Текст книги ""Современная зарубежная фантастика-1". Компиляция. Книги 1-21 (СИ)"

Автор книги: Деннис Тейлор

Соавторы: Гарет Ханрахан,Бен Гэлли,Джеймс Хоган,Дерек Кюнскен,Девин Мэдсон
сообщить о нарушении

Текущая страница: 131 (всего у книги 341 страниц)

Он слишком близко к богам, слишком многое в нем прошло возгонку Ткача Судеб.

И что-то огромное, хищное прокралось и бродит вокруг него. Горячее дыхание сопящего зверя. Туману не скрыть до конца величие царственной сущности, которая пытливо его изучает. Когти Царицы Львов разрывают паутину там, где ступает Она, кружа около Ткача Судеб. Восемь мерцающих глаз смотрят в два золотых, горящих ослепительней солнца. Паук съеживается. Эмлин съеживается – его сердце несется вскачь, а восемь ног свертываются в защитную позу. Он пятится ползком в какой-нибудь райский уголок потемнее. Великолепие единения с богом подпорчено – в пантеоне есть и другие силы, божества мощнее и яростнее Паука Судеб, и сейчас превосходство за ними. Царица Львов обдумывает послание.

– Война, – произносит она. – Война священна.

Царица Львов издает рык, и небеса раскалываются. Эмлин падает, летит вниз из божьего царства, падает обратно в смертную обитель. Он потерял покровительство бога – если некогда Ткач Судеб мог облегчить такой переход, бережно опустить наземь свой хрупкий смертный сосуд, то теперь бог отшвыривает его как тухлятину.

Его проступок прощен лишь отчасти. Впереди еще ждут страдания.

Эмлин пытается стать опять человеком, но это не так легко. Его череп хрустит, хрустит без остановки. Голову простреливает боль. Лопается кожа на боку, бежит сукровица – это четыре духовные лапки отсекли от него, грохнувшегося на физический план бытия.

Он валится на твердый пол часовни, лицо пылает в муках от дюжины ран. Вопит, не в силах вынести боль. Закрывает, крепко жмурит глаза, заслоняясь от ужасного сияния Царицы Львов.

Алик появляется рядом, помогает ему подняться, утирает лицо.

Кровь течет по лбу Эмлина из шести ранок, стигматов Ткача Судеб. Со временем из этих ран могут прорезаться зрачки.

– Кончено, – хрипло говорит Алик, обнимая мальчика.

И они остаются в часовне вдвоем, все боги уже ушли.

Таможенный пост на северном рубеже Гвердона с одним поездом мог бы, пожалуй, и справиться. В пограничники берут хорошо подготовленных дозорных, и в сторону Хайта смотрят дула исправных пушек. Начальника заставы подняли среди ночи по прибытии первого поезда. Он отправил на осмотр состава дежурный патруль, пока сам инспектировал дорожные документы. Дежурные в алхимических масках вглядывались в темноту за окнами вагонов, высматривали скрытые чудеса и уклоняющихся от досмотра святых. Полный абсурд, уж им-то известно: в Хайте не бывает святых, кроме оберегаемых, и разве мало вам явного чуда – сотни неусыпных солдат, терпеливо сидящих в вагонах.

Изучение подорожной открыло прискорбное расхождение у Гвердона с Хайтом в понятиях касаемо смерти. Правила, регулирующие железнодорожное сообщение между двумя городами, строго ограничивали число хайитянских солдат, которым дозволено въезжать на территорию Гвердона. Но для гражданских давался куда более щедрый допуск.

Командир эшелона улыбался, глядя на стража границы. Черепа всегда улыбаются. Что вы, все эти неусыпные солдаты сейчас в отпуске и в настоящий момент по букве закона солдатами не являются. Они не на службе, невооружены и в гражданском.

Страж границы указал на то, что городом установлен еще более строгий предел пребывающей в Гвердоне нежити.

«А, – сказал командир эшелона, – эти ожившие отпускники вовсе не собираются в город. В сам Гвердон они не войдут. Они едут на праздник в сельскую местность. А правила въезда гражданских не уточняют, живые эти гражданские или мертвые».

Какой-то откровенный фарс.

Начальник заставы мог приказать открыть по составу огонь из орудий. Он мог подорвать пути, отводя от города возможную угрозу. Но по железной дороге приближались новые огни, на подходе новые поезда. Таможенный пост будет сметен. Его и его пограничников просто вырежут.

Еще ему поплохело, когда он представил завтрашние проблемы. За последние недели Хайт превысил объем закупок алхиморужия, и основные партии перевозили по рельсам, дабы избежать ишмирских кракенов или лириксианских воздушных пиратов. Благополучие города напрямую зависело от торговли. Что с ним сделает гильдия алхимиков, если он необоснованно закроет границу?

Начальник поста скрежетал и пыхтел в такт холостым оборотам мотора за окном. Он опять перечитал правила, сверился с расписанием – под пытливым взором безглазого командира эшелона. Наконец раскопал старые дорожные карты.

Компромисс был найден – благолепное решение. «У нас есть, – скрипел начальник, – выведенный из пользования разъезд, немного севернее Гвердона. Достаточно вместимый, чтобы принять все четыре «праздничных поезда». Он пошлет вперед сообщение, городской дозор направит отряд для наблюдения за разъездом. Убедиться, что «гражданские» хайитяне ведут себя хорошо». Командир эшелона оскалился ухмылкой и согласился.

Пограничная стража конфисковала запалы от артиллерийских единиц состава, пообещав вернуть их, когда хайитяне покинут гвердонскую территорию. Хайитяне не возражали. Более того, сотрудничали, помогая разбирать механизмы орудий. Артиллерией управляют живые войска, а не мертвые. Мертвецы медленно учатся новым навыкам. Медленно, но упорно.

Один за другим поезда проезжали пограничный пост.

Один за другим, согласно приказу, они прибывали на запасной путь глухой ночью. Гвердон высился тенью на юго-востоке, изменчив и темен, бессонный в эту душную летнюю ночь.

Глава 32

Первую ночь Теревант провел в дешевой гостинице в Мойке.

Он не спал – а если и спал, то не помнил этого. Сон приносит кошмары, а кошмары неотличимы от яви.

Второй день он снова провел в скитаниях, прятался, размышлял. Он чувствовал себя пустым сосудом, урной для душ, только без души – взамен у него в черепе громыхали вопросы.

Ольтик мертв. Этот факт слишком велик, не укладывается в растрепанном сознании. Ему надо сосредоточиться на отдельных частях факта, тогда мысли перестанут блуждать. Он сейчас идет по узкому мосту, по обеим сторонам черная пучина.

Ольтик мертв. В какой касте он скончался? Очевидно, не в неусыпных. Сумел ли он вовремя добраться до Меча Эревешичей, приняли ли его предки? Или скончался вне касты, позорно? Умер молителем, и его застрявшей душе мыкаться в оболочке плоти, пока некроманты не извлекут ее, а потом приспособят к делу в храме безымянного?

Если Теревант перестанет думать, перестанет двигаться, то больше никогда не сдвинется с места.

Ольтик мертв. Как его смогли убить? В его распоряжении был Меч Эревешичей, средство черпать силу, накопленную сотней поколений Эревешичей. Его непременно должны были захватить врасплох. Исподтишка, в момент слабости.

Его убил кто-то, кому он верил.

«Она обыграла нас обоих».

Хайт зиждется на двух столпах: Великих Домах и Бюро. Это две руки государства под управлением бессмертной Короны. Об этом знает каждый школьник. Корона возжелала Гвердон, поэтому Дома и Бюро принялись за работу. Дома послали Ольтика – героя войны, живую легенду – ослепить своим блеском парламент, склонить его к союзу с Хайтом. Бюро отправило Лис провести в короли свою пешку.

Чтобы Ольтик наверняка потерпел неудачу, Лис не отдавала ему меч. Она воспользовалась злополучным воскрешением Ванта – не воспользовалась ли она и дорожным происшествием у Грены, не подстроила ли вообще его сама? От осознания у Тереванта свело живот. «Вместо почетной охраны из неусыпных Лис попросила привезти меч меня, потому что знала – мною удастся манипулировать».

Теревант заметил, что бормочет вслух. Прохожие на улице бросали на него косые взгляды. Он свернул в переулки, глубже забираясь в Мойку.

Лис манипулировала им, Теревантом. Перехитрила Ольтика. Предала их доверие. Но… означает ли это, что Ольтика тоже убила она? Даже если она видела в Ольтике соперника за Корону и пошла бы на убийство ради величайшего приза во всем Хайте, то Ольтик был уже соперником побежденным.

– Они… – сказал ему Лемюэль. Но Лемюэль – ставленник Лис. Это Лемюэль на Фестивале отправился за ним, вытащил его из теплой и надежной компании у костра Наолы. Теревант пощупал болезненную шишку на затылке. Он почти осязал, как под ушибленным черепом бурлят и перемешиваются мысли.

А как быть с Даэринтом? Подозревал ли что-нибудь старый аристократ? И потому пытался уговорить Тереванта сбежать? Нет, не может этого быть – Даэринт первым делом обвинил Тереванта в убийстве. Даэринт ему не союзник.

У Тереванта в городе нет ни единой живой души, на кого бы он мог рассчитывать. Гвердон полон неласковых взглядов. Повсюду стражники. Теревант вздрагивал каждый раз, минуя дозорного. Разносчики газет орали по всему городу о хайитянских войсках, ставших лагерем у черты города, и об убийстве хайитянского посла. Лишь вопрос времени, когда кто-нибудь его опознает. Смерть великая, да под плащом на нем до сих пор военная форма! Он повернул обратно к узким проулкам и покосившимся постройкам Мойки, полной мест, где б он мог приютиться, где людей больше интересовало содержимое его кошелька, а не принадлежность мундира.

Ольтик мертв. Ольтик умер и не вернется.

Теревант – последний Эревешич.

От голода начала кружиться голова. Он отыскал лоток с готовой пищей, купил у одноногого продавца жареную рыбу с тушеными овощами. Когда Теревант полез в карман за монетой, то нашел там небольшой плотный прямоугольник визитной карточки.

ЭЛАДОРА ДАТТИН, гласила визитка, ПОМОЩНИК ЧРЕЗВЫЧАЙНОГО КОМИТЕТА, и ниже указан адрес.

Даттин. Он может пойти к Даттин. Только та книга по архитектуре лежит в его комнате в посольстве Хайта. Он мог бы прийти к ней и с пустыми руками, отдаться на ее милость, но это самая крайняя мера.

Очередная таверна гостеприимно впустила его. Тут людно и шумно, горланят морские песни, пьют за возвращение короля, бубнят хмельные молитвы Святому Шторму и прочим морским владыкам. У мореходов душа широкая, приемлет всех – они посвящают молитвы любым божествам, что делят опеку над океаном. Он заказал выпивку и потягивал ее, выжидая нужный момент. Старался собраться с мыслями. Вокруг воронкой завивалась толпа посетителей, людское море, в котором ему грозило утонуть. Ольтик умер, так же как мать, как сестры – они утонули давным-давно. Ольтик мертв, как мертв отец, и что бы он сказал, увидав Тереванта в очередной таверне?

Теревант схватился за карточку с адресом, повертел ее в руках – этакий талисман его смятенных чувств.

И тогда вдруг в поле зрения появилось, выплыло из человеческой болтанки знакомое лицо. Вон там, через пару столиков сидит девушка с поезда. Шана. Она разговаривает с двумя мужчинами – то есть с одним мужчиной и одной горой затейливых доспехов, тело этого существа целиком скрыто под резиновыми патрубками и металлической обшивкой.

Неизвестно, что там они обсуждают, но он услышал, как она упомянула одно имя.

«Эдорик Вант».

На другом конце города шпион напряженно ждал.

Уже много, много дней прошло с посещения часовни. Знойных летних деньков, ярких, насыщенных, с ночами до того мимолетными, что, казалось, закат переходит в рассвет и настоящей темноты вовсе нет. А днем шпион – Алик, кандидат от партии промышленных либералов, поэтому он агитирует, он выступает, встречается с людьми по всему Новому городу. Слушает жалобы, вселяет надежды на светлое, благополучное будущее в Гвердоне, обещает достаток. Усыпляет их тревоги насчет войны, тогда как каждую ночь шпион крадется на крышу дома Джалех и смотрит в морскую даль.

Перед нападением на Севераст вскипело небо, и в сердитых тучах проступали устрашающие божественные картины. Перед нападением на Севераст остекленело море. Перед нападением на Севераст было много предвестий и знаков. Изваяния ходили или истекали слезами. Тронутые богами умалишенные бродили по улицам, вереща о божьем гневе. Золотые монеты сделались на ощупь острее ножа, и по рыночным рядам побежала кровь. На улицу вышли и осиянные святостью убийцы, посланцы Ткача Судьбы из Ишмиры. Они поубивали святых Кракена из Севераста, чтобы те не смогли принять боевые обличья и дать отпор на море. Жрецов Паука убивали в храмах, обличая раскольниками и еретиками, пока тени их поедали. Перед тем как явились боги, было много знамений.

В Гвердоне небеса безоблачны. В море, что плещет у берега Мойки, колышется мусор, вода там грязная, но это морская вода.

Есть предвестья и знаки, но не те, которых он ждет. Город забеспокоился, его будоражит это жаркое лето. Возникают новые святые Хранимых Богов. Паства собирается на священном холме, чтобы хоть мельком увидеть нового короля. Люд возносит молитвы своим давним богам и получает в награду слабые, обрывочные чудеса. На взгляд простых гвердонцев – изумительные, ведь тут двести лет никто не видывал полноценного божественного вмешательства. Тем временем убит посол Хайта, и оба правительства обмениваются гневными письмами. Хайитянские войска перешли границу, расположились под городом, но боевых действий пока что нет, стороны конфликта лишь заявляют о себе и машут флагами.

Летели дни, и никаких намеков на вторжение. «Великая Отповедь» с ее грозным оружием покачивалась на волне у причала.

Алик смеялся, заводил друзей, устраивал собрания в зале промлибов, улыбался. Алик, вот сволочь, счастлив. Он тратил деньги промлибов на целебные мази для ран Эмлина. Встречался с Эладорой, с Огилви, с другими новыми приятелями.

Шпион уже не находил в себе терпения, а ведь издавна слыл терпеливым.

Летели дни, и ранки на лице Эмлина открывались заново каждую ночь.

Теревант расположился в таверне так, чтобы не попасться на глаза Шане.

Ясно, что она не та, за кого себя выдавала в поезде у Грены, никакая она не драгоценная дочь преуспевающего купца. Если в той сказочке была доля правды, то отец ее давным-давно обанкротился, а дочка научилась выживать на улицах. Она пререкалась с теми мужчинами, упрашивала их, но что бы ни хотела продать, тот, в доспехах, не покупал. Через несколько минут он встал – костюм выдохнул выхлоп пара – и зашагал восвояси. Несмотря на его объем, толпа полностью расступилась, освобождая ему проход.

Кем бы ни был доспешный, в Мойке его уважали. Другой проследовал за ним, как и бакланья башка, громила-телохранитель, поставленный при входе в таверну.

Теревант гадал, чем Шана привлекла интерес такого деятеля.

Шана попыталась ускользнуть через черный ход. Теревант поспешно бросил на стойку пару монет и двинулся за ней. Она торопливо шла по улицам, пригнув голову, пружинистая, как бродячая кошка.

Он поравнялся с ней.

– Шана?

Она едва не дала деру, но он воскликнул:

– Мне только поговорить! – Тут же сквозь нее пробежала судорога, бросила ее на колени. Лицо искривилось. На минуту оно приобрело выражение, которое жутко напомнило ему мать. «Она прикасалась к мечу», – вспомнил он. Все души оберегаемых Эревешичей ненадолго смешались с ее душой, прежде чем отвергнуть, как неподходящего носителя.

Она поднялась и стала перед ним в ожидании, как к земле приросла.

Шана впустила его в свою комнату. Крошечная каморка, лишь кресло у кровати, и все. Она опустилась в кресло, натянула плед. На Тереванта не смотрела; отвечала, обращаясь к пятну на полу.

Он не стал садиться на кровать. Только задвинул потрепанную занавеску, чтобы никто с улицы его не заметил.

Она говорила, как утомленная долгим спором, слишком усталая, чтобы отпираться или лгать.

– Лем нас нанял. Он нас посадил на поезд. Он сказал нам закатить сцену, когда подъедем к Грене.

Теревант заморгал.

– Лемюэль ехал в поезде?

– Он носил фальшивую бороду. Притворялся моим папашей или вроде того.

Наставник. Тот самый, кто позвал стражу, кто пытался добиться ареста Тереванта.

– Зачем?

Шана пожала плечами:

– Он нам не рассказывал. Просто сказал, что надо устроить ссору. Он нанимал нас и для других дел. Следить за людьми.

– Поэтому ты попыталась забрать меч?

– Я не знала! Клянусь. Я собралась порыться в твоей сумке, признаюсь, но… – Она подняла на него взгляд, и за этими голубыми глазами была не она. Она заговорила другим тоном, с другим произношением. – Прими меч, Эревешич. Война надвигается, и много лет прошло с тех пор, как мы ходили в бой. – Она отшатнулась, потом заскулила, царапая ногтями лицо. – Они все еще здесь! Твои предки, они поселились во мне. Я думала, они ушли, но ты, ты вернул их обратно.

Она посмотрела на него.

– Пожалуйста, – тихо попросила она, – уйди.

– Что еще тебе сказал Лемюэль?

– Ничего.

– Что случилось с другой девушкой? С Шарой? – Тервант едва мог припомнить, как ее звали, а лица уже и не воскресил бы. Он крепко обругал себя за невнимательность.

– Она была на Фестивале. Она поглядела на короля и узнала его. Вот как забавно, подумали мы, что она заигрывала с ниспосланным богами королем до его коронации. Мы еще хохотали над этим, когда Лемюэль нас нашел.

– И он забрал ее. Он придет и за мной. Мне надо выбираться из города. – Она затряслась. Глаза как у зверька в капкане.

Теревант прислонился к стене затылком. Лемюэль стирает следы, подчищает все, что могло бы связать Беррика с Бюро.

– Пожалуйста, – опять произнесла Шана, не глядя на него, – уходи. Ты – Эревешич. С тобою здесь только хуже.

Ему придется еще немного надавить на нее.

– Что ты сейчас делала в таверне? При чем здесь Эдорик Вант?

– Мы шпионили для Лемюэля не за одним тобой. Третий секретарь… он бывал здесь. Оставался на ночь. И когда он засыпал, я лазила к нему в портфель. Брала письма, бумаги, передавала их Лему. – Она дотронулась до щеки; в тусклом свете Теревант не мог разобрать достоверно, но похоже на синяк. – Некоторые передавала Лему. А некоторые оставила, от него утаила. Я их хотела Дредгеру продать, за провоз из города. – На губах проскочила легкая полуулыбка. – Хорошо бы опять повидать Старый Хайт, пока не пришел конец. Но Дредгер не стал их покупать. Сказал, в них неполные сведения.

На Тереванта нахлынула жалость. Шаной попользовались так же, как им – еще одной из пешек Лис походили, а потом разменяли, когда она отслужила каким-то загадочным целям. Неведомые помыслы убили его брата, отняли родовой меч, разрушили его жизнь. Все превратилось в зыбь, потоком сорвало все твердые опоры его вселенной. Он не знал, ни кто он, ни что должен делать – но спасти хотя бы Шану он мог.

– Вот, – сказал Теревант, выворачивая свой кошелек на прикроватный столик. – Возьми. Уезжай. Только не в Хайт, война скоро доберется туда: беги на Архипелаг или куда там подальше. Никому не говори, куда едешь. – Она схватила монеты со столика, потом рванула к двери – и остановилась, застыла, повинуясь последнему отголоску меча Эревешичей. Показала на выдвижной ящик, а потом исчезла, ноги бегом протопали по деревянным ступеням. Теревант подождал, пока внизу хлопнула дверь, потом выдвинул ящик. Внутри бумаги. Среди них чертежи механизмов, алхимических устройств, и от волнения его зашатало – Вант искал божьи бомбы. Другие страницы покрывали какие-то тавматургические обозначения – они напомнили ему заметки на полях в книге Даттин.

Их расшифровать он не мог.

Но наверняка могла Эладора Даттин.

Глава 33

«Бедный Алик совсем вымотался», – подумала Эладора. А может быть, похудел – будто угас. И самоуверенная улыбка, и безграничная энергия, которые он демонстрировал в начале кампании, шли на убыль. Он смотрел из окна коляски на городские огни, слишком уставший для разбора документов у него на коленях.

Эладора попробовала подавить зевок, а потом уступила позыву. Такое поведение не для леди, но Алик даже не заметил. Рэптекин в упряжи ответно зашипел и взвыл.

Она считала, что уставала от работы перед Фестивалем, но последние дни, кажется, показали ей, на что похожа война. Одно ведение дел по кампании в Новом городе взамен Спайка с лихвой заполнило ее распорядок: с дюжиной кандидатов она встречается, и еще четыре десятка возмущенно требуют уделить им внимание. Большинство их из добытого ею списка, вернее, из списка, добытого Шпатом и Кари – и все полны пыла, идей, забот и падки на партийную кассу. Предоставленные Аликом деньги были добавлены к кучке серебра от Келкина, но сейчас сейф снова почти пуст.

Вблизи ее дома коляска замедлила ход. Она стукнула в потолок, чтобы услышал возница.

– Прямо тут, пожалуйста. – Сказала Алику: – Увидимся утром. Не ходите домой пешком, возьмите извозчика. Вам надо отдыхать, дорожные расходы оплатит партия.

– Добро, – согласился он. – Спокойной ночи, мисс Даттин.

Она просияла, схватила ранец и направилась к арке, выходящей на лестницу к…

И испуганно взвизгнула, увидев там какое-то движение. «Мирен», – подумала она, вообразив в тени бледное лицо. Сердце подскочило, но там никого не было. Никого, насколько она могла разглядеть. До дверей ее квартиры два темных лестничных пролета, и улица опять пуста, не считая отъезжавшего экипажа.

Экипаж вновь остановился, и Алик соскочил с подножки. Он хлопнул по борту, и возница тронулся в сторону более оживленных окрестностей площади Мужества.

– Услышал ваш окрик, – пояснил Алик. – Что-то не в порядке?

– Ничего. – Оказывается, она сжимает сломанную рукоять, что дал ей Синтер. Она смущенно уставилась на эфес, потом сунула его назад в сумку.

Алик пригляделся к темному своду.

– В наше время чрезмерной осторожности не бывает. Какие только шпионы да воры не попадаются. – Он пожал плечами. – Провожу вас наверх.

Они вместе двинулись по лестнице. На полпути Алик напрягся. Придержал ее на месте, сам подался вперед.

Там на ее пороге, положив голову на руки, сидел незнакомец. Нищий? Плащ в уличной пыли – и хайитянский мундир.

– Лейтенант Эревешич? – в замешательстве спросила она.

– Назад в посольство мне нельзя, – твердил Теревант, когда они завели его в квартиру Эладоры. – Я не знаю, что делать. Ольтик… – Теревант не мог усидеть на месте. Он мотался от кушетки к креслу, вышагивал взад-вперед, к окну и обратно к кушетке. Алик суетился на кухне, заваривал кофе и накладывал поесть. Она была благодарна ему за тактичность – Алик явно решил, что это не его дело, и просто вызвался помогать как умеет добрая душа.

Эладора посматривала на Тереванта с опаской. По правилам ей полагалось заявить в стражу. Обратиться к Рамигос или Келкину. Укрывательство беглого преступника из Хайта могло раздуться в огромный скандал, а выборы нависли уже вот-вот. Никаких сомнений, у Келкина найдутся агенты, наподобие Абсалома Спайка, готовые заставить проблему исчезнуть.

Но она помнила, как сама сидела в холодной подворотне возле улицы Желаний, после того, как древний ужас вырвался будто из исторического учебника и разрушил ее прежнюю жизнь. Она не забыла скитанья по городу, в одиночку и без гроша, и как над ней сжалились Келкин и Джери Тафсон.

– Расскажите, что произошло.

Повествование Тереванта о его пребывании в Гвердоне напоминало ей поведение человека, пробиравшегося по скользкому каменистому гребню над темной пучиной. Он мешкал, он отступал назад, он тянул время, поскольку дальнейший путь опасен и надо осторожно проверить, куда ставить ноги. Она полагала, что его нерешительность связана с таинственным шпионским Бюро Хайта. Персонажи его рассказа выдвигались вперед и уходили в тень, и смысл их оставался неясен. Он говорил о посещении долины Грены, о могиле погибшей богини, о кознях в посольстве, о внутренних хайитянских трениях между Короной, Великими Домами и Бюро.

Еще он упоминал об Эскалинде, который мало соотносился с последними событиями – но Теревант неизменно возвращался к нему. Эладоре не был знаком конкретно тот бой, где дрался Теревант, но вообще об Эскалинде она слыхала. Полуостров имел стратегическое значение и стал местом неисчислимых столкновений в Божью войну, часто переходя из рук в руки. Песок там пропитан кровью, а фундамент мироздания подточен чудесами, те земли адски изменчивы.

О брате он не упоминал вообще. Обходил эту тему по касательной. Эладора узнала привычку – они с матерью никогда не говорили о том, как святые Хранителей уничтожили остальную семью Таев. Некоторые вещи проходят невысказанно, ибо они настолько страшны и громадны, что в действительности любой, совершенно любой разговор оказывается по-своему о них.

«Начни с того, что уже известно», – сказала себе Эладора.

– Эта книга, «Светская и духовная архитектура Пепельной эпохи» – где вы ее нашли?

– В доме на Гетис Роу. Нас привел туда Вант.

– После того как вы его воскресили?

– То был не он. Он уже не был неусыпным. От него там оставалось только эхо. Я не знаю, как некромантке это удалось.

Эладора поставила мысленную зарубку расспросить Рамигос о некромантии.

– И Вант искал, э-э… – Она и сама замерла в нерешительности. Она давала клятву не упоминать засекреченные события Кризиса. Правда, существование бомб уже раскрыто. Теревант проезжал через Грену. Он видел, на что это оружие способно – и что-то подсказывало ей: Алику можно довериться. – Божьи бомбы?

Теревант кивнул.

– Вы читали книгу? – спросила она.

– Заглянул. Мне показалось, ее содержание не относится к делу. Там рассматриваются старые здания. Демоны из глубин. Городские карты. Много рукописных примечаний на полях.

– Некоторые примечания, – призналась Эладора, – написаны мной. В прошлом году, в разгар Кризиса. Я искала места захоронений Черных Железных Богов – сырья, которое алхимики использовали для создания тех бомб. Но книгу я потеряла. Оставила ее в одном конспиративном доме, принадлежащем Синтеру. – Она попробовала сообразить, как книга могла попасть на Гетис Роу. Дом Синтера, как смутно ей помнилось, через несколько недель после Кризиса обыскала стража, тогда как сам Синтер пропал. Призрак Синтера унес книгу, перед тем как ее нашли или она оказалась среди улик дозора на Мысе Королевы?

– И вот еще, – сказал Теревант, доставая потрепанные листки, покрытые письменами. Начертание схоже с иероглифами колдовских текстов, которые она изучала. Это комментарии на кхебешском – Рамигос учила ее, что лучшие заклинания записаны на языке Кхебеша. И еще таблицы, схемы подключений, чертежи.

– Откуда вы это достали?

– От одного знакомого Эдорика Ванта, – ответил Теревант. – Я не могу их прочитать.

Алик устроился рядом на кушетке и заглянул ей через плечо. Он указал на одну схему:

– Не похоже ни на одну бомбу, что я видел.

– Божьи бомбы намного проще, – сообщила Эладора. – Я бы сказала, грубее. А это, похоже, тонкая работа.

– Эфирный двигатель. Какой-то промышленный генератор обережных чар?

– Не обережных, – пробормотала Эладора, складывая иероглифы. – Скорее… наоборот. Круг вызова. Крайне мощный. – Части огромной машины. Она перевернула страницу и наткнулась на иллюстрацию стеклянной башни. В Гвердоне ей такие не попадались. Перевернула другую и столкнулась с убористым кхебешским текстом.

– О чем повествует кхебешский? – спросил Алик.

– Попробуем разобрать. – Она принялась сбивчиво переводить: – «Чтобы обеспечить полную аннигиляцию эфирного узла, необходимо достичь локального максимума божественного присутствия. Меньшая концентрация духовных первооснов выразится лишь в частичном стирании сплетения».

– Во имя небес, что все это значит? – спросил Теревант.

Эладора вспоминала собственный опыт во время Кризиса, когда очутилась в дедушкиной могиле, и ее душа была преподнесена невыносимому взору богов. Черных Железных Богов – они тянулись к ней из своих железных темниц, простирая через все небо темные стебли-отростки. А Хранимые Боги проявлялись нечетко. И нигде, и повсюду. Усеивали землю миллионом мерцающих свечных огонечков.

– Нацеливание. Это задача по наведению. Как поразить бога.

Теревант глухо рассмеялся:

– Я видел богов в Эскалинде. Они реально… большие. Тяжело не попасть.

– Да нет, – задумчиво произнес Алик. – Не все так просто. Если Ткач Судеб – все тайны мира, то значит, он присутствует здесь, в этой комнате. Если Царица Львов – сама война, то она витает над каждым полем битвы. Вы сталкивались с местными проявлениями богов. Святые или аватары – лишь части божественного, а не бог целиком.

– Грена должна была стать идеальным пробным испытанием, – сказала Эладора. – Убитая богиня была богиней долины – местным божеством, – и она лично проявилась в святой во время удара. Вся ее сущность оказалась сконцентрирована в одной точке.

– Выходит, самих по себе бомб недостаточно? – спросил Теревант. – Чтобы убивать ишмирских богов, Хайту понадобится что-то еще?

– Вероятно. Будет зависеть от обстоятельств. Без, э-э, «локального максимума божественного присутствия» – может быть, сгодится храм, полный святых и страстных поклонников, где бог всегда рядом. Или вам придется выждать, пока бог полностью не воплотится, а это будет…

– Ужасно. – У Алика надломился голос. – Ужасно предстать перед богом. – Он выпрямился. – Мне надо идти.

– Прямо сейчас?

– Нужно поскорее к Эмлину, – тихо молвил он. Прозвучало совсем не похоже на Алика, но потом знакомый голос вернулся. – И в любом случае, мисс Даттин, это дело пахнет так, что лучше мне про него не знать.

Она проводила Алика до двери. Вне слышимости Тереванта он прошептал:

– Если хотите совет, мисс, то отведите его к господину Келкину прямо сейчас. Судя по всему, он узнал какие-то тайные сведения о городской обороне, а вы не хотели бы, чтобы они попали в руки врагов. Он хайитянин – и пока мы выяснили только одно: он не убивал своего брата.

Она кивнула:

– Спасибо. Прошу, не говорите никому об этом вечере.

– Я хранить тайны умею, – сказал Алик. И ушел, торопливо сбегая по лестнице. Плечи его согнулись, будто он влачил тайну, висевшую на нем нелегким грузом.

Эладора закрыла дверь.

– Здесь есть что-нибудь про настоящие бомбы? – спросил Теревант, перелистывая кхебешские бумаги. Она практически слышала, как Келкин кричит в голове: «Это вопрос государственной безопасности!»

– Нет. Но бумаги надерганы беспорядочно. Многие листы отсутствуют.

– Еще кое-что, – проговорил Теревант. – Дом, куда нас отвел Вант… там была девушка. Примерно вашего возраста. Она обладала какой-то особой силой – как будто могла знать, что произойдет, или видела разное издалека.

– С ножами в руках? Мелкие отметины на лице, как веснушки? И с ней иметь дело сплошная беда?

– Вы ее знаете? – Теревант вытаращил глаза.

– Это она моя двоюродная сестра. Карильон Тай.

– Она украла большую часть этих бумаг, – сказал Тереван. Он выдержал мгновение, затем добавил: – По-моему, она убила Ванта.

– Ах, ну да. На это я могу пролить свет. – Пришлось поднапрячься, чтобы сообразить, как давно это было. Казалось, прошли месяцы. – Три недели назад я встретила Карильон в Новом городе, и она предупредила меня о том, что неизвестные люди, эмм, подложили ей в дом некое тело. Эти злодеи напали тогда и на меня.

– Вы видели, как они подкладывали тело Ванта? – с угрюмой отрешенностью спросил Теревант. Взял свою кофейную чашку, заглянул внутрь, словно проверял осадок на яд или сомневался в ее существовании. Его способность к доверию пострадала изрядно.