Текст книги ""Современная зарубежная фантастика-1". Компиляция. Книги 1-21 (СИ)"

Автор книги: Деннис Тейлор

Ольтик проигнорировал вмешательство Келкина. Он оперся о стол, обращаясь убедительным тоном напрямую к собравшимся лидерам. Он говорил о торговле и культурных узах, которые связывают Гвердон и Хайт, но эта часть речи Эладору не впечатляла. Она не могла удержаться от мысленных примечаний и исправлений. «Странно, – думала она, – что тот, кто родом из края тысяч бессмертных душ, так невежествен в истории – хотя сама слыхала, как старики болтают глупости о великих деяниях своего прошлого, пересказывают глянцевые мифы вместо точных событий». Ностальгия и сожаления отравляют память, отчего бы этой слабости не поддаться и мертвым?

У Ольтика лучше получалось говорить о силе Хайта, подкрепленной нежитью, о боевых действиях на Божьей войне. Его воинская доблесть известна всем. Но он не обмолвился о длительной сдаче Хайтом своих позиций, а в этом-то вся и суть. Хайт превозмогли на Божьей войне, и все победы Ольтика в отдельных сражениях этого не изменят.

– Когда я впервые приехал в Гвердон, то ожидал встретить высокомерный, презрительный город, город, где не в чести ни боги, ни традиции, где кроме монеты ничего не берется в расчет. Проведя здесь время, я пришел к пониманию Гвердона как честного города под управлением людей дела. Торговые города рушатся один за другим. Севераст и Маттаур пали. Замкнетесь ли вы за стенами, подобно Кхебешу, в надежде, что война окончится прежде, чем боги обратят на вас свои алчные взоры? Станете ли сражаться в одиночку, если сумасшедшие боги пошлют на вас свои орды? Выбор, который предлагаю я, который предлагает Корона, обещает защиту, устойчивый сбыт ваших товаров и неумирающую дружбу.

Ольтик снова сел.

Первым заговорил Келкин:

– Мне нравится думать, что мы сберегли у себя в Гвердоне немного нравственных качеств. И к ним относятся свобода торговли и свобода вероисповедания. Ваше предложение в лучшем случае превратит нас в протекторат Хайта. Говорите, вы примете на себя восемьдесят процентов нашего сбыта? А будем ли мы вольны продавать остальное, ну, скажем, Ишмире?

– Есть и другие покупатели вашего оружия. Союзники Короны возьмут все, что вы захотите продать, уверяю вас. Что касается свободы вероисповедания, то вы уже обстругали эту тростинку до волоска. Поклоняйтесь в Гвердоне кому хотите, но не слишком страстно – такое действует правило? Почитайте любого бога, только молитесь, чтобы на ваши молитвы он не ответил? – Ольтик пожал плечами. – Если вы считаете добродетелью держать гадюк за пазухой, то, полагаю, и правда лучше сперва вырвать им зубы. Хайт не имеет возражений против вашей политики, и мы обещаем не вмешиваться в ваши внутренние дела.

– А в наши зарубежные? – спросил Келкин. – Мы объединим нашу судьбу с участью Хайта. А Хайт, чего уж там, проигрывает. Большинство ваших заморских колоний уже отпали, и вы пытаетесь объединить что осталось. Мы не крошка, чтоб нас подмели в общий совок, и не безделушка, чтобы украсить собой коллекцию волшебных горшков, которую вы зовете своим правительством.

Задолго до того, как члены комитета по разу выступили и отдали голоса, Эладора провидела результат. Это ясно, как прочитать завтрашнюю газету или написанный через сто лет учебник. Келкин и промлибы отвергнут это предложение; Келкин должен показать, что не прогнется перед Хайтом и что он один определяет городской курс. Барыжники на обеспечении у алхимиков разойдутся во мнениях, чья позиция принесет максимальную выгоду от продаж оружия в будущем. А церковь проголосует за принятие – частично из-за слов Ольтика о чужеземных культах, частично ради подчеркнутого размежевания с Келкином. Ход событий ей очевиден, как был очевиден еще до начала речи Ольтика.

Она не удивилась, даже заскучала, когда голоса распределились именно так, как ею предсказано.

Однако Ольтик, великий полководец, был захвачен врасплох. Он сдерживался достаточно долго, чтобы отвесить собранию политиков учтивый кивок и зашагать прочь.

Ольтик сдерживал ярость почти до того момента, как они подошли к экипажу. И навел шороху на стражников, когда обнажил меч и рубанул по каменной стене, а потом опять и опять. Тереванту поплохело при этом зрелище – он редко видел поражения Ольтика и никогда столь горькие.

– Это же крах! – Ольтик ревел. – Келкин был против меня с самого начала!

Даэринт попытался его утихомирить:

– Именно этого мы и ждали, но нас заверили, будто он проиграет, и…

– Заверили! Лиссада?! И где же она? Где… наш… Меч? – Каждое слово он подчеркивал новым ударом по стене, пока не переломился клинок.

Он развернулся к Тереванту и припер его к стене.

– Тебе полагалось принести мне меч Эревешичей до этой встречи! Я должен был войти туда наделенный всей силой и разумением наших предков! Мне было нужно любое подспорье, чтобы их убедить. А я не получил ничего! – Он занес кулак.

Теревант попытался толкнуть в ответ, но не смог и пошевелить Ольтика. Да и то – его вина сильнее железного бруса Ольтиковой руки. Теревант мысленно твердил, что не догадывался о том, что воскрешенный Вант удерет, не помышлял о том, что это задержит возвращение меча, но не верил себе.

– По-твоему, так должен вести себя Эревешич?

Ольтик отпустил брата. Поднял обломок меча, потом опять его отшвырнул и полез в карету. Теревант за ним, Даэринт тоже втиснулся, пошатываясь, и закрыл ставни.

– Ты пошел к ним с непроработанным планом, значит, дал повод разнести его вдребезги, – с досадой выпалил Теревант. – Ты же знаешь, они нам не доверяют. Почему ты не подождал до конца выборов?

– Я упустил бы время. – Ольтик сжал ладони, обуздывая себя. Потом, опять во внезапном приступе гнева, стянул кольцо с пальца и швырнул на пол кареты. Свое обручальное кольцо. Ольтик бешеным глазом уставился в окно на проплывающие огни Гвердона. За соборами на холме зеленовато пламенели трубы алхимических фабрик. Теревант решил, что ярость брата улеглась. Не утихла, но осела глубоко в его нутро. Как дождевая вода после внезапного ненастья впитывается в землю, а потом изливается неодолимой рекой.

Даэринт положил сморщенную ладонь Ольтику на руку.

– Успокойтесь. Это откат назад, но не поражение. Говорят, Ишмира движется на север. Чем ближе ее флот подтянется к городу, тем привлекательнее будет наше предложение. Страх станет нашим союзником. Они еще передерутся за нашу помощь. Но чтобы это возымело действие, вам, милорд, надо выказывать спокойствие перед лицом угрозы.

– Боги, дайте мне наконец настоящую угрозу вместо этого кривляния. Чего-нибудь, чтобы врезать как следует.

Даэринт покачал головой:

– За все невзгоды вам воздастся.

– Воздастся, воздастся, талдычит он. Будто я оборванец и ради медяков тут побираюсь.

От тряски экипажа кольцо подкатилось к ноге Тереванта. Он наклонился и поднял его.

– Что я могу сделать, чем помочь?

Ольтик не отвечал, поэтому отозвался Даэринт.

– Посол некоторое время будет занят государственными делами, и мне придется постоянно быть на подхвате. Существуют различные административные заботы по представительству, которые перелягут на ваш стол.

«Другими словами, сидеть и ничего не делать». Он покатал непомерное кольцо Ольтика на ладони. Внутри ободка насечка: «Падите небеса, и гром разверзни землю – я встречу все равно тебя».

Он поднял глаза и встретил пристальный взгляд Ольтика.

– Возьмешь обратно? – предложил Теревант, протягивая обручальное кольцо.

Ольтик нахмурился. Взял кольцо, насадил на палец.

– Пытаешься обезопаситься от новых наследников, Тер?

– Похоже, вы и вдвоем сами с этим справляетесь.

Глава 24

«Терпи», – подумал шпион и взглядом Алика оглянулся на Эмлина. На этот раз мальчик начисто вымыт и в новой одежде, спасибо денежкам промышленных либералов. На личике целеустремленность – тут не игра, а мужское занятие, – но лавочный ряд продолжал его манить.

– Давай встанем здесь. – Здесь побережье Нового города, на виду у старого Гвердона и всей бухты, одна из самых респектабельных частей. Если здесь вы пройдетесь по глухой улице, то, скорее всего, расстанетесь лишь с кошельком, а не с жизнью. Прогулочную набережную освоили артисты и разные затейники. Алик с мальчиком остановились возле недавно выстроенного храма Танцора, у прилавка с засахаренным мармеладом.

Отсюда доступен глазу другой берег залива. Хорошо видна искусственная гора, с ее бойницами, пушками и эфирными лопастями, из которых и складывался Мыс Королевы.

Алик достал из саквояжа бумажный сверток и разорвал обертку. Внутри лежали сотни брошюр. Эмлин взял одну и проглотил смех, увидав отпечатанный, пунктирный портрет Алика под эмблемой промышленных либералов.

Кандидат от промышленных либералов по четвертому округу Нового города ухмыльнулся.

– Если подворачивается момент, надо его ловить. – Он проверил свои контрдоводы на случай возражений со стороны Анны: выдвижение позволит ему ходить по всему Новому городу и говорить с кем угодно в любой час дня и ночи, а значит – великолепное прикрытие для разведчика. Далее он сблизится с Эладорой, а Эладора близка с Келкином, стало быть, он окажется всего в паре шагов от высочайших постов и наиболее охраняемых секретов города.

Алик вручил сыну охапку листовок.

– Разговаривай с людьми. Объясняй им, что голос за меня – это голос за Келкина, а голос за Келкина – это голос за будущее Гвердона.

Эмлин взял листовки. Сначала он мялся в нерешительности, перебарывал и застенчивость, привитую в храме, и врожденную неприязнь к незнакомцам. Но он святой Ткача Судеб, а дары этого божества разнообразны. Шпион наблюдал, как мальчик погружался в новую роль, новую личину – верный сын, решительный сторонник отцовского дела. Поведение его изменилось – он предугадывал желания и помыслы тех, кто общался с ним, вкрадывался в их доверие. Ему помогали слухи и сплетни, подыгрывали урывки разговоров, подслушанных в странствиях по крышам Мойки. Алик с гордостью смотрел, как Эмлин разворачивает на набережной сеть собственных доверительных связей.

Алик присоединился к сыну и принялся тормозить прохожих с жаром храмового миссионера. Слыхали ли вы святое слово Эффро Келкина? Вручайте свою душу любому богу, какому хотите, но голос будьте добры отдать промышленным либералам.

С противоположной стороны сверкающей глади залива фрегаты, эсминцы и патрульные катера отчаливали в море и возвращались в базу. Алик отмечал их приходы с уходами на обороте агитационного листка.

Закатываясь за Мыс Королевы, солнце окрасило огнем небеса над косой, а бухту наполнило жидким золотом. Алик и Эмлин обошли всю западную окраину Нового города, туда и обратно. Не счесть, со сколькими избирателями они пообщались, сколько пожали рук. Усталый Эмлин присел на скамейку и откупорил склянку с каким-то сиропом алхимического производства.

К Алику направлялись еще двое. Он развернулся, приготовив к вступлению свой уже отточенный речитатив зазывалы, а потом их узнал.

– Алик! – воскликнула Эладора, лицо девушки в самом деле засияло от нечастой улыбки. Возле нее осклабилась Барсетка. – Говорят, ты тут творил удивительные вещи.

– Во всяком случае, начало положено. – Он выдал Эладоре одну брошюру. – Вот, размышляю, нельзя ли мне перемолвиться с самим большим начальником? Пять минут с Келкином принесут уйму пользы.

– Если смогу, постараюсь устроить, – пообещала Эладора. – На меня взвалили заботы о проведении Фестиваля Цветов. Вы поедете на ярмарку?

Алик покачал головой:

– Я спрашивал у народа. Отсюда на Фестиваль ездят одни уроженцы Гвердона, а их политические предпочтения давно устоялись. Приезжих там бывает мало – для них это праздник Хранителей, а не чей-то другой. Поэтому лучше я продолжу работать здесь.

Под бок пристроился Эмлин.

– Ой, – безрадостно надул он губенки, – а говорят, на празднике будет весело.

Он представил мальчика Эладоре с Барсеткой:

– Мой сын. Эмлин. Я вывез его из пожара Божьей войны, чтобы он за меня проводил тут опросы. – Алик расхохотался.

Эладора натянуто кивнула мальчишке.

– Позднится, – промурлыкала Барсетка. – Хотите, я пройдусь с вами до Джалех? – Она понюхала ветерок возле Эмлина, замерла, а потом ее зубастое рыло растянула улыбка. Он мог понять ход ее размышлений – с какой стати Алик поселился в смирительном доме, перевалочном пункте для святых и юродивых?

Очевидно, Эмлин и был недостающим звеном – беженец вынужден скрывать нежеланную благодать, снизошедшую на сына. Выбор жилья у Джалех укрепил его радужный образ в глазах Барсетки; отныне он вдобавок и хороший отец, без лишнего шума увезший сына подальше от когтей безумных богов.

Шпион позволил соответствующей улыбке расплыться и на лице Алика.

– Нет, нам еще осваивать новые территории. Удачно отпраздновать Фестиваль. – Он поклонился, прощаясь.

Эладора уже стронулась с места, когда ее осенило:

– Э-э, если Эмлину хочется побывать на Фестивале, то я могу вписать его в состав промлибов. Там придется немножко поработать и долго выстаивать под помпезные речи – но я разрешу ему отлучаться.

Улыбка застекленела на лице Алика. Алику, заботливому отцу, пристало согласиться доверить этой девушке присмотр за сыном на пару дней – она его друг и политический покровитель. Эладора, совершенно ясно, предлагает поездку от чистого сердца, в знак признательности за вклад Алика в дело промлибов. Но ведь все это ложь. На свете нет никакого Алика, а мальчишка не его сын, а святой чудовищного паука, чьи войска приближаются к Гвердону.

И поэтому он обязан идти. Несколько дней вдали от Джалех подкрепят хрупкую святость парнишки достаточно для его готовности к работе.

– Вы так добры, мисс Даттин. Сын повидал дома столько всякого зла! Хорошо бы ему погулять на солнышке, побыть возле людей.

– Утром я подойду к дому Джалех. Партия заказала специальный поезд, и я займу мальчику место в вагоне.

Когда Алик рассказывал об этом Эмлину, шпион позволил ему немного порадоваться счастью мальчишки.

Когда они вернулись, то оказалось, что Джалех перевела их в другую комнату, небольшую мансарду – сюда едва помещались две койки. Лунный свет лился из малюсенького оконца на обе кровати и потрепанный «Завет Хранителей», который Джалех оставила у Эмлина на постели.

Пока Эмлин спал, шпион обыскал комнатенку, удостоверяясь, что здесь их никто не подслушает. Он потыкал сучки в половых досках на предмет встроенных глазков, поприжимался ушами ко всем стенам, чтобы понять, услышит ли он дыхание из соседних комнат, собрал на ладонь пыль и просеял сквозь пальцы в лунных лучах – иногда следящие заклятия искажают вокруг себя воздух, и мельтешение пылинок вырисовывает образы спиралей и рун.

Ничего.

Шпион, как был, в одежде, прилег на свою кровать. Лениво взял «Завет» и перевернул страницы. Детское издание рассказывало о Хранимых богах простыми словами с большими картинками. Милосердная Матерь, Мать Цветов – защитница детей. Нищий Праведник, дружелюбный странник. Святой Шторм, безупречный рыцарь. Вещий Кузнец, он творит руками и разумом. Детская книжка про детские же каракули их религии. Эти гвердонские боги неуклюжие, неповоротливые увальни в сравнении с богами Ишмиры.

Божья война окажется резней, коли Святой Шторм и Милосердная Матерь схлестнутся с Верховным Умуром и Царицей Львов. Против львов выйдут овечки.

Шпион припомнил храм Ткача Судеб в Северасте, полный верующих. Они бросали жребий, принося себя в жертву, и закрывали глаза повязками, чтобы личность палача оставалась священным секретом. Они пили яд храмовых пауков и умирали в ужасных корчах. А жрецы ступали на паутину судьбы, выискивали путь, способный вывести из тьмы. С каждым шагом провидцы хирели, тончали, распыляясь среди сотен, нет – тысяч возможных будущих.

И все это время верующим Севераста была известна истина – о том, что верующие Ишмиры во сто крат более пылки и набожны, и на морском прибрежье боги станут на сторону захватчиков.

Звон колоколов отбил в городе полночь. Шпиону пора отправляться.

Он вылезает из окна, беззвучно пересекает крышу, съезжает по водосточной трубе. Он учится перемещаться в Гвердоне незамеченным, узнает маршруты над и под улицами. Этой ночью идти недалеко. Тандер в порту, общается с наемниками. Те только что вернулись с Божьей войны, шрамы на них еще свежи. Зашуганные, таращат пустые глаза – те, у кого глаза остались. Икс-84 околачивается неподалеку от них, у Тандера на виду, навострил уши и ждет.

Через несколько минут Тандер отделился от кучки людей, пошел прочь. Шпион поравнялся с ним за углом. Они побрели извилистым путем через пристани и доки на морском берегу Мойки.

– Моя прежняя рота вернулась, – сказал Тандер. Бывший наемник ухмылялся, глядя на Икс-84, но в голосе звенела тревога. Старые травмы или новые невзгоды? – Хорошие ребята, славные. Одна из них служила во флоте. Работала на Мысу Королевы, неплохо знает, как там устроено. Говорит, что крепость… ну, крепость и есть. Заперта как есть надежно.

Шпион кивнул. Мыс Королевы неприступен.

– Анна хочет, чтобы я туда проник. Осмотрел долбаный корабль, про который ты донес. Выяснил, правда ли, что у него на борту то оружие. Сходи в крепость, сказала она, будто пустяковое дело. Я ей что… – Он яростно заскреб шею. – Половину базы передали городской страже, а стража – херня. Стало быть, надо влезть с подветренной стороны – найти сквозной коридор или, может, сточный желоб. Да я б через канализацию пополз, не шныряй там сраные упыри.

Тандер остановился у воды, прикурил. Огонь зажигалки на миг отразился в темной пучине, под стать пятну света, в которое слились огни Мыса Королевы на дальнем берегу бухты.

– И никаких чудес, говорит. Их, мол, засекут. В задницу ваши чудеса. Но мне позарез нужно чудо, – пробормотал, кажется, самому себе, Тандер. Наемник сделал пару длинных затяжек. – Слышь, проныра, как мне тебя звать – Сангада или Алик?

Икс-84 пожал плечами:

– Как хочешь.

– Тогда Алик. Алик, старина, братуха ты мой, друган мой к чертям закадычный, я тебе рассказывал, как попал в эти игры?

– Не поболтать ли об этом за выпивкой? – предложил шпион, делая жест в сторону припортовой таверны.

И тут же оказался на земле, вдавлен лицом в сырые доски пристани, а колено Тандера выламывало ему хребет.

Боль – занятная штука.

– Сейчас поболтаем, ты не против? – сопит Тандер шпиону в ухо. Давление пропадает, шпион перекатывается и видит, что Тандер наставил на него ствол.

– Чего это ты?

Тандер оставляет вопрос без внимания.

– С парнями мы здорово воевали. Нижние боги, мы так хороши были в драке! И глупы. Не теряли голову, когда на нас перли огрызки богов. Безмозглые и безблагодатные. Твари с того света, божки, которых столько раз мутузили, что от них, почитай, ничего не осталось, только чудеса и клыки. Мы на хайитянцах заделались богачами – за то, что валили для них этих огрызков. Вернулись сюда, и Бена следил, чтобы большую часть добра мы тратили на новую экипировку. На превосходное оружие из лучших алхимических мастерских.

Шпион сдвинулся, перемещаясь ближе к деревянной свае. Если припрет, он извернется и ускользнет в воду, как выдра.

– В следующий раз мы поплыли на юг. Нанялись к северастовцам, держать оборону от Ишмиры. Столько денег мы раньше в жизни не видывали. Хорошее вино, девахи из храма Танцора, и всяк уверял нас, что Божья война сюда не придет, Ишмира не нападет на Севераст. Боги-то те же, сечешь? Годам их союза люди и счет потеряли.

Продержались мы месяц.

Губы дрогнули, сигарета осыпала пеплом рубаху. Ствол тоже дрожал, и Тандер крепче сжал рукоять. Палец на спуске затрепыхался.

– Меня схватили. Облачная Роженица сорвала меня с земли и зашвырнула в небо. Я очнулся в… в их гребаном раю. Там была Анна, она из разведкорпуса, и там же был б-б-бог, их паук. Ткач Судеб. Он…

Тандер отвернул голову, и его стошнило в залив. Шпион бросился вперед, но Тандер был быстрее и выровнял пистолет, нацелив точно в лицо шпиона.

– Назад!

Шпион отступил.

– Страшное это дело, встретить бога воочию. Паук… растворил меня. Меня выжег дотла его яд. И ничего не осталось, кроме маленького, орущего существа. И мне предоставили выход. Соткали мне новый удел, сплели меня с Анной. И вот я должен делать все, что она велит, а не то она порвет нить – и я… перестану существовать. Скажи она «прыгай» – я прыгну. Скажи «умри» – и я умру. Поэтому, если она велит забраться на Мыс Королевы и все проверить, придется мне так и сделать. Ты хитрован шустрый – ты мне поможешь.

– Мне нельзя.

– Убью!

Шпион не пошевелился. Такая угроза вселяла в него мало страха.

– Убью мальчишку. Сожгу к херам ваш смирительный дом. Всех их сожгу. Думаешь, не стану? Я захерачил нашего прошлого святого и этого порешу. С радостью. Сраный паук меня не найдет, коли я вырву ему все глаза. – Палец Тандера туже надавил на спуск.

– Не надо! – воскликнул Алик. – Я помогу. Помогу. – Образ горящего Эмлина застил его разум и никак не пропадал.

Тандер облегченно всхлипнул, скукожился на досках и зарыдал бурным потоком удушливых слез. Он не выпустил пистолет, но трясся, силясь вдохнуть.

Шпион присел рядом, до омерзения недовольный собой. И этим, не менее омерзительным громилой перед ним. Но ум уже разгонялся, срочно меняя планы. Ему удастся обернуть все это к своей выгоде.

– Невдомек тебе, каково оно, такое бытие. Как жить мужику, болтаясь на ниточке. Когда тебя пользуют… – Он вытер рукавом соплю под носом. Покорно убрал в карман пистолет. – Я твой должник, уразумел? Я этого не забуду. Мы с тобой дружбаны. Что бы ни случилось, мы в деле вместе, до конца.

Хуже и быть не может.

– Сан! – пророкотал Дредгер. – Входи, входи. Присядь. Выпей.

Контора Дредгера так воняла свежей краской, что Сангада Барадин решил позаимствовать противогаз. Он сел на новый диванчик, нацедил стакан из хрустального лафитника на приставном столике.

– Дела, смотрю, идут в гору.

– О да. Поскольку алхимики еще отстраиваются, поставки нового оружия упали, зато спрос только возрос. Кажется, Ишмира опять на тропе войны.

– Они движутся сюда? – спросил шпион.

– Ни в коем разе. Похоже, выступили на Лирикс. А может, на Хайт. На обоих разом у ишмирцев не хватит сил, и, надо думать, они волнуются, как бы те промеж себя не стакнулись. – Дредгер потер краги. Звякнули металлические пальцы. – Неопределенность вызывает страх, страх вызывает желание иметь собственные орудия устрашения и неодолимого гнева. Ради святого, скажи, что ты пришел поработать в продажах.

– Вообще-то я и правда немного сменил карьеру. – Шпион передал Дредгеру одну из предвыборных листовок Алика.

Дредгер охнул в изумлении.

– Это ты? Алик? Я слышал, как работяги в цехах о тебе говорят. У тебя неплохой шанс на победу. А почему «Алик»?

Шпион пожал плечами:

– С чистого листа.

– Так, и чего ж тебе надо? Мой голос? Или ты пришел обчищать мои карманы, как и прочая братия грязных политиканов?

– Взносы на кампанию.

– Естественно, естественно. – Дредгер протопал к столу, выдвинул ящик. – Сколько?

Шпион считал на пальцах:

– Пара подводных костюмов с дыхательными масками. Твой катер напрокат. Связку вспышек-призраков. Водоупорные ружья. Тавматургические очки. Ах да, еще сорок тысяч серебром.

Дредгер медленно развернулся. Лицо скрыто собственной дыхательной маской, но шпион догадывался о его выражении.

– Походу… ваша кампания проводится не по обычным правилам. Какой хренью ты занимаешься, Сан?

– Ничего сказать не могу.

– Сан… Алик… как ни назовись. Это что – афера? Ты меня собрался надуть?

– Нет. – Шпион тщательно отбирал ложь. – Как я сказал, я начал с чистого листа, а это значит, что мне нужно развязаться со старыми делами, старыми долгами. Я задолжал пиратам из Лирикса. Мне назначили отработку, для которой требуется специальное оснащение.

– А серебро?

– Частично для них. Частично мне – на выборы.

– Ответь-ка, – спросил Дредгер, – с чего ты взял, что я тебе все это выдам? Попроси у меня пару сотен, Сан, но уж никак не хренов арсенал в придачу к целому состоянию, в придачу к… остальному.

– Оттого, что ты меня покупаешь. Я буду твоим человеком в парламенте. Я буду голосовать, как ты скажешь, договариваться с тем, на кого ты укажешь. Пойду против Келкина, если ты попросишь. Сорок тысяч – сущие гроши в обмен на полную и непоколебимую верность. Вот тебе мое слово, Дредгер.

– Это обойдется дешево, если ты победишь. Но чертовски дорого, если проиграешь. Для нас обоих. Тогда мне придется проделать с тобой неприятные вещи, Сан, ради моей же репутации. – Дредгер закрыл ящик, отошел к полотну с изображением горящего судна. За ним прятался сейф. Контрабандист положил крагу на ползунок, но не повернул его. – Ради чего ты так поступаешь, Сан? На самом-то деле? Если ты в долгах, есть варианты избавиться от них и попроще. А если ты настолько честолюбив, зачем привязываешься ко мне?

Шпион сделал глоток.

– В данный момент кругом зыбь и муть. Келкин бросил кости, и кто бы знал, как они лягут? И, как ты верно заметил, от этого многие напуганы. А напуганные люди творят глупости. Я поступаю так из-за того, чего нагляделся в Северасте, дружище. И добьюсь того, что люди с твоим неодолимым оружием устрашения и гнева будут стрелять из него в правильном направлении.

– Ты обрел принципы и на этом основании вымогаешь взятку? – Дредгер плюхнул на стол тяжелый мешок с монетой, потом закрыл сейф. – За тонкую соломинку хватаешься, друг.