Текст книги ""Современная зарубежная фантастика-1". Компиляция. Книги 1-21 (СИ)"

Автор книги: Деннис Тейлор

Глава 28

Поодаль змеился хвост королевской процессии. У всех на устах одни и те же слова. Король вернулся! Новости взбудоражили целую ярмарку. Привычная настороженность Гвердона к чудесам отброшена – вот он, их король, осиянный благословением старых богов. Фестиваль подходил к концу, но празднование только начиналось. Они будут петь весь обратный путь до Гвердона.

Теревант мельком увидал короля среди этого шествия. На расстоянии – новый король, отмеченный божьим перстом, ехал в паланкине вместе с патросом Гвердона, но все равно достаточно близко, чтобы его узнать. Вполне достаточно, чтобы не спутать этот уникальный нос и чтобы король украдкой от остальных пожал плечами, поймав взгляд Тереванта. Словно попадание в божьи избранники и провозглашенные короли Гвердона – лишь очередная превратность его судьбы.

Процессия текла вдаль.

Ошарашенный Теревант пригнулся, заходя под полог хайитянского павильона. Сбоку был отгорожен особый, закрытый навес лично для посла. Ольтик и Лис, видимо, удалились туда чуть раньше. Он протиснулся мимо Даэринта и его подручных – те уже разбирали основной павильон. Теревант обнаружил Ольтика на кушетке, полуодетый брат застегивал пуговицы на рубашке.

– Где Лис?

– Уже отбыла в город. Во дворец патроса. Или, вернее сказать, во дворец короля. Короля Беррика Первого. – Он сочувственно рассмеялся. – Мне надо идти на официальный прием. Помоги накинуть, пожалуйста.

«Китель Ольтика тяжел от медалей», – отметил Теревант, снимая его с распорки.

– Так что же произошло? – осторожно спросил Теревант. Разгром в парламенте был поражением в битве. Нынче брат, казалось, проиграл войну целиком.

Ольтик накинул китель и сел обратно, кушетка скрипнула.

– Лис выиграла. Новый король – сотрудник Бюро. Хранители победят на выборах и заключат с нами союз, столь нужный для Хайта. Того, что я не смог завоевать с помощью… – он покачал головой, словно изумлен собственной оплошностью, – дипломатии, Бюро добилось ловким обходным маневром. – Он опять покачал головой. – С меня, как мне кажется, извинения. Она обыграла нас обоих.

– Не дав тебе меча?

– Вот именно. – Ольтик взвесил клинок, пробуя его идеальный баланс. – Как только меч попал ей в лапы, она не выпускала его достаточно долго, чтобы успеть провернуть свой план. Если мне суждено было проиграть, то уж лучше проиграть ей. – Он пожал плечами. – Даэринт отнесся к этому менее философски.

– Он предлагал мне взять меч себе, – сказал Теревант, – вместо того чтобы тебе его отдать. Как-то оно совсем… дико.

– Забрать меч? Приковать меня к Гвердону? – Ольтик расхохотался. – На что только не сподвигнет безрассудство, даже такого, как он, – подтвердил Ольтик. – Он что, надумал, будто новый посол захочет от него наконец-то избавиться? Ах да, кстати, – я ухожу, – сказал он в ответ на недоуменный взгляд Тереванта. Ольтик ухмыльнулся. – Собираюсь поехать домой и быть Эревешичем. Возглавить войска нашего Дома, как следовало уже несколько месяцев назад. Сам понимаешь, война.

Ольтик пружинисто вскочил, словно сбросил неподъемную ношу. Похлопал Тереванта по плечу:

– Завязываю с политикой, завязываю с дипломатией, завязываю с нашептываниями Даэринта – что мне говорить и чью задницу подлизать. Посылаю нахер весь этот город Гвердон, катись он к демонам. – Он глубоко вдохнул. – Ладно. Один последний прием – с гильдией алхимиков надо расставаться по-доброму. Каждый бокал шерри стоит тысячи обойм для винтовок, или как там говорят. Иди, подыщи пивнушку, а я, как закончу, присоединюсь.

Напевая, старший Эревешич вышел вон.

Теревант минуту оторопело таращился. Когда ему отказало Бюро, когда развалилось будущее, он сбежал и год прятался в дальних колониях. Когда у брата увели из-под носа Корону – саму Корону! – Ольтик облегченно смеется.

Может быть, Ольтик прав. К черту этот Гвердон. За это он и выпьет.

Снаружи ярмарка сворачивалась. Купцы и лоточники уносили товары: телеги и фургоны внезапно заполонили все проезды, ранее полные гульбой – нераспроданные остатки и разобранные прилавки поволокут обратно в город и свалят на каком-нибудь складе до следующего года. Чиновники из хайитянского посольства рывками подтаскивали тяжелые короба к ожидавшим их фургонам. И остервенело поглядывали на проходящего рядом Тереванта, несомненно, ревнуя – как же, он идет прохлаждаться, а у них еще море спиноломной работы. Громадный выставочный зал алхимиков уже частично ободрали до металлического каркаса. Подобно трупу некоего титана, его плоть расползлась, обнажая скелет. От разборки ярмарки веяло апокалипсисом. Виной тому или эти рыщущие среди руин мародеры, или тоскливая пустота после минувшего веселья.

Теревант встряхнулся. Это просто последний вечер народного праздника, а не роковое предвестье. Не все на свете требуется окроплять росой поэтических смыслов. Инструктора в военной академии в отчаянии заламывали над ним руки. Они показывали картинку местности – и его влекли очертания елей на холме, острые верхушки, как сомкнутые ряды копьеносцев. Он видел домик на переднем плане, маленький островок света и смеха посреди мрачного пейзажа. Он читал имя художницы и смутно припоминал, какой школе она принадлежала.

И, разумеется, полностью проваливал ожидания наставников. От него хотели, чтобы он увидел стратегически важный мост; близкий горный отрог, где толковый командир развернул бы алхимические пушки с ракетами; густую чащу, где следовало расположить живые силы; узкую горловину, куда надо поставить неусыпных – несгибаемых и неумирающих. Ему опять удалось спихнуть все это на Ольтика. Теревант равнодушно подумал о своем будущем. Здешние загадки без ответа никуда не делись – о смерти Ванта и о божьих бомбах, но сейчас они уступили очередность другому, самому насущному вопросу.

Где-нибудь тут, посреди послепраздничного запустенья, открыт ли хоть какой-то кабак?

Он набрел на пивную, где прежде сидел, но она закрыта. Обошел палатку, вдруг кто-нибудь из персонала тишком допивает сзади последнюю кегу. Никого.

В отдалении он услышал музыку и двинулся на ее зов. Впереди открылся костер, вокруг огня располагались и мужчины и женщины. «Наемники, – догадался он, – некоторые в броне, некоторые в шрамах, все нацеленно пьют, стараются влить в себя столько бодрости, сколько этим летним вечером в них поместится».

Его встретила женщина, с парой стаканов в руках. На ней надеты куски искусно выполненного, старомодного доспеха: наручи, поножи и крепкий стальной воротник. В таком облачении заказано идти в бой. Должно быть, она переговорщица роты – при полном параде, чтобы впечатлить нанимателей.

– Коли Корона Хайта желает с нами договориться, вы опоздали, друг, – сказала она, передавая ему питье.

– Нет, я просто ищу собутыльников.

– Тогда вы нашли себе целый отряд. – Она подняла кубок. – Отряд из Восьми.

С ней праздновало не меньше двух дюжин воинов. Кое-кто подхватил ее тост за Отряд из Восьми.

– Присоединяйтесь, – сказала она. – Мы только что подписались за Лирикс, вот и отмечаем.

Так он и поступил, найдя себе местечко в кругу. Отряд из Восьми, как он узнал, и в самом деле когда-то насчитывал восемь бойцов. Пятеро ныне мертвы, один несказанно разбогател и проживает в Серране. Судьба еще двоих покрыта мраком, поскольку когда старый шепелявый вояка дошел до этой части истории, то захрапел на середине рассказа. Отряд отбывал в Лирикс, нанятый для поддержки островной обороны. Один малый безудержно докапывался до Тереванта, убеждая его купить нагрудник из драконьих чешуй – он выбрал себе такой на ярмарке и только потом сообразил, что появляться на Лириксе в шкуре убитого дракона может показаться невежливым.

Ротная переговорщица присела рядышком с Теревантом. Она сменила латы на кофту и длинную юбку, переливчатую в свете костра. Скрестила ноги, и юбка съехала кверху, открывая мускулистую лодыжку. Девушка наклонилась к нему чуточку ближе, чем требовалось, и представилась Наолой.

Оказалось, что Наола – новый капитан этой роты, а предыдущий капитан умер в Маттауре от чумы. Она, дочь простых фабричников, приехала домой в Гвердон и только тут узнала, что родители и младший брат погибли во время Кризиса. Кубок за них она подняла с горьким смехом. Родня-то переживала, что она сложит голову где-нибудь в далеком сражении, но их самих отыскала Божья война в самом безопасном на свете городе. С неизбежностью не поспоришь. Теревант ответил ей тостом за отца, который, наверно, предпочел бы хоть раз сложить голову в далеком сражении.

После нескольких кругов кто-то помянул о Паравосе. Теревант необдуманно обронил, что раньше у себя был поэтом, и вот он уже неожиданно читает отряду стихи. Один солдат достал набор дудочек и сумел подобрать мелодию, которая вязалась с ритмом строк. Теревант читал балладу о воительнице, которую написал про Лиссаду, но Наола улыбалась, будто он с ходу сочинил стихи про нее.

Когда огонь угас и на небо высыпали звезды, потянуло прохладой. Она привлекла его к себе и прошептала, что Отряд из Восьми едет в Лирикс только через несколько дней – и несколько ночей. Ее тепло прогоняло все опасения будущего. Он поцеловал ее в шею; с другой стороны кострища один из наемников сально осклабился и заулюлюкал.

Чья-то рука хлопнула его по плечу. Надо же, не кто иной, как Лемюэль, – но его обычная маска скуки и безразличия пропала, сменившись бешенством.

– Это срочно. Идемте со мной.

Неохотно Теревант расплелся с Наолой.

– Я вернусь.

Наола потянулась.

– Долго не задерживайся.

Лемюэль быстро увел его от отряда, затаскивая в лабиринт просевших палаток. На ходу он внимательно осматривался по сторонам, оглядывался через плечо, словно ждал неприятностей.

– Что не так? – спросил Теревант.

– Ничего. Надо вывезти вас отсюда. – Лемюэль не допускал возражений.

– Что это значит?

– Вас видели вместе с… – Лемюэль замолчал, пока они не обошли кучку рабочих – потные лбы, инструменты в руках. – Видели, как вы общались с Берриком Ультгардом здесь, на ярмарке.

– И что?

– Вас видели, – повторил Лемюэль. – Мы ставим им нашего короля, а вы едва не провалили весь замысел, решив побухать с ним при полном мундире.

– Я тогда не знал, кто такой Беррик.

– Да кому до этого дело?

– Иду назад к Наоле, – резко возгласил Теревант. Он уедет из города с Ольтиком – а то вдруг, чем черт не шутит, с Наолой – в любом случае слушаться Лемюэля он больше не обязан. Круто развернувшись, он враскачку двинулся обратно к костру. Впереди горланили наемники, позади бормотал ругательства Лемюэль.

Ускоряя шаг, он забирается в поредевшую толпу гуляк.

Что-то лупит его сзади, и все отлетает прочь и темнеет.

Чьи-то ладони поднимают его. Сильные руки несут, куда-то вталкивают. Скрипят колеса фургона; шипит рэптекин.

В горле горит. Он пил? Спал? Голос Ольтика неразборчив, как будто доносится из-под толщи воды. Посольство построено на зыбучих песках. «Под городом проходят туннели, – вспоминает он, – и мир проваливается в них».

Ему скоротечно снится подворье посольства.

Там стоит гнилой скелет, не из тех, доспешных неусыпных с глянцевой костью. Оскал черепа бледно поблескивает.

Потом забытье накрывает его, как волна.

Глава 29

Промлибы битком набились в заказной поезд на Гвердон, занято каждое сиденье, и в проходах не продохнуть, но стоило Келкину рыкнуть, как его вагон опустел начисто. Осталось лишь ближнее окружение. Эладора неуверенно заняла свободное сиденье рядом с дверьми – не стоит ли ей выйти со всеми? Сходить и проверить, как там Эмлин. Она чувствовала угрызения совести, втянув во все это невинного мальчишку. «Риадо, верный помощник, сделает все как надо», – твердила она себе. В их вагоне много знакомых лиц: Рамигос обеспокоенно перебирает медальон с эмблемами богов, как будто молится. Абсалом Спайк, злой, раскраснелся. Огилви, старый партийный работник, выглядит потрясенным.

Келкин передал по кругу светлый свиток с начертаниями Хранителей, и некоторые поспешно скопировали текст. Послание пространно, но его настоящий смысл, отшелушенный от помпезности и формальностей, довольно краток.

– «Хранители признают и удостоверяют наследника престола Гвердона в его праве и приглашают его гостить во дворце патроса до тех пор, пока король не вступит в собственные палаты, – пробормотал один высокопоставленный партиец. – Патрос призывает парламент восстановить престол в его подобающем статусе столь быстро, сколь это возможно свершить…» Эффро, что за чертовщина творится?

Келкин принялся отвечать, потом закашлялся, побагровел. Переводя внимание, Огилви обратился к Эладоре:

– Мисс, э, а-а, мисс Даттин. Корни вопроса зарыты триста или четыреста лет назад, будьте добры, поделитесь контекстом.

Все как один в вагоне повернулись к Эладоре, сидевшей с краю. Тянут головы с мест, загороженных тел не видно, и создается неприглядное впечатление, будто какой-то враг порешил всю их партию и нанизал головы в качестве трофеев. Столько глаз – она тут же разволновалась. Нетвердо поднялась – от качки поезда и вследствие пережитого на Фестивале – и прочистила горло. Ну, хотя бы в этой теме для нее нет белых пятен.

– На протяжении большого промежутка нашей истории Гвердоном правил король, ему служили советниками знатные лорды, жрецы – и в конечном итоге парламент. Первые династии берут начало от Варинта, но королевский титул переходил от одного семейства к другому. Появлялись короли-пираты, завоеватели, соперничающие ветви родов… В целом их история весьма сложна, но королевская власть пришла к концу, когда над городом вознеслись Ч-ч-черные Железные Боги. Они месяцами держали в заложниках королевскую семью, пока Хранители тайно не вывезли короля и его близких из города.

Келкин поманил ее и указал на сиденье напротив себя. Она робко пошла вдоль вагона, держась за кожаные петли, свисавшие с потолка.

– Последний король сел на корабль и уплыл отсюда в надежде набрать союзников и отбить город. Мы знаем, что он обошел кругом Огненное море, посетил Халифаты, изганников в Лириксе, Северасте – все безрезультатно. В источниках не отмечено, какая судьба постигла последнего короля Гвердона, хотя, вероятней всего, его корабль пошел ко дну в одной из бурь у Джашана.

Келкин оправился от приступа кашля.

– Не совсем. – Он нетерпеливо махнул Эладоре садиться. Она опустилась на место рядом с Рамигос. – Под конец последний король прибыл в Хайт. Я знаю об этом, потому что через несколько лет после того, как Хранители свергли Черных Железных Богов и взяли власть, Корона Хайта задала вопрос, хотят ли они своего короля обратно. Хранители решили, что властью делиться им больше не хочется, и попросили Корону поберечь короля у себя. – Эладоре страшно хотелось узнать больше об этом эпизоде Гвердонской истории, до сих пор державшемся в секрете, о балансе власти между королем и священниками – но сейчас не время. Келкин опять кашлянул и продолжил: – Похоже, три сотни лет они хранили еще и короля. Полагаю, этот – какой-нибудь потомок династии, а не исходный, мать его за ногу, оригинал. Хотя… там некроманты, кто их знает?

– Даже если он тот самый оригинал, – всполошился Огилви, – у него нет никаких прав на наш город. Церковь может признавать его королем, но во главе города парламент. Мы управляем городом.

– Ага, но и церковь, очевидно, не требует его восстановления. «Подобающий статус» означает все, что угодно, представительские обязанности или тому подобное. Новый патрос едва усадил свой зад на святое место, он не станет подвигаться, чтобы какой-то мужлан из Хайта втиснулся рядом. – Келкин фыркнул. – Поднимите руки – неужели кто-то думает, будто произошло неподдельное чудо, и лишь по чистому совпадению наследник трона объявился в самый разгар выборов?

Несколько неуверенных рук, которые быстро опустились.

– Кто считает, что нас подставили?

Целый вагон, за исключением Рамигос. Чародейка не шевельнулась. Келкин удовлетворенно молчал некоторое время, потом нахмурился:

– Рамигос?

– Ваши два утверждения не взаимоисключают друг друга. Судьбу вытачивают боги. То, что кажется совпадением, может оказаться божественным промыслом.

Келкин застонал.

– Прекрасно, – продолжил он, проигнорировав этот теологический крючок. – Парнишка никакой не король. И нехер, ясно вам, называть его королем! У него нет никакого титула, пока им его не наградит парламент, а мы должны озаботиться, чтобы этого никогда не случилось. Зовите его гражданин… мы хоть знаем, как его имя?

– Беррик Ультгард! – прокричал кто-то из глубины вагона. Спайк кивнул и добавил:

– Клянусь, я видел, как этот хрен квасил с хайитянцем перед церемонией.

– Хранители могут сплотить своих приверженцев вокруг этого новоявленного чемпиона и привлечь им тех, кто склонялся к нам от безвыходности. Отсюда победа в Новом городе становится особенно важной. Зовите его не «король», зовите его «новенький». Спрашивайте людей, хотят ли они твердую руку на штурвале или какого-то огородника, который будет марионеткой в лапах Хайта и Хранителей. – Келкин отбил тростью дробь по деревянной раме сиденья. – У вас день на подготовку, потом толпа прикатит домой с Фестиваля. Послезавтра я хочу видеть каждого из вас с продуманной стратегией и армией агитаторов.

Он обошел вагон, выдавая разные задания небольшим группам. Эладора сидела и волновалась, какое задание он назначит ей. Ей хотелось быть полезной, смыть это болезненное, подспудное ощущение стыда, что висело над ней с момента встречи с матерью, или с краткого видения, когда боги взвесили ее и как-то так сочли непригодной.

Боковым зрением она заметила, что Рамигос ее изучает. Чародейка неслышно бормотала под нос, пропускала сквозь пальцы цепочку талисманов-богов. Не успела Эладора поинтересоваться, что она делает, как напротив них грузно уселся Келкин, а за ним подошел Огилви.

– Нижние боги, – ругнулся Келкин на хруст своих суставов. Голос у него осип, левая рука дрожала. Он ткнул тростью в какого-то юного подручного. – Принеси выпить. – И закрыл глаза.

Огилви понизил голос:

– Знаете, если бы вы приняли предложение Мхари Воллер, то победили бы безоговорочно. Возможно, оно того стоит. Принять поддержку Хранителей, выиграть, а потом драться с ними в парламенте, а не на улицах?

– Я не сдам назад, – настаивал на своем Келкин. – Тем паче после такого.

– Хорошо, – сказала Рамигос. – Давайте поговорим о чем-нибудь другом. Например, о королях и королевах.

– Ты меня не слышала? Не называй этого огрызка королем. – Келкин распахнул глаза. Он рассвирепел.

Рамигос не дрогнула.

– Не имеет значения, как его называю я. Так его воспринимают иные – и не мы, а боги. – Она выложила перед собой на подол дюжину божьих жетончиков. Богов Хранителей: Святого Шторма, Матери Цветов, Нищего Праведника и прочих. Символ Матери Цветов казался больше, увесистей. Эладора потянула воздух, почуяла далекий аромат полевых цветов.

– Как бы нагляднее это описать? – задалась вопросом Рамигос. – Эффро, боги идут по путям, проторенным многими поколениями смертных. Сила поклонения, частицы душ, дарованные богам, текут по этим путям, позволяют им творить волшебство, являть чудеса. Так вот, если обвести их рисунок, то силе станет легче течь. Это как вычистить сор из канала.

Келкин выдвинулся на сиденье, снова решительно бодрый.

– На что повлияет король в Гвердоне?

– Хранимым Богам долгое время молились под королевской дланью. Она им знакома, сочетается с их рисунком. Усилит их. Чем больше наш мир сообразуется с заложенным в их узорах, тем легче станет им дотягиваться до земли и взаимодействовать с нами. Вот почему Хранители отказались в первый раз принять возвращение короля – они пытались держать своих богов в узде. Морили их голодом, не давали осадок от трупов, поменяли молебны – вычеркнув из них короля.

– Сафидисты сейчас на подъеме, – заметил Келкин. Эладора практически слышала, как цокают счеты и жужжат шестерни у Келкина в голове, когда он отнимает влияние у одной ветви церкви и перекладывает его на захолустную периферию. Синтер нисходит, Сильва Даттин поднимается. Мхари Воллер всегда притягивало к власти. Она – флюгер, капля ртути, постоянно текущая под уклон. Он выкашлял сгусток слизи, сплюнул в платок. У Эладоры создалось впечатление, что принятое им решение породило этот плевок, как непременно отзванивает касса при операции с наличными.

– Мы станем твердо. Продемонстрируем постоянство. Покажем, где у нас стержень, – объявил Келкин. – Я удержу Старый город. – Он ткнул пальцем на Эладору. – Отвечаешь за победу в Новом.

Поезд приближался к Гвердону, подъезжал с юго-запада, и город наматывался на колеса. Здания вываливались из ночи, и небо впереди превращалось из чернильной темени в грязно-желтую седину, городские огни отражались от нависших сверху клубов смога. Город закрывался от ночных звезд, пренебрежительно вознося к ним уродливые промышленные башни, словно смог – его щит, одеяло, с головой натянутое на каждого из массы жителей. Шпили церквей, проносясь, походили в ее глазах на вертикальные мосты, на узкие лестницы, что тянулись пронзить тучи и пригласить богов спуститься по ним с небес. Повсюду вокруг она чувствовала присутствие незваных сил.

Когда-то Эладора приветствовала бы их с радостью. Когда мать только предалась сафидизму, начала поиски святости и заодно попыталась привлечь и дочь, Эладора бы все отдала, чтобы божье веянье нащупало ее душу, мазнуло разум святым вдохновением и приобщило к тайнам. С возрастом, когда отношения с матерью ухудшились, объятия богов стали представляться ей насилием, взломом психики. Облегчением было поступить в университет, сменить бездумное, незрячее верование сафидистов на трезвый смысл и распорядок учебы. Жить в Гвердоне – уже облегчение. Уличный гомон, непрерывный шум фабрик, галдящий порт не допускали беспризорной тишины, куда могли бы просочиться боги.

«Наверное, так же себя чувствовала Карильон», – подумалось ей. Кари сбежала из Вельдакра, удрала из дома матери Эладоры, потому что присутствие незримых богов сильнее чьего-либо еще.

Размышления о Карильон напомнили ей о размотавшейся нити. Она тихонько разбудила Рамигос – та посапывала на сиденье.

– А?

Эладора замешкалась. Она обещала Карильон молчать, но знать ей необходимо.

– Вы сказали, я не должна об этом спрашивать… но хайитянский дипломат, которого убили. Вы все-таки узнали, что с ним случилось?

Еще в полудреме Рамигос пробормотала:

– С… свидетель нашелся. – Она протерла сонные глаза, потом уставилась на Эладору, как на образец для анализа. – Но мне нельзя говорить об этом. А почему ты спрашиваешь?

Эладора с заиканием открыла рот:

– Ха-хайитянский чиновник погиб как раз перед тем, как все началось. Мне кажется, это су-существенно.

Возникла долгая пауза.

– Упражняйся в заклинаниях, если ум занять больше нечем. – Рамигос опять погрузилась в сон.

Или притворилась спящей. Эладора чувствовала, что чародейка наблюдает за ней, зрачки проблескивали из-под отяжелевших век. Незримые силы вились вокруг них, пока поезд мчался сквозь сумерки.