Текст книги ""Современная зарубежная фантастика-1". Компиляция. Книги 1-21 (СИ)"

Автор книги: Деннис Тейлор

Соавторы: Гарет Ханрахан,Бен Гэлли,Джеймс Хоган,Дерек Кюнскен,Девин Мэдсон
сообщить о нарушении

Текущая страница: 291 (всего у книги 341 страниц)

– Они не сдаются? – спросила я, взглянув на секретаря.

– Нет, я…

– Левантийка?

Матушка Ли уже собиралась уходить, но звук моего голоса заставил ее пристально посмотреть на меня.

– Да, – ответила я, надеясь, что произношу кисианское слово достаточно четко.

Матушка Ли выгнула брови. Я не поняла ее следующий вопрос, но он был не менее острым.

На этот раз Аурус ответил да, и губернатор уставился на меня так же пристально, как матушка Ли. Но он просто смотрел, а матушка Ли подалась вперед, положив ладони на стол. Я старалась не дрогнуть и не шевелиться, пока ее глаза буравили меня, а губы скривились в оскале. Мне не требовалось понимать ее слова, чтобы почувствовать в них яд и отвращение. Закончив, она яростно плюнула мне в лицо. Капли попали на маску, и я задохнулась от потрясения, а матушка Ли бросила последний взгляд на Ауруса, развернулась и зашагала обратно к городским воротам.

– Что ж, – произнес ничуть не смутившийся Аурус. – Это было неожиданно. Тем не менее, я считаю, что все прошло неплохо.

Весь обратный путь мы молчали. Аурус, несомненно, планировал дальнейшие шаги, а я не могла думать ни о чем, кроме ветерка, охлаждавшего влажную ткань на лице. Матушка Ли ненавидела меня. Не за то, что я сказала или сделала, а просто за само мое существование – левантийки, облаченной в священные одежды Чилтея. Я пыталась убедить себя, что она ненавидит только мантию и маску, но ведь она видела их с того момента, как я прибыла.

– Они встретятся с нами на поле боя? – спросила я, когда мы подъезжали к лагерю, а свита тащилась позади.

– Полагаю, что так, – ответил Аурус, взглянув на меня. – Вы должны повести солдат на бой, но затем держаться позади и беречь себя. Я выбрал несколько всадников охранять вас. Они не так искусны, как левантийцы, но, надеюсь, справятся, пока вы не сможете выбраться оттуда.

– Думаете, я не могу сражаться?

– Я этого не говорил. Вы были капитаном Клинков. Полагаю, вы великолепно сражаетесь, но, учитывая поврежденные глаза и вашу значимость, я считаю неразумным сражаться серьезнее, чем необходимо для вида.

Мы быстро приближались к лагерю, и времени оставалось всё меньше. Я кашлянула и сказала:

– Я не знаю, какую сделку вы заключили с заклинательницей Эзмой, но она угрожала увести своих Клинков, если я не назову себя Вельдом перед битвой. У меня не было выбора, кроме как согласиться. Я просто… хотела предупредить вас.

Забыв о том, что лошадь несет его в сторону нарастающего шума лагеря, Аурус пристально смотрел на меня, между его бровями появилась легкая складка.

– Интересно, – сказал он. – А что, если…

Он замолчал, погрузившись в свои мысли.

– Если?

Он поморщился, как будто забыв о моем присутствии.

– Спасибо, что сообщили. Знание – лучшая подготовка к любым случайностям.

В лагере вскоре начался хаос. Забегали солдаты, гонцы помчались в лагерь левантийцев, все кричали. Я ничего не понимала и стояла с Итагаем посреди бушующего лагеря, словно во сне. Время от времени я замечала Ясса и остальных, неохотно помогавших с лошадьми, но большую часть времени была одна. Сколько бы чилтейских солдат ни преклоняло передо мной колени для благословения, я чувствовала себя все более невидимой, просто мантией и маской, безжизненной белой оболочкой, сквозь которую никто не хотел видеть меня саму. Кроме матушки Ли, с ненавистью шипящей мне в лицо.

Подхваченные волной моих решений, мы вскоре вышли из лагеря в сторону Симая. Кисианские солдаты уже стояли на поле. Их было много, и они доставили бы хлопот чилтейским войскам, но гурт конных левантийцев сомнет их, словно окровавленную бумагу.

Я много раз участвовала в сражениях и засадах, защищала свой гурт и никогда не уклонялась от опасности, но почему-то сейчас, когда я сидела на коне во главе объединенных сил левантийцев и чилтейцев у стен города, который мы однажды уже завоевали, сердце колотилось от неведомого ранее страха. Момент истины. У нас должно получиться. Будущее, о котором я мечтала, зависело от пролитой кисианской крови.

Остановившись и повернувшись лицом к своей армии, я подумала о матушке Ли. Об Эзме, Рахе, Гидеоне и гуртовщиках на родине. Чего никогда не понимал Рах и всегда знал Гидеон – нет никаких богов, воздающих по справедливости, идеалы предназначены для идеального мира, и придерживаться их, когда больше никто этого не делает, – верный путь к смерти и разрушению. Это было неправильно, но из всего, что я уже сделала, служа своему народу, солгать и повести левантийцев в атаку на город, не сделавший нам ничего плохого, оказалось легче всего.

– Я стою перед вами как Вельд, избранник Единственного истинного Бога, – начала я, и Эзма стала торжествующе переводить. Вскоре и Ошар добавил свой голос, чтобы все меня слышали. – Я поведу вас к победе над этим городом, и мы сделаем первый шаг к возрождению святой империи! История с нами! Вера с нами! Бог с нами! Такова наша судьба!

Раздались одобрительные крики. Люди поднимали к небесам клинки, луки и копья, словно бросая вызов самим богам. Грохот щитов, сапог и копыт соединял нас ради общего дела.

С ликованием в душе я развернула Итагая к городу и ждущей нас вражеской армии, и с кровожадным ревом мы ринулись в атаку.

17

Рах

Мы скакали на юг, стараясь давать отдых лошадям. Хорошо отдохнувшая лошадь готова ко всему – разумная предосторожность в то время, когда мы могли быть уверены только в существовании Эзмы, а где она, сколько у нее Клинков и что она замышляет, было неведомо. С каждым мгновением детали казались все менее важными, отступая перед необходимостью избавить левантийцев от бывшей заклинательницы раз и навсегда.

Гидеон ехал впереди и спрашивал каждого встречного кисианца об Эзме. Следовать за ней оказалось очень просто. Она не старалась слиться с толпой и не пыталась скрыть головной убор, который я стал считать короной, и любой незнакомец мог указать нам верное направление.

Очередной раз поговорив со стариком, пасущим свиней, мы снова поехали бок о бок на юг. Все время на юг. Меня начала грызть догадка о том, куда направляется Эзма.

– А скажи-ка, – вдруг спросил Гидеон, вытаскивая жука из гривы Орхи и не глядя на меня, – что ты собираешься делать, когда мы найдем ее?

– Пока не знаю, – солгал я.

Смахнув надоедливого жука, Гидеон бросил на меня скептический взгляд.

– Однажды ты пошел против нее и объявил Разделение. Те, кто хотел тебя послушать, уже послушали. В этот раз ничего не изменится, тем более что она почти всех настроила против тебя.

Мне нечего было ответить. Он прав, но это не имело никакого значения.

Некоторое время мы ехали в молчании, которое могло бы быть дружеским, но Гидеон явно хотел сказать что-то еще, и это нарушало мое спокойствие, словно нытье ребенка.

Наконец он решился.

– Ей не понравится, если ты снова встанешь у нее на пути.

Скорее предостережение, чем вопрос. К счастью, я не рассказывал ему, как Эзма объявила кутум, а Деркка опоил меня, иначе предостережение было бы куда жестче.

Я ничего не ответил, и Гидеон вздохнул.

– Что бы ты ни сделал, тебя за это возненавидят, – сказал он, разглядывая уши своего коня. – Если снова пойдешь против нее. Если бросишь ей вызов или даже убьешь, защищаясь, тебе придется нести это вечно. Неважно, что ее изгнали. Неважно, что она сбилась с пути. Она заклинательница лошадей. Никто еще не вступал в схватку с заклинателем.

Под его нарочитым спокойствием сквозила тревога.

– Неважно, что кому-то, наверное, нужно это сделать, – продолжил он. – Этот человек будет навсегда обесчещен. Ты ведь это понимаешь?

Я много думал об этом и удивлялся, как мало это волновало меня теперь, когда не осталось ничего, кроме злости.

– Рах, Убийца Заклинателей, – насмешливо кивнул я. – Отличное прозвище, тебе не кажется?

Он одарил меня суровым взглядом.

– Я серьезно.

– Я тоже.

Он пристально смотрел на меня, наморщив лоб.

– Серьезно-серьезно?

– Серьезней не бывает.

Гидеон фыркнул от смеха.

– Рах Убийца Заклинателей. Это просто нелепо. Честно, Рах, она опасна и угроза всем левантийцам, но тебе не обязательно это делать. Не обязательно мстить за то, что случилось с Птафой. Мы даже не уверены, что она приложила к этому руку.

Я остановил Дзиньзо и хмуро смотрел на Гидеона, пока он тоже не остановил Орху и не повернулся ко мне.

– Месть здесь ни при чем. Да, я зол, и эта злость, похоже, уже не утихнет, но с Эзмой нужно что-то решать, и не только потому, что я этого хочу. Она знала о Гостях, пробирающихся в головы наших гуртовщиков, и ничего не сделала, потому что это играло ей на руку. В чем бы ни заключались ее планы, в них точно не входит усиление левантийского народа, скорее, наше уничтожение, чтобы освободить место святой империи.

– Я знаю. Но это не значит, что ты или кто-то еще должен вмешиваться.

Он будто говорил на чужом языке.

– Что значит, никто не должен вмешиваться? Если мы не вмешаемся, наш народ и наш образ жизни исчезнут.

– Такое происходит сплошь и рядом, – пожал плечами он.

– Тебе правда плевать?

– А не должно быть? – Он сдвинул брови, и они стали похожи на орлиные крылья. – Много воды утекло с тех пор, как я чувствовал себя своим среди левантийцев. Даже будучи их предводителем, я не был одним из них. – Он усмехнулся. – Неужели ты думаешь, что мы вернемся домой и найдем все таким же, каким оставили? Что мы не изменились настолько, что больше не сможем жить как левантийцы? Даже если отправленные сюда Торины меня простят, я ведь был императором. Я не могу просто снова выполнять приказы гуртовщика. А ты можешь?

Правильный ответ тут же оказался у меня на языке, но это была ложь. Гидеон был прав тогда, в маленькой хижине под Куросимой: я больше не хотел ни за кем следовать. Я хотел быть заметным, хотел вести за собой, хотел, чтобы все мной восхищались – непобедимым Клинком, поступавшим правильно, когда все остальные не сумели.

Я ничего не сказал, но Гидеон тихо усмехнулся и развернул Орху обратно на дорогу, оставив меня наедине со своими мыслями.

В середине дня мы остановились, чтобы дать отдых лошадям. Несмотря на усиливающийся холод, день был неприятно жарким и по-кисиански влажным и душным. Он высасывал силы быстрее, чем сухой, и, несмотря на медленный темп, лошади вспотели, да и мы тоже.

Мы спешились у ручья и дали лошадям напиться, а сами разминали затекшие руки и ноги и ковырялись в скудных припасах. Гидеон устроился в тени, привалившись спиной к дереву, но я был слишком встревожен, чтобы расслабиться. С тех пор как Гидеон спросил, могу ли я вернуться в степи и снова стать частью гурта, я не находил покоя. Я лишился понимания своего места и цели, но в этом было что-то захватывающее. В голове все время крутились слова Тора.

«У меня нет ничего своего, зато я могу отправиться куда угодно и быть кем угодно, ни перед кем не отчитываясь. В такой свободе есть своя прелесть».

Сбившись с пути, я обрел бесконечные возможности, от которых гудел разум. Я убеждал себя, что должен чувствовать себя потерянным, нелевантийцем, что мне должно быть стыдно за потерю гурта, но это ничего не меняло.

– Я уже устал слушать, как ты топчешься, – проворчал Гидеон с закрытыми глазами. – Сядь или отойди подальше.

Я рухнул на землю перед ним, будто кто-то внезапно подрубил мне ноги.

– Похоже, я умудряюсь бесить всех подряд, даже не прилагая усилий.

Гидеон приоткрыл один глаз.

– Потому что заставляешь людей чувствовать себя плохими. Ты не сгибаешься и не ломаешься, и это очень расстраивает, хоть и требует уважения. Ты даже бросил мне вызов за должность гуртовщика, помнишь?

– Не за должность, но да, я помню. Тебе это не слишком понравилось.

Он открыл оба глаза и устало посмотрел на меня.

– Я много работал. Многим пожертвовал. Пытался построить фундамент чего-то нового, а ты никак не мог этого увидеть. Конечно, мне это не понравилось. Но это не значит, что ты ошибался.

– Как и ты.

– Приди в себя, – пробормотал я, отводя взгляд от его горла, губ и мягких завитков волос. Нужно было поискать еду, чтобы пополнить запасы, налить воды в бурдюки и проверить лошадей, но я не шевелился.

Когда я снова посмотрел на него, Гидеон наблюдал за мной, наклонив голову набок и слегка нахмурившись.

– Ты говоришь сам с собой?

– Да. Ты слишком устал, чтобы ругать меня, приходится делать это самому.

Он пожал плечами.

– Я могу отругать тебя, если хочешь. Что нужно говорить? Ты ужасно владеешь метательным копьем, хотя в твою защиту должен сказать, что ты не любил тренироваться из-за больного плеча. И из лука ты стреляешь хуже, чем мог бы.

– Это все не то.

– Ладно. Ты упрямый, дремучий тупица, который приводил меня в бешенство столько раз, что и не сосчитать, и ты…

– Я… – нахлынула новая волна паники, и голос меня подвел. – Я… – Я разрушил наш покой, словно капризный ребенок, которым всегда и был, полагаясь на Гидеона в том, что он не был обязан обеспечивать.

Меня затошнило.

Я вскочил на ноги, борясь с желанием убежать. Я никогда не бежал от драки, никогда не отступал, но от ничего не выражающего лица Гидеона у меня подкосились ноги.

– Рах, – произнес он, мое имя смешалось с гулом панических мыслей в голове. – Рах? – Гидеон больше не смотрел на меня. Он присел на корточки и повернулся, держась за шершавую кору дерева. – Рах, кажется, кто-то идет.

Его предостерегающий шепот наконец нарушил мое оцепенение.

– Что?

Я подошел ближе, тщетно пытаясь разглядеть то, что видел он. Никакого движения, кроме шелеста листьев и веток на ветру.

Гидеон поднял руку.

– Ты слышишь?

Я затаил дыхание и прислушался. Голоса. Направляются в нашу сторону.

– Путники? – прошептал я, не смея смотреть на Гидеона.

– За последние несколько часов мы не видели ни тропы, ни дороги.

Но голоса определенно приближались. Негромкие – тихий ручеек разговоров, похожий на далекое бормотание. За ними последовали шаги. Тяжелые. Медленные. Ритмичные, как у лошадей.

– Осторожно, – рявкнул кто-то достаточно громко, чтобы мы могли разобрать слова. – Из-за тебя я получил веткой в лицо.

Ответ заглушило расстояние или тяжелый стук моего сердца.

– Вот дерьмо, – прошептал я.

– И правда, – согласился Гидеон. – Вероятно, от левантийцев сейчас нам не приходится ждать ничего хорошего.

– Да уж.

Они либо шли в ту же сторону в поисках Эзмы, либо преследовали нас. Ни с теми, ни с другими я не жаждал сейчас встречаться на тенистой кисианской опушке.

– Поехали отсюда, – сказал я, оглядываясь в поисках Дзиньзо и Орхи. Орха пила из ручья неподалеку, но Дзиньзо ушел пастись в лес. Я не мог подозвать его, не выдав нас.

– Дерьмо, – снова прошептал я. – Возьми вещи, Орху и убирайся отсюда как можно быстрее. Я догоню.

Я неслышно помчался по влажной траве, переводя взгляд с Дзиньзо на деревья и обратно. Даже на бегу я слышал приближающихся левантийцев. Они не пытались скрывать свое присутствие, и, хотя были еще слишком далеко, чтобы различить голоса, я насчитал не меньше трех.

– Вот они! – крикнул один из них. – Смотрите, опять начинаются следы.

– И свежие. Должно быть, мы уже близко.

Шум отвлек внимание Дзиньзо от травы, и он увидел, как я подхожу с успокаивающе поднятой рукой. Но голоса уже стихли, сменившись быстрым движением сквозь подлесок, и Дзиньзо попятился, когда я потянулся к его уздечке.

– Вот они!

Я развернулся, и на поляну ворвались четыре всадника, ломая тонкие ветки дерева, к которому прислонялся Гидеон. К счастью, с сумками через плечо он успел добраться до Орхи.

– Вперед! – крикнул я.

Если мы оба сядем на коней и попытаемся бежать, левантийцы бросятся в погоню, но у Гидеона будет время уйти, если я задержу их. Я выпустил из рук уздечку Дзиньзо.

– Шения э’Яровен, – сказал я, подходя ближе. – И Рорше э’Беджути. Чему обязаны счастьем видеть вас снова?

Юная Шения и трое ее спутников, из которых я узнал только одного, натянули поводья.

– Не смешно, капитан, – усмехнулась она. – Ты знаешь, зачем мы здесь.

– Чтобы извиниться?

Рорше плюнул на траву и ткнул пальцем в Гидеона, который не ускакал, а приторочил сумки к седлу Орхи и теперь стоял, опустив руки и наблюдая за нами.

– Этот человек – погибель всех левантийцев. И наш долг как Клинков защищать наш народ от подобных проклятий. Он больше никого не должен сбить с пути.

Те же слова я мог бы с ненавистью выплеснуть на Эзму, за которой следовал на юг с единственной целью, но я был прав, а они ошибались.

Недрогнувшей рукой я обнажил клинок.

– Вы правда думаете, что на этот раз я позволю забрать его?

– О нет, – сказала Шения, легко спрыгивая с седла. – Мы надеемся, что ты будешь сопротивляться, и мы убьем вас обоих. Ты сам ненамного лучше, Рах э’Торин. Надо было нам слушать заклинательницу Эзму, когда она предостерегала насчет тебя.

Пусть эти Клинки ненавидели меня, но только имя Эзмы вызвало во мне волну холодной ярости. Она желала мне смерти, потому что я мешал ей, а теперь, отдавала она прямой приказ или нет, но Шения со спутниками оказалась здесь из-за нее, с единственной целью. Однако между жизнью и смертью я всегда выбирал жизнь, и сделаю это снова, даже если это будет означать жизни еще четверых Клинков. Решение должно было быть трудным, мне следовало поговорить с ними, но, как только эти трое спешились и обнажили сабли, я просто захотел их убить. Я не стану просить пощады у Клинков, свернувших на путь Эзмы.

– Рах… – сказал Гидеон, но не закончил фразу.

– Надо было тебе бежать, пока был шанс, – сказал я, не отрывая взгляда от наступающих Клинков.

– Ты же знаешь, что я никогда бы этого не сделал. Ты ведь не убежал бы.

Я усмехнулся.

– Да, не убежал бы.

– Ну? – спросила Шения, стоя перед полукругом Клинков. – Сдадитесь по-тихому или повеселимся?

Она твердой рукой держала наготове лук Дишивы, пальцы другой руки подрагивали от желания выхватить из колчана стрелу. Рорше взялся поудобнее за рукоять сабли и встал в стойку, но ближайший ко мне незнакомый Клинок оставался расслабленным.

Я бросился к нему и, пригнувшись на случай, если сработают его инстинкты, проскользнул мимо, а мой клинок резал ткань, кожу и плоть. Кто-то закричал. Из горла Клинка вырвался придушенный вопль, он попятился, и что-то пролетело у меня над головой, обдав ветерком бритый череп.

– Проклятье! – Шения потянулась за новой стрелой, а я крутанулся на месте и резко остановился, уклонился от одного клинка и парировал удар другого. Время размылось, одновременно ускоряясь и замедляясь, пока я защищался от ударов Рорше и второго Клинка, оскаливших зубы от ненависти. Где-то позади них Шения продолжала кричать:

– Ты все испортил, Гидеон! Мы все потеряли из-за тебя, а теперь у тебя даже не хватает совести посмотреть мне в глаза!

Я поборол желание оглянуться и прислушался к тишине позади меня. Он сбежал?

– Ха! – выкрикнула Шения, а я едва не пропустил удар по руке, чуть не снявший с нее кожу. – Я так и знала, что ты будешь прятаться за Рахом. Сражайся сам, трус!

Шаг. Шелест ткани. Тепло и дыхание. Возможно, они мне почудились, но повернуться и посмотреть означало бы получить клинок в живот, поэтому я продолжил парировать, уклоняться и уходить вбок, каждый шаг приближал меня к моменту, о котором тело само даст знать. И пока эти двое наседали на меня, я больше ничего не мог сделать. Вдруг взгляд Рорше метнулся куда-то выше моего плеча, и я удостоверился, что Гидеон не сбежал.

– Рах, влево.

Сила приказа Гидеона как будто проникла в глубину души, туда, где хранилось прежнее доверие друг другу, когда в пылу сражения каждый всегда знал, где находится другой. С тех пор прошли годы. Слишком много лет. И все же по его слову я ушел влево, используя опасную брешь в обороне Рорше и оставив свой правый бок без защиты. Моя сабля вонзилась в живот Рорше, и с каждой секундой я ждал, что клинок Безымянного проткнет мне бок, и нас с Рорше постигнет один и тот же кровавый конец.

Тело упало на землю. По моим венам побежала паника, я пинком отпихнул Рорше, высвободив саблю, и повернулся. Мне не пришлось спрашивать, все ли хорошо с Гидеоном: на траве лежал Безымянный, из его перерезанного горла лилась кровь.

– Все кончено, – не выпуская из рук окровавленный клинок, крикнул Шении Гидеон. – Уходи, чтобы нам не пришлось отправлять к богам четыре души.

Она наложила стрелу и дрожащей рукой натянула тетиву.

– Да пошел ты!

Шения выстрелила. Гидеон толкнул меня, и я упал на землю, боль прошила тело и закончилась знакомым гвоздем в ухе. Я мечтал никогда больше не шевелиться, но звук вынимаемой из колчана второй стрелы заставил меня перекатиться.

От боли в ухе меня тошнило, но я вскочил на ноги, поляна кружилась, и я с трудом разглядел Шению. Слишком далеко, мне не успеть раньше, чем она снова выстрелит, но ярость все равно заставила броситься в атаку. Издав полный боли и гнева рев, я помчался к Шении, не думая том, что буду делать, полный решимости разорвать ее на части. Она могла бы проткнуть меня стрелой, но я не замедлил бы бег.

Шения опустила лук и побежала. Она была быстра, но у меня была фора, я мчался за ней, словно преследующий жертву хищник.

– Рах! – сквозь стиснутые зубы окликнул меня Гидеон. – Пусть уходит!

Мольба в его голосе остановила меня, и я резко обернулся, позволив Шении скрыться в лесу. Гидеон стоял на коленях возле мертвых тел, глядя в небо, по его руке стекала кровь.

– Проклятье.

Я поспешил назад, борясь с головокружением и болью в ухе.

– Просто отпусти ее, – повторил Гидеон, когда я подошел ближе. Он не шевелился, лицо так и было обращено к небу, а горло открыто, как в тот раз, когда я поцеловал его. Время для подобных воспоминаний было неудачное, но я никак не мог от них избавиться, пока осматривал руку Гидеона.

– Ты теряешь много крови. – Я отодвинул край рукава, не обращая внимания на шипение Гидеона. – Но, кажется, рана не очень глубокая. Ты вытащил стрелу?

Эти слова заставили его забыть о небе и посмотреть на меня.

– Я что, по-твоему, идиот? Конечно нет, эта штука просто задела меня, вырвав кусок мяса, словно дикий зверь.

– Надо бы зашить, но нам нельзя здесь оставаться, она может вернуться.

Я встал, а Гидеон указал на тела.

– А как быть с их головами?

Я посмотрел на троих Клинков, хотевших отнять у нас жизнь. Оказали бы они нам такую честь?

– Оставь их. Шения вернется за лошадью и все сделает, тем более что они погибли по ее вине. – Достав из седельной сумки веревку, я туго перетянул руку Гидеона. – Пошли, – сказал я, подталкивая его к Орхе. – Нужно убираться отсюда, пока Шения не привела новых друзей.

Гидеон кивнул и, шипя от боли, позволил мне помочь ему взобраться на лошадь.

Часом позже Гидеон вывалился из седла, приземлился на колени и покатился. На ткань, которой я завязал его руку, налипла грязь. Боль в ухе усилилась от езды, но помочь было некому, и я принялся за работу. Прислонив Гидеона к толстому стволу дерева, я отправился на поиски дров. Ни Ладони, ни гурта, только мы вдвоем в кисианской глуши, вдали от дома или безопасного места. Никто не разведет костер, не наберет воды, не добудет еды. Не очистит и не зашьет рану Гидеона. Кроме меня.

Огонь. Вода. Еда. Времени охотиться не было, поэтому я собрал грибов, которые Мико готовила тогда в холмах, и выудил из седельной сумки Дзиньзо сухие рисовые хлебцы. В перерывах я проверял Гидеона. Он был бледный, но в сознании.

К тому времени как я начал греть воду на костре, уже смеркалось. Не имея котелка, я решил соорудить треногу из палок, чтобы подвесить над огнем бурдюк с водой. Кожа, скорее всего, испортится, а вода не закипит, но теплая вода лучше, чем ничего.

– Ладно, пришла пора повеселиться, – сказал я, положив руку на плечо Гидеона. Его веки слегка приоткрылись. – Уверен, ты всю жизнь ждал, когда же я буду тыкать тебя иголкой, и вот наконец дождался. Моя очередь украсить тебя моим неповторимым шитьем.

– А это обязательно?

– Думаешь, я просто хочу развлечься? Двигай поближе к огню.

– Ты уже развел костер? – пробормотал он, сонно моргая.

– Нет, мне было лень, поэтому я использовал магию, тем более что магический костер греет лучше обычного. Подойди поближе и сам посмотри.

Он подозрительно прищурился.

– Ты смеешься надо мной?

– Нет, пытаюсь поддержать боевой дух и несу всякую чушь. А теперь подойди к огню, и я наконец сделаю то, что нужно.

Это его расшевелило. Он зашаркал к костру, скрипя зубами и морщась при каждом шаге, и вид у него был такой, будто его вот-вот вырвет.

– Отлично. Как ты смотришь на то, чтобы посидеть, пока я буду шить? Так будет удобнее, но если собираешься потерять сознание, то лучше не надо.

– Мне не впервой.

– Все так говорят.

Замешательство на его лице было настолько восхитительным, что я ухмыльнулся, несмотря ни на что.

– Я попробую стянуть с тебя рубаху, не разрезая ее, потому что здесь уже слишком холодно, но не уверен, что получится.

Гидеон кивнул и стал, шипя от боли, помогать мне сдирать рубаху, прилипшую к коже из-за засохшей крови, грязи и пота. Осматривая рану, я напомнил себе, что могло быть и хуже: рана могла быть глубже или стрела могла попасть в центр руки, или в спину, или в горло. Гидеон мог уже умереть. Но могло быть и лучше. Если бы его вообще не ранило или с нами был целитель, чтобы зашить рану.

Будто угадав мои мысли, он сказал:

– Когда в последний раз ты кого-нибудь зашивал?

– Ты не хочешь знать ответ.

– Вот как. Ладно. Где ты взял нитку и иголку?

– Диха дала, – ответил я, доставая из седельной сумки Дзиньзо маленький мешочек. – Потому что я постоянно получаю раны, делая всякие глупости.

Достав из мешочка полоску ткани, я посыпал ее солью и полил теплой водой, чрезвычайно гордясь своей изобретательностью. Гидеон смотрел на меня с неодобрением. Он не жаловался, только скрипел зубами, пока я промывал его рану. Прошло уже несколько часов, и кровь запеклась, но порез был слишком длинным и глубоким. Поэтому, когда рана стала чистой, я достал иголку. Не торопясь, подержал в огне сначала один конец, потом другой, обжигая кончики пальцев.

Все Клинки умели обрабатывать простые раны, а кое-кто учился большему у целителей гурта, но я никогда этим не интересовался.

– Тебе нужна нитка подлиннее, – сказал Гидеон, когда я вставил нитку в иголку. – Дай-ка.

Я держал иглу, а он протягивал нить сквозь ушко, пока результат его не удовлетворил.

– Если не знаешь, сколько потребуется, отмеряй на длину руки. Если сделать длиннее, нитка будет путаться.

– Можешь сам все сделать, если хочешь.

– Нет, я тебе доверяю.

Он закрыл глаза и выдохнул, держа руку на колене. Я поднес иглу к его коже. Передвинул. Решил начать немного левее. Передумал. Подумал о Йитти и захотел крикнуть. Гидеон не торопил меня, даже если и хотел.

Когда я наконец воткнул кривую иглу в его кожу, он охнул, но не дернулся и не открыл глаз. Я забыл, как сильно сопротивляется человеческая плоть, крепкая, словно дубленая шкура, но при этом напоминает, что еще живая. Сочится кровь. От холодного ветра шевелятся волосы и появляются мурашки. И под моими пальцами, крепко сжимающими руку, стучит сердце.

Гидеон остался верен своему слову и не потерял сознание, хотя я работал медленно и осторожно, не обладая уверенностью Тепа, Йитти или Дихи, чтобы шить быстрее и думать не только о том, где делать следующий стежок. Когда я наконец закончил, то промыл шов и достал из мешочка последние полоски ткани, чтобы крепко перевязать рану. И только потом вздохнул, как будто впервые с тех пор, как мы остановились. Сейчас мне нечего было делать. Это продлится недолго, но пока Гидеон лежал, накинув на себя плащ вместо одеяла, я просто сидел и наслаждался тем, что не нужно шевелиться. Не нужно думать. Не нужно даже прислушиваться к гомону Клинков и гадать, как долго они позволят мне возглавлять их.

Спать нам обоим одновременно было небезопасно, поэтому я сидел рядом с Гидеоном, жевал обугленные грибы и смотрел на огонь. Дыхание Гидеона выровнялось, он погрузился в глубокий сон, и вскоре я обнаружил, что смотрю на него. На неглубокую складку между бровей, темно-рыжие отрастающие волосы и щетину на подбородке. На темную выемку между ключицами, изгиб шеи и длинные пальцы, сжимающие край импровизированного одеяла. И мало-помалу на меня навалилась печаль. Та, что приходит с пониманием, с признанием того, что долгое время отрицалось.

– Гидеон, – прошептал я, чтобы проверить, проснется ли он. Но он спал, и складка между бровей никуда не делась. Я коснулся его волос, пропуская мягкие пряди сквозь пальцы, но он так и не проснулся. С колотящимся сердцем я сказал: – Я не готов к тому, чтобы ты знал. Но… я люблю тебя. Думаю, я всегда любил тебя, просто очень хорошо научился убеждать себя, что ты мой друг. Мой герой. Мой брат. – Я глубоко вздохнул. – Поэтому я и поцеловал тебя, когда не должен был, и мне очень жаль.

Он ничего не ответил. В лесу вокруг нас кипела вечерняя жизнь. Ничего не изменилось, но мне почему-то стало немного легче.