Текст книги ""Современная зарубежная фантастика-1". Компиляция. Книги 1-21 (СИ)"

Автор книги: Деннис Тейлор

Глава 49

Эладора шла в темноте, держа Карильон за руку. У нее в кармане алхимический фонарь, но она его не зажгла. Она знала, что Кари чувствует каждую впадину, каждую неровность, через камень окружающих их туннелей. Эладора молча следовала за двоюродной сестрой, доверяя Кари быть провожатой в хранилище кошмаров под Новым городом.

Шум сражений стихал по мере их спуска. Скоро лишь маска на Эладоре бренчала на выдохах, да нож Кари нервозно постукивал по стенам.

– Еще далеко нам? – спросила Эладора. Часть ее желала продлить эту лестницу, чтобы как можно дольше оттянуть то, что предстоит сделать.

– Шпат глубоко их зарыл, – ответила Карильон, – но мы уже почти там. На, пощупай. – Она подвела руку Эладоры, и та ощупала рваный металл пробитого алхимического бака, врезанного в стену туннеля. Немного воскового осадка внутри слегка встрепенулось под ее пальцами. Она задержалась у бака, выясняя, насколько податливо это вещество и с каким давлением его надо сжимать, прежде чем оно разрушится.

Они вошли в смежную пещеру. Тускло поблескивал свежий каменный рубец на заградительной стене, но главным источником света был колдовской огонек Рамигос. Чародейка лежала головой на свернутом мундире, из останков в хайитянских раскопках. Барсетка присела рядышком и жевала кусок мяса, как Эладора подозревала, тоже найденный среди останков хайитян.

– Мисс Даттин, – запищала Барсетка, подбегая ее встречать. – Владыка Крыс сказал передать вам, что парламент эвакуировали через туннели. Армия окопалась на Могильном холме, чтобы запереть врага в пределах нижнего города. – Замковый и Священный холмы с Мысом Королевы составляли треугольник вокруг порта и Мойки, с Новым городом, приткнувшимся сбоку.

– То же самое они делали в Кризис, – глухо буркнула Кари. – Оградили схватку в бедняцких районах. Ах, нельзя же пострадать благородным на Брин Аване!

– Вопрос географии, – защищаясь, возразила Эладора. – Высоты можно оборонять, а промежутки между ними укреплены. Пушки стоят на виадуке Герцогини.

– Хорошо хоть, – слабо отозвалась с земли Рамигос, – что боги не умеют летать. Или метать с небес молнии. Или… – Ее прервал приступ кашля. Барсетка подскочила к ней и подняла, чтобы дать ей дышать. – Все уже было кончено, когда затонул перехватчик.

«Думал, ты будешь как Джермас в былые времена, – говорил Келкин. – А у него хребет был стальной».

– Есть предложение, – сказала Эладора.

Она потупилась и подняла с пола кусочек мерцающего камня из Нового города.

– Карильон, ты способна взывать к Шпату. Здешний город – живой. У тебя получалось менять форму камня даже в заливе. Значит, ты можешь дотянуться до Чуткого и поднять «Отповедь».

– Что? Ни хера подобного. Это для него слишком далеко, Эл, – его душа и так растянута по всему этому долбаному Новому городу. Нельзя ему это поручать. Это его сломает. Убьет его.

Эладора громким голосом обратилась к окружающим каменным стенам:

– Шпат Иджсон, пожалуйста, ответьте – вы сумеете поднять корабль?

Кари полезла под рубашку, нашла амулет, подержала его минуту беззвучного общения. Этот амулет был изготовлен Джермасом Таем. Реликвия Черных Железных Богов для их избранного святого. После Кризиса он должен был лишиться всех активных чар, но, кажется, по-прежнему помогал Кари сосредоточиться.

– Ну тебя на фиг, – через минуту сказала Кари. Она вперилась в пол, избегая встречаться взглядом с Эладорой.

– Спасибо. – Эладора обратилась к Рамигос: – Эта божья бомба требует какой-нибудь особенной подготовки для запуска?

– Нет. Но… – Рамигос рывком приподнялась. Поморщилась – раненый бок сильно болит. – Подумай как следует. Ишмирские боги не заключены в одном месте – быть может, бомба ранит их, но не убьет. Если очень повезет, ты уберешь окончательно одного бога, но не целый пантеон.

– Мощность до целого пантеона, – отозвалась Кари. – Так в тот раз говорила Роша.

– Цель, – резко заявила Эладора, – будет очевидна. Я не раз общалась с беженцами из Маттаура и Севераста и знаю, чего ожидать. Царица Львов – ишмирская богиня войны. Я уверена, что она явится лично возглавить победу.

– Даже если мы… повредим Пеш, – проговорила Рамигос, – это их не остановит. Здесь не долина Грены.

– Думаю, сойдет за нее. – Эладора сверху вниз посмотрела на Рамигос. – Я знала… знаю Хранимых Богов. Я проникала в их мысли. Я чувствовала, как они страшатся этой бомбы. Это не просто распад – но полная гибель. Вы об этом сами писали. Но убить бога еще недостаточно. Дело в том, что будет дальше.

«Стальной хребет», – напомнила она себе.

– Я должна пройти туда, – сказала Эладора, указывая на заградительную стену.

Отсюда она чуяла Черных Железных Богов, слышала их. И это не было похоже на предгрозовое нашествие Хранимых, слепой напор, что давит, пока душа не раскроется и не вместит их. Здесь по-другому: тоньше, нутрянее. Постоянный грызущий зуд, притягательная жажда забвения. Черные Железные Боги хотят размотать ее, как веретено, и поглотить понемногу, клетку за клеткой, пока не останется ничего, кроме них, владык алчного опустошения.

– Я нихерашеньки не врубаюсь, – сердито начала Кари. – Ты же хотела, чтоб мы со Шпатом достали божью бомбу и спасли оборону, пока еще не вечер? Прекрасно. Попробуем. Так зачем тебе…

– Еще не вечер, и оборону можно спасти, – перебила Эладора. – Но как насчет завтрашнего вечера? А послезавтрашнего? – Она посмотрела вверх на зачарованный кусочек рая над головой, своды невероятного творения, рожденного Шпатом и краденой волшбой. – Вот что заботит меня. Будущее. Будущее нашего города. – Она немного подумала. – Можно мне взять твой нож?

Кари фыркнула:

– Ну, само собой.

– И… и амулет.

– А может, лучше мне туда войти? – спросила Кари. Она враз присмирела, подавленная мыслью о том, что ждет Эладору по ту сторону этого застенка.

– Нет. На тебе Шпат. Придется идти мне. – Эладора взяла амулет, пристроила себе на шею. Кожу зазнобило от памяти о дедушкиных червячных пальцах. – Я готова.

– Подожди! – простонала Рамигос. С помощью Барсетки она доплелась до девушек. – Я пойду с тобой.

– Я не вернусь тем же путем, – сказала Эладора.

– Само собой, я поняла, когда ты попросила амулет. Все-таки ты моя ученица, – сказала Рамигос. – Хоть под конец обучения покажу тебе настоящее волшебство.

Она убрала руку с Барсетки, взамен ухватываясь за Эладору. До боли стиснула ее запястье, а другой рукой начертала в воздухе колдовские символы, и они засияли энергией.

– Приступим к делу.

Карильон воззвала в молитве – и стена раскололась.

Во внутренней пещере горячо как в духовке, будто бы еще работали сломанные сальные чаны и алхимические тигли. Здесь машинерия сохранилась куда лучше, чем снаружи. Призрачный огонек Рамигос крутился, освещая недотаявшие останки сальников. Здесь старый придел храма алхимической науки, на полу разбросано целое состояние в золоте, драгоценностях. Промышленное кладбище, где стволы артиллерийских орудий высятся диковинными колоннами, поддерживая неровный потолок.

Стена позади них сомкнулась, каменные узелки опять завязались воедино. Медленнее, чем в прошлый раз. Карильон предупреждала: Шпат перенапрягается, слишком широко растягивает себя. Ему тоже придется держаться любой ценой.

Рамигос прокашлялась и сказала:

– Левее, будь добра.

Эладора поддерживала Рамигос, пока они медленно брели за огоньком через эту свалку к огромному сломанному механизму. «Какой-то пресс, – думала Эладора, – здесь посередине отливочная изложница, баки и трубки, как органы и кишки, но также и разбитые зеркала, эфирные моторчики – и надо всем этим армированная рама десяти футов высотой, увенчанная стальной объемной формой в виде женского лица. Алхимик ли, или талантливый скульптор запечатлил острую ухмылку Роши, решимость во взоре? Женщина, придумавшая божьи бомбы, невидяще пялилась на стену своей темницы».

– Это рака, – сказала Рамигос. – Только как она сотворила ее без благословения хайитянского бога смерти, я даже не представляю. Здесь заключалась ее душа – изложница нужна была, чтобы отливать новые восковые тела, когда пожелаешь. – Рамигос пробормотала заклятие, и заблестели сигиллы на раме. – И что-то до сих пор там, внутри.

Она обождала с минуту, потом кивнула:

– Пойдем дальше.

В пещере были и другие живые – по крайней мере, двигающиеся – создания. Нечто уклонялось от огонька, утягивая в тень свою громоздкую тушу, прежде чем Эладора могла как следует его рассмотреть. Сальные перья, распяленные когти и дюжина глаз мерцала, буравя спину. Несмотря на размер, оно быстрое. Глаза похожи на человеческие, вкрапленные в гору бугристой плоти.

Вокруг кисти Рамигос затрещала молния.

– У меня еще осталось в запасе доброе заклинание.

Эладора ощущала Черных Железных Богов задолго до того, как увидела. Два последних божества обретались в центре пещеры, в клетке из перекрученных металлических прутьев, что прежде звалась Великим Атанором алхимиков. Какой-то из них раньше был колоколом церкви Нищего Праведника на Мойке; другой звенел на маяке Колокольной Скалы. Оба уже никакие не колокола, но не стали они и хтоническими идолами своих древних дней. Они создавали перед Эладорой впечатление чего-то неземного: инородные яйцеобразные капсулы, упавшие с кошмарных небес.

Вблизи они тоже осознавали ее. Их сознание ощупью тянулось к ней. Ее присутствие сбивало их с толку, приводило в замешательство само ее существование. Прежде они принимали ее за Карильон по ошибке.

Она решила, что слева – бог с Колокольной Скалы. Кари однажды дотрагивалась до колокола Нищего Праведника. По ее словам, он с тех пор ее знает.

Может быть, того, что слева, получится обмануть.

– Готовы? – спросила она у Рамигос.

– Клади меня здесь, – ответила чародейка, – и дай минуту. – Эладора опустила наставницу на пол среди железных груд. Рамигос вытащила свой увесистый журнал и поспешно начеркала еще несколько иероглифов.

– Первые мгновения святости, – произнесла Рамигос, пока писала, не глядя на Эладору, – особенно действенные. Когда душа впервые соединяется с богом, когда между вами прокладывается канал. Твой случай особый – божества на тебя уже, хм, притязали, но тогда это произошло насильно.

– Я с этим справлюсь, – сказала Эладора. – Дойду до конца.

Рамигос закончила писать. Страница испачкана ее кровью, но иероглифы можно прочесть. Она закрыла журнал и, с усилием подняв, передала его Эладоре.

– Из самого Кхебеша меня прислали изучить эти бомбы. Вот – насколько я смогла приблизиться к формуле Роши. Пусть мои… ты же знаешь, что все это значит. Одно из двух – или конец придет Божьей войне, или целому миру. Пусть мои записи придутся во благо.

– Я прослежу.

– Я бы тебе показала Кхебеш. Но он очень далеко. И у нас вечно нет времени, правда? Вечно его не хватает. – Рамигос состроила гримасу. – Ступай.

Одно бесформенное отродье, смесь из расколотых чанов, вприскочку понеслось на Эладору, истекая слюной изо всех своих четырех ртов. Рамигос швырнула в него ударное заклинание – тварь зашаталась. Из теней выползло другое существо, за ним еще и еще – и темнота пещеры осветилась сверканием колдовства.

Эладора двинулась к богу, распевно выговаривая заклинание. Оно превратилось в молитву, а та превратилась в мольбу.

Дозволь мне ступить меж зазоров. Дозволь мне пройти по краешку неба. Ты не узнал меня? Я – Предвестница.

Впусти меня.

Она исчезает.

Падает в брешь среди тьмы.

Слышится тишина между двумя ударами колокола.

В миг, когда в тебя вонзается нож.

Откуда ты здесь? – спрашивает нечто с лицом Мирена.

Эладора вспоминает, что после телепортаций Карильон с Миреном оба испытывали неудержимое сексуальное влечение, страстное желание воссоздать тот миг духовного единства. Эладора вспоминает укол ревности.

Сейчас ничего – лишь отвращение и отдаленная жалость.

Я не здесь, – возражает она, ничем не выдавая себя. – Я там. Где по небу летают драконы, и в лесу живут другие боги.

Хоть они оба и бестелесны, здесь, в этом вневременье, – крохотные искорки душ, захваченные ураганом Черного Железа, он каким-то образом злобно насупливается.

Они мои. Это место – мое. Для того меня создал отец.

Она подступает ближе.

Нет, мое. Я – дочь семьи Таев. Мой дед пробудил Черных Железных Богов. Он составил заклинания и призвал их. Он создал их Предвестницу. А ты, ты – вор. Побродяжка в чужом доме. Ты вообще никто рядом со мной.

Она не смотрит на Мирена, лишь на Черных Железных Богов за пределом.

Я – Эладора Тай. Я требую прохода на Лирикс. Назовите цену.

Колокольный звон трижды оглушает пещеру эхом, и Эладоры здесь больше нет.

Глава 50

Шпион выполз из воды на пляж горячего пепла. Кое-где песок сплавился в стекло, и оно переливалось под утренним светом. Едкая вонь жгла его легкие. Он доковылял до руин тюрьмы Чуткого острова. Среди развалин тлело пламя и чадили лужицы флогистона. Клетки перекорежены, божественные узники из дюжины пантеонов ныне едины в соборном всесожжении. Зеркальная башня опрокинулась, и ее бока потускнели от копоти.

Из глубины залива долетало эхо канонады. Небо над далеким городом расщеплено чудесами.

В Северасте тоже стреляли пушки, и было много чудес, и город все равно пал.

Шпион поспешил на северный берег Чуткого. Оттуда видно, как бурлит вода на месте, где погрузилась «Великая Отповедь». Щупальца кракенов под водой волновали морскую поверхность – хищники сторожили добычу от падальщиков. «Бедный Дредгер, – подумал шпион, – величайший из алхимических отходов на всем свете ждет прямо у порога, а забрать нельзя». Он нашел укромное место среди камней, чтобы не засекли глаза кракена размером с тарелку. Стало интересно, это создание под водой, часом, не Ори? А может, какой другой святой, боевой пловец сопровождения перед приходом главного флота.

Он достал подзорную трубу, навел на горизонт. В городе идет бой. На улицах Мойки блистала, переливалась жижа, под летним солнцем столь же прекрасная и волшебная, как Новый город. Их затопила, понял он, кракенова волна. Главный флот еще не подошел – хотя, как по шпиону, разницы никакой. Орудие его мести здесь, под этими волнами, но с тем же успехом оно могло быть на луне.

Без цели, что собрала бы его, он почувствовал, как расточается. Под летним солнцем тепло, и тут, на этом скальном уступе, вполне уютно. Крохотные частицы его существа начали разбегаться, искать трещинки в камне, темные уголки, чтобы укрыться от света. Можно поспать. Унестись прочь.

Стать призраком. Привидением этой пустой шхеры. Он закрыл глаза, позволил обнять себя тьме. Словно волна наступала, вытесняла свет.

Он не знал, сколько уже тут покоится. Луна и солнце вертелись над ним. Небо терзали бури. Охапки туч маршировали к побережью, как батальоны солдат.

Издалека доносился шум городского сражения. Защитникам пока удавалось держать оборону – Ишмирское вторжение застопорилось на нижнем городе. Мыс Королевы горел, и парламент тоже горел, и Мойка стала болотом с раздутыми трупами, но защитников пока не сумели сбросить со склонов. С острова Гвердон – смазанное пятно на горизонте, раздутое клубами дыма и вспухших туч, и смысла в успехе обороны, похоже, не больше, чем в кляксе. Севераст десять дней сдерживал Праведное Царство, но все равно пал.

Он вспомнил, как храмовые танцовщицы рождали чудовищ, их животы вспучивались прямо на глазах устрашенных жрецов. Дети, зачатые в танце, священны и принадлежат Богине. И она провозглашала их своим оружием. А другие танцем призывали огонь, и огонь откликался. Он помнил, как священники Пеш приносили ей в подношение жертвенных львов, кропили из кадильниц их кровью морской берег, и из каждой капли воспарял львиный дух. Он помнил на небе замки из дыма и облаков.

Гвердон способен поставить под ружье лишь скудные чудеса. Алхимиков подкосил Кризис; Хранимые Боги, пожалуй, восстановили немного былой силы, но запаса стойкости у них нет. Горстке хайитянских солдат не перетянуть чашу весов. Гвердон делал ставку на божью бомбу, как и он сам.

Шпион протянул слабую руку и отсалютовал городу. «Мы оба проиграли», – подумал он.

Тереванту сказали, что с начала нападения прошло три дня. Он не спорил, мертвым виднее. Даже летнее солнце не проницало плотный дым, туман наводнения, плотоядные тучи, что нависали над Гвердоном, и он уже не помнил, когда последний раз спал.

Также ему сказали, что передовая еще держится. В этом он был менее уверен. В военной академии на карте чертили строгие линии, личный состав изображали квадратиками подразделений, точно размечали высоты. Ничто из этого и отдаленно не походило на уличные бои последних трех дней. Бои с отродьями ишмирских богов и обуянными войной святыми. Берсерками Пеш, чья сила росла с каждым убийством. Таящимися в засаде отвратительными пауками. Даже на вершине Священного холма приходилось надевать дыхательную маску, чтобы отфильтровывать вонь жертвенных костров. Гвердонских мертвецов погребали по старым обычаям, возносили их души Хранимым богам, и тут же энергия душ снисходила назад на святых. Случались и чудеса, прямое вмешательство той стороны. Незримые руки восстанавливали поврежденные пушки благоволением Кузнеца. В дымных тучах метались огни, собирая в безопасном месте отставших солдат, если они хранили веру в Нищего Праведника. Боги были на их стороне.

Но на стороне ишмирцев свои боги, и у них они гораздо сильнее.

Виадук Герцогини обрушился ночью. Неизвестно, что поразило его. Быть может, чудо Дымного Искусника – мост до сих пор виднелся, хотя больше его там нет. Висела призрачная конструкция, и солдаты на нем теперь тоже призраки. Прозрачные, зловеще безмолвные, неспособные ни к чему прикоснуться или сойти с виадука. Они вжимались в невидимую преграду, беззвучно молили о спасении. Сейчас виадук милостиво скрыт из виду, но полковник Рабендат уже стер четкую линию моста со своих точных карт.

Виадук был осью обороны. Его пересекали четыре рельсовых пути, и на каждый из них был выведен бронированный поезд с длинноствольными пушками. Теперь все бронепоезда сгинули. А низина полна кракенов, то есть мост был единственным способом перебраться на Замковый холм, не проходя понизу. Теперь их надежно отрезали от западных участков города. Священный холм и Новый город – округ чудес, как его прозвали наемники, – остались одни, невольные товарищи по несчастью, затерянные в прибывающем море врагов.

На краю университета, в старой семинарии, расположили штабы. Теревант следовал по коридору за Рабендатом, размышляя, не стоит ли ему идти во главе.

С потолка преподавательской трапезной свисали хрустальные канделябры, но некоторые светильники сшибло ударной волной от взрывов. Какие-то лица за столом были знакомы ему, другие – нет, но все они осунулись, были испачканы сажей, красноглазы. Ну, почти все – в углу на корточках примостилась могучая туша желтоглазого владыки Крыса. Карильон Тай прошагала к нему, бормоча что-то под нос. Под ее ногами хрустело стекло разбитых канделябров. Спокойно сидели и поддерживали приличия одни только мертвые.

Сюда прибыли самые невероятные союзники. Командиры наемничьих шаек; ополченцы из Нового города, среди них святые-перебежчики; еще группа Хранителей. А в их окружении – Лис.

И тот священник, Синтер. Определенно, у них с Карильон имелись свои отношения, потому как она выхватила нож и заорала на него, как только заметила. Крыс ее придержал, а Теревант воспользовался тем, что все отвлеклись, обогнул стол и сел рядом с Лис. Она сжала его ладонь.

– Жив? – спросила она.

– Кажется, да. Ты должна немедленно уходить, – сказал он ей. – Добраться до безопасного места.

– Если уйду я, – зашептала Лис, – тогда уйдет Беррик. Если уйдет Беррик – уйдет патрос. Патрос уйдет – уйдут Хранители. – Она пожала плечами. – Пока у нас есть шанс, я останусь. Я еще не потеряла Гвердон.

К порядку призвал собрание не кто иной, как Крыс, жутко возвестив – ТИШИНА, разом из дюжины ртов. Полковник Рабендат признательно кивнул и раскатал на столешнице карту.

– Потеря виадука означает дыру в обороне. Враг собирает силы здесь, в верхней Мойке, с явным намерением прорваться в континентальную часть города. Вам придется защищать этот проход.

– Ага, яснее ясного, – пробормотал один наемник, – но чтобы отбить их там, понадобится все, что у нас есть.

– Я не достану, это слишком далеко от Нового города, – высказалась Карильон. – И у меня есть свое задание.

– Наш город сохранят Хранимые Боги, – вторил ей Синтер, и Тереванту пришлось задавить истерический смешок. Он открыл рот, но прежде чем подобрал слова, встала женщина, офицер дозора.

– До того как заглох эфирограф, – сказала она, – к нам пришло известие с морской базы в Маредоне. Оттуда вышли подкрепления. Если мы сдержим Ишмиру в Мойке, то…

– То тогда вы сможете разбомбить Мойку и всех убить. – Карильон не убирала ножа. – В кошкину задницу такие планы.

– Мы не знаем, сколько на побережье еще осталось живых.

– Я знаю, – уперлась Карильон. – Мой обзор по-прежнему открыт.

Теревант поднял руку попросить слова, но Рабендат не заметил его.

– Это подводит нас к другому вопросу. Мы получили разведданные…

– То есть я тебе рассказала, – кисло вставила Кари.

Рабендат продолжил:

– По поводу Меча Эревешичей. Он в нижней Мойке. – Скелет указал на здания вокруг Болотной площади.

– Это же ловушка. – Синтера привела в изумление сама постановка вопроса. – Ишмирцы знают, что вы хотите вернуть меч. А они хотят разделить наши силы. Несомненно, какое-нибудь страховидло уже поджидает, когда вы заглотите наживку.

– Это не наживка. Это Меч Эревешичей. И это не наш город. Мои приказы таковы – вернуть меч и всех хайитянских сотрудников, а затем отступить.

– Хрена с два мы удержим виадук без мертвых, – выпалил наемник. – Как ни крути, не выйдет. Мы сваливаем.

– Эладора просила дать ей всего три дня, – воскликнула Кари, – долго его защищать не придется.

– И где, сука, шляется Эладора Даттин? – потребовал объяснений Синтер.

– Я не знаю!

– Вы с ней, – рассердился Синтер, – две ходячие порчи. Будь у меня одно желание, я б загадал, чтобы вы обе сдохли, вместе с вашей поганой семейкой.

– Время на исходе. Если вскоре вы не укрепите линию виадука, враги прорвутся. Мои отряды скоординируют наше наступление с вашей разверткой, частично оттянут на себя силы противника. – Рабендат впервые отметил, что Теревант тоже с ними. – Старший Эревешич должен получить меч.

Лис снова сжала ладонь Тереванта. Он убрал руку и встал.

– Благодарю вас, полковник, но… старший Эревешич может и подождать. Наши войска присоединятся к Гвердону в обороне бреши под виадуком.

Череп Рабендата провернулся и воззрился на него:

– Милорд, если мы не добудем меч сейчас, то, вероятно, потеряем его навек. А в нем заключены души ваших предков. Это Меч Эревешичей.

Удержать передовую, удержать город. Дать Эладоре три полных дня. Возможно, спасти остаток города. Возможно, скрепить союз между Хайтом и Гвердоном.

Или повести войско на битву против Ишмиры. Возможно, отвоевать меч. Сразиться, как поэт, решиться на драматический жест, пойти в поход ради славы. Все провалы смоются разом, когда он спасет меч и Дом Эревешичей. В свой великий звездный час, на изломе мирозданья.

Кому легче всего морочить голову, так это себе.

– Противнику известно, насколько меч для нас ценен. Известно, что значит он для меня. Синтер прав – это ловушка, измысленная, чтобы разделить наши силы. – Теревант сохранял бесстрастное лицо и ровный голос. – Обороняйте передовую, полковник, – приказал он.

– Четыреста лет я дрался под знаменем вашего рода. И все это время под началом старшего Эревешича я не знал поражений.

«Но старший сейчас не Ольтик и не кто-то другой. А всего лишь я».

– Выполняйте приказ, полковник.