Текст книги ""Современная зарубежная фантастика-1". Компиляция. Книги 1-21 (СИ)"

Автор книги: Деннис Тейлор

Внутри здания парламента зазвенел колокол.

– Надо идти. – «Вечно держать меч в руке не хватит сил никому. Рано или поздно придется его отложить».

Келкин ждал ее в небольшом уединенном кабинете. В зале снаружи Огилви с несколькими промлибами спорили над законопроектом о помощи пострадавшим. Эладора была удивлена тем, что Келкин не с ними. Обычно он был в гуще подобных дискуссий, стремясь убедиться, что ни пенни из городской казны не потрачен впустую и никто другой не получит и толики его заслуг в этом вопросе.

«Оказалось, что на нем горностаевая мантия государственного секретаря. Поношенная, – непредумышленно отметила она, – еще королевским министром времен монархии. Те дни опять вернулись. Келкин невелик ростом и на вид едва ли сдюжит носить тяжелый мех».

– Даттин. Наконец-то ты явилась сама. У меня зрение садится читать бесконечную корреспонденцию. – Он взмахнул ее письмом, посланным через день после приостановки огня. Она доверила его Барсетке.

– Мне нужно было отойти в сторону, – сказала она, – и отдохнуть. Переправа в Лирикс отняла у меня уйму сил.

– А кто тебя просил туда отправляться? Я же, черт подери, велел тебе договориться с Хайтом, привести их подкрепления! С их дохляками и бомбой мы бы отбили ишмирцев…

– Разве что первую волну. Но не полную мощь Праведного Царства. Не богов, Эффро. – Эладора обернулась на внешний зал, поглядеть, кто там вместе с Огилви. Запомнить лица, имена. – И, допустим, вы выиграли, каким-то чуд… чудовищным недоразумением. Тогда вместо Ишмиры нас бы оккупировал Хайт, причем Ишмира готовилась бы к новому нападению. В лучшем случае мы оказались бы… провинцией, под их королем-наместником.

– А вот с ним мы бы сладили, – рявкнул Келкин.

«Он на взводе, – подумала Эладора, – потому что сам себя пытается убедить в правоте».

– Спайк нашел девчонку, которая кувыркалась с хайитянским шпионом и встречала нашего доброго короля Беррика на поезде из Хайта. Ее немного подтолкнуть, и она подтвердит под присягой, что Беррик тоже хайитянский агент. Мы бы тогда его свергли – и Хранителей заодно, попробуй они его покрывать. Но ты же ведь все это испортила! – Келкин взбешен, и тем не менее он – смертный человек. Эладора же отстояла свое перед Черными Железными Богами. – Спайк сейчас водит девку по галерее. Я даю Хранителям понять, что у нас кое-что есть на их долбаного государя. У нас есть рычаг давления – но из-за тебя мне приходится тратить его на их поддержку твоего гадского Перемирия! А потом мне придется склониться перед этой тряпкой, виноторговцем, и назвать его «величеством». Тьфу. – Он захлебнулся лающим кашлем.

– Мир, Эффро. Барыш стоит сделки.

– Мир, – передразнил он. – Рамигос обещала, что ее чертова машина отвратит Божью войну – а вот она, война, у моей глотки! Чего стоят твои заверения? Пошло все к черту. К черту все. – Келкин взвыл. – Ты-то когда придешь на работу? – негромко проговорил он затем. – Ты мне нужна.

Снаружи кабинета зашумели. Ворвался Огилви.

– Мы не набираем голосов.

– Парламент же еще не открылся! – заорал Келкин.

– Мне шепнули словечко. Двадцать пять наших и половина Хранителей собрались голосовать против Перемирия. Все перебежчики из ее шайки, – сверкнул глазами на Эладору Огилви. – Они говорят, что нельзя договариваться со злыми богами. Что они спасались здесь от Ишмиры, а мы хотим их продать.

– Кто? Назовите имена? – попросила Эладора.

Огилви отбарабанил несколько имен. Все были из Нового города, из того списка, что дал ей Шпат. Только одного не хватало.

– Дайте, я разберусь, – попросила Эладора.

Глава 56

Упырь туннелями вывел шпиона из палаты парламента. Замковый холм был изъеден ходами не хуже остального Гвердона, и новые поселенцы еще не освоились с лабиринтами у себя под ногами. Этот маршрут был скорейшим путем на Мыс Королевы через Храмовую Четверть.

Шпиону необходимо было спешить. Под именем Алика его менее часа назад привели к присяге члена парламента, и в скором времени начнется голосование по Перемирию. Его долг – вернуться к этому ключевому моменту.

Хотя, конечно, если голосование провалится и перемирие сорвется, то убраться подальше от центра города, возможно, неплохая идея.

– Еще далеко? – спросил он упыря. Лучше бы его провожала Барсетка, а не это молодое отродье, с едкой ухмылкой и слишком острыми зубами.

– Ты устал, старенький отче? Ложись и поспи, коли желаешь. На твоих костях мясо, а в Мойке теперь хорошую еду днем с огнем не сыскать – ишмирские боги нынче тоже подбирают трупы.

– Я спешу, вот и все.

– Поспешай. Уже скоро.

Зеленый камень упырьих ходов сменился бетонной трубой, что ныряла под откос. В конце ее увесистые железные ворота, приоткрытые как раз настолько, чтобы протиснуться. По его расчетам.

– Спускайся туда, третья дверь, – молвил упырь и исчез в темноте.

Шпион опасливо прошелся по коридору, стараясь определить, где очутился. Коридор побелен и освещен эфирными лампами. Пол покрыт сажей, перепачкан следами; сверху подтекает грязь. В воздухе будто странное давление и отголосок шума далеких двигателей.

Он рассмеялся. Мыс Королевы. Над ним, на поверхности, одни развалины.

«Анна, Тандер – вам бы сейчас меня видеть», – подумал шпион. И тут же снова стал Аликом – второй версией Алика. Более покладистым, уступчивым Аликом. Подходящая маска.

Постучал в третью дверь. Там кабинет – одни голые стены.

– Входите, – произнесла Эладора.

* * *

– Где мы? – спросил Алик.

– В кабинете одной моей подруги. Больше сюда вниз никто не ходит. Здесь столь же… непритязательно, как и в городе в целом, – ответила Эладора. – Простите, что утащила вас из парламента, но дело не может ждать.

– Звучит зловеще.

– Я… Речь идет о голосовании по Перемирию. Некоторые новые парламентарии, из наших, голосуют против. Все они – те, кому вы помогли избраться. Все они к вам прислушиваются. Абсалом Спайк упоминал даже о заявках на лидерство в партии, когда уйдет Келкин. – Эладора отрывисто выдохнула. – Вы велели им голосовать против Перемирия?

– Я приехал из Маттаура. Я повидал Божью войну, – начал он, но она перебила.

– Ой, да бросьте, – резко возразила она. – Теперь мы все повидали Божью войну. Да, она невыносимо ужасна. Так зачем подрывать мой мир?

– Они бежали от Праведного Царства. А значит, боятся, что ваше Перемирие даст Ишмире время собраться с силами, – объяснил Алик. Глаза его то и дело перебегали на единственное украшение кабинета – тикающие часы.

– Поэтому-то они и голосуют против в отличие от вас?

– Нельзя твердо рассчитывать на то, что Пеш полностью уничтожена. Для верности следует сжечь ее храмы, убить священников, разбить алтари, и, может быть…

– Возобновленье войны, вероятно, погубит Пеш. При том, что определенно, погубит всех нас. – Эладора закусила губу. Первый раз за эти недели она хотела бы иметь при себе рукоять меча Алины. Она помнила, как Алина въехала в дедушкин склеп, разгоняя зло светозарным солнечным копьем. – Теревант Эревешич подался в наемники.

Шпион пожал плечами:

– Он погиб героем. Богоборец, так его назвали газеты. Я слышал, о нем слагают поэмы.

– Я посадила его на корабль. И я не одна была у причала, когда уплывали наемники. Корабль провожала еще одна женщина. Бедняжка тронута богом, переплавлена в некоего полукракена. У нее не осталось рта, и разговаривать мы не могли, но вы меня знаете. Я всегда ношу с собой перо и бумагу. Ее зовут Уна.

Эладора вытащила пистолет из кармана. Навела на шпиона.

– Она описала, как вы завербовали ее шпионить против Гвердона. Как вы тайно пробрались в эту самую крепость. Вы искали божью бомбу.

«Тандер мертв. Анна мертва. Эмлин мертв. Никто не знает настоящих событий. А лучшая ложь содержит долю правды». Шпион позволил плечам Алика жалко поникнуть.

– Я думал, что это уже не важно. Я… я был шпионом на службе Ишмиры. Эладора, они хорошо мне платили. И позволили выбраться из Севераста, когда целый город превратили в лагерь для пленных. У меня не было выхода. Но мы всего-то лишь сделали вылазку на Мыс Королевы – и ничего больше. Знаю, надо было вам рассказать, но… когда погиб Эмлин, во мне все сломалось… а тут еще выборы и все прочее. – Он дал себе всхлипнуть. – То была моя прежняя жизнь. Теперь я совсем другой человек. Пожалуйста, поверьте мне.

– Я верю, – сказала Эладора.

– Ишмира в любом случае нападала. Боги обезумели, вы сами хорошо знаете. «Великую Отповедь» затопили сами Хранимые. Все, что случилось, произошло по вине богов.

– Сафидисты верят, что смертным пристало служить богам. Всецело слиться с божьей волей. Вытравить себя начисто, чтобы стать наилучшим вместилищем божественного. Стать их проводником. – Эладора впилась ногтями себе в ляжку, но рука с пистолетом не дрогнула. – Но… но меня это никогда не подкупало. Я хотела управлять своей судьбой самостоятельно, а не позволять кому-то или чему-то выбирать ее за меня. Не знаю, как я хотела этого добиться – ведь никто из нас не один. Все взаимосвязано между собой. Трудно установить первопричину любого поступка. А часто причин бывает несколько. История ни в коем случае не так проста, как повествуют предания. Приходится упорно и кропотливо выискивать связи. Кто рассказал городской страже о том, что в доме Джалех живет святой Ткача Судеб?

– Я не знаю! – шпион позволил Алику проявить немного гнева. Мальчик был его сыном.

– Вы рассказали, – произнесла Эладора. – Вы подбили Ишмиру к нападенью на город. Вы хотели, чтобы боги набросились на нас и были уничтожены вместе с Гвердоном.

– Они – чудовища.

– История также учит нас обращать внимание на несостыковки. На невозможное. Кари видела, как вы умерли в Новом городе. Барсетка видела, как вы погибли под артиллерийским залпом. Одно невероятное спасение еще допустимо. Два – уже… чудо.

Она приподняла дуло пистолета повыше.

– Скажите мне свое настоящее имя.

Шпион поглядел на хлипкое оружьице.

– Этим меня не убить, Эладора.

С первого выстрела она застрелила его насмерть.

Тело обмякло на стуле.

– Нет, – согласилась Эладора. – Не убить.

Шум механизма стал оглушительным. Тогда она встала, пригладила юбку и перешла в соседнюю комнату.

Шпион мгновенно оказался бестелесным, оторванным от смертного мира. Необходимо соткать себе новое тело – и разобраться с этой угрозой. Он вернется неподалеку. Тот путь через канализацию – единственный выход наверх, значит, Эладора останется ждать упырей. Он сформируется там до ее ухода. Убьет ее – эта мысль изрядно его расстроила, но дело в первую очередь. Упыри – вот проблема посерьезней, особенно Крыс. Они сторожат две оставшиеся божьи бомбы.

Он потянулся вдоль пряди судьбы. Есть одна возможность – Алик растет в парламенте, становится министром общественной безопасности. Подминает под себя городской дозор. Гвердону необходимо поставить на вооружение новую божью бомбу, отсюда наша прямая обязанность прикончить упырей и забрать необходимые компоненты, пока Хайт с Лириксом не увели их у нас. Перестроить машину на Чутком. Процесс медленный, однако есть способы его ускорить, и начинать придется не с чистого листа. Вот дорожка назад к…

Алик услышал, как его зовет голос Эмлина. Он попытался избавиться от него, это воспоминание с острова Чуткий, ничего более – но мальчик-то жив! Он где-то рядом! Он зовет Алика, молит прийти на помощь.

…и сила подхватывает Алика, тащит его назад в смертный мир. Эфирные моторы, баки, где елозят алхимические творенья. Круги вызова. Он уже видел это и раньше – только где? Приходится бороться с памятью, сражаться с мыслями, не давая им разбегаться. На Чутком. Он видел такое на Чутком.

В центре круга для вызова стоял эфирографный аппарат. Петля орихалкового кабеля отходила от круга – эфирное подключение действует, но говорит лишь с ним. Эмлин, внутри эфирографа, зовет его. Шпион боролся, пытаясь распутаться с Аликом, но безнадежно застревал в паутине его мыслей.

А потом попался и во плоти. Он материализовался в кругу.

Рядом стоял священник с пистолетом в руке. Он алчно смотрел на шпиона. Это был Синтер.

Алик сделал шаг к эфирографу, но жрец цокнул языком и покачал стволом. Шпион остановился. Эфирограф затарахтел и защелкал, но прежде чем механизм заговорил, Синтер нагнулся и выключил машину.

В дверях появилась Эладора. Глаза у нее вытаращены и полны страха.

– Это же вы. Вы и есть… бог, – сказала она. – Я думала, что боги… не умеют думать. Что вы – ожившие заклинания. Самовозобновляемые завихрения психической энергии в эфирном поле. А вы… не такой.

Шпион раскинул руки.

– Узри жертвоприношение моих жрецов в Северасте. По моей паутине они ушли вперед, в будущее, и оставили за собой нить бытия, за которую я способен цепляться. Далеко вперед ушли они – и сколь тянется сия прядь судьбы, я неспособен погибнуть. – Он всмотрелся в машинерию, в треск и рев вокруг себя и спросил: – Что это за клетка?

– Опытный образец доктора Рамигос. Уменьшенная модель машины на Чутком. Я попыталась оторвать от вас то, что в вас… воплотилось. Но это вы и есть. – Она зыркнула на ряд приборов со стрелками, встроенных в стену. – Механизм маломощен, чтобы сковать божество, наподобие Ткача Судеб, но справляется с… тем, кто вы.

– Я – Ткач Судеб, – провозгласил шпион. – Мне поклонялись в Ишмире и Северасте. Но когда Ишмира напала на Севераст, я был расколот. Когда моего двойника, мою тень уничтожат, я опять стану завершенным, единым Ткачом Судеб. – Он пожал плечами. – А коли не выйдет, у меня останется моя месть. Я поведу с ними свою тайную Божью войну. Я сброшу их алтари и сожгу их храмы, даже если буду вынужден действовать под этой маской из плоти. – Он распростер руки шире. – Теперь ты знаешь меня. Поклонись мне и будешь первой из моих святых, моей новой жрицей.

Эладора покачала головой:

– Это вы обещали и Эмлину?

Синтер застрелил его наповал. Машина взревела снова.

Возвращаясь на этот раз, он чувствовал себя беспомощным, новорожденным. Словно морской рачок во время линьки, мягкий и уязвимый, пока не обрастет панцирем.

– Без божьей бомбы вам меня не убить.

– Пока машина работает, ты тут привязан, – рявкнул Синтер.

Он улыбнулся. Круг вызова уже угасал. В эфирных моторах кончится энергия; живые мозги в баках не слишком-то долго смогут повторять секретные молитвы его удержания. Эфирограф – хрупкий прибор. Он убьет Алика, уберет эту приставучую связь с Эмлином – и скроется. Если есть время, то найдутся любые возможности.

– Вам меня не удержать.

Синтер опять застрелил его. Он сформировался заново и тут забыл, сколько ног полагается людям. Он подкосился и рухнул, пальцы, как паучьи лапки, засучили по полу, пытаясь волочь за собой мертвый груз тела.

Эладора вздохнула. Махнула рукой, и Синтер выстрелил еще раз.

– Я знаю, что бывает с богами, когда их уничтожают много раз.

И опять.

– Вы будто изнашиваетесь, не так ли? Каждый раз… урезает вас, умаляет. – И еще выстрел. – А вы, если на то пошло, всего лишь мелкий божок.

Синтер снова застрелил его.

Когда он сформировался на этот раз – замедленно, болезненно, вытягивая субстанцию своей сути из эфирной паутины, с тягучими и загнившими мыслями – Синтер приставил пистолет к его лбу. Горячее дуло к его смертной коже.

– Теперь ты работаешь на нее, – прорычал священник, указывая на Эладору. – Понятно?

Шпион не знал, переживет ли еще одну смерть. Он сдался.

– Меня это вовсе не радует, – проговорила Эладора. – Я лишь стараюсь как лучше, ради моего города. До этого я заключила сделку с богами куда хуже вас.

Эпилог

Перемирие устояло.

Трое участников Божьей войны условились о том, что Гвердон – совместная, нейтральная территория. За морями боги, драконы и легионы мертвецов могли себе драться, но не здесь, не в городе. Порой в договоре возникали прорехи – измены, спорные инциденты, но в целом мир выстоял. Городских властей чудесным образом оповещали о возможных угрозах; замыслы о возобновлении военных действий пресекались с минимумом пролитой крови.

Гвердон приспосабливался к новому режиму. В природе города было заложено преображаться, отстраиваться поверх обломков. К осени вновь открылся порт, оживленнее прежнего – боевые корабли трех стран соревновались за места у нейтральных причалов. Парламент временно переехал во дворец патроса, пока восстанавливались укрепления на Замковом холме; городской дозор занял старые катакомбы и усыпальницы на Могильном. Случались и чудеса, отныне город перестал быть безбожным. Жрецы-менялы Благословенного Бола наводнили рынки и лавки, благословляя городскую торговлю. Безглазые духовидцы Дымного Искусника продавали фантазии и грезы на Долу Блестки. Виадук Герцогини заменил временный мост – он висел на крюках, зацепленных за облака. Новый город больше не выходил из ряда вон – теперь чудеса творились повсюду.

Одним зимним днем Эладоре Даттин сообщили, что ее мать умерла.

Карета застряла в полупромерзшей грязи проселочной дороги. Барсетка соскочила на землю и, приложив недюжинную упырью силу, вытолкнула задние колеса. Потом залезла обратно, от дыхания на холодном воздухе шел пар. Эладора дала ей платок, чтобы Барсетка вытерла когти и не запачкала свое новенькое траурное платье из бархата.

– Спасибо, мисс, – сказала упырица. Она уселась на место. – Что это за штуки, там, в поле?

Эладора посмотрела туда.

– Лошади.

– Ого. Они почти как на резьбе в церквях Хранителей! Красивее, чем рэптекины. Интересно, на что они похожи на вкус? – Городской упырь, куда деваться. – Жалко, что Карильон не смогла приехать.

– Оно и к лучшему, – молвила Эладора. – Она никогда не была здесь счастлива. – «А я?»

Она озирала бесконечные снежные поля и леса, маленькие деревенские дома и сараи. Седые небеса над седой землей.

Она заметила быстрое движение высоко в облаках, седую завесу разорвал дракон, закружил над землей, выслеживая добычу. Эладора мысленно напомнила себе перекинуться словом с лириксианским послом. Драконы залетают слишком делеко от выделенных им угодий близ города; для договора о Перемирии в этом ущерб невелик, но нельзя закрывать глаза ни на что, касающееся занебесных чудовищ. Надо посоветоваться с Аликом, узнать, что у них есть на посла – мотивировать его решить этот вопрос без лишнего шума, а не рисковать оскорблением джирданской семьи, предъявляя претензии лично дракону.

Дракон, разочарованный пустынным ландшафтом, скрылся в облаках.

Вдалеке по мерзлому полю брел фермер с опущенной головой, он и не заметил громадной зверюги в небе.

Похороны посетило больше народу, чем Эладора рассчитывала. Циничная часть ее разума предположила, что люди пришли сюда в основном просто погреться. Сафидистка Сильва просила кремировать себя на погребальном костре из священного дерева, а не опускать тело в трупную шахту. Костер воздвигли на небольшой деревенской площади посреди Вельдакра. Большинство скорбящих были односельчане, в основном родственники по линии Даттинов. Несколько младших сановников из Гвердона; епископ-другой из Хранителей. Мхари Воллер отсутствовала, однако, как гласила записка, роскошные духи с ароматом чудесных цветов были от нее. Эладору посадили в середине церкви, на ближнюю к алтарю скамью, к телу матери. И чередой брели мимо, принося обязательные соболезнования.

Барсетка сидела в следующем от Эладоры ряду, положив в утешение когтистую лапу ей на плечо. «Какое же все это занудство, – думала Эладора. – Выхолощенный ритуал». Эти молитвы пустее смирительных псалмов в доме Джалех – такие поскуливания о милосердии не растревожат ни одного далекого бога.

Она вспомнила здешний Фестиваль Цветов. Как ее заставляли выстаивать тут часами, в душной жаре. Держать ладони над зажженными свечками. Молить пламя свечи превратиться в огненный меч, вымаливать дары святости.

«Гори», – думала Эладора. Зря она сюда приехала. Укол вошебным мечом должен был стать подобающим прощанием с Сильвой. Но необходимо соблюсти формальности. Они высидела всю долгую службу, пока ягодицы не затекли на твердом сиденье, пока тщательно напяленная маска скорби не переросла в честный оскал раздражения.

Сельский священник произнес последнюю заупокойную молитву, и Сильву понесли на жервенник. Тело легкое, будто бы оно уже выгорело внутри, и осталось только закончить начатое. Эладора пошла за ними, на всякий случай. За последний год она повидала, как восстают из мертвых, и хотела убедиться наверняка.

Несколько опоздавших подошли к ней проявить почтение, когда мать уже лежала на костре. Один из них, коротышка с длинным носом, ненадолго отвлек разговором сельского священника, а потом приблизился к Эладоре. Она его уже видела, только сразу не могла вспомнить, где именно. А потом вспомнила и с трудом превозмогла себя, удержавшись от возгласа.

– Я просто хочу, чтобы вы знали, как мне жаль, – сказал король Беррик. – Я знал вашу мать последние несколько месяцев, пока мы оба гостили у патроса во дворце. Иногда мы с ней беседовали, когда она могла разговаривать. Она часто упоминала вас. Порой даже гордилась вами. – Король окинул взглядом площадь. – Она научила меня любить Гвердон. Любить, пусть даже на расстоянии.

«Она была Тай».

– Благодарю, ваша милость. И спасибо за то, что пришли.

– Мне необходимо исполнить некоторые обязанности. До отъезда подойдите к священнику.

Внезапный всплеск пламени отвлек собравшихся, и король воспользовался возможностью незаметно отбыть.

Эладора стояла на холоде и смотрела, как тело матери горит и становится пеплом.

Покосившаяся сельская усадьба в Вельдакре теперь принадлежит Эладоре. Слишком поздно, в Гвердон до темноты не вернуться, поэтому они с Барсеткой остаются здесь на ночь.

Она повернула ключ и отперла заднюю дверь. Деревенский дом мало поменялся с тех пор, как Эладора поступила в университет. Затхлые книги, иконостас Хранимых Богов. Подтеки свечного воска.

Шкатулку она положила на стол.

– Что там? – спросила Барсетка. – После похорон я видела, как жрец передавал вам этот ящик.

– М-мать доверила шкатулку ему, – ответила Эладора, – еще очень давно. Ее… ее прислал дедушка, тогда же, когда отправил к нам жить Карильон.

Шкатулка с железными петлями была сделана из какого-то темного дерева. Защелка опечатана сургучом со знаком семьи Таев. Дотронувшись до печати, Эладора почувствовала озноб колдовства. На крышке начертаны обереги.

– Что там внутри? – Барсетка принюхалась к ящичку.

– Дневники моего деда, так сказал священник. Мать… захотела, чтобы я их взяла.

– Зачем?

Наследство. Предупреждение. Ловушка. Она не знала.

Мать была чудовищем. Мать была святой. Она преобразила Хранителей, восстановила короля на престоле. Король всем ей обязан.

Дедушка был чудовищем. Дедушка заложил и выстроил современный город, как он есть. Келкин всем ему обязан.

Эладора прокалывает палец и срывает печать.