Текст книги ""Современная зарубежная фантастика-1". Компиляция. Книги 1-21 (СИ)"

Автор книги: Деннис Тейлор

Соавторы: Гарет Ханрахан,Бен Гэлли,Джеймс Хоган,Дерек Кюнскен,Девин Мэдсон
сообщить о нарушении

Текущая страница: 256 (всего у книги 341 страниц)

– Обычно примерно семь минут двадцать пять секунд, если не говорить слишком быстро или слишком медленно, – сказал Лео. – Но я знаю, что капитан Энеас, как человек очень набожный, часто прибавляет в конце дополнительные молитвы, иногда пару слов о личном. Так что у нас есть, вероятно, еще три минуты до тех пор, пока он не встанет.

– Ты убьешь нас?

– О нет, пока нет.

Мы нужны ему живыми. Я потянулась за ножом. Ближайший солдат достаточно далеко, и…

Острие кинжала коснулось моего горла.

– О нет-нет, – сказал он. Улыбка исчезла. – Даже не пытайся. Почему бы тебе не отдать мне нож, тогда не придется устраивать опасную сцену.

Капитан Энеас прекратил бормотать. Еще мгновение, и он склонит к земле голову, встанет, и наше время закончится. Есть ли у него хоть одна возможность дать отпор? А стоит ли? Возможно, ему лучше не делать этого, лучше мы просто сдадимся и получим шанс сразиться в другой раз. Мы в меньшинстве.

Но мы собирались идти к Мико.

Не думая о безопасности, императрица пнула склонившегося над нами человека в пах. Когда приставленный к нашему горлу клинок упал, она ударила еще раз. И, несмотря на маску божественности, он оказался обычным человеком – задохнулся, скривился, побелел и упал на одно колено от ослепляющей боли.

Мы выхватили кинжал. Враг скрючился и отвернулся, подставив под удар спину. Я слабой рукой занесла кинжал и…

«Нет! Нет, нельзя. Заколот в спину императрицей – помнишь? Неважно, кто технически это сделал, все скажут, что ты императрица».

Я промедлила, и рукоятка выскользнула из сжатой руки как раз в тот момент, когда Лео с рычанием обернулся к нам, исполненный боли и гнева, с намерением победить и остаться в живых. Из кроткого божьего человека он превратился в шипящего и брызжущего слюной зверя. Он ухватил меня за запястья так крепко, что слабые кости едва не сломались.

– А ты думаешь, что знаешь так много, – сказал он, принужденно смеясь, несмотря на боль. – Думаешь, можешь остановить меня? – С диким взглядом он вывернул мне руки, и я вскрикнула, слишком слабая, чтобы сопротивляться, неспособная ни на что, только изворачиваться и отбиваться. Как я ненавидела собственное бессилие. И невозможность дать сдачи.

Капитан Энеас, должно быть, услышал – он поднялся и растерянно сделал два шага к нам, прежде чем потянуться к мечу. Сзади его обхватила рука, и по горлу серебряной вспышкой скользнул клинок. Откуда-то возникла кровь и потекла по шее на ворот простой рубахи. Чуть раздвинув губы, капитан смотрел на меня округлившимися глазами. Рука отпустила его, и он пошатнулся, оружие выпало на траву, капитан вслед за ним упал на колени, и земля подо мной содрогнулась. Я открыла рот, пытаясь умолять о чем-то, просить прощения, но в его глазах уже угас свет, и он рухнул ничком. Голова была почти рядом со мной, волосы бледными былинками торчали среди зелени на поляне.

Река продолжала свой бег. По-прежнему пели птицы. Ветви ивы плясали на ветерке. Стоящий надо мной Лео опять ухмыльнулся.

– Ну вот, еще одна проблема разрешена, – сказал он, отпуская меня и откидываясь назад.

– Ты сказал, что не станешь нас убивать.

Мой голос звучал надломленно и негромко, и я не могла отвести взгляд от капитана Энеаса. Всего миг назад мы рассуждали о том, как нам повезло и насколько лучше стал мир от присутствия этого хорошего человека, всегда старавшегося поступать правильно.

– Ни одну из вас двоих я и не убил бы. – Никаких сожалений, лишь улыбка сделалась шире. – А он был не слишком полезен.

– Хочешь сказать, его вера была слишком сильна, ты не смог бы ее извратить? – выпалила я.

Его улыбка растянулась в волчий оскал.

– Я скучал по твоим укусам, Кассандра. С нетерпением жду продолжения.

Он поднялся. Мне хотелось пнуть его по коленям, но ноги были слишком слабы. Хотелось его задушить, но негнущиеся руки дрожали. Хотелось врезать ему кулаком в живот, отобрать у него клинок, перерезать горло и вонзить острие в глаз, но суставы жгла дикая боль, и я ничего не смогла бы сделать.

– Жалкая бедняжка Кассандра. – Лео бросил взгляд на ближайшего солдата. – Свяжи ее и забирай. Капитана оставим птичкам.

15

Мико

Как только мы взяли замок, Сян должен был легко сдаться, но мы не учли губернатора города. Всем представителям властей были разосланы сообщения, информирующие, что Кьёсио отныне под моей властью и я заняла место их господина. Даже генерал Мото не рассчитывал на серьезное сопротивление. Когда пришел первый ответ, генерал уставился на него, выпучив глаза.

– Губернатор Коали ответил, ваше величество, – сказал он, не отрывая взгляда от бумаги в руках. – Похоже, он… отказывается принимать вашу власть.

Когда прибыл гонец, генерал докладывал мне о том, что произошло за ночь.

– Он говорит, что, хоть вы и владеете замком, он не может признать вас своей госпожой и требует, чтобы вы покинули его город.

Генерал Мото опустил руку и посмотрел на меня с нелепо отвисшей челюстью, словно ожидая, что я объявлю это розыгрышем.

– Его город? – повторил он, не дождавшись ответа, – мое сердце билось слишком быстро, чтобы я могла что-то сказать. – Его город. Как будто светлейшего Бахайна не существует. Или он никогда не слышал о праве завоевания.

Генерал заметил, что гонец по-прежнему тут, и помахал перед ним депешей.

– Почему вы еще здесь? Он что, ждет немедленного ответа?

– Нет. Я… Капитан у ворот попросил меня сообщить вам и… и ее величеству, что снаружи толпятся люди.

Под пристальным взглядом генерала Мото он замялся.

– Люди? Какие еще люди?

– Рассерженные. Я… Насколько я понимаю, у ворот собрались горожане, они кричат и… и бросают разные предметы, господин.

Когда прибыл генерал Мото, я ковыряла свой завтрак, и теперь отодвинула поднос, иначе меня просто стошнило бы. Я рассчитывала, что штурм Кьёсио будет хитроумным ходом – мы ударим по дому светлейшего Бахайна, выманим его и зажмем между двумя половинами моей армии, но время было на исходе, а из-за больших потерь в Узле Цыцы мы превратились в уязвимых, загнанных в ловушку на краю света животных. А если город не на моей стороне, мы не сумеем отбиться от Бахайна.

– Благодарю, вы можете идти, – сказал генерал Мото.

Гонец трижды поклонился и поспешил обратно так же быстро, как и прибежал.

В его отсутствие генерал снова перечитал сообщение, как будто мог найти в нем другие слова.

– Новые проблемы, – сказала я, побуждая его высказаться, хотя чувствовала себя отвратительно. – Что думаете?

– Мои мысли состоят из одних плохих слов, которые жена запрещала мне произносить вслух, ваше величество, но, если перефразировать, они означают большие неприятности. У нас не хватит солдат, чтобы взять город силой. Но если мы не возьмем город, то не сможем обороняться. Первый рубеж замка Кьёсио – городские ворота Сяна.

– Которые жители откроют перед светлейшим Бахайном, как только пожелают?

– Вот именно. Быть может, министр Мансин доберется сюда вовремя, и мы сумеем взять город объединенными силами, и…

– Нет.

Генерал Мото завел руки за спину и выпрямился.

– Нет, ваше величество?

– Нет. Это по-прежнему мои подданные, кому бы ни хранили верность, и я не хочу, чтобы солдаты убивали невинных горожан, чтобы захватить город.

– Идет война.

– Я не воюю со своим народом. Я воюю со светлейшим Бахайном и теми кисианцами, которые принесли присягу самозванному императору-левантийцу. Я воюю с чилтейцами, перешедшими границу и захватившими север империи. Я воюю со всем, что угрожает жизни кисианцев, но не с Кисией. Император служит своему народу. В тот день, когда народ начнет служить императору, империя падет.

Это были слова императора Кина, один из уроков, которые я постоянно вспоминала, пытаясь выплыть из бурных вод этой войны, и хотя генерал Мото не подал вида, что узнал слова, он, по крайней мере, поклонился в знак одобрения.

– Тогда придется написать губернатору Коали очень убедительный ответ, чтобы склонить его на нашу сторону.

– Может, мне с ним встретиться?

– Вряд ли это мудро, ваше величество. Если вы сами к нему пойдете, это и опасно, и унизительно, а если пригласить его сюда, он увидит, как мало у нас солдат. Лучше написать.

На составление достойного ответа ушло много времени. В нем говорилось о праве на завоевание и о моих правах как императрицы Кисии, где только возможно упоминалось имя императора Кина, а в конце содержалась рекомендация смириться с новыми обстоятельствами, поскольку Сян процветает под властью нынешнего губернатора, и было бы жаль его менять.

Остаток дня я воображала его капитуляцию, но когда пришел ответ, генерал Мото еще больше помрачнел.

– Здесь написано: «Соглашение о Кьёсио, параграф шесть, вторая строка». Ответ доставили вместе с этим свитком. – Он расправил свиток. – Я взял на себя смелость прочитать ту часть, о которой идет речь. Что ж, думаю, в этом можно винить многолетние пиратские набеги.

Я нашла нужную строку.

«Если владелец замка Кьёсио не обладает герцогским титулом, дарованным ему законным императором Кисии, этот владелец не имеет власти над городом и его жителями и будет рассматриваться как захватчик».

– Мы его не уговорим, – сказала я, бросив свиток на подоконник. Вдалеке, за воротами, качались огни факелов, словно рой светлячков. – Он может нам как-то навредить, помимо открытых городских ворот?

– Не напрямую. У него есть собственная охрана, кроме обороняющего город гарнизона, но этого мало против наших укреплений. Прямо сейчас нам ничто не грозит, но если в ближайшее время вы не уговорите губернатора Коали перейти на свою сторону, вероятно, начнется затяжная осада.

– Удивительно, как быстро наша проблема превратилась в мою проблему, стоило только возникнуть затруднениям.

Генерал Мото приосанился и завел руки за спину, как делал всегда, когда раздражался или занимал оборону.

– Это всего лишь фигура речи, ваше величество. Естественно, проблема касается всех нас.

Несмотря на его заверения, ночью я долго не могла заснуть, мои мысли скакали от губернатора Коали до отсутствующего министра Мансина и к толпе за воротами, а потом неизбежно возвращались к мертвому лицу капитана Соку. Я никак не могла избавиться от страха, что генерал Мото хочет моей смерти, и лишь присутствие генерала Рёдзи, лично стоящего на посту у двери, позволило мне в конце концов заснуть.

Как мрачный петух, генерал снова возвестил о наступлении утра, зачитав мне прибывшие за ночь сообщения, после чего мы обсудили планы на день. Я уставилась на недоеденный завтрак и слушала со сгущающимся чувством беспомощности.

– От губернатора Коали больше ничего нет, – сказал он, как будто мысленно пробежавшись по списку необходимых дел. – Возможно, стоит отправить ему еще одно послание. Или пора рискнуть и встретиться с ним лично, если мы…

Прибежал солдат.

– Вот вы где, генерал! Ваше величество!

– В чем дело? – раздраженно вскинулся генерал Мото.

– Там… он… – Солдат попытался отдышаться, – у ворот… только что прибыл…

При этих словах мое сердце остановилось – я решила, что все усилия были напрасны. У ворот Бахайн. Губернатор Коали впустил его, и к завтрашнему утру все мы будем мертвы.

– Кто у ворот?

Солдат шумно выдохнул.

– Министр Мансин. И левантийцы.

– Что?! Пленные левантийцы?

– Они… Мне так не кажется, ваше величество. Некоторые ранены, но большинство остальных выглядят… дружелюбно. Ну, если не дружелюбно, то, по крайней мере, не угрожающе. Похоже, они здесь по своей воле, вместе с министром.

– Сколько их?

– Сто сорок или сто пятьдесят. Может, и больше, трудно сказать, ваше величество, простите.

Я вскочила, расправляя кушак и плащ.

– Где Мансин?

– Не знаю, ваше величество, – ответил он, последовав за мной в коридор. – Ворота как раз открывали, когда я побежал сюда, они, наверное, еще во дворе или…

– И что, никто не попросил их сложить оружие, прежде чем впустить? – спросил генерал Мото, с легкостью успевая за мной, несмотря на грузную фигуру.

– Попросили, генерал. Просьбу об этом передал переводчик. Им это не особо понравилось, но левантийка в большой костяной короне и раненый не стали спорить и сложили оружие, а за ними и остальные.

– В костяной короне? А переводчик назвал свое имя? – спросила я.

– Вроде бы Тор, ваше величество.

У меня перехватило дыхание, и я поспешила дальше, стараясь не перейти на бег – матушка никогда такого не допустила бы. Она сказала бы, что встречи с императрицей должны дожидаться, так будь императрицей. Вместе со следовавшим за мной по пятам генералом я спустилась по лестнице и замедлила шаг до подходящего темпа лишь в холле. Ни один факел не горел, но в зале было светло и полно народа, и, вспомнив, что нужно дышать, я попыталась найти в толпе…

Я сделала глубокий вдох и задержала дыхание, мое сердце заколотилось. Рах. Он здесь. Живой, явно раненый и изменившийся за короткое время, с тех пор как мы расстались, но живой. После пожара в Мейляне я опасалась худшего, и от облегчения у меня задрожали ноги. Эти дни тянулись так долго, и мне хотелось просто сесть и расплакаться, выпустить страх и благодарность, печаль и восторг. Но я императрица. Я не могу этого сделать, так же как не могу побежать к нему и обнять, как бы ни хотела прыгать от радости.

Все подняли головы, один за другим, и я проглотила истеричный смех. Рах говорил с Тором и посмотрел на меня последним, но улыбка, озарившая его покрытое ссадинами лицо, произвела на меня эффект десятка чарок вина. Пришлось прикусить губу, чтобы и по моему лицу не расплылась улыбка.

– Вы стоите перед ее императорским величеством императрицей Мико Ц'ай Первой, – провозгласил за моей спиной генерал Мото и на мгновение замялся, ведь до сих пор в Кисии не было императрицы, которая правила самостоятельно, – протектором Кисианской империи.

Мне не хотелось, чтобы он так пафосно меня представлял, и все же его слова успокоили, как ничто другое, и мысли вновь вернулись к церемониям императорского двора. Пусть я и восставала против строгого этикета, который вбивала в меня матушка, и старалась улизнуть и использовать каждую свободную минутку, чтобы начинить мишень стрелами, дворцовые традиции по-прежнему оставались у меня в крови, от них не так-то просто избавиться.

Выпрямившись, я поплыла вниз по лестнице, как когда-то матушка, и, как она настояла бы, остановилась на третьей ступеньке снизу, застыв перед левантийцами гордой статуей и намеренно избегая смотреть на Раха в толпе собравшихся воинов.

Я повернулась к Тору, который, как я знала, уж точно меня поймет. Встретившись со мной взглядом, он решительно сжал челюсти. Несомненно, вспоминал о том дне, когда мы были в этом замке в прошлый раз.

– Тор э'Торин, – сказала я. – Представь мне твоих спутников.

Юноша шагнул вперед, отбрасывая с лица пряди мокрых волос.

– Да… ваше величество. – Он явно произнес это скрипя зубами, но повернулся к высокой женщине в центре группы левантийцев, с короной из костей на голове. Вела она себя как королева, хотя, по моим отрывочным сведениям о левантийцах, у них не было никаких королев. – Это заклинательница лошадей Эзма э'Топи. – Он указал на мужчину рядом с ней: – А это Декка эн'Инжит, ее ученик. Раха э'Торина вы уже знаете и…

– И кто из них говорит от имени остальных?

Тор открыл рот и закрыл, переводя взгляд с высокой женщины на Раха и обратно на меня, выжидая.

Проклятье, подумала я, когда ответа так и не последовало. Они не едины. Это проблема. Если бы их возглавлял Рах, я была бы больше в них уверена, но ничто в жизни не дается так просто.

Генерал Мото откашлялся, а Тор, похоже, понял, что слишком долго молчит, и сказал:

– Левантийцы не подчиняются одному правителю, как принято у вас. Некоторые из нас хотят сражаться, а другие хотят уйти домой. Но сейчас, пожалуй, лучше обращаться к заклинательнице Эзме.

Генерал Мото коснулся моего локтя, и я слегка повернула голову, чтобы услышать его шепот.

– Предложите им здесь убежище. Нам нужно время обсудить, что с ними делать.

Что с ними делать. При намеке на то, что с ними можно обращаться как с вещами, я напряглась, но он все равно был прав. Мы не знаем их намерений.

Мне нужно поговорить с Рахом.

– Солдаты помогут вам найти конюшню для лошадей и комнаты для сна, – сказала я. – Пока что мы здесь в безопасности, а вы в безопасности с нами.

Тор перевел мои слова, и левантийцы всколыхнулись волной облегчения. Они неспешно побрели к дверям, тихо переговариваясь. Рах не сводил с меня глаз, но я не рискнула опять посмотреть на него и обрадовалась появлению министра Мансина, пересекающего зал.

– Ваше величество, – сказал он, поклонившись. – Поздравляю с победой.

– Если мы сумеем ее удержать. Есть новости о Бахайне?

– Он отстал от нас на день или два.

– А Оямада?

Министр Мансин покачал головой.

– Я послал гонцов, но вряд ли они доберутся до него вовремя. С обозом и пешими солдатами он идет гораздо медленнее всех нас. Может, сейчас дошел до Симая.

Генерал Мото откашлялся.

– Что ж, тогда, если у вас нет в запасе еще пары батальонов, министр, у нас неприятности.

– У нас неприятности.

– Возможно, – сказала я, глядя на левантийцев у дверей. – Скажите, министр, сколько солдат может заменить левантиец в седле, как вы думаете? Возможно, вы все-таки привели с собой целую армию, если мы сумеем уговорить их сражаться за нас.

Левантийцы отказались от удобных комнат в верхнем замке, устроившись вместо этого в постройках вокруг конюшенного двора. Мне это не нравилось, но так они не смешивались с кисианскими солдатами, занимавшими караулку и казармы, оно и к лучшему.

Раха я нашла на конюшенном дворе, купающимся в скудных остатках солнечного света, пока кисианский лекарь занимался раной на его ноге. С ними был и Тор, переводил для лекаря.

Пока я пересекала двор, все оборачивались поглазеть на меня, и я пожалела, что поддалась порыву и пришла искать Раха среди левантийцев. Услышав нарастающий гул голосов, он поднял голову. Наши глаза встретились. И хотя меня переполняло желание отвернуться от этого прямого взгляда, Рах явно не смутился, просто настороженно смотрел на меня, и ссадины на лице придавали ему грозный вид. А стоящий рядом с ним Тор предпочел смотреть на покрытый грязью камень.

С грохочущим как боевой барабан сердцем я встала рядом с лекарем. Мои охранники шаркнули сапогами и замерли за моей спиной. Взгляд Раха остался таким же ровным.

Лекарь поднял голову.

– Если не возражаете, вы загора… ой, ваше величество, простите, я не понял, что это вы…

– Даже императрица может загородить свет. – Я шагнула влево, и Рах повернул голову, чтобы не выпустить меня из поля зрения. – Так лучше?

– Д-да, благодарю вас, ваше величество. Я скоро закончу. Раны неприятные, но их на удивление хорошо обработали.

Тор хмыкнул, и я ответила на его сердитый взгляд извиняющейся гримасой, отчего он опять отвернулся, как будто само мое лицо ему ненавистно.

– Рах, – сказала я, наконец-то перейдя к причине своего прихода. – Так приятно снова тебя увидеть.

Он поднял кулаки и свел их вместе в левантийском уважительном приветствии.

– Императрица Мико.

Тор не стал переводить. Я много раз представляла, как мы снова встретимся, гадала, как будет выглядеть Рах и что скажет, но забыла, что, пусть мы прекрасно понимали друг друга с помощью жестов и простых слов, для более сложного разговора нам все равно нужен Тор. И это пугало, в особенности перед таким количеством зрителей. Я не могла гримасничать или коверкать левантийские слова в попытке вспомнить то немногое, чему он меня научил. Я должна быть гордой и вести себя с достоинством, и уже начала жалеть, что пришла.

Я повернулась к Тору.

– Тор э'Торин, – сказала я. – Я была бы благодарна, если бы ты переводил наш разговор.

– Ладно.

Я могла бы пригвоздить его взглядом за такой неуважительный ответ, но прекрасно понимала, что он тоже знает, насколько мне необходим.

– Спасибо. Скажи ему, что я рада снова его видеть, и спроси, как он себя чувствует.

Я сделала вид, будто не заметила, как Тор закатил глаза, и, пока он переводил мои слова на левантийский, смотрела только на лицо Раха.

– Он говорит, что тоже рад вас видеть, ваше величество, – сказал Тор. – Он боялся за вас, когда вы расстались. Его раны скоро заживут.

Меня обдало теплой волной облегчения. Не то от того, что он беспокоился обо мне, не то от того, что его раны скоро затянутся и он сможет драться. Это была эгоистичная мысль, но у меня закончились варианты.

– Я рада это слышать, – сказала я, хотя подобная чопорность была мне ненавистна. Рядом с этим человеком я сидела обнаженной в купальне, делила с ним скудную пищу и единственную циновку для сна, а теперь мы здесь, императрица и воин, и слишком много глаз наблюдает за нами. Я откашлялась, надеясь избавиться от неловкости. – Как я понимаю, вы помогли моему министру по пути сюда. Можно узнать, куда вы направлялись, когда столкнулись с ним?

Я пожалела об этом вопросе, как только его произнесла. Такой вопрос скорее задаст подозрительный следователь, чем заинтересованный друг. Тор слегка нахмурился.

– Он тоже нам помог, – ответил Рах губами Тора. – Мы никуда не направлялись. Мы… никак не могли решить, что делать дальше, когда наткнулись на ваших солдат и наших людей у святилища. Но уверен, министр Мансин уже обо всем рассказал.

Он рассказал, но я пока не могла в этом разобраться. Очевидно, Рах ехал один, а не с другими левантийцами, но почему? И почему предложил свою помощь? И почему две группы рассерженных левантийцев к нему прислушались? Когда я задала все эти вопросы, Мансин только пожал плечами, предпочитая списать все на непонятные обычаи левантийцев.

Лекарь попятился и встал.

– Теперь все хорошо, но вечером надо будет снова перевязать. А завтра лучше оставить рану открытой, чтобы проветривалась, – обратился он к Тору, словно тот был опекуном Раха.

– Спасибо, – отозвался Тор, выказывая лекарю больше уважения, чем мне. Натянутого, неохотного уважения, но все же.

– Обращайтесь в любое время, я серьезно отношусь к своим обязанностям. – Он поклонился мне. – Ваше величество, с вашего разрешения я удаляюсь.

– Да, конечно, благодарю.

Он еще раз поклонился и ушел, а я так и осталась неуклюже стоять сбоку от Раха, будто пыталась подкрасться к нему, и меня поймали на месте преступления. Я посмотрела на зрителей. Большинство было левантийцами, но мало кто находился достаточно близко, чтобы услышать наш разговор, однако их явное любопытство обескураживало. Ну почему все должно быть так сложно?

– Твой народ, – сказала я, обводя широким жестом собравшихся левантийцев. – Зачем они здесь?

– Ответ зависит от того, о ком вы спрашиваете, – сам ответил на вопрос Тор. – Как я уже говорил, левантийцы никогда не были едины. Каждый следует за своим гуртом.

– Но теперь ведь и гурт разделен? Вы оба Торины, но сколько среди этих людей Торинов?

– Где-то трое, ваше величество.

Рах наклонил голову с видом человека, пытающегося понять разговор.

– Здесь больше всего людей из гурта Беджути, – продолжил Тор. – Но их только около четверти от всех, а остальные – Клинки из разных гуртов.

Расхрабрившись от того, что никто из зрителей все равно не понимает разговор, я спросила:

– И сколько из них подчиняются Раху?

– Сейчас? Ни одного. Он не выдвинул себя.

– А если выдвинет?

– Если он решит сражаться за вас? – Тор скрестил руки на груди. – Кое-кто здесь настолько зол, что готов напасть на Гидеона. А другие хотят освободить левантийцев, которых, по их мнению, заставили сражаться за него. Третьи же просто следуют за Эзмой, потому что она заклинательница лошадей, а они не знают, что еще делать. Некоторые просто хотят вернуться домой. Если Рах решит стать предводителем, половина может встать на его сторону. Или больше. А может, и меньше. Я не знаю. Его очень уважают, но Эзма как-никак заклинательница лошадей.

– Ты не знаешь?

– Левантийцы не занимают чью-либо сторону, пока не вынуждены выбирать.

– Какая роскошь. Не всякий может себе такое позволить.

Он посмотрел на меня с намеком на презрение.

– Едва ли это роскошь. Это необходимо для выживания. Если раньше времени занять чью-то сторону, рискуешь сделать неверный выбор. А кроме того, это может привести к созданию разных группировок, и между ними тоже начинается война, а такие войны не выдержит ни один гурт. У нас просто нет возможности придерживаться принципов.

Хотя он не сказал о моем народе ничего оскорбительного, презрительный тон скорее напоминал атаку, и я ощерилась.

– Это что, намек на то, как мой народ разбирается с конфликтами, Тор э'Торин?

– Нет, но если вы принимаете это на свой счет, то, конечно, считайте укором. Судя по тому, что я знаю о Чилтее и Кисии, внутренние конфликты являются причиной большинства ваших проблем.

Мне хотелось дать ему пощечину, но, будь он проклят, ведь это правда! Каковы бы ни были причины его неприязни ко мне, он не кинул мне в лицо необоснованные оскорбления, и это еще хуже.

– Благодарю за честность, – сказала я с натужной улыбкой.

– Вам лучше сначала разобраться, что вы собираетесь у него попросить, прежде чем высказываться.

Нахмурившись, Рах переводил взгляд с меня на Тора и обратно, и я обрадовалась тому, что он не понимает наш разговор. Как бы я ни нуждалась в солдатах, я была счастлива видеть его просто потому, что это он. Я твердила себе, что больше никогда его не увижу, и не осознавала, как сильно надеюсь, что ошибаюсь.

Несмотря на то что я должна была сказать как императрица, сейчас мне больше хотелось быть просто Мико. Я кивнула Тору.

– Благодарю, ты можешь удалиться. – Я обратилась к Раху и махнула рукой в сторону двора: – Рах, ты в состоянии со мной пройтись?

Рах кивнул и осторожно поднялся.

Я была высокой для женщины, для кисианки, но забыла, насколько крупнее левантийцы. Тор был выше меня совсем чуть-чуть, а Рах – на полголовы, и он еще не самый высокий из них. Я посмотрела ему в лицо, но тут же смущенно отвернулась, чувствуя, как горят щеки. Его серьезные, пронзительные глаза одновременно наблюдали за мной и заглядывали прямо в душу.

С двумя охранниками, держащимися на почтительном расстоянии, я медленно пошла через двор, надеясь, что Рах не будет мучиться. Он не жаловался, я вспомнила, каким неутомимым он был во время нашего бесконечного путешествия по югу Кисии под дождем. То путешествие было пугающим, утомительным и тоскливым, и всю дорогу я боялась, что никогда больше не найду союзников, что потеряла их, но с Рахом каждый день был немного светлее. Немного легче.

Не зная, что я хочу сказать, да и поймет ли он, я молчала, пока молчание не стало слишком неловким. Тогда я подняла голову и заметила его улыбку.

– Привет, – сказала я по-левантийски, как он научил меня у очередного полевого костра.

Первая улыбка меня приободрила, а следующая осветила день. В уголках его глаз появились морщинки, и он усмехнулся. Таким оживленным я его еще не видела.

– Привет, – ответил он по-кисиански, и его произношение было гораздо лучше моего. – Ты как?

Это я его этому научила? Вряд ли, но он все равно усвоил.

– Хорошо. Прекрасно. А ты? – отозвалась я.

Пожав плечами, он показал на многочисленные раны, но все равно улыбнулся и сказал, как и я:

– Хорошо.

А потом снова пожал плечами и добавил что-то непонятное на левантийском.

Я мысленно перебирала все слова, которым он меня научил, но, помимо несвязанных терминов вроде дождя и огня, не могла найти ничего подходящего. Поэтому я заговорила по-кисиански в надежде, что он поймет если не слова, то чувства.

– Спасибо за то, что спас министра Мансина, – сказала я. – Он появился в тот самый момент, когда был больше всего нужен и… помог мне.

Ох, если бы я могла рассказать ему о Дзае. Стал бы он считать меня чудовищем за то, что убила ребенка? Наверняка. Тогда речь шла о том, что либо его жизнь, либо моя, но, каковы бы ни были мои оправдания, Дзай все равно был ребенком, а я нет. В эту минуту я обрадовалась, что Рах меня не понимает.

Я остановилась, повернулась к нему и осознала, что нас никто не подслушает, не поймет даже сам Рах, я могу говорить совершенно откровенно, как уже давно не говорила. Может, вообще никогда.

– Знаешь, я скучала по тебе, – сказала я, глядя ему в лицо, и его улыбка сменилась обычной серьезной сосредоточенностью. – Скучала по тому, что ты всегда рядом, по звуку твоего голоса, мне было так хорошо… не чувствовать себя одинокой, когда я была самой одинокой на свете. Я сказала… сказала, что министр Мансин помог мне, когда это было так нужно, но, если бы не ты, я не добралась бы туда, возможно, вообще не выжила бы. Ты меня спас. – Он наклонил голову, я покраснела и отвернулась, боясь, что он осудит меня за такие чувства. – Мы с Чичи в огромном долгу перед тобой.

– Чичи?

При звуках знакомого имени его лицо озарилось, и он оглядел двор.

– Ой, она не со мной, я не могла взять ее на корабль, понимаешь… – Хотя это и было правдой, грозящая собаке опасность казалась глупой причиной, чтобы не взять ее с собой после всего, через что мы прошли вместе. – Она с министром Оямадой. Но если все сложится благополучно…

Я так и не закончила эту мысль. Слишком велик был шанс, что все не сложится благополучно.

Отвернувшись, Рах поманил меня за собой, и мои охранники расступились, пропуская его. Я поспешила за ним совсем не как положено императрице, но его радостное возбуждение пересилило мое желание блюсти достоинство.

По дороге до одной из маленьких конюшен я ощущала смесь смятения и радостного предвкушения. У конюшни не суетились левантийцы, и я не сразу поняла причину – там стояли кисианские лошади. Где-то должен быть конюх, чтобы за ними приглядывать, может, несколько мальчишек-подручных, но большинство кисианцев с радостью перекладывают заботу о лошадях на слуг. В отсутствие Бахайна никто ими особо не занимался.

Вот только одна лошадь оказалась левантийской, и, увидев ее, я воскликнула:

– Дзиньзо!

Я побежала к нему с искренней радостью. В том первом путешествии в Сян огромный размер и сила коня помогли мне чувствовать себя не такой слабой, испуганной девочкой, упрямо бегущей от неотвратимой судьбы.

Дзиньзо опустил голову и ткнул меня мордой, когда я подошла ближе, я так обрадовалась, что он меня помнит, и повернулась к Раху. Мое сердце чуть не остановилось от его пристального взгляда. Мое дыхание стало прерывистым, а рука на шее Дзиньзо онемела, как будто больше не принадлежала мне.

Не считая Дзиньзо, мы были одни в этом тесном пространстве, прямо как тогда в купальне, и Рах смотрел на меня, прямо как тогда, и я поняла, что он ни за что не сделает первый шаг. Из-за своих представлений о чести, из уважения или каких-то культурных традиций он ни за что не поцелует меня, если я не поцелую его сама.