Текст книги ""Современная зарубежная фантастика-1". Компиляция. Книги 1-21 (СИ)"

Автор книги: Деннис Тейлор

Соавторы: Гарет Ханрахан,Бен Гэлли,Джеймс Хоган,Дерек Кюнскен,Девин Мэдсон
сообщить о нарушении

Текущая страница: 124 (всего у книги 341 страниц)

Женщина швырнула жестянку в окно, прямо сквозь стекло, тут же прыгнула следом, перемахнула подоконник и полезла на крышу дома. Зомби за ней, загробная сила и единая цель компенсировали и перелатанную неуклюжесть, и сухие от пыли конечности. Топот двоих бегущих загрохотал по крыше – от одного мягкий и шустрый, от второго тяжелый и спотыкающийся.

– Йорас! Держи Ванта!

Йорас бросил взгляд на облако пыли – опасное даже для него, – потом сбежал по ступеням на улицу и погнался за Вантом.

Теревант отыскал ванную и тряпку, намочил в воде. Подождал, пока осядет крупная пыль. Прижал тряпицу ко рту и носу, чтобы предохранить легкие, плотно закутался в плащ и рванул через запорошенный участок. В Эскалинде они сбрасывали тонны пыли, прикрывали ей отступление. Наскоро он проверил верхние комнаты. Большинство бумаг пропали, остался лишь явный мусор – старая карта города, схема подземки, которая за медяк продавалась на каждой станции, потрепанная библиотечная книга, с пометками на страницах и погрызенная собакой.

Под заголовком: «Духовная и светская архитектура Пепельной Эпохи».

Он обошел комнату, выискивая хоть что-нибудь, что могло объяснить, зачем Святая Карательница могла убить Ванта. И зачем вообще Вант поперся сюда, в этот разбойничий притон. Может, прямо тут его и убили.

Снаружи прогремел громогласный удар. Он подскочил к окну на лестнице и увидел лишь клубы взметнувшейся пыли. Послышались встревоженные крики.

– Сэр? – позвал его снизу Йорас.

– Я здесь.

– Боюсь, я их упустил, сэр. И на подходе стража – надо уходить, прежде чем нас обнаружат.

Теревант собрал бумаги, заложил все в книгу. И за Йорасом вышел из дома.

С правой стороны улицы череда многоэтажек оставалась точно такой же, как при их прибытии.

Другая сторона, уже Нового города, изменилась: крыши отрастили шпили. Пешеходный мост исчез. Поблескивающий торговый зал лишился окон верхнего яруса.

– Она забежала туда, сэр. Перед тем, как окна, э-э, растаяли.

– А Вант?

Йорас указал на блеклую линию коричневатых отметин на стене – следов, оставленных одноруким зомби, пока оно карабкалось на крышу в отчаянной гонке за таинственной пришелицей.

– Ушел, сэр. Нам тоже пора уходить.

– Вообще-то, – сказал Теревант, – все могло сложиться получше.

Два дня спустя он принимал разнос от Ольтика. Кто-то заметил Ванта, а может быть, Йораса – в общем, Гвердон обвинил Хайт в том, что неусыпные были выпущены на улицы без заверенного пропуска, вразрез договоренностей между двумя городами. Газеты и любители слухов обвиняли Хайт в злоумышлении против Гвердона.

Лемюэль предупредил о том, что это обяжет дозор усилить меры безопасности, и до открытия Фестиваля Цветов никак не удастся нелегально переправить меч в город. Ольтику придется подождать.

Брат угрожал отослать Тереванта обратно в Хайт. Но вмешался Даэринт, Даэринт успокоил Ольтика. Он отметил, что это дурно бы отразилось на доме Эревешичей, на перспективах Ольтика в Полусотне.

– Терпение, – шептал он. – Никто из нас не знает, когда пробьет час нашей службы, поэтому мы должны быть наготове всегда, покуда длятся Дни Империи. Смерть – не освобождение от исполнения долга.

На дворе посольства Теревант ежедневно водил строем гарнизон вперед-назад, вперед-назад, пока от выкрикивания команд не срывал глотку и от усталости не переставал понимать, какие из бойцов мертвы, а какие пока что живы.

Глава 22

Ну, черт же подери, за ней гонится зомби.

Кари перебежала пешеходный мост, и созданье за ней, у нее за плечами. Бездыханное, но дробь мертвых ног все громче с его приближением. Тварина быстра, как сальник. «Чудо бы выручило сейчас как нельзя кстати», – мелькнула мысль. Но она на самом краю Нового города, где на чудо особо надеяться не стоит. Здесь Шпату затруднительно перемещать волшебную кладку. Вообще-то ему все тяжелее управляться с камнем повсюду, но сейчас об этом некогда размышлять.

Она кинулась в открытое окно на той стороне улицы, приземлилась на пыльном чердаке и поднажала. Когда чудотворная сила Шпата давала осечку, Кари научилась восполнять недостающее, принимая на себя муки. Это ей не обходилось задарма, она страдала от боли. Такое чувство, будто сама рождает чудо, будто оно забирает ее кровь и кости и обращает их в заклинания и камень. Она испустила болезненный вопль, и чердак резко потемнел от того, что окно сомкнулось и исчезло. Снаружи раздался страшный треск, когда вторая половина этого сляпанного из подручных средств моста обрушилась на улицу. Спустя биение сердца прозвучал тупой удар – это зомби шмякнулся в стену, там, где раньше зияло окно. С шумом и скрежетом он полез взбираться на крышу.

– Здорово, – прошептала она.

Он ищет, как войти. Заходи в дверь слева.

Она видит это оживленное существо, ну, в какой-то степени. Восприятие Шпата здесь искажено и неточно. Вроде того как пытаться поймать отражение в разбитом зеркале – она то теряет созданье из виду, то глядит под множеством углов – и приходится разбираться, где именно оно находится.

– Как мне его убить?

Нож бесполезен против того, чьи вены обескровлены, а органы не боятся порезов. Иссушающая пыль тоже не подействовала. Может, ей заложить круг и попробовать достать боезапас из дома на Гетис Роу или двигаться к собственной заначке оружия…

По-моему, это моя задача, предложил Шпат, и предложил дельно.

Тактика проста, они уже применяли ее несколько раз. Против гхирданских головорезов, против бакланьей башки. Кари подводила погоню куда надо, а Шпат обрушивал камни. Шлеп.

– Слушай, а здесь ты так сумеешь? – Скоротечное чудо наподобие этого дорого обойдется Шпату. Слишком дорого.

Думаю, да. Его голос нарастал и гас в ее голове. С ним приходили воспоминания, принадлежавшие не ей, дыхание его мыслей несло их, как листья по ветру. Тело его отца, скорченное в петле. Взгляд из окна Борова тупика на городской окоем. Падение, каждый раз падение.

Это воспоминание означало, что ему больно. Что он слишком перенапрягся.

Кари покачала головой и прошептала:

– Нет, сперва я заманю их подальше в город. А потом будет шлеп.

Она затолкала за пазуху бумаги из потайной комнаты, потом скрытно двинулась через чердак. Скрипучая доска. Отступи правее, предупредил Шпат. Сердце колотилось, она старалась идти неслышно. Зомби по-прежнему рыскал по крыше, менее чем в десяти футах над нею, зато она – лучший вор в мире своего времени. Ну, лучшая в Гвердоне – бесспорно. Святая Карательница, ангел Нового города.

Костлявая рука пробила крышу точно над головой. Костяные пальцы царапнули ей лицо. Она пискнула, пригнулась и припустила наобум. Ломанулась за дверь, пока выходец с того света пробивался за ней сквозь крышу.

Теперь налево. Она повернула, оказалась в маленькой мансарде с одним окном. Насилу открыла, переползла опять на крышу. Побежала вдоль желоба. Позади разлетелось стекло – зомби избрал более прямой путь.

Она споткнулась, выправила равновесие. Ночной воздух чище обычного – летом меньше костров, и новые фабрики открыли теперь на другой стороне Священного холма – но легкие все равно горят на бегу. Тяжелая сумка сбивает ее с ровного хода.

Скорее назад в Новый город. Туда, где улицы полны любви к ней, где ее обнимет и защитит живой камень. Скорее домой!

Впереди увенчанная куполом гора – старый Морской Привоз. Слева фешенебельные районы: площадь Мужества и улица Сострадания – и Башня Закона, где окончилась ее прошлая жизнь и началась новая.

Кари, быстрее.

Ему легко говорить. Она проскользила по слюдяной крыше, перепрыгнула коварный промежуток – не упасть бы с шести этажей в обоссанный переулок – и вскарабкалась на другой конек.

Мертвяк длинным прыжком перемахнул расщелину и встал перед ней, блокируя проход.

План меняется. Спиной вперед она бросилась с крыши.

Ее связь со Шпатом проявлялась в миру тремя чудесами.

Это видения.

Движение камня.

И третья уловка.

Шпат был способен принимать урон на себя, впитывать большую часть повреждений от столкновений или ударов. Но это не железное правило. Надо чтобы оба, в один момент направили на это свою волю. И он подхватит ее, как в воздушном цирковом трюке.

«Будь готов, – молила она. – Мы ведь ни разу не делали так вне Нового города, и я молюсь…

черт

вроде

сработало!»

Удар.

Карильон тяжело плюхнулась с шести этажей, грохнулась об мостовую. Живая, без переломов. Вдалеке затрещало грозой, когда взамен нее пострадала какая-то часть Нового города.

Она чуточку полежала, отдышалась. Никакого преследователя не видать.

– Шпат, где ты? – спросила она, попытавшись вызвать видение. Ничего. Никто не ответил.

– Шпат? – Кари шатко поднялась и поволокла ноги по переулку. Весь народ на улице глазел, как над Новым городом с перебитого шпиля встает облако пыли и серебрится под лунным светом. Никто не удостоил вниманием воровку, что вдруг возникла в проулке и нырнула в толпу.

Здесь, с тобой. Мысли Шпата затруднены, замедленны. Ловить ее дорого обошлось.

Секунду спустя в разум вплыло видение зомби. Он прекратил за ней гнаться, и сейчас двигался на север, от моря. Примерно по направлению хайитянского посольства.

– Ого.

Расскажи мне о нем.

Улицы уходили на подъем к Новому городу; на пути Карильон угрюмая, выпачканная золой серость старого Гвердона отступала перед дивным порождением чуда. Чем ближе к дому, тем ей становилось лучше.

Если хайитянское страшило вернется, я прихлопну его. Шпат тоже казался ближе, сильнее.

– Конечно, – подтвердила она. «Отные привлекать Шпата станет последним средством», – дала она зарок. Она переживала из-за того, что слишком много чудес его расточат, погасят последние остатки его сознания. «Я не дам ему снова уйти», – пообещала она в укромной части разума, надеясь, что он ее не прочтет.

Позже Кари отыскала тихую крышу и достала бумаги, взятые из потайной комнаты. Мысленно она костерила этого хайитянского балбеса, того живого, кто ей помешал. Костерила и себя – надо было раньше найти этот тайный чердак и тщательно обыскать, а не хватать по вершкам.

Она пролистала бумаги. Глаза заслезились, и она проморгалась, утирая из-под век песчинки белого камня. Шпат тоже читал ее глазами.

Какая-то алхимическая машина, предположил он. Откуда ей знать – полукруг коробов мог изображать общий план механизма. Еще там много причудливых рун, а конструкция на краю схемы напомнила, к ее оторопи, колдовские сборки профессора Онгента.

– Без понятия.

Она открыла следующую страницу. Остолбенела от ужаса.

– Ё-моё.

Этот лист читался без затруднений. Она такое уже видела в своих снах.

Это была карта города – Нового поверх Старого. Карта города, каким он был до Кризиса, с ясно очерченным кварталом Алхимиков, всеми отливочными и чанами. Поверх них набросаны контуры Нового города. И там карандашом и тушью набросан план подземных туннелей и складов.

Всех хранилищ, даже тех, где Шпат запер худшие из творений алхимиков.

Этот зомби – не единственная нежить поблизости.

Карильон представила, что произойдет, если всплывет эта карта. Алхимики разроют Новый город. Вскроют Шпату живот, распорют его, чтобы добраться до секретных хранилищ. Пойдут на что угодно, лишь бы заполучить захороненное там. Вот что искали все эти шпионы и охотники за сокровищами.

– Ничего страшного, – проговорила она ему, проговорила себе. – Они ведь все умерли. – Дом на Гетис Роу заброшенный, так? Что бы там ни случилось, кто бы там всех ни поубивал, спрятанную карту они не нашли. Может, это единственный экземпляр. Может, ее составители тоже мертвы.

Может, хоть на этот раз им со Шпатом повезет.

Она закрыла глаза и погрузилась в видения. За две улицы отсюда одна женщина курит сигарету. В кармане у нее коробок спичек.

Через минуту Карильон слегка задела эту женщину, проходя мимо. Подрезала спички. Забралась обратно на крышу.

Бумаги сгорают быстро. Яркий сполох на фоне матового сияния Нового города – и страницы исчезли, исчезла и Карильон.

Интерлюдия I

Лирикс.

Раск ожидает на берегу дядин корабль. Пристань на острове – крутое местечко, здесь разгуливают наемники и пираты. Но юного Раски, пока он сидит и ждет, никто не отважится побеспокоить. Солнце превратило прибрежные камни в печь, и морской бриз приходится очень кстати. Трактирщик спешит с кубком ледяного вина – а оно еще более кстати. Подарок для отпрыска Джирданских семейств.

Хорошее вино. Раск вынул кинжал – драконий клык, и открыто расположил его на столе в назидание всем, что эта таверна благословлена Джирданой.

Прибыл корабль дяди Артоло, и сам Артоло первым сошел по сходням. Хромал с помощью двух громил из своего отряда и прижимал ладонь к боку.

– Не трогай меня, малыш, – сказал он при виде Раски. – Святая мразь распорола меня как рыбину. Есть тут еще вино?

Раски докончил последнее в кубке.

– Нет. Прадедушка хочет немедленно тебя видеть. – Экипаж ждал в готовности, чтобы увезти их по крутой спиральной дороге на виллу на вершине утеса, в пещеру их двоюродного прадеда.

Артоло садился в карету со стоном.

– Он ведь в курсе, правда? Про Святую Карательницу?

Раски ловко запрыгнул за дядей.

– Уверен, твои письма он прочитал.

– Мне-то сказали, святых в Гвердоне нет. Сальники сгинули, Хейнрейл сидит. Говорили, все пройдет, как два пальца обоссать! – жаловался Артоло. – А она была прям везде. И заранее знала все. И мы не смогли ее убить. Вот глянь! – Он достал из кармана свой драконий клык. – Им я перерезал ей глотку.

Раск взялся за клинок, провел пальцем по кромке. Затуплен, словно им резали камень.

– Чего уж там, расскажешь прадедушке. Уверен, он поймет.

– Я еще поеду обратно. Нужно взять больше людей, чародеев взять. Наймем Ползущих. Получим благословенье Кульсана. Город-то созрел, пора рвать, не пойми меня не так. Мне просто нужно время.

Экипаж обогнул крутой поворот. Теперь они на южной стороне острова, впереди переливается блестками океан. Тонким стежком вдалеке восходит зеленоватый пар – от белесого шрама, взрезавшего воды. Ограда из кислотного семени, одна из мер перехвата на случай ишмирского вторжения.

– Нынче со временем, – сказал Раски, – у нас туго.

Экипаж остановился в конце дороги. Раски повел дядю мимо охраны, прямиком в самую старую часть виллы.

За проходящей парой наблюдала многочисленная родня, но никто не сказал ни слова. Даже дети Артоло не смели показаться навстречу.

Раски свел дядю по ступеням. Воздух здесь насыщен сернистым дымом, темный, густой и горячий.

Двоюродный Прадедушка услышал их приближение.

У двоюродного Прадедушки примечательно острый слух.

Перед входом в логово Артоло пал на колени.

– Прошу тебя о прощении, Прадедедушка. Признаю, я подвел тебя, но я преданно служил семье много лет. Ты знаешь, как трудно бывает с богами, и…

Дракон перебил его:

– Ты нашел потерянное оружие, Артоло? Те штуки из черного железа?

– Нет. Я искал, я вышел на след, но…

– Раски? – позвал дракон.

– Да, Прадедедушка?

– Зайди. Принеси сюда нож.

Глава 23

До дня выборов остался месяц.

Один месяц до того, как толпы простого люда сойдутся или съедутся к пунктам голосования, к избирательным урнам на всех площадях, в каждой караулке дозора. Грандиозный урожай бюллетеней ознаменует конец этого жгучего лета, и город выберет новый парламент. «И что тогда?» – думает Эладора.

Прошло десять дней с того злополучного визита к Карильон. Десять дней в переполненном штабе промышленных либералов, который не менялся со времен ее деда и ничем не походил на изменчивые улицы Нового города. Список имен от Шпата она передала Абсалому Спайку, тот весь изфыркался, когда его прочитал – а через день вернулся и после того проявлял к ней настороженное уважение. Восемь кандидатов из списка уже подписались под участие в выборах; другие пока обдумывали предложение. Келкин, по-видимому, остался доволен, хотя по нему особо не скажешь.

Но ведь им еще надо было удержать позиции в Старом городе, и сегодня насущной задачей являлось именно это. Закон и порядок, стабильность и твердость. Парламентская приемная промлибов кишела посетителями, но она настойчиво протолкалась внутрь. Ревнивые взгляды провожали ее на пути во внутренний штаб. Лишь старшим партийным чиновникам разрешалось входить в эту святая святых без вызова и не в составе сопровождения. Эладора занимала – как обычно, враскоряку – уникальное положение. Она не законник, в отличие от половины младшего состава, и не наследница какой-нибудь политической династии, пятьдесят лет участвовавшей в деятельности партии.

По крайней мере, соратники об этом не знают. Ей хватило осмотрительности никогда не пользоваться именем Таев.

«На Джермасе Тае была маска из золота, – вспомнила она, – и под золотом извивались черви. Холодные склизкие пальцы прикасались к ней, подрагивающие губы читали заклятие, взывали к чудовищным богам».

Она пересекла приемную, не сбиваясь с шага, только повторила про себя один из заговоров Рамигос, чтобы отогнать воспоминания о семейной усыпальнице Таев. Прочим невдомек, что ей пришлось пережить в Кризис, невдомек причины, по которым ей оказывают большее доверие, нежели опытным политическим деятелям. Она посвящена в цепочку страшных секретов. Она знает грехи власть имущих, а те знают ее.

Еще за дверьми комитета она учуяла запах Крыса – отчетливую вонь сырой грязи и гнилостной плоти с чем-то порезче, с привкусом волшебства. Это означало, что сегодня не простая встреча. Повелитель упырей не станет сползать со своего подземного трона без серьезной необходимости. Охрана пропустила ее в зал с высокими потолками. «В дни старых королей тут проводили пиршества», – припомнилось ей. Тогда парламент был беззубым салоном попоек для придворных. Ныне там, где прежде свисали королевские знамена, взирали портреты суровых министров и священнослужителей.

Все кресла за столом уже были заняты верхушкой промышленных либералов. У дальнего торца, поджав ноги, на корточках примостился Крыс – слишком велик для любого кресла. Его рога, как у невиданного оленя, скребли бы потолок, встань он во весь рост. Единственной персоной, пожелавшей сесть рядом, была доктор Рамигос. Ни Крыс, ни Рамигос не промлибы, они даже не политики, но оба тесно вовлечены в планы Келкина на будущее города. Сам факт их пребывания на этой встрече предполагал обсуждение городской безопасности и обороны.

Она присела на краю, к стене. Келкин с помощью другого ассистента зачитывал письма. Потом поднял взгляд, обращаясь к собранию:

– Начинаем в одиннадцать. В полдень у совета встреча с хайитянским послом, поэтому, если у вас будет что сказать, когда мы начнем, говорите покороче и побыстрее.

После этого поднялся гомон обсуждения; складывались кучки по интересам, обсуждались договоренности: кому выступать, у кого заботы самые неотложные, чьи запросы можно сочетать вместе. Она бы сэкономила им время, какой смысл тут рядить, ведь вся партия ждет одного – только бы Келкин обнадежил их, только бы заверил, что своей стальной волей соберет им вожделенные голоса. Им нечего высказать, разве только вкупе пожаловаться на свои страхи. Она полезла в сумочку за блокнотом, а вместо него вытащила хайтский роман, который дал почитать Эревешич. Полистала, сбитая с толку приведенными в начале тома родословными и историческими справками. Половину книги занял пролог.

На страницы упала тень. Она подняла взгляд, увидев лицо бледного юноши. На нем дорогой, но слегка неопрятный костюм; губы оттянуты в неприятном подобии улыбки. Она не сразу определила, что это юрист и представитель Крыса.

– ТЫ ХОДИЛА ИСКАТЬ Карильон, – произнес юноша, но было ясно, что с ней говорил не он. Особое напряжение мускулов лица, прожилки боли в глазах выдавали, что это Крыс с дальнего конца комнаты управлял его ртом. Слова падали с губ подобно свинцовым болванкам. – ТЫ НАШЛА ЕЕ? – Эладора поглядела через комнату на громадного упыря и встретила взор его желтых глаз.

– Что вам за дело до нее?

– ЕЕ ТРУДНО НАЙТИ. ХОДИЛИ, ИСКАЛИ РАЗНЫЕ. ДАЖЕ УПЫРИ. А НАШЛИ ЛИШЬ ПУСТЫЕ КОМНАТЫ ДА ДВЕРИ ИЗ КАМНЯ. ОНА УМНА, НАША КАРИ. – Желтые глаза вспыхнули. – ЧТО ТЕБЕ ЗА ДЕЛО ДО НЕЕ?

– Она моя родственница, – прошептала Эладора. – Ч-ч-черные Железные Боги сгинули. Она больше н-никому не опасна.

Юноша фыркнул, так же как упырь на том конце.

– ТАМ, ГДЕ КАРИ – ВСЕГДА ОПАСНО. БЕРЕГИСЬ.

– Странно вы говорите о своем друге.

– НИКТО ИЗ НАС, – сказал молодой человек, – НЕ ТОТ, КЕМ БЫЛ ПРЕЖДЕ. МЫ ДОЛЖНЫ… СЪЕСТЬ НАШЕ ПРОШЛОЕ И НАБРАТЬСЯ ОТ НЕГО СИЛ, ЛИШЬ ТАК МЫ ВЫЖИВЕМ В ГРЯДУЩЕМ. ОН ТЕБЕ ВЕРИТ. – Крыс вытянул когтистый палец в сторону Келкина. – И ТЫ ДОЛЖНА… НАПОМНИТЬ ЕМУ О ТОМ, ЧТО ДО́ЛЖНО ИСПОЛНИТЬ.

– И что же дóлжно исполнить?

– НЕЛЬЗЯ ПУСКАТЬ В ГОРОД БОГОВ. НИКАКИХ. – Крыс отстранился. Юноша судорожно задышал, глотая воздух, потом пробубнил извинение и побрел обратно к хозяину. Некоторые, включая Рамигос, с любопытством воззрились на нее. Она отмахнулась, мол, все в порядке.

Упырь исполинской рукой приобнял парня за плечи, нахально подмигнул Эладоре, и тогда задвигался ее собственный рот, и слова гласом чудовища полезли из ее глотки:

– Я СПАС ТЕБЕ ЖИЗНЬ ПОД МОГИЛЬНЫМ ХОЛМОМ. ПОМНИ ОБ ЭТОМ.

Поднялся Келкин и постучал по столу. Зал затих.

– Сегодня комитет слушает обращение Хайта, поэтому у меня нет времени на вопросы. Заткнитесь и внемлите. – Он начал речь, очерчивая свой замысел по обеспечению безопасности города от сверхъестественных угроз. Соглашение с упырями, выдача городских покойников в обмен на помощь в обнаружении чародеев и святых, в поддержании порядка на улицах.

– Если некий культ хочет открыть в Гвердоне храм, то ему дозволено принимать любых живых поклонников, но никаких неразрешенных святых и чудес, а их мертвые также перейдут городу. – Келкин кашлянул. – Мы сделаем из всех них Хранимых Богов. – Эладора заметила в зрачках Келкина проблеск звериной радости. Его схватка с Хранителями обросла легендами, пусть даже когда-то его рукоположили в священники.

«Никаких неразрешенных святых». В том числе и Карильон. Не следует никому, даже Келкину с Рамигос, рассказывать о встрече с кузиной. Придется хранить еще и эту тайну. Интересно, что бы со всем этим сделала Алина. Порой, когда на Эладору накатывала тревога, она вспоминала утешение, которое одним присутствием дарила святая, вспоминала ее праведный, щедро напичканный богохульствами гнев – и милосердие, проявленное к Кари.

Думы об Алине привели ее к матери. Замысел Келкина использовать упырей означал, что ему пришлось отвергнуть предложение Мхари Воллер выступить с Хранителями единым фронтом – если только он не продумал все на несколько шагов вперед и не занял умышленно крайнюю позицию для будущих переговоров с Хранителями.

Она потеряла нить речи. Келкин перешел к флоту, к алхиморужию. Шуршат одобрительные шепотки. Он кичился новейшими перехватчиками, которые будут охранять побережье Гвердона – и, оглядев зал, Эладора могла догадаться, кто посвящен в секрет божьей бомбы, а кто нет, поскольку одни радостно хлопали, а другие повесили головы при мысли о возможном богоубийстве.

Келкин подвел выступление к итогу.

– Значит, так. В ближайшие дни нам придется несладко. Ожидайте давления со стороны алхимиков и Хранителей. Ожидайте тяжкой работы, нападок в прессе и размолвок в наших рядах. Фестиваль сыграет на руку нашим противникам, а не нам. Но когда он пройдет и город вернется к обыденности, вот тогда произойдет наш решительный натиск. Слышите меня? Как только подарят последний, мать его, цветочек, вот тогда вы забегаете, как сальники! – Он треснул по столу. Жиденькие хлопки. – А теперь я пойду развлекаться на долбаных слушаниях.

Келкин с топотом покинул партийный зал, направляясь наверх, в главный корпус парламента. Большинство прочих промлибов устремились к выходу, спеша вернуться к делам города и кампании. Эладора собиралась уйти с ними, как вдруг ее перехватил адмирал Вермейл.

– Боюсь, вас хотят видеть и на следующем заседании, мисс Даттин. На случай, если всплывет какая-нибудь древняя стычка или нерешенный спор между Старым Хайтом и Гвердоном и потребуется заключение историка.

Все главные партии располагались на нижнем этаже парламентского здания, и все они выслали своих представителей на встречу с хайитянским послом. Как речные притоки, делегаты стекались в главный коридор, вливаясь в бурлящую давку. Она заметила Перика, скакавшего за главой группы барыжников, – тот на ходу проводил срочное совещание. Увидела и Рамигос, погруженную в беседу с каким-то старохайитянским дипломатом.

И тут как тут Синтер, в числе группы церковников. Непривычно видеть его при дневном свете, в официальном качестве. Он – созданье задворок и закоулков, скрытых намеков и угроз. Горгулья, что взгромоздилась на водосток собора и слушает, о чем гудит город. Не дойдя до палаты комитета, он ускользнул куда-то прочь.

За столом совещаний были предусмотрены места для хайитянского посла, двух его советников, а также членов комитета. Всем остальным пришлось набиваться по краям. Повсюду неуклюже переминались и перешептывались; почин хайитянцев мог на долгий срок упрочить натянутые ныне отношения Гвердона со своим северным соседом, но в данный момент лишь отвлекал от главной кампании.

Секретарь прозвенел в серебряный колокольчик, оповещая о прибытии делегации Хайта. Первым вошел возвышавшийся над остальными посол Ольтик. Он улыбался, но взгляд его метался по комнате, отмечая возможных союзников и противников. Следом ковылял первый секретарь Даэринт, опираясь на руку брата Ольтика – Тереванта. Теперь, рассмотрев их вместе, она уяснила, насколько они похожи и как отличаются. Теревант чисто выбрит, Ольтик бородат. Оба коротко стригут волосы, но у Тереванта они все равно топорщатся в беспорядке. Оба в хайитянской военной форме, только на Ольтике галуны и медали за проведенные походы, а китель Тереванта почти голый. Ольтик вышагивает, рычит, держит голову прямо; Теревант выглядит подавленно и выбирает сиденье как можно дальше от брата. Это заставило ее задуматься о Карильон; у нее с двоюродной сестрой сходные черты лица, внешность Таев – в детстве их принимали за родных. Эладора чего только ни делала, чтобы отличаться от непослушной воспитанницы; если Кари постоянно была в грязи и царапинах после игр в лесу, то Эладора, безукоризненно чистая, оставалась дома и убеждала себя, что идти играть ей не хочется. Оглядев зал, Теревант заметил Эладору, наверно, ее одну он и мог узнать в скоплении настороженных лиц, – и улыбнулся. Перик подозрительно на нее покосился, наверняка заподозрил в подрывной работе на Хайт.

Келкин постучал по столу, и зал затих.

– Посол, прошу, вам слово.

Ольтик встал. Задержал одну руку на поясе, потом рывком убрал за спинку кресла.

– Благодарю, господин председатель. Достопочтенные друзья, передаю вам приветствия и благословляю от имени Короны Хайта, неумирающей и навеки верной.

Келкин хрюкнул и махнул рукой, давая послу понять, чтоб закруглялся с официозом. Вопиющее проявление неуважения – то ли Келкин старается таким образом пошатнуть уверенность посла, то ли позволил возобладать над собой нетерпению. Эладора неуютно заерзала на сиденье – Келкин обращен к ней спиной, неясно, что написано у него на лице.

Ольтик продолжал:

– Хайт и Гвердон объединяет общее происхождение. Наши с вами предки пересекли море, приплыв сюда из Варинта, и на протяжении веков мы были единым народом. У нас один общий язык и одна история.

– Если я захочу послушать лекцию по истории, посол, то приглашу свою советницу, – кисло проговорил Келкин. – Даттин часами вялит мне уши о канализации эпохи Восстановления. Пожалуйста, дальше. – По комнате пробежали смешки. Эладора вымучила улыбку, не желая своим недовольством доставлять удовольствие Перику. И, кстати, Канализация эпохи Восстановления чертовски важна! Люди воспринимают труды прошлых лет как должное, но город смыли бы нечистоты, когда бы при Восстановлении не взялись за дело так основательно.

Единственный, кто был раздосадован смехом более Эладоры, это сам Ольтик. Он стиснул кресло, костяшки кулака побелели. Затем перевел дух и вернулся к речи. Его сильный баритон практически не дрожал.

– Как прикажет председатель – но мне необходимо отметить еще одно сходство. У вас есть ваши Хранимые Боги, которые остаются кроткими, несмотря на то что война накатывается на ваш берег. У нас в Хайте только один бог – Смерть, но он тоже не запятнан Божьей войной. Обе страны признают пагубность бесконтрольной божественности и видят, что безумие других земель ведет только к гибели. Хайт не желает участвовать в Божьей войне.

Как историк и бывшая преподавательница, Эладора поставила послу за такое изложение «неуд». При верном замечании о том, что Хайт не подпал под занебесное буйство, коим отмечены прочие враждующие стороны, ошибочно заявлять, будто Хайт исповедовал тот же нейтралитет, что и Гвердон. У Хайта провинции и сатрапии раскинуты по всему миру, их требуется оборонять; на заре Божьей войны они воспользовались возникшим хаосом и расширили заморские владения. А теперь отступают, откатываются на рубежи родной территории.

Она вновь вникла в речь.

– Хайт – один из крупнейших заказчиков Гвердона. Из десяти единиц оружия, проданных алхимиками, четыре приобретаем мы; столько кораблей и наемников, как у вас, мы не покупаем ни у одной другой страны. С другой стороны, из Хайта в Гвердон завозится половина продуктов питания, а также пушнины и леса. Мы как братья – в прошлом у нас были несогласия, мы ссорились, но связаны друг с другом неразрывно.

Как известно вам всем, произошло существенное изменение, затронувшее нас обоих. Десятилетия, с ранних дней Божьей войны, долина Грены затрудняла наземное сообщение между нашими странами. Спятившая богиня этой области нападала на каждого, кто пытался проехать через ее долину. Железнодорожные ветки, выстроенные ценой огромных затрат, пришли в запустение. Теперь же рельсовый путь открыт заново – обновленная связующая нить между нами. Первая из многих.

Ольтик нащупал ритм своего выступления – последняя фраза прокатилась по залу, как гром.

– Такая оценка может оказаться поспешной, посол, – сварливо буркнул Келкин. – Мы еще не забыли, как кое-кто тоже налаживал связи с Хайтом. – Он ссылался на скандал пятилетней давности, когда в гильдии алхимиков был раскрыт круг хайитянских агентов. Страх и недоверие к Хайту глубоко укоренились в Гвердоне, и Эладора догадывалась, что театральные жесты Келкина направлены на доморощенную аудиторию. Оскорбления хайитянского посла подыгрывали невзыскательному зрителю, но имели долгосрочную цену – мертвые Хайта помнят презрение и обиды не менее скрупулезно, чем живые. В зале нет посторонних слушателей, нет и репортеров, но она была уверена: каждая сцена собрания будет передана в вечернем выпуске городских газет.