошо одетых мужчин с портфелями, потенциальные арендаторы, которые уже заключали договоры на помещения в еще недостроенном здании.

– Это ваши коллеги, джентльмены из брокерских фирм с Уолл-стрит, – пояснил Бернстайн. – Хотят арендовать целый этаж под представительство. Предлагают тридцать долларов за квадратный фут в год, немыслимые деньги!

Один из посетителей, элегантный мужчина в дорогом пальто с меховым воротником, заметив нас, подошел ближе. Я его уже видел раньше.

– Вы, случаем, не мистер Бернстайн? – спросил он, протягивая визитную карточку. – Реджинальд Коулман, Coleman Associates. Мы готовы удвоить любое предложение конкурентов за пентхаус на последних этажах.

– Боюсь, сэр, все премиальные площади уже зарезервированы, – дипломатично ответил архитектор. – Но у нас есть отличные варианты на сороковом и сорок первом этажах…

Наблюдая за этой сценой, я почувствовал знакомую тяжесть в груди. Эти люди планировали будущее, строили карьеры, вкладывали сбережения, не подозревая о кризисе.

– Впечатляющий проект, мистер Бернстайн, – сказал я, когда мы отошли от группы арендаторов. – Когда планируется завершение строительства?

– К лету следующего года обещаем полную готовность, – архитектор гордо выпрямился. – Будет истинным символом американского процветания и инженерного гения!

Символом. Да, но совсем не того, о чем он думал.

Прощаясь с О’Коннором, я заметил, как тот пересчитывает пачку долларовых купюр, видимо, еженедельную зарплату одного из рабочих.

– Скажите, мистер О’Коннор, – не удержался я, – а что будет, если спрос на новые здания внезапно упадет?

Прораб удивленно поднял брови:

– Упадет? Да с чего бы это, мистер Стерлинг? Нью-Йорк растет как на дрожжах, народ богатеет, предприятия расширяются. Мой дед строил первые небоскребы в девяностых, отец в начале века, теперь я. Всегда была работа, всегда будет.

Он махнул рукой на кипящую вокруг стройку:

– У меня уже три контракта на следующий год подписано. Есть планы открыть собственную строительную контору, нанять бригаду побольше. Америка, сэр, еще не видела такого строительного бума!

Садясь обратно в автомобиль, я в последний раз оглянулся на поднимающийся каркас небоскреба. Металлические балки устремились в серое октябрьское небо, а рабочие, как альпинисты, карабкались по ним, полные уверенности в завтрашнем дне.

Через месяц большинство из них останется без работы. Через год этот недостроенный гигант станет одним из многих «призраков Манхэттена», замороженных проектов, напоминающих о разбитых мечтах эпохи джаза.

– В офис, Мартинс, – сказал я водителю, откидываясь на кожаное сиденье. – Хватит уже глядеть на это.

Мне надо снова проверить готовность к краху. И еще, мисс Говард сообщила, что меня срочно искал некий мистер Генри Форбс из Пенсильвании.

Ну наконец-то. Continental Trust высунула голову из окопа.

Глава 12
Разговор с тенью

Остаток дня прошел в лихорадочной подготовке. Просмотрел документы, фиксируя все новые тревожные сигналы: очередное падение промышленного производства, слухи о проблемах в европейских банках, нервозность среди крупнейших инвесторов. Я корректировал портфели клиентов, ускорил вывод средств в золото и наличные, создавал дополнительные буферы безопасности.

Ближе к концу дня, когда солнце клонилось к закату, окрашивая небоскребы Манхэттена в медные оттенки, мисс Говард постучала в дверь моего кабинета.

– Мистер Стерлинг, – ее голос звучал напряженно, – насчет звонка мистера Шварца. Он просил передать вам это лично. Сказал, что посылка придет вечером.

Она протянула мне тяжелый кремовый конверт без обратного адреса. Бумага была дорогой, с водяными знаками, какую использовали в самых престижных клубах города. Почерк на конверте четкий, каллиграфический.

Я вскрыл конверт серебряным ножом для писем. Внутри лежала единственная карточка с тиснеными инициалами «C. T.» и короткой запиской: «Завтра, 19:00. Особняк Астор, Лонг-Айленд. Частная беседа. А. Ш.»

– Кто принес? – спросил я мисс Говард.

– Шофер в ливрее. Сказал только, что должен передать лично вам и дождаться подтверждения получения.

Я кивнул, сжигая записку в пепельнице из хрусталя Баккара. Пламя на мгновение осветило мое лицо, и я увидел в отражении стекла собственные глаза, настороженные, готовые к бою.

– Передайте шоферу, что сообщение получено.

* * *

На следующий день я покинул офис в пять вечера, сославшись на семейные дела. О’Мэлли ждал меня у служебного входа, опираясь на стену с видом человека, изучающего вечернюю газету.

– Босс, – тихо сказал он, когда я подошел, – за нами следят. Уже третий день. Профессионально, но заметно для тренированного глаза.

– Сколько человек?

– Минимум двое посменно. Вчера видел, как один передавал эстафету другому у кафе напротив. Техника хорошая, но не идеальная.

Мы направились к припаркованному на соседней улице Паккарду. Мартинс открыл дверцу, и мы устроились на заднем сиденье обтянутом марокканской кожей.

– На Лонг-Айленд, – коротко сказал я. – Особняк Астор.

Мартинс кивнул, не задавая вопросов. Безупречный водитель всегда знает, когда требуется молчание.

Мы выехали из города по Квинсборо-Бридж, массивному стальному сооружению, соединяющему Манхэттен с материком. Вечерние огни отражались в темных водах Ист-Ривер, создавая дрожащие золотые дорожки. Автомобиль плавно покачивался на рессорах, преодолевая неровности мостового покрытия.

– Они все еще за нами? – спросил я О’Мэлли.

Ирландец повернулся, делая вид, что поправляет воротник пальто, и бросил взгляд через заднее стекло.

– Темный Крайслер, две машины позади. Держат дистанцию, но поворачивают вслед за нами.

– Значит, они хотят знать, куда мы едем. Интересно.

Дорога на Лонг-Айленд вела через респектабельные пригороды, где за высокими изгородями скрывались поместья финансовой элиты. Ухоженные газоны, освещенные лампами на кованых столбах, величественные особняки в колониальном стиле, конюшни, переделанные в гаражи для дорогих автомобилей.

Особняк Астор располагался на берегу залива, за воротами из кованого железа с позолоченными деталями. Швейцар в темно-синей ливрее с золотыми пуговицами проверил мои документы и махнул рукой шоферу, указывая направление к главному входу.

Трехэтажное здание из красного кирпича и белого камня возвышалось среди вековых дубов. Широкая лестница вела к портику с колоннами в греческом стиле. В окнах первого этажа мерцал теплый свет, а из высоких труб поднимался дым, видимо, в камине горел огонь.

– Пойдем со мной, Патрик, – сказал я, выходя из машины. – Мартинс, если через два часа мы не вернемся, вызывай полицию.

– А если полиция окажется с ними заодно? – мрачно поинтересовался О’Мэлли.

– Тогда, Мартинс, вызывай федералов. А еще лучше – журналистов.

Дворецкий встретил меня в просторном холле, украшенном картинами старых мастеров в позолоченных рамах. Хрустальная люстра размером с карету отбрасывала радужные блики на мраморный пол, выложенный черно-белым шахматным узором.

– Мистер Стерлинг? Господа ожидают вас в Зеленой библиотеке. Позвольте проводить.

Мы прошли по коридору, стены которого украшали портреты предыдущих поколений семьи Астор. Суровые мужчины в темных сюртуках и дамы в кринолинах смотрели с холстов, словно оценивая каждого входящего в их родовое гнездо.

Дворецкий остановился у двери из темного дуба, украшенной резными медальонами, и деликатно постучал.

– Войдите, – послышался знакомый голос Шварца.

Зеленая библиотека оправдывала название: стены были обиты зеленым шелком, а книжные шкафы, тянущиеся до самого потолка, были заполнены томами в переплетах изумрудных оттенков. Камин из белого мрамора занимал центральную стену, в нем потрескивали дубовые поленья, наполняя воздух ароматом дыма и живицы.

Александр Шварц сидел в глубоком кресле справа от камина, его седые виски серебрились в свете пламени. На коленях лежала открытая папка с документами. Генри Форбс сидел за столом, силуэт его худощавой фигуры четко выделялся на фоне стены. О’Мэлли остался в коридоре, готовый к действию.

– Мистер Стерлинг, – Шварц поднялся, протягивая руку. – Благодарим, что нашли время для этой встречи.

– Ваше приглашение было весьма настойчивым, – ответил я, пожимая его прохладную ладонь.

Форбс обернулся, на его лице играла едва заметная улыбка.

– Надеюсь, дорога не утомила? Лонг-Айленд прекрасен осенним вечером.

– Вполне терпимо, – сухо ответил я. – Полагаю, мы собрались не для обсуждения красот природы.

– Разумеется, – Шварц указал на кресло напротив своего. – Присаживайтесь. У нас действительно есть серьезный разговор.

Я опустился в кожаное кресло, ощущая, как меня окутывает атмосфера старых денег и скрытой власти. На столике между креслами стоял хрустальный графин с янтарным коньяком и два бокала тонкого стекла.

– Коньяк? – предложил Шварц. – Хеннесси, урожай девяностого года.

– Благодарю, но предпочитаю сохранять ясность ума, – я положил руки на подлокотники кресла, сохраняя непринужденную позу.

Шварц налил себе небольшую порцию коньяка, покрутил бокал в руках, наслаждаясь ароматом.

– Прямо скажем, мистер Стерлинг, вы произвели на нас впечатление. С момента нашей последней встречи ваши достижения стали еще более внушительными.

Форбс подошел к камину, оперся рукой о каминную полку из черного мрамора.

– Поглощение металлургических активов в Пенсильвании, ваша работа с инвестиционными фондами европейских банков, даже сотрудничество с… назовем их нетрадиционными деловыми кругами. Впечатляющий размах деятельности.

Я почувствовал, как внутри все напряглось. Они знали о моих операциях с Синдикатом.

– Надеюсь, вы не считаете что-либо из этого предосудительным, – спокойно ответил я.

– Наоборот, – Шварц отпил коньяк, смакуя каждую каплю. – Мы восхищаемся вашей гибкостью в выборе деловых партнеров. Это именно то качество, которое нам требуется.

Он поставил бокал и открыл папку на коленях. Достал несколько фотографий и разложил их на столике между нами.

Первая фотография запечатлела меня выходящим из офиса «Atlas Trading», подставной компании Мэддена. Вторая – мою встречу с Альфредом Бернье у швейцарского банка. Третья – разговор с Кляйном в ресторане «Винченцо».

– Как видите, мы внимательно следим за карьерой талантливых молодых людей, – произнес Шварц с отеческой снисходительностью.

– Весьма лестно, – сухо заметил я, не позволяя раздражению проступить в голосе. – Хотя некоторые сочли бы это вторжением в частную жизнь.

Форбс рассмеялся, короткий лающий звук.

– Приватность – роскошь, которую могут позволить себе лишь люди, не играющие в большие игры. А вы, мистер Стерлинг, определенно играете в очень большие игры.

Шварц собрал фотографии и вернул их в папку.

– Но мы пригласили вас не для демонстрации наших возможностей. У нас есть предложение, которое может вас заинтересовать.

– Я слушаю.

Форбс подошел к письменному столу в углу библиотеки и принес оттуда карту Соединенных Штатов. Развернул ее на низком столике передо мной. Несколько регионов были выделены красными кружками.

– Что вы знаете о грядущих изменениях на финансовых рынках? – спросил Шварц, проводя пальцем по карте.

– Достаточно, чтобы принимать разумные меры предосторожности, – осторожно ответил я.

– Разумные меры, – повторил Форбс с иронией. – Вроде перевода активов в золото и европейские банки?

Черт. Они знали и об этом.

– Диверсификация портфеля – стандартная практика грамотного управления рисками, – невозмутимо ответил я.

Шварц наклонился вперед, его глаза в свете камина казались почти черными.

– Мистер Стерлинг, давайте говорить откровенно. Вы готовитесь к серьезной коррекции рынка. Мы это знаем, вы это знаете. Вопрос в том, насколько серьезной вы ее считаете.

Я выдержал паузу, взвешивая слова.

– Рынок перегрет. Маржинальная торговля достигла опасных масштабов. Коррекция неизбежна.

– Коррекция, – Форбс усмехнулся. – Дипломатичный термин. А если говорить точнее?

– Падение на двадцать-тридцать процентов от пиковых значений, – соврал я, занизив реальные ожидания в три раза. – Болезненно, но не катастрофично.

Шварц и Форбс переглянулись. В их взгляде мелькнуло что-то вроде удовлетворения.

– Интересная оценка, – медленно произнес Шварц. – И очень близкая к нашим расчетам.

Он поднялся, подошел к камину, где Форбс уже стоял, опираясь о каминную полку.

– Видите ли, мистер Стерлинг, небольшая коррекция рынка – это не стихийное бедствие. Это деловая возможность. Если знать точные даты и масштабы.

– Знать? – я поднял бровь. – Или планировать?

Форбс развел руками в театральном жесте.

– А есть ли разница? Умные деньги всегда знают, куда дует ветер, задолго до того, как остальные почувствуют даже легкий бриз.

Шварц вернулся к креслу, взял папку и достал еще один документ, подробную схему финансовых потоков между крупнейшими банками.

– Continental Trust координирует действия нескольких ключевых участников рынка. Банки, инвестиционные дома, даже некоторые правительственные структуры. Цель простая: обеспечить контролируемое снижение спекулятивного накала.

– Контролируемое, – повторил я. – И кто именно осуществляет этот контроль?

– Люди с достаточными ресурсами и влиянием, чтобы направлять рыночные течения, – уклончиво ответил Форбс. – Люди, понимающие, что иногда краткосрочная боль необходима для долгосрочного здоровья системы.

Я внимательно изучал схему. Даже беглого взгляда хватило, чтобы понять: эти люди действительно обладали инструментами для манипулирования рынком. Но размах их планов…

– И какова предполагаемая прибыль от этой операции? – спросил я.

Шварц улыбнулся, и в его улыбке было что-то хищное.

– Консервативные оценки говорят о десяти-двадцати миллиардах долларов. При правильном планировании.

Десять-двадцать миллиардов. На фоне экономики 1929 года это астрономические суммы. Больше, чем годовой бюджет многих стран.

– Впечатляющие цифры, – заметил я. – Но для получения такой прибыли потребуется падение рынка гораздо больше, чем на двадцать-тридцать процентов.

– Возможно, – согласился Форбс. – Но мы готовы к различным сценариям. В том числе к более драматичным.

Вот оно. Они действительно не понимали, что запускают. Или понимали и сознательно шли на это.

– А человеческие потери? – я не удержался от вопроса. – Миллионы семей, которые потеряют сбережения?

Шварц пожал плечами с ледяным равнодушием.

– В любой большой игре есть проигравшие. Мы не можем нести ответственность за тех, кто играет деньгами, которых не может позволить себе потерять.

– К тому же, – добавил Форбс, – коррекция оздоровит систему. Вымоет спекулянтов, снизит маржинальную торговлю, вернет рынок к фундаментальным основам. В долгосрочной перспективе все выиграют.

Я слушал их рассуждения и чувствовал растущее отвращение. Эти люди планировали трагедию, которая разрушит жизни миллионов, и называли это «оздоровлением системы».

– И какова моя роль в этом великом плане? – спросил я, сохраняя нейтральный тон.

Шварц открыл папку и достал последний документ, контракт на нескольких страницах, напечатанный на дорогой бумаге с водяными знаками.

– Мы уже делали вам предложение. Частично вы согласились. Наше сотрудничество оказалось плодотворным. Мы снова предлагаем вам стать официальным партнером операции. Полный доступ к инсайдерской информации, включая точные даты и масштабы планируемых движений. Участие в распределении приобретаемых активов. Ваша доля составит два процента от общей прибыли.

Два процента от самого минимума, десяти миллиардов – двести миллионов долларов. Сумма, которая сделала бы меня одним из богатейших людей Америки.

– Взамен? – спросил я, хотя уже знал ответ.

– Полная координация ваших операций с нашими планами, – ответил Форбс. – Еженедельные отчеты о ваших финансовых операциях. И, разумеется, абсолютная конфиденциальность.

– Фактически, вы хотите, чтобы я стал вашим агентом, – резюмировал я.

– Партнером, – поправил Шварц. – Младшим, но партнером.

Я взял контракт, сделал вид, что внимательно изучаю условия. На самом деле мой мозг лихорадочно анализировал полученную информацию.

Continental Trust действительно планировал биржевой крах. Но они недооценивали масштабы катастрофы, которую собирались запустить. Их расчеты на «контролируемое снижение» были наивными. Когда маржинальная торговля схлопнется, эффект домино будет невозможно остановить.

– Интересное предложение, – наконец сказал я, возвращая контракт на стол. – Но у меня есть обязательства перед существующими клиентами. Вандербильт, Роквуд, другие… Они доверили мне управление своими активами, исходя из определенных обещаний.

Лицо Шварца потемнело.

– Мистер Стерлинг, возможно, вы не до конца понимаете природу нашего предложения. Это не приглашение к участию в дискуссии. Это предложение, которое сложно отклонить.

– Сложно, но возможно? – я встретил его взгляд, не моргнув.

Форбс подошел ближе, его голос приобрел стальные нотки.