Текст книги ""Современная зарубежная фантастика-1". Компиляция. Книги 1-21 (СИ)"

Автор книги: Деннис Тейлор

Соавторы: Гарет Ханрахан,Бен Гэлли,Джеймс Хоган,Дерек Кюнскен,Девин Мэдсон
сообщить о нарушении

Текущая страница: 134 (всего у книги 341 страниц)

Интерлюдия II

Даже в такой ранний час от солнечного зноя трескались камни. Раски матерился на ходу, пока спешил по предместью виллы, проклиная вес кожаной брони и защитного снаряжения, которое вынужден был надеть. Когда напялит дыхательную маску и шлем, станет еще хуже, поэтому, пока мог, он держал их в руках. Без маски чувствовался запах двоюродного Прадедушки, который нежился на солнце у статуи прапра– и еще несколько прабабушки Раски. Прадедушка лениво вытягивал шею и так широко раскидывал крылья, что вся вилла погружалась в его блаженную тень.

– И зачем зря тратить такой хороший денек? – проговорил Прадедушка. Отсюда голос дракона передавался Раски дрожью по ногам и по позвоночнику.

– В наказание за ваши, Прадедушка, грехи, – сказал Раски. Не совсем почтительно, но им вместе предстоит лететь в бой. Сегодня простительна фамильярность.

Прадедушка хихикнул.

– Так вот оно в чем дело? Давно пора меня наказать. – Он кашлянул, обуглив и без того черные камни. – Хороший денек положить этому миру конец.

Раск вскарабкался в боевой паланкин, пристегнулся ремнями. В паланкине теснее обычного. Как правило, свободное место оставляли для вызволенных из купеческого плена сокровищ, а сегодня все забито алхиморужием. Он проверил, чтобы завязки мешков с кислотным семенем не спутались, а потом закрепил мешки так, чтобы удобно было доставать в спешке.

– Готовы?

Дракон опять подхихикнул и сразу врезал в галоп, устремляясь к обрыву утеса. Слуги, мельтеша, разбегались с пути, забивались под крышу виллы. Перед Раски промелькнули лица двух двоюродных братьев, ревниво глазевших с балкона. Сыновей Артоло. Прадедушка взял в этот вылет не их, а Раски, и пусть катятся к черту! Их недавно лишившегося пальцев отца сослали с глаз долой, считать деньги в глубине особняка. Раски показал им кукиш, когда Прадедушка расправил крылья, и они нырнули вниз, а потом воспарили на горячем воздухе, поднимавшемся от раскаленного пляжа.

Дракон заложил вираж над их маленьким островом и повернул на юг. Раски оглянулся на россыпь островов Джирданы вдоль берега Лирикса. Этим утром в небо взмывали и другие драконы, кружили над курящимися источниками у собственных вилл. Утро выдалось ясное – на побережье хорошо видны села с шипастыми шпилями церквей. Он чувствовал неприязнь богов Лирикса. Божья война заставила занебесных владык примириться с их своенравными творениями, но все равно они ненавидели как драконов, так и их приемные семьи.

Прадедушка тоже ощущал их злость – и хохотал. Одно из двух: либо Лирикс переживет войну, и тогда драконьи семьи вернутся к пиратству, либо Лирикс падет, и Джирдана будет смотреть, как их бывших господ кромсают безумные боги Ишмиры. Так или иначе, а Джирдана посмеется последней.

Они мчались на юг. Раски сверился с компасом, стараясь не упустить карту в набегавшем ветре.

– Спуск! – заорал он, колотя чешуйчатую шею Прадедушки для убедительности. Дракон пошел на снижение. Море под ними заплыло мерзостной зеленью, от нее восходил пар. Вдаль раскинулась межа из плывучих кислотных семян, каждое зернышко медленно растворялось в воде, превращая море в отраву. Стенка едкой погибели.

Кое-где в этой ограде зияли бреши.

Он осмотрел противогаз, проверил герметичность очков. Эти испарения могут лишить зрения, если не проявлять осторожность.

Прадедушка полетел над длинным кислотным рубцом. Раск сбрасывал семена, чтобы заполнить разрывы. Головки размером с кабачок с плеском плюхались в море. Чтобы заткнуть все бреши, у них не хватит припасов.

– Сделано!

Прадедушка захлопал крыльями, стараясь подняться. Внутренняя сторона его кожистых перепонок теперь саднила, обожженная парами. Они опустились слишком низко. Раски чувствовал дрожь, пробегавшую сквозь драконье тело с каждым резким взмахом. Когда они возвратятся на виллу, сестры вотрут Прадедушке в крылья утоляющие снадобья.

И вдруг дракон сделал крутую петлю и повернул обратно на юг. Снова пересек кислотную межу.

– Что такое? – Раски завязал мешки и полез за винтовкой.

Прадедушка не ответил. Он продолжал лететь на юг, над ровным, пустым океаном. Раски в подзорную трубу высматривал ишмирских святых в облаках. Прочесывал море – нет ли на поверхности воды кораблей, а в толще – чудовищ.

При этом они углубились далеко к югу, как не заходили уже много недель.

В океане пусто. Пусто, куда ни наведи подзорную трубу.

Ничего.

Никаких сил захвата. Флот безумных богов и святых-воинов не рыщет по этим волнам.

Сегодня конец миру не состоится.

По крайней мере, не здесь.

Глава 36

Остаток ночи Эладора провела в Новом городе, в общем зале полуподвальной ночлежки крепкого старика по имени Кафстан. Домой идти слишком опасно, сказала она себе – когда в Новом городе полыхает пожар. Впрочем, слишком опасно кому? Из нее до сих пор не выветрилась остаточная благодать грозного присутствия Хранимых Богов. Такое впечатление, будто ее окунули во флогистон, одна искра – и она превратится в огненный факел.

Кафстан долго бубнил о спокойствии под его кровом; о том, что никогда не задает постояльцам лишних вопросов. Она улеглась на тесную койку, с беспокойством прислушиваясь к городским звукам за окном. Крики, далекий колокольный звон, последствия пожара. Остальные постели занимали спасенные из огня. В комнате не продохнуть от копоти – и слез. Она уступила другим свою койку, а сама устроилась на полу.

Многие ранены. Она хотела им помочь, но страшилась, что при попытке целительства внутри ее откроется некая дверь, которую ей потом не закрыть. И сладкая теплота чудесного врачевания, и всепоглощающий огонь пламенного меча берут начало в одном и том же занебесном истоке.

Спала она урывками, скачками проваливалась в сны. Некоторые ночные грезы ей были знакомы – гробница под холмом, дедушкины червепальцы трутся по коже. Вдруг Джермас оборачивается Миреном, молодым, симпатичным. Но острия ножей в его руках впиваются в нее, льют кровь. Насаженная на лезвия, она неспособна отпрянуть, когда он шагает с края утеса – и оба летят во тьму.

Другие сны необъяснимы и, наверно, предназначались не ей. «Какие-то из них, – догадывается она, – видит мать. Полные яркого света, словно взгляд на солнце сквозь кристалл с трещинкой. Полные боли, и она пробуждается в муках, с красными рубцами на груди, куда выстрелы поразили мать».

Ей снились Хранимые Боги, издали. Исполины брели через город, покидая ее.

Среди ночи она проснулась и увидала Кафстана на стуле у дальней стены. На заскорузлых ладонях сиял чудесный огонь, словно он держал невидимый фонарь. Старик приглушенно плакал, и смеялся, и разговаривал со светом как с потерянным ребенком.

Нищий Праведник, вот кто носит фонарь. Благой свет сокровенной истины.

«Кафстан – святой поневоле», – догадалась она. Один из многих, созданных этой ночью от близости Хранимых Богов. Неплохо бы вылезти из-под уютного одеяла и помочь старику хоть каким-то советом. Как призывать, направлять чудесную эту способность, или еще лучше, как ей не поддаваться? Связь между этим человеком и богом пока тонка и непрочна. Ее еще можно рассечь, если поступать наперекор божьему соизволению. Она попыталась воскресить в голове древние запрещения Нищего – глумление над покойными, воровство, злые помыслы. Но как заговорить с Кафстаном, пока тот под пятой святости? Такая мысль отпугивала ее. С той стороны комнаты сидит пожилой мужчина и, посмеиваясь, высекает из пальцев свет – и там же находится бог, пытающийся ногой нащупать себе опору в смертном мире.

Как поведет себя Кафстан, узнай он, что этим же вечером она повергла святую Хранимых Богов? Да еще свою собственную мать!

И, что гораздо важнее, как поведет себя Нищий Праведник?

Цветочный венец, что дал Синтер, до сих пор лежит в ранце. Когда Кафстан отвернулся, она достала его потихоньку и изорвала, сыпя лепестками, остатки запихала под кровать. Пусть прикосновение Хранимых Богов несло теплоту и любовь, но оно ничем не отличалось от червепальцев ее мертвого деда, пробуравивших дырку в ее душе. «Я – Эладора Даттин, – вскричала она про себя, – и я не дам собой помыкать».

Когда она уходила утром, Кафстан похрапывал, положив голову на стол. Она вытряхнула свой кошелек, оставив только деньги на дорогу домой. А после призадумалась – не входит ли милостыня в его уговор с Нищим Праведником? Не станет ли ритуалом, усугубляющим связь? И кто она такая, чтобы его проводить? Она сгребла монеты, сложила их ровным столбиком и написала записку, где ясно указала: это оплата за ночное проживание, а не подачка.

Вот только неизвестно, умеют ли боги читать.

Дома она пробыла, наверно, целую минуту, когда услышала, как в дверь к ней скребутся. Барсетка. Вздохнув, Эладора отомкнула замки и сняла обереги, впуская упырицу. У Барсетки более дикий, взъерошенный вид, чем раньше. Упырица принюхалась, сощурила желтые глаза.

– И вы туда же? Чую амбре святости.

– Моя мать… – начала объяснять Эладора, но Барсетка помотала головой и осекла ее взмахом когтей.

– Мисс Даттин, все покатилось под откос! Срочно поговорите с Келкином! Он велел нам разыскивать святых. Всех упырей разослал! А маленький Эмлин источал благодать, и его забрали на Чуткий, и Алика я тоже туда отправила, он так заставил!

По кусочкам Эладора сложила ее рассказ о событиях прошлой ночи и сегодняшнего утра. Упыри проводят в городе облавы, наводят стражу на подозреваемых в чужеземной святости. «Большинство заточают на Чуткий – как Карильон», – подумала она, резко вспомнив приказ Синтера.

Барсетка права – ей придется поговорить с Келкином. Эладора измученно стащила окровавленное платье и надела чистую одежду.

Из окна ее спальни видны сверкающие соборы на вершине Священного холма, за ними прятался дворец патроса, и когда она устремила взгляд к этим храмам Хранимых Богов, то внезапно к ней прилила нежданная сила. От их окрестностей до сих пор поднимались столбы густого дыма, и, наверное, площади перед церквями полны рьяных, новообращенных поклонников.

Эладора заглянула по пути в «Вулкан», но сразу стало ясно, что Келкина в кофейне нет. За келкинским столом в глубине кофейни расположился какой-то писец. Формально столик свободен, и его мог занять любой посетитель, но он был за Келкином столько лет, что никто не смел за него садиться без разрешения. Этот писец, проработавший здесь целую ночь, даже в мыслях боялся коснуться раскиданных по столешнице бумажных груд и пустых чашек. У себя на столе Келкин знал, где лежит каждый клочок бумаги и черствый сухарь, и горе тому, кто посмеет нарушить его систему.

Она направилась на улицу Сострадания, поднимаясь на горку к парламенту. Торговец газетами что-то выкрикивал про вторжение Хайта – о хайитянской угрозе газеты мололи годами и каждые несколько месяцев разжигали на страницах настоящую панику. Тем не менее она взяла себе одну.

В парламенте людно. Кругом армейские офицеры – их столько, будто здесь разместили военный лагерь. «Кажется, – подумала она, – после Фестиваля намечается предвыборное наступление».

Ее пригласили в приемную у кабинета Келкина. Там уже некуда было сесть. Некоторых в очереди она знала: другие такие же, как она, партийные представители на выборах, несколько членов текущего парламента. Делегаты от гильдии алхимиков. Жрецы различных церквей – ни одного от Хранителей.

Человек, ждущий рядом с ней – алхимик, – углядел у нее под мышкой газету.

– Не возражаете, если я попрошу почитать?

Эладора развернула листы, пробежала первую страницу. Хайитяне требовали вернуть им «одного сотрудника их посольства», кто, по слухам, «искал в Гвердоне убежище». Связь с убийством посла не озвучивалась, но намек очевиден. Эладора и так знала об этом, поэтому передала газету.

– Благодарю вас, – сказал алхимик.

А потом его голос стал негромким, но терзаемым мукой:

– ТЫ ВИДЕЛАСЬ С Карильон?

Эладора подняла взгляд. Лицо алхимика стянул ужас, тело застыло в параличе. Паника билась в его глазах с желтоватым просветом в глубине зрачков.

Эладора тоже понизила тон:

– Владыка Крыс, хотите со мной поговорить, придите сами.

– ЗАНЯТ. – Недолгое затишье. – ОНА ЖИВА?

– Да. – Эладора немного помедлила. – Ее схватил Синтер. По-моему, ее собирались отвезти на Чуткий.

– ЭТИ ПОЖАРЫ… ЕЕ РАНИЛИ. КТО, СИНТЕР?

– Моя м-мать.

– УРХХХХР. – Страшный вздох, отдаленно похожий на хохот, потом алхимик вдохнул воздух, скривившись всем телом. Некоторые в приемной с изумлением на него обернулись. Крыс заставил его кашлянуть, как бы прикрывая свое странное поведение, но получилось ужасно ходульно. – ОТ ТЕБЯ НЕСЕТ СВЯТОСТЬЮ. В ОТКРЫТЫЕ РАНЫ ЧАСТО ПРОНИКАЕТ ЗАРАЖЕНИЕ. – На краткий миг внимание Крыса сместилось куда-то еще в другой части города, и алхимик, свободный от его контроля, покачнулся, начиная валиться с ног. Затем Крыс вернулся.

– ХРАНИМЫЕ БОГИ. ФУ. – Даже отсюда чувствовалось, как от упыря исходит отвращение пополам с подозрительностью. Свет в глазах алхимика померк.

– Постойте! – Свет замерцал снова. – Я не вступала с ними ни в какой с-с-союз. Я не сафидистка. И вы бы тоже погибли там, в гробнице моего дедушки, если бы не Святая Алина.

Алхимик всхрапнул, как конь, выплескивая длинные сопли на великолепный костюм.

– Карильон НУЖНА МНЕ. В ПОДЗЕМЬЕ НАГРЯНУЛИ НЕДОУМКИ. ЛЮДИ ИЗ ХАЙТА ЛЕЗУТ КУДА НЕ ПРОСЯТ. ПУСТЬ ОНА ПОМЕШАЕТ ИМ ОТКРЫТЬ ГРОБНИЦЫ. В НИЖНЕМ ГОРОДЕ ДОЛЖНО БЫТЬ СПОКОЙНО – МНЕ И МОИМ. ЛЖИВЫЙ ЖРЕЦ УПРЯТАЛ ЕЕ НА ЧУТКИЙ. НЕ ГОВОРИ НИКОМУ, НО ПРИВЕЗИ ЕЕ МНЕ. И МЫ БУДЕМ С ТОБОЙ ДОБРЫМИ ДРУЗЬЯМИ.

И человек опять повалился ничком, избавленный от власти упыря. В следующий миг открылась дверь в кабинет и вышла секретарша Келкина.

– ЭЛАДОРА ДАТТИН? – позвала она необычным, гортанным голосом. Тело ее словно окоченело, а глаза выпучились и незряче таращились. Крыс отошел недалеко.

Протиснувшись мимо одержимой секретарши, Эладора вошла в святилище высокой политики.

У стола Келкина примостился несчастный машинист эфирографа из городского дозора, занеся пальцы над медными кнопками своего инструмента. Вокруг напирали вожди промлибов и флотские командиры. На карте ближних морей стояли отметки обнаружений вражеских судов и показаний колдовских приборов.

Внезапно она ощутила здешнее напряжение, едва сдерживаемый в этой комнате ужас. Это не учебная отработка, не обсуждение вероятных будущих угроз.

Это миг перед тем, как на побережье обрушится буря.

Перед тем, как в Гвердон придет Божья война.

Эладора отразила укол животного страха, сопутствующий этому осознанию – падению в невообразимую пропасть, где невидимые силы и чокнутые фанатики кромсают реальность чудесами со скотобойни. Заодно проскочило и короткое, недостойное облегчение – она почитай целый год жила с этим страхом бок о бок, с самого Кризиса, с той встречи с дедом в семейной гробнице. А теперь к ней приобщится весь остальной город, души людей омрачат те же самые ночные кошмары. Это бремя ей больше не нести в одиночку.

Пока Эладора тихонько и незаметно занимала место в кабинете, адмирал Вермейл гремел, втолковывая Келкину:

– Парламент совершенно не прикрыт! Этому зданию тысяча лет. Мы не можем его укрепить. Надо немедленно перебираться на Мыс Королевы.

Возразил помощник Келкина, Огилви:

– Министр Дроуп не далее как в прошлом году следил отсюда за развитием Кризиса, а тогда город подвергался куда более прямой угрозе, чем сегодня.

– Дроупу не разрешалось и высморкаться без команды, – рыкнул Келкин. – Я не Дроуп, вам понятно? Командую я, и я отсюда не уйду. Вы притащили сюда свою шарманку, – показал на эфирограф, – и сами все в сборе, так что давайте уж приступим к делу.

Вермейл вздохнул:

– Мониторы на Чутком пока еще подстраиваются под новый лагерный набор. Но уже даже здесь, в Гвердоне, мы сталкиваемся с признаками враждебного божественного вмешательства. По наводке жреца Хранителей мы арестовали вражеского святого.

– Какого бога?

– Ишмирского паука, божества тайн. Ткача Судеб. Мы ожидали, что Ткач прибудет вперед главных сил, собирать разведданные и передавать сведения от внедренных шпионов.

– Так вы думаете, что бог уже здесь? Не просто какое-то его проявление? – Келкин заметил в глубине комнаты Эладору, поманил ее к себе. Она подошла, будучи не в своей тарелке у всех на виду.

– Его влияние накрывает широким охватом, – спорил Вермейл. – Паук уж точно связан с часовней в Ишмирском посольстве – они используют его божественную паутину для передачи секретных посланий.

– Но этот самый Ткач Судеб не военное божество – или я ошибаюсь? Рами… ах да, ее здесь нет. – Келкин посуровел, тыча пальцем на другую женщину в комнате, незнакомую сотрудницу дозора. – Вы. Он ведь не бог войны, так?

– У них воюет весь пантеон, но у нас нет сведений о том, чтобы Ткач Судеб возглавил хотя бы одно нашествие, – отвечала дозорная. – Вероятнее всего, это будет Кракен или Царица Львов.

Вермейл покачал головой:

– Донесения о кракенах в море уже поступали. Они идут.

Божья война. Страх грозит подмять Эладору. Она смотрит на лица созванных в этот кабинет, на солдат, генералов и чародеев, согнувшихся над своими приборами; уверяет себя, что они готовы к любой катастрофе. «Для того алхимики и выводили чудовищ», – подумалось ей. Гвердону полагается быть самым защищенным из всех городов на свете.

И если война пришла-таки сюда, то что она может с этим поделать?

Внезапно застрекотал эфирограф, Эладора аж подпрыгнула. Затрещал сосуд с зеленовато-желтой жидкостью, и в его мутной глубине вспыхнул свет. Клавиши стали двигаться сами по себе. Машинист положил ладони на рычаги механизма, беззвучно шепча слова, из которых пытался составить сообщение. Комната погрузилась в тишину, пока все ждали его расшифровки нового известия.

Эладора воспользовалась моментом и пробралась вплотную к Келкину.

– Вас сюда не приглашали, – негромко сказал ей Келкин.

– Что происходит? – кивнула она на эфирограф.

– Ничего. Пока. Пройдет несколько часов, и тогда, возможно, произойдет. Что вы хотели, мисс Даттин?

– Я… – Она сглотнула. – Арестовали по меньшей мере одного нашего кандидата, вместе со многими невинными людьми. Это жертвы войны, а не святые, не божьи поклонники. И… – Она уже хотела добавить «и Карильон», но вспомнила о предупреждении Крыса. Она не догадывалась, зачем Крысу скрывать нахождение Кари в лагере острова Чуткий, но без нужды не собиралась перечить упырю. – И на мою м-мать напали. Синтер напал.

– Ты сама пострадала?

Она отрицательно покачала головой.

– А мать?

– Да. Не уверена, насколько сильно. Ее после этого забрали на Священный холм.

– Синтер сосредоточивает власть, ясно, – пробормотал Келкин, понизив голос. – Хочу с тобой это обсудить поподробнее, когда закончу здесь.

– Мне надо ехать на Чуткий, – сказала Эладора, – и освободить наших людей из лагеря.

– Нет, нижние боги, не вздумай. Составь мне список имен, и посмотрим, что можно будет сделать, но прямо сейчас передо мной более важные вопросы. Ступай домой, Даттин. Подожди, нет. Будь тут, в парламенте. На случай, если… хм, в общем, здешние подземные убежища будут поглубже.

Примчался Огилви, держа записку, нацарапанную машинистом эфирографа.

– Только что поступило от патроса. У них тот, кто убил посла.

– Долбаные Хранители сумели его взять? – восхитился Келкин. – Этот придурок что, пришел и попросил у них укрыться?

– Он был со мной, когда на нас напала моя мать. Когда Синтер подстерег ее в засаде, – встряла Эладора.

В первый раз с момента, как она вошла, Келкин обратил на нее всю полноту внимания.

– Как только здесь все закончится, я обязательно обсужу с тобой все в подробностях. – Он покачал головой, не веря своим ушам, затем взглянул на Огилви. – Они настроены выдать его Хайту?

– Он не убивал своего брата!

– Нижние боги! – Келкин схватил Эладору за руку и поволок в угол. – Да где-то там дрочится целый Ишмирский флот! Они не атаковали Лирикс! Они успели сменить курс, и если нагрянут сюда, то у нас есть только один, мать его так, выстрел. А еще наши Хранители пришпорили своих богов. Пичкают их верой, сажают короля на свое место, заставляют их думать, будто сейчас – пятьсот лет назад! Погоняют тварей, вместо того чтобы держать их в узде! Втянут нас в Божью войну! – Он побагровел, брызжа ей в лицо негодованием. – А я еще не сказал про войско из Хайта, которое пристало к городу, как нож к моей глотке? И все это на предвыборной платформе мира и сраного единения! Да коли выдача Эревешича решит хоть одну мою проблему, то в добрый ему путь!

– Даже если он не виноват?

– Он подданный Короны Хайта. Посол погиб на территории Хайтского представительства. Это совершенно и неоспоримо не наша забота. – Келкин вздохнул. – Нижние боги. Когда я принимал тебя к себе, то думал, ты будешь как Джермас в былые времена. А у него хребет был стальной. В отличие от тебя. – Он повернулся спиной. – Ну, где мы сейчас?

Она подавила злость. Стиснула ее в себе, так же как стыд и гордость. Отступила, неловко кивнув. Мать научила ее быть вежливой и не закатывать сцен.

– Патрос заявляет, что хайитянин отдан на милость короля, – прочитал Огилви, – и хочет знать, поддержит ли чрезвычайный парламентский комитет королевское решение, каким бы оно ни было.

Эфирограф опять застрекотал, являя собранию знамения войны. Адмирал жестом пригласил Келкина подойти. Келкин застонал. Хранители выбрали идеальный момент – Келкин мог тут же отвести хайитянскую угрозу, стоит ему только признать права короля на давно пустующий гвердонский престол. Ему придется выбирать, чем поступиться – принципами или благосостоянием города.

Оказалось, тут нечего рассусоливать.

– Ладненько. Парламент одобрит решение короля, если оно окажется верным.

Он оглянулся на Эладору:

– Давай, иди и займись чем-нибудь полезным.

– Но…

– Нет. На Чуткий ни ногой. Послушай же – никто там не стоит такого риска!

Он повернулся к генералам, ветеранам Божьей войны, озабоченным и подавленным. У них слегка подрагивали руки.

Генералы не проронили ни звука.

Вермейл, впадя в бешенство, яростно взмахнул очередной эфирографной записью.

– Считали показания с Кракенова святого на Чутком! Чудеса творятся на юго-востоке, совсем рядышком! Ишмира близко, сэр. По мне, это бесспорно. Нам необходимо прийти в готовность.

Келкин на миг опять оглянулся на Эладору, словно за советом или одобрением. Потом, будто подчиняясь порыву, подписал приказ и вручил его Вермейлу.

– Вы уполномочены нанести первый удар. Будь они прокляты, пусть потом как следует думают, прежде чем переть войной.

Эладора оглядела комнату.

– Где доктор Рамигос?

Келкин обжег ее взором, словно винил за весь сложившийся хаос.

– Моя гребаная специальная советница по вопросам богословия и волшебства? Вчера она ушла.

В конце фразы голос дрогнул. Насколько она могла судить, от испуга.

Эладора по крутой лестнинце споро спускалась с Замкового холма, сосредоточенно глядя только вперед. Толпа расступалась перед ней, раздвигалась волной ее яростной целеустремленности. Некоторые агитаторы и зазывалы пытались ее задержать, сунуть в руку листовки или завлечь в ту или иную лавку, но она твердо не реагировала ни на кого.

Один, улыбчивый юноша, надушенный и с прической, преградил ей путь, сбивая с шага. Он пристально на нее посмотрел, и из глаз его светили уже знакомые огоньки.

– ЭТА ДОРОГА ВЕДЕТ НЕ НА ОСТРОВ.

Она прикинула, где сейчас сам Крыс. В прошлый раз она видела, как старейшина упырей разговаривал с другими только с близкого расстояния. Выходит, неподалеку – идет за ней по изъевшим город туннелям или крадется по крышам? Взгромоздился на церковный шпиль? Или он вдалеке и лишь сейчас открывает ей размах своей мощи?

– Мне надо сделать небольшой крюк.

– ПОТОРОПИСЬ. – Юноша засмеялся Крысовым замогильным клекотом, который сменился удушливым обмороком, когда упырь его отпустил. Она оставила молодого человека на попечение других прохожих, а сама поспешила мимо Палат Правосудия на площадь Мужества. Назад, к знакомому теплу и толкучке кофейни «Вулкан». Писец за келкинским столиком знал ее, они виделись дюжину раз. Она – доверенная Келкина, и всем об этом известно.

– Господин Келкин послал меня подготовить пару писем ему на подпись, – сказала она. – Мне нужен его стол.

Писец поклонился, уступая кресло. Сам остался маячить у входа в комнату, посматривая на нее, но не в упор.

– Поймайте мне извозчика, будьте добры? Я мигом закончу.

В этом ящике стола Келкин хранил воск и перстень с печаткой. Расписывается он резким, неразбочивым росчерком. Письмо составлено кратко, словно он сам его и писал. Даже почерк вполне-таки схож с его.

– Какое местоназначение назвать?

Она сложила письмо и сунула в конверт.

– Мыс Королевы.