Текст книги ""Современная зарубежная фантастика-1". Компиляция. Книги 1-21 (СИ)"

Автор книги: Деннис Тейлор

Соавторы: Гарет Ханрахан,Бен Гэлли,Джеймс Хоган,Дерек Кюнскен,Девин Мэдсон
сообщить о нарушении

Текущая страница: 265 (всего у книги 341 страниц)

Зная, что не усну, я пошел в загон для лошадей. Дзиньзо тоже еще не спал и пощипывал в сторонке траву.

– Привет. Мы выезжаем утром, – сказал я, похлопывая его по шее.

Я хотел сказать ему, что не знаю, что произойдет, и даже не знаю, где мы окажемся, выйдя отсюда. И что хочу уехать так же сильно, как остаться, однако не могу признать вслух, как близки мы с императрицей были к чему-то, но ничего не вышло. Может, теперь уже слишком поздно.

– Рах! Вот ты где!

Я повернулся, убрав руку с шеи Дзиньзо. В загон спешил Амун с каким-то человеком по пятам, они тяжело дышали, будто от долгого бега.

– Что такое?

Амун остановился, глубоко вздохнул, чтобы выровнять сердцебиение, а его спутник сложился пополам, задыхаясь.

– Гидеон.

– Гидеон? – Мое сердце ушло в пятки, и все вдруг стало таким далеким. – Что с ним?

– Ясс все расскажет. Он только что прибыл из Когахейры, его отправила Дишива.

– Дишива? Да что происходит?

По моим жилам заструился страх, и я едва не начал трясти Ясса, чтобы заставить говорить быстрее. По его лицу стекал пот, грудь тяжело вздымалась, но я не мог больше ждать.

– Он мертв? Он…

Ясс покачал головой.

– Нет, не мертв. Но он… он очень плох.

Один страх просто сменился другими.

– Плох? То есть ранен? Болен? Скажи мне, прошу тебя.

Ясс выдохнул и кивнул.

– Болен. На голову. Я не знаю. Это как-то связано с Лео, но я до конца не понимаю. Дишива просто велела найти тебя и рассказать. Если ты не появишься, левантийцы разорвут его на части еще до того, как чилтейцы разобьют ворота.

– Что? Почему?

Ясс мрачно сжал губы.

– Он… сделал кое-что по-настоящему плохое. Такое никто не простит, даже если поверит, что он совершил это под контролем того говнюка.

Под контролем.

– Лео – Гость?

– Кто-кто?

Но я задал этот вопрос сам себе, вспомнив моменты, когда Лео как будто читал мои мысли. Как будто знал, что произойдет. Я считал его единственным достойным чилтейцем и упорно сражался, защищая его, и потерял много Клинков.

А теперь он использовал Гидеона.

Меня затошнило.

– Проклятье. – Я провел руками по короткой щетке волос. – Проклятье!

Если я не отправлюсь с Эзмой, она перетянет всех левантийцев на свою сторону и может настроить их против Мико, но если отправлюсь, то брошу Гидеона на произвол судьбы. А я не мог. Не мог.

– Что он сделал?

Голос Амуна звучал тихо, но ярость в его словах напомнила мне, как Гидеон позволил ему остаться в нашем первом чилтейском лагере, наверняка зная, что его убьют. Как Гидеон приказал нам не отрезать врагам головы. Как он заключил сделку с чилтейцами, чтобы заманить побольше левантийских воинов. Как отдал своих седельных мальчишек. Как истреблял целые города с невинными людьми. Что еще он мог добавить к этому списку?

– Вы знаете про город? Про Мейлян?

Амун кивнул.

– И про нападение на лагерь дезертиров.

– Да, так вот, сразу после этого… – Ясс бросил в мою сторону настороженный взгляд, – он изгнал множество Клинков и… убил других. Якобы за то, что они замышляли против него, но на самом деле эти люди выступали против Лео. Мне жаль. – Теперь он смотрел прямо на меня: – Он убил Йитти. И еще несколько Вторых Клинков гурта Торин.

Меня будто огрели дубиной по голове. То ли я сам зашатался, то ли земля ушла из-под ног, но голос Амуна доносился теперь откуда-то издалека. Йитти. Я просил его о помощи. Он вел Клинков домой, а я остановил его. А теперь…

Меня вырвало, и мой ужас выплеснулся в траву к ногам Дзиньзо. Вместе с чувством вины меня захлестнул гнев на Лео, Эзму и всех, кто когда-либо пытался управлять левантийцами. Но под всем этим скрывалось тошнотворное понимание, что Гидеоном не нужно было управлять, не нужно подталкивать, он сам был способен на ужасные поступки.

– Рах.

Амун положил руку мне на плечо. Я старался дышать ровнее, вдыхать и выдыхать с той же легкостью, как до разговора с Яссом, с той же уверенностью в своей цели. В Гидеоне.

Над моей головой Ясс шептал что-то успокаивающее Дзиньзо, а я не мог поблагодарить его за это. Не мог сосредоточиться. Амун больше ничего не говорил и не пытался утешить меня. Любые слова были бессильны. Под влиянием Лео или нет, но кровь моих Клинков была на руках Гидеона, так же, как кровь Сетта – на моих.

Какое-то время я не мог пошевелиться, не хотел вставать или смотреть вверх, не хотел встречаться лицом к лицу ни с ними, ни с решением, которое предстояло принять. Но время не остановить. Ночь заканчивалась. И сколько бы я ни повторял себе, что Гидеон стал чудовищем, и все, что он сделал, неправильно, и он заслужил все, что ему грозило, мысли возвращались к тому, как он одинок и испуган. И к мальчику, которым я когда-то был, сидящему в стороне от гурта, стыдящемуся.

Я встал. Ноги дрожали сильнее, чем хотелось бы. Думаю, Амун понял, что я скажу, до того, как я раскрыл рот. Что-то покорное и болезненное промелькнуло на его лице, но он промолчал.

– Я пойду к нему.

– Если ты все слышал и все равно идешь, мне тебя никак не разубедить, – сказал Амун. – Но как же здешние левантийцы? Как же Эзма? Мы отправляемся с рассветом, забыл?

– Ты не успеешь вернуться, – сказал Ясс. – Единственный безопасный путь в город лежит через пещеры под стенами, но на это требуется время.

Мой народ или Гидеон. Я едва не рассмеялся над тем, как легко сделал выбор.

– Я иду. Амун, ты будешь вместо меня заместителем Эзмы. Ты не хуже меня знаешь, что она задумала.

– Да, но я не ты. Люди не последуют за мной только потому, что я посмотрел на них. У меня нет твоего красноречия.

Я положил руку ему на плечо и изобразил улыбку.

– Думаю, я научил тебя не только тому, как быть упрямым ублюдком. Но в любом случае, я не могу попросить тебя отправиться вместо меня к Гидеону, поэтому иного пути у нас нет.

Амун не сказал, что Гидеон заслуживает того, чтобы его бросили, что я ошибаюсь и должен думать о своем народе, и за это я был безмерно благодарен.

– Знаю, он сделал…

– Просто иди, Рах. Я знаю, не надо мне объяснять. Мне это ни хрена не нравится, но я понимаю. Ты должен пойти, иначе будешь казнить себя вечно.

Второй раз за ночь я сжал его в объятиях.

– Я знал, что ты заставишь меня гордиться тобой, Амун.

– А я знал, что ты поведешь себя как благородный идиот. У тебя это отлично выходит. А теперь отправляйся, пока не стало слишком поздно.

Я хотел поблагодарить его за самоотверженность, но не смог. Я просто вздохнул и повернулся к Яссу.

– Ладно, показывай дорогу.

22

Мико

– Тиатепх, – сказала я.

– Звук «п» должен быть сильнее.

Обучая меня, Тор потихоньку расслаблялся. Сначала он стоял по стойке смирно, потом слегка ссутулился, затем сел, а теперь уже разлегся на подушках в углу, уставившись на колышущуюся ткань шатра.

– Тиатепх, – повторила я. И поскольку он не подал знак, что получилось лучше, продолжила дальше: Тиатепх. Тиатепх. Т-и-и-а-а-а-те-пх!

Он закатил глаза и посмотрел на меня.

– Вы вообще воспринимаете это всерьез?

– А ты? – огрызнулась я.

Он нахмурился, опустив брови, и это молчаливое осуждение почему-то показалось хуже, чем неодобрительные взгляды министра Мансина.

– Я ведь здесь, верно?

Я вздохнула.

– Да, и я понимаю, что никогда не сумею отблагодарить тебя за помощь, но день был долгим, я устала, а левантийский язык такой…

– Не такой сложный, как кисианский.

– У тебя всегда наготове ответ, чтобы я почувствовала себя тупым нытиком.

Тор рассмеялся, и этот настолько редкий звук застал меня врасплох.

– Совершенно точно, ваше величество, – сказал он, приподнимаясь на локте. – Я считаю это своим первостепенным долгом. Чтобы вы не вознеслись слишком высоко над нами, смертными.

– Ты просто чудовище.

Я почти пожалела, что сказала эти слова, пусть и в игривом тоне, но его губы изогнулись в улыбке, а вокруг глаз появились морщинки. Он поднял кулаки в левантийском приветствии, при этом по-прежнему опираясь одним локтем на пол.

– Это мое самое лучшее качество.

Прежде чем я успела придумать ответ, снаружи раздалась левантийская речь, и на долю секунды мое сердце сжалось в уверенности, что вернулся Рах, но свернувшаяся на полу Чичи лишь подняла голову. Тор с ворчанием поднялся и шагнул к входу, как будто в его обязанности входит провожать гостей в мой шатер.

Сказав несколько слов, он вернулся.

– Это Амун, ваше величество. Амун э'Торин. Он говорит, что вам пришло письмо.

– Письмо? От кого? – Но Тор, естественно, лишь пожал плечами, и я покачала головой. – Не важно. Попроси его войти. Ты можешь…

Тор прервал мой вопрос, язвительно заметив:

– Я ведь здесь именно для этого, разве не так?

Прежде чем я ответила, в шатер вошел Амун э'Торин и неуверенно застыл на пороге. Я знала, что вторая часть их имени происходит от названия гурта, но все равно удивлялась, увидев Торина, так не похожего на Раха. Амун был на полголовы ниже своего бывшего капитана, с широким лицом и квадратной челюстью, как будто высеченной из камня, хотя и сама могла бы сойти за кайло. Глубоко посаженные глаза придавали Амуну скорбное выражение лица, хотя, быть может, оно имело отношение к его миссии.

Наверное, я поздоровалась с ним, потому что он поприветствовал меня по-левантийски, а потом передал свиток, скрепленный кисианской печатью. Я взяла его дрожащей рукой, пытаясь догадаться, от кого письмо, но не нашла никакой эмблемы.

– Пришло из Когахейры, – сказал Амун, а Тор перевел. – Письмо отдали Яссу эн'Окче, а он принес его по сети пещер, когда пришел за Рахом.

Говоря это, Тор бросил на меня быстрый взгляд, и все напряглись. Я взяла письмо, но не опустила руку, замерев.

– За Рахом?

Амун поморщился, воинственно посмотрел на Тора и выпятил и без того квадратную челюсть.

– Он ушел, – перевел Тор. – Ему тоже пришло сообщение. Дело в том… это трудно объяснить, но Гидеон в тяжелом положении, и Рах поспешил к нему, пока его не разорвали на части левантийцы.

Накануне вероятного сражения Рах ушел к тому самому врагу, которого я собралась изгнать. Все гораздо сложнее, и Рах мне не принадлежит, но я не могла избавиться от чувства, что меня бросили.

– Понятно, – сказала я, потому что надо же было что-то сказать, чтобы выглядеть хладнокровной и спокойной, как будто капризы идущих с нами левантийцев ничего для меня не значат, хотя мне хотелось задать сотню вопросов. Почему левантийцы ополчились против Гидеона э'Торина? Что об этом думают кисианцы Когахейры? И самый важный вопрос: где Рах? Что значит для него Гидеон э'Торин, помимо того, что он собрат по гурту?

Но в конце концов я сумела задать только один вопрос:

– Он уехал один?

– Да, ваше величество. Ясс эн'Окча покажет ему дорогу. А утром, когда мы отправимся искать другие гурты поблизости, я займу его место заместителя заклинательницы Эзмы.

Я кивнула. А что мне еще оставалось?

– Спасибо.

Амун еще раз поднял кулаки в приветствии и ушел, и только застывший в напряжении Тор как будто не знал, остаться ему или уйти.

– Они долгое время дружили, – рискнул он высказаться после паузы. – Не знаю, сохранилась ли их дружба после всего этого, но… Рах… всегда был… очень порядочным. Он поступает правильно, даже если восстает против этого.

– Я понимаю. Надеюсь, ему не придется сожалеть о своем решении. А ты пока можешь отдохнуть, Тор. Спасибо за помощь с речью.

Он кивнул, а потом, вспомнив о субординации, поклонился и вышел.

Я не стала немедленно распечатывать письмо, а постояла в одиночестве в центре шатра. О чем говорится в послании? О том, чего я больше всего хочу или чего больше всего боюсь? Это ответ от императора Гидеона? Того самого, к которому отправился Рах, чтобы его спасти? Вряд ли. Но тогда от кого оно? От Сичи? Эдо? Я понятия не имела, кто находится в Когахейре при дворе самозванного императора, но и не могла больше медлить и взломала печать. Красный воск осыпался на пол, и я развернула свиток.

«Дорогая Коко», – так начиналось письмо, и с колотящимся сердцем я посмотрела в конец, на имя Сичи, размашисто написанное черными чернилами.

Дорогая Коко!

Прости, что пишу тебе, памятуя о былой дружбе, потому что я в отчаянии и прошу тебя вспомнить, кем мы когда-то были друг для друга. Наверное, мы обе не были полностью честны в то утро в купальне, но я хорошо тебя знаю и всегда разделяла с тобой стремление любой ценой выжить и добиться успеха, и умоляю, не держи на меня зла из-за выбора, который я сделала.

Мы потеряли императора Гидеона. Полагаю, это случилось уже давно, но в таком опасном положении никто не осмеливается оспорить влияние, которое приобрел доминус Виллиус. Я боюсь сказать больше и могу лишь умолять тебя о помощи. Если ты придешь к нашим воротам с миром, ни один кисианец или левантиец в этих стенах не станет с тобой сражаться, но к тому времени чилтейцы, возможно, уже успеют с нами покончить. Мы потеряли империю, потеряли людей и семьи, а левантийцы пострадали вдвойне. Поэтому я молю тебя о защите. Сражайся вместе с нами. Кисианец бок о бок с кисианцем, левантиец с левантийцем (я знаю, с тобой много левантийцев), вместе против врага, причинившего так много зла всем нам.

Прошу тебя.

Всегда твоя преданная подруга,

Сичи

Я уставилась на страницу, и слова повторялись в моей голове, как звон гонга, вызывая воспоминания. О Танаке. Об Эдо. О Сичи. О том простом времени, когда мы только мечтали о будущем, а не боролись за него. Гораздо легче мечтать, говорить об идеалах, верить, что я могу сделать мир лучше, не подвергаясь испытаниям, но принимать решения неприятно. Иногда правильного решения не существует, иногда мы ошибаемся или видим мудрый путь только в болезненных воспоминаниях, а ошибки приходится носить с собой вечно. На моей совести души стольких людей – достаточно было закрыть глаза, чтобы увидеть, как лежат на дороге под копытами моей лошади мертвые жители Сяна, потому что я не нашла верных слов, потому что я никудышный правитель, потому что позволила праведному гневу взять верх над рассудительностью.

А теперь Сичи молила меня о помощи. Не только ради себя, но и ради всех тех, кто по какой-либо причине оказался при дворе левантийцев в Когахейре. Праведный гнев твердил мне, что они заслуживали своей участи, сделав неверный выбор, заключив союз с фальшивым императором, но разве я могла их винить? Я сама подвела народ у Рисяна, а задолго до того император Кин зародил на севере империи ненависть, злобу и обиду. По правде говоря, их предательство, даже планы светлейшего Бахайна, связаны не со мной, а с наследием тех двоих, кто заставил империю страдать от собственной боли.

Я начала расхаживать взад-вперед, сжимая в руке свиток. Рах поступил бы правильно, даже если восставал против этого. Он не стал бы ворчать или жаловаться, даже не взвешивал бы варианты, а сразу увидел бы правильный путь и пошел по нему, как бы это ни было опасно. Я не умела выбирать так же верно, как Рах, но лишь один путь защитит невинных кисианцев, спасет Когахейру и Сичи, хотя другой путь сулил победу и завоевание. Я могла бы вернуть себе империю ценой гибели многих ее подданных.

Я не нуждалась в прозорливости Раха, чтобы понять, какой путь правильный.

Я высунула голову за полог шатра, всполошив охрану.

– Ваше величество! Прошу прощения, мы…

– Нет времени. Нужно созвать совет. Немедленно.

Никого не потребовалось поднимать с постели, но усталость была написана на каждом лице, и пришлось дожидаться, пока оденется генерал Михри. Хотя я и не требовала, чтобы явилась заклинательница Эзма, она тоже пришла, и в отсутствие Раха оказалась единственной левантийкой.

– Что случилось? – тихо поинтересовался министр Мансин, склонившись рядом со мной вместо того, чтобы занять свое место за столом.

Этот вопрос был на языке у каждого, но лишь Мансин потребовал ответа, прежде чем соизволил к нам присоединиться. Он явно ожидал, что придется отговаривать меня от негодного плана. После Сяна я вряд ли могла его винить, но столь публичное проявление недоверия – это уже слишком.

– Я сообщу совету о цели собрания, как только все будут готовы, – ответила я жестче, чем намеревалась.

Он выпрямился.

– Ваше величество.

Его место находилось слева от меня, и когда он опустился на колени, министр Оямада сел по мою правую руку. Он много сделал – привел сюда основные силы, разбил лагерь и приглядывал за чилтейцами, как и за двором левантийского императора, но с появлением Мансина снова переместился на менее значимую позицию. При дворе в Мейляне в его подчинении были бы сотни секретарей и чиновников, занимающихся поставками, торговлей и законодательством, но здесь он просто следовал за министром Мансином. Он слишком долго занимался только армией.

– Мы не можем ждать, пока чилтейцы нападут на Когахейру, – сказала я, набравшись смелости, чтобы сразу высказать свою позицию, как это делал генерал Мото. – По сведениям из города, Гидеон э'Торин больше не император, и его бывшие союзники среди кисианцев готовы нам сдаться. Если только до того их не перебьют чилтейцы. Если мы промедлим, погибнет слишком много кисианцев, а этого я не могу допустить.

Ответом на эти слова были молчаливые раздумья, и я знала, что все присутствующие вспоминают катастрофу в Сяне.

– Можно узнать, откуда поступили такие сведения? – спросил генерал Михри, не то чтобы с недоверием, но с намеком на него.

– Пришло письмо. От Сичи Мансин.

Все покосились на министра, но тут снова заговорил Михри:

– У которой есть причины быть на стороне левантийцев, учитывая ее брак с императором. Со всем уважением, ваше величество, но я не стал бы верить ее словам и рисковать, меняя планы. Атаковать чилтейцев до того, как они нападут на Когахейру, очень опасно.

– Тогда давайте атакуем их во время нападения на Когахейру, – предложила я.

– Рискуя, что на нас обрушатся все чилтейские силы, пока те, кто засел в Когахейре, будут спокойно наблюдать, – проворчал генерал Мото.

– Это правда, что капитан э'Торин нас покинул? – вдруг спросил генерал Михри.

Конечно, новость быстро распространилась. Вряд ли Рах мог уйти незаметно для солдат в карауле. Я могла бы сказать им, что понимаю, почему он ушел, могла бы развеять их страхи, но это было бы предательством доверия.

– Да, – ответил министр Мансин, и я задумалась, кто ему сообщил и что он знает.

Наверное, он обрадовался уходу Раха, даже на время, ведь видел в нем угрозу будущему империи. Угрозу мне.

– Поскольку Рах э'Торин дезертировал накануне битвы с Гидеоном э'Торином, это лишь усиливает мою тревогу по поводу того, – он посмотрел на Эзму, – что мы отправили левантийцев на поиски их соотечественников. Я доверяю им не больше, чем рассказу госпожи Сичи о самозваном императоре. Прошу прощения, министр, но когда, как не сейчас, говорить откровенно.

– Вы извиняетесь перед министром, а не перед предводителем левантийцев, чью честь вы только что опорочили? – сказал генерал Йасс обманчиво спокойным тоном. – Теперь я понимаю, почему в Кисии так долго считали нас лишь варварами, от которых следует избавиться.

Сидящий рядом с ним генерал Алон одобрительно буркнул, все беспокойно заерзали, хотя это и не имело отношения к предложенным изменениям планов. История наших отношений с разными горными племенами была малоприятной и кровавой, но я плохо знала, каким образом их включили в ряды армии. Однако слишком хорошо представляла себе, как эти же люди с тревогой говорят о союзе с горскими воинами. Империя, казалось, определялась тем, кого мы больше всего ненавидим, кто меньше всего похож на нас, даже если иногда это были другие кисианцы. Проклятые северяне. Жалкие южане. Я давно хотела исцелить наши внутренние разногласия, но восстанавливать придется не только отношения кисианцев с окружающими государствами, но и друг с другом.

– Вряд ли стоит сейчас это обсуждать, генерал Йасс, – сказал Михри. – Вне зависимости от нашего прошлого, сейчас мы говорим о левантийцах.

– О левантийцах, к которым я отношусь с большой симпатией. Похоже, всем требуется кровь наших воинов, но стоит только попросить взамен уважения и справедливости, как нам велят быть благодарными только за то, что позволили умереть за вас. – Он посмотрел на меня с полыхающим в глазах застарелым гневом. – Поскольку генерал Михри дал понять, что он против нашего союза с левантийцами, я при всех заявляю, что выступаю за сохранение этого союза, ваше величество. И я ценю, что вы уважаете их, несмотря на все возражения.

Он сложил руки перед собой и обвел взглядом всех сидящих за столом. Он закончил свою речь, но не закончил борьбу и бросал вызов каждому. Эзма как будто не слышала этот разговор, но генерал Йасс говорил не столько от ее имени, сколько от имени своего народа.

Напряжение разорвал министр Мансин.

– Как бы мы ни относились к союзу с левантийцами, – сказал он, вложив в слово «левантийцы» все свое отношение к ним, – полное безумие даже думать о том, чтобы идти против двух армий сразу, если ни одна из них нас пока не атакует.

Безумие. Я повернула голову, и Мансин не моргнув глазом выдержал мой взгляд.

– В Сяне я приняла неверное решение, и оно привело к многочисленным невинным жертвам, – сказала я. – Но больше я не совершу такую ошибку. Да, все кисианцы, вступившие в союз с самозваным левантийским императором, все равно остаются кисианцами. Мы не можем позволить нашим соотечественникам умирать от рук чилтейцев. Не можем позволить, чтобы пал еще один город. Чилтейцы не ждут нападения с нашей стороны. Они считают, что мы будем сидеть сложа руки и выжидать. Это наше преимущество.

– Говоря о событиях в Сяне, не забывайте также, как все это выглядит в глазах тех, кто хочет вас опорочить, ваше величество, – сказал Мансин. – Об этих событиях уже говорят. А если люди увидят, как императрица Мико сначала убила невинных людей, а потом еще и напала на кисианский город, будет трудно объяснить, что они все неправильно поняли.

– Каким образом кто-то может неверно понять мои цели, если мы нападем на чилтейцев, а не на город? – уязвленно откликнулась я.

– Все, что может быть использовано против вас, ваше величество, будет использовано.

Мне хотелось верить, что в его словах нет угрозы, но как бы спокойно он ни говорил, лишь кто-то другой мог ее не заметить, а я в последнее время слишком часто подвергалась критике, чтобы надеяться на что-то иное.

Все по очереди согласно забормотали, и я не могла избавиться от чувства, что они смыкают ряды. То же чувство у меня было, когда меня загнали в угол в Мейляне, а светлейший Батита вел игру за престол – с такой легкостью члены совета приняли точку зрения своего коллеги, но не того человека, кто действительно будет бороться за империю, а не только за себя. Какое безумие – оказаться единственной, кто видит, насколько мрачным выглядит будущее Кисии, если мы ничего в себе не изменим.

Они начали обсуждать, когда лучше всего вступить в сражение и как следить за его ходом, как будто им больше нечего было сказать о моем предложении, после того как от него отмахнулся Мансин. В этот момент я поняла, что не взяла власть. Мне ее подарили. Министр Мансин и министр Гадокой присмотрелись ко мне, оценили, насколько я соответствую их планам и видению, и действовали не ради меня, а ради собственных планов. Даже жертва Мансина в Мейляне, какой бы благородной ни была, таила в себе расчет.

Мне даровали власть. Эти люди даровали мне власть в Ахое. Позволили маленькой девочке развлекаться со своими игрушками, пока они заняты настоящим делом. Вот только я оказалась недостаточно податливой. Недостаточно кроткой.

Я встала, и от удивления генералы замолчали. Сидящая в дальнем конце стола Эзма улыбалась. Возможно, понимала, что я чувствую.

– Благодарю вас за советы, – сказала я. – Но я императрица Кисии и приняла решение: завтра мы идем навстречу чилтейской армии и не позволим Когахейре сражаться в одиночку. Это не обсуждается. Кисианская армия нужна для того, чтобы защищать кисианцев, чего бы это ни стоило. Нет!.. – Я подняла руку: – Я же сказала – это не обсуждается, генерал Михри. Детальный план будет утром. А пока я предлагаю вам сообщить солдатам и отдохнуть. Все свободны.

Заколебавшись, они посмотрели на министра Мансина, как будто ожидая, что он возразит, отдаст другой приказ, но, каковы бы ни были его желания, он министр, а не регент, и ему оставалось лишь встать вместе с остальными и поклониться. Генерал Михри вышел первым, пока два генерала из горных племен с величайшим уважением поклонились – всегда следует отмечать подобное поведение, учила меня матушка, потому что какие бы слова человек ни держал при себе, редко кто может солгать всем телом.

Я ожидала, что министр Мансин задержится и будет спорить, доведя нас обоих до изнеможения, но он ушел вместе с остальными, и в шатре остались только генерал Рёдзи и Эзма. Заклинательница сложила руки за спиной и явно не собиралась уходить.

– Заклинательница? Ты хочешь что-то сказать?

– Да, – ответила Эзма, – но наедине. – Она посмотрела на генерала Рёдзи, а когда он не пошевелился, добавила: – Если вы боитесь за жизнь императрицы, то ищете не в том месте.

Ее слова заставили меня с нехорошим чувством задуматься о капитуляции Мансина, но я отпустила Рёдзи кивком. Мы с Эзмой остались друг напротив друга за пустым столом.

– И?

Она подняла голову.

– Я хочу попросить вернуть долг.

Я напряглась, жалея, что не сижу на коленях и не могу дотянуться до чаши с вином.

– Каким образом?

– Мне нужен Гидеон.

– В каком смысле?

На мгновение она слегка нахмурилась.

– В том смысле, что если завтра мы возьмем его в плен, его судьба будет в моих руках. Как заклинательница лошадей, только я могу вершить правосудие, когда дело касается нескольких гуртов.

Я обрадовалась, что не сказала совету, куда ушел Рах, но теперь гадала, глядя на суровые линии ее лица, а не знает ли она. Может, именно это и стало причиной ее просьбы.

Как сказал Тор, Рах и Гидеон долго были друзьями. А Рах всегда поступает по чести. Делает то, что считает правильным, даже если восстает против этого.

Если бы только я знала, что правильно. Ее просьба была вполне разумной, ведь если Гидеон заставил страдать самих левантийцев, то им же будет лучше, они почувствуют облегчение, когда свершится правосудие. Но Рах и заклинательница Эзма не ладили. Тор объяснил это как мог, но я все равно толком не поняла, как к этому относиться, правда ли она опасна, как, похоже, считал Рах, или ему просто не нравилась такая бескомпромиссная женщина во главе левантийцев.

– Не уверена, что могу это обеспечить, – сказала я. – Пока что Гидеон не в моих руках, возможно, никогда и не будет.

– А если будет? – Я помедлила с ответом, и она прищурилась. – Надеюсь, не нужно тебе напоминать, что ты у меня в долгу? В долгу перед левантийцами. И если ты хочешь, чтобы завтра мы сражались вместе с твоей армией, этот долг еще возрастет. Я не поведу людей в битву ради забавы. Не позволю им умирать ради чужой славы. Если ты хочешь сохранить союз с левантийцами, то должна заплатить названную цену, как у нас принято.

– А есть ли еще что-то…

– Гидеон э'Торин, или больше мы не будем за тебя сражаться. – Она расправила плечи, нависая надо мной. – Подумай об этом как следует, прежде чем предашь меня. Для моих людей твое слово ничего не значит, а мое значит все.

Не дожидаясь ответа, она вышла, лишь хлопнул полог шатра, а к моему горлу подступила тошнота.

Генерал Рёдзи ждал снаружи, встревоженно поджав губы.

– Ваше величество, – сказал он, настороженно покосившись на караульных. – Все в порядке?

Вероятно, так он спрашивал о том, чего хотела заклинательница Эзма, но у меня не было желания обсуждать ее требования даже с ним. Можно ли найти худшее время, чтобы говорить о том, какие осложнения принесли мои чувства к Раху?

– Да, генерал. Но я хочу с вами кое-что обсудить, так что войдите на минутку.

Он поклонился и последовал за мной в теплый шатер, застеленный старыми циновками, со столом и кушеткой с подушками из какого-то богатого дома. Я садиться не стала. Никак не могла успокоиться. Я расхаживала взад-вперед, пытаясь собраться с мыслями.

– Генерал, – наконец сказала я, – я знаю, что вы были не только главой охраны моей матери, но и ее хорошим советчиком, поэтому прошу дать мне совет. Вы наверняка заметили, что я теряю поддержку. Не солдат или даже простых кисианцев, хотя мне придется изо всех сил стараться загладить ущерб, причиненный в Сяне…

– Вы обеспокоены насчет генерала Мото?

– Да. И… боюсь, еще и насчет министра Мансина. Его неприязнь к левантийцам развела нас по разные стороны.

Генерал Рёдзи указал на подушки.

– Можно?

– Конечно.

Он сел, охнув от натуги и усталости.

– Если желаете, можете ходить, но я весь день был на ногах, а мне лучше думается, когда не сводит икры.

– Просто вы уже стары.

Рёдзи усмехнулся.

– И в этом вам повезло, иначе я был бы не таким мудрым. А теперь о генералах. Многие члены совета при императоре Кине не были с ним согласны и даже не любили его, он часто говорил, что, если хочешь получить хороший совет, следует выслушать несогласных.

– Думаете, я делаю из мухи слона?

– Нет, потому что вы не император Кин. Ваша матушка однажды сказала, что в нашем обществе женщинам не позволено то, что позволено мужчинам. Мужчину уважают, пока он не докажет, что этого недостоин. А женщину никто не станет уважать, пока она не докажет, что достойна. И все же вы добились уважения генерала Йасса и генерала Алона, потому что, как чужаки, они страдают от таких же предубеждений. Они варвары, огромные и тупые, которых не принимают в расчет, пока они не докажут, что не такие. С левантийцами то же самое.

Я остановилась и вздохнула.

– И как заставить их меня уважать? Как я могу доказать что-либо, если ни одна из моих побед, даже взятие Сяна, не добавила уважения?

Он подался вперед, облокотившись на колени, и поставил подбородок на ладони.

– Вы хотите получить совет, но боюсь, я могу предложить только два противоположных пути. По одному я велел бы вам следовать, как командующий императорской гвардией, заботящийся лишь о вашей безопасности. А по другому велел бы следовать, если бы говорил только как Хаде Рёдзи.

Серьезность его слов, тона и лица подействовали на меня как тяжкий груз, и я осела на пол, сложив руки на коленях.

– Говорите, – едва слышно попросила я.

– Хорошо. Сначала, как командующий императорской гвардией, я советую вам проглотить свою гордость. Попросите у них совета, в котором не нуждаетесь. Сыграйте по их правилам. И смиритесь с тем, что мужчины, командующие вашей армией, всегда будут иметь больше власти, чем вы, но если вы позволите им это и не будете мешать, они дадут вам делать с остальной империей, что пожелаете.

– Стать марионеткой и править только номинально?

– Именно. Безопаснее не бороться с могущественными людьми. Большинство из них как спящие змеи. Спокойно лежат, пока все происходит, как они желают, но только решишь выгнать их из-под теплого камня, немедленно бросятся.