Текст книги ""Современная зарубежная фантастика-1". Компиляция. Книги 1-21 (СИ)"

Автор книги: Деннис Тейлор

Соавторы: Гарет Ханрахан,Бен Гэлли,Джеймс Хоган,Дерек Кюнскен,Девин Мэдсон
сообщить о нарушении

Текущая страница: 208 (всего у книги 341 страниц)

Глава 24

Рах

Кисианская армия черной тучей накрыла склон холма. Солдаты стояли ровными рядами, испещренными точками алых знамен, и перед ними драгоценным камнем на солнце сверкала императрица, верхом на вороном коне. С позиции на близлежащем хребте мы наблюдали, как легат Андрус выехал вперед и встретился с золотой императрицей на нейтральной территории между двумя армиями.

– Предводители должны сразиться друг с другом? – спросил я, не отрывая взгляда от происходящего внизу. – Таковы ваши традиции?

– Нет, они ведут переговоры. Предполагается, что они попытаются прийти к соглашению и избежать битвы, но Андрус не хочет мира. Он будет лишь насмехаться над ней, чтобы разозлить. «Я мог бы поверить таким словам из уст императора Кина, но девчонке меня не испугать», – произнес Лео голосом легата. – Что-нибудь в таком роде. Она предложит ему уйти, Андрус откажется, и сейчас, как ты видишь, они возвращаются к своим войскам. – Лео пожал плечами. – Тоже своего рода традиция.

Я наблюдал, как императрица в сверкающих золотых доспехах скачет обратно.

– На этой женщине ты должен был жениться?

– Какая жалость, правда? Она, конечно, не красавица, но острый язык сполна это компенсирует.

Священнику не полагается так говорить, по крайней мере, по правилам наших почитаемых заклинателей лошадей, но всякий раз, когда маска Лео висела у него на шее, я легко забывал о его титуле. До тех пор, пока люди не приползали за его благословением на коленях.

Клинков позади нас одолевало беспокойство. За прошедшие дни Лео сумел расположить к себе многих из них, но в душе они были воинами, а не охранниками, а там, на поле, наши сородичи собрались на битву, обещавшую стать яростной и кровавой.

Две армии начали сближаться, и от дружного топота ног и копыт задрожала земля.

– Они что, просто так и… столкнутся друг с другом? – спросила позади меня Хехет, не обращаясь ни к кому конкретному.

– Некоторые их лошади не так уж плохи, получше чилтейских кляч, – заметил Азим, и я был вынужден согласиться.

Кони кисианцев на восточном фланге были не такими крупными, как наши, но больше и лучше тех, на которых в бой скакала чилтейская кавалерия.

Не считая левантийских боевых лошадей, самый великолепный конь на поле битвы принадлежал кисианской императрице. Идеальной поступью он нес ее вперед, словно золотую стрелу, выпущенную в чилтейцев. Во главе своей армии, под развевающимся знаменем, она врезалась в поджидавшие ряды щитов и копий. Все смешалось в неразберихе. Я сжал поводья так крепко, что Дзиньзо шагнул вбок, чувствуя мое напряжение. Я сказал себе, что должен желать победы чилтейцам. Должен желать победы левантийцам.

Но не мог отвести глаз от знамени императрицы. Она бесстрашно устремилась в бой, хотя не кисианцы развязали эту войну. Они сражались не потому, что хотели этого, а потому, что мы разрушали их города, сжигали урожай, убивали людей.

– Ты боишься смерти, Рах э’Торин? – вдруг спросил Лео, не отводя взгляда от поля битвы. Вдалеке от нас, на западном фланге, кисианская кавалерия атаковала половину левантийцев под командованием Сетта. Через несколько секунд фланг Гидеона врезался в кисианцев с востока, и я вздрогнул, будто находился прямо там.

– Мне не важно, каким будет твой ответ, Рах, – сказал Лео, когда я промолчал. – Лишь бы он был честным.

– Нас обучают не бояться смерти, – ответил я, продолжая наблюдать за боем. Солдаты на дальнем фланге казались не больше муравьев, и солнечный свет отражался от их доспехов, будто от черных панцирей. – Мы – Клинки, которые охотятся, чтобы ваши руки оставались чистыми. Мы – Клинки, которые убивают, чтобы ваши души были легки. Мы – Клинки, которые умирают, чтобы вы жили.

– Это не ответ.

Я бросил взгляд на своих Клинков, чьи лошади беспокоились не меньше всадников. Мало кто находился достаточно близко, чтобы слышать наш разговор. Истет, Азим, возможно, Хехет и Йитти. Лучше бы им не слышать мой ответ, но взгляд Лео прожигал мне кожу, ожидая правды.

– Да. Я боюсь, что мою душу сочтут отягощенной грехами и недостойной перерождения.

Лео удовлетворенно хмыкнул, будто уже знал, что я скажу.

– Раньше я боялся смерти. Когда не имел цели. Но теперь она у меня есть. Я знаю, Бог позаботится, чтобы я жил в другом теле так же, как живу в этом. Пока не закончатся тела.

– Как если бы я не постирал рубаху и обнаружил, что чистых не осталось.

– Да. – Я услышал улыбку в голосе Лео. – Именно так.

– Проклятье, смотрите! – прошипел кто-то позади меня.

Знамя императрицы исчезло, погрузилось в море сражавшихся солдат, отблесков металла и облаков пыли. Я затаил дыхание, сердце колотилось, будто это пал мой предводитель.

– Она встает! – крикнула Хими, показывая туда, где знамя императрицы снова поднималось вверх. – Давай, девочка, вставай!

– Разве ты не должна желать победы нам? – спросила Хехет.

– Это не значит, что я не могу болеть за девчонку. Лео говорил, что она чуть старше Джуты, а уже ведет армию. Да, смотрите, она поднялась!

– Она и не падала, – произнес Лео. – Только ее знаменосец. Но…

Его губы медленно открылись и застыли в этом положении на несколько минут. Я метался взглядом между ним и полем боя, пытаясь понять, что же он видит, услышать то, что он слышит, но ничего не нашел, кроме хаоса и смерти.

– Посмотрите на это, – с трепетом сказал он. – Посмотрите. Они отступают.

– Что?

Слово «отступление» пронеслось среди моих Клинков, но приказа не было, ни горна, ни барабана, ни выкрика, и несколько долгих минут я не мог увидеть то, что видел Лео. Затем… Оба крыла кавалерии были заняты друг другом, но ряды главных сил, недавно стрелой летевших пронзить оборону чилтейцев, искривлялись, втягиваясь внутрь по мере того, как их центр понемногу отступал. По внешним краям кисианские солдаты, не дрогнув, держали оборону, хотя их императрица вот-вот должна была пасть.

– Нет, не разочаровывай меня, я же за тебя болела, – буркнула Хими. – Ты должна была хотя бы заставить Андруса намочить штаны, прежде чем сбежать.

– Да уж, она – не гуртовщик Сассанджи, – сказала Хехет.

Все согласно загудели.

– Тот мог запугать корунских разбойников, даже не вынимая оружия.

– Помните, как он обнажил Песчаную змею и ему пришлось порезать Гидеону руку, чтобы не пришлось выбрасывать саблю?

Вокруг бурлил смех, но к воспоминаниям о гуртовщике Сассанджи примешивалась та же горечь, что и к мыслям о Гидеоне. Будь он до сих пор нашим гуртовщиком, все могло бы сложиться иначе.

– Нет, смотрите. – Лео указал на знамя императрицы, по которому только и можно было понять, где она. – Видите?

– Что?

Его глаза сверкали.

– Она не отступает. Она очень, очень умна. Или ее министр Левой руки.

Мои Клинки сгрудились у края хребта.

– Я вижу только отступление, – наконец произнес Йитти, похлопывая свою кобылу по шее. – Она удаляется от врага. Это и называется отступлением.

– Но враг следует за ней. – Лео переводил взгляд с меня на Хехет, затем на Истет в поисках понимания, но находил лишь недоумение. – Они преследуют ее, в то время как фланги ее армии не двигаются. Скоро эти бесстрашные солдаты, пустившиеся в погоню, обнаружат, что с трех сторон окружены кисианцами.

Как только он произнес это вслух, стратегия стала такой очевидной, что я почувствовал себя дураком. Она заманила их, внушив ложное чувство превосходства, ведь кто поверит, что девчонка не старше Джуты может вести армию.

– Ах, какая бы из нее вышла жена, – выдохнул Лео.

Я был вынужден согласиться, и хотя ничего не сказал, Лео понимающе улыбнулся мне. Похоже, его совершенно не волновало, что кисианская императрица перебьет чилтейцев.

Тем временем левантийцы успешно делали вид, что страшно заняты, но убивали мало. Они могли бы прорваться сквозь кисианскую пехоту, окружившую их союзников, но Гидеон отдал иной приказ. Сегодня чилтейцы должны заплатить кровью.

– Гидеон тоже умен, – кивнул в его направлении Лео, хотя гуртовщика было сложно различить среди левантийского моря. – По правде говоря, Андрусу повезло, что он до сих пор жив.

Вероятно, беспокойство отразилось у меня на лице, поскольку он улыбнулся.

– Не стоит переживать, друг мой. Конец этого пути – всего лишь начало следующего.

Я едва не спросил, что это значит, но мужество покинуло меня, и, не дождавшись от Лео продолжения, я снова сосредоточился на поле боя.

Все передо мной начало сливаться в неразличимую дымку, я не мог разглядеть в бурлящей массе кого-то из левантийцев. Казалось, чилтейцы должны победить, особенно если Гидеон до сих пор не отдал приказ сражаться в полную силу и левантийцы только делали вид, что дерутся.

Я безучастно размышлял, что будет, если мы проиграем и легату Андрусу придется дать сигнал к отступлению. Отступают ли вообще чилтейцы? Во время нашего похода на юг кисианцы несколько раз отступали, но, может, для чилтейцев приемлема только победа или смерть? Вряд ли. Они слишком прагматичны.

Мои размышления прервал вопль. Еще один оборвался нарастающей песней тетивы и боли. Стрела оцарапала мне ухо, но я отмахнулся от ослепляющего жжения разорванной плоти, а Хехет со стрелой в затылке повалилась с лошади. Еще одна стрела вонзилась в висок Убайда, третья – в плечо Хими.

– Вперед! – закричал я, хватая поводья Лео и направляя Дзиньзо вниз. Конь Лео не был левантийским, но рванул с места, подгоняемый страхом, в то время как вокруг нас нарастала буря перепуганного ржания и выкриков.

– Не останавливайтесь! – крикнул я Истет и Хими, скакавшим рядом с Лео, у каждой из руки торчало по стреле. – Защищайте его!

– Стой, ты куда?

Голос Истет потерялся в шуме ветра, когда я дернул поводья Дзиньзо, разворачивая его. Из-за деревьев выбегали копейщики и неслись вперед по телам первых павших Клинков, не заботясь о том, живы они или мертвы. Йитти, цеплявшийся за лошадь одними коленями, держался позади, выпуская стрелу за стрелой в вымуштрованный ряд кисианских копейщиков, но их цепь не разрывалась, даже если кто-то падал.

– Вперед! Вперед! – кричал я, а из леса выскакивали новые копейщики.

Йитти снова повернул назад, продолжая с ураганной скоростью выпускать стрелы, пока последние выжившие Клинки устремлялись вниз по склону. Лео уже наполовину спустился, но из-за холма появились кисианские солдаты, чтобы преградить ему путь.

– Проклятье!

Холм усыпали раненые Клинки и их кони, и только стрелы Йитти отделяли их от рук Нассуса.

– Верни их! – крикнул Йитти. – Мы можем их забрать!

Хехет и Убайд погибли на месте. Дхамара кричал, распростершись на земле, мертвый Рен лежал лицом в траве, но Джута, придавленный собственной лошадью, был жив.

– Капитан! Помоги! Я не могу…

Копейщиков было не меньше сорока, но внизу ждали другие, и отозвать Клинков означало бросить Лео на верную смерть.

– Рах! – Йитти проскакал мимо, перекрикивая грохот копыт. – У меня кончаются стрелы! Верни их!

– Капитан!

Джута, не отводя глаз от приближавшихся кисианцев, пытался спихнуть с ног мертвую лошадь, колотя ее, как перепуганный ребенок, которым он и был. Но копейщики уже подходили, а если Лео умрет, свободы нам не видать.

– Йитти, – сказал я, – их больше, чем нас.

– Так верни же их назад, мать твою!

Лео даст нам свободу. Еще несколько дней, и мы сможем вернуться домой. Но только если он выживет.

Я покачал головой, не найдя слов. Завидев нас, копейщики ускорили шаг.

– Капитан? – Йитти обернулся, выхватывая из колчана предпоследнюю стрелу.

«Потерять нескольких всегда лучше, чем потерять всех, – сказал Гидеон. – Как бы это ни было больно».

Но Лео сможет освободить их, даже если меня с ними не будет.

– Внизу тоже кисианцы, нужно защитить Лео, – сказал я. – Остались только мы с тобой. Ты берешь эту сторону, я – ту.

– Но, капитан…

– Или уходи, если хочешь! Мы все умрем, если будем просто торчать здесь!

Мимо просвистела стрела, и Дзиньзо затанцевал боком, подняв голову в молчаливом страдании. Ни приветственного жеста. Ни согласия. Йитти просто выпустил последнюю стрелу в горло наступавшего копейщика и бросился в атаку.

Дзиньзо пронесся мимо барахтавшегося Джуты, и мы с Йитти врезались в ряд копейщиков. Двоих я полоснул клинком по горлу, кости еще одного треснули под копытами Дзиньзо. Копье оцарапало ему шею, а другое проткнуло сбоку мои доспехи. Спину прошила боль, но я развернулся и резанул копейщика по горлу. Если мы просто разорвем их цепь и убьем достаточно солдат, то, может, они отступят. Если только мы сумеем…

– Помоги, капитан!

Двое солдат обошли нас и приближались к Джуте. Йитти с криком выдернул свой клинок из кисианского глаза.

– Капитан! Капитан! Пожа…

Его вопль оборвало копье, разорвавшее грудь. Будто этого было мало, кисианец вытащил его и снова воткнул в горло Джуты, брызги его крови стали последним, что я увидел, прежде чем отвернулся.

Йитти уже разворачивался, и, не взглянув на мальчишку, придавленного собственной лошадью, я ткнул пятками в бока Дзиньзо и отправил его вниз по склону, вслед за моим целителем. Еще одна потеря. Еще один груз на душе. Слезы жгли мне глаза, пока Дзиньзо быстро и уверенно пробирался сквозь выживших Клинков, зажатых между наступавшими рядами кисианских копейщиков. Некоторые Клинки замедлились и повернулись, не зная, с какой стороны сражаться – все вокруг превратилось в кружащийся вихрь, вроде пылевых смерчей на высоких пастбищах.

Впереди Хими и Истет прикрывали Лео от натиска кисианцев. Нам требовалось пробиться сквозь них, только так у нас появлялась хоть какая-то надежда выжить.

– Ко мне! – крикнул я, поднимая клинок в воздух. Ветер унес мои слезы. – Ко мне!

Мы врезались в кисианцев шквалом грохота и звона оружия, встречавшего доспехи, плоть и кости. Только тяжелое дыхание, мычание и влажные, тяжелые удары, ни боевого клича, ни выкриков. Перед лицом смерти на это нет времени. Мы прорубались сквозь кисианские ряды, давя копытами мертвых. Трупы замедляли наше продвижение, но я пробирался через них, беспрестанно рубя вокруг себя клинками, чтобы защитить бока Дзиньзо.

Мы вырвались с другой стороны их рядов, намного ближе к главной битве, чем я ожидал, и я развернулся в поисках Лео. Его нигде не было.

– Лео!

Он застрял в сужающемся кольце солдат, сосредоточенных только на нем. Хими скакала рядом, но Истет нигде не было видно, а Баан погиб прямо у меня на глазах – воткнувшееся в подмышку копье сбило его с лошади.

Лео где-то раздобыл оружие и пробивал себе путь отнюдь не как священник, врезаясь в ряды кисианцев, будто его и вправду вела длань Бога. Ничто не могло его коснуться. Он увернулся от копья, которое должно было войти ему в спину, и отбил другое своим жезлом.

Позади меня раздался крик. Теперь, когда атаковал дальний фланг, главная битва шла все ближе. Если мы как можно скорее не вызволим отсюда Лео, нас оттеснят прямо на нее.

Уголком глаза я заметил золотую вспышку. Императрица Мико. Вихрь из золотого, алого и стали. Она рубила, резала и колола врагов грациозными движениями зверя, которого напоминали ее доспехи. У себя в степях мы слышали об огромных змееподобных драконах темных земель, тех, что дремлют под землей в ожидании, когда летняя жара согреет им кровь. Ее маска рычала их легендарной яростью, глубинной яростью, которую тело отражало в каждом движении, сея смерть и страх каждым напряжением мускулов.

Рядом с ней скакал человек на великолепном коне, другой держался позади, и оба были больше заняты ей, чем врагами. Тот, что сбоку, сразил раненого чилтейца, бросившегося к ее лошади, а второй развернул коня, чтобы проверить, не нападают ли сзади, и глаза его двигались, как у ястреба.

Я безоглядно направил Дзиньзо в толпу окружавших Лео солдат и почувствовал, как мускулы моего мерина напряглись, когда что-то ранило его в круп. Он продолжил бег, проталкиваясь сквозь солдат, будто это всего лишь высокая трава со стальными кончиками.

Мои уши наполнил жуткий визг, не человека, а лошади, павшей под своим наездником.

Под Лео.

Священник упал прямо в гущу боя. Азим, самый ближний к нему, в одно мгновение слетел с лошади и ринулся вперед, бешено вращая клинками. Йитти что-то кричал, но я не мог разобрать слов. Еще чуть-чуть, и я буду там, но Дзиньзо снова напрягся, получив рану в лодыжку. Этот же удар содрал кожу с моей ноги, будто хлыст.

Лео не поднимался, но Азим расчищал место вокруг него с силой урагана.

– Лео! – закричал я. – Лео!

Он лежал лицом вниз.

– Лео!

Я соскочил с лошади и, схватив Лео за плечо, перевернул его.

– Лео?

Он дернулся, затем его глаза открылись, и он посмотрел на меня, будто находился где-то очень далеко отсюда.

– Рах?

– Пошли, вставай!

Он пришел в себя и в панике сел.

– Проклятье!

Лео встал в тот самый момент, когда Азим упал с копьем между лопаток. Один к одному. Это бог Лео обменял одну душу на другую, чтобы вернуть своего избранного в мир? Ни горевать, ни раздумывать времени не было. Лео схватил поводья лошади Азима.

– Стой, Лео, ты не можешь…

Он ухватился за седло и запрыгнул на спину Йиссы. Она не сбросила его и даже не дрогнула, только подняла крупную голову и шагнула вперед, будто в седле сидел сам Азим.

– Нужно убираться отсюда, – крикнул я, запрыгивая на Дзиньзо. Силы чилтейцев двигались в нашу сторону, но рядом еще сражалась императрица, расправляясь с врагами мечом. За спиной у нее возвышался огромный лук с черными, как уголь, концами.

– Сюда! Сквозь ряды!

По пути мы подобрали Хими. Теппат и Раст присоединились к нам, и даже Истет появилась откуда ни возьмись, стрела так и торчала из ее руки. Я созвал остальных, и группой мы прокладывали путь сквозь подступающие ряды чилтейцев. Лео маяком надежды, известной только мне, высился в самом центре.

По полю пронесся сигнал к отступлению, и я на миг горестно закрыл глаза. Я мог позволить себе всего мгновение, но очень в нем нуждался. Из-за Джуты. Из-за всех потерянных Клинков. Как было бы легко позволить кисианцам убить Лео, легат даже не разозлился бы на нас, но с ним умерла бы наша последняя надежда уйти отсюда, вернуться домой.

Когда мы добрались до безопасного места на дальней стороне поля, появился Йитти, и что угодно было бы лучше его тяжелого молчания. Лучше бы он кричал, бушевал и вопил, лучше бы он бросил мне вызов прямо там, но он лишь посмотрел мне в глаза взглядом, полным тлеющего гнева, снял с седла свои сумки и растворился в море раненых.

Глава 25

Кассандра

Во тьме я потеряла счет дням. Мои ноги и руки были связаны, а лицо закрывала маска. Оставалось познавать красоты Кисии по ухабам и ямам неровной дороги, что само по себе достаточно скверно, а иеромонах с его извращенным нравом добавил еще мучений. В другом углу крытой повозки постоянно сидел кто-то из молодых клериков и читал мне вслух при свете свечей тексты из Пророчеств – Слово Единственного Истинного Бога. Они читали, когда я проклинала их, читали, когда кричала. Они продолжали читать, даже когда я пела похабные кабацкие песни о грудастой жене моряка Витуса. В конце концов я стала беречь дыхание и просто старалась не слушать.

– …И к Ифкусу было явлено Слово Божие в огневом дыхании дракона Фаджа, на чешуе которого запечатлелось писание святой мудрости…

«Бессмысленная история».

«А я думала, что ты верующая», – ответила я, сбегая в разговор, который не мог прервать склонившийся над книгой юнец.

«Я тоже так думала».

– …И тогда возгласил он королевскому дому Кена, да не смеют они взять не принадлежащее им, а не то навлекут на себя гнев Божий чрез дыхание Фаджа…

Телега под нами подпрыгнула, и звук бьющегося о камни дерева сменился шуршанием колес по траве.

– Где мы?

Я знала, что клерик мне не ответит. До сих пор мне только раз удалось устроить паузу в непрерывном чтении. Оставалось гадать, известно ли им, кто я – связанная пленница с маской бога на лице.

«Может, ты – безумный пророк Ифкус, идешь сражаться против Кена на спине Фаджа, сбрасывая чешую…»

– Заткнись.

Повозка замедлила ход. Голоса других путешественников на дороге оставались моей единственной связью с реальным миром – приходилось постоянно напоминать себе, что он рядом. Но теперь голоса умолкли, сменившись на треск ветвей и стук колес, попадавших в дорожные колеи.

Молодой человек продолжал читать. Даже когда повозка остановилась. Сквозь прорези моей тканевой маски проник свет, а он все читал. Не остановился, даже когда на его плечо легла рука.

– Ты отлично читал, Иссук, – раздался самый ненавистный мне голос. – Да вознаградит Бог твое милосердие и терпение.

– Благодарю, ваше святейшество. Я живу для того, чтобы нести в мир Божье слово.

– Вот и славно. – Голос стал громче, и внимание переключилось с клерика на меня. – Ну, дражайшая госпожа Мариус, вы будете рады узнать, что мы прибыли к месту назначения. Я уверен, мои люди тоже будут рады от вас избавиться. Один из воинов Священной стражи говорил мне, что от вас воняет хуже, чем от жеребенка с расстройством желудка.

– Так бывает, когда тебя держат связанной и не выпускают по нужде.

Он ласково улыбнулся, рука все еще оставалась на плече молодого клерика.

– Справедливое замечание. Я, пожалуй, сожгу эту повозку, прежде чем возвращаться в Кой.

– Разве вы не собираетесь сражаться с кисианцами? Уверена, с мечом вы просто демон.

По его лицу промелькнула тень раздражения – словно отблеск фонаря на ветру. Только в этой вонючей дыре ветра не было, как и вообще воздуха.

– Я оставлю эту честь своему сыну, госпожа Мариус, он подходит под ваше описание больше, чем я, – ответил иеромонах. Его ласковая улыбка вернулась, прогнав прочь раздражение.

Иеромонах окликнул свою охрану, а потом, пригнув голову, вылез наружу через низкую дверцу в конце повозки. Вслед за ним и мальчишка Иссук выбрался на солнечный свет, сжимая в одной руке Пророчества, а в другой свечу. Их сменили воины Священной стражи и, схватив меня за лодыжки, выволокли наружу по моим собственным испражнениям.

Я никак не могла защититься от удара о землю. Он пронзил меня насквозь, и я онемела от боли и непривычно яркого света. Я сидела в прострации. Надо мной метались голоса и шаги. А над всем этим – вездесущие скрипы, жужжание, шелест ветра в деревьях.

Я прищурилась, но видела только темные силуэты. Вот один приблизился, и все шаги замерли, голоса затихли. Мое зрение потихоньку начало проясняться.

Я опять стала верующей. И мы, видимо, мертвы, потому что передо мной стоял Бог.

На лице, смотревшем на меня сверху вниз, не было ни одного изъяна. Каждый контур, каждая линия идеально сглажены и выверены, словно высечены рукой скульптора. Стоящий на поляне человек был выше остальных, а когда он опустился на колени, то сделал это с грацией, недоступной даже самым опытным гейшам. Пара глаз цвета меда внимательно изучала меня, а потом он опять встал и кивнул молодой кисианке, стоявшей в нескольких шагах за его спиной.

– Да, – сказал он. – Она совершенна. Я ее беру.

– Берешь меня? – внезапно обрела голос я. – Ты о чем это? Кто ты такой?

Божество оглянулось, на лице не было ни тени удивления или досады.

– Она выглядит невредимой, только голодной и грязной. Я не вижу причин для такой агрессивной реакции, кроме предположительной психологической травмы. Нежелательно, но так редко попадаются подобные экземпляры. Вы справитесь? Или мне поискать другой?

– Другой? – возмутился иеромонах, но Божество поднял руку, и снова вернулось молчание.

Он опять посмотрел на девушку. Та кивнула.

– Прекрасно. Я ее забираю.

– Ты никуда меня не забираешь! – огрызнулась я. – Кто ты такой?

Впервые на его лице появились признаки жизни, он поднял брови – совсем чуть-чуть.

– Мое имя – Торваш.

– Торваш? Никогда о тебе не слышала. – Я перевела взгляд на иеромонаха. – Мы заключили сделку. Я убила вашего сына. Я впустила вас в Кой. Сделала все, чего вы хотели.

– Да, госпожа Мариус. Теперь и я сделал то, что хотели вы. Хотели встретиться со Знахарем – вот он. Как выяснилось, он так же заинтересован в вас, как и вы в нем, настолько заинтересован, что… платит мне тем, что мне нужно.

Я пыталась ослабить веревки, отчего те лишь сильнее врезались в запястья и лодыжки, но продолжала дергать.

– Нет! Вы не смеете меня продавать. Я не рабыня.

– Да, – согласился он. – Не рабыня, но продать вас я могу. В этом все удовольствие обладания властью. А у вас власти нет, какой бы красивой вы ни были когда-то и каким бы мерзким ни был ваш язык.

Горстка его стражников наблюдала, стоя у края залитой солнцем поляны, но никто не сказал ни слова. Даже Она молчала. Потому что он был прав. Я никто, просто мусор. Всего лишь еще один прохожий на улице, еще одна шлюха в борделе, еще один нож, который можно нанять. И никто, даже мамаша Гера, не станет скучать по мне, когда меня не станет.

Знахарь большими шагами подошел к другой повозке, стоявшей неподалеку, открытой и заваленной мешками и сундуками. Девушка последовала за ним, они молча остановились там, глядя на что-то сверху вниз. От нетерпения иеромонах принялся расхаживать взад-вперед, но неспешным вальяжным шагом, как священник на церемонии.

Он остановился, лишь когда Знахарь снова вернулся, но не сводил взгляда с двух человек в простых синих рубахах, поднимавших с повозки длинный ящик, похожий на гроб. Иеромонах сжимал и разжимал ладони, его глаза сияли, как у ребенка, предвкушающего подарок в праздничный день.

– Ваша плата, – произнес Торваш. Его прекрасному лицу недоставало выразительности, а словам – почтения. – Я предложил бы вам пользоваться этим разумно, но не верю, что представления о разумности входят в сферу способностей человеческого интеллекта.

– Может, это просто иного рода благоразумие, не такое, как вы ожидаете.

Иеромонах улыбнулся той же неживой проклятой улыбкой. Торваш не снизошел до ответа.

Внезапный вопль нарушил спокойствие на маленькой поляне, с ветвей пронзительно закричали птицы. За ним раздался еще один приглушенный вопль, и сначала я решила, что он исходит из гроба, который тащили с таким трудом, но все взгляды обратились к карете, вокруг нее собрались воины Священной стражи. Страдальческий крик опять повторился, за ним послышался шепот другого голоса.

Торваш поднял руку, останавливая своих людей на полпути меж двумя повозками, руки его слуг дрожали, когда они удерживали тяжелый гроб на весу.

– Что это за звуки? – спросил Торваш.

– Ничего такого, о чем вам стоило бы беспокоиться, – последовал надменный ответ.

– Я сам выбираю, о чем беспокоиться. Сегодня мой выбор – не быть обманутым. Здесь с вами есть еще кто-то, а в наше соглашение об этой встрече другие зрители не входили.

Торваш кивнул своим людям, и те, с облегчением выдохнув, опустили гроб на ковер из листьев. Потом направились к карете главы чилтейской церкви, но иеромонах поспешил преградить им путь.

– Там всего лишь мой друг, и он нездоров. Для вас никакой угрозы.

Но Знахарь взмахом руки направил людей вперед.

– Я по природе своей любопытен, а по своему праву хочу быть уверенным.

Священные стражи, конечно, убили бы двух безоружных людей, будь им приказано. Но их хозяин только сжал кулаки и ничего не сказал. Служители Знахаря рывком распахнули дверцы, и день огласил еще один пронзительный крик. Потом из кареты вытащили императрицу Хану Ц’ай, бледную и безвольную, как сломанная кукла.

«Что за…»

Слуги вдвоем понесли ее, голова императрицы свесилась набок, и с губ сорвался еще один крик. Влажные завитки светлых волос прилипли ко лбу, попадали в рот, а когда ноги касались земли, императрица подгибала колени и дрожь сотрясала все ее тело.

– Кто это?

Иеромонах выпрямился.

– Так, никто. Неважно.

– Это ложь, – заговорила я. – Это императрица Хана Ц’ай, супруга императора Кисии Кина Ц’ая.

– Император Кин мертв, – ухмыльнулся иеромонах. – Как я и сказал, она – персона не важная.

Стоявшая рядом со Знахарем молодая кисианка потянула его за руку, и, хотя она не сказала ни слова, богоподобный Торваш кивнул и шагнул вперед.

– Женщина, около тридцати пяти лет, происхождение смешанное, кисийско-чилтейское, – произнес он, обхватывая лицо императрицы ладонями. Она не двинулась, лишь опять застонала, закатывая глаза. – Чтобы точно выяснить природу ее болезни, требуется дальнейшее обследование, однако, похоже, заболевание хроническое, возможно – следствие вырождения…

– Болезнь императоров.

Торваш обернулся к иеромонаху.

– Поясните.

Высший служитель Бога пожал плечами.

– Проистекает от того, что они провозглашают себя богами. Ложными, разумеется. А подобное высокомерие навлекает гнев…

– Нет. Так болезни не возникают.

– Какое еще объяснение можно дать болезни, поражающей столь многих властителей, зовущих себя богами?

На идеальном лице Знахаря в первый раз проявилось какое-то чувство – презрительный изгиб губ, от которого у меня потеплело на душе, а у иеромонаха вспыхнули щеки.

– То, которое имеет логичный смысл. Эту женщину я тоже забираю.

– Нет. Эта не продается.

– Сторговаться можно о чем угодно. По вашим словам, никакой ценности она не представляет, и поэтому я уверен, вы не стаете возражать, если я сниму с вас бремя заботы о ней.

– Нет.

– Ну ладно. – Знахарь указал на ящик. – Несите обратно в повозку.

Его люди осторожно опустили императрицу Хану в траву, вернулись за прежней ношей и, крякнув от усилия, подняли ящик. Ни один другой звук не нарушил тишину на поляне. Иеромонах не сводил взгляда с ящика, а молодая кисианка наблюдала за судорожно дергающейся на земле императрицей. Я была беспомощным зрителем, захваченным между двух сил, которых не понимала.

«Значит, сделка расторгнута? – сказала Она, озвучивая то, что мне не под силу. – Нет, не может быть. Не должно так быть. Он нам нужен, нужен…»

«Тихо!»

Судя по лицу иеромонаха, наши дела шли не очень. Он, похоже, готов был прикончить любого из присутствующих.

– Стойте! – рявкнул он, когда люди Знахаря подошли со своим грузом к подводе. – Хорошо. – Он злобно взглянул на Торваша. – Можете забирать обеих. Как вы и сказали, забота о никчемной женщине – тяжелая ноша. Капитан Энеас, помогите ее величеству перейти в повозку мастера Торваша.

Я не видела капитана возле кареты, но сейчас он шагнул вперед, и на испещренное шрамами лицо через листья пятнами падал свет. В мою сторону он не взглянул, и вместо того чтобы отдать приказ своим людям, сам опустился на колени перед императрицей Ханой, поднял обливающуюся потом больную и понес через поляну, а двое слуг вернулись с тяжелым ящиком.

Капитан Энеас оставил стонущую императрицу в повозке Знахаря и вернулся к хозяину. На меня он взглянул мельком, как будто не узнав.

Вся моя надежда оказаться забытой умерла, когда Торваш направился в мою сторону, в три широких быстрых шага перейдя поляну на длинных ногах.

– Ты, не смей меня трогать, – сказала я. – А не то пожалеешь, что вообще родился на свет.