Текст книги ""Современная зарубежная фантастика-1". Компиляция. Книги 1-21 (СИ)"

Автор книги: Деннис Тейлор

Соавторы: Гарет Ханрахан,Бен Гэлли,Джеймс Хоган,Дерек Кюнскен,Девин Мэдсон
сообщить о нарушении

Текущая страница: 122 (всего у книги 341 страниц)

Глава 18

Мыс Королевы – это сжатый кулак города. Это крепость, что правит заливом; база военного флота с дюжиной канонерок, пришвартованных у причала, и серыми, акульими очертаниями боевых кораблей в открытом море; это тюрьма и казарма – и штаб-квартира городской стражи. Повсюду шипы и баррикады, пушечные стволы и военная дисциплина. Поначалу знакомая обстановка успокоила Тереванта, но он шел через форт, раздражение росло.

Здесь все – живые. Мертвецы Хайта выполняют любое дело медленно и основательно. Когда мертвые готовы работать всю ночь без света и отдыха, нет смысла спешить.

По контрасту, Гвердон колыхался на грани хаоса. Работа доводилась до конца – но крайне небрежно.

Он нашел нужного служащего, и тот направил его к другому служащему. Теревант пошарил в бумагах Эдорика Ванта и наткнулся на искомое имя.

– Э-э, в отдел криминального колдовства, пожалуйста. Мне нужна доктор Рамигос. – Если священник был прав и останки Ванта содержатся у стражи, тогда они в ведении этой Рамигос.

Служитель повел его во чрево крепости по узкой, но залитой светом лестнице. Здесь не темница – заключенных в подземелье нет. Это лабиринт хранилищ и кабинетов. Стены толщиной фута в четыре, укреплены против пушечных залпов и божественных чудес. В отдалении гудят вентиляционные очистители воздуха – средство против алхимических газов и пылевых бомб. Осовремененная крепость, в отличие от древних замков, что охраняют подступы к Хайту.

– Вон туда. – Служитель провел его в небольшую приемную со стульями. На одной стене карта Гвердона, облепленная желтыми бумажками, – отметками о выявленных носителях чародейских способностей. На другой портрет Дроупа в рамке, где художник предпринял героическую попытку отыскать подбородок этого деятеля.

Теревант сел. Жужжание вентиляторов и мерцающий эфирный свет не давали сосредоточиться на документах, поэтому он вытащил все тот же роман «Костяной щит» и забылся в его сюжете, пока дверь не открылась снова. Он поднял взгляд: вошла женщина, на пару лет моложе его, лицо под косметикой припухло, одна рука забинтована. Она присела в ожидании на другой стул, достала собственное чтение. Он искоса глянул на ее лист – по бумаге расползались непонятные иероглифы. Какое-то техническое руководство, наверно, с использованием алхимиии или тавматургии.

Он дочитал последние страницы «Костяного щита» и залихватски захлопнул том.

– Интересная?

– Есть оригинальные ходы. Впрочем, в окончании скучная, предсказуемая мораль о том, как опасно предпочесть любовь долгу. – Он ухмыльнулся и протянул книгу ей. – Я закончил. Прошу, если хотите.

– О, я не стану вас обирать.

– Ничего. Я фантастично богат. – Не сказать, что это полная ложь. Эревешичи – весьма состоятельные землевладельцы, вот только семейный доход почти целиком уходит на поддержку их войск, сражающихся на Божьей войне. И выплаты по долгам гвердонским алхимикам и ростовщикам Ульбиша.

Женщину, похоже, это не впечатлило, но она взяла книгу и внимательно ее просмотрела.

– Книга из Хайта, – пояснил он, пока она изучала фронтиспис.

– Я уже сообразила. Вы не возражаете, если я возьму ее на время?

– Я же сказал, что прочитал до конца. Но если хотите, то можете вернуть ее мне в посольство.

– С-спасибо, – сказала она через минуту. – Я Эладора Даттин.

– Теревант Эревешич, офицер Девятого. Нет, постойте, я теперь в посольстве.

Она пригляделась к нему:

– Вы же брат посла?

– А вы знаете Ольтика?

– Мы встречались пару раз в посольстве. Он поразительный человек.

Теревант решил сменить тему. Он потерял счет разговорам, в которых ему в уши лили сплошную хвалу Ольтику.

– Что вы здесь делаете? Пришли написать заявление? – Он кивнул на ее раненую руку.

– Нет, нет. По другому вопросу. Мне нельзя его обсуждать. А вы?

Он едва не начал объяснять, что пришел сюда потребовать выдачи останков Эдорика Ванта, но ему же полагается быть разведчиком, поэтому он вовремя спохватился.

– Мне тоже нельзя обсуждать мое дело.

Последовала долгая, неловкая тишина. В коридоре застучали шаги, потом в отдалении стихли, и тишина вернулась. Первой не выдержала Эладора.

– Вы знаете, почему эта крепость зовется Мыс Королевы? Когда культ Черного Железа покорил город, королевская семья бежала, лишь бы не прислуживать новым богам. Легенды гласят, что первый Черный Железный Бог был идолом, выловленным рыбаками из океана, хотя Пилгрин строил теории, дескать, ранние эксперименты в, э-э, Хайте, могли позволить местным богам в-воплотиться в материальном облике. Как бы то ни было, один жрец тайным подземным ходом вывел королевскую семью из дворца в Серране, и по упырьим туннелям они добрались сюда, где стояла небольшая крепость.

Похоже, коротать время за разговором для нее означало историческую лекцию.

– Королева приказала своему гарнизону поднять королевский вымпел, чтобы враг понял, что она здесь. Веретенщики переползли через стены и в конце концов пожрали ее, но… – Она помолчала, видимо, потерявшись с мыслью. – Простите. Так или иначе, но враг попался на эту уловку, а юный принц бежал из Гвердона на корабле и уплыл искать подмогу против Черных Железных Б-богов. После войны это место назвали Мыс Королевы в ее честь.

– Принц так и не вернулся?

– Нет. Сказание утверждает, что он возвратится в самый мрачный час города, но по летописям его занесло в поисках союзников далеко на восток, где он годами по крохам собирал себе армию у разных правителей, пока не остался совсем без денег и исчез.

– А дальние родственники? Наверняка должен был найтись кто-то, кто мог бы предъявить права на корону? – Возникло мгновенное, незнакомое чувство стыда – кроме него и Ольтика наследников меча Эревешичей нет, больше некому продолжить род. По большому счету, их гвердонское королевство – незначительная мелочь; их корона – лишь драгоценная побрякушка, в отличие от живого меча Дома Эревешичей.

– После низложения Черных Железных Богов власть сосредоточили в своих руках Хранители, – продолжала Даттин. Она явно более уверенно цитирует исторические труды, чем общается на вольные темы.

Дверь отворилась, прерывая лекцию Даттин. Показалась седоволосая женщина, должно быть, это и есть доктор Рамигос. Ее мантию украшала красочная вышивка в виде птиц, яркий бутон на фоне бетонной серости, но также на ней и браслет с эмблемой гвердонского городского дозора. Позади нее молодой прислужник нес исполинский гримуар, прикованный цепью к его запястью.

Даттин, очевидно, знала эту даму, раз встала с ней поздороваться.

– Ты цела? – спросила Рамигос. – Я слышала, на тебя напали. – Она подхватила правую руку Эладоры, рассмотрела ранение. – Ох. Я помню, насколько такое болезненно.

– Я… со мной ничего. – Эладора пожала доктору руку. – Но мне бы хотелось побольше узнать об охранных чарах. На тот случай, если меня отследили до дома.

– Да, конечно. Я тебе покажу.

– И, э-э, о заклятиях против телепортации. Такое возможно?

Теревант поспешно влез в беседу, пока о нем не забыли.

– Доктор Рамигос, я из посольства Старого Хайта и…

– Да, да. Я заметила вживители. Сюда.

Рамигос повела их по коридору, вполголоса переговариваясь с Эладорой. Согласно записям Эдорика Ванта Рамигос, помимо прочего, городской коронер и волхвователь. Ее вызывают, если происходит смерть с участием колдовства или чуда. Непонятно, в Гвердоне ли она родилась – внешний вид и выговор у нее иноземные. В Хайте Корона никогда б не доверила такой ответственный пост чужестранцу.

Пока они шли по коридору, в воздухе густело эфирное напряжение, и Теревант задумался, не работает ли за этими бетонными стенами какая-нибудь мощная сверхъестественная машина. Когда он моргал, то перед глазами промелькивали руны и колдовские сигиллы.

У кабинета Рамигос они остановились. Сквозь проем Теревант увидал ряды полок с журналами и томами в тяжелых переплетах. К потолку крепились цепочки, на них висели небольшие божьи идолы всеразличных пантеонов. Ткач Судеб и Царица Львов тесно соседствовали с пантеоном Хранителей, смертебогом Хайта, Звездой и прочими, незнакомыми ему богами. Все идолы примерно одинаковой величины и выполнены одной и той же рукой – боги со всего света собраны и классифицированы, как бабочки под стеклом.

Тут Рамигос закрыла дверь, и он остался снаружи.

Эладора устроилась в кресле напротив доктора. Волхвовательница взяла ее за руку и причмокнула, глядя на рану:

– Что ж, как бы то ни было, ты пыталась заниматься.

– Мне пришлось, э-э, применить чары на практике.

– Вот как? – Рамигос откинулась в кресле. Повела рукой, и чайник начал кипятиться. – Рассказывай.

Эладора осторожно подбирала слова – ей бы не хотелось выдать имя Карильон. Сперва сестру надо выманить из Нового города, как бродячую кошку, и обучить толково применять свои богоданные, во второй уже раз, способности. Рамигос, если узнать ее получше, добра и великодушна, но также она могущественная чародейка и не потерпит дерзкого нахальства Кари. Нет, лучше отложить их встречу до другого раза.

– Я попала в переделку в Новом городе. Кажется, пытались ограбить. Без существенного ущерба.

– Для тебя или для них?

– Эм-м, для меня. Те, кто на меня набросился…

– Послушай, – проговорила Рамигос, наливая чашку терпкого чая. – Если ты, не выправив разрешение, начнешь бегать по городу и швыряться опасными заклинаниями, то тебе придется держать ответ перед уполномоченным волхвователем. А она строго накажет… тебе – практикуйся чаще!

– Собственно, я пришла спросить у вас, – Эладора отхлебнула чаю. – Есть ли заговор, чтобы блокировать телепортацию?

Рамигос прыснула со смеху:

– Да ведь телепортация, почитай, невозможна. Я сама знаю лишь горстку адептов-людей, которые худо-бедно пробовали перемещаться. Из всех бед, о которых следует беспокоиться…

– А как насчет святых? Святые могут телепортироваться.

Рамигос поставила чашку.

– Никто, – мягко проговорила она, – не видел Мирена Онгента за последние четыре месяца. Не тревожься на его счет.

Эладора зарделась и попыталась прикрыться чашкой. Стыдно быть такой насквозь прозрачной.

– Я… в квартире мне показалось… то есть на самом деле ничего не было, но на миг показалось…

– Он не придет, Эладора. Даю слово. В этом можешь на меня положиться.

Она что, намекает на какой-то секрет? Вдруг стража поймала Мирена, несмотря на все его таланты?

– Хотя, – промурлыкала Рамигос, – его чудеса могли в дальнейшем и облегчить творение подобных чар в Гвердоне. Наверное, стоит это дело поизучать, когда выдастся свободный годик. Короче говоря, способы блокировать или отклонить телепортацию есть. Не совсем полезные в обиходе знания, но для тебя будет хорошая тренировка. Итак, начнем со старого приятеля – «Транзакционного Анализа»…

Эладора внутренне застонала, когда Рамигос вытащила из выдвижного ящика замусоленный учебник. «Транзакционный Анализ Кшебешского Гримуара» был основой современного колдовства, вот только он пресловуто запутан и скучен. Незнамо сколько они потратили, применяя методы «Транзакционного Анализа» к ее проблеме, но когда закончили, голову словно залило противопожарной алхимической пеной и в ее липкой тяжести окончательно угасли все мысли.

– На первых порах сгодится, – пробормотала Рамигос. В голосе слышалась неохота прекращать занятие. – Меня ждет работа.

– Спасибо вам. – Эладора, потянувшись, встала, а Рамигос взяла «Костяной щит» и пролистала страницы.

– Это что такое?

– Хайитянский роман. Кстати, о Хайте. Я должна…

Рамигос оборвала Эладору:

– Если ты о мертвом хайитянском шпионе, которого стража нашла в Новом городе, то не говори ни слова. Тебе бы лучше в эту заваруху не вляпаться.

Эладора придержала язык. Рамигос перевернула еще пару страниц и подняла глаза.

– Твой дед когда-нибудь путешествовал в Хайт?

– Я… хмм… я не знаю. Многие стороны Дж-дж… жизни моего деда покрыты мраком, и когда уничтожили всю семью, с ней уничтожили семейные дневники. К чему вы спросили?

Рамигос протянула книгу обратно.

– Без задней мысли. Пока, убегай. И не забывай упражняться в чарах!

Молодой писарь вымученно улыбнулся Тереванту, пока оба ждали окончания беседы Эладоры с Рамигос.

– Она ненадолго, – сказал юноша и был прав, на встречу ушло не больше минуты, но вышедшая Эладора казалась измученной, будто прошло много часов.

– Благодарю вас за книгу, – голос ее царапал, будто она долго и беспрерывно говорила перед этим. – Я верну ее вам в посольство.

– Буду ждать с нетерпением.

Рамигос позвала его проходить. Минуту назад ее стол устилали бумаги, сейчас же он гол, как кость. Теревант оторопело заморгал.

– Присаживайтесь, пожалуйста.

– Я здесь насчет хайитянского подданного, третьего секретаря Ванта. Мне передали, что его останки у вас.

Она наморщила бровь:

– Передали? Кто – первый секретарь?

– Нет, другие источники.

– Другие источники, – фыркнула она. – Витиевато как-то.

– Его тело у вас?

Она повернулась к божествам на цепочках. Потыкала пальцем в хайтского Смертебога, и он завращался. Вибрация от колебаний божества побежала вверх-вниз по цепочке, понуждая прочих богов соударяться друг с другом и цокать.

– Лучше бы вы, – приглушенно произнесла она, – дали мне все уладить самой.

– Я возглавляю посольскую безопасность. Убийство одного из наших дипломатов попадает в мою компетенцию.

Кумиры перестали раскачиваться, некоторые из них запутались, натолкнувшись на растопыренные лапки Ткача Судеб. Рамигос нахмурилась и отплела смерть от остальных.

– Да уж, – буркнула она самой себе. – Недоброе предвестье. – Она встала, качая головой. – Давайте решим ваше дело.

Она опять повела его через лабиринт лестниц и коридоров. Несмотря на возраст, она задала скорый шаг, нетерпеливо его подгоняя.

– Вы знали Эдорика Ванта? – Приостановилсь она у дверей морга.

– Лично – нет. – После чтения кипы заметок Теревант чувствовал, будто немного этого человека знает. Вант любил Гвердон, его хитросплетения интересов и переменчивую жизнь. Вант был наблюдательным, сноровисто подмечал личные особенности персон или детали их биографий, что давали ключи к пониманию дел. И был близок принцу Даэринту – оба обретались в Гвердоне не один год: один в ссылке, другой вольготно стоял в тени, пока послы поочередно приезжали и убывали обратно. Некоторые записи Ванта напоминали Тереванту о его собственных взаимоотношениях с отцом, о его стараниях поддержать порядок в делах, пока старик медленно угасал.

Пожалуй, он отнесся к Даэринту слишком сурово. Обычаи Хайта ни за что не допустят, чтобы первый секретарь в этом признался, но, должно быть, тот принял смерть Ванта близко к сердцу.

Доктор Рамигос отперла тяжелую дверь и пригласила его в помещение морга. Здесь, на возвышении, лежал обугленный при пожаре труп. От такого состояния покойника было немного не по себе, обычно неусыпные как можно скорее избавляются от лишней мертвой плоти. Смерти не полагалось представать так неряшливо.

Сильнее всего повреждена голова, а также верхняя часть груди – там выгорело почти до костей. Растрескавшиеся лоскутки налипли на месте лица – то ли опаленная кожа, то ли обрывки одежды. Теревант проверил запястья: под спекшейся кожей красноречиво прощупывались бугорки стальных вживителей.

Рамигос вздохнула:

– Известно ли вам, что он делал той ночью в Новом городе?

– Это закрытые сведения.

Доктор уставилась на него, и на миг Теревант ощутил в ладонях вес, будто держал невидимый и тяжелый предмет – меч, что ли? По покойницкой расползались чары, и у него не было ни опыта, ни навыков распознать их суть. Тончайшие силы перемещались за гранью его восприятия.

Рамигос потупилась.

– Вы брат Ольтика, правильно?

Он выдавил вздох.

– Да. И что с того?

– Не очень-то вы на него похожи, только и всего, – грустно проговорила она и утомленно махнула на труп. – Я расскажу вам, как он погиб. – Она показала на отвратительные раны. На войне Теревант повидал и куда худшие, но здесь было по-иному. Строгая тишина мертвецкой подавляла. На исковерканный, обугленный труп полагалось взирать под стоны и вопли, залпы канонады и раскаты небесных знамений. А не в тишине, нарушаемой лишь тиканьем часов и негромким голосом Рамигос, пока та перечисляла: ножевой порез, огнестрельное ранение, следы клинка и огня.

Неусыпные способны восстанавливаться просто невероятно. Убийственные для смертного увечья сходят с них в одно мгновение. Пронзенное легкое не беспокоит, коли вам не нужно дышать. Разложению, рассечению или множественному урону противодействовать труднее. Но все же, несмотря на это, остов был практически цел.

– Чудесной природы. – Рамигос дотронулась до обгорелой кожи, и кожа отшелушилась хлопьями пепла.

– Я слыхал об одном имени – о Святой Карательнице.

Рамигос нахмурилась.

– Возможно. – Она протянула слово, сцеживая в него свои сомнения.

– У вас есть другая версия?

– Еще нет. Я недостаточно осведомлена, требуется время. – Она потерла золу на рукаве Ванта. – Нам всем требуется больше времени.

В голову Тереванта скакнула мысль:

– А это не могли быть ишмирцы? – «Ишмирские агенты срывают поставки алхиморужия из Гвердона, в то время как флот вторжения неумолимо близится к Старому Хайту». – Избранники Верховного Умура способны метать огонь.

– Если бы в Гвердоне появился ишмирский боевой святой, я бы знала об этом, – ответила усталым голосом Рамигос.

Теревант опять склонился над трупом, вглядываясь в глазницы Ванта.

– Я полагаю, вы продолжите поиски убийцы? – спросил он.

– Не лично я, но смею заверить, что пока мы разговариваем, стража шуршит палками по канавам и выбивает показания у свидетелей.

– Итак, я забираю тело под нашу опеку, – сухо и резко произнес он.

Рамигос отступила в угол, потянула за шнур. Где-то далеко прозвенел колокольчик.

– Через пару минут сюда спустятся, и вас с телом доставят в посольство. – Она присела на скамью поодаль – немалый уже возраст вдруг дал о себе знать. Подоспел давешний писарь, услужливо поднес ей все ту же огромную книгу. Бормоча, Рамигос открыла том, долистала до первой чистой страницы. Достала перо и начала писать, кончик царапал плотную бумагу.

Пристально изучая тело, Теревант обошел вокруг стола. В лотке рядом с покойником лежали вещи Ванта. Стальной, не раз бывший в употреблении нож. Несколько серебреников. Обрывок билета – обгорел, не прочесть. Другая бумажка, тоже побывала в огне. Он уставился на нее. Это религиозная листовка, смятая и опаленная, но местами на ней отчетливо проступали буквы. «Пламя Сафида вознесет душу», – разобрал он.

– Хочу вам кое-что показать, – объявила Рамигос, напугав его. Теревант порывисто обернулся.

– Что такое? – спросил он.

– В Кхебеше, – медленно пояснила Рамигос, – есть обычай записывать каждое чародейское деяние. Любое колдовство, заклинание или чудо искажает реальность. Мы ведем им учет, дабы однажды могли бы восстановить реальность такой, какой ей положено быть. – Она нашла страницу и повернула книгу, чтобы дать ему посмотреть.

Целый раздел книги был накорябан наспех, размашистым почерком. Строки вырывались из аккуратных абзацев и потоком обрушивались вниз. На бумаге проступали выжженные отпечатки сигилл. Она перелистнула страницу, и снова – одну за другой. Безумные действа шли длинным списком. На одном листе была лишь чернильная клякса. На следующем – только потеки от слез.

– Не понимаю, – проговорил Теревант.

– Я прошла тогда через Божью войну, – сказала Рамигос. – Я знаю, вы тоже ее повидали. Значит, надеюсь, понимаете, каким благом наделены мы здесь, в Гвердоне. И какие на нас лежат обязательства – делать все возможное, чтобы так продолжалось и впредь.

Рамигос тяжело встала. Покряхтывая, произнесла:

– Скоро к вам подойдут.

И вышла, оставив его наедине с мертвецом.

Глава 19

«Сегодня, – заранее знал шпион, – будет день многих обликов».

В первом из них он пробудился утром. Икс-84 рассматривал спящего Эмлина. Три ночи подряд Анна и Тандер вызывали мальчишку нашептывать чудесные послания далеким богам. Возносить к небесам литанию об оружейных сделках и морских перевозках. Здоровье мальчика подорвано, и это очевидно. Ведь нагрузка не только от усилий установить связь с божеством – тайному святому необходимо еще и полностью отстраняться от этой связи. Ведь не должно возникать ни сопутствующих чудес, ни материальных богоявлений, ни вторичных благовестов. Ничего, что могла бы засечь и отследить городская стража. Он должен дотягиваться до Ткача Судеб и одновременно избегать его внимания. Полностью отсекать от себя подвластные богу кусочки души, будучи всецело ему посвященным.

Удерживать такое равновесие – сведет с ума и очень сильного мужчину.

Икс-84 принял взвешенное решение – дать отдых средству доставки, поскольку вечером оно понадобится. Но одеялом Эмлина укутывал Алик, и он же спускался за завтраком и ставил поднос к постели, пока малыш не проснется.

После завтрака у Джалех он тоже Алик. Он проговорился, что умеет хорошо читать и писать, и теперь половина тронутых богами собиралась с утра у его стола. Одни просили составить письма в дозор, в которых молили стражу освободить родных из лагеря на Чутком. Другие посредством него общались с местными чиновниками, и он тесно ознакомился с правилами приема в гильдии, пошлинами и сборами городских служб, списками избирателей. Попадались письма домой – в Маттаур, Лирикс или Ульбиш, и, по ходу чтения, Алик подпускал шпиона снять пенку лакомой информации. Другие письма адресовались сюда, в Гвердон – их авторы несли на себе слишком вопиющие отметины занебесного, чтобы самим ходить по улицам вне Мойки и Нового города. В последнее время он привык поутру ненадолго присоединяться к Габерасу и его морской супруге, Уне. Габерас нашел работу на площадке у Дредгера; самое ядовитое сырье там ворочали каменные люди, но и для гнущихся пальцев находились задания. Габерас с Аликом усаживались у кромки воды и разговаривали о прежних днях Севераста, а Уна слушала их с мелководья. У нее не осталось легких, одни жабры, и говорить она не могла. Шпион отвлеченно задумывался, проявил ли Бог-Кракен умышленную жестокость, когда преобразовывал Уну, или она случайно попала под отголосок какого-то более масштабного чуда.

Когда над гаванью разносился фабричный гудок, Габерас брел в сторону порта, а Уна ныряла на глубину, охотиться.

Сегодня у припортовых контор Дредгера появился – вызванный из небытия – Сангада Барадин. Дредгер тепло приветствовал испытанного товарища, в стакан полилось густое вино. Они посплетничали о войне, бедствиях и размерах прибыли. Сангада уклончиво отвечал на вопрос Дредгера, что он тут затевает. Цеховик опять предложил на него поработать, и уже шпион снова вежливо отказал ему. При этом он позаботился, чтобы его увидели в компании Дредгера на выходе из конторы. Дредгера легко признать по тяжелой броне. В Мойке его знают все, и все запомнят того, кто с ним разговаривал. Они не забудут развалистую походку Сангады, его сочный акцент и шляпу – но не лицо под ее полями.

Перестраиваясь на скорый шаг, шпион стряхнул Сангаду Барадина и вновь стал Икс-84, ишмирским агентом. Безымянным, неприметным. Он двигался с предосторожностями, извилистым путем через переулки и задние дворы Мойки. Прошел насквозь несколько храмов – и благой ладан разных богов пристал к его плащу. Юркнул в подземку – и вышел вон, не садясь в поезд. На улице Фаэтонов он начертил «Х» мелом на кабинке уборной, а затем в дом Джалех вернулся Алик.

Ждать. Украдкой записывать. Набрасывать в уме сообщения, пока латает крышу на чердаке.

Избегая шпиона, на чердак втихомолку пробрался Эмлин. Он то и дело беспричинно вздрагивал, словно его оглушал никем другим не слышимый гром. Таращился на паутину по углам, на трещины в окнах. Мальчишка пустел, как сухой тростник – ускользал из мира смертных, слишком глубоко окунувшись в потустороннее. Алик наблюдал участливо и сокрушенно. Шпион досадовал от потери крайне полезного инструмента.

– Ткач Судеб подползает ближе, – прошептал мальчик. – Но он не станет со мной говорить.

– Потерпи, – записывая, сказал Алик. – Наш бог обязан скрывать себя.

– Он что, скрывается от меня?

– От наших врагов.

– Тандер сказал, я плохо стараюсь. – Мальчик рассеянно коснулся лица, потер омраченный лоб. Понадавливал, будто норовил проковырять в черепе дырки и впустить туда бога.

– Тандер – полудурок.

– Зато он верный.

Шпион бросил писать. Он воззрился на мальчика, который запрыгнул на койку.

– Ты о чем? – «Он верный». Подразумевалось, что кто-то другой – нет.

Эмлин не отвечал. Только сгорбился, заскреб в колючей, темной щетине – ею начала сверху обрастать его шея.

«Пустеет на глазах», – думал шпион.

– Джалех скоро начнет вечернюю службу, – неожиданно произнес Эмлин. Большинство смирительных обрядов Эмлин пропускал. Если сейчас мальчишке захотелось сходить туда, значит, он сам заметил – что-то не так. Безучастно, безмятежно поклоняться Хранимым – бальзам на душу, по сравнению с исступленным, неистовым шелестом мягких лапок Ткача Судеб.

– У меня встреча с Тандером. Пойдем вдвоем, если хочешь.

– Если ты встречаешься с Тандером, – отвечал мальчик, – то вечером я понадоблюсь Анне. – Он задрожал, вопреки летней жаре.

«Не подвешивай на нить больше груза, чем она способна выдержать».

– Вот, – сказал Алик, протягивая мальчишке несколько монет, – выйди на время из дома. Сбегай на площадь Агнца.

Долгую минуту Эмлин таращился на него, потом сгреб монеты.

– Только вернись до темноты, – предостерег Алик мальчишку на выходе.

Смеркается, и по городу загораются фонари. На Мойке трепещет пламя газовых факелов или просто стоит темнота. В районах побогаче разливается болезненный свет алхимических ламп. Камень Нового города источает дивные огни. Из часовенки, притулившейся подле дома Джалех, доносится заунывное пение. Вечерние псалмы Хранимым Богам, хоралы, что не воспаряют ввысь.

Шпион видит снаружи Тандера под фонарным столбом. Покачиваясь, он прикуривает сигарету от газового пламени.

Покинув обитель Джалех, шпион опять становится Икс-84. Улыбка Алика спадает с лица; рост и сила Алика сходят с плеч. Он минует Тандера, не поводя взглядом, на случай слежки. Он направляется в заведение промлибов – сегодня здесь открыто допоздна. Пробирается мимо собравшихся мужчин и женщин, слышит обрывки разговоров о коварных замыслах алхимиков, байки о Божьей войне за границей. С некоторыми знакомыми шпион на ходу обменивается любезностями, но к угловому столику подходит один.

Парой минут позже показывается Тандер, садится напротив. Два усталых работяги, не на что здесь смотреть.

– Мне тут нравится. – Тандер поднимает свою пинту, просвечивает, любуется. – Дозор не посмеет здесь за нами подглядывать, уже совсем скоро выборы. И пиво тоже получше, хоть за него и надо платить. В забегаловках барыжников алхимическую бурду наливают даром.

– За качество всегда надо платить, – говорит Икс-84. Под столом совершается сделка. Тандер передает мешочек монет, а Икс-84 вручает туго свернутый бумажный свиток. К профессиональному ужасу шпиона, Тандер разворачивает листы и рассматривает их прямо тут. Он присвистывает и смеется при чтении документов – рукописных заметок шпиона о готовности гвердонского военного флота, о предполагаемых союзах и торговых соглашениях, о новом алхиморужии. Все изложено своими словами на основании переписки Эладоры.

– Где ты это достал? – изумляется Тандер.

– Поспрашивал в портовых притонах, – лжет Икс-84. – Добрый товар? – интересуется он. – Стоит денег?

Икс-84 беспокоится о деньгах. Шпион – нет.

Шпион наблюдает, как читает Тандер, и молится, чтобы он увидел нужное, увидел обернутую в эти страницы тайну.

Тот не замечает ее. Не задерживаясь, пролистывает страницы с данными о гвердонском флоте.

«Теперь все зависит от Анны», – думает шпион. Прихлебывает пиво и улыбается, запивая свою неудачу.

«Потерпи, – говорит себе шпион. – Вживайся в личину. Будь незаметным».

– Похоже, придется это отправить уже сегодня. Попозже пришлешь к нам малого. – Тандер булькнул пивом, запихал бумаги за пазуху. – Козленыш, правда, что-то расклеился. Дерьмового святого ты притащил, приятель. Никак все нормальную связь не наладит. Ты тут вроде как ни при чем. – Он ухмыльнулся, показав слишком много стиснутых зубов. – Но это ты схера ли возомнил, что твой смирительный дом – хорошее местечко, где спрятаться. А теперь она заставляет меня лезть на четвереньках в подвал и ловить затраханных паучар, чтобы кормить пацана. А еще подношения эти. Жертвы. – Тандер похлопал по запрятанному свертку бумаг, его восторг внезапно обернулся тошнотой. – Чтоб твои сведения наверняка прошли за море, ночью придется опять совершать заклание. И бродячей кошкой тут хер обойдешься. Смотри, заставлю тебя их ловить.

Шпион сделал длинный глоток, избегая встречаться глазами с собеседником.

– Не пропадай, – через минуту произнес Тандер. Он поднялся, осушил стакан и побрел сквозь толпу.

Шпион потянул время, медленно допивая пиво – так он привлечет меньше внимания. Если его здесь узнают, то узнают как Алика, а у Алика денег нет. Значит, Алик не оставит выпивку недопитой и при этом не будет хлестать, как Тандер. Алик – неторопливый, вдумчивый, услужливый работяга. Алик – хороший парень. Он расслабленно погрузился в личность Алика, закутываясь в нее, как в уютное пальто. У Алика нет причин беспокоиться.

Итак, Алик сидел, попивал пиво и слушал песни. Старые песни сорокалетней давности, времен расцвета движения реформистов. Куплеты про мздоимство церковников, про то, как боги перестали отвечать на молитвы, но зато алхимики наловчились превращать в золото пот честного труженика. Напев перебивали сплетни о предстоящих выборах – все про Келкина, гвердонскую большую шишку. Келкин – сплошные хрящи да острые локти. Выкарабкивается откуда угодно, выигрывает очередные выборы одной своей пробивной силой.

Шпион вслушивался во все и разглядывал народ. Кто из них может оказаться полезным? Вон та женщина, на ней отбеленная одежда и на лице слабые бороздки, вероятно, от защитной маски – она что, работает на алхимической фабрике? А вон веселая троица у стойки – моряки, спору нет, но с палубы военного корабля или торговая команда? Вон двое в углу, перешептываются – чем они заняты? Он улыбнулся при мысли – вдруг они тоже шпионят, и это не исключено. Гвердон кишит шпионами и осведомителями. Может, они тоже в сговоре, шлют тайные послания ветхим владыкам Хайта, отравителям с Ульбиша или лириксианским драконам?

К его столику подошел высокий мужчина и сел на освобожденный Тандером стул. В руке он держал новое пиво для Алика.

– Абсалом Спайк, – сказал он. Шпион не сразу сообразил, что так мужчина представился.

– Алик.

– Ну да. Даттин все о вас распевала. Сказала, вы – человек, на которого стоит обратить внимание.