Текст книги ""Современная зарубежная фантастика-1". Компиляция. Книги 1-21 (СИ)"

Автор книги: Деннис Тейлор

Соавторы: Гарет Ханрахан,Бен Гэлли,Джеймс Хоган,Дерек Кюнскен,Девин Мэдсон
сообщить о нарушении

Текущая страница: 144 (всего у книги 341 страниц)

Глава 51

Медленное умирание шпиона прервал приход флота. Вот этот флот, перед глазами. Небольшая гвердонская эскадра броненосцев прибыла из Маредона. Кракены ждали их – щупальца взметнулись из-под воды в попытке смести солдат с палуб или затянуть корабли в пучину целиком. В ответ гавкнули пушки, обжигая монстров колючими облаками мертвопыли или драконьим пламенем флогистона. Это ничья – пушек хватит держать кракенов на расстоянии, но без чудес в противовес захвату моря боевые суда не отважатся пробиваться в гавань.

Они заняли позицию невдалеке от Чуткого, тревожа осаждающих, пуская поверх острова ракеты и мины. Шпион не мог судить, выстроились ли они в боевую линию и ждут сигнала или готовятся атаковать основной флот при его приближении.

Намечалось героическое противоборство.

У смертных здорово получаются героические противоборства.

Пока бог не наклонится пониже и не смахнет их с глаз долой.

Военные колонны маршировали со Священного холма к пролому под виадуком. Они шли через Университетский квартал, вдоль по улице Философов, миновали улицу Желаний. Впереди неусыпные, чеканным строем, потом – потрепанная городская стража, кучки наемников и добровольного ополчения.

То тут, то там пламенели мечи, божественным даром свыше.

Лис скорой походкой поравнялась с Теревантом. Телохранители увещевали миледи повернуть назад, укрыться под относительно тихой сенью Священного, но она оттерла их скопом. И потянула Тереванта в сторонку.

– Ты поступил правильно, Тер. Без меча Корона заберет под свое управление и земли, и войска Эревешичей. Но если мы спасем Гвердон, если завладеем остатками божьих бомб, тогда Короной буду я. – Глаза у нее горели, а ногти впивались ему в предплечье. – Ольтик понял бы нас. Удержим город – получим все.

Затем она отстала, позволив охране увести себя обратно.

Ничего она не понимает. Везде видит заговоры и козни, извечный парный танец хитрости и честолюбия, в который попытался вписаться Ольтик.

Не за тем он отдал этот приказ, нет, не за тем.

Один из бойцов Эревешичей – Йориал вроде бы, но в дыму и клубах пара от наводнения трудно разобрать наверняка – отыскал Тереванта среди колонны. И передал ему винтовочные патроны.

– Полковник советует вам занять позицию на высоте, подальше от прохода под виадуком. Ради вашей же безопасности.

– Я – старший Эревешич. Кому, как не мне, возглавлять наши войска?

– Как сказал полковник, на передовой живым не место. – Обычно нелегко выявить подтекст в мертвенном скрежете скелетов, но воистину замогильный тон Йориала превосходно донес смысл послания. Большинство тех, кто будет сражаться на виадуке, – не неусыпные, а живые, но гвердонские наемники и городская стража лучше оснащены для ближнего боя с богами, чем регулярное хайитянское войско. Не стоило с этим спорить.

С извращенно-постыдным чувством Теревант свернул влево – на узкую улицу, сбегавшую в сторону захваченной территории. Вдоль Мясницкого Ряда шли высокие склады, откуда хорошо просматривались подступы с Мойки; он мог расположиться там. Он зарядил винтовку и проверил противогаз.

Чуть ранее на этих улицах была стычка. В стенах дыры от пуль, подтеки на мостовой. При этом тел относительно мало. Человечьих убитых уносят Хранители и упыри, а мародеры-алхимики забирают тронутых богом чудищ. И тех, и тех перегоняют, извлекают экстракт их сущности. А где-то дальше, за вражескими порядками, его ждет сущность брата. Сущность их Дома. Но сыграть, рискуя всем городом, он не мог. Нет у него храбрости поставить судьбы столь многих на неверную карту собственного мастерства.

В тумане он слишком далеко забрел. Промахнулся мимо складов. Впереди полузатопленные улицы, вода плескалась в подвальные окна. Огромные скопления мусора покачивались на поверхности разлитого Кракеном половодья.

Из мглы проступали странные очертания. Создание из когтей и шипов, бугристое и кургузое, молотит по воде коротким хвостом… тут он разглядел его более ясно. Это просто наемники с мечами и ружьями залегли на ветхом плоту, наблюдают за берегом. Какое-то водоплавающее толкает их плот через этот затон.

Он вскинул винтовку на случай, если это ишмирцы, но женщина на плоту приветственно ему помахала.

– Эй, – крикнула она, – это ж тот малый с Фестиваля. – Воительница сняла с себя дыхательную маску. И оказалась Наолой, той самой наемницей.

Теревант подобрался к кромке воды и снял маску сам.

– Вы же собирались в Лирикс.

– Война сама пришла, – ответила Наола. – И Гвердон раскошелился пощедрее. – Наола спрыгнула к нему на берег. – Куда это ты сбежал с Фестиваля той ночью?

Он не удержался от смеха:

– Ты не поверишь.

– А вдруг поверю? У нас тут творятся дела страннее некуда. Два дня подряд деремся в Мойке. – Судя по грузу на плоту, обирали они не меньше, чем дрались.

– Как вы сумели? – Мойка – оккупированная территория. Ишмирские боги и чудища тут повсюду.

– Мы набрели на беженцев из Нового города. Некоторые из них у себя в Северасте близко общались с богами, а здесь усмирились. Сейчас же, когда заявились боги, у них вновь прибыло сил. – Наола указала на существо, толкавшее плот. – У нас есть своя девушка-кракен, – радостно сообщила она.

Он поколебался, а потом обхватил Наолу за плечи.

– Я – Теревант из Дома Эревешичей. Я богат, как не знаю кто. Я обеспечу тебя до конца жизни, только незаметно проведи меня в Мойку.

Над Чутким задул горячий ветер, шпион пробудился. Он уставился в рдяное небо и не мог определить, день сейчас, ночь или естественный ход вещей тоже пал жертвою этой войны. На багровом зареве разверзлись раны: золотое рассечение, а от него вихрем росла, спускалась огненная лестница. Ее ступени вертелись, плясали, вытягиваясь над руинами тюрьмы в пылающем смерче. Лестница пристала к земле прямо там, где он лежал, и шпиона коснулся язык пламени. Он был слишком опустошен, чтобы одергиваться, слишком устал – даже моргать.

По лестнице из рая спускались высокие фигуры. Ишмирские воины. Священники Пеш, с маслянистыми от крови руками. Одни несли трубы и горны, другие – церемониальные кинжалы. Они шествовали впереди капитана Исиги – та же сходила вниз с миской свежевырванных сердец. Некогда красивое лицо капитана ныне перекошено, ее череп видоизменялся уже много раз. Она бросила взгляд на шпиона. «Ты знаешь, кто я?» – подумал он, но она не удостоила его вниманием, просто перешагнула и всмотрелась в окутанный дымным облаком город.

Глаза у нее совсем, совсем безумные.

За Исиги следовала дама в шелковом одеянии жрицы Ткача Судеб. Эта дама подсела к шпиону, нацедила ему в рот из фляжки воды, потом откинулась и пыхнула сигаретой.

– Икс-84, – молвила Анна, – ну какого хрена ты все еще жив?

– Везучий, – бессильно прошелестел он.

– Везучий, – эхом откликнулась она, глядя на водоворот над «Великой Отповедью». – Нам всем повезло. Провел ты нас с этой бомбой. Соображаешь, что за это с тобою сделают?

– Ничего, чего б доселе не делали. – Во рту до того пересохло, что у него получался лишь шепот, ветерок, ворошащий холодный пепел.

Анна медленно покачала головой:

– Ну, придурок. Когда война окончится, боги станут забавляться, изобретая новые способы наказаний для отступников и предателей. Но ради тебя мы не будем так долго тянуть.

– Когда война окончится? – переспросила Исиги. – Война священна. Война извечна. – Она посмотрела на Гвердон и рассмеялась. – Но здесь я буду плясать на развалинах.

Исиги широко зашагала по камням, к берегу. Она вошла в море, осторожно избегая пену кислотного семени. Она побрела дальше, пока вода не поднялась ей по грудь, и продолжала расталкивать волны. Череп затрещал и преобразился, когда она приняла на себя боевое обличье Пеш. Раздались плечи, волны разбились о мускулы спины, когда Она зарычала. Буруны вокруг Нее порозовели кровью.

Теперь она выше башен – великая Богиня брела через непроглядную пучину бухты. Она отерлась о песчаную отмель, сокрушая Колокольную Скалу. Волны поменьше, что поднялись от ее шагов, неслись по заливу, затапливая остров Сорокопутов. Напуганные каменные люди на острове Статуй бросались на землю, зарывались в грязь, только бы не глядеть на Ее ужасный лик. Многим из них уже не подняться обратно.

С Ее выдохом львиные духи из пара и ненависти вырвались вперед Пеш, возвещая о приходе Богини.

Когда Она подступила к городу, несколько оставшихся пушек открыли по Ней огонь. Пушки яростно били с высот Священного холма – новейшее оружие алхимических мастерских срочно вывели в поле. Но Пеш – сама воплощенная война, и их ярость – это Ее ярость. Им не по силам Ей повредить.

Она заревела львиным ревом победы, и мир содрогнулся. Она выпустила когти, и священники на берегу Чуткого вострубили звонким гласом меди. Одним титаническим взмахом божественной лапы она сокрушила морской бастион Мыса Королевы.

Божья война пришла в город.

Анна наблюдала за разгневанной богиней.

– Вот так вот. Не сказать, что все прошло гладко, ну да и хрен с ним. – Она отсчитала золотые монеты, положила горсть на валун возле шпиона. – Под конец все счета закрыты.

Она докончила сигарету.

– При иных обстоятельствах забрали бы мы тебя в Папирусные Гробницы, и мой господь тебя бы рассоздал. Как Тандера. Но из-за того, что ты наворотил, Ткач Судеб покинул свою паутину, поэтому обойдемся светскими мерами.

Из-под полы одеяния она достала небольшой пистолет – дорогой, самозарядный. Навела шпиону в лицо.

– Мы проверяли тебя, Барадин. Ты же был никем – жалким контрабандистом. Ни веры, ни выжившей семьи. Ни личной преданности – никому. Мы изучали тщательно.

«Это правда», – подумал шпион. Сангада Барадин был идеальным новобранцем для вступления в Ишмирский Разведкорпус. Поэтому-то его и выбрали.

– Гвердону ты нас не продавал. Значит, кому – Хайту? Лириксу? Кто тебя купил, Барадин? Дай мне хоть что-то, и я проявлю милосердие, почему нет? Смертным милосердие можно. Богам нельзя.

«Она совершенно права». Он кое-что тихонько пробормотал.

– Что там у тебя? – Анна наклонилась к нему, пистолет теперь целил в живот. Священники Пеш с кинжалами в руках переглянулись, готовые приступать.

– Анна, – прошептал шпион. И проговорил еще одно слово, тайное слово, известное лишь тем, кто молился в тени подземных храмов и спускался в Папирусные Гробницы.

Анна выпрямилась.

– Боже мой, – тихо сказала она.

Пистолет выстрелил один, два, три раза, четыре. Четверо жрецов повалились. Светское жертвоприношение состоялось.

Анна вложила пистолет себе в рот и нажала на спуск. Пять.

Из расселин в скалах показались бледные пауки.

Шпион побрел к пляжу, пока пауки пеленали в коконы останки.

Глава 52

Эладора сказала – три дня.

Терпением Карильон пока еще никто не одаривал.

Три дня хватило ей, чтобы научить ишмирцев бояться Святую Карательницу. Любые окна – ее глаза, а улицы Нового города – лабиринт засад и ловушек. Ее солдаты – шайка воров и разбойников, которые обуют любого бога, посягнувшего на ее священные закоулки. Она шныряла по крышам и сточным канавам, заранее отслеживала прибывавших чудовищ.

По ночам выходили упыри. Крысов легион из туннелей вспарывал когтями и душил любого захватчика, отставшего от своих в темноте. Прежнюю улицу Сострадания ишмирцы превратили в бурную реку нежидкой воды, разделительный барьер между оккупированной зоной и владениями Карильон. Многим жителям Мойки удалось выбраться до наводнения, и полости под Новым городом нынче кишели народом. Она защищала всех как могла.

Но лучше их защищал Шпат: ограждал от чудес, запечатывал туннели, прежде чем монстры успевали по ним пробраться к людям.

Теперь сражение переместилось в другие округа Гвердона – вверх по улице Сострадания к Долу Блестки, Священному холму, на виадук. «Маленькая, но победа», – полагала Карильон, однако такой успех вызывал только досаду и раздражение.

На рассвете она навестила обгорелые развалины дома на улице Семи Раковин. Оттуда окинула взором льдисто блестящую гавань. За горизонтом лежал остров Чуткий и затопленная «Великая Отповедь».

– Если все равно предстоит ее поднимать, – пробормотала она, – тогда хер ли тянуть?

Потому что об этом тебя просила Эладора, – пришел ответ. Ответы Шпата в голове уже не так походили на его голос, как на ее собственный.

– Она, вернее всего, погибла, пойми. Если не отвлеклась на «Доходчивые примеры пре-Кризисной архитектуры отхожих мест», а то и просто села порыдать в уголке. – Кари побарабанила ногтями по камню. – Если надо идти, то давай уж пойдем.

Сначала дождемся подходящего часа.

– Враги разрушают город!

Да, я заметил. Она ощутила, как стягивается, собирает себя Шпат – его сознание сочилось по незримым протокам в камне. Я все чувствую, Кари. С каждым убитым я умираю. Каждый выстрел ранит меня. Но эта война идет дольше, чем мы с тобой живем на свете. Три дня – незначительная малость, учитывая, сколько Божья война уже длится.

– Легко говорить, когда стреляют в кого-то другого. Скажи им, тем, кто сейчас умирает, – извините, время еще не пришло. Их утешит погибнуть согласно распорядку.

Я говорю не об этом.

– Ты смотришь со стороны, вот и все.

Знаю. Ты хочешь от меня чего-то еще?

Это не от него она хотела чего-то еще. Шпат уже отдал свою жизнь. Она хотела действовать сама. Сделать хоть что-то. Не сидеть сложа руки.

Кари прислушалась, как палят где-то в море. Отголоски залпов отражались от волнолома, словно само небо падало вниз.

Здесь Крыс. Упырь слез по стене сооружения и тихо подкрался к сидящей Кари. Ссутулил свои могучие плечи и наклонил рогатую башку, чтобы быть почти одной высоты с Карильон.

– ПЕРЕДАЙ ШПАТУ… – Крыс попытался заговорить ее голосом, но она вышибла его: – Ну-ка, нахер. Ты умеешь разговаривать сам. Я и так отдуваюсь за двух из троих. Не хватало еще, как дуре сидеть, пока вы мною тут будете сраться.

Крыс потянулся и покачал волчьей челюстью. Попробовал заговорить, не размыкая клыков.

– Так разговаривать неудобно. – Речь звучала словно из разрытой могилы, заунывно и низко, и дыханье смердело кладбищем.

– Бедненький. – Она немного помедлила. – Слыхал, что Хранители убили Урида Жестокого?

– Полубога, – презрительно усмехнулся Крыс. – Все равно он вернется. Без божьей бомбы его только ослабили, а не уничтожили насовсем. И тело сожгли, – в раздражении добавил он.

– Как твоим упырям все это нравится?

– Нам не впервой лицезреть падение этого города. Знавали мы войну и вторжение, чуму и погибель. Такие времена – праздник для нашего народа. Сейчас по-иному, в наши дни все боги – падальщики. Так алчут душ, что налетают на самый завалящий труп. Грядущее сулит моим собратьям скудную поживу – но ничего, переживем. Закопаемся глубже. Гвердон древнее, чем боги.

– Вы оба, – сказала Карильон, – дохера утешать научились.

Извини.

– Ты работал с Эладорой в правительстве Келкина? Какой она тебе показалась?

Крыс обдумал вопрос.

– Мне мало было дела до очередной прислужницы Келкина. Но она… серьезно укоренилась в городе. Наверно, после смерти душа ее будет из тех, что цепляются за землю и кирпич, – несъедобных для упырей. – Он протяжно захихикал. – Вообще-то порой она напоминает тебя, Шпат. А порой… – Он фыркнул.

Отряды хайитянцев рассредоточиваются у прохода под виадуком, – просигналил Шпат. Мысль сопровождала дрожь от слаженного топота тысяч костяных ног.

– Их ждет поражение, верно?

Пожалуй.

Желтые глаза Крыса уставились на море.

– Карильон, – показал он туда.

Кари обернулась. По заливу шагала Она, в сотни футов ростом, с ликом лучезарнее солнца. Позади Нее вскипали кровавые буруны.

– Богиня, – вымолвила Карильон, и был у слова вкус золы и железа.

Думаю, теперь самое время.

Девушка-кракен Наолы была дохловатым созданьем. В отличие от разлапистых громадных полипов в заливе, она не изжила признаки человека. Ноги у нее сплелись в русалочий хвост, руки выросли в длину и разветвились, только бледные щупальца венчали остаточные людские кисти. Однако туловище в основном человечье и на спине свежие раны от пуль. Лицо тоже женское, только голос пропал.

Она толкала плот по затопленным переходам. Навевала вокруг чудо Кракена: преобразовывала вещество в нормальную воду, чтобы плыть, потом забирала воду обратно, замещая жидким стеклом. Кракен подчинил себе моря, но святая Наолы брала их у него понемногу на время. Когда она творила чудо, с ладоней на щупальцах сбегала серебристая вода.

Они плыли по ущельям бывших улиц. Огибали рифы мусора, намытого из жилищ, трактиров и фабрик. Здания пусты – на улицах нет даже трупов. Поначалу Теревант подумал, что здесь необычайно успешно провели эвакуацию, но вскоре сообразил, что все тела успели достаться тем или иным богам. Мертвых растащили ради похоронных обрядов, чтобы накормить богов подонками душ из останков.

Они миновали развалины церкви Нищего Праведника, одной из старейших в городе. Запачканные оконные стекла расколоты, опрокинута колокольня. Алтарь Хранимых Богов сбросили, и теперь в нефе[1]1
  Неф (фр., от лат. navis – корабль). Продолговатая часть здания в романских храмах эпохи Возрождения, простирающаяся от входных дверей до хоров и покрытая сводом; формой напоминает опрокинутый корабль.


[Закрыть] восседало творение Дымного Искусника, в окружении благовонных курильниц и пляшущих силуэтов из битых стекляшек. Богоявление извратило эту часть Старого города. Корабли-храмы укоренились в земле. Башенная многоэтажка по мере возвышения обращалась в дым, твердые нижние ярусы размазывались тускло-бурым туманом, сохранявшим форму здания. Бол Благословенный притязал на старый Морской Привоз, и теперь под нежидкой водой бились по-настоящему золотые рыбки.

Враг окружал со всех сторон. На крышах восседали умуршиксы. Когда плот проходил под низко нависшей тучей, вспышкой взрыва осветились зародыши, копошащиеся во чреве Облачной Роженицы. В тесноте переулков поджидали жуткие твари, порождения безумья богов. Посреди хаоса окопалась ишмирская морская пехота – их держали в запасе, пока богам не потребуется новый святой, не потребуется новая душа, чтобы в равной пропорции ее вознести и пожрать. Разлив наводнения морщинила рябь, шатались дома – это божьи отродья бродили по захваченному городу. Все изготовились к контратаке Хайта, ждали встречи с легионом мертвых солдат, выступивших со Святого холма за заветным мечом.

Ишмирцы высматривали мертвых, а не живых. Теревант плыл на плоту с наемниками, а греб им кракен. В чаду и тумане истерзанного города их было легко прозевать. Никто не заступил им дорогу на их пути в самое сердце Мойки.

Наемники Наолы – бывалые ветераны Божьей войны. Сбились в кучу, держа наготове оружие, к доспехам приклепаны рассеивающие обереги. Одновременно внахлест бубнили молитвы. Внимательно следили, нет ли у кого признаков религиозного экстаза или божественного откровения. Наола сидела на середине плота возле Тереванта.

– Ты – самый драгоценный, – прошептала она, будто давала обещание.

Они миновали руины большого зала, и Наола объяснила, что прежде отсюда командовали главари Братства, старой городской гильдии воров. Огромные черные пауки ползали по выбитым окнам, оплетая серой пеленой целое здание. Эти выбитые окна напоминали Тереванту сетку зрачков наблюдавшего за городом насекомого.

Хотя девушка-кракен лишена голоса, было видно, как она утомилась. С каким напряжением толкала плот. Они уже приближались к Болотной площади.

Меч должен быть где-то неподалеку.

Теревант закрыл глаза. Вытянул руку. Тогда, в поезде, он чувствовал фамильный меч даже в сумке, не прикасаясь к нему. Он почувствует своих предков. Связь обязательно проявится.

«Дыши. Сконцентрируйся».

Он представил себя в домашнем поместье. Играет в роще с Ольтиком и Лис. Ольтик вечно забирался на дерево выше его. Внутренним взором Теревант всмотрелся в верхушки деревьев, представляя, как там, в развилке ветвей, засел брат.

Мысленный образ леса заколыхался. Сквозь него дунуло дыхание урагана, сгибая деревья. Послышался рев. Теперь ближе.

Он начал молиться. Всяк на плоту читал молитвы на незнакомом ему наречии. Его язык, губы, горло уже ему не подвластны.

Он открыл глаза и увидел богиню.

Пеш, Царица Львов, Богиня Войны, переступила через их плот. Она вышагивала к виадуку Герцогини – к падению города. Следом за ней по улицам рыскали львиные духи. Творения ее гнева пробегали по воде и учуяли близкое присутствие Тереванта и наемников.

Они слишком далеко зашли. И попали в капкан.

Последним участком Нового города, который в апофеозе наворожил Шпат, была укромная заводь с маленькой пристанью, сотворенной из того же чудо-камня, что и все остальное. Это был выход, открытая дверь. Последняя мысль Шпата при жизни оказалась о том, что Карильон должна бежать из Гвердона, вырваться из-под беспросветной тени семьи и Черных Железных Богов. Но тогда она отказалась бежать.

А теперь вернулась на это место.

Каменный край пристани конвульсивно содрогнулся и замерцал – а потом изверг новое чудо. Новое сотворение – это Кари впитала его в себя и огранила своим сознанием, расчертила по воспоминаниям из прожитой в море жизни. Каменный корабль, с корпусом толщиной в яичную скорлупу и стройными мачтами. Он засиял, обретая устойчивость на перекатах волн. Развернулись паруса из застывшего лунного света. Это было воплощение невозможного, парусник из мечты. Когда Карильон улизнула из дома Сильвы в Вельдакре и бежала к морю, то молилась, чтобы ее встретил именно такой корабль.

О команде скаливших зубы упырей ей в детстве не грезилось, но было радостно их тут найти.

Она перелезла через борт, ощупала каменные снасти. Сквозь корабль струилась Шпатова жизнь, но корпус мал и вместил лишь клочок его разума. Им досталось с собой только напутствие, но не прощание.

– Прекрасно! – выкрикнула она. – Курс на Чуткий!

Крыс ухмыльнулся и на языке упырей провыл приказ – и они отчалили.

Судно влекли вперед не земные ветра – но и шло оно не по земному морю. Кракен похитил воды залива; Шпат боролся за власть над морем, превращая его в молочно-белую жидкость. Корпус заскрипел, столкнувшись с первыми чудесами: проклятием Кракена на неудачу и мель. «Полноценная атака произойдет позже, – догадывалась Кари, – ныне внимание Ишмирских божеств обращено к городу».

Но стычки со святыми не избежать. Щупальца вытянулись из-под нежидкой воды, пробуя ухватить и потопить команду – но упыри сильнее людей, и у них есть когти с зубами. Когда одно щупальце захотело обхватить Крыса, он вонзил когти в студенистую плоть, полностью выволок святого кракена из океана и выбивал о палубу, пока тот не сдох. Упыри устроили пир.

Они скользили по воде быстрее любого смертного судна. Кари восторженно радовалась невероятному изяществу их творения. Корабль получился воровской, мечта контрабандиста. Ободрившись, она старалась не думать об источавших дух усилиях, уходящих на поддержание чуда. Шпат – не бог; у него нет верной паствы, тайные обряды не питают его осадком душ. Он неспособен пополнить силы – а в этой вылазке они тратили их безоглядно.

Они уже подплывали к острову. В море вокруг Чуткого вернулась обычная вода – Кракен отозвал свое жестокое благословение, – но место крушения «Великой Отповеди» окружало кольцо испарений.

– Кислотное семя, – прошелестел один упырь. Это боевое вещество медленно растворялось в морской воде и высвобождало алхимические соединения, которые проедят корпус корабля, вздумавшего прорвать блокаду.

– Защищайте глаза, – крикнула Кари. Сама натянула на лицо противогаз, и пока корабль не влетел в облако пара, несколько секунд сожалела о том, что не подготовилась тщательней.

Преисподняя приняла их – но ненадолго. Пока над ней проносился туман, Кари свернулась в клубок, стараясь закрыть незащищенную кожу. Туман проникал исподтишка, смешивался с потом, капал струйками тянущей боли. На коже вздулись волдыри. Отказывали фильтры на маске, ей стало нечем дышать.

Она задержала дыхание, крепко зажмурилась и стала смотреть зрением корабля. Они заблудились в едкой мгле. Упыри попрочнее, чем Кари, но и они обжигались до мяса. Они укрывались на палубе, урчали, кряхтели от боли. Только Крыс способен был вытерпеть облако, не поморщась. Он отошел на корму, опустил на руль свой массивный коготь. Другой лапой приобнял голову Кари, прикрыв ей затылок.

Прозвучала страшная серия скрипов и хрустов из корпуса. Отшелушивалась каменная оболочка, проеденная кислотой. Недавно сияющее судно уже напоминало жертву каменной хвори: в чешуйках и оспинах сочащихся язвочек. Но они прорвались, они уже в чистой воде внутри смертоносного кольца.

– НАВАЛИСЬ, – проревел Крыс. – ПОДНИМАЕМ!

Кари сосредоточилась. Шпат слишком далеко – придание формы камню полностью на ней. Суденышко задрожало, когда она выпустила из него каменные шипы, дотягиваясь до затонувшего исполина. «Все как в Новом городе», – повторяла она себе. На грани себя Шпат сплетал старое и новое, перемежал смертное и божественное. «Все как на Гетис Роу», – где занебесное притерлось к угрюмым улочкам Мойки. Каменные шипы разделялись, становясь гарпунами, становясь крючьями, вгрызались в разбитый корабль, тянули его на поверхность.

Она уже чуяла божью бомбу. Бомба совсем близко. Вопит, взывает к ней.

Их корабль накренился. Вода побежала по ногам Кари. Она смутно сознавала, что они зачерпнули воды, что слишком много материала корабля она потратила, чтобы наворожить этот невероятный коготь. «Отповедь» в десять раз больше них, и она совершенно ничего не понимала в том, что творит. Ей казалось, что это будет похоже на взлом замка, но оказалось скорее сродни спасению утопающего.

Ее утянет в глубину вместе с «Отповедью». Всех их утянет.

«Заткнуть пробоину в корпусе», – подумала она, но корпус оказался тверд. Божественная благодать, заключенная в камне, покрылась известью и выветрилась.

Камнем уходит на дно.

Теревант вцепился в их плотик, когда Наола бахнула из пистолета по ближайшему львиному духу. Пуля просвистела прямо сквозь сущность.

– Доперло, – буркнула она. – Дело дрянь. Они материальны, только когда убивают. – Другие наемники выставили ружья, наблюдая за кружением львиц. Когда один из Восьмерки будет умирать, остальные смогут нанести удар. То, что кто-то из них обречен, не вызывало вопросов.

– Сиди на плоту, – пробормотала Наола, пока перезаряжалась. Винтовка Тереванта против духов столь же бесполезна. Он просто багаж. Драгоценный.

Двести хайитянских солдат высадились на Эскалиндском взморье. Назад уплыли только семьдесят два. И лишь около дюжины живы поныне, но в каждом из них – живом или мертвом – поселилась война. Божья война поехала с ним домой в Хайт, пристала к нему, но не как запах или грязное пятно, но как похабная мыслишка, которая никак не вылетит из головы. Его рассудок – прифронтовая полоса. На Божью войну призван весь мир. Целый мир – поле битвы, даже в краях наподобие Гвердона, где сражения только сейчас обрели материальную плоть. Духовная война свирепствовала здесь намного раньше.

Им овладел безрассудный порыв. Он стянул с пальца перстень с печатью, сунул Наоле в карман – если они выберутся отсюда, то получат заслуженную оплату – и спрыгнул с плота, уходя по колено в воду. Наола на него заорала, но он уже бежал, расплескивая грязь.

Львицы взревели и помчались за ним. Может, хоть наемники сумеют скрыться.

Он бежал по затопленным улицам. Земля тряслась под поступью богини, и рев духов в погоне за ним складывался в воинский хорал. Он припустил в гору, к подножию лестницы. Он умрет, став спиной к ограде Замкового холма, такое решение.

Львицы умерили ради него свою прыть. Играли с ним. Загоняли. Уклоняясь, он забежал в разрушенную постройку, прежний храм культа Последних Дней. Внутри провоняло вином и рвотой – фанатики конца света праздновали захват, плясали и упивались вусмерть, когда сверху на них обрушивались волны Кракена.

Война повсюду вокруг. Ружейный огонь и лязг мечей на Замковом холме. Тела срываются вниз – бой идет высоко на утесах. Морская пушка лупит из гавани. Боги схватились в небе над Священным холмом. Рабендат говорил ему, что по железной дороге из Хайта спешат новые войска, легионы еще трех Домов пересекли границу.

Львиный дух возник рядом с ним, взмахнул когтем. Он свернул в дверь. Первый этаж заброшен, щепки мебели и прочий сор плавали в воде. На ступеньках испуганные лица. Дети прижались друг к дружке, смотрели на него с лесничного пролета. Расплескивая воду, он ринулся на разбитую лестницу. Дети не издали ни звука.

– Прячьтесь! – повторял он, заталкивая их в первую попавшуюся дверь. Отсюда он увидел внутри стопки постельного белья, какую-то темную кучу на полу и у дальней стены самодельную часовню, украшенную подсвечниками. На стене был криво вырезан лев, и рядом священные знаки Пеш. Стояла миска, а в ней, должно быть, какой-то красный мясистый фрукт.

Он понесся вверх по ступенькам. Львиные духи не сбавляли ход, перескакивали с этажа на этаж, проходили сквозь стены. Там, у недоделанной часовни, громоздились тела, осознал он, вот что за куча то была на полу. Жертвоприношение Пеш? Близость богини вдохновила на поклонение тех, кто никогда и не слыхал Ее имени? Взбираясь наверх, он не мог внятно думать. Ужас вскипал в мозгу. На пути попадались новые комнаты, в них вповалку лежали трупы.

Война прибрала к себе и Ольтика, и Ванта. Их убийства мелким волнением бились о берег в предвестии надвигающейся бури. До начала войны чудес боги вторгались в Гвердон своими смертными проводниками – это та же самая война, и она уже шла.

Через люк он вылез на крышу. Остатки от виадука Герцогини маячили вдалеке. Под ним в низине между Замковым и Священным холмами выстраивались хайитянские батальоны – начищенные доспехи и вычищенная кость. Навстречу им, несколько сот футов роста, неуязвимая и окутанная славой, шагала Пеш.

Теревант пал на колени.

Хайтские снайперы открыли по богине огонь. Их пули обращались в молитвы. Хайтские мечники ринулись на Нее, кололи Ей стопы, рубили могучие лапы. Пеш смеялась, когда Ей пускали кровь. Она махнула одним когтем, глубоко взрезая скалы Замкового холма. Оползень похоронил половину хайитянских сил, запрудил реку, сминая склады и пивные на всей длине берега.

Один из львов воплотился на соседней крыше: черепица затрещала, когда дух обрел вещественный облик. Крадучись, двинулся в сторону человека, глаза засверкали. Теревант поднял винтовку – и сбросил ее с крыши вниз. Она закрутилась в воздухе и шлепнулась в воду.

– Нет.

– Богохульство, – сказала богиня. Она говорила устами льва, стоящего перед ним, но то была сама Пеш. Все на войне есть Пеш. – Война священна.

– Нет, – снова повторил Теревант. Он закрыл глаза, представляя себя в роще возле родового поместья. И ждал, когда сомкнутся львиные челюсти.

Но богиня тоже оказалась с ним там, в лесу.

– Ты еще не поднял меч, а я уже знала тебя. А как же нет, о, сын Хайта, наследник завоевателей? Велика моя любовь к тебе. Тысячу поколений вы приносили мне жертвы огнем и мечом.