Текст книги ""Современная зарубежная фантастика-1". Компиляция. Книги 1-21 (СИ)"

Автор книги: Деннис Тейлор

Соавторы: Гарет Ханрахан,Бен Гэлли,Джеймс Хоган,Дерек Кюнскен,Девин Мэдсон
сообщить о нарушении

Текущая страница: 206 (всего у книги 341 страниц)

– Придется отдать большую территорию и бросить много людей, – возразил старый генерал Йи. Морщины на его лбу были такими глубокими, что казалось, будто он постоянно хмурится. Однако он напоминал старый, но крепкий дуб, а его спина была прямее, чем у многих молодых. – Северяне – такие же кисианцы, как и те, что живут к югу от реки.

– Давайте не будем делать из этого политическую проблему, – ответил Бо. – Дело не в выборе между Отако и Ц’аем, дело в том, какую часть империи мы в состоянии оборонять.

– Например, ваш город и ваше положение?

Генерал Варин откашлялся, помешав Бо огрызнуться. Варин и генерал Йи были старейшими из присутствующих и служили еще во время мятежа моего отца.

– Если мы чему-то и научились семнадцать лет назад, – сказал Варин, когда все посмотрели на него, – так это тому, что, если кто-то всерьез вознамерится пересечь реку, мы не сможем этому помешать. Симай слаб. И есть старые катакомбы. Мы пытались их перегородить, но… – старик повел плечами. – Засесть в обороне – это крайний вариант, когда ничего другого не останется, только скрываться за стенами немногих оставшихся в наших руках городов. – Он помолчал, несомненно, чтобы все вспомнили о судьбе Коя. – Но мертвые чилтейцы не заберут нашу гордость и нашу честь, а если мы встретимся с ними на поле боя, то они умрут.

– Вы слышали о том, как сражаются левантийцы? – спросил светлейший Батита, обратив хмурый взгляд на старого генерала. – Да, они дикари, но надо отдать дань уважения их способностям. Во всех донесениях говорится, что они почти уничтожили наши армии на поле боя.

– Значит, мы должны быть умнее.

– Нет. – Батита обвел взглядом собравшихся. – Это не тема для обсуждения. Его величество приказал отступать за реку. Нам осталось только решить…

Мне нужно было уйти. Дождаться решения Гадокоя. Но я не могла молчать, не могла позволить отдать приказ об отступлении и бросить людей на произвол судьбы. Я шагнула ближе к ним и сделала глубокий вдох, как будто воздух придаст мне сил.

– Его величество император Кин Ц’ай не отдавал приказ об отступлении. Он скончался.

Все уставились на меня, замерев, словно растеряли все заготовленные слова.

– Что-что? – выпалил Бо.

– Я же говорил – что-то тут не так, – сказал Дох, стукнув кулаком по ладони. – Это с самого начала был фарс.

– Не понимаю.

– Но как?

– Когда?

Я подняла руки, призывая к молчанию, но все равно пришлось перекрикивать их возмущенные вопли.

– Он умер от ран в день нашего приезда. По моим указаниям лекарь Акио держал это в секрете… Нет, погодите, выслушайте меня. Если бы все узнали, что император Кин мертв, на что мог бы надеяться народ Кисии, когда на пороге война? Я солгала ради Кисии.

– И мы должны в это поверить? – фыркнул Батита.

Я повернулась к нему.

– Его светлость тоже знал, но решил воспользоваться этим, чтобы принудить меня согласиться с решениями, которые он примет от имени императора, включая это отступление. Я не буду больше лгать. Его величество скончался, но он не собирался отступать. Он никогда не отдал бы пол-империи ни чилтейцам, ни левантийским всадникам.

Одобрительный гул смешался с гулом недоверия, и первым к покоям императора двинулся генерал Китадо. Остальные последовали за ним, и пока члены совета зашли внутрь, чтобы убедиться во всем собственными глазами, я остановилась в коридоре. Я старалась не прислушиваться к их приглушенным возгласам и ужасу, когда они увидели труп и почувствовали запах, вместо этого я пыталась придумать, что скажу дальше, но все мысли вылетели из головы.

Мансин и Гадокой вернулись первыми, и, хотя оба были на моей стороне, они ни взглядом, ни жестом не показали, какая судьба меня ждет – взлет или падение.

Остальные вернулись подавленными, Дох был бледнее, чем когда бы то ни было. Может, от вида тела или от осознания того, что солдата-императора больше нет и он нас не спасет.

Воспользовавшись молчанием, светлейший Батита повернулся ко мне спиной и сказал:

– Народ должен узнать, что император скончался и его наследником будет император Дзай Ц’ай. Приказы остаются в силе, – продолжал он в приливе красноречия. – Все генералы уведут войска к югу от реки Цыцы и присягнут новому императору.

– Нет, – сказала я. – Этого не будет.

– Не будет? – он резко обернулся ко мне. – Не будет? – Его глаза вспыхнули. – С чего ты взяла, малышка? Его величество мертв. Теперь императором стал принц Дзай, а его регентом…

– Его величество не объявил наследника. – Спокойные слова побороли бурлящий внутри страх. – Принца Дзая не признали официальным наследником.

Светлейший Батита резко захлопнул рот и свел брови, так что они почти соприкоснулись.

– И кто же еще может быть его наследником, если не сын?

– Я.

– Ты?! – Он приблизился ко мне настолько, что я видела каждую пору на его носу. – Ты просто гнусный выродок, которого навязала великому императору Кину его шлюха жена. Ты не можешь унаследовать трон.

– Ваша светлость! – шагнул вперед министр Гадокой. – Говорить в таком тоне неподобающе для членов императорского совета. Хотя я и раздосадован тем, что ее высочество не сообщила о смерти императора раньше, я с ней согласен – в текущих обстоятельствах неразумно было объявлять о его кончине. Что же касается наследника его величества, это можно легко выяснить. Его завещание находится в сейфе архива.

– Так принесите его. Немедленно.

Министр Гадокой чопорно поклонился.

– Ваша светлость.

Министр удалился по коридору, оставив после себя напряженную тишину. Вот оно. Настал момент истины. Возможно, все было напрасно, и у меня не было иного будущего, кроме как в качестве жены этого человека, которого я скорее задушу, чем лягу с ним в постель. Возможно, это и впрямь крайний вариант, если исчерпаются все другие. Я посмеялась над собой, и все члены военного совета удивленно уставились на меня, услышав этот неуместный звук.

– Наверное, вы очень расстроены новостями из Коя, ваше высочество, – сказал министр Мансин, шагнув в расширяющийся колодец тишины. – Это было непростое время для всех нас. Должен сказать, я согласен с министром Гадокоем, – добавил он, обратившись к остальным членам совета. – Народ Кисии чувствовал себя под защитой императора Кина, и известие о его смерти подорвало бы боевой дух и вдохновило врагов.

Оба генерала согласились, но светлейший Батита покачал головой.

– Боевой дух воспрянет, как только люди увидят на троне нового, энергичного императора.

– Кого? Я уважаю принца Дзая и надеюсь, что со временем он станет достойным трона, но пока что его не назвать энергичным и вдохновляющим, – с вежливым интересом сказал министр Левой руки в ответ на злобный взгляд светлейшего Батиты.

– Это верно, – согласился генерал Йи. – Он еще ребенок. Сможет ли он повести за собой в битву? Умеет ли вообще держать оружие? Или даже скакать верхом?

– Разумеется, не он выведет нас из этой катастрофы, – сказал Батита. – До конца войны я буду править в качестве регента. Как вы сами сказали, нам нужен не мальчик, нам нужен муж.

Он с ухмылкой покосился на меня, но, похоже, больше никто этого не заметил. Никто не возмутился, не возразил, все закивали, как будто нет ничего естественней, чем восседающий на троне светлейший Батита. Все так долго считали его наследником Кина, что тут же выбросили из головы Дзая. Им казалось, что важнее решить, стоит ли объявлять простому народу о смерти императора Кина.

Пока они спорили, я ждала возвращения Гадокоя, прислушиваясь к шагам и наблюдая, не появится ли министр из-за угла.

Наконец он появился. Он медленно шел по коридору, и при виде керамической вазы в его руках все умолкли. Это была ваза с искусной резьбой и позолотой, разрисованная гоняющимися друг за другом драконами Ц’ая на залитом солнцем небе. Все посмотрели на министра, а он остановился, улыбнулся и разбил вазу об пол. Осколки разлетелись к нашим ногам, а из самого большого уцелевшего фрагмента выпал свиток. Запечатанный блестящим красным воском с императорской печатью.

Министр Гадокой нагнулся и поднял свиток с почтением, как драгоценное дитя, потом выпрямился и надломил блестящую печать. Воск с хрустом треснул, Гадокой развернул пергамент и откашлялся.

– Ну, так что? Что там говорится? – поторопил его губернатор Дох. – Не держите нас в напряжении.

Мое сердце трепыхалось как мотылек. Безумием было даже надеяться, безумием было…

– Тут говорится: «Я, император Кин Ц’ай Первый, настоящим представляю империи мою дочь и наследницу, императрицу Мико Ц’ай Первую. С благословения богов она принесет присягу и будет править мудро, на благо Кисии и ее народа».

Я не могла сдержать хлынувшие из глаз слезы и всхлипнула, наконец-то расслабившись. Императрица. Императрица Мико Ц’ай. Гадокой все-таки это сделал. Он поверил в меня и совершил немыслимое перед этими людьми и в такое время. Министр Гадокой улыбнулся и протянул свиток мне.

– Да здравствует императрица Мико Ц’ай!

Светлейший Батита выхватил завещание из его руки.

– Нет. Нет. Я знаю, что вы делаете, не думайте, что я ничего не понимаю. Вы с ней в сговоре. Что она вам предложила за эту фальшивку?

– Эй, вы! – рявкнул генерал Варин. – Вы обвиняете министра Гадокоя, а не какого-нибудь мелкого секретаришку.

– Кузен скорее отдал бы империю чилтейцам, чем Отако. И не вздумай называть себя Ц’ай, девчонка, мы все знаем правду. Ты и твой брат – бастарды Катаси Отако и должны были умереть вместе с ним. Отако – это гниль, которую нужно вычистить из…

– Да как вы смеете? Отако создали эту империю. Создали все, на чем вы сейчас стоите и чем якобы гордитесь. Преступления моего отца нельзя ни простить, ни забыть, но неверные решения одного человека не должны пятнать весь императорский род, у любого из нас в одном волоске больше достоинства и чести, чем во всем вашем эгоистичном теле.

Я зашла слишком далеко и понимала это. Он поднял руку. Я напряглась, но Батита так и не ударил.

– Стража!

Императорские гвардейцы всегда находились где-то поблизости, и как только эти слова сорвались с его губ, в коридоре послышался топот бегущих ног.

– Арестуйте принцессу Мико. Она обвиняется в том, что скрыла смерть его императорского величества и подделала его завещание, объявив себя наследницей Алого трона. Арестуйте министра Гадокоя, ее пособника.

Меня схватили за руки. Вокруг послышались возмущенные крики, но, хотя я ожидала, что Мансин за меня заступится, он не сказал ни слова. Потому что он командовал всеми солдатами империи, кроме императорской гвардии.

– Его превосходительство никогда бы…

– Я не подделывал документы, это возмутительно и…

– И что Гадокой мог выиграть, совершив измену?

– Хватит! – заревел Батита. – Принц Дзай – единственный кровный сын императора Кина, а значит, и его наследник. Никакие фальшивки этого не изменят. Генерал Китадо, уведите их обоих, пока я не решу, каким будет наказание.

– Да, ваша светлость.

Приказы были отданы, и я не смела посмотреть ни на Мансина, ни на Гадокоя, я смотрела только на Батиту, чье лицо вспыхнуло свирепым ликованием, когда меня поволокли прочь.

* * *

Из своих покоев во внутреннем дворце я слышала бой траурных барабанов, и весь город пришел в движение от смеси горя и радости, отмечавшей кончину одного императора и коронацию другого.

Ая весь день паковала мои вещи для поездки в Ц’ай. Канцлер Горо пришел рассказать о решении совета – освобождение от наказания в обмен на замужество – и, хотя он, похоже, не винил меня за подлог, я не услышала от него слов сочувствия.

– Сегодня вечером вы должны склониться и присягнуть регенту его величества, как и все остальные.

Он стоял на пороге, не решаясь ни войти, ни выйти.

Я не ответила, и он все-таки вышел. И только тогда, оказавшись в полном одиночестве, я послала Аю с последним поручением. Она поморщилась от страха и замешательства, но кивнула, поклонилась и заверила, что все сделает. Как только она ушла, я начала одеваться.

Для аудиенции с императором или регентом были установлены строгие правила относительно одежды. Платья в пол, даже летом, и только верхнее платье может быть цветным. Деревянные сандалии обязательны для всех придворных и даже слуг, чтобы они не смогли подойти незаметно.

По таким случаям матушка всегда одевала меня в золото, в надежде что сверкающая элегантность золотого шелка отвлечет внимание от недостатков фигуры и квадратной челюсти. На этот раз я не надела золотистое платье. Я натянула штаны и рубаху, кожаную безрукавку, кольчугу и императорский плащ – форму генерала, которую мне дали в лагере Дзикуко. Собрав волосы в простой узел на затылке, я стала больше похожа на солдата, чем на принцессу, и улыбнулась своему отражению – впервые за много лет.

Вернувшись после выполнения задания, Ая охнула.

– Ваше высочество, вы не можете идти в тронный зал в мужской одежде. Канцлер велит меня выпороть за то, что я это допустила.

– Этого не будет. Просто скажи ему, что я тебя отослала и не позволила меня одевать. Ты принесла?

Горничная съежилась и протянула мне почерневший лук, который забрали из моей комнаты императорские гвардейцы, с провисшей тетивой и покореженный. Я взяла лук, и от прикосновения к нему у меня екнуло сердце. Он был весь пропитан гневом. И силой. Властью.

Под мечущимся взглядом Аи я подтянула тетиву и достала спрятанный под грязной одеждой колчан. Никаких мечей за поясом, никаких скрытых кинжалов, только отцовский лук за спиной.

– Теперь я готова, – сказала я, в последний раз взглянув на себя в зеркало.

– Вам нужно что-нибудь еще, ваше высочество?

– Нет, Ая, останься здесь и распакуй мои вещи. Я не еду в Ц’ай.

Она с бесстрастным видом поклонилась. Интересно, догадалась ли она, что я задумала? Она поклонилась почти до земли, и я поняла, что она знает.

Когда на землю опустился вечер, к моей двери подошли два солдата, чтобы меня сопроводить. Они оглядели меня с головы до пят, с пучка на макушке до доспехов и пояса-оби, который на сей раз я завязала правильно, и наконец их взгляды остановились на Хацукое.

– Лук, – сказал один гвардеец, протягивая руку. – Будет лучше, если его понесу я.

На них не было ни алых плащей, ни поясов императорской гвардии. Это были простые солдаты. И подчинялись Мансину. С колотящимся сердцем я отдала лук.

После смерти императора жизнь во дворце закипела, и в святая святых внутреннего дворца бурлила суматоха, как в старые добрые времена. Со всего города собрались аристократы и богатые купцы, чтобы присягнуть в верности новому императору, а точнее, его регенту.

– Ваше высочество! – воскликнул канцлер Горо, когда мы подошли к открытым дверям тронного зала. – Вы не можете войти в такой одежде!

– Могу и войду, – ответила я, и мои стражи двинулись дальше, почти не сбившись с ритма.

С каждым шагом к огромным дверям сердце билось все быстрее. Потому что в зале сидел Батита – в дальнем конце, на троне перед собравшейся толпой. Повсюду стояли гвардейцы, напряженные и вечно настороже, охраняя пустое пространство между Плитой смирения и сидящим на Алом троне регентом нового императора Кисии.

– Ваше высочество! – повторил за моей спиной канцлер, но слова прозвучали уже тише по мере того, как я от него удалялась, а может, их просто заглушил стук моего сердца.

Два моих стража прокладывали путь через толпу и не остановились, пока мы не дошли до Плиты смирения. Министр Гадокой, тоже в сопровождении солдат, только что выпрямился после поклона. Светлейший Батита злобно уставился на меня с трона.

– Очень впечатляет, малы…

– Молчите! – сказала я, и мой голос вознесся до самых балок крыши. – Император Кин объявил наследника. Смиритесь и уйдите с трона.

С его лица отхлынули все краски.

– Да как ты смеешь…

– Нет, как вы смели арестовать министра Гадокоя, самого преданного и совестливого слугу империи, только потому, что не могли смириться с правдой. Уходите.

Батита переводил взгляд с набившей зал толпы на императорских гвардейцев, стоящих между нами.

– Принцесса безумна. Уведите ее.

Мои стражи не пошевелились. Я стояла рядом с ними, не сводя глаз с Батиты, хотя в ушах стоял гул.

– Светлейший Батита Ц’ай, в наказание за ложное обвинение невиновного и за попытку оспорить права законной наследницы императора Кина, наместницы богов на Алом троне, вы приговариваетесь к смерти.

Я взяла отцовский лук из рук солдата и приложила стрелу к тетиве.

Кто-то вскрикнул, но я не сводила глаз с регента нового императора, одетого в императорское платье, как будто он был вовсе не регентом.

Снова послышался крик. Возникла какая-то суета. Люди вокруг меня расступились. Скрип тетивы мимо уха прозвучал самой прекрасной музыкой, а потом стрела полетела на крыльях молча. У него не было времени пошевелиться. Он успел лишь распахнуть в страхе глаза. Стрела и вошла прямо в глаз. Батиту откинуло на спинку трона и пришпилило к алому лакированному дереву, когда стрела вышла у него из затылка.

Два моих солдата проводили меня к помосту, и там, под взглядом сотен внимательных глаз и в полной тишине, я оказалась лицом к лицу с врагом. Схватившись за древко, я выдернула стрелу, забрызгав камни кровью и мозгами. Тело Батиты осело. Обеими руками я схватила его за одежду и приподняла мертвое тело, чтобы стащить его с трона. Он упал головой на пол, и череп раскололся как яйцо, так что потекли остатки мозгов.

Поправив свой плащ, я села, отцовский лук торчал за моей спиной, как, наверное, когда-то торчал за спиной отца. Только я не была его сыном. Я была его дочерью.

– Я – императрица Мико Ц’ай. – Мои слова прозвенели, поднявшись к толстым балкам на потолке. Теперь это была игра, спектакль для этих людей, которые расскажут своим детям и детям своих детей, пока эта сцена не запечатлится в их сердцах навеки. – Император Кин назначил меня своей наследницей, но я также внучка императора Лана, потомок великого лорда Гая Отако. Я не сбегу, когда враг у ворот. Я поскачу сражаться с ним на поле боя и покажу, что делает Кисия с теми, кто хочет захватить нашу землю.

– Да здравствует императрица Мико, законная наследница императора Кина Ц’ая! – выкрикнул стоящий передо мной министр Гадокой.

Солдаты, которые сопровождали меня к трону, склонились первыми. За ними последовали остальные придворные. Затем слуги и их господа, пока крик «Да здравствует императрица Мико!» не раскатился по всему залу, а стоящий в сторонке министр Мансин с мрачной улыбкой кивнул.

Глава 22

Кассандра

Моя камера была холодной и воняла, как мокрая шерсть, я сидела со скованными руками, сжавшись в углу. Ночь ушла, сквозь решетки пробивались лучи дневного света. Над захваченным чилтейцами Коем поднималось солнце, точно так же, как всегда вставало над Коем кисийским.

Лео только что вышел. Он был мертв, ему отрезали голову. Тем не менее он ушел, держа свою треклятую голову в собственной треклятой руке.

За стеной замка, в городе, Она переодела мертвого командира гвардейцев в простой халат горожанина. Это останавливало чилтейцев от убийства и без того мертвого человека, но не уберегло тело от разложения.

Живот свело болью, и я снова прислонилась к сырой стене, откинув голову.

Прикрыв глаза, я словно во сне оказалась внутри призрачной чайной. У меня было время все рассмотреть – Она уже несколько часов сидела там за чайным столиком, не в силах или не в состоянии сдвинуться с места. Принесли чай. Чай был выпит. Чай унесли. Очевидно, у гвардейца оставалось несколько монет, потому что Ее пока не вышвырнули из чайной.

Она то и дело оборачивалась, неуклюже и медленно, чтобы поглядеть на ворота. Они оставались открытыми, а город жил своей жизнью, как будто власть не сменилась. Правда, всюду были солдаты Чилтея. Они группами кружили возле ворот и досматривали всех входящих и выходящих. Обыскивали мешки, седельные сумки и телеги, требовали плату.

Она снова повернулась к чайному столику, и я больше не видела надвратной башни.

То проваливаясь в дремоту, то просыпаясь, я смотрела, как чайная чашка из мира снов поднималась и опускалась, наполнялась снова и снова, и в конце концов ее унесли. А Она стала чаще оборачиваться и смотреть на ворота. Проверяла подвижность ног. Наблюдала, как входят и удаляются посетители. Я не слышала ни одной ее мысли, только гул разговоров вокруг.

В полусне я гадала, как долго меня собираются держать взаперти. Я же выполнила заказанную иеромонахом работу, что доказывало мертвое тело Лео, пусть и без головы. Глава церкви выслушал мою сбивчивую историю без единого проблеска удивления, я увидела лишь досаду да на краткий миг – страх. Самый могущественный человек Чилтея косился через плечо на каждую тень, словно ожидая увидеть призрака.

Она снова смотрела на ворота. Постукивала по столу. Считала себе под нос. Шестнадцать солдат – это много.

Она поднесла к лицу руку, сжала и разжала кулак. Мизинец совсем не двигался. А когда Она опустила руку, все пальцы кроме мизинца обвились вокруг рукояти кинжала. Девушка принесла чашку со свежим чаем.

– Прошу, ваша милость. – Она поклонилась, опуская чашку на стол. – Не желаете еще чего-нибудь?

Ее взгляд остановился на горле служанки, а пальцы перехватили кинжал поудобнее. Запертая в собственном теле вдали от Нее, я ничего не могла поделать, только молча смотреть и молить не делать того, что явно было у Нее на уме.

Может быть, со свежим телом Она сумеет сбежать. Освободится.

– Ваша милость?

– Нет, ничего, – хрипло выговорила Она.

Девушка рискнула поднять взгляд на своего клиента, побледнела и поспешно ушла, не сказав ни слова.

Прозвенел колокольчик у двери, вошли двое чилтейских солдат, и под их глумливыми улыбками в чайной воцарилось молчание. Свободных столиков не было, отчего ухмылки сделались еще шире, и один из чилтейцев указал на двух стариков, поглощенных игрой в Кочевников.

– Это наш стол, – сказал он. – Пошли вон.

Несколько посетителей обернулись поглядеть, что там происходит, но большинство предпочло уставиться в чайные чашки, а не на солдат.

– Мы заняли его первыми, – ответил ближайший старик, даже не подняв глаз от доски.

Он передвинул фигуру, и в ответ его товарищ цокнул языком и покачал головой.

Солдат наклонился и сгреб кисийца за халат, рассыпав фигурки из Кочевников. Чашка с чаем упала на пол.

– Как ты мне отвечаешь, старик? Теперь этот город наш. Тебе лучше выучиться делать то, что тебе велят.

– Мы здесь, в Кисии, привыкли прислушиваться к словам старших, – задыхаясь, ответил старик, и солдат придавил сильнее.

А Она осталась на месте. Пальцы крепче сжались вокруг рукояти кинжала под столиком. Она может что-нибудь натворить. Может встрять. Вряд ли труп можно ранить.

Но, хотя я была уверена, что Она вот-вот выступит, Она не шелохнулась. Опустила взгляд к чашке с чаем.

Раздался хрип. Затрещало дерево. Зазвенела разбивающаяся посуда, под сапогами захрустели осколки. Закричала женщина. На пол упало что-то тяжелое.

Она не отводила глаз от ряби в чашке со своим чаем, до тех пор, пока Ее не привлекло затянувшееся молчание. Два чилтейских солдата уселись за столик. И никто не смотрел ни на них, ни на лежащее на полу тело. Момент смерти без песни мертвых определить невозможно, но мне показалось, что я его видела, пусть и Ее глазами – тот последний короткий вздох, взгляд и угасшую на деревянном полу вспышку ярости старика.

– Эй! Кто-нибудь принесет нам выпить?

Жизнь постепенно возвращалась в чайную – робкий шепот, шаги бедной девушки, посланной их обслуживать. А лежащее на полу тело словно не замечали.

Она встала быстро, насколько позволило окоченевшее тело, опустилась перед стариком на колени. Прикоснулась к еще теплой щеке.

Ничего.

Она тронула его лоб. Его руку. С нарастающей паникой приложила к нему ладонь, а потом припала лицом к его коже. Ничего не поменялось.

– Нет, – шептала Она. – Нет. Мне оно так нужно. Отдай его мне.

– Эй! Ты что это делаешь? – рассмеялся один солдат, когда Она прижалась губами к клочьям волос на виске старика.

По-прежнему ничего.

– Нет! – кричала Она, прижимая к его груди свои коченеющие кулаки. – Нет! Оно мне так нужно!

– Эй, ты! – Чья-то рука заставляла Ее подняться, но Она вырвалась. – Эй!

Весь город был погружен в туманную дымку. Отовсюду слышался шум. Она бежала, но ноги словно на шаг отставали от тела и Она спотыкалась как пьяная. Ворота были совсем рядом, но все солдаты с залитой кровью площади наблюдали за ее приближением. Наблюдали, как Она падает ничком на камни.

«Эй! Эй, ты! – звала я, пытаясь пробиться через ее безумие. – Эй! Эй, это я! – С моих губ слетел хриплый смех. А насколько было бы проще, если бы я дала Ей имя. – Ты! Она! Настырная сука! Прекрати, не беги! Тебе надо вернуться, надо…»

– Капитан, посмотрите! Может быть, это то, что вы ищете.

Перед моими закрытыми глазами появилось лицо. Знакомые широкие брови, изрезанные шрамами щеки.

«Капитан Энеас! Да! Это я, Кассандра. Не совсем я, но… просто не дайте ей уйти!»

Пальцы тронули Ее лоб. Отодвинули повязку на горле, ткань уже прилипла к запекшейся крови.

– Да, похоже, ты прав. Как раз вовремя. Его святейшество бушевал весь вечер. Доставь его в замок.

– Нет! – Ее голос сорвался. – Нет-нет-нет, прошу, отпустите меня, мне нужно уйти из города, я хочу…

– Мертвым не положено ни разговаривать, ни ходить. И они уже ничего не хотят. Ты отправишься в замок.

– Нет! Нет!

Я не в силах была смотреть, как Она вырывается из их рук, не хотела слышать ее вопли, умоляющие и отчаянные. Неужели Ей настолько лучше жить запертой в мертвом теле, чем вернуться ко мне?

– Попытаться стоило, – с горьким смехом сказала Она, падая передо мной на колени, когда дверь камеры наконец-то открылась и Ее втолкнули внутрь. – Я знаю, что ты все видела. Не смотри так обиженно, на моем месте ты поступила бы так же.

Стоявший в дверном проеме иеромонах откашлялся.

– Разве вы не намерены сейчас же… впустить ее, госпожа Мариус? Ой, не делайте такой потрясенный вид. Я подозревал, кто вы, с тех самых пор, как услышал о Джонусе. А теперь совершенно уверен. – Он сложил ладони вместе, изображая безмятежное благочестие. – Знахарь очень хорошо за вас заплатит.