Текст книги ""Современная зарубежная фантастика-1". Компиляция. Книги 1-21 (СИ)"

Автор книги: Деннис Тейлор

Соавторы: Гарет Ханрахан,Бен Гэлли,Джеймс Хоган,Дерек Кюнскен,Девин Мэдсон
сообщить о нарушении

Текущая страница: 135 (всего у книги 341 страниц)

Глава 37

Снаружи снова ожил тюремный двор. Через зарешеченное окно Алик смотрел, как новых задержанных заводили за стены и помещали в назначенные отсеки божественного предсказателя. Оценивали, измеряя степень связи с богами. Их святость – груз на алхимических весах, препарат на предметном стекле. Злополучных пленников, как бабочек, пришпиливали коллекции ради.

Алик смотрел, как между камерой, куда посадили Эмлина, и зеркальной башней снуют взад-вперед некие люди. Один раз он услышал, как Эмлин страшно кричит, навзрыд голосит его имя. Он отозвался в ответ, но поделать ничего не мог. Из башни наблюдали и за ним самим.

Что ему делать? Орать? Бесноваться и бушевать? Кидаться на решетку? Шпион внутри, как обычно, советовал проявить терпение. Убаюкивал его, обвивал паутиной догадок и непредвиденных случайностей. «Начнешь действовать, все погубишь. Выжидай. Наблюдай. Терпи».

Он рассматривал звезды на безоблачном небе. Слушал, как волны плещут о скалистый берег Чуткого. Плещут, а не хрустят. Львиноголовая богиня не снисходит с небес по огненной лестнице, чтобы обрушить на город войну.

Он обдумал возможность того, что Эмлин в исступленной мольбе послал в Ишмиру предупреждение. Рассказал о своем плене. Однако остановило бы это вторжение? Нет. Безумные боги Ишмиры глухи к страданиям верующих. Он знал об этом лучше других. Они не отступят из-за терзаний какого-то там молодого святого.

Не отступит и шпион.

Но Алик – другое дело.

Шпион сел, закрыл глаза. Попытался уснуть, но Алику слышались вопли и всхлипы, и каждый раз он с трепетом пробуждался, гадая, не Эмлин ли то. «Тебе все равно ничего не поделать, – твердил Алику шпион, – может, ничего нельзя сделать вообще». Механизм или пришел в движение, или сломан. Боги Ишмиры на подходе, или он провалил свою миссию. В любом случае из тюремной камеры ему не повлиять ни на что, поэтому полезнее всего сейчас выспаться.

Он размышлял, как в тюрьме для святых оказались те двое. Этот Мирен, похоже, спятил конкретно. Насколько Алик мог судить, он так и не спал. Стоял на месте, не сводя глаз со спящей фигуры девушки. Ночью она почти совсем не шевелилась, но к утру на вид казалась немного окрепшей.

Запах успокоительного газа въедался во все. Не резкий, но его частички раздражали шпиону глаза и горло. Он уже немного поплыл, не чувствуя себя в своем теле. Сгреб покрывала с постели и попробовал понавтыкать их между прутьев решетки, перекрыть постоянный ток газа с потолка в коридоре.

– Не сработает. – Мирен хихикнул над стараниями Алика. – Они приходят, проверяют. Хотят, чтобы мы были отрезаны от богов.

– Я не святой, – искренне ответил Алик.

– А я – да, – проговорил Мирен. – Она украла моих богов. Но отец говорит, что вместе мы их вернем.

– Кто твой отец?

Выражение лица Мирена не поменялось.

– Он умер. Упокоился среди обломков прошлого.

Затрещала дверь в конце коридора, и вошли стражники в противогазах. Алик вырвал одеяла, пока тюремщики их не заметили, накинул обратно на койку. Образцовый узник. Один из стражников приостановился у его камеры и передал миску с едой. Жареные колбаски, хлеб, грибы, сладкая паста, какую готовят алхимики. Перед тем как заговорить, охранник убрал маску.

– Ночь, надеюсь, прошла спокойно?

– Бывали ночки и хуже. – Кажется, они до сих пор не понимали, как с ним обходиться. Он не святой, не преступник. Никак не сообразят, откуда он взялся на лодке.

– Скоро подойдем. Давайте жуйте. – Маска вернулась на место.

Шпион ел, пока охранники осматривали женщину. Она поворочалась, но не очнулась. Тюремщики переглянулись, заговорив обепокоенным, приглушенным тоном.

Мирену тоже выдали еду, но сделали это с предосторожностью, точно кормили дикого зверя. Один стражник держал тяжелую дубинку, пока второй робко двигал по полу миску, тщательно избегая оказаться в пределах досягаемости Мирена. Парень наклонился, вяло и нехотя подобрал тарелку. Оглянулся к шпиону:

– Тебе не дали ножа?

Алик покачал головой. Ел он руками.

– Нож я еще достану, – кивая, сам себе сказал Мирен.

Один из стражников хватил дубинкой по прутьям камеры Мирена. Парень встрепенулся и забился в тень, просыпав на пол завтрак.

– Тихо, урод, – прорычал тюремщик.

Потом обратился к Алику:

– Идем. Вас готовы принять.

Теревант шагнул за дверь полусотворенного дома, и мир перед ним взорвался. Стало до того светло, что сперва он подумал, будто взошла заря – солнце било в лицо прямо посреди полночи. Потом – ага – это же над головой взорвалась драконья бомба. Отсюда и боль – его, как и весь белый свет, сейчас разнесет в клочки.

Нет. Его одного. Его застрелили.

Он на земле. Лица, голоса, руки тянут его. Не видят, что ли – он занят? Старается удержать в утробе кишки. А они очень скользкие и такие запутанные.

Потом он бредет под зимним солнцем, под ногами хрустит промерзлая трава. Он снова в саду поместья Эревешичей. Детвора, в тулупах и шерстяных шарфах, со смехом его обгоняет. Ему невдомек, кто они такие, но внезапно осеняет мысль: ведь детский смех – это единственный смех, который только и услышишь в Хайте. Он делится наблюдением с Ольтиком, и тот фыркает.

– Империя – дело серьезное, – говорит ему брат. – Тяжкое дело, сплошь непосильный гнет и отвратительные приказы. Так мне говорил Даэринт. Так говорил отец.

– Но я слышал твой смех, Ольтик. На поле боя.

Ольтик пожимает плечами. По ясному зимнему небу прокатывается гром.

Тогда Ольтик нехотя сообщает:

– Это была ошибка. – И уходит за инеистые деревья, голые, без листьев. Идет сквозь костяной лес.

Теревант спешит за братом, проталкивается через эти кости. Должно быть, тот уже ушел в дом. В комнату, где умирает отец.

Постой, это же сон. Он не в Хайте. Он в Гвердоне. И его застрелили. Он умирает не в отцовской, в другой – полукомнате. Одна половина при полной отделке, другую не закончили строить. Странный у них монтаж.

Снаружи шум схватки. Взрывы, рубка, крик. Он должен исполнить долг до конца. Вступить в стычку. Ему надо только одно – умереть и воскреснуть. Стать неусыпным. Он читает молитву смерти, мысленно чертит руны, вырезанные на вживителях в его запястьях, у ребер, на черепе. Ну же! Он припоминает спецподготовку на такой случай, уроки от старого неусыпного ветерана в промозглом корпусе на косе Крушений.

Раз он умирает, то с ним обрывается род Эревешичей. Полноправным наследником, продолженьем семьи должен был стать Ольтик. Он породил бы следующее поколение, а потом присматривал бы за ними, обретаясь в мече. Теперь же остался один Теревант, а если он умер, то их Дому конец. Лишь живой меченосец способен справиться с полной мощью клинка. Раз он умирает, то меч навсегда станет немым.

Так как будет правильней – жить или умереть? Что нужно Империи от него в сей час?

Наверняка в Бюро предусмотрена процедура для раки, оставшейся без носителя.

– Такое случалось и прежде, – говорит Лис. Он снова в садах, спешит добраться до особняка. – Тогда рака становится собственностью Короны. – От мороза она поглубже закуталась в шинель Ольтика. – Прости, Тер.

Почему?

– Ты никогда не понимал этой игры, и все шансы были против тебя.

В Эскалинде против него тоже были все шансы, и на миг он едва не выпал из морозного сада, едва не соскочил в ужас на том окровавленном берегу, вывалился в день, когда боролся с обезумевшими богами. Когда погибли Йорас и много-много других. Но нет – ему по-прежнему снится дом.

– Так ты нашел Ванта? – спросила она на ступенях, ведущих в особняк.

Снаружи голоса. Вонь паленой плоти. Священный огонь испепеляет душу, прямо как тело Эдорика Ванта. «Кто убил Ванта?» – хочет спросить он, но с губ слетает: «Кто убил Ольтика?»

Лис всегда соображала быстрее его. Она ухмыльнулась и задала встречный вопрос:

– Кто уготовил ему смерть?

Ищи силы свыше. Деяния богов не всегда поддаются осмыслению, с точки зрения смертного. Он лежал на полу, но будто бы вознесся над Гвердоном, разглядывая все и вся с вершин его шпилей и башен.

Он протянул руку Лис. Потом вытер ладонь об китель – ведь он зажимал рану, рука должна быть в крови. Протянул снова.

– Идем со мной.

Она покачала головой:

– Это не для меня.

Отчего-то они уже в коридоре, возле отцовской комнаты. Здесь жаркий камин. С ними ухаживающий за стариком некромант – склонил голову, надвинул клобук. Тереванта как будто постепенно уносила волна – течение отодвигало его от Лис. Пахло воскурениями, долетали обрывки молитвы.

Он хотел предупредить ее: пусть не дотрагивается до меча. Но она и так знает, что нельзя трогать клинок.

Она открывает дверь, но за дверью не меч, а корона. Обожествление.

А потом снова раздается выстрел. И солнце разлетается на куски.

В какой-то миг звук выстрела из сна становится ударом церковного колокола, и тогда он взаправду слышит колокольный звон и под его перелив просыпается.

Прохладные руки прикасаются к нему. Пальцы надавливают на запястье, проверяют вживители. Теревант силится открыть глаза, но веки срослись за время сна. Он хочет дотянуться и протереть, разлепить их, но движенье рукой оборачивается новой пыткой, а потом в груди взрывается боль.

– Не двигайся, Тер. Тебя еле собрали по кусочкам. Позволь, я сама.

Какие-то звуки. Вода плещет в тазике. Мокрая тряпочка протирает глаза, лоб. Он пробует заговорить, но глотка забита слизью, а от кашля будет еще больнее.

Он застонал, и Лис прислонила чашку к его губам.

– Пей, – велела она. Это не вода – сладко и вяжет во рту. Какое-то алхимическое лекарство.

– Где? – удалось вымолвить ему. Сколько он лежал без сознания?

– Ты во дворце патроса Гвердона. Вчера вечером тебя принесли люди Синтера.

Он сумел открыть один глаз. Над ним на кровати сидела Лис в черной одежде. Комната богато обставлена, на стене старинное полотно с каким-то святым из Хранителей. Напротив – окно. Синее небо пронзают шпили одного из Соборов Победы, рядом столб черного дыма. Они на Священном холме, в восточной части города. Из окна доносились песнопения и рокот толпы.

– Ольтик, – вымолвил он, а больше ничего не смог.

– Я знаю, – сказала она. Коротко и печально улыбнулась ему. – Жаль, что ты не пожил тут с нами, когда все было спокойно, Тер. Прямо как дома, в добрые старые времена.

– Я не… – не получилось закончить. Голова упала набок, изо рта потекла кровь, пачкая белую подушку.

– Я никогда бы и не подумала на тебя, – сказала она, вытирая кровь. – Когда мы только поженились, он ушел на войну, а мне по службе попадали расширенные списки потерь из Бюро. Доставляли их рано утром. И я не спала всю ночь, пока не проверю списки и не увижу, что он не погиб. Уж в Гвердоне-то, думала я…

Она замолчала и посмотрела в окно.

– Там, снаружи, проводят очищение, – прошептала Лис. – Не патрос, те, кто пониже. Синтер и городские Хранители наносят ответный удар по сафидистам. Они взяли под контроль всех новых святых и доставили их сюда. Их уже с дюжину, но для тебя целителя не нашлось. Синтер хочет занять меня и отвлечь. – Последнее сказано с ноткой изумления, а может, и грусти. – Нас не тронут – это их внутренняя разборка. И тем и другим нужен Хайт.

– Посольство? – выдавил он.

– Тише. Отдыхай. – Она подошла к окну, расстелила кровавую тряпицу на подоконнике, словно украсила флагом. На солнце блеснуло ее обручальное кольцо. – Даэринт объявил, что Ольтика убил ты. Корона Хайта потребовала у Гвердона тебя выдать.

– Я не делал этого, – настойчиво повторил он.

– Знаю.

Он сглотнул. Выхода нет, надо спрашивать.

– Лис, это ты убила его?

Она повернулась к нему, заложив руки за спину.

– Как тебе такое в голову-то пришло? – Она не казалась оскорбленной, скорее отстраненно полюбопытствовала. Словно попыталась взглянуть на произошедшее его глазами. Ничем не выдавая себя.

– Ответь, прошу тебя. Честно. Я знаю, ты меня подставила в поезде. Ты забрала меч, чтобы соглашение Ольтика с парламентом наверняка развалилось. Так? – Он сумел полусесть на постели, повернуться и рассмотреть ее. От боли в груди казалось, что сердце выпадет тут же при любом резком движении.

– Задумку с поездом предложил Лемюэль. Он был очень рад услужить, а мой ум занимали другие проблемы. Прости меня за обман. – Она понизила голос. – Я еще дома говорила тебе, Тер, что все плохо. Бюро, Оберегаемые Дома, Корона – все напуганы. Мы проигрываем Божью войну. Империя потеряна, Тер, это уже известно всем. Сейчас речь только о спасении Старого Хайта, и для этого Короне нужно оружие и союзники. – Она вернулась к кровати. – Бюро много поколений сохраняло королевскую линию Гвердона, ожидая подходящего момента. И тут вламывается Ольтик, все крушит и растаптывает…

Может быть, виной запись в Полсотню. Может, в нем взыграла мысль, будто бы он должен меня обставить. Да, он задумал великий договор, но у нас нет сил оборонять и Гвердон, и Хайт. Мне пришлось подточить его замысел. Я старалась действовать мягко – насколько могла. Но я не убивала его. И не знаю, кто это сделал. Будь я тогда в посольстве, меня бы тоже убили. А здесь меня защитят – вот почему я не вернулась, когда он умер. – Ее бесстрастная маска немного приспала, в голосе послышался страх. Или она приспустила ее? Сколько в ней от Лис, а сколько от мастерской выучки Бюро?

– А что насчет Эдорика Ванта?

– Я узнала, что случилось, перед тем, как приехать к тебе в поместье. Ванта убил сумасшедший святой – один из сафидистов окончательно съехал и пошел вразнос. Нельзя было провалить план Бюро по возведению Беррика на трон из-за какого-то святого полудурка – а если бы Ольтик узнал, что его сотрудник убит нашими новыми союзниками, то все бы разнес к чертям. Он бы пошел в парламент, устроил бы выволочку перед Домами… знаешь сам, какой он бывал шумный. Нам требовалось скрыть участие Хранителей в смерти Ванта. И Ольтика не убедили бы ни я, ни Лем. Нужен был кто-то проверенный. Им пришлось стать тебе.

– Ты меня использовала. – Хоть он об этом и подозревал, подтверждение факта отозвалось тошнотой в желудке. Стыд в разных вариациях охватил его – стыдно служить болванчиком для Лис, стыдно ненарочно предать Ольтика, стыдно за собственную глупость… и стыдно за возникшее желание простить ее как можно быстрее.

– Я обязана отделять важное от личного, – ответила она. – Первым делом задание. – Она покачала головой. – Отдел Иноземных верований предупреждал нас о том, что возвращение короля усилит Хранимых Богов, но Синтер заявил, что сможет удержать их поводья. Их боги полные кретины, Тер, а святые – безумцы. Нам предстоит пройти еще через многое.

Она замолчала.

– Можно, я кое-что тебе расскажу?

– Давай.

– Ты поступил в Бюро. Близко к нижней проходной отметке, но экзамены выдержал.

Даже по прошествии стольких лет удар пришелся под дых. Он снова за черной дверью, не может понять, как и на чем провалился. Оступился и шлепнулся в сливную яму.

– Как?

– Ольтик написал и попросил меня убедить Бюро тебе отказать. Он хотел видеть тебя при себе.

Здоровенный комок хохота пополам со слезами рвался у него из груди – но и то и другое слишком больно выпускать наружу. Он откинулся на постели и смотрел в потолок, пока мир тихо вращался вокруг. Минувшее десятилетие разматывалось в обратном порядке, годы текли назад, как поезд без тормозов. Катились под откос.

– А теперь послушай меня, Тер. Твоей прежней жизни больше нет. Тебя обвиняют в гибели Ольтика, значит… – Лис прислушалась, плотней запахнула платье и присела на подоконник в непринужденной позе. Теревант тужился приподняться. Ему о стольком еще надо спросить, столько сказать самому – но она пальцем показала утихнуть, а секундой позже в дверь постучали.

Два почетных стража Хранителей вошли, обтерев притолоку плюмажами шлемов. Позади стоял третий с плетеным креслом-каталкой.

– Его величество желает поговорить со старшим Эревешичем.

Лис выпрямилась.

– Конечно. Одну минуту, и мы…

– С Эревешичем с глазу на глаз, миледи.

– Как будет угодно. – Лис помогла Тереванту выбраться из постели, прошептав на ухо: – Положись на Бюро.

Ранее дворец патроса казался скромным в тени могучих Соборов Победы, обступивших его с трех сторон. Ни мрамора, ни позолоты, кроме как на стене, выходящей на соборную площадь, откуда патрос обращался к пастве с балкончика.

А вот когда стражи катили коляску по мраморным коридорам с золотыми и серебряными изваяниями, до Тереванта дошла скрытая мощь громады дворца – сотканного единым полотном вместе с городом или же погруженного в каменные недра Священного холма. Просторные залы притихли, лишь журчала толпа за стенами на площади. Чернорясые жрецы и служители исчезали, стоило стражам только приблизиться к ним. Это напомнило Тереванту заморские поселения Хайта. Во дворце витал дух, как в захваченном городе, где местный люд растворялся в воздухе на глазах неусыпных и тут же воплощался обратно у них за спиной, насмешливо скалился, замышлял непокорство. Обменивался знаками богов-изгнанников.

Одна дверь по дороге была приоткрыта, и Теревант углядел трех старух, по обряду снимавших с тела священника Хранителей кровавую рясу. Синтер сосредоточивал власть в своих руках.

Они подошли к массивным двойным створкам с печатями патроса и знаками Святого Шторма. Неподвижно, как неусыпные, здесь стояли другие стражи. Двери были не заперты, обереги не взведены, и они прошествовали прямо во внутреннюю обитель. Впереди высились другие равноогромные двери, но вместо них его завели в небольшую боковую комнатку. Рабочий кабинетик с потертыми креслами и шкафами, где на полках теснились пожелтевшие книги. Единственное узкое окно выглядывало на Университетский округ.

За письменным столом их ждал человек в обшитой самоцветами одежде и надвинутой на бровь золотой короне. Худощавую фигурку Беррика все это убранство, казалось, съедало. Вместо того чтобы предстать величественным в новом облике, он умалился, зажатый в тисках мантии и высокого титула.

– Ваше величество, старший Эревешич из Хайта.

Стражник помог Тереванту выбраться из каталки, хотя на самом деле помощь его и не требовалась. В груди ломило по-прежнему, но боль уже не скручивала его пополам. Еще одно чудо целительства – и он, почитай, выздоровеет.

Стражи удалились за дверь.

– Мои соболезнования вашему новому титулу, – сказал Беррик после неловкого молчания.

– Мои поздравления вашему, – осмотрительно начал Теревант.

Беррик ухмыльнулся, пощупал корону:

– Ах, с титулом еще надо будет определиться. Ну, хоть по замыслу коварных богов мой винный погребок заново полон. Прошу, присоединяйтесь. – Он пошарил под столом, извлек два серебряных кубка и бутылку вина. – Пьянство составляет значительную часть моих королевских обязанностей.

Он наполнил кубки и подвинул один Тереванту.

– За долг! – провозгласил Беррик.

– Не могу. – Теревант, не пригубив, поставил кубок обратно.

– Как пожелаете. – Беррик вздохнул. – Пожалуй, я могу сейчас говорить более свободно, чем в нашу прошлую встречу на ярмарке. Впрочем, не слишком свободно. – Он махнул кубком в сторону шкафов. – Боги следят за этим городом, дружище, и у них миллион чутких ушей.

Теревант задумался о том, многие ли церковники-Хранители знают о том, что Беррик – саженец, привитый Хайтом? Это ни для кого не секрет? Или строго охраняемая тайна для посвященных высшего клира? Теревант понятия не имел. Он заплутал в болотном тумане – вполне осведомленный об опасности каждого шага, был не в состоянии представить, куда ему идти и как выбраться отсюда живым.

Лис сказала, что все предусмотрено. Придется уповать на нее.

– Вы говорили мне, что события происходят вне зависимости от вашего желания.

– Говорил, а как же. И они произошли. И продолжают происходить, к сожалению. – Беррик отпил из кубка, повернулся к окну. – Знаете, а я ведь города так и не посмотрел. Мне сказали, что этот город мой, но даже вам он знаком куда лучше. Вы сбежали из посольства. Ночевали на улицах. Скажите, Теревант, каково это – быть свободным?

По непонятной причине он мысленно перенесся в последнюю ночь Фестиваля, к наемнице по имени Наола. К той минуте, когда шел к ней обратно. Перед тем как Лемюэль оглушил его и все рассыпалось на куски.

– Приятное чувство, – признался он. – Но мимолетное.

– Вот как. – Король Беррик Ультгард выглядел разочарованным. – Полагаю, такова природа вещей. Спрыгни с поезда, и ты на мгновение обретешь свободу, пока не ударишься о землю. Надеюсь, оно того стоило. – Он набрал в рот вина, погонял языком, глотнул, вздохнул. – Мне сказали, что с Хайтской Империей необходимо поддерживать добрые отношения. А также, что парламент Гвердона и церковь Хранителей условились выдать вас под опеку Хайта, этому, хм… Даэринту?

– Принцу Даэринту.

– Моему царственному собрату! – невесело рассмеялся Беррик. – И как он поступит с вами, дружище?

– Не знаю. Он считает, что это я убил брата. Приказал страже прикончить меня в посольстве. Полагаю, соберут суд. – Еще один военный трибунал, только на этот раз Ольтик не вмешается в разбирательство. Теревант попытался вспомнить правила. Вероятно, он предстанет перед Короной. И в отсутствие других наследников поместья и войска Эревешичей перейдут непосредственно под коронное управление.

– А еще мне сказали, что мне нельзя вас миловать и отпускать на свободу.

«Сказали?»

– События происходят независимо от вашего желания.

– Да, так себе оно, мое царствование. – Он побрел к окну и открыл его, слушая, как толпа издали выкрикивает его имя. – Сам не знаю, чего я ждал. Когда меня отправили в Гвердон, казалось, из этого ничего не получится.

«Бюро», – догадался Теревант, но не осмелился сказать вслух. Король и так открыл слишком много для любых заинтересованных ушей.

Беррик снял с головы корону и высунулся из окна, теребя волосы.

– Это уже входит в семейный обычай. С моим дедом, лет сорок назад, проделали то же самое. В какой-то политической схватке посчитали сподручным привести на престол короля. И я думал, в этот раз кончится тем же – под шумок вывезут домой темной ночью. Мою семью называют Гостями Короны.

– Каждый из нас играет свою партию. – Теревант вспомнил совместную с Берриком поездку на поезде. Обоих поневоле затолкали в вагон, но Беррик хотя бы знал, кем являлся, а Тереванту собственный статус был тогда невдомек. Теперь ему тоже известно, кто он.

«Что лучше – смириться с положением пешки или самому сесть за стол и проиграть? Много ли чести в том, чтобы идти бестрепетно навстречу неизбывному року?» Когда он пробовал поступать в Бюро, то хотел играть не по правилам, вскочить на запретную клетку – и потерпел неудачу, по крайней мере, в своем разумении. При Эскалинде пытался сыграть как Ольтик, и тоже не удалось. А между делом в припадке жалости к себе еще и свалился с доски.

– Точно не хотите напоследок выпить? – спросил Беррик.

– Вынужден отказаться.

– Полагаю, мы оба должны поступать так, как должны. – Беррик повысил голос: – Стража! Уведите его. И передайте Хайту.

Когда Эладора подъехала, Мыс Королевы встревоженно гудел. Мимо спешили отряды городского дозора, по улицам неслись упряжки рэптекинов. Шла подготовка к обороне города.

Народ собрался у причалов, провожая отходящие суда. Основные военные силы Гвердона размещались южнее по побережью, около Маредона, но и к Мысу Королевы приписано полдюжины кораблей, и все они сейчас выходили в море. Толпа радостно приветствовала новый линейный корабль, «Великую Отповедь», пока буксиры выводили ее в залив. «Отповедь» блистала в послеполуденном солнце, как наточенный меч. Она, творение гвердонских литейных и лабораторий, работала на алхимических силовых установках. На корпусе насечены противочары и колдовские рассеиватели энергии, вздыбившиеся пушки готовы харкнуть алхимснарядами в рожу любому богу или чудовищу, посягнувшему на город. Ее постройка обошлась не в одно состояние; верфи, где она была заложена, некогда принадлежали семье Эладоры, пока их не продали в счет уплаты астрономических долгов деда.

«Великая Отповедь» – это еще один монстр, появившийся на свет благодаря Джермасу Таю – подобно Карильон и Мирену. Только «Отповедь» несла свою чудовищную натуру открыто, не скрывая ее напускной плотью.

Вон там, на передней палубе, готовая к запуску, угнездилась темная капсула божьей бомбы. При виде нее Эладора почувствовала себя больной. На бомбу ужасно глядеть, и даже если закрыть глаза и отвернуться, она оставалась на месте, как шипастый камень, вкручиваемый в голову. Больше ни у кого в толпе такого отторжения не возникало. Никто из них не знал о ее устрашающей силе.

«Великая Отповедь» развернулась носом на юг, стальной таран взрезал маслянистые воды бухты.

Эладора поспешила в крепость и показала письмо – запечатанное печатью Келкина – офицеру на дежурстве в вестибюле. Предписание реквизировать катер для поездки на остров Чуткий. Дежурный что-то пробормотал, поймал другого офицера, запаковывавшегося в тяжелый плащ, противогаз и охранный оберег на ремнях. Эладора затаила дыхание, волнуясь, не раскрыт ли ее подлог, вдруг ее выдала какая-нибудь забытая закорючка военного протокола. Потом офицер поклонился, бородатое лицо прорезала улыбка.

– Командор Альдрас, – представился он, маша рукой в толстой перчатке. – Примерно через двадцать минут будете готовы? Едете только вы сами? С нами тяжелый груз.

– Туда только я, – сказала Эладора, – но назад заберем и других.

– Я бы не рассчитывал возвратиться сегодня. Собирается большое ненастье.

На небе едва ли висело хоть облачко, воздух тих и недвижен, но приставать к Альдрасу с вопросами нет времени. Она лишь спросила, где стоит лодка.

– Четвертый причал, – ответил он, – знаете, как туда спуститься?

До причала камнем добросить от лаборатории Рамигос во чреве Мыса Королевы. А там она была дюжину раз. «Еще раз заскочу, – пришла мысль, – сказать до свидания».