Текст книги ""Современная зарубежная фантастика-1". Компиляция. Книги 1-21 (СИ)"

Автор книги: Деннис Тейлор

Соавторы: Гарет Ханрахан,Бен Гэлли,Джеймс Хоган,Дерек Кюнскен,Девин Мэдсон
сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 341 страниц)

Глава 16. Испытание

«Если жизнь дала тебе лимоны, обращайся к смерти за сахаром».

Поговорка, популярная у свободных теней

– Вот эту гнойную верблюжью задницу?

Очаровательно.

– Да, Векс. Повторяю в десятый раз: она выбрала его. – Ямак скрестил свои пухлые руки на груди, словно закрывая ворота прямо перед носом Векса. Звякнули браслеты из кости и золота.

Этот разговор безмерно меня радовал. Векс преследовал меня уже несколько дней, с тех пор как меня притащили в темноту и прохладу песчаника. Будь у него легкие, я бы чувствовал, как он дышит мне в затылок. Но вместо дыхания у него было злобное сердце, и поэтому я с удовольствием наблюдал за тем, как это сердце топчут.

– Но почему?

– У вдовы свои планы, ты же знаешь!

– Тор Баск сказал, что он опасен!

Ямак вытер пот со лба. Капли пота оставляли пятна на свитке, развернутом на столе. Ямак попытался закрыть от меня свиток, но я все равно видел какие-то линии и схемы.

– И Хорикс говорит, что это не так, – сказал он.

– Но ведь это я о ней забочусь! Этот кретин ни хрена не знает про…

– Хватит, тень! Ты забываешься. – Ямак откашлялся. – Решение уже принято. Тебя переводят присматривать за кухней.

Весьма кстати. Кухни находились на шесть этажей ниже, и, поскольку я не ел, отравить меня Векс никак не мог. Правда, там полно меди…

Векс опустил голову и устремил невидящий взгляд в какую-то точку на полу.

Ямак поманил меня, и я приложил все силы для того, чтобы не толкнуть Векса плечом, проходя мимо – но, увы, я часто становлюсь заложником своих худших черт. В свою защиту могу сказать, что я лишь коснулся Векса: сложно толкнуть кого-то, если у тебя нет ни кожи, ни костей. Но о своей позиции я заявил довольно четко, и Векс буркнул мне в спину какую-то непристойность на аркийском.

Я последовал за мастером Ямаком на самую верхушку башни. За нами, музыкально позвякивая доспехами, шли пять солдат Калида, среди которых не было ни одного призрака.

Хорикс ждала меня в библиотеке, свернувшись клубочком в кресле, словно кошка. Ее окружали широкие оборки – черные, словно пятно нефти. Вдова подперла голову кулаком; на носу у нее сидели очки с линзами из кристаллов.

Для библиотеки здесь было довольно мало свитков и книг: на полках, в основном, стояли подставки для сальных свечей. Солнечный свет не проникал внутрь через два треугольных окна на потолке, но он был и не нужен: свечи горели почти так же ярко. В воздухе висел их плотный дым.

– Ворота заперли? – спросила она.

Ямак наклонил потную голову.

– Да, вдова Хорикс.

– Тогда можешь идти.

– Как вам угодно.

Коротко поклонившись, Ямак ушел, закрыв дверь. Воины встали полукругом позади меня, приготовив короткие копья к бою.

Меня подвели к обтянутому бархатом креслу. Я сел, положив руки на колени; моя спина была все еще скрючена от странной усталости, которая так и не прошла, когда закончилось мое наказание. Мне казалось, что солнце и саркофаг украли часть моей души, заменив ее слабостью.

Ожидая, когда она заговорит, я позволил взгляду бродить по золотым символам на свитках и по корешкам книг, по мраморным и костяным полкам, напоминавшим пчелиный улей, по огонькам свечей, похожим на раскаленные самоцветы.

Хорикс заговорила тихо, словно я сидел рядом с ней.

– Ты не выглядишь обеспокоенным.

– Меня одолевает любопытство, а не беспокойство. Если, конечно, вы не хотите снова запихнуть меня в тот гроб.

– Саркофаг. Да. Это было одно из предположений мастера Ямака. Саркофаг сделан из про́клятого камня – по крайней мере, так он мне сказал. Их немного осталось – хотя, насколько я понимаю, еще несколько лет назад они были крайне модным товаром в западных районах. Но мода изменилась: теперь тень привязывают за ноги и опускают в ведро с водой. Утонуть тень, конечно, не может, но она забывает об этом, пока пытается не задохнуться. Особенно это касается свежих теней.

Я посмотрел на нее. Она мне угрожает?

– Господин Базальт, вы когда-нибудь были на Просторах?

Мое имя застало меня врасплох; оно словно напомнило мне о сне, который растаял в свете дня. Казалось, что Джеруб умер в саду.

– Нет.

– Говорят, это страшное место, что там сплошь преступность и нищета. Но я не согласна. По-моему, Просторы богаты идеями и жизненной силой. Люди, живущие в суровых условиях и в трудное время, обычно прибегают к чрезвычайным мерам, чтобы облегчить свое существование. Например, на юго-востоке Просторов, где ползучие пески могут за одну ночь проглотить здание, фермеры, разводящие жуков, поняли, что пальмы и папоротники удерживают землю на месте, тем самым позволяя бороться с песчаными бурями. Трудности порождают изобретательность, вам не кажется?

– Да, наверное.

– Возьмем, к примеру, ваш случай, господин Базальт. Справедливо ли утверждение, что вам в последнее время не везет?

– Хозяйка, если речь зашла о справедливости, то смерть – одна из самых главных неудач, хозяйка.

– И все же вы, оказавшись в непростых условиях и в непростое время, делаете все, чтобы облегчить свое существование. Даже если для этого нужно совать нос не в свое дело.

Смех, последовавший за ее словами, показался мне странным – и не только потому, что был коротким и визгливым. Он совсем не сочетался с завуалированным напоминанием о том, что здесь главная – она.

– Именно поэтому сейчас вы здесь – чтобы узнать, могу ли я как-нибудь вам помочь. Верно?

– Я здесь, потому что вы приказали мне явиться и хотите поручить мне работу.

– И вы ни разу на это не жаловались?

Да, вот тут старая кошелка меня уела. И, судя по блеску в ее глазах, похожих на изюминки, она прекрасно это понимала.

– Что вы строите в подвалах? – спросил я.

Она щелкнула костлявыми пальцами, привлекая внимание солдат.

– Оставьте нас.

Они были встревожены, поэтому приказ выполнили не сразу. Почему они так преданы этой ведьме? Почему они так о ней заботятся? Я не верил, что все дело только в деньгах.

Когда последний воин исчез за дверью, ведьма Хорикс медленно сдвинулась на краешек сиденья и с усилием встала, чтобы хищным взором окинуть полки. Ее движения были скованными, словно в кресле она просидела очень долго. Сейчас Хорикс была похожа на старую пантеру, обходящую свою территорию.

Ее пальцы запрыгали по краям свитков.

– Мне нравятся истории. А вам, господин Базальт? – спросила она, игнорируя мой вопрос.

– Раньше я их любил.

Когда годы стали забирать у меня все больше и больше, я обнаружил, что почти в каждой истории хотя бы одного персонажа ждет печальный конец. И вот беда: это всегда был тот персонаж, с которым я отождествлял себя больше всего. В художественной литературе такие люди, как я – одни из тех, кем можно легко пожертвовать. И вот, смотрите, я оказался тут – сияющее доказательство этой теории.

– Говорят, что истории – окна в другое сознание, в другой мир, но лично мне кажется, что они – скорее зеркала, чем окна. В них мы мельком видим себя, переодетых в персонажей книги. А истина, как любое отражение, может быть неприятной. Может, поэтому вы разлюбили истории, господин Базальт? Они напоминают вам о каком-то печальном событии?

Мое отражение мне никогда не нравилось – ни в зеркале, ни на страницах книги. Но в моем ремесле деньги приносит не красота, и уж точно не доброта и справедливость.

– Хозяйка, вы позвали меня, чтобы рассказать мне историю?

– Вовсе нет. – Она навела на меня палец. – А вот вы, прежде чем потерять сознание, дошли до середины своей истории. Я хочу услышать ее целиком и узнать, что она мне покажет.

– Предупреждаю вас: счастливого конца у нее не будет.

– Я прожила уже много лет и поэтому уверена, что выдержу.

– Не сочтите за дерзость, но зачем вам моя история?

Хорикс надменно взглянула на меня.

– Мне кажется, что она может меня заинтересовать, – ответила она.

Богачей интересует только то, на что можно потратить деньги – или то, на чем можно заработать.

– На самом деле, рассказывать не о чем, – солгал я.

– Давайте я помогу вам начать, господин Базальт, – сказала Хорикс, словно учитель упрямому ребенку. – Думаю, даже красс должен знать Догматы о подневольных мертвецах – написанные тысячу лет назад законы, регулирующие порабощение и обладание тенями.

Я сложил руки на груди.

– Ну, конечно. Благодаря влиянию Аркийской империи их знают все.

За моей репликой последовали ее слова – монотонные и заученные.

– «Они должны умереть в смятении. Они должны быть заколдованы с помощью половины медной деньги и воды Никса. Они должны быть заколдованы в течение сорока дней. Они в неволе у тех, кому принадлежат их монеты. Они – рабы, и выполняют волю своего господина. Они не должны причинять вреда своим господам. Они не имеют права выражать свое мнение и владеть имуществом. Они не обретут свободу, если она не будет им дарована…» Я ясно излагаю?

Мне показалось, что да, но она ответила за меня. С каждым словом вдова делала большой шаг, пока не оказалась практически у меня перед носом. Тогда она, задрав голову, посмотрела на меня из-под своего капюшона.

– В двух словах: вы для меня – ничто. Вы должны говорить только: «Да, хозяйка» или «Будет исполнено, тал». Когда я задаю вопрос, я ожидаю, что на него ответят. Не обманывайте себя, господин Базальт: весь наш разговор и ваше повышение – это просто спектакль, способ отвлечь внимание. Я пыталась убедить вас по-хорошему, но если вы, крассы, предпочитаете прямоту – что ж, я не против. Вы расскажете мне свою историю, иначе я прикажу Калиду отправить вас в саркофаг на неделю. А затем отрежу вам язык, чтобы вы больше не произнесли ни слова. Теперь я достаточно ясно излагаю?

– Что вы хотите узнать? – выпалил я.

– В основном, кто вы и как оказались в Араксе.

Вдова двинулась к своему креслу и приготовилась услышать увлекательный рассказ.

Настало время для откровенности. На самом деле я никогда особо не умел и не любил рассказывать все, как есть, но в безумных речах черной кошки Башт было зерно истины: у каждого замка есть ключ. Чтобы взломать игру Хорикс, требовалась правда.

– Как вы уже знаете, я из Таймара, но вырос в степи, у гор Холодного Разлома. Моими родителями были целители. Они родили меня поздно, чтобы избавиться от скуки. Они мечтали обучить меня своему ремеслу, но я предпочел воровство. Начал я с их одежды и безделушек, затем принялся красть еду на деревенских рынках. Это занятие приводило меня в такой восторг, что я вступил в несколько таймарских банд, чтобы отточить свои навыки и закалить нервы. Я уже не могу сосчитать, сколько раз отец забирал меня из местных тюрем, сколько заработанных тяжелым трудом денег он потратил на взятки. В то время я был слишком молод и не понимал, что уничтожаю репутацию родителей, обрекая их на нищету. Когда мне исполнилось двенадцать, я узнал о замочном мастере из Сараки и, недолго думая, сбежал из дома. Я поступил так ради собственной пользы, но, в каком-то смысле, подарил родителям мир и спокойствие, которые они заслужили.

– Мастера звали Добен, и он научил меня всему, что знал сам. Я много лет прожил у него, занимаясь все более крупными делами. Мои родители умерли зимой, через несколько месяцев после моего бегства. В письме было сказано, что их унесла горячка, но на самом деле просто пришло их время. Быстрая и безболезненная смерть, и их призраки не поднялись. Моих родителей похоронили рядом с Никсом, под лимонным деревом, положив им в рот по медной монете. Из чувства вины я остался в Таймаре почти на десять лет и снова связался с бандами; мне казалось, что Добен уже научил меня всему, но я ошибался. Я переоценил свои возможности, переступил черту – и поплатился за это. – Мне захотелось откашляться, словно это помогло бы мне проглотить неприятные воспоминания. – Я сбежал из таймарских тюрем и вернулся в Сараку, к Добену. С тех пор я жил, проникая туда, куда проникать запрещено. Я взламывал замки во всех уголках Дальних Краев – в основном, в Крассе, на Разбросанных Островах и на окраинах Арка.

– И вы утверждаете, что вы – один из лучших мастеров в Дальних Краях? Почему же я никогда о вас не слышала?

– Хороший замочный мастер хочет, чтобы его имя знали только те, кто занимается его ремеслом. Да будет вам известно, что мои инициалы нацарапаны во взломанных хранилищах во всех городах Востока. И я – лучший.

Ее пристальный взгляд сломал меня.

– По крайней мере, был, – добавил я.

– Так кто лучший? Для тех, кто занимается вашим ремеслом?

Я по привычке поморщился.

– Возможно, Эвалон Эверасс – девочка с Разбросанных Островов. У нее отлично получается взламывать красивые кодовые замки и брать только те дела, с которыми она точно справится. Одна форма без содержания. Кроме того, охренительно честная. Работает «консультантом», что бы это ни значило.

– Вот именно. – Хорикс выпятила свои морщинистые, серые, как сланец, губы. – И раньше вы в Араксе не работали?

– Никогда – несмотря на то что у вас, аркийцев, одни из самых удивительных замков в Дальних Пределах. Но, к сожалению, вы, в основном, занимаетесь половинами монет, а я – только серебром. Пару раз я помогал поправить дела каким-то аристократам в приграничных провинциях, но не более того.

Если хочешь обанкротить конкурента, гораздо проще опустошить его хранилище, чем переиграть его на рынке.

– Тор Баск. Из Скола. На него вы когда-нибудь работали? Он – один из тех, кто занимается вашим ремеслом?

Я чувствовал, что мы приближаемся к самой сути. Имя показалось мне знакомым, но всех своих клиентов я помнил наизусть.

– Никогда про него не слышал.

Хорикс принялась ходить вокруг меня кругами; оборки вздыхали, скользя по каменному полу.

– И вы прибыли сюда на «встречу» – или, по крайней мере, так вы ее назвали.

– Мне предложили работу. Я решил за нее взяться.

– А в Крассе для вас работы не было? Там вы уже вскрыли все замки?

– Почти.

– Кто предложил вам работу?

– Это… – Я не заготовил ответ на этот вопрос, и это было видно. Кроме того, я не любил раскрывать имена моих клиентов. – Думаю, это серек.

– Вы не знаете?

– Вдова Хорикс, вы же понимаете, что мне предлагают крайне деликатные дела. Многие клиенты хотят сохранить свою анонимность.

– Почему я вам не верю? – спросила Хорикс, постучав себе пальцем по носу.

– Потому что вы по своей природе подозрительны?

– Потому что мне кажется странным, что человек, занимающийся таким делом, где важен порядок, так называемый лучший мастер в Дальних Краях, согласится работать на незнакомого клиента, не зная его требований и того, какой гонорар он предлагает.

Я поморщился, чувствуя, что меня загоняют в угол. Эту тему я надеялся обойти. Никогда я не был столь порывистым, как в тот день, когда, мучаясь от страшного похмелья, я отправился в Аракс. За те часы, которые я провел в камере Темсы, я не раз упрекал себя за неосмотрительность. Можно сказать, что Город Множества Душ позвал меня, но, по-моему, все дело в том, что я был без гроша в кармане и еще не протрезвел.

Я заерзал.

– Обычно детали узнаешь при личной встрече…

Хорикс хлопнула в ладоши, словно стирая с меня пыль.

– Если хотите, я восстановлю Векса в должности, а вы отправитесь вниз…

– Я… Я мечтал покинуть Таймар, – выпалил я. – Я разочаровал людей – точнее, одного человека. Графа. К сожалению, у него были большие связи в криминальном мире. Было названо мое имя. Меня опозорили. Моя репутация в Крассе, Сколе и других странах была уничтожена. И все потому, что я не справился с его поручением.

– Почему?

Действительно, почему? Это был простой вопрос, на который существовал простой ответ. Я решил не отступать от своего решения, какими бы бедами мне это ни грозило.

– Потому что это привело бы к моей гибели. Вы когда-нибудь слышали про «замок мертвеца», хозяйка? Нет? Это замок, на который наложено порабощающее заклинание. Он забирает душу того, кто не сумел его взломать. Такие замки встречаются невероятно редко – настолько редко, что граф про них не знал. Я – потрясающий замочный мастер, но не идиот: разобравшись, что к чему, я отказался выполнять поручение. Люди графа, которые меня прикрывали, стали возражать, и нас обнаружила охрана. Во время бегства нескольких людей из нашего отряда зарубили. С нами был сын графа: он должен был проследить, что деньги отца потрачены не зря. Но вместо этого потратил тысячи монет на то, чтобы я больше нигде не смог работать. – Я помолчал, собираясь с мыслями. Обычно я так много не говорил – разве что в тех случаях, когда у меня в руке была кружка пива.

– Через несколько месяцев у меня кончились деньги, и я жил либо в тавернах, либо в лачугах. Я всегда работал не ради денег; мне важнее сложность и острые ощущения. У меня оставалась всего одна монета, когда на пороге своего дома я нашел свиток. В нем говорилось только то, что меня вызывают в Небесную Иглу по вопросу, связанному с работой. На свитке стояла черная печать с розами и кинжалами, и там было имя – «Итейн». О том, как он нашел меня и как про меня узнал, я собирался спросить у него лично. Как бы то ни было, письмо пришло в подходящий момент, и я, мечтая восстановить свою репутацию, сразу же отправился в путь. Кроме того, нельзя же отмахиваться от письма с таким обратным адресом… – Я умолк, заметив, что пытаюсь поскорее оправдаться.

Я посмотрел на Хорикс и увидел, что она улыбается, показывая удивительно многочисленные зубы – правда, желтые с темными зазорами. Правда, ее серые щеки заставляли предположить, что она не очень часто пускает зубы в ход.

– Вы сказали «Итейн»? – спросила она.

– Да.

– Ха. – По комнате, отражаясь от стен, полетел ее смех. – Итейн!

– Вы его знаете?

– Поскольку вы любезно ответили на мой вопрос, я отвечу на ваш, – сказала Хорикс, продолжая улыбаться. – Итейн Талин – личный слуга и телохранитель королевского рода Талин-Ренала. Вы описали старую печать Талинов. Теперь, когда императрица исчезла, он, скорее всего, служит будущей императрице. Интересно, зачем Сизин понадобился замочный мастер?

Меня же сейчас больше волновали собственные мысли. Мои услуги понадобились будущей императрице. Я предполагал, что мой клиент – аристократ, но даже не подозревал, что это королевская особа. Я подавил закипающее во мне раздражение, подумал о том, что меня, скорее всего, зарезали бы сразу после того, как я выполню поручение. «Аркиец платит не серебром, а сталью», – гласила пословица, а королевские особы – самые опасные из всех аркийцев.

Хорикс щелкнула пальцами, привлекая мое внимание.

– Старина Итейн… Он умер более ста лет назад в ходе междоусобной войны, которую вели кланы Талин и Ренала. Двадцать лет назад он вместе с остальными идиотами из королевской семьи связался с кучкой фанатиков – культом Сеша. В эпоху императора Милизана члены культа совершенно свободно разгуливали по Небесной Игле. Все в красных одеяниях, и среди них ни одного живого – только тени. В то время они были в моде – но не сейчас. Оказалось, что они замыслили измену. Милизана убил его сын, будущий император, императрицу сослали в пустоши Скола, где она и умерла, а последователям культа навеки запретили появляться в Центральных районах. Итейн, как и остальные, снял с себя одеяние, и снова стал домашним слугой. Теперь, похоже, он принадлежит Сизин.

Настроение вдовы переменилось, словно морской ветер: только что она, видимо, была довольна, но вдруг нахмурилась, хотя я понятия не имел – почему. Мне не давали покоя ее слова о фанатиках. Фанатики. Это слово верещало у меня в голове, словно свисток сторожа. Вдова снова повторила слова мертвой кошки.

За последние несколько дней я пытался исходить из того, что встреча с Башт – всего лишь галлюцинация, вызванная невероятным душевным напряжением. Однако галлюцинации обычно не сваливаются мешком на землю, и из них не течет дерьмо. Объяснить, почему голос доносился из трупа, я тоже не мог. Другое объяснение состояло в том, что меня заколдовали неправильно, и поэтому я превратился во что-то вроде магнита для мертвых существ, которые хотят предупредить меня о чем-то жутком. Для существ. Не богов. Об этом слове я даже думать не мог. Это какой-то бред – даже для мира призраков. Но мне тем не менее хотелось выяснить, соответствуют ли эти предупреждения истине – для того чтобы спасти свою шкуру, разумеется.

Перестав хмуриться, Хорикс указала мне на дверь.

– Вы кажетесь мне интересным, господин Базальт, – сказала она.

– Спасибо. Но насчет этого культа…

– И я не вижу причин, которые могли бы помешать мне на время сделать вас моей личной тенью. Посмотрим, вдруг в вашей памяти всплывут и другие истории? Но запомните мои слова: вы целиком и полностью принадлежите мне. Вы не разгласите ни слова из наших разговоров. Иначе…

Она опустила палец, словно меч; он указывал вниз – туда, где несколькими этажами ниже находился один каменный ящик.

Меня переполняли вопросы, но я прикусил язык. А когда я потянулся к дверной ручке, она бросила мне еще одну фразу, словно лакомый кусок – собаке.

– Если вы хорошо себя покажете, то когда-нибудь я, возможно, сообщу Палате Кодекса о вашем случае.

Я улыбнулся, ненавидя ее так же, как рыба ненавидит поймавшего ее рыбака. Эта ненависть связана не только с крючком в ее рту, но и с тем, что надежда на избавление находится в руках, которые повесили этот ключок на леску. Либо Хорикс съест меня на ужин, либо проявит снисхождение и отпустит меня. Однако, глядя на старое лицо, которое словно свиная шея состояла из одних морщин и складок, я не увидел там никакого снисхождения – только великое множество наполненных горечью лет. Вид был так себе, но, с другой стороны, от кого-то другого помощи ждать не приходилось.

– Спасибо, хозяйка.

– Хорошая тень. А теперь принеси мне чаю.

Я поклонился так низко, как только мог – главным образом, чтобы скрыть раздражение, – и позволил ей захлопнуть за мной дверь. Под пристальными взорами охранников я поплелся в сторону кухни.

– Все равно лучше, чем в гребаном гробу, – буркнул я, когда мои ноги коснулись холодных ступеней.

Скрестив руки на груди и нахмурившись, Векс стоял в противоположном конце огромной кухни. Время от времени он яростно поглядывал на меня и беззвучно шептал оскорбления.

Поначалу я шептал в ответ разную бессмыслицу, заставляя его крутить головой и молча задавать мне вопросы. Затем я передвинулся так, чтобы между нами оказался призрак-повар, заставляя Векса из кожи вон лезть, просто чтобы увидеть меня. Наконец я просто принялся смотреть на него – долго и холодно, а он тем временем становился все злее. Играть с чужими эмоциями всегда весело, особенно если жертва не может тебя ударить.

Мальчик-поваренок оторвал меня от моей забавы, еле заметно похлопав меня по руке. Он закончил собирать искусно сделанный обед, после чего робко описал его мне. Тонкие ломтики вяленого мяса перепелки и сердцевина пальмы с засахаренными розовыми лепестками. Фрукты, мед и йогурт с кумином. Стебли папируса с уксусом и зернами. Финики, варенные в меду. Чай из граната. Пиво – теплое, как любит хозяйка – с серебряной соломинкой в бокале.

Мальчик ставил поднос с восхитительными блюдами на поднос, который я держал на своих предплечьях. Я радовался тому, что не чувствую запаха еды – ведь он еще больше усилил бы мои страдания.

Прежде чем выйти в темные коридоры, подальше от жара и шипения, царивших на кухне, я в последний раз взглянул на Векса и улыбнулся ему – для ровного счета. Если бы у него была кожа, он залился бы румянцем, а так он просто полиловел.

Под тихий стук столового серебра я топал по каменному полу, следя за тем, чтобы чай и пиво не разлились и чтобы ни один финик не скатился с тарелочки. Мне было сложно даже нести поднос, не говоря уж о том, чтобы держать его ровно.

Я сделал паузу, чтобы перехватить поднос поудобнее, и в этот миг один финик решил вырваться на свободу. Он подкатился к краю подноса и наткнулся на мой большой палец.

Я аккуратно поставил поднос на шкафчик, и теперь у меня появились свободные пальцы, которыми я начал ловить финик. Он был скользким из-за меда, и поначалу мои пары не могли его ухватить.

Стиснув финик пальцами, я поднял его к свету, доносившемуся из ближайшего коридора. Я помнил, как ел финики, когда был жив; помнил их высохшую твердую кожицу, под которой находилась сочная и липкая мякоть.

Я открыл рот и поднес фрукт к губам, мечтая только об одном – почувствовать хотя бы то, как он заполнит часть моего бесполезного желудка. Я хотел в последний раз получить ощущения от самого поедания пищи.

Финик прошел меня насквозь: медленнее, чем при обычном падении – мои пары удерживали его – но неотвратимо. Затем он со стуком упал на мраморный пол, и я посмотрел на него, словно на кучку дерьма. Хмыкнув, я положил финик обратно на тарелку – с пылью и всем прочим – и вытер поднос концом своего шарфа.

Сильнее всего ранит то, что ты не знаешь, какие мгновения станут для тебя последними – последняя трапеза, последний поцелуй и так далее. Больнее всего то, как они гораздо бледнее по сравнению с блистательным финалом, который ты себе представлял.

Мой последний ужин не был роскошным пиром: ни жареного поросенка с яблоками, ни моркови с пряностями, ни похлебки с колбасками. Мой последний ужин – водянистый суп с соленой рыбой. Я помню, как смотрел на него и думал об уродливости существ, которые вынуждены жить в морских глубинах.

Мой последний поцелуй стал прелюдией не к бурной ночи, а к пощечине.

Последнюю ночь я провел не на пуховой перине, а в вонючем гамаке.

Мои последние слова – «Твою мать», а не проникновенная речь, о которой я никогда не думал.

А мой последний трах? Он обошелся мне слишком дорого и был так давно, что мне больно об этом вспоминать. Стыд всегда затачивает клинок воспоминаний.

Похоже, что вдова Хорикс собиралась обедать в библиотеке. Охранники пропустили меня, но прежде тщательно охлопали мой балахон и осмотрели то, что лежало на подносе.

Она сидела в кресле; ее морщинистое лицо выражало нетерпение.

– Поставь его, – приказала она.

Я поставил поднос.

– Не туда.

Я передвинул его.

– А теперь принеси стол. Я же не простолюдинка, чтобы ставить поднос на колени.

Я принес столик и поставил его перед ее креслом.

– Ближе.

Затем последовала очередь подноса, и, пару раз втянув в себя ароматы, исходившие от блюд, она набросилась на еду.

От такой тал, как Хорикс, я ожидал чуть больше изысканности, ведь аркийцы славились своими роскошными балами и обедами. Манеры в Араксе были сродни ключам или деньгам: они помогали продвинуться. Но сейчас вдова Хорикс с хлюпаньем втягивала в себя полоски мяса и маринованные стебли папируса, словно не ела целую неделю. Судя по тому, что она состояла почти из одних морщин, это было вполне вероятно.

– На дальней стене полка. Там испытание для тебя, – сказала вдова Хорикс, набивая рот финиками.

Я посмотрел на костяные полки, но ничего не увидел, и поэтому подошел к ним поближе.

– Шкатулка.

На полке стояла одинокая деревянная шкатулка, инкрустированная серебром и нефритом.

На ней был сложный замок с тремя замочными скважинами. Прекрасная модель, созданная в прошлом веке – на Разбросанных Островах, если я не ошибался.

– Видишь?

– Да?

– Можешь ее открыть?

Я вздохнул.

– Это навесной замок с вращающимися цилиндрами, а они – это система засовов с тремя сувальдами и торчащими штифтами. Шкатулка защищена от ударов, попыток вставить клин, и, судя по дереву, от попыток обойти замок. Да, конечно, я могу ее открыть. – Я похлопал по своему пустому балахону. – Но у меня нет инструментов. Даже хорошему замочному мастеру нужны инструменты.

Вдова с хлюпаньем втянула в себя густое пиво. Соломинка звякнула, стукнувшись о зубы.

– Значит, испытание ты провалил.

– Я…

– Я не верю, что ты вообще замочный мастер, и уж тем более – хороший.

Я стиснул зубы. Мне всегда нравились испытания, особенно те, которые позволяли мне продемонстрировать свои таланты. Именно это и привело меня в Аракс. Какая-то старая и мудрая подавальщица в таверне однажды сказала мне, что это как-то связано с моим детством, но пиво, которое она наливала мне в тот вечер, стерло из моей памяти почти все подробности того разговора.

Я огляделся, пытаясь найти что-нибудь узкое и тонкое. В библиотеке, если не считать свитков и свечей, почти ничего не было, и я решил, что вдова вряд ли обрадуется, если я что-нибудь сломаю. В конце концов я вернулся к ее подносу и забрал кое-что из столовых приборов. Вдова продолжала жевать, посматривая то на меня, то на шкатулку.

Нож оказался достаточно тонким, но зубцы вилки сидели слишком близко друг к другу. За несколько минут мне удалось согнуть пару из них так, что они сломались. Затем я нашел в одной из ниш длинную булавку – она торчала в старом гобелене – и изогнул ее. Все это время Хорикс наблюдала за мной.

Ворча, я зажал самодельные инструменты между большим и указательным пальцами и наклонился к замку. Я был готов поклясться, что после смерти мои органы чувств ослабли. Думаю, этого следовало ожидать. Пострадали не только осязание и обоняние: объекты, находившиеся поблизости, теперь казались мне более размытыми, звуки стали более приглушенными, а эхо затихало после первого отражения.

Поэтому мне понадобилось немало времени на то, чтобы правильно взять инструменты и услышать щелчки штифтов, которые я поочередно лишал невинности. Дважды я сбился, после чего мне пришлось начинать все сначала. Я копался в замке, словно неуклюжий новичок, и хотя Хорикс вряд ли знала хоть что-нибудь о ремесле взломщика, она почти наверняка слышала мои приглушенные проклятия.

Я резко повернул зубцы вилки, и первый замок наконец сдался. Второй оказался более замысловатым, и мне пришлось изгибать штифты разными способами, прежде чем я услышал, как скрежещут цилиндры, вставая в ряд. Еще один поворот, и второй замок тоже пал. Подготовить третий замок мне удалось менее чем за минуту, а затем я повернул его, и он с приятным щелчком открылся. Для человека моей профессии это самый приятный звук в мире – он лучше, чем крик первенца. Я не слышал ничего подобного с тех пор, как сошел с корабля.

Но шкатулка была пуста, и от этого у меня, вора, в душе возникла такая же пустота. Меня словно ударили в пах сразу после любовных игр.

Я повернулся к вдове, и ее улыбка показалась мне несколько самодовольной. Вдова Хорикс перестала есть и села, сложив ладони домиком. Нищему остатков ее обеда хватило бы на неделю.

Я захлопнул крышку шкатулки.

– Вот. Я же говорил.

– Это было не очень быстро.

– Испытайте меня на чем-то посложнее, и тогда вы быстро все поймете.

Вернуться к старому ремеслу было приятно, и мне захотелось большего. Интересно, зачем Хорикс понадобился замочный мастер? Возможно, дело не только в обычной аркийской амбициозности, но и в том, что происходит в подвалах ее башни.