Текст книги ""Современная зарубежная фантастика-1". Компиляция. Книги 1-21 (СИ)"

Автор книги: Деннис Тейлор

Соавторы: Гарет Ханрахан,Бен Гэлли,Джеймс Хоган,Дерек Кюнскен,Девин Мэдсон
сообщить о нарушении

Текущая страница: 192 (всего у книги 341 страниц)

– Был ли когда-нибудь другой капитан, так плохо заботившийся о своих Клинках? – сказал я в темноту.

К счастью, она не ответила. Я рухнул на траву.

– Капитан?

С уколом раздражения я увидел подходящего Джуту.

– Джута. – Я заставил себя улыбнуться. – Ты был у Йитти?

– Да, капитан, только что. Он говорит, молодость сослужила мне хорошую службу и скоро я буду силен, как раньше.

Я лишь горько усмехнулся. Если бы только Йитти мог вынести такой вердикт и остальным. Я видел слишком много избитых и наблюдал, как они харкают кровью. Если повезет, мы сожжем здесь только пятерых, но ради чего? Смерть в бою хотя бы что-то значит. А здесь она была бессмысленной.

Джута сел со мной рядом.

– Один из Первых Клинков Кара сказал, что его заклеймили здесь. А мне скоро шестнадцать.

– А, и ты хочешь, чтобы и тебя заклеймили. Боишься, что умрешь и боги не заметят твою жертву?

Глаза мальчишки округлились.

– Нет, конечно, – сказал я. – Ты молод, а значит, неуязвим. Ты хочешь быть заклеймен ради славы. – Несмотря на все, что мы пережили, жизнь продолжалась. – Что ж, пусть мы и далеко от дома, но традиции надо соблюдать. Если наши рабовладельцы не выбросили клеймо, не вижу причин тебе отказывать. Но только после того, как все поправятся.

Или умрут.

– Спасибо, капитан, – сказал Джута, но не ушел. – Ты… думаешь, мы должны были драться?

Я задавал себе тот же вопрос, не находя ответа, но удивился, услышав его от Джуты. Я бы ни за что не решился спросить такое у своего капитана, когда был седельным мальчишкой. Похоже, он это понял, но прежде чем Джута успел смущенно отойти, я ответил:

– Тогда погибло бы больше людей.

Конечно, многие еще могут умереть. Клинки не оставили мне выбора, но все же я их капитан. Я отвечаю за их жизни, и я их подвел. В конце концов, Эска оказался прав.

Джута встал и поднял кулаки в приветствии.

– Прости, капитан. Спасибо тебе.

Я улыбался, пока он не ушел, а потом выбросил остатки своего хлеба в темноту.

– Какая-то мерзкая помойка на краю мира, – пробормотал я.

Погрузившись в мрачные мысли, я не сразу заметил нарастающий шум. Топот копыт. Выкрики. Я встал, вглядываясь в суетящиеся возле костров силуэты. Появились лошади, закружили вокруг костра.

– Целители!

Голос Сетта. Я побежал обратно в лагерь, к собиравшейся толпе Клинков. Джута уже был там, вытягивал длинную шею.

– Что происходит?

– Вернулись раненые Клинки, – сказал он.

– Гидеон?

Я протолкнулся сквозь толпу бритых левантийцев.

В эпицентре активности я обнаружил Сетта, выкрикивавшего приказания. В суматохе показалось лицо Йитти и тут же исчезло среди запаха крови и умирающей плоти. Мимо провели лошадь с алым боком.

– Сетт!

Он обернулся.

– Не сейчас, Рах, – бросил он, затем добавил: – Иди к костру, Йитти уже раскаляет железо.

Два Клинка Яровен несли раненого, криками разгоняя толпу на пути. Раненый шипел при каждом толчке, его лицо заливала кровь.

– Где Гидеон? – спросил я, подойдя к Сетту.

– Жив. Занят. Он встретится с тобой завтра.

Его взгляд метнулся к единственному роскошному яркому шатру, торжеству чилтейской бесполезности. В окружении других шатров побольше я раньше его не замечал.

Я позволил оттеснить себя в сторону. Вокруг шатра Гидеона царила неподвижность, будто он располагался на священной земле, и, не сводя глаз с Сетта, я тихонько пробрался к шатру. Никто не окликнул меня, не остановил, и, увидев внутри мерцание лампы, я молча вошел.

– …мертв, тело забрали кисианцы, – говорил Гидеон.

Гидеон. Годы прошли с тех пор, как я видел его последний раз, и вот он здесь, в неровном свете сидит на столе. Теп э’Торин, целитель Первых Клинков, спиной ко мне работал иглой. При виде обоих мое сердце забилось, но никто из них не заметил моего присутствия.

– Но как? – спросил третий, чилтеец в вычурном зеленом плаще поверх нагрудника. – Вам дали ясные указания.

– Женщина, которую он нанял, она… – Я не издал ни звука, но Гидеон сощурился, глядя в темноту. – Вон! – сказал он, но его глаза тут же распахнулись. – Погоди. Рах?

Я неуверенно вышел на свет. В лице Гидеона появилась какая-то жесткость, которой не было раньше.

– Гидеон.

Я приветственно поднял кулаки.

– Кто это? – требовательно спросил чилтеец, и только тогда я понял, что он говорит на левантийском.

– Это капитан – полагаю, ты все еще капитан – Рах э’Торин, Вторые Клинки Торинов.

– А, новоприбывшие. Вели ему подождать снаружи. И больше не прерывать нас.

Чилтеец даже не взглянул на меня, просто скрестил руки на груди и ждал. Гидеон жестом указал на выход, его взгляд был достаточно красноречив, чтобы у меня заныло сердце. Я снова отсалютовал и вышел.

Хаос снаружи утих, превратившись в напряженный гул, Сетта нигде не было – хоть какая-то радость. От костров доносились крики. В чем бы ни заключалась задача Гидеона, он и его люди пострадали, выполняя ее.

Через некоторое время из шатра вышел Теп. Он был намного старше меня, один из самых уважаемых целителей гурта, но я все равно преградил ему путь.

– В чем дело?

– В том, что вам следовало оставаться в степях, – сказал он, вытирая кровь Гидеона тряпкой, которая висит на поясе у каждого целителя. – Капитан сам тебе объяснит, а мне нужно позаботиться о других раненых.

Он исчез, но вместо него появился Сетт.

– А ты не сдаешься, да? – нахмурился он.

– Да.

Он издал ворчание, отдаленно напоминавшее смех.

– Он один?

– Нет.

Сетт сложил руки на груди, и мы стали молча ждать. Вышедший наконец чилтеец не обратил на нас никакого внимания и зашагал к воротам. Изнутри Гидеон позвал своего заместителя.

Бросив на меня взгляд, означавший «стой тут», Сетт вошел, оставив меня топать ногами на ночном ветру, холодившем усталые кости. Вскоре он вышел и мотнул головой в сторону шатра.

– Ладно, иди. Он тебя ждет.

Я вошел. Гидеон так и сидел на столе, поправляя повязку на швах Тепа. Когда заживет, к мозаике шрамов на его груди добавится еще один.

– Рах, – он улыбнулся и крепко обнял меня. В нос ударил удушливый запах трав, в голове закружились старые воспоминания. – Как приятно снова тебя видеть.

– И тебя, – искренне сказал я. Сердце пело от воссоединения с этим человеком, которого я называл своим братом. – Мы думали, ты погиб.

Отпустив меня, он взял со спинки стула чистую рубаху и рывком натянул ее.

– Мне жаль.

Я два дня держал пост в святилище Мотефесет. Были принесены жертвы, и я горевал. Ни один Торин еще не решал не возвращаться после изгнания.

– Почему ты не вернулся? Тебя держат здесь пленником?

В вопросе слышалось обвинение, сильнее, чем я хотел, и улыбка Гидеона дрогнула.

– Это долгая история, Рах. Поужинаешь со мной?

Он жестом указал на еду на столе, гораздо более роскошную, чем та, что раздавали у костров. Рыба, орехи, рулеты из листьев, какое-то неизвестное мне мясо и полная миска винограда. И вино. Он налил и опустошил полный кубок, налил еще и на этот раз пододвинул второй кубок ко мне.

Усаживаясь, Гидеон застонал.

– Знаешь, я надеялся увидеть тебя здесь пораньше, – с улыбкой сказал он. – Это ужасно с моей стороны, ждать твоего изгнания, но я очень скучал по тебе, друг мой. Очень.

Я разглядывал темно-красное вино.

– И я скучал. Я до сих пор не понимаю, почему ты не вернулся.

– Потому что здесь будущее, а там – только медленная смерть, – сказал он, подаваясь вперед и сжимая мою руку с теплой, понимающей улыбкой. – Я знаю, что ты этого еще не понимаешь. Сетт рассказал, что у вас были трудные времена, что…

– Трудные времена? Они убили Оруна. Изнасиловали капитана Клинков Яровен. Моих Клинков били, Гидеон. Они голодали. Нам давали тухлую воду и приковывали к земле. И забрали наших лошадей.

– Да, я знаю, – сказал он, хватая меня за руку. – Но здесь тебе не причинят вреда. Здесь в загонах мои люди, они будут хорошо заботиться о лошадях.

– А мои Клинки? Когда они умрут от голода, побоев и цепей? Погребальные костры вы тоже приготовили?

Я забрал у него руку и отвернулся, чтобы он не видел моих слез. Некоторое время мы сидели молча. Когда мои плечи перестали сотрясаться, он снова заговорил.

– Рах, я понимаю твои чувства. Я был таким же, когда мы пришли сюда. Мы были первыми – никто не указывал нам путь. Мы были злы, напуганы, но держались гордо, ведь мы левантийцы. Я мог бы бушевать и отчаиваться, но не стал. Я выучил их язык и нашел тех, кто захотел выучить мой. Все меняется. Союзы меняются. Мир меняется, и ты тоже должен меняться, или умрешь, борясь с ним.

Глаза Гидеона светились тем же огнем, что горел у Эски, и от воспоминаний о нем и обо всем, что случилось с тех пор, как мы его потеряли, я обмяк. От изнеможения мой гнев почти прошел.

– Разве наш дом не стоит того, чтобы бороться?

– Я не хочу сражаться с собственным народом. А именно так бы и получилось. Борьба не с кольцом городов-государств, а с левантийцами, решившими поставить Единственного истинного Бога выше своих сородичей. – Он взял орех и расколол его зубами. – Ты смотришь так, будто не веришь мне, но давай, расскажи, как ты тут оказался.

Я уронил голову на руки, держать ее прямо уже не осталось сил.

– Я отказался уступить, когда корунские солдаты пришли за нашими лошадьми, нарушил приказ гуртовщика Риза. Мы их убили.

– Ну конечно. Ты с радостью сражался за гурт, а гуртовщик Риз получил повод избавиться от тебя. Очень умно. И теперь у него остались только юнцы, которые не смогут противостоять налетчикам.

– Но зачем?

Гидеон пожал плечами.

– Хотел бы я знать. Но я слышал подобные истории от каждого вновь прибывшего. Может, города-государства оставили попытки уничтожить нас более традиционными средствами. Мы слишком много передвигаемся, чтобы они могли вести войну с нами так, как им привычно.

И снова он потянулся и взял меня за руку, заглядывая в глаза.

– Ты здесь совсем недолго, чтобы понять, чего мы пытаемся добиться, но просто поверь мне.

– Конечно.

И я поверил. Даже после столь долгой разлуки. Я хотел найти его, безрассудно надеялся, что он еще жив, и вот он здесь, снимает с моих плеч груз ответственности. Я испустил дрожащий вздох.

– Хорошо. Будьте осторожны. Не нападайте на чилтейцев, как бы они вас ни провоцировали. Просто верь мне и не задавай вопросов. У нас еще будет возможность отомстить. И новая жизнь.

В шатер вошел Сетт, его лицо избороздили суровые морщины.

– Все кончено. Они получили, что хотели. Его святейшество объявил войну, и у Девятки не осталось выбора, кроме как сделать ход.

Гидеон откинулся назад, и губы его растянулись в улыбке, когда он взглянул на меня.

– Началось.

Глава 10

Мико

В тронный зал набилась кисианская аристократия, заполнив его сверканием шелков и драгоценностей и приглушенной болтовней. На церемонию императорской присяги всегда приходило много народу, но в этом году людей было битком – все надеялись, что его величество объявит имя своего наследника, – и стояла невыносимая жара. Хотя каждое дыхание было приправлено запашком пота, а мужчины и женщины наравне обмахивались веерами, никто не желал выйти на свежий воздух, боясь пропустить все самое интересное.

Прошло два дня. Два дня матушка не покидала своих покоев. Два дня я размышляла над словами императора Кина, пытаясь распознать их скрытое значение. Два дня я жила в страхе, что начнется война. Я твердила себе, что она может и не начаться, вот только Танака убил не какого-то мелкого купца, а доминуса Лео Виллиуса.

Все это время чилтейский посол больше не появлялся в саду.

Два дня. И только утром накануне церемонии гости начали передавать новости, бегущие впереди возвращающегося героя Кисии. Чилтейцы послали сотни солдат через границу, и Танака отбил их атаку. Сотни вскоре превратились в тысячи, а к чилтейским солдатам присоединились варвары-наемники, и к началу церемонии люди шептались о том, как Танака храбро сражался один против дюжины, а чилтейские полководцы с поджатыми хвостами сбежали в лес. Он скоро прибудет, говорили люди. Принц сегодня вернется.

Император Кин восседал на Алом троне высоко и гордо, обозревая собравшихся придворных. Спокойный и уверенный, вечный актер на сцене.

Рядом с ним сидела на кушетке матушка, и ее головной убор достигал верхушки императорской короны. Для того, кто ее не знал, это выглядело удачным совпадением, но я знала ее лучше.

– Как волчья стая, – сказал одетый в парадный наряд посол Ридус, встав рядом со мной в передних рядах. – Если попробует втиснуться кто-то еще, мы задохнемся.

Его улыбка не была дружелюбной, лишь формальной любезностью дипломата. Мне хотелось извиниться, умолять его о помощи, но за нами наблюдали, а прямо перед нами сидел его величество. Я могла сказать лишь единственную умную фразу, пришедшую в голову:

– Вы же не среди этих волков, посол?

– Я всего лишь скромный слуга его величества, ваше высочество.

– Его скромный слуга или слуга Кисии?

Зал медленно погружался в тишину, которая вспыхивала полянками, как луговые цветы.

– Что имеет в виду ваше высочество? – спросил он, и я повернулась в надежде передать смысл моих слов взглядом. Но посол смотрел на помост, где бок о бок сидели император с императрицей, что бывало лишь в этом священном месте и нигде более.

– Я имею в виду… наш разговор пару дней назад, посол, – прошептала я в притихшем зале.

Посол Ридус поднял кустистые седые брови.

– Мне стоило бы забыть тот разговор, для вашего же блага, ваше высочество.

– Нет, вам стоило бы его помнить. Мы с Танакой…

Я проглотила остальные слова – император Кин встал. Купаясь в алом свете, который лишал красок все, чего касался, его величество поднял изуродованную руку.

– Здесь, перед лицом свидетелей, я принимаю императорскую присягу, – сказал он зычным голосом, так контрастировавшим с немощным телом. – Я отдаю свои силы Кисии. И Кисии…

– Если вы желаете обвинить кого-то в крушении своих планов, вините брата, – прошептал мне на ухо посол.

– Моих планов?

Я повернулась к нему, едва шевеля губами, а император продолжил присягу.

– …Служа империи, я не…

– Это же вы обратились ко мне, ваше высочество.

– …Я буду защищать ее от врагов…

Я сжала кулаки. Всего лишь глупая девчонка, играющая с богами. Я столько времени строила планы, и ради чего?

– …Здесь и сейчас, перед взором богов…

Посол Ридус заговорил еще тише:

– Теперь это уже не остановить, нет такой цены, которая может загладить подобное святотатство, как бы я ни относился к войне. Принц Танака навлек неприятности не только на себя, но и на всю империю.

Я уставилась на посла, который изогнул губы в безжизненной улыбке, а потом снова перевел все внимание на помост, как будто и не отрывал от него взгляда.

– …Как император, я и есть Кисия.

Толпа ждала большего: что он наконец-то объявит имя своего наследника или хотя бы выскажется по поводу нападения Танаки на чилтейцев… Скажет хоть что-нибудь. И когда ничего так и не последовало, публике не осталось ничего иного, кроме как сомкнуть ладони и вежливо поаплодировать. Трудно сказать, что громче всего звенело в моем сердце – разочарование или облегчение.

Конечно же, он не объявит Танаку наследником. Только не после случившегося.

В отсутствие Танаки мне первой следовало принести присягу у ног императора, и я ждала знака со стороны канцлера. Год за годом клятва в верности человеку, который жаждал моей смерти, была пронизана страхом, но сегодня я не могла забыть печаль в его голосе, когда он говорил о войне. «Император служит своему народу. В тот день, когда народ начнет служить императору, империя падет».

Канцлер поднял руку, я подошла к Плите смирения и опустилась на колени, прижавшись лбом к гладким доскам. Чуть помедлив, я встала и рискнула поднять голову и посмотреть на суровое лицо под короной.

– Я даю клятву служить вам, поскольку вы поклялись служить Кисии, – произнесла я. – Да здравствует император Кин.

– Да здравствует император Кин! – подхватила публика, и слова омыли мою спину.

Я перевела взгляд на матушку, и на мгновение она посмотрела на меня, но тут же отвернулась – под ее фарфоровым лицом скрывался стальной скелет и каменное сердце.

Я еще раз поклонилась и попятилась с Плиты смирения, уступая место высшей аристократии. Все лично приносили присягу, здесь или в столице, даже кузен императора Батита Ц’ай, хотя всегда ходили слухи, что однажды он и сам станет императором.

– Привет, Коко.

Улыбку Эдо искажала тревога, но он был как всегда прекрасен, в лучшем наряде из бронзового шелка с вышитыми золотом листьями. Он поклонился, слишком поздно вспомнив, что мы не одни.

– Ваше высочество, – сказал он. – Как приятно…

– Сынок, ты должен представить нас друг другу, – произнес мужчина рядом с ним и тоже поклонился, пока ближе к помосту кто-то приносил присягу.

– Конечно, отец, – согласился Эдо, хотя это слово явно далось ему нелегко. – Позвольте представить вам принцессу Мико Ц’ай. Коко, это мой отец, его светлость Хирото Бахайн, лорд Сяна.

Светлейшего Бахайна я видела только однажды и издалека. Даже Эдо сумел лишь прижаться носом к окну в те несколько раз, когда его отца вызывали ко двору. Его светлость был худощав и не так хорош собой, как сын, хотя определенное семейное сходство явно просматривалось. Длинные ресницы. Линия скул, когда он улыбался.

– Да здравствует император Кин, – разом повторили придворные, все, кроме герцога.

– Я надеялся, что сумею с вами встретиться, ваше высочество, – сказал он, когда стало тише. – Эдо весьма лестно о вас отзывается.

Его улыбка выглядела почти как у Эдо, но ей не хватало мягкости.

– Очень любезно с его стороны.

Я заметила, что Эдо обернулся на дверь в ожидании, не появится ли Танака.

Если герцог и обратил внимание на озабоченность сына, то не подал вида.

– Утром мы уезжаем в Сян, – он бросил взгляд на помост. – Но весной рассчитываем быть в Мейляне. И если все будет хорошо, мы могли бы устроить союз между нашими семьями.

По тронному залу снова громыхнул хор «Да здравствует император Кин», и его светлость поднял брови.

– Ах да, – сказал он, прежде чем я успела переварить его слова, не говоря уже о том, чтобы ответить на них. – Кажется, скоро моя очередь приносить присягу. Что бы мы делали без бюрократии и привычки лизать сандалии вышестоящим? – он низко поклонился мне. – Ваше высочество.

Я проводила его взглядом, а на лице Эдо отразилось нечто среднее между извинениями и любопытством.

– Прости, – сказал он, в конце концов склонившись к извинениям. – Похоже, ему нравится вываливать все, что он хотел сказать, не давая никому вставить ни слова.

– Мне он нравится, – ответила я. – Надеюсь, что и тебе тоже.

– Да, – нежно улыбнулся Эдо, он редко одаривал такой улыбкой меня. – Кажется, он мне нравится.

Повисло молчание, хотя Танака непременно бы заговорил. А теперь неловкая пауза затянулась, пока Эдо не откашлялся.

– Похоже, канцлер Нобу пытается привлечь мое внимание. Мне нужно подготовиться к своей очереди кланяться его величеству.

Снова оставшись в одиночестве, я подумывала покинуть душный зал, сбежать к стенам и поглазеть на прибытие Танаки, но отовсюду за мной наблюдали. Похоже, на меня смотрело даже больше глаз, чем на светлейшего Бахайна, который приносил присягу в центре зала.

По прихожей разнесся крик, и на краткий миг я стала невидимкой – все головы повернулись в ту сторону.

– Принц здесь! Принц вернулся!

Собравшаяся в зале знать начала перешептываться, позабыв о присяге. Толпа хлынула к дверям. А в это время посол Ридус встал у стены вместе со своими секретарями и личной охраной, образовав враждебный чилтейский нарост, который трудно было не заметить.

Под волну перешептывания в зал вошел Танака. Мой брат-близнец, которого я знала всю жизнь, но в то же время он показался другим – выше ростом, алый плащ развевался за его спиной при каждом уверенном шаге.

Теперь по публике распространилась волна поклонов, зал восхищенно загудел. Матушка окаменела на своей кушетке, глядя только на сына и накрытое тканью тело, которое несли за ним. За Танакой следовали четверо – лорд Рой, лорд Растен, еще один, чье лицо я не узнала, и Исами Като, старый граф Сувея.

Купаясь в цветных бликах света от витражных окон, Танака в одиночестве подошел к Плите смирения, и плащ напоследок колыхнулся у его ног.

– Ваше величество. Я принес вам подарок.

Я протянула руку, чтобы его остановить, но не сумела помешать, мой брат снова заговорил, и, как сказал император Кин, ситуация в мире снова изменилась. Хрупкие мгновения ударяют по еще более хрупким альянсам. Танака уже занес ногу, чтобы их сокрушить. Мальчишеский план. А мой – план маленькой девочки, бьющейся в кандалах.

Я пробралась сквозь толпу, снова оказавшись перед помостом в тот самый момент, когда слуги опустили на камни закутанную в саван ношу.

– Подарок? – шрамы на лице императора Кина, казалось, стали резче. – Что за подарок?

Я мысленно умоляла Танаку посмотреть в мою сторону и внять моему предупреждению, но он опустился на колени и откинул покрывало. Со своего места перед толпой я прекрасно разглядела красивое лицо и открытые глаза, устремленные к высокому потолку. Все вывернули шеи. Поднялся гул взволнованных голосов. Это явно был труп, изрешеченный стрелами, с запекшимся озерцом крови вокруг каждой раны, но и все же каким-то образом он выглядел мирно спящим. Если бы не запах, я бы в это поверила.

По кивку императора генерал Рёдзи сошел с помоста, чтобы осмотреть тело. В отличие от многих аристократов в передних рядах, он не заткнул нос рукавом, а пробормотал молитву и закрыл юноше глаза. Одно мгновение они оставались закрытыми, а потом снова распахнулись.

Я подскочила, и мое сердце ушло в пятки, но больше труп не шевелился. Глаза не осматривали зал, а просто пялились в потолок.

– Что ты натворил? – сказал император.

– Натворил? Я защитил империю, ваше величество, – ответил Танака. – Я привез вам тело доминуса Виллиуса, того самого человека, которого вы избрали в качестве мужа моей дорогой сестры. Он предал нас, приехав в сопровождении целого выводка левантийских всадников.

Лорд Рой шагнул вперед и вручил Танаке мешок, который тот немедленно перевернул. На черный пол брызнули обрезки плоти.

– Клейма воинов-наемников. Новых союзников Чилтея. Поправьте меня, если я не прав, господин посол.

Посол Ридус уставился на то, что при другом освещении можно было бы принять за обрывки ткани, высыпавшиеся из швейной шкатулки благородной дамы. Но на каждом обрывке были волосы, кожа и кровь. И клеймо в форме лошадиной головы.

Посол заговорил, но Танака оборвал его, повысив голос.

– Я поехал встречать доминуса Виллиуса, – сказал он, раскинув руки и поворачиваясь, как бы показывая искренность своих намерений. – Меня удивило, что никто не отправился на границу встречать моего будущего зятя. Но когда я протянул руку дружбы, то в ответ к моему горлу приставили сталь.

В толпе заохали и снова зашептались. Танака печально кивнул, явно находясь в своей стихии, как только что пробудившаяся из кокона бабочка.

– Его величество так старался обеспечить мир, отдал им все, даже собственную дочь, а они все равно нападают на нас при первой же возможности. Мы впустили в Кисию одного чилтейца, а он привел с собой сотню наемников!

Зал наполнился гневным ропотом.

– Это ложь! – выкрикнул посол Ридус, отделившись от своих людей. – Если левантийцы и скакали с ним, то лишь ради защиты. Доминус Виллиус – истинное Божье дитя, он всегда выступал за мир, он символ нашего обоюдного желания покончить с бесконечной жаждой войны и начать все сначала. Пусть эти города когда-то были нашими, но мы не хотим развязывать новую войну. Не хотим, чтобы живые умирали ради мести за давно умерших.

– Какие громкие заявления! – Танака поднял руки, словно вознося молитву богам. – Какое благоразумие и понимание. Так, значит, люди у перевала Тирин погибли случайно? А город Ламай сам себя поджег? Признайтесь, вы здесь только для того, чтобы вводить нас в заблуждение относительно подлинных планов Чилтея, и я буду уважать вас хотя бы за честность.

Посол вытянулся по струнке, выглядя нелепо в кисианском наряде, и все же умудрился нахмуриться, как грозовая туча.

– Да как вы смеете такое предполагать! Вы лжец и подстрекатель к войне, и осквернили тело святого для нас человека. Я настаиваю на том, чтобы тело немедленно забрали отсюда. Это не экспонат для всеобщего обозрения, на который можно пялиться.

И все же император Кин сделал именно это. Он подался вперед, как будто не слышал ни слова из речи посла.

– Вы уверены, что он мертв?

Генерал Рёдзи, по-прежнему стоящий рядом с телом, кивнул.

– Запах как у покойника.

Он был прав. Омерзительная вонь разлагающегося тела проникла мне в нос и рот, и все же я не смела прикрыть лицо, боясь привлечь внимание – вдруг кто-нибудь втянет меня в разворачивающуюся сцену, как фигурку в игре.

– Воняет мертвечиной, это точно, – согласился император. – Но не так, как от убитого три дня назад. Запах должен бы быть хуже. – Он посмотрел на Танаку. – Что ты сделал?

– Мы начинили его десятком стрел, но он продолжал идти и изрыгать на Кисию проклятия, даже когда из него вытекла вся кровь.

Матушка всегда носила свою косметику как маску, а шелковый наряд как щит, никогда не показывала страха, но сейчас уставилась на труп широко открытыми глазами, как перепуганное дитя. Поднеся дрожащую руку к губам, она наконец заговорила:

– А он… у него есть… отметина, генерал?

Я не знала, что это значит, но генерал не стал задавать вопросов, а поднял сначала одну безжизненную руку, затем вторую и покачал головой.

Матушка откинулась на кушетку, как потрепанная кукла, и больше ничего не добавила.

– Я выражаю протест, – дрожащим от ярости или ужаса голосом заявил посол Ридус. – Я настаиваю на том, чтобы тело убрали отсюда и прекратили рассматривать. Если дух Единственного истинного Бога до сих пор в нем присутствует, на него не следует смотреть… – Он запнулся, проглотив слова, и откашлялся. – Неверующим.

Император кивнул, и из-за помоста выступили четверо слуг. Унося покойника, они старались не давиться от смрада. Хотя Танака и четверо его спутников остались на месте посреди зала, посол Ридус низко поклонился в знак благодарности.

– И заверяю вас, что принц Танака ошибается, – вставил он, воспользовавшись возможностью. – Никто не планировал атаковать ваши границы. Уж точно не доми…

– Насколько я знаю, его святейшество иеромонах не пренебрегает армией, – сказал Танака. – Разве не так, посол? Разве несколько лет назад не он возглавил атаку в битве при Тяне, объявив себя Дланью Божьей? Если может отец, то почему не может сын?

Посол Ридус поморщился.

– Потому что доминус Лео Виллиус – дитя Единственного истинного Бога.

– А глава церкви разве нет? Может, я ошибаюсь и какой-то другой иеромонах Чилтея обезглавил всех кисианских солдат, которые в тот день сдались?

Посол примирительно раскинул руки.

– На войне случаются чудовищные вещи, мой юный принц. Если пожелаете, я могу перечислить много зверств, совершенных и той, и другой стороной. Но найдите честного человека, который видел, как доминус Лео Виллиус нанес первый удар, и я…

– И вы скажете, что я ему заплатил. Или что он северянин-мятежник, до сих пор хранящий верность моим предкам. Опасно стоять в таком месте и произносить такие слова, вам не кажется, посол? Вероятно, лишившись головы, вы лучше оцените некоторые возможности.

– Вы…

Император поднялся с трона, как будто вложив все силы, чтобы стоять прямо.

– Я император Кисии, – громогласно объявил он, и слова раскатились эхом по огромному залу. – Избранный богами. Я только что присягнул Кисии, отдав ей душу и тело, а значит, могу говорить от имени страны и ее народа.

– Если вы говорите от имени Кисии, так деритесь за нее, – сказал Танака.

При этих словах я затаила дыхание, сердце бешено заколотилось. Время от времени я слышала от него подобные страстные высказывания, но в безопасности наших покоев, а здесь не было безопасно, здесь он был окружен лишь осуждающими взглядами.

– Не позволяйте былым обидам управлять вашей политикой. Не позволяйте северянам страдать только потому, что там родились Отако. Не позволяйте чилтейцам диктовать вам условия мирного договора. Сражайтесь за всю империю. Боритесь за то, чтобы защитить наш народ от гнусных рабовладельцев с Ленты. Думаете, им нужен мир? Они лишь хотят растоптать нас своими сапогами.

– Хватит, Танака, – рявкнул император.

– Хватит? – Танака развернулся, обращаясь не только к императору, но и к набившейся в тронный зал толпе.

– Вы хотите заткнуть мне рот, но когда еще будет более подходящее время для того, чтобы высказаться? Когда они уже пересекут границу? Когда посол Ридус заплатит кому-нибудь, чтобы нас всех убили во сне? Когда вы продадите единственную дочь, в которой течет кровь Отако, стае людей без чести и совести? И ради чего? Между нами никогда не будет мира, ваше величество, пока они насмехаются над нашими традициями и обычаями, пока устраивают набеги на наши земли, крадут, насилуют и жгут.

– Не будет, пока ты изливаешь ту же ненависть, которую клеймишь, – сказал император Кин, и тихие слова прорезали тишину.

Ледяную тишину. Император должен был убеждать Танаку, обличать его столь же страстно, но его величество тяжело опустился на трон. По залу пронесся шепоток. Матушка дернула рукой, подавая знак слуге.

Танака вместе со мной наблюдал за тем, как мир вокруг меняется из-за едва заметных жестов, сделанных и не сделанных; высказанных и не высказанных слов, которых никогда не останется в летописях.

Личный лакей его величества поднялся на помост, подхватил императора под руки и повел к выходу.

– У вас даже нет сил высказаться ради Кисии! – выкрикнул Танака, явно приготовившись произнести новую речь. – Вы так просто не уйдете. Если вы не можете править страной, так отойдите в сторону.

– Нет!

Я прижала руку к губам.

Зал заледенел от страха, и его величество медленно повернулся обратно к Танаке.

– Ты оспариваешь волю богов?

– Нет, – ответил Танака. – Я оспариваю вашу способность править империей. Сейчас нашему народу как никогда нужен сильный император, который будет сражаться за Кисию, а вы отказались от всего, за что выступали, с тех пор как дали о себе знать возраст и болезни. Уйдите с достоинством, ваше величество, или потеряете честь.

Император прищурился, облизал губы и застыл, словно превратившись в статую.

– А если я не уйду?

Все взгляды устремились на Танаку и лордов за его спиной, чьи алые плащи скрывали кровь врагов.

– Я не могу вам позволить уничтожить Кисию, – сказал Танака. – И сделаю ради этого все, что потребуется.

После таких слов возврата нет.

– Это измена, – сказал император, отчеканивая каждое слово.

– Не с моей стороны.

– Генерал Рёдзи, арестуйте принца Танаку.