Текст книги ""Современная зарубежная фантастика-1". Компиляция. Книги 1-21 (СИ)"
Автор книги: Деннис Тейлор
Соавторы: Гарет Ханрахан,Бен Гэлли,Джеймс Хоган,Дерек Кюнскен,Девин Мэдсон
Жанры:
Боевая фантастика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 225 (всего у книги 341 страниц)
– Вполне возможно, но если я разошлю вас всех по разным частям империи поддерживать мир, то здесь никого не останется. И я рискну жизнями левантийцев, когда нас осталось сравнительно немного. Да и как ты будешь общаться с людьми, которых защищаешь и которые тебе служат?
Сколько же проблем из-за языка. Пусть левантийский и темпачи отличались достаточно сильно, чтобы понимать все тонкости сказанного, но общий смысл уловить было несложно, особенно если добавить парочку жестов. Кисианский не походил ни на один из них, и то, что я постоянно его слышала, нисколько не помогало его выучить.
– А если я соглашусь на любезное предложение светлейшего Бахайна и других кисианских союзников решить проблему от моего имени, – продолжил он, когда я ничего не ответила, – то рискую, что они станут поддерживать мир от своего имени, а вовсе не от моего, и народ Кисии продолжит видеть в нас завоевателей, от которых надо избавиться.
Мы и есть завоеватели, но я не произнесла этого вслух.
– Если я пошлю по десять или даже двадцать левантийцев с каждой группой кисианских солдат, создав что-то вроде… – помахал рукой он, – объединенного войска, это не поможет. Я не только рассредоточу своих Клинков и создам возможность кисианцам обратиться против них, но, имея всего трех левантийцев-переводчиков, все равно столкнусь с той же проблемой. Поскольку они знают язык, кисианцы в итоге победят. Сколько еще стимулов нужно, чтобы верные Клинки покинули гурт?
Выговорившись, он некоторое время сидел молча.
– Мы должны выучить их язык, – наконец сказала я, хотя мне было ненавистно то, что означали эти слова.
Я гордилась тем, что я левантийка. Я хотела построить для нас новый дом, но стоит ли оно того, если для этого мы должны приспособиться к другой культуре? Разве мы не воевали с городами-государствами именно потому, что не хотели этого делать?
Гидеон поморщился.
– На это потребуется слишком много времени. И… все должно было быть не так, Дишива. Мы страдали не для того, чтобы полностью потерять себя. – Его вздохи становились все тяжелее. – Хорошего решения просто не существует, и все же я должен его найти.
Мне хотелось сесть рядом, сказать слова утешения, которые я сказала бы любому другому капитану, левантийцу и другу, но алый плащ Гидеона казался щитом, и я не могла заставить себя пробить его. Каковы бы ни были его намерения относительно этой империи в самом начале, он решил надеть атрибуты кисианского императора, носить кисианскую одежду и говорить на их языке, есть их пищу, пить их чай и сидеть на их подушках, отвергнув звание гуртовщика ради титула «его величество».
Поэтому я осталась стоять на месте, крепко сцепив руки за спиной и пытаясь сохранить спокойную позу и выражение лица, несмотря на сумбур от его слов в моей голове. Я пришла поговорить о Лео, не только попросить священную книгу, но и спросить, что именно Гидеон планирует делать с этим Вельдом Возрожденным, предупредить об опасности, которую может представлять священник, но, глядя на его мрачное лицо, не смогла произнести ни слова.
Наконец он посмотрел на меня с вымученной улыбкой.
– По крайней мере, раз уж я не могу больше откладывать женитьбу на госпоже Сичи, у нас скоро будет повод для праздника. Мне кажется, нам всем он не помешает.
– Откладывать? Ты говорил, что женитьба на ней очень важна.
– Так и есть, я просто хотел выбрать подходящее время. Ожидание дает мне возможность сплести страховочную сеть на случай, если я упаду с такого высокого дерева. – Его слова напомнили о том, как мы лазали по шершавым стволам олив в святилище Хофсет, и о сетях из конского волоса, которые взрослые растягивали внизу, пока дети карабкались по тонким ветвям на самой верхушке. От тоски по дому заныло сердце.
– Светлейший Бахайн начинает терять терпение, – продолжил Гидеон, и его беспокойство раскололо мою уверенность, как переспелый фрукт – такое иногда случалось вблизи побережья, когда ливень обрушивал на рощу целые реки. – Могу ли я вообще доверять госпоже Сичи?
– Нуру считает, что ей можно доверять.
Он устало и безрадостно усмехнулся.
– Могу ли я доверять Нуру?
– Тебе придется, – сказала я. – Ты должен доверять нам, потому что не сумеешь сделать все один.
Слова вибрировали от сдерживаемого пыла, но он лишь слабо улыбнулся и взял чашу с вином.
– Так мог бы сказать Рах. – Он отвернулся. – Можешь идти, я хочу выпить и погрустить немного в одиночестве.
Я ушла с тяжелым сердцем, радуясь, что никто, кроме меня, не видел его в таком состоянии.
Последний раз я видела госпожу Сичи во дворе, но, проходя мимо ее двери, услышала низкий смех и остановилась.
– Кто у госпожи Сичи? – спросила я Эси и Шению, двух женщин из гурта Яровен, охранявших двери.
– Доминус Виллиус, капитан, – ответила Шения, складывая длинные пальцы в приветственном жесте. – Он встретил нас у входа.
Я сдержала разочарованный рык и дважды постучала в дверь, прежде чем открыть ее. Лео поднял взгляд от стола, точно как тогда, когда я вошла во время его встречи с Гидеоном, и, притворившись, что это уже не второй раз за сегодня, сказал: «А, капитан э’Яровен», сделав левантийский приветственный жест, отчего мне захотелось отрубить ему руки.
– Доминус Виллиус, – ответила я.
Бросив взгляд на поднос, я поняла, что он находится здесь дольше, чем мне хотелось бы – чай в его пиале почти закончился. Рядом стояла пиала поменьше, наполненная чем-то, похожим на кроличий помет.
Губы Лео дрогнули в улыбке, и он положил кроличью какашку в рот. Пока он ею хрустел, я осознала, что все вопросительно смотрят на меня, ожидая, когда я сообщу цель своего прихода.
– Мои извинения, госпожа Сичи, – сказала я и, не в силах придумать другой предлог, добавила: – Я хотела поговорить с Нуру.
– Если это о…
Под моим пристальным взглядом она остановилась, и Нуру, пробормотав что-то госпоже Сичи, выскочила в коридор, унося с собой аромат высушенных цветов. Разговор возобновился. Наедине с собой госпожа Сичи была спокойной, серьезной молодой женщиной, но для Лео Виллиуса устроила представление не хуже, чем для левантийцев во дворе.
Кивнув будущей императрице и порадовавшись, что в углу занимаются шитьем ее кисианские компаньонки, я закрыла дверь. Лео Виллиус – последний человек, с кем я хотела бы оставить госпожу Сичи наедине.
– Прости, что не пришла поговорить с тем солдатом, – начала Нуру, когда я отвела ее подальше от Клинков. – Но…
– Это не важно. Он мертв.
Нуру открыла рот.
– Мертв?
– Да. Ты говорила кому-нибудь, что мы должны там встретиться?
Нуру покачала головой, рот так и остался открытым.
– Ты говорила кому-нибудь, что я разговаривала с этим человеком, когда он прибыл?
Она снова покачала головой.
– Ты вообще говорила о нем кому-нибудь?
– Нет! С чего бы? Он же просто солдат.
Я удержалась от замечания, что все Клинки – солдаты и не должны носить в волосах булавки с драгоценными камнями. Но все мои возможные упреки были прерваны топотом бегущих ног.
– Капитан! – К нам спешил Локлан. – Капитан, я…
– Мы можем поговорить о лошадях в другой раз? Я немного…
– Дело не в лошадях. Одна паломница, капитан. Она…
– Ливи.
Локлан испуганно отступил назад.
– Да. Как ты узнала?
– Предчувствие. Ей нездоровилось. Что случилось?
– Она получила стрелу в горло, стреляли с северной башни.
Я постаралась выглядеть удивленной, хотя чувствовала только липкий ужас, отдававший желчью.
– Стрела… Вы поймали?..
Я замолчала, когда Локлан протянул мне лук.
– Кека нашел его на одном из верхних этажей. Больше ничего.
Я взяла лук и провела по нему пальцами. Но в этом не было необходимости, я и так знала, чей он, ведь именно я носила его каждый день с тех пор, как стала Клинком гурта Яровен.
Локлан смотрел куда-то в стену за моей головой, ни он, ни Нуру не решались произнести ни слова.
Дверь в комнату госпожи Сичи открылась, и вышел доминус Виллиус. Похоже, мне сегодня не избавиться от этого проклятья.
– Капитан, – сказал он, устремляясь к нам. – У меня есть ответ на твой предыдущий вопрос, если сможешь уделить мне немного времени.
Не зная, что еще сделать, я сунула лук обратно Ло-клану.
– Да, конечно. Локлан, я сейчас вернусь, и мы обсудим… эту проблему. С лошадьми.
Глаза моего конюха распахнулись, но он кивнул:
– Да, капитан.
Нуру воспользовалась возможностью уйти, и, задержавшись на несколько неловких секунд, Локлан последовал за ней, оставив меня наедине с сыном Бога.
Вероятно, я исчерпала свои способности к дипломатии, поскольку не стала ждать, а прямо спросила:
– Зачем ты здесь?
Он выгнул брови.
– Наношу визит вежливости своей будущей императрице.
– Нет, не конкретно здесь, а вообще. Гидеон убил тебя. Зачем ты вернулся?
– Потому что вера важнее жизни. Решимость важнее страха.
– Ладно, но я тебе не верю. И если что-нибудь случится с Гидеоном или госпожой Сичи, я тебя убью. А если вернешься, просто убью еще раз. И еще. Столько раз, сколько потребуется, чтобы твой бог понял намек.
Он встретил угрозу безучастным взглядом.
– Подумать только, а я хотел сказать тебе, где можно взять нашу священную книгу.
– И где?
– В одной из кладовых внизу. Книги так и лежат в дорожных сундуках, так что найти их не составит труда.
Я не поблагодарила его, просто развернулась и пошла по коридору. На полпути к лестнице он меня окликнул:
– Пожалуйста, капитан.
Если верхняя половина поместья состояла из тяжелых деревянных балок, обшитых декоративными панелями, то нижняя часть была вытесана из камня. Дворец в Мейляне был таким же, с такой же запутанной сетью маленьких кладовых с тяжелыми дверями. Несмотря на уверения Лео, на поиски книг пришлось бы потратить целый день, но у подножия лестницы меня встретили перепуганные кисианские голоса. В нос ударил едкий запах дыма, и мои шаги загрохотали по проходу.
У тяжелой двери кладовой собралась группа кисианцев. Изнутри струился дым, и они кричали друг на друга, пока один из них пытался трясущимися руками подобрать ключ к замку. Остальные держали наготове ведра с водой и большие одеяла. Когда я подходила, с противоположного конца коридора прибежали еще два солдата с полными ведрами в обеих руках.
– Что происходит? – спросила я.
От дымного воздуха в голове пульсировала боль.
Ближайшая ко мне женщина жестом указала на дверь и что-то пропищала в ответ между приступами кашля, после чего указала на крышу.
– Император Гидеон!
– Погоди, – сказала я, хватая ее за плечи. – Ты говоришь, что комната Гидеона прямо наверху? Проклятье!
Человек со связкой ключей помахал ими в воздухе и что-то крикнул тем, кто толпился за его спиной. Я ударила дверь ногой. Она не открылась, но дым усилился. Я пнула снова, стараясь задерживать дыхание из-за дыма, который начал заполнять проход, застилая глаза и раздирая горло. Когда третий удар ничего не дал, я сорвала с пояса саблю и просунула ее в щель над замком. Пока я давила, кисианский солдат, кашляя, навалился на дверь плечом. Он приложился еще раз, и треск раскалывающегося дерева подавил мою нарастающую панику.
– Еще раз! – крикнула я, и хотя он не мог понять слова, но смысл, похоже, уловил, поскольку, когда я потянула за рукоять сабли, сгибая сталь, опять ударил в дверь. Снова раздался треск. К нам присоединился еще один солдат, и дверь распахнулась, ударившись о стену. Из комнаты едкими облаками повалил черный дым. Один солдат схватил ведро и вбежал внутрь, в то время как его товарищ кашлял на полу, обливаясь слезами. Мое лицо тоже стало мокрым от слез, но я схватила ведра и пробилась внутрь. Легкие разрывались. Я вслепую выплеснула воду и рухнула на пол, чтобы набрать более чистого воздуха. Меня окатило водой. Еще шаги. Еще кашель. С короткими, резкими криками принесли одеяла. Еще вода. И медленно, шаг за шагом, паника стихла до болезненных вздохов.
Когда я осмелилась открыть слезящиеся и зудящие глаза, то увидела в центре комнаты сундуки с книгами лорда Ниши, почерневшие и мокрые, укрытые одеялами, словно крышкой. Слуга указывал на пару фонарей над ними, намекая, что один, вероятно, упал и поджег книги. У меня не было ни сил, ни слов, чтобы объяснить, как он ошибается.
Когда я почувствовала, что могу встать, то рискнула заглянуть под одеяла. Только мокрый пепел и обуглившиеся куски кожи. Не осталось ни единой книги, даже на самом дне сундука.
Глава 14
Рах
Маленькая лодка взбрыкивала сильнее, чем необъезженная лошадь, взбалтывая суп и вино у меня в животе. Когда меня стошнило в темные волны, я почувствовал себя лучше, но лишь настолько, чтобы хрипеть в ответ императрице, которая пыталась перекричать ветер. Она указывала на далекие огни, ветер и дождь хлестали ее по лицу, трепали темные волосы, ее светлое платье больше напоминало парус, чем тряпка, хлопающая у нас над головами. С другого конца на дне лодки распласталась большая золотисто-белая собака, напоминая сверток меха, которым торгуют на рынке.
Лодка закачалась и заскрипела еще сильнее, когда императрица прошла по ней и села на скамью, схватив весла.
Луну закрыли тучи, и мы оказались в темноте. Я не понимал, насколько ярким может быть лунный свет, попавший в прореху между облаками, пока он не исчез. Когда подкатил новый приступ тошноты, я сумел перегнуться через борт лодки, только потому что держался за него.
– Рах! – окликнула меня императрица сквозь мерный плеск ее весел. – Рах!
Я нащупал путь к гребной скамье ноющими руками. Прошло по меньшей мере двенадцать лет с тех пор, как я брал в руки весла, с тех пор, как гурты Торин и Шет плавали по реке Уку в золотые дни моей юности. Мальчишки из гурта Шет смеялись над нашим неумением управляться с их маленькими речными лодками, но если императрица Кисии сейчас и смеялась, то шторм уносил звук.
Схватив весла, я опустил их в воду. Резкий рывок едва не вырвал их у меня из рук, но я поднял их и повернул, они с треском врезались в весла императрицы. Опустив весла обратно в воду, мы умудрились сделать несколько гребков, но все закончилось очередным ударом, от которого по рукам пошла вибрация.
Императрица продолжала грести и, перекрывая шум моря и дождя, начала выкрикивать одно и то же слово каждые несколько секунд. Она задавала мне ритм. Борясь с приступами тошноты, я снова взялся за весла и опустил их в море, подтягивая к себе.
Когда мой мир сократился до ее голоса, игнорировать рвотные позывы стало легче. Дождь хлестал со всех сторон, а когда сквозь тучи ненадолго пробивался лунный свет, он освещал только бурное черное море и спину императрицы Мико. С ее волос текла вода, платье прилипло к плечам, и с каждым гребком под ним вздувались мышцы.
Большую часть времени мы были одни, гребли неведомо куда в окружении бескрайнего моря, но иногда на горизонте показывался огонек или кусочек земли. Земля всегда находилась слева от меня, и, хотя Кишава часто смеялась над моей способностью ориентироваться, я понимал, что мы плывем на юг. Я просто не знал, что значит «юг». Мне нужно было попасть в Когахейру. К своим людям. К Гидеону.
Полностью отдавшись ритмичным выкрикам императрицы, я не заметил наступившее затишье, пока весла снова не столкнулись. Ветер превратился в мягкий бриз, а дождь в морось. Даже море прекратило яростно бросать нас вверх и вниз.
Я и не представлял, что руки могут заболеть сильнее после того, как я перестану грести, но это произошло, и я с шипением втянул воздух. Императрица, тяжело дыша, сгорбилась на своей скамье. Какое-то время у нас не было сил ни на что, кроме как сжаться в комок и думать о том, как мы оказались здесь. Я сидел в маленькой лодке у берегов Кисии, в шторм, с императрицей Драконов и ее собакой. Собака не шевелилась, и я завидовал ее надежному сухому укрытию.
Императрица Мико внезапно встала, и это движение раскачало лодку сильнее, чем волны. Она указала на парус и что-то сказала охрипшим голосом. Откашлявшись, она попробовала еще раз, но лучше не стало, и она перешла на жесты. Мико спрашивала, нужно ли ей развернуть парус, но мои познания в мореплавании были минимальны, и я мог только пожать плечами. Дрожащими пальцами она начала развязывать узлы. Наконец маленький парус распустился и, подхватив ветер, потащил лодку к маячившей неподалеку земле.
Императрица взвизгнула и указала на берег. Мои скромные познания в мореплавании в любом случае превосходили ее. Как бы смеялись дети гурта Шет. Но императрица не смеялась, когда я ухватился за рею и развернул парус так, чтобы мы плыли в нужном направлении. Она облегченно вздохнула. Я указал на ближайшую железную скобу, и она попыталась привязать веревку, но как только отпустила ее, мокрая веревка развязалась. С рычанием она попыталась снова, намотав узлы как попало.
Второй рык подстегнул меня, и, пригнувшись, чтобы не упасть в темное море, я пополз к ней через скользкие скамьи. Я протянул стертую до крови руку, и, немного поколебавшись, императрица неохотно отдала мне веревку. Непостоянная луна снова скрылась за облаками, но мне не требовался свет, чтобы завязать седельные узлы, даже с такой толстой и промокшей веревкой.
Пробравшись обратно на другой конец лодки, я сел, подобрав колени к ноющему животу. Не знаю, от чего он болел сильнее, от гребли или рвоты.
Сзади заскулила собака императрицы. Я протянул руку и дал обнюхать, прежде чем потрепать сестру по несчастью за ухом.
– Чичи.
Императрица Мико свернулась клубком в тени на другом конце лодки, но указывала на скулящую собаку.
– Чичи, – повторила императрица. – Мико. Рах. Чичи.
– Чичи, – пробормотал я, почесывая собаку за ушами и улыбаясь нашему первому успешному диалогу. – Наверное, твое имя что-то значит для хозяйки, но для меня оно лишь шорох листьев на ветру. Летом, когда листья уже высохли.
Я долго держал руку на голове Чичи, стараясь не думать о пустоте в желудке. Мне хотелось спросить императрицу, где мы и куда направляемся, спросить, что случилось, хотелось оказаться где-то в другом месте, а не в лодке с человеком, которого я не понимаю, но, как говорила старейшина Ама, прибереги желания для солнечных дней изобилия. В тяжелые времена можно только смеяться и идти вперед.
– Прекрасная ночь, – сказал я, указывая на облака и окутанную брызгами темноту – Очень… волнующая.
Императрица наклонила голову набок.
– Ты так не думаешь? Понимаю, иногда трудно ценить то, что имеешь, когда видишь это каждый день.
Она прищурилась.
– Наша погода намного лучше.
Она закатила глаза и улеглась на дно лодки. Чичи подтолкнула мою руку, чтобы я продолжил чесать ее.
– Похоже, я победил в этом споре, ты согласна?
Собака положила голову мне на руки, и я прилег отдохнуть, утешаясь близостью живого существа.
Когда спустя некоторое время я очнулся от дремоты, меня охватила непреодолимая потребность очистить желудок от пустоты, и я пьяно потянулся к краю лодки. Слабый предрассветный свет изменил цвет моря с черного на темно-синий, и когда моя желчь попала на его поверхность, легкие обожгло соленой водой.
Желудок сводило судорогами. Я сел на место и снова протянул руку. Собаки не было. Пока я дремал, Чичи переползла и теперь лежала, положив голову на ногу Мико. Они обе спали, и, глядя на них, я не мог не вспомнить о Дзиньзо. Мы через столько прошли вместе, он был со мной с того дня, как я стал Клинком. Мы вместе путешествовали, ели и даже спали бок о бок на сухой траве. Мой илонга, незаменимый друг, остался на попечении кисианцев, которым я не мог доверять.
Я посмотрел на небо. По крайней мере дождь прекратился, и в промежутки меж облаков проглядывал разгорающийся рассвет. На горизонте мелькнули огни корабля.
– Императрица, – позвал я. – Императрица.
Она резко вскочила, спугнув Чичи, и начала тереть опухшие глаза. Я указал на корабль. Всего лишь тень на горизонте, но императрица разразилась какими-то ругательствами.
Выхватив из-за пояса кинжал, она перерезала веревку паруса, и лодка снова рванула к темной земле. Когда через борт хлынула вода, замочив ноги императрицы, Чичи отпрыгнула.
Лодка накренилась, но, прежде чем я успел помочь, порыв ветра подхватил парус, и мы еще быстрее понеслись к темной тени суши. Раздался громкий треск, и лодка содрогнулась. Меня сбило с ног, под звук раскалывающегося дерева я рухнул в воду. Из легких вышибло воздух. Что-то оцарапало мне руку и ногу, пока я пытался найти путь к воздуху сквозь пенную завесу, но только порезал руку об острые камни, когда наконец выбрался на поверхность.
Впереди под странным углом торчал киль лодки, доски содрогались от ударов волн о разбитый корпус. Волны катили к берегу, но в бушующем море не было ни следа императрицы или собаки, только пена и обломки.
Я крутился, бешено гребя ногами.
– Императрица! – кричал я в поднимающийся ветер. – Императрица!
Мне ответил голос, и я развернулся к нему. Мико уцепилась за заднюю часть лодки. По щеке стекала кровь, и когда наши глаза встретились, она протянула руку, указывая куда-то.
– Чичи!
Я ничего не видел, только барашки волн, но, доверившись более высокой точке обзора императрицы, поплыл на поиски собаки. Дети гурта Шет высмеивали то, как я плаваю, не меньше, чем то, как гребу, но я прокладывал себе путь сквозь волны, разбивавшиеся о лицо, думая о Дзиньзо – моем самом старом и верном друге, брошенном на произвол судьбы. Я не мог допустить, чтобы это произошло и с Чичи. И, хотя руки и ноги болели, я продолжал плыть, подстегиваемый мольбами, понятными на любом языке.
Одежда тянула меня вниз, но я мог бы сбросить только сапоги и пояс с саблей. Сапоги я стянул, пока искал среди волн следы белой и золотистой шерсти, но, взявшись за пряжку пояса, понял, что не брошу его. Я потерял дом, гурт, лошадь и честь. Я не могу лишиться и последнего клинка.
Все еще цеплявшаяся за обломки императрица снова закричала, теперь указывая на землю. Я поплыл к берегу, останавливаясь, только чтобы оглядеться, но ничего не видел и каждое мгновение боялся услышать горестный крик императрицы. Какая-то обезумевшая часть моего разума настаивала, что это всего лишь собака, но сердце отвечало, что Дзиньзо не просто конь, и я продолжал плыть, не обращая внимания на судороги, сводившие руки и ноги.
Сзади раздался крик, и я развернулся. Сабля била меня по ноге, пока я крутился, высматривая Чичи под крики императрицы. Над волнами показался нос. Чичи старалась держаться на плаву, лапы колотили по воде, из мокрой прилизанной шерсти таращились перепуганные глаза.
Пара гребков, и я оказался рядом с ней. Я попытался поднять ее, но общий вес воды, шерсти и крупной собаки размером с волка оказался слишком большим. Ей придется оставаться в воде. Я поискал взглядом императрицу Мико, но она исчезла, остался лишь деревянный остов лодки, раздираемый скалами.
Меня пронзил страх. Я не был уверен, что смогу спасти хотя бы собаку, не говоря уже об императрице. Может, я вытащу Чичи на берег и обнаружу, что Мико утонула? Должен ли я… Нет, это опасная мысль, убившая многих Клинков. Она послала меня за Чичи, и я буду спасать Чичи, положившись на то, что императрица позаботится о себе сама.
Постоянно меняя положение собаки – под одной рукой, затем под другой, затем попытавшись перетащить ее себе на живот – я греб к берегу, распевая мантру. Я нуждался в отдыхе. Я нуждался в еде. Я нуждался в том, чтобы никогда в жизни больше не плавать.
Берег приближался, и я стал останавливаться через каждые несколько гребков, чтобы проверить, не смогу ли встать. Но, за исключением острых скал, море оставалось глубоким до тех пор, пока мы не оказались достаточно близко, чтобы увидеть свет зари, ползущий по песку. Нащупав ногами твердую почву, я встал и поднял Чичи из воды. Вода стекала с нас сотней маленьких водопадов, нисколько не облегчая вес собаки.
Чичи не пыталась вырваться ни тогда, ни потом, когда мы стояли на мелководье. Хотя я выполнил большую часть работы, ее грудь тяжело вздымалась.
Я с трудом выбрался из океана и на трясущихся ногах поплелся по берегу. Отойдя от воды, я посадил Чичи на солнце, и она рухнула дрожащим комком шерсти.
Мне настолько не хотелось плыть обратно, что я даже не сразу повернулся, чтобы узнать судьбу императрицы. Одно мгновение колебания, но оно обожгло меня стыдом и облегчением, когда я увидел, что Мико плывет к нам с мешком припасов на спине.
Освобожденный от обязательств, я уселся на сырой песок рядом с Чичи и стал ждать. Мой разум был пуст.
К тому времени как императрица, шатаясь, выбралась на берег, мое дыхание выровнялось, а ноющие ноги перестало сводить судорогой, но я не пошевелился, когда она рухнула у другого бока Чичи и зарылась лицом в мокрую шерсть. В ее волосах каким-то чудом осталось три шпильки, запутавшиеся в остатках некогда аккуратного пучка. Теперь они гордо торчали, будто зубья трезубца, пригвоздившего Мико к берегу.
Не знаю, сколько мы пробыли там, глядя на бег облаков и разочарованное биение моря о сушу. Может, минуты, а может, долгие часы. Мы могли бы больше никогда не двинуться с места, если бы на туманном горизонте не показался корабль.
Императрица встала и, что-то бормоча на кисианском, нагнулась, чтобы поднять неподвижную Чичи. Я опустился на колени помочь, зная, как тяжела собака, но императрица оскалилась и зашипела. К одной стороне ее лица и волосам прилип песок. Я поднял руки в знак капитуляции. Она подняла собаку и очень быстро пошла к роще деревьев, кренясь влево, чтобы скомпенсировать вес Чичи. Мокрое платье паутиной облепило ее ноги.
Я подхватил мешок и поспешил за ней.
У края леса корявые ветки тянулись к нам, чтобы затащить в чащу. Налипший к ногам песок осыпался на влажный суглинок. С деревьев капала вода, птицы пели, порхая с ветки на ветку, их крылья были неразличимы в густой листве, закрывавшей небо. В отличие от светлого, открытого берега, лесной мир был темным, влажным, полным жужжащих у лица насекомых.
Не оглядываясь, императрица пробиралась вверх по склону. Я держался позади так, чтобы, насколько возможно, заметать наши следы, при этом не теряя ее из виду. Задача становилась все проще по мере того, как крутизна склона замедляла ее решительные шаги.
На вершине поросшего мхом хребта она опустила Чичи и села рядом, положив голову на руки и хватая ртом воздух. Внизу в лощине журчал уходящий к морю ручей, и, оставив императрицу перевести дух, я направился к нему, ставя босые ноги боком, чтобы не упасть. И все же я поскользнулся на мокрых листьях и неуклюжим ежом покатился по склону. Все кружилось, мешок с припасами впивался в спину, но наконец я оказался на дне, весь облепленный листьями. Если раньше у меня все болело, то теперь боль пульсировала, и я оторопело сидел у журчащей воды, стараясь не думать об острой боли в бедре. Здесь не место и не время, чтобы снова зашивать рану.
Через несколько минут появилась императрица. Мы как следует напились воды, и она повела нас обратно вверх по склону, а затем к каким-то горам, маячившим сквозь прорехи в пологе леса. Поплескавшись в ручье, Чичи вспомнила, как пользоваться лапами, и остаток пути шла сама.
Я не знал, преследует ли нас кто-то или куда мы направляемся, просто шел за императрицей Мико вверх. Иногда нам приходилось втаскивать Чичи на особенно крутой подъем или валун. Из-за облаков невозможно было определить, когда наступил и прошел полдень, но после нескольких часов все более медленной ходьбы по жаре Чичи выдохлась. Царственное животное рухнуло на тропу, укрыв грязь бело-золотым мехом, как одеялом.
– Императрица, – окликнул я. Она повернулась, а когда увидела свою собаку, лежащую с высунутым языком под дождем, ее лицо исказилось в хорошо знакомой мне агонии, и она побежала обратно.
– Нам нужно где-то остановиться, – сказал я.
Императрица Мико ответила раньше, чем я закончил, протянув ко мне ладонь.
– Остановиться?
Я указал на измученную Чичи и присел возле нее.
Императрица кивнула, и на ее лице мелькнула улыбка. Она сделала тот же жест и куда-то побежала, вскоре исчезнув за завесой дождя.
– Ты храбрая собака, – сказал я Чичи, радуясь возможности передохнуть. – Твоя хозяйка тоже очень храбрая. Из нее вышел бы отличный левантиец, бесстрашный и решительный.
Такой, каким пытался быть я, скрывая свой позор в праведности и чести, а в итоге оказался здесь. Дождь барабанил пальцами по моей спине.
– Надеюсь, она ненадолго, – продолжил я, не желая молчать. – Я должен найти тебе что-нибудь поесть. Надеюсь, тебя не кормили изысканной пищей, как корунских комнатных собак, потому что здесь мы ничего подобного не найдем.
Говорить с Чичи было еще бесполезнее, чем с императрицей, но она скоро перестала дрожать и переместила нос поближе к моей ноге.
Императрица отсутствовала недолго, и ее появление на уступе выше по склону заставило Чичи встать. Собака двигалась медленно, но все же двигалась, страдая лишь оттого, что ее поднимали, когда не могла сама куда-то забраться. Как я разговаривал с Чичи, так и императрица говорила со мной, пока мы лезли все выше и выше в гору. Деревья уступили место кустам, а затем травам. Поднявшись над пологом леса, я рискнул посмотреть назад, на море. Оно было так далеко внизу, а останки нашей разбитой лодки казались такими маленькими, что на мгновение я был уверен, что упаду. Другой корабль все еще качался там на волнах.
Императрица Мико окликнула меня. Она указывала на узкий проход в скалах впереди – пещеру, почти скрытую маленьким водопадом. Вода низвергалась с уступа и разбивалась о каменистое плато, стекая по ногам Мико. Снова указав на пещеру, она повернулась, чтобы заманить Чичи внутрь, но быстро сдалась и понесла ее в обход падающей воды.
Внутри пещера была больше, чем казалась снаружи, и, убедившись, что она безопасная и сухая, я вышел на поиски дров и еды. Мне хотелось лечь и больше никогда не вставать, но у нас не было гурта, который пришел бы на помощь, и я сомневался, что императрица когда-нибудь сама добывала себе обед.
Найти сухое дерево оказалось трудно. С едой было проще, грибы и ягоды имелись в изобилии, но, не зная, какие из них съедобны, я предпочел поискать крабов на берегу реки. Кое-как убив полдюжины, я понес их обратно, когда свет уже начал меркнуть.
Императрица что-то сердито шипела. Она стояла на коленях у входа в пещеру, склонившись над собранным ею хворостом, и пыталась высечь искру. Она собрала грибы и ягоды, а также что-то похожее на облепленные землей корни и раздавленные цветы. Во время работы она сосала стебель цветка, и только что выбросила один, чтобы взять другой, когда я положил рядом с ней крабов и дрова.
– Попробуй это, – сказал я, протягивая ей самую сухую деревяшку и вынимая нож, чтобы снять мокрую кору с остальных. Пробормотав нечто похожее на благодарность, она вернулась к своей работе, но все так же безуспешно.








