Текст книги ""Современная зарубежная фантастика-1". Компиляция. Книги 1-21 (СИ)"

Автор книги: Деннис Тейлор

Глава 23

Мико

Вместо величественной процессии получился утомительный переход без отдыха, и днем и ночью. Мы почти ничего не ели и не пили, и когда прибыли в Рисян, укрепленный лагерь не был готов, потому что обоз отстал от северных батальонов. Для меня и генералов установили несколько больших шатров, но после целого дня в седле мне хватило комковатой циновки для сна, мутной воды для умывания и простой солдатской похлебки.

– Я здесь не для того, чтобы питаться как императрица и спать во дворце, – сказала я извиняющемуся мальчишке, который принес ужин. – Я приехала сражаться за свой народ.

– Да, ваше величество. Спасибо, ваше величество, – сказал он и попятился в поклоне.

Восторг от обращения «ваше величество» еще не потускнел, как и от приветствия «императрица Мико» со стороны генералов. Они ждали меня в самом большом шатре. Министр Мансин разложил карту и расставил на ней фигурки из Кочевников, как будто мы собираемся сыграть на огромной доске.

– Прошу прощения, ваше величество, – сказал он. – В спешке мы забыли флажки батальонов, но у нескольких солдат оказались с собой Кочевники.

Я вспомнила императора Кина с доской для Кочевников на подлокотнике трона, как он передвигал фигурки и изрекал в темноте мудрые мысли. Не мешкать в начале. Узнать слабости врага. Никогда не просить прощения. Император служит своему народу. В тот день, когда народ начнет служить императору, империя падет.

Я поежилась при воспоминаниях. Но какие бы силы ни бросили на нас чилтейцы, сегодня империя не падет.

– Все хорошо, ваше величество?

Я оторвала взгляд от доски и посмотрела на морщинистое лицо Мансина.

– Да, ваше превосходительство, просто задумалась. Расскажите о наших позициях.

Вокруг разложенной на столе карты сидели на коленях восемь мужчин и я. Министр Мансин, генерал Китадо из императорской гвардии, генералы Дзикуко, Соки и Росоки, представляющие северные батальоны, которые сражались с завоевателями с самого начала, и генералы Баро, Во и Таранада, представляющие южные батальоны, – свежее подкрепление. Что бы они ни думали о новой императрице, они уважали министра Мансина.

– Чилтейское войско состоит в основном из пехоты, – сказал он, указывая на группку фигур на карте. – Это чилтейцы, к которым мы привыкли, с которыми наши солдаты умеют сражаться. У них есть и кавалерия… – он снова показал, теперь на фигурку сбоку от основной группы. – Их возглавляет легат Андрус. В этом для нас тоже нет ничего нового, мы уже с ними сражались. Но вот это… – он указал на пару фигурок с краю. – Это левантийцы. Тоже всадники, но их не сравнить с тем же числом чилтейских конников.

– Каждый из них на голову выше любого из нас, – сказал генерал Дзикуко, его морщинистое лицо как будто еще больше состарилось после нашей последней встречи. – И лошади у них под стать. Громадные. А ездят верхом они с невероятным мастерством и могут орудовать двумя клинками сразу или выпускать стрелы точно в цель прямо на скаку. Причем лавируя во время битвы. – Он шумно выдохнул и уставился в пространство. – Что еще? Похоже, у них нет собственной тактики, они лишь выполняют приказы чилтейцев. Сначала они молниеносно атакуют, прорывая наше самое слабое место. Дерутся они, похоже, парами или тройками, их редко можно встретить поодиночке, но даже в этом случае убить их не становится проще.

– Они могут спокойно двигаться дальше со стрелой в руке, – вставил генерал Соки, и Дзикуко кивнул. – Именно бесстрашие и делает их опасными. Они не… не думают, а сразу действуют. Не сомневаются, а просто дерутся.

– Но они просто люди? – спросила я. – Смертные?

– Да, ваше величество. Люди из плоти и крови. Мужчины и женщины. Они смертны, в точности так же, как и мы. Хотя если мы возвращаемся на поле боя, то неизменно находим их тела без голов.

Молодой генерал поморщился, словно извиняясь.

– Без голов? – удивился генерал Таранада. Он не скрывал своего раздражения из-за внезапного изменения планов, согласно которым теперь его батальон должен был идти на север, к Рисяну, а не на восток, вдоль реки. – Что значит – без голов? Они что, отваливаются? Исчезают?

– Мы думаем, что их забирают левантийцы. Головы определенно отрезают, а чилтейцы никогда такого не делают, насколько нам известно.

– Но зачем? – спросил генерал Во, которому лучше, чем генералу Таранаде, удавалось скрывать раздражение под легкой улыбкой.

– Мы не знаем, – ответил Дзикуко. – Вероятно, местный обычай. Они выходцы из степей к северо-востоку от Парвума, это за морем Глаза.

Таранада рассмеялся.

– Далеко они забрались ради союзников.

– Чилтейцы не впервые берут на войну наемников, – сказал министр Мансин. – Даже не впервые в таких количествах, но наши солдаты не привыкли иметь дело с подобными воинами. – Он оторвал взгляд от карты и посмотрел на меня. – Думаю, именно поэтому мы не сумели их отбросить. У чилтейцев есть четкая стратегия, они явно давно это планировали, но если бы они задействовали больше своих солдат вместо левантийцев или даже мечников с запада, они не продвинулись бы так далеко за столь короткой срок. Мы просто не знаем, как сражаться против бесстрашных воинов, у которых нет понятной боевой стратегии.

От его слов внутри у меня забурлила тревога. Мне пришлось выиграть серьезное сражение, чтобы только добраться сюда, и я почти не задумывалась о том, что будет здесь. Мне не приходило в голову, что мы можем проиграть.

Помолчав немного, чтобы мы могли переварить его мрачный прогноз, министр Мансин продолжил:

– Если мы хотим выиграть это сражение, то должны воспользоваться отсутствием у них тактики, – сказал он и начал передвигать фигурки из Кочевников по карте. – Мы заманим их в ловушку, которую они не заметят.

– Андрус не идиот, – возразил генерал Росоки, подавшись вперед, чтобы впервые подключиться к разговору. В волосах над его ухом виднелась еще не затянувшаяся рана. – Он ждет, что мы попытаемся устроить какую-то засаду, это всегда была излюбленная тактика императора Кина.

– Я говорю не о такого рода засаде.

Следующий час он передвигал по карте фигурки Кочевников. Генералы высказывали свое мнение и тоже двигали фигурки. Спорили о том, на каких холмах и склонах расположится армия чилтейцев, а я могла только слушать, наблюдать и осознавать свою никчемность.

Эти люди всю жизнь провели в батальонах императорской армии, дрались в многочисленных сражениях и стычках с чилтейцами, горными племенами, а иногда и с собственным народом. У меня были хорошие наставники, и, в отличие от Танаки, я энергично училась всему, что можно, но все выученные знания в мире не сравнить с опытом окружавших меня генералов. К тому времени, как генералы встали из-за стола, во мне зажглась гордость и я уже знала, что у нас все получится. Однако министр Мансин даже не улыбался.

– Похоже, вы встревожены, – заметила я, задержавшись, пока остальные расходились.

– Да, ваше величество, я встревожен.

– Вы не верите в нашу тактику? Я знаю, все говорят, что левантийцы бесстрашны и наводят ужас, но у нас хороший план и хорошие солдаты.

Он вздохнул.

– Это так, но я чувствовал бы себя увереннее, будь у нас больше людей. Как бы мне хотелось, чтобы здесь были восточные батальоны, или чтобы принц Дзай не уехал из столицы с тремя батальонами, или чтобы мы успели их вызвать. Они нам нужны.

– Они еще могут прибыть.

От его взгляда у меня поубавилось уверенности. Я снова почувствовала себя ребенком.

– Лорд Оямада скажет, что вы украли трон у его внука, и скорее отправит эти батальоны драться с вами, чем за вас…

– Но мы сражаемся за Кисию, он не…

Услышав собственные слова, я осеклась.

– Редко кто мыслит подобным образом, ваше величество. Люди не дерутся за что-то лишь потому, что это правильно. Светлейший Бахайн – прекрасный пример. Если бы его волновала судьба Кисии, мы бы уже услышали что-нибудь от него или его генералов. Отсутствие вестей от него меня беспокоит.

Император Кин предложил мне написать Эдо, напомнить светлейшему Бахайну, как он был когда-то предан империи, но до сих пор я не задумывалась о том, что это значит. Это значит, что больше он уже не предан империи.

* * *

На следующее утро холмы вокруг Рисяна выбелил легкий летний туман. Мы покинули разбитый на скорую руку лагерь, когда занималась заря, министр Мансин настоял, что если мы хотим победить, то должны сами выбрать поле боя и подготовиться до прибытия чилтейцев, даже если придется их дожидаться.

Когда мы прибыли на выбранное поле, чилтейцев еще видно не было, а когда выстроились в боевом порядке, не появились даже разведчики. Отсутствие врагов прорезало еще одну морщину сомнений на лбу министра.

Как хороший игрок в Кочевников, министр Мансин хорошо спрятал свою ловушку. Не заметит даже тот, кто будет искать. Основная масса нашей пехоты стояла впереди и по центру, а всадники занимали фланги. Единственным интересным дополнением была я. В точности как Кин, я сидела на лошади перед своей армией, рядом с генералом Китадо и четырьмя дюжинами гвардейцев, тоже верхом. Они привыкли скакать в бой, охраняя фигуру в драконьих доспехах, просто раньше это была не я.

Генерал Китадо выглядел встревоженным этой переменой – с тех самых пор, как мы покинули Мейлян, не было времени что-либо предпринять, я лишь приняла его присягу служить мне, как он служил императору Кину, и надеялась, что он человек слова. Министру Гадокою я поручила сменить любого советника, секретаря или чиновника, которому нельзя доверять, но гвардия должна быть безусловно предана императору.

То есть императрице.

– Все готово, ваше величество, – сказал министр Мансин, остановив лошадь прямо предо мной.

– Где они?

Утренний туман уже истончался, но холмы у Рисяна были пусты, не считая жужжащих насекомых и редких любопытных животных.

– Они придут. Они не могут нас обойти, иначе мы нападем на них с тыла.

Я кивнула генералу Китадо, и он порысил к генералу Баро, на фланг с кавалерией.

Лошадь топталась подо мной, увеличивая мое собственное беспокойство. Чтобы чем-то заняться, я похлопала ее по шее.

– Ваше величество?

– Да, генерал?

Китадо откашлялся, но посмотрел не на меня, а на холмы без врагов.

– Я… я хотел воспользоваться моментом, чтобы… извиниться. За то, что позволил моим гвардейцам вас арестовать. В Мейляне. Я предполагал, что светлейший Батита после своего приезда говорит от имени его величества, и…

– И уже давно все считали, что он сам будет следующим императором, – прервала его я, чтобы избавить от объяснений беднягу генерала, чьи щеки алели. – Вы поступили так, как все ожидали, генерал. И я принимаю ваши извинения. Это был… тяжелый день.

– Черный день для Кисии, когда кто-то решил ослушаться предсмертной воли императора ради собственной выгоды.

Он произнес это без следа настороженности или подозрения, и, когда я согласилась и поблагодарила его за поддержку и защиту, пришел мой черед краснеть. Я поступила так ради правого дела. Если бы не та моя ложь, мы бы сейчас здесь не стояли. Не выступили бы на защиту империи.

Утро уже заканчивалось, и я начала опасаться, что чилтейцы не появятся, что они каким-то образом нас обманули и уже идут на юг к городам-близнецам. Сначала Симай, потом Мейлян, и сердце империи падет.

И вдруг на том месте, где только что были одни зеленые холмы и туманная дымка, на горизонте появилась черная линия, становясь все шире по мере приближения, как полоска старого масла для лампы.

Лошадь почувствовала мое беспокойство и перебирала ногами. Они пришли. Они здесь. Я вложила столько сил, чтобы это наконец произошло, а сейчас мне хотелось оказаться в любом месте, только не здесь, где земля и воздух дрожат от топота копыт.

Чилтейские флаги. Чилтейские вымпелы. Все солдаты в центре орды носили зеленую форму Девятки олигархов или синюю – разных купцов, а на флангах скакали левантийцы. С такого расстояния они казались маленькими, но по сравнению с чилтейскими солдатами выглядели гигантами. Они не кричали и не улюлюкали, как варвары из горных племен, а дисциплинированно держали строй, как и чилтейцы, и будто скучали. Один левантиец впереди даже подпер подбородок ладонью, когда вся армия рядом с ним остановилась.

Пока они приближались, мое сердце билось в одуряющем темпе, но когда остановились, его ритм не замедлился. Время пришло. Пути назад нет. Отсюда не сбежать. До этой минуты я была уверена, отчаянно уверена, что мы победим, потому что просто не можем проиграть, но, глядя на вражескую армию, я в точности так же чувствовала, что скоро все мы погибнем.

Неужели император Кин чувствовал то же самое в начале каждого сражения? Или ему это давалось легче? На такой вопрос он бы скорее рассмеялся, чем ответил.

На другой стороне поля в передних рядах взвился белый флаг, и пара всадников выехала на открытое пространство между армиями.

– Вы с ними встретитесь, ваше величество? – спросил генерал Китадо.

– А должна?

– Так всегда поступал император Кин.

Я посмотрела туда, где в последний раз видела министра Мансина, но от него не осталось ни следа. Все взгляды на поле боя устремились на меня.

– Тогда мы с ними встретимся. Поехали, генерал.

Мы пустили лошадей шагом, за нами следовал мой знаменосец. Два чилтейца уже остановились на полпути, но я не стала переходить на галоп, чтобы побыстрее сократить расстояние, а заставила их меня дожидаться. Утренняя прохлада давно растворилась, и жаркое солнце жгло нам спины, так что я вспотела под золотыми доспехами его величества. Генерал Китадо следовал в половине корпуса позади меня, разговаривать с ним было невозможно, и чем больше я удалялась от нашей армии, тем острее чувствовала свою уязвимость и беззащитность. От учащенного дыхания лицо под маской дракона стало влажным.

Человек, который не мог быть никем иным, кроме как легатом Андрусом, улыбнулся и поклонился нам, но уважительный поклон не вязался с веселой улыбкой.

– Я уж почти было решил, что меня едет поприветствовать призрак императора Кина, – сказал он, когда мы остановились перед ним. – Доспехи вам идут, ваше величество.

– Вы вторглись на кисианскую землю, – сказала я, не снимая маску, хотя из-за нее мне приходилось говорить громче. – Уходите и заберите с собой своих варваров.

Он прижал руку к груди, изобразив удивление.

– Мы? Вторглись на кисианскую землю? Наверное, вы пропустили уроки истории и не знаете, что эта земля принадлежала чилтейцам.

– Когда сюда пришли первые Отако со своим народом, здесь не было никаких чилтейцев. Вы используете наши выдуманные преступления как предлог, чтобы снова и снова нападать, но это не делает вашу ложь правдой. Смиритесь с тем, что триста лет назад в мире произошли серьезные перемены, и примите мир, который я вам предлагаю. Уходите, и мы не будем вас преследовать.

– Мудрые слова для девчонки. Я впечатлен, но не напуган. Хотя могу представить, как вас пугает один вид моих левантийцев. Уверяю вас, они именно такие, как вы слышали, и даже еще лучше. Они прорубят для меня дорогу по вашей империи и не остановятся лишь из-за того, что вы нацепили на себя доспехи папочки Кина и поскакали мне навстречу.

Легат Андрус широко улыбнулся и подался вперед.

– Хотя, раз уж вы прискакали сюда, то могли бы спасти жизнь не только своим солдатам, но и своему народу, немедленно отказавшись от трона.

– Кисия никогда не сдастся. Пока я жива, я буду сражаться за нее.

– А разве не ваш дед сказал: «Мудрец знает, когда невозможно победить, и принимает поражение»? Или это был светлейший Тянто, ваш дядя? По правде говоря, ваша мать со столькими переспала, что вы, наверное, в родстве с половиной империи.

Он ожидал реакции, но будь я проклята, если ее покажу, и я была рада, что мое лицо скрывает маска.

– А когда мы закончим с ней забавляться, возможно, вы будете в родстве и с половиной нашей страны.

Его слова должны были ранить и разъярить до безумия, но он не подумал о том, какой преподнес подарок вместе с этой жестокостью. Моя мать жива.

– Мы закончили, – сказала я.

Не попрощавшись, я развернула коня и услышала, как генерал Китадо последовал за мной, но, если чилтейцы и прокричали что-то вслед, я их не слышала. В моем сердце бушевала такая ярость, что я едва видела что-то перед собой, когда лошадь несла меня обратно. Мне больше не хотелось заключить мирное соглашение, не хотелось избежать битвы, я лишь желала расправы.

– Вы готовы? – спросила я, обернувшись к генералу Китадо, когда мы вернулись на прежнее место во главе армии.

– Всегда, ваше величество.

Я хотела спросить, хорошо ли держалась, сказал бы император Кин что-нибудь более умное и содержательное, сумел бы заставить легата передумать, но это были детские вопросы, а не вопросы императрицы, и я не задала их, хотя страшилась ответов.

Армия терпеливо ждала приближения врага, солдат даже немного разморило под палящим солнцем, но теперь, стоя прямо перед чилтейцами, они оживились и ждали только приказа к атаке.

– Готовьсь! – крикнул министр Мансин откуда-то сзади, и по рядам раскатился гулкий бой барабана. Быстрее. Еще быстрее. Его рокот совпадал с ритмом наших сердец, пока мы смотрели на врагов. А потом…

– Вперед!

Я стукнула лошадь каблуками, прежде чем успела подумать, и возглавила атаку. Император Кин всегда вел солдат в бой. Значит, и я поведу.

Расстояние было огромным, но его не было, я преодолела его за одно мгновение и за целую жизнь. С ясного неба посыпался дождь стрел. Я тоже пыталась выпустить ответные, но руки дрожали, и я закинула отцовский лук обратно в налучье и вытащила меч.

Стрела пронзила гвардейца рядом со мной. С криками падали другие всадники. Лошади валились на яркую от крови траву. Вокруг царило безумие, некогда было размышлять, враги оказались прямо передо мной, и с обнаженным мечом я врезалась в их ряды.

Вопили люди. Лязгал металл, и двигаться стало почти невозможно. Отовсюду напирали копья и щиты, больше я уже не могла скакать. Я срезала чилтейца, оказавшегося у моей ноги, и другого за его спиной. Китадо превратился в алую вспышку, появился и снова исчез, на его место заступили другие. Все мы, казалось, дрались в одиночестве и в то же время вместе, продолжая напирать.

Прозвучал боевой клич, и все вокруг его подхватили. Он гремел, как барабаны, наполняя мои вены криком ярости, и я исполосовала мечом чье-то лицо, плечо, руку и грудь, из моего рта вырывалась ярость, которую я носила в себе с того дня, когда меня впервые попытались убить лишь за мое имя.

В алом тумане битвы время ничего не значило, могло пройти и несколько минут, и несколько часов, прежде чем Китадо выкрикнул мое имя.

– Ваше величество! – Он оказался рядом, кровь стекала по его щекам на подбородок, доспехи были в кровавых брызгах. – Мы должны отступить, ваше величество.

– Да. Отступаем, – сказала я, удивившись, что способна произнести обычные человеческие слова, а не просто издать звериный рык. – Да. Подайте сигнал. Отступаем.

Все должно происходить медленно, говорил Мансин, аккуратно и выглядеть естественно. Как будто это они нас сминают, как будто мы испугались.

Убедившись, что знаменосец рядом, я попятилась, не просто позволяя остальным себя обогнать, а медленно отступала. Страх был не совсем фальшивым, потому что, когда солнце выжгло туман на этой стороне поля, меня затошнило, казалось, что солнце печет слишком сильно. Повсюду лежали мертвые и умирающие, ковром зеленого, синего и алого на когда-то девственной траве. С отрезанными руками и ногами, без глаз и с перерезанными глотками. Крики страданий смешались с грохотом битвы, и, отступив из самой гущи схватки, я подняла маску, и меня вырвало на землю. Я вытерла губы дрожащей рукой и снова опустила маску, чтобы скрыть бледное от ужаса лицо. Конечно, император Кин скакал на все сражения во главе армии, но он всю жизнь был военным. Я же была придворной дамой, которую все оберегали.

Под строгим контролем Мансина центральная колонна армии медленно отступала, уничтожив как можно больше чилтейских солдат. Вскоре им придется биться с трех флангов, и, если у нас получится их проредить, они могут отступить прежде, чем левантийцы выиграют для них сражение.

Предоставив стратегию Мансину, я двигалась туда, куда влекла меня битва. Первоначальное лихорадочное возбуждение ко мне уже не вернулось, но я должна была постоянно перемещаться. Не останавливайся, чтобы задуматься. Чтобы оглядеться. Просто скачи, уничтожая на своем пути врагов. Все они были чилтейцами, большинство пешие, и мы имели преимущество, но я слишком рано увидела тех, других. Левантийцев. Поначалу издалека, от них можно было уклониться, если быстро повернуть, но они надвигались. Неужели прорвали наши фланги с кавалерией? Трудно сказать в такой неразберихе, и одни боги знают, где сейчас министр Мансин.

– Ваше величество! – предупреждающе крикнул Китадо, я вовремя обернулась и увидела трех атакующих левантийцев. Мои солдаты держались отлично и храбро сражались. Но когда эти трое ускорились, я почувствовала страх солдат.

Огромные грохочущие копытами лошади врезались в битву, как в пустоту, круша копытами всех, кто не убрался с пути. У всех троих левантийцев были выбриты головы, хотя среди них точно была одна женщина. Они не носили шлемов, а на затылках был нарисован символ, потекший от пота. На одном символе были скрещенные сабли, эти изогнутые клинки прорезали любые кольчуги на груди солдат. Первый левантиец одним взмахом сабли отсекал все, до чего мог дотянуться – руки, головы, ноги, – и скакал дальше с радостным криком. Следующий за ним действовал с таким же равнодушием. Сжав лошадь коленями, он выпускал стрелы, расчищая себе путь, и держался настолько близко от товарища, что они едва не сталкивались. Женщина замыкала тройку и скалилась, отрубая все руки, которые тянулись с оружием к ее спутникам.

Они скрылись так же быстро, как и появились, оставив за собой усеянную смертью просеку, включая нескольких чилтейцев, которые не успели убраться с дороги.

– Ваше величество! Смотрите!

Генерал Китадо указал на ближайший холм. На гребне выстроилось несколько десятков левантийцев, может, и больше. Мы использовали уже все имеющиеся силы, а левантийцы еще даже не вступили в сражение. Они собрались вокруг всадника, чье лицо скрывала маска чилтейского первосвященника.

Иеромонах.

Я пришпорила коня в сторону Китадо.

– Мансин. Нужно найти Мансина.

Поиски министра в окружении его охраны и гонцов отняли больше времени, чем я рассчитывала. Это был мозговой центр, который руководил ходом сражения, пока я отвлекала внимание своими золотыми доспехами и развевающимся знаменем.

– Министр! – я подъехала к нему в арьергард армии. – Здесь иеромонах. Он…

– Ваше величество. Если мы как можно скорее не начнем отступление…

– Отступление?

– Мы теряем позиции. Левантийцы прорвали наши силы на восточном фланге, и лишь вопрос времени, когда они сомнут западный. Если отступим сейчас, мы сможем дать бой в другом…

– Но здесь иеромонах. – Я стащила маску и ткнула окровавленным мечом в сторону холма. – Если мы сумеем его уничтожить, то изменим ход битвы. Пусть они увидят, как падет их предводитель, и посмотрим, как долго они продержатся.

– Ваше величество…

– Нет. Мы не можем отступить. Мы пришли сюда, чтобы драться с ними, а не для того, чтобы нас разгромили, мы должны защитить наш народ, а не обрекать его на мучения. Пошлите людей за иеромонахом.

Я не дождалась ответа и ускакала прочь, снова опустив на лицо маску, как будто она могла отогнать страх, внушенный его словами. Отступить. Нет. Мы не можем. Мы должны победить.

С генералом Китадо и гвардейцами, скачущими следом за мной, словно флаг, я помчалась обратно в гущу сражения, решительно стиснув зубы. По пути я призывала солдат:

– За мной! За мной!

И я бросилась в атаку, не сомневаясь, что если сделаю все так, как сделал бы император Кин, мы отбросим врагов.

Когда ко мне прискакали посыльные от министра Мансина с сообщением, что битва проиграна, я им не поверила. Не могла поверить. Мои солдаты еще сражались. Вражеские солдаты еще умирали. У нас еще были силы, и я не верила, что все кончено.

Пока нас не атаковал западный фланг левантийцев. Они прорубили в моей армии такую широкую просеку, что в попытке избежать резни наши ряды распались.

Я подала сигнал к отступлению.