Текст книги ""Современная зарубежная фантастика-1". Компиляция. Книги 1-21 (СИ)"

Автор книги: Деннис Тейлор

Глава 9. Блеск

Болтай, болтай, размешивай,

У него монета на языке, он раздет догола!

Они созданы мертвыми богами и богами забыты,

Они никогда не стоят на месте и никогда не гниют.

Вечно текущие врата смерти

Принимают всех, кто испустил дух.

Болтай, болтай, размешивай,

Бросай голые тела!

Когда-то монетой платили за проезд, теперь она стала ключом,

Она привязывает их к бессмертию.

Уходят бездыханные, выходят корчащиеся,

Пока монета не станет вновь целой, их удел – служить.

Болтай, болтай, размешивай,

Наружу выходят сияющие тени!

Старое никситское стихотворение для будущих никситов

– Джеруб! Иметь меня во все дыры!

– Спасибо, мне не хоче…

Медная трость, любимая игрушка Векса, ударила меня снова, оставив отметину на моей щеке. Боль была как от удара бичом.

– Вот это, по-твоему, отполировано? – Он указал на подсвечники, которыми я занимался уже более трех часов. – Вдова придет в ужас, если увидит их на полках. Давай все заново!

Я посмотрел на потолок и медленно выдохнул, пытаясь найти в себе терпение.

– Да, господин Векс.

Он зашагал прочь; остальные бросились врассыпную. Как только Векс ушел, они, как обычно, стали бросать на меня испепеляющие взгляды, словно говоря: «Мы же предупреждали!» Я продолжил полировать подсвечники, пряча гнев внутри себя, так, чтобы он не отражался на лице.

В течение следующей пары часов я задал подсвечникам такую трепку, которой у них никогда еще не было. Другие призраки сильно опередили меня и давно перешли к другим задачам. Я остался один в большом обеденном зале – без присмотра. Именно в такие моменты в моих руках и ногах возникал сильный зуд.

Поспешно расставив по местам подсвечники, я сгреб в сумку грязные тряпки и пустые бутылки из-под мази и других чистящих средств. Сосредоточив все внимание на том, чтобы удержать сумку в руках, я забросил ее на плечо и двинулся извилистым путем по залу, внимательно разглядывая вещи, которые мне еще не разрешали трогать.

Солнце заливало безделушки и гобелены золотым светом; пройдет еще несколько часов, прежде чем оно опустится за крыши, но в его сиянии уже появился оранжевый оттенок. Декоративные вазы сверкали. Инкрустированные шкатулки из красного дерева казались раскаленными. Мастер во мне – точнее, вор во мне – истекал слюной, но я лишь облизал свои холодные губы.

Покинув зал, я пошел по лестнице – но не вниз, а наверх. Если остановят, скажу, что ищу остальных или Векса. Я решил, что имею полное право пошастать по верхнему этажу башни.

Коридоры здесь были маленькими и наклонными, а комнаты казались оранжевыми в свете ламп, в которых горел китовый жир. На стенах висели пятнистые шкуры и шелковые шпалеры. Мне хотелось пройти по каждому залу, но на это не было времени. Я нашел большую приемную, одна стена которой была сделана из чистого стекла. За ней раскинулся черно-золотой город. Только мириады ламп и свечей подсказали мне, насколько он огромен.

К стенам комнаты были прикреплены полки из красного дерева; на них стояли красивые горшки самых разных размеров от крошечных до огромных, которые в одиночку не поднимешь. В горшках росли растения, находившиеся на разных стадиях увядания; я не удивился, увидев, что растения в самых труднодоступных местах были самыми засохшими. Между горшками стояли золотые лейки, потускневшие от слоя пыли, а также лежало несколько свитков и фолиантов.

Я думал, что в комнате никого нет, но вдруг из угла послышалось шуршание тростника по папирусу. Я увидел, как по полкам движутся тени.

Огромная голова поднялась, и пальцы, похожие на когти, сжались. Поначалу я замер, но потом повернулся и отвесил поклон.

– Заблудился, полужизнь? – прокаркала вдова.

Хорикс сгорбилась за небольшим рабочим столом, сидя почти ко мне спиной. У ее локтя стояла яркая масляная лампа. Она, как всегда, была в черном платье, но на этот раз не закрывала лицо капюшоном. Каскад серебристых волос падал на ее грудь и иссохшие плечи. Я представил себе, что она – скелет, спрятанный под множеством слоев одежды и оборок.

– Видимо, да, хозяйка. Пожалуйста, простите меня, – сказал я, не в силах сдвинуться с места.

– Ты – товар Темсы, верно?

У старой ведьмы хорошая память. Ее жестокость невозможно списать на старческое слабоумие.

– Да, хозяйка.

– Уже освоился?

Я решил вести себя прилично.

– Насколько этого можно было ожидать.

– Вижу, тебе нашли шарф. Отлично.

Моя рука двинулась к куску черной хлопковой ткани, намотанному на шею. «Шарф», точно. Для нищего – возможно. Мне приходилось постоянно напоминать себе о том, что мое положение в обществе не лучше, чем у нищего, а может, и хуже.

«Играй по правилам», – напомнил я себе.

– Да, хозяйка.

Вдова вставила перо в стеклянную чернильницу и вытерла руки о черную ткань.

– И как тебе это – быть мертвым? Видишь ли, в преклонном возрасте во мне проснулось любопытство. Я расспрашиваю всех теней, которые служат у меня. Большинство утверждает, что у них все чудесно, и они не знают тревог. Но я вижу, что они говорят мне не всё. – Вдова повернулась и посмотрела мне в глаза. Сейчас, когда она вышла из тени, ее лицо казалось менее морщинистым и почти добрым, если бы не сердитый взгляд и сжатые губы. – А ты, похоже, из тех, кто говорит все без утайки. Говори так честно, как хочешь, тебя за это не накажут.

Объяснять что-то другому всегда сложнее, чем самому себе. У тебя в голове все слова мира, но изо рта они вылетают неуклюже. Вот так я чувствовал себя в тот миг, когда впервые излагал свои мысли на этот счет.

– Это онемение. Это холод – как внутри, так и снаружи. Я не ощущаю ничего, кроме жжения меди, но медью меня бьют часто. Мои ноги словно превратились в замерзшие обрубки. Держать вещи в руках тяжело, и это бесит. Я ужасно скучаю по сну и с радостью согласился бы видеть кошмары, если бы мог спать. Но наибольшую боль причиняют необратимость и несправедливость ситуации, в которой я оказался, – то, что я просто призрак и не владею ничем, кроме шарфа. Хуже всего – знать, что меня убили, лишили меня жизни и свободы, и при этом понимать, что я ничего не могу изменить, и если никто мне не поможет, то я, скорее всего, останусь рабом навечно.

Я вдруг понял, что задыхаюсь, но это был просто рефлекс: я не дышал и, следовательно, задыхаться не мог.

– «Призрак»? Это слово из вашего языка, из языка крассов. Мы называем их «Тени», – сказала вдова, неодобрительно цокая языком, и ткнула костлявым пальцем в деревянную столешницу. – И шарф не твой, а мой. Догматы запрещают теням владеть собственностью. Запомни это.

Я сжал губы, чтобы не выругаться на нее.

– Мои врачи говорят, что я проживу еще много лет – и еще больше в виде свободной тени, если решу вскрыть себе вены и стану полуживой по своей воле. До сих пор мне становилось дурно от этой мысли, но ты поднимаешь интересные вопросы. Я люблю холод. А что касается меди, то мне всегда больше нравилось золото. Обрубки… думаю, они ничем не отличаются от костлявых мозолей, которые врачи называют моими ногами. И, конечно, если я сама себя заколдую, то моя жизнь в виде тени будет сильно отличаться от твоей.

«У меня не жизнь, а отчаянное положение» – подумал я. Вытянувшись во весь рост, я втянул в себя живот. Возможно, давить на вдову было слишком рано, но мне в спину дышал Векс, и я не знал, когда у меня снова будет подобная возможность.

– Вдова Хорикс. Тал. Хозяйка. Не важно. В Арке, как и в Крассе, наверняка должно быть правило против незаконного порабощения. Мы ведь живем по тем же Догматам, что и вы.

Она уставилась на меня; ее глаза были похожи на кремни.

– Верно, в Кодексе такое правило есть – в седьмой статье, если мне не изменяет память.

Ум у нее был острый, словно кинжал.

– Тогда я хотел бы подать иск. Если я не в силах вернуть себе тело, то, по крайней мере, могу обрести свободу и добиться справедливости…

– Вот ты где, проклятый Джеруб! – прервал меня чей-то крик.

По коридору ко мне мчался Векс. Его пустые глаза еще не заметили вдову.

– Я с тебя кожу сдеру! Если ты думаешь, что я… – Векс откашлялся, увидев хозяйку, и немедленно поклонился. – Вдова Хорикс, прошу прощения. Я избавлю вас от присутствия этой тени.

– Успокойся, Векс. Он весьма забавен. Был. Можешь его вывести.

– Забавен? – спросил я, пока Векс выталкивал меня в коридор.

Хорикс еще раз холодно посмотрела на меня и снова взяла в руки перо.

Когда мы скрылись из виду, Векс врезал мне по голове медной тростью. Я завопил от боли.

– Брось этот мешок с тряпками в мусорную кучу, а затем иди в помещения для стражи. Там тебя ждет гора нестираной одежды.

Тыкая и подталкивая меня на каждом шагу, Векс довел меня до жилых помещений охраны – вероятно, он хотел убедиться в том, что я не сверну куда-нибудь. Затем он целый час наблюдал за тем, как я работаю; при этом он был похож на голодную сову, застывшую над крысиной норой. Векс неодобрительно цокал языком, заметив любой мой недочет, и вздыхал каждый раз, когда я ронял хотя бы ниточку. В конце концов я придумал игру, в которой соревновались издаваемые им звуки: мне хотелось узнать, какой из них победит к тому моменту, когда Векс поведет меня обратно в альков. Победу одержал басовитый рык неодобрения; что-то похожее могла бы издать свинья, внезапно обнаружившая, что корыто пусто.

– У меня есть еще работа для тебя. Займешься ею сразу с утра, – прошипел Векс мне в ухо.

Мне показалось, что он холоднее, чем я.

– Мечтаю об этом.

На этом он ушел, оставив меня среди неодобрительно настроенных призраков.

Я отвернулся от них и лег, прислонившись к стене – эту новую позицию я выбрал три ночи назад. Она позволяла мне не смотреть на тупиц и без помех наблюдать за центральной лестницей. Я вспоминал прошедший день, пытался примириться с происходящим и одновременно следил за призраками, бродившими вверх и вниз по лестнице.

За последние несколько ночей их поток уменьшился: они ходили пару часов после полуночи и еще раз – за час перед рассветом. Призраков было около двух десятков, но их число постепенно росло.

В ту ночь у меня было о чем подумать, и не успел я опомниться, как появились дрожащие голубые огни. В ту ночь мимо меня прошли тридцать призраков, и на этот раз их сопровождали двое дополнительных охранников, которые выглядели бледными и усталыми.

Я выбрал самый легкий вариант – сидеть и не высовываться. Мне показалось, что находящиеся рядом со мной призраки уже готовы донести на меня Вексу – лишь бы исключить меня из своей группы. Целыми днями они рассказывали мне о том, что бывает с упрямыми рабами. Оказалось, что таких рабов сначала бьют, а затем сажают во что-то вроде погреба под названием «саркофаг». Если и после этого рабы не исправлялись, их по дешевке продавали на стройки и каменоломни, которые находились в далеких пустынях – например, в месте под названием «Кел-Дуат», или «Белый Ад».

Если я думаю, что работа по дому тяжела, говорили они, мне нужно сравнить ее с работой под палящим солнцем, которое заставляет потеть даже мертвых.

Такой участи я себе совсем не желал.

«Терпение», – сказал я себе, когда колокол вдали пробил пять раз. Скоро я увижу, что приготовил для меня Векс.

Оказалось, что Векс решил отправить меня за покупками.

В этом и заключалось мое «наказание»: просто принести какую-то провизию, а также пару вещей, которые вдруг понадобились вдове. Я ничего не понимал: Векс говорил так, словно это страшная кара. Призраки в соседних альковах фыркали и пересмеивались. Даже когда я, ухмыляясь, встал в ряд с тремя незнакомыми рабами, то увидел, что они ссутулились и опустили головы. Если бы я не знал планов Векса, то предположил бы, что нас решили выпороть медными кнутами.

Векс горделиво расхаживал перед нами по мраморному полу. В тени крытого портика его пустые глаза казались почти черными.

– Слушайте, умники. Соберите все, что в вашем списке, и бегом назад. Жду вас во дворе к полудню. К полудню, я сказал! И не забывайте, что ваши монеты у нас, так что насчет побега можете забыть. Посмотрим, как далеко уйдете, пока не раздастся хруст! – Он щелкнул своими призрачными пальцами, но никакого звука они не издали. – Мы сломаем вашу половину монеты – и, следовательно, вас. Понятно?

Я все прекрасно понял. Векс был прав: я уже раз десять думал о том, чтобы рвануть к ближайшему кораблю. Вероятно, об этом думал каждый призрак, когда его впервые выпускали из дома. Но я знал, что половина монеты значит для души. Она – ее якорь, и, повредив ее, ты повреждаешь и призрака. Если она уничтожена, душа тоже гибнет, отправляясь в небытие. В Крассе половину монеты нагревают в сковороде – так, что она почти плавится, и от этого призрак прибегает, крича так, будто его режут. Жестокие аркийцы, несомненно, изобрели более изощренные и бесконечно более болезненные методы.

Мне под ноги бросили корзину, сплетенную из пальмовых листьев. К ее ручке был прикреплен клочок папируса со списком – аркийские иероглифы и небрежно выведенные слова на общем языке. На ней же висел сверток с серебряными монетами. Мне, в основном, предстояло искать фрукты, шерсть, а также несколько странных вещей, объяснять предназначение которых Векс отказался. Он сказал, что добыть их будет непросто, но я был не против испытаний, ведь они позволяли – хотя бы ненадолго – ощутить вкус свободы.

Четыре часа. Четыре часа я проведу в городе, и никто не будет дышать мне в спину. Я мечтал поскорее выйти из бронированной двери башни. Векс приказал стражникам открыть замки, и полоса солнечного света разделила двор надвое. Когда другие призраки двинулись вперед, Векс удержал меня.

– Джеруб, пожалуйста, пожалуйста, попытайся сбежать, – сказал он, умоляюще стискивая ладони вместе. – Это будет лучшее событие за всю неделю. Обещаю тебе, я все сделаю быстро.

Я заглянул в его невидящие глазницы, надеясь, что он может увидеть мою злорадную усмешку. Затем я оттолкнул его и, размахивая корзиной, вышел под палящие лучи солнца.

Чуть отойдя от башни вдовы, другие призраки разделились, оставив меня стоять на перекрестке, похожем на паутину. Я попытался вспомнить поездку на телеге и решил направиться к Беспокойному морю, откуда дул холодный ветерок.

Даже мне, чужаку, казалось, что четыре часа в городе – это очень много. Но Араксу уже исполнилось тысяча лет, и каждый век бесцеремонно возводил постройки поверх предыдущего. Если бы город был живым организмом, то давно бы умер от проблем с сосудами: каждая дорога, по которой я шел, была забита людьми, телегами и животными. Мне преграждали путь козы, верблюды, лошади, ослы и огромные бронированные жуки на веревках. Тени дорогу никто не уступал. Меня пихали локтями и отталкивали в сторону; как живые, так и мертвые. Я мечтал подняться на одну из дорог, которые возвышались над улицами на опорах из песчаника. Некоторые шли вдоль самых крупных проспектов – всего лишь на уровне крыш высоких домов, но достаточно далеко от вонючего простонародья. Другие тянулись между шпилями или прямоугольными крышами зданий. Даже в этом богачи угнетали бедняков.

На ближайшей из таких высоких дорог я заметил компанию аристократов, которые ехали на прекрасных, угольно-черных пауках и поглядывали вниз, на город. Панцири пауков блестели не менее ярко, чем позолоченные поводья и украшенные самоцветами седла. О чем говорили всадники, я не слышал, но видел их презрительные улыбки. Я двинулся дальше.

Когда я вышел из унылой башни вдовы, мне показалось, город атакует все мои органы чувств. Лучи утреннего солнца падали под разными углами, образуя узоры между зданиями. Каждый раз, когда мне приходилось выйти из тени, что-то в моих парах начинало покалывать. На улицах безумствовали краски – навесы, одежда, сушащаяся на веревках, знамена, занавески и призрачные голубые фигуры. Одетых в шелка аркийцев было меньше, чем мертвецов, но я видел не только их: я заметил красную кожу и белый хлопок жителей Белиша, а также бледные лица сколов и даже меха и стеклянные украшения моих соотечественников, прибывших с опаленного солнцем востока.

Аракс был огромной империей, построенной с помощью войны и торговли, и, чтобы выжить, он растворил в себе все захваченное. Город Множества Душ стал кипящим котлом, в котором варилась похлебка из культур и при этом уникальным одновременно. Ингредиенты из Дальних Краев смешались здесь с аркийской пышностью, и в результате получилось нечто новое и уникальное. Доказательства тому я встречал повсюду.

Гончие, свиньи и крошечные сороконожки трусили рядом со своими хозяевами. Разноцветные кошки лежали на товарах купцов. Один стол был завален кинжалами и легкими кольчугами; у другого дети ждали, когда мастер нарисует звериные морды на куклах из пальмовых листьев и покроет их краской и блестками. Нищие торговали амулетами – покрытыми резьбой черепами на веревках и серебряных цепочках. Стук молотов то нарастал, то стихал, когда я проходил мимо голых до пояса мужчин и призраков, обрабатывающих долотами каменные таблички. Рядом с ними татуировщики кололи кожу палочками, к которым были приделаны кусочки китового уса, наносили угловатые узоры и иероглифы на спины и руки. То здесь, то там из-под навесов харчевен вылетали пар и дым; на жаровнях шкворчало мясо и поджаривались куски хлеба. И голодные, и страдающие от похмелья вставали в очередь, чтобы перекусить. Я слышал, как они спорят с возницами, перекрикивая хор других голосов; каждому было что сказать. Обрывки фраз, звон драгоценностей и топот ног сливались в непрерывный гул. Я с трудом продвигался сквозь толпу, прикрывая одной рукой ухо, а другой – глаза. Корзинка билась о мои ребра.

Заметив очередного охранника, я думал о том, чтобы к нему подойти, но все они были в доспехах разных цветов и стилей: кто-то в мехах или коже, кто-то – в кольчуге и латах. У одних на форме красовались гербы, у других – символы. Ни на одном солдате я не увидел знаков, позволявших причислить его к королевской армии или людям Кодекса. Наемники – вот они кто. Им было насрать на мое бедственное положение, и поэтому я побрел дальше.

На базарах в следующем квартале, похоже, продавали только ковры и кожу, но не пряжу, так что я не останавливался, пока не заметил цветы в промежутке между величественными зданиями. Я предположил, что цветы и фрукты часто продают вместе, и в данном случае оказался прав.

Пройдя мимо странных, незнакомых цветов пустыни, я нашел лавки, где торговали фруктами. Все торговцы болтали между собой на аркийском, но как только я показывал им свой список – после этого они начинали выкрикивать числа на общем языке.

Они ни разу не посмотрели мне в глаза и словно торговались друг с другом. Я согласился на меньшую цену, до которой они добрались, и седой мужчина наполнил холщовый мешок фруктами. Я протянул ему одну из полученных у Векса серебряных монет, и сдачи не получил. Не глядя на меня, он крикнул, подзывая следующего покупателя.

Я взял корзину, сосредоточив все усилия на том, чтобы удержать ее на плече, и нашел овощные лавки в следующем ряду. Там со мной обошлись так же, если не хуже, и всего двое купцов стали торговаться через мою голову. Проигравший протянул мне мешок и выругался по-аркийски, когда мой палец задел его.

– Что-то не так? – спросил я.

– Ты меня коснулся! – Он плюнул в меня, едва не попав мне в ногу. – Сгинь, полужизнь, – сказал он на общем языке с сильным акцентом и, чтобы подкрепить свои слова, покрутил между пальцами медный нож.

Я двинулся прочь, не желая ощутить внутри себя еще один клинок. Отступив в тихий угол, подальше от потока людей и призраков, я изучил свой список. Мне еще нужно было купить шерсть, нечто под названием «ки-тара», две вещи, названия которых я произнести не мог, а также глиняный гнет. Должно быть, прошел уже час. Я вздохнул, вдруг поняв, почему другие призраки не прыгали от радости, получив эту работу.

Тяжелая корзина замедляла меня, но зато передо мной открывались роскошные виды. Я побрел к величественному центру города, надеясь найти других ремесленников и торговцев тканями среди высоких башен. Втайне я надеялся, что наткнусь на здание суда или другого ведомства, связанного с правосудием. Между двух шпилей я заметил Палату Военной мощи, так что, по логике, где-то должна была быть Палата Кодекса.

Здания росли. Столбы дорог уходили все выше в небо. Плотно утрамбованная земля и песок сменились мостовой. В тени шпилей я обнаружил высокие башни с раскрашенными фасадами, острыми верхушками и зубчатыми стенами, в которых виднелись бойницы. Некоторые из этих башен выглядели так, словно могли проткнуть облака. У роскошных дверей этих зданий стояли стражники в боевых доспехах.

Улицы стали чуть менее оживленными, и вскоре я обнаружил, что призраков здесь больше, чем живых. Существа из плоти и крови либо шли по брусчатке в сопровождении настороженных телохранителей, либо с лязгом проезжали мимо в крытых экипажах, защищенных прочной черной кожей и стальными пластинами.

Я свернул на широкий проспект, уходивший на юг, где над отполированными песком улицами возвышались пальмы. На улицах работали ювелиры и кузнецы; их товары, выставленные на всеобщее обозрение, блестели. Между столами молча стояли мужчины и женщины. У некоторых выпирали мускулы под кольчугами, другие были гибкими и зоркими, но все они ждали, когда кто-нибудь совершит глупость. Я не винил их работодателей за то, что они наняли охрану: если в городе происходит столько убийств, то кражам, наверное, вообще нет числа.

Я обходил сверкающие столы, разыскивая горшечника. Я прошел почти милю и нашел его на огромной площади, вокруг которой теснились друг к другу здания.

Поблагодарив торговца за глину и пропустив мимо ушей жалкое мычание, которое услышал в ответ, я повернулся, чтобы полюбоваться площадью из серого камня. По ее периметру шесть рыцарей из рыжеватого мрамора стояли, преклонив колени и опустив головы. Если бы рыцари выпрямились, то их рост составил бы футов двенадцать. Завивающиеся спиралью пластины их аркийской брони состарились и покрылись щербинами под действием стихий. Я представил себе, что из-за щитков грозных, высоких шлемов на горожан смотрят потускневшие глаза закаленных в боях ветеранов. Одному рыцарю оказывали помощь, в которой он сильно нуждался: вокруг него возвели леса из пальмовых досок, и стоявшие на этих лесах призраки сильно шумели, работая с молотками и долотами.

Остальная часть площади была плоской и ничем не примечательной, если не считать ее центра – в нем находилось углубление, к которому вели ступеньки, словно в одном из амфитеатров Разбросанных Островов. На дне углубления, футах в сорока ниже уровня улицы, с севера на юг протянулся короткий канал, по которому текла угольно-черная река. Вдоль ее берегов стояли стены, заканчивающиеся шипами. На стенах сидели темные птицы – возможно, вороны – и каркали свои издевательские песни. На платформе в центре канала толпились солдаты и фигуры в серых одеждах. Над ней высоко в воздухе парили три огромных бивня из черного камня. На каждом из них были вырезаны схематичные фигуры и большие – выше человеческого роста – символы.

Эта сцена была мне хорошо знакома: такую же можно увидеть почти в каждом городе Дальних Краев, но лишь немногие из них могли похвастаться столь же величественной и грозной структурой. Передо мной стоял колодец Никса – источник реки Никс, или, как называем его мы, крассы, «реки мира». От этой реки зависела вся торговля душами.

Никс текла во всех частях мира, выходила наверх в колодцах и на болотах и всегда таилась где-то недалеко от поверхности. Никто не знал, где она начинается и есть ли у нее конец. В Дальних Краях она была важной постоянной величиной, и ее не только почитали, но и боялись, ведь она была воротами в мир смерти и обратно. Когда-то она несла мертвых в загробную жизнь: мы с радостью отправляли наших мертвецов в лучший мир, отдавая их ей или хороня рядом с ее берегами, притом всегда с медной монетой во рту – для лодочника.

Тысячу лет назад все резко изменилось. Что-то испортило воды реки в Дальних Краях. Вскоре после этого кучка мудрецов якобы получила у мертвых богов секреты магических уз и решила сломать монету пополам. Говорят, что величайшие открытия всегда делаются в самых причудливых обстоятельствах, и – вот чудо! – именно так было придумано волшебное порабощение. Никс стал играть ключевую роль в процессе закабаления душ, и с тех пор смерть и жизнь необратимо переплелись. Никситы написали Догматы, затем был составлен Кодекс Арка, который приняли во многих странах. Эти события перевернули все общество: появились новые династии, богов объявили мертвыми, убийства вошли в моду. Так прошла тысяча лет.

Без воды из Никса призрака невозможно зачаровать. Те, кто умер до срока, и не порабощен сразу, выходят из своего мертвого тела и остаются привязанными к нему в течение сорока дней. Их единственный шанс – оттащить свое тело к ближайшему колодцу Никса до того, как их схватят. Если они не доберутся до него, то угасают и пропадают в бездне. Вход в загробный мир для них закрыт. То же самое происходит, если уничтожить половину монеты.

В тот миг я подумал о том, не лучше ли отправиться в небытие, чем провести тысячу лет в той бесконечной пещере с кричащими мертвецами. Это был единственный загробный мир, который я видел, и если я думал о нем слишком долго, то начинал чувствовать, как вода течет по моим ногам, и слышал нарастающий гул голосов. Рай. Я фыркнул. Если это рай, то я – долбаный император Арка. Все эти сказки про рай – просто чудовищная ложь.

Чувствуя, как по мне бежит холодок, я наблюдал за никситами – людьми в сером, которым было разрешено прикасаться к воде. Они проверяли реку с помощью чашек, прикрепленных к длинным шестам. Поговаривали, что почти за каждым колодцем Никса, найденным в городе или в дикой природе, постоянно ухаживает, по крайней мере, один никсит. По-моему, это было сделано для того, чтобы никситы могли брать с людей деньги. Эти скромные с виду и при этом хитроумные смотрители создали монополию, в которой за тысячу лет никто не усомнился. Поскольку только они собирали и распределяли воду Никса, с ними обращались почти как со жрецами.

Ходили слухи, что Никс начал высыхать. Это был один из тех слухов, над которыми все смеялись, чтобы затем немедленно содрогнуться при мысли о том, что он может оказаться правдой. Если река когда-нибудь высохнет, погибнет и вся торговля тенями.

За колодцем змеилась и петляла длинная очередь. Я подошел к колодцу поближе, разглядывая толпу. Почти все собравшиеся, похоже, принесли с собой большие свертки или коробки. Те, кто мог себе это позволить, наняли телохранителей. Те, кому это было не по карману, обнимали свои мешки и коробки, настороженно поглядывая по сторонам. Это было логично: лучше всего украсть душу незадолго до того, как ее заколдовали. Владельцем души станет тот, кто доставит ее к воде Никса.

В толпе я заметил несколько свободных призраков. Пока я наблюдал за толпой, одного из них подозвали, и он поднялся по ступенькам на помост колодца Никса. Он прижимал что-то к груди, но я все равно заметил на нем белое перо. Никситы и человек, похожий на чиновника, что-то быстро обсудили, а затем призрак подошел к черной воде и бросил свою половину монеты в Никс. Монета с шипением вошла в воду, и в ту же секунду призрак растворился, превратившись в голубое облачко. Ветер быстро унес его прочь. Призрак внес свою плату и выбрал загробный мир. Мне стало жаль его: я думал, что он совершил ошибку. Тот, кто уходит в ту бесконечную пещеру, не обретает свободу, а капитулирует.

– Следующий! – крикнул солдат, стоявший на ступеньках, и тогда я заметил у основания колодца две фигуры в черных костюмах. Я подошел поближе, чтобы рассмотреть их знаки различия.

Эти люди, похожие на аркийцев, о чем-то деловито бормотали, указывая куда-то в подтверждение своих слов. Они внимательно и, похоже, с легким удивлением разглядывали очередь. На груди у каждого вышитый золотыми нитками красовался герб: женщина с весами в руках и звезда. Эти двое были обриты наголо, и из-под воротников на их щеки ползли черные татуировки.

– Господа? – начал я. – Не могли бы вы уделить мне немного времени…

– Эй! А ну сдай назад, тень! – крикнул один из них и толкнул меня в лицо рукой в перчатке. Его голос вызвал небольшое волнение в очереди.

– Не подходи! – завопил другой. – Назад, я сказал! Вот так лучше. Что у тебя за вопрос?

– Ну, господин…

– Для тебя я проктор, полужизнь!

– Я… – Я понятия не имел, что означает слово «проктор», но предположил, что это слово – название должности. Возможно, оно как-то связано с Кодексом. Моя любовь к службам правопорядка почти равнялась нулю, и почти всю мою жизнь люди этого типа были моими врагами. А теперь я надеялся, что они станут моими союзниками. – А что именно вы… ээ… проктите?

Мужчины усмехнулись.

– Ты тут недавно, да?

– Не могу понять, он ведь такой голубой.

Увидев мое недоумение, первый мужчина вздохнул.

– Тень, мы занимаемся поддержанием порядка – той малой его части, которая еще осталась. Следим за тем, чтобы никто не доставлял людям неприятностей – вот как ты сейчас.

– Я не доставляю неприятности, а хочу сообщить об убийстве. Моем убийстве. И о незаконном порабощении.

Прокторы закатили глаза.

– Все тени так говорят.

– Но это серьезное дело. Меня продал человек по имени «босс Темса». Он – отъявленный душекрад…

Кожаная перчатка с нашитыми на нее медными пластинами ударила меня прямо в грудину. Я пошатнулся; половина содержимого корзины высыпалась на землю.

Прокторы снова облокотились о стену колодца.

– Иди и встань в очередь у входа в Палату, как и все остальные. Или, если у тебя есть наводки на какого-то определенного босса, найди дознавателя. Мы ничего не можем сделать.

«Вы можете заняться своей работой прежде всего», – подумал я. Это было бы чудесно. Я подозревал, что в Араксе преступники зарабатывают куда больше, чем служители правопорядка.

– А где эта Палата? – спросил я, уже отступая.

Один из прокторов ткнул большим пальцем на восток, указав на точку среди башен из камня и мрамора. Ничего даже отдаленно не напоминало палату. Я вдруг заметил, что солнце быстро поднимается, и понял, что в моем распоряжении осталось меньше часа.

Решив не благодарить ленивых идиотов, я поспешно двинулся на запад. Мне вдруг пришла в голову мысль о том, что даже минутное опоздание может стать для Векса поводом избавиться от меня. Я помчался по рынкам и базарам, показывая список всем, кого встречал, отмечая слова, которые я не понимал. Люди фыркали, плевались и махали на меня руками, и в конце концов я прекратил поиски, чтобы не терять времени. Не выполнив поручение полностью и, следовательно, не победив Векса, я изо всех сил бежал сквозь толпы, радуясь тому, что запомнил облик башни Хорикс.