Текст книги ""Современная зарубежная фантастика-1". Компиляция. Книги 1-21 (СИ)"

Автор книги: Деннис Тейлор

Соавторы: Гарет Ханрахан,Бен Гэлли,Джеймс Хоган,Дерек Кюнскен,Девин Мэдсон
сообщить о нарушении

Текущая страница: 166 (всего у книги 341 страниц)

Нимон склонил голову:

– Соболезную вашей неутешной утрате. Но трактир «За Зеленой Дверью» находится на территории свободного города, а не ЛОЗ. Отведите своих эшданцев за черту Нового города, и я обещаю, что этот инцидент будет скрупулезно и в полной мере расследован городской стражей.

– Спасу вас от волокиты. Я знаю, кто за это в ответе. Алхимик Мандель.

– У вас есть доказательства?

Раск швырнул сопроводительное письмо к ногам Нимона. Министр устало наклонился над уличной пылью и поднял бумагу.

– Это заказ на пару ручных протезов.

– Мандель заколдовал их, чтобы убить моего двоюродного брата. Для меня доказательств достаточно.

– И зачем было Манделю так поступать?

– Причина останется между Манделем и Гхирданой, но знайте – он за это заплатит.

– Гхирдана, – произнес Нимон, – не ведет дела за рубежом мирного договора. Уводите Эшдану в Новый город, немедленно.

– Вы смеете…

«Делай, как он сказал, – призвал Шпат. – Сегодня не твой час. Отойди, перестройся и наступай с подготовленным планом. Не несись сломя голову».

Часть гнева Раска оттекла к Шпату; это как прижаться лбом к холодой стене, остужало и успокаивало.

– Мы отнесем домой тело родича. Но это еще не конец. Не становитесь между драконом и его противником.

– Если я повстречаюсь с настоящим драконом, наверняка запомню, – подколол Нимон.

Раск повысил голос, объявляя своим соратникам:

– Отходим! Сбор на Фонарной улице.

То, как они покидали трактир, говорило многое о каждом в отдельности. Многие эшданцы из окружения Раска прошли Божью войну, повоевали в других городах. Они перемещались в одиночку и двойками, перебегая от укрытия к укрытию. Двигались так, словно дома вокруг них горели и были готовы обрушиться, будто плотные ряды стражи собирались открыть огонь. Несколько чистокровных гхирданцев, отдаленные кузены из младших ветвей семьи, ступали гордо – несли обернутое простыней тело и шли при нем почетным караулом. Гхирдана не отдает своих покойных ни богам, ни психопомпам; тело Вира поместят в населенную духами усыпальницу на островах.

Новобранцы, воры из Братства, просачивались из трактира, пряча лица от стражи. Если удавалось, растворялись в тени, скрывались на сбегавших к Мойке ответвлениях от улицы Сострадания. Вышла и Карла и держалась недалеко от покойного. С угла Привозного проезда, подойдя к оцеплению так близко, как мог, Бастон взглядом понукал их поторопиться. Пестрое воинство возвращалось домой, в Новый город.

– Ваши соплеменники могут идти. Ваша Эшдана тоже свободна, – сказал Нимон. – Но я заметил в толпе кое-каких гвердонцев. Известных дозору преступников. Арестовать их. – По кивку от Нимона стража навела ружья на местных воров. Дозорные в гражданском внезапно заломили Бастону руки и впечатали в стену. Карла прорвалась через оцепление и бросилась к брату; стража навалилась и на нее.

Пыхтя подбежал лириксианский посол в сопровождении майора Эставо.

– Не… – он набрал воздуха, – …не спорьте. Иначе – нарушение Перемирия. И тогда, – посол одышливо махнул рукой на Новый город, подразумевая Лириксианскую Оккупационную Зону, армейскую базу, Божью войну и прочее, – считай вообще все просрали, – недипломатично завершил он.

Раскаленный гнев Раска был потушен, остужен и подобно металлу застыл, отлитый в нечто несокрушимое и холодное. Он повернулся к Нимону:

– Нет. Все эти люди – мои. Все под моей защитой. Уйти должны все.

– Этого не случится, – сказал Нимон.

Раск на секунду прикрыл глаза, наблюдая, как Новый город пересекает тень.

– Случится.

Драконы кружили над Гвердоном далеко не первый месяц. С самого Перемирия, с тех пор как Эладора Даттин пересекла океан и позвала Гхирдану владеть частью города, в небесах появились драконы. Но все это время они были отдаленной угрозой, о которой город быстро забыл, стараясь скорей окунуться в родное корыто коммерции и коррупции. Летающие ящеры гнездились на высотках Нового города, где и так было полно всевозможных причуд, и не лезли в дела города старого, настоящего. Они взмывали за облака и, невидимые за гвердонским смогом, летали воевать на юг или запад, создавая проблемы другим, менее везучим городам – как ящики с алхиморужием, что отгружали в порту. И вот прошли месяцы с тех пор, как население Гвердона позволило себе роскошь забыть о том, что делит город с живыми драконами.

Сегодня вспомнило.

Тайрус приземлилась на трактир «За Зеленой Дверью», из-под могучих когтей на мостовую посыпалась черепица. В толпе раздались вопли тревоги и ужаса, провоцируя паническую давку. Строй дозора сделал шаг назад – со всей своей властью, со всем оружием, они – всего лишь смертные, добыча, сжимающаяся в комочек на глазах хищника. Драконица расправила крылья, погружая во тьму целую улицу. Выгнула длинную мускулистую шею – массивная голова со страшной пастью оказалась так близко к Нимону и другим, что жар дыхания обжигал, будто они стояли у кузнечного горна.

Тайрус выгнула хвост, снося еще один кусочек гостиницы.

– Один из детей моего брата, – прошипела она, – был здесь сегодня убит. Гхирдана объята скорбью. Не испытывайте сегодня мое терпение.

На долгую-долгую минуту все замерли. Вокруг шумел город – с улицы разбегался охваченный страхом народ, в Ишмирской зоне и на Священном холме в своих храмах рокотали боги. Из щелей между зубов Тайрус струился, завиваясь, дымок. Перемирие закачалось на острие ножа.

Той, кто начал действовать первым, оказалась Эладора Даттин. Она подбежала к ним и что-то зашептала на ухо Нимону, а затем та же Даттин учтиво присела перед драконицей.

– Пусть все уходят.

«А я говорил, что она наш друг», – напомнил Шпат.

– Если она встанет между мною и Манделем, то тогда и она – враг дракона.

Глава 24

Когда облаченная в броню ведьма начала снимать с себя шлем, Кари внутренне подготовилась к тому, что сейчас будет потрясена, узнав, кто это. Ведьма, кем бы ни была, очевидно, была знакома с Кари по Гвердону. Знала все о загадочном наследии Таев, о связи с Черными Железными Богами, о вовлечении в дела воровской гильдии. Кари безотрывно таращилась на чародейку, пока шлем отъезжал с негромким чавкающим звуком, будто изнутри забрала отлипала плоть.

Узнавания не произошло – но потрясение заключалось в другом. Лицо колдуньи было обожжено, полуоплавлено. Каждая жилка потрескивала, как маленькая молния, дожигавшая плоть до серого пепла. Волос нет, выпирал овал черепа. Макушку венчали наколотые руны, расходясь вдоль не существующего уже пробора, и эти наколки каким-то образом предохраняли свои участки кожи – нелепо розовые и здоровые – посреди общего отмирания. Кари встречала хайитянскую нежить, выглядевшую куда бодрее.

– Хочешь жить, помогай снимать, – заявила ведьма. Голос, однако, был чертовски знаком.

Отошли другие части доспеха, шприцы разрывали омертвевшую кожу, как мокрую бумагу. Кари слышала, что практиковать колдовство разрушительно, и видела, какую цену взымали заклятия с профессора Онгента или Эладоры, но здесь все было гораздо запущенней. Вот почему большинство чар творят божьи отродья либо нелюди, навроде ползущих… И тут на нее навалилось прошлое. Гвердон, воровское судилище – та ночь, когда они со Шпатом думали, что свергнут Хейнрейла. А Хейнрейл заручился поддержкой ползущих – но при нем была и своя чародейка. Мири, так ее звали. Кари видела ее тогда только мельком, но эта женщина не раз попадалась в Черных Железных видениях. Высокая, горделивая, голые руки покрыты волшебными знаками. Прекрасная, как коралловая змея.

– Я тебя уже видела. Я тебя знаю.

Отдельные части лица Мири, еще способные шевелиться, скривил оскал.

– На это нет времени. Дуй в бочку. – Мири указала на бидон для илиастра у дверей лаборатории. Кари на миг заколебалась, но… что ей делать? Не лезть в бочку? Торчать тут и ждать, пока поехавший гхирданец и стремный алхимик за ней вернутся?

Она и полезла, стала протискиваться в металлическую емкость. Горловина бидона у`же, чем ее плечи, но Кари хватило гибкости ввинтиться. Внутри она, как могла, сложилась, принимая позу зародыша. Алхимического создания из тех, что у Ворца на полке, в паре футов отсюда. Мири поспешно задвинула крышку бидона, погружая Кари во тьму.

Снаружи взвился шум. Взрыв, бьется стекло, крики. Лязг металла – бочку зацепил железный крюк. Кари болезненно сжалась – ее подняли, сгружая с платформы на пол перегонного завода. Еле удалось сдержать крик, когда бидон ударился о поверхность. Его подняли опять и бесцеремонно завалили набок, теперь Кари лежала горизонтально, в позвоночник вминалась металлическая стенка.

Движение. Ее повезли на телеге, судя по стуку колес на каменистой дороге. Шум беспорядка на заводе гас в отдалении.

Теперь было слышно лишь, как скрипит ось телеги. Как натужно дышит мул. Как дышит она сама в этом чертовом гробу.

Щипало в местах, где Ворц брал кровь. Спину ломило от перекособоченной лежки внутри бидона. Сколько еще ей ждать? Сродни ли этот побег тем попыткам, какие она устраивала сама, – «отчаянным, спонтанным и глупым, да, Шпат?» – или шел по намеченному плану? Мири где-то рядом или беглую лагерницу передали какому-нибудь пособнику? Не пора ли о себе напомнить? Кари буквально потерялась во тьме, не зная, что делать дальше.

Черт возьми, если верить ушам, то поблизости может вообще никого не быть – может, мул сбежал вместе с упряжью и теперь, технически, она стала его пленницей. То Дол Мартайн, то Двенадцать Кровавых Солнц, то суки-гхирданцы, то Мири, а теперь еще и мулы – ее тюремщики с каждым разом все хуже и гаже. Она захихикала и поняла, что в бочке не так много воздуха, значит, вряд ли сумеет дождаться, когда настанет подходящий момент.

И все равно ждала. На худой конец, каждая проведенная в бочке минута отдаляла ее от лагеря.

Изрядно натерпевшись от богов, Кари не вознесла им молитву, однако продолжала надеяться на то, что Адро еще жив. Дракон обещал прислать лекаря, и, сознавая, что обещание дракона – ничто, все же приходилось уповать на его честное слово.

Кари расчесывала уколы, размышляя, что с ней проделывал Ворц. Как-то определял ее святость – профессор Онгент ставил похожий опыт с черепом, еще когда она понятия не имела, кем является. Кари в самом деле была бы не против найти такого алхимика или чародея, какому могла б по-настоящему доверять и получить от него ответы.

Изоляция и темнота в этом бидоне, как в утробе, чудились ей знакомыми на неком древнем, глубинном уровне – своими для той части разума, от которой она, как правило, убегала. Твою душу! А ведь хреновина в целом похожа на колокол! Она в заточении внутри стального сосуда в форме колокола. Или виною сходство с алхимической колбой, как та, в которой ее сотворил Джермас Тай. Породил от семени собственного сына и веретенщика – меняющего облик ужаса подземного мира, живого жертвенного ножа Черных Железных Богов. Веретенщики могли отбирать у людей облик, отбирать лица, но сами они – не люди. Эманации зла, божий голод, просочившийся в наш смертный мир.

Кари даже не знала, рожали ее по-настоящему или нет. Сохранял ли веретенщик свой образ достаточно долго, чтобы породить дитя, распавшись в бесформенную слизь, как только она появилась на свет? Или же Джермас вырастил ее в таком вот сосуде? Когда она проникла в квартал Алхимиков в Гвердоне, то видела созревавших в чанах зародышей. Ее выращивали тем же способом?

Взаправду ли она человек? Это ее родная душа или такая же эманация, побег божественного древа в вещественном плане бытия? Во всяком случае, вместо Черного Железного Бога она подыскала себе кое-что получше. Человек или нет, смертная или нет – у нее хотя бы есть Шпат.

Снаружи что-то глухо бухнуло, и повозка замедлила ход. Немного отклонилась, словно мул сбавил шаг, чтобы пощипать кусты у обочины, затем остановилась.

Момент подходящий, примерно такого она и ждала – а еще Кари чувствовала, что сидеть наедине со своими мыслями в темноте будет всяко хуже того, что окажется снаружи. Кари надавила пальцами на крышку, прилагая все силы, чтобы ее повернуть. Та подалась на ширину пальца, но, главное, подалась. Кари крутила крышку снова и снова, хоть запястья простреливала боль, пока не отвинтила совсем и наконец смогла выползти на солнце.

Мул довольно жевал какую-то колючую травку, что невероятно обильно поросла у дороги. На телеге стояли еще два бидона с илиастром. А сзади, лицом в дорожной пыли, лежала скомканная человечья фигура в плаще с капюшоном.

Это была Мири.

Кари пыталась решить, не оставить ли чародейку умирать в пыли. Прикидывала даже, не ускорить ли ее кончину. Там, в Гвердоне, эта женщина прислуживала Хейнрейлу, а здесь – Гхирдане. Это враг – но она же вытащила Кари из лаборатории и, очевидно, вынашивала какие-то планы. Ладно, хер с ней, пусть Мири протянет еще немного.

Дама оказалась ошеломляюще легкой, словно изнутри полой, выжегшей себя заклинаниями. Потеряла сознание от зноя и незнамо каких наведенных чар. Исходя из ее состояния, наверняка мощных. Рот и нос Мири были заляпаны сажей, а на запястьях открылись бескровные раны. Кари огляделась, ища укрытие, заметила следы обвала и горный лужок и тут поняла, что здесь еще не бывала. Выше по склону стояла та самая часовенка богини этой горы. Известной так же как Богиня Выколачивания Дерьма Из Кари – но был слух, что богиню разнесли на куски гхирданцы. Совсем убить ее они не могли, но божеству требуется время для нового воплощения. Может статься, в часовне безопасно – и это не то место, куда кто-нибудь нагрянет по доброй воле.

Пыхтя, она приступила к подъему с Мири, в виде сотканного из тьмы коврика на плече. С приближением к маленькой часовне стало проявляться то напряженное ощущение беспокойства, душевного трения, как прежде, правда, сейчас гораздо слабее. Кари миновала мраморное изваяние Ушарет перед часовней, уложила безжизненную чародейку в тени и обошла храм с тыла. Там, за аркой без дверей, располагалось небольшое алтарное помещение. На мгновение Кари застыла, померещилось, будто кто-то распростерся перед жертвенником, но когда глаза привыкли к полумраку комнаты, то это оказался лишь куст, проросший сквозь трещину в плитке, при этом растение походило на сгорбленную старуху, колючие ветки вытянулись на алтарь, словно утопающий хватался за плавучую корягу.

Стены были отделаны запыленной мозаикой, и в них по обеим сторонам располагались альковы, где, вероятно, стояли жрецы во время службы. И – вот так чудо – тут была раковина, чаша свежей воды, наполнявшаяся струйкой, что текла из стены. Еды нет, но Кари ела только вчера, то есть по нормам этого умирающего утеса была в этом смысле в полном порядке.

Кари затащила Мири в альков, сама присела на пол.

Колючий куст выглядел и впрямь одушевленно, стоило приглядеться подольше. В перепутанных корнях угадывались ноги, можно было различить изгиб позвоночника, даже намек на лицо.

– Она возвращается. – Мири издала гортанный шепот сквозь растрескавшиеся губы.

– Сообразила уже.

– Не называй ее имя.

– Знаю! – отрезала Кари.

Мири показала на раковину. Кари горстью черпнула воды и по капле влила чародейке в рот.

– Где… наша еда?

– У нас нет никакой еды.

– Дура. В других бидонах! Я взяла припасы. Еду, лекарства, деньги.

– Вот ведь говно! Бочки остались внизу, под горой. Мне показалось, в них один илиастр.

– Там в растворе водонепроницаемые мешки.

Кари выскочила из часовни, поглядела вдоль склона на далекую ленту пустой дороги. Ни следа – ни телеги, ни мула. Не понять, то ли животное убрело прочь само, то ли попалось погоне с очистной. Или, черт возьми, с синего неба ухнул дракон и его унес.

– Повозки нет.

Мири постучала головой о выложенную плиткой стену.

– Дура. – Чародейка судорожно искривила сведенные пальцы над выемкой на локте. Местом, куда костюм впрыскивал ей живительные соки. – Больше не выходи. До ночи. Дракон будет искать.

– Ну так что? – спросила Кари. – Тебе без этих вещей жопа? Готовишься умереть?

– Нет. Но будет больно.

– Я, в общем, и не против. – Убегая из лаборатории, Кари прихватила скальпель и сейчас извлекла его. – Зачем ты меня оттуда вытащила? – Настал черед получить ответ.

– Не вздумай, – глядя на скальпель, сказала Мири, на пальцах заплясали лиловые искорки. Белки ее глаз вовсе не белые – пестро-коричневые, с сеткой трещинок. – Конечно, ради Кхебеша. Меня бы они назад не пустили.

– Назад? – повторила Кари. – Значит, ты там уже была.

– Обучалась. – Вокруг кисти сделала виток миниатюрная молния. – А тебя просто так они тоже не пустят. Если не получат чего-то стоящего, чего-то в обмен. Что же это?

– Книга. В Гвердоне была чародейка, доктор Рамигос. Погибла во время вторжения.

Мири кивнула:

– Она работала над божьими бомбами. Ее гримуар открыл бы перед нами ворота. И где же книга? На «Розе» ее не было.

– Ее спрятал капитан Хоуз. Думаю, что знаю где.

– Покажешь, – велела Мири.

– На хер пошла.

– Я…

– И нехер тут мне угрожать. – Кари передразнила гулкий голос Мири из-под шлема: – «Мои смертельные чары разорвут тебя на куски». Убить меня хочешь ты, хочет Гхирдана, хотят ишмирцы. Хейнрейл в Гвердоне тоже хотел. Еще эта шипастая карга, как видишь, – добавила Кари, отвешивая с ноги кусту в виде Ушарет.

Мири закатила глаза:

– Может, пора прекратить выбешивать… хм, всех. И вот что я хотела сказать – у меня есть корабль. То есть лодка под парусом, но до материка она доплывет.

– У тебя парусная лодка. А у них, блин, дракон!

– Ему пора отбывать в Ульбиш. Надо просто переждать в укрытии, пока он улетит. – Мири кашлянула. – Ворц получил от тебя что хотел.

Кари потерла ранки:

– У меня брали кровь. Зачем?

– Ты интересная особь. Искусственная святая. Разводить святых дело нехитрое – блаженных, слюнявых кретинов, врожденно угодных Кульдану или еще кому. Но тебя создали ради определенной цели. – Мири облизала губы, откусила клочок омертвелой кожи. – Такое чучело.

– Кто бы, ё-моё, говорил.

– Ты про это? – Мири вытянула обожженную руку, словно впервые обратила на увечье внимание. – Это я навела на себя сама. Сделала выбор и с его последствиями живу. – Снова закашлялась. – И да, если не попаду в Кхебеш, то с последствиями и умру. Но выбор был мой.

– В Кхебеше тебя смогут вылечить?

– Помочь смогут.

– Я туда как раз за помощью. Ищу спасение для Шпата.

Мири засмеялась, закашлялась, опять засмеялась.

– Кто тебе сказал, что в Кхебеше ему помогут?

У Кари покраснели щеки.

– Эладора Даттин. Моя сестра. Она была неправа?

– Неправа? Необязательно. Кхебешцы – величайшие волшебники в мире. Но твое деяние, твое Помойное Чудо, не было волшебством. Возможно, не без участия волшебства, однако, по сути, самое настоящее, пошедшее вразнос чудо. – Мири пожала плечами: – Может, если археотелоги, дюжины две, поизучали бы его месяцев пять, то смогли бы реконструировть эфирные возмущения. Но, как я понимаю, Новый город представлял собой не вполне благоприятную среду для исследований, пока ты была… как там, Святой Карательницей?

Кари откинулась назад. Определенно она гнала ссаной метлой всех этих чародеев, когда была Святой Карательницей, они со Шпатом боялись, что те могут прознать о тайном хранилище под Новым городом, где содержались остатки Черных Железных колоколов, незаконченные божьи бомбы. А Эладора как-то упомянула, что «инженеры-богословы до сих пор никак не вычислят, сколько же божественных сил ты тогда сбросила».

Не солгала ли Эладора, когда советовала Кари уехать в Кхебеш? Прежде Кари посмеялась бы над такой нелепой мыслью – в детстве кузина была честной до опупения. Но нынче Эладора замешана в политику, в международные отношения и интриги. Даже если не солгала, возможно, у Эладоры имелся скрытый мотив надолго убрать Кари из Гвердона.

– Я за книгой, – пробормотала Кари, – ты за лодкой.

– Черта с два. Пойдем вместе. Я с тебя глаз не спущу. – Мири со стоном потянулась за водой. – К тому же, не опираясь на тебя, мне далеко не уйти.

Впрочем, Мири спустила с Кари глаза, когда уснула. Чародейка начертила на своей половине часовни охранную руну, отгораживая свой маленький альков от проникновения Кари.

Проснулась Мири от шороха, с которым Кари скальпелем распарывала мешки и высыпала содержимое на скользкий от илиастра пол. Кари перебирала барахло, изымая и складывая в один мешок пузырьки с препаратами Мири. Рычаг воздействия.

– Как?

– Разыскала мула. Его поймали какие-то дети. Я забрала назад. – Кари поднесла большую черную коробку. – Вот еще что нашла. Этой штукой Ворц пользовался тогда в лаборатории. Вроде эфирографа?

– Продвинутая модель. Я раньше таких не видела. Может, и нам пригодится.

Кари угукнула. Прежде виданные в Гвердоне эфирографы сообщались по толстым проводам, которые алхимики понасажали по городу, точно удушающие лозы. Этот работал без проводов, предположительно передавал сообщения по невидимому эфиру, через царство богов.

Еще одна, своего рода искусственная святость.

– А они могут нас по нему выследить?

– Не думаю. Когда выключен, уж точно нет.

– А с Гвердоном я могу по нему говорить?

– Наверно. Ворц разговаривал с кем-то из Гвердона. – Мири пошуршала остальными котомками. – Эй, еда почти вся пропала. И мои деньги. И…

Кари пожала плечами:

– Детям тоже надо было что-то оставить.

Следующим утром, подкрепившись содержимым одного пузырька, Мири вновь смогла ходить. Чародейке были известны маршруты Эшданы, и беглецы вполне способны были незаметно пересечь остров. Проходя под сенью вершины, Кари почувствовала острый укол вины и все думала, пережил ли Адро ту ночь и ждет ли Рен до сих пор, что она вернется, поможет. Принесет надежду полной горстью бляшек.

Прошлой ночью можно было попытаться вернуться. Под покровом тьмы проникнуть в лагерь. Пролезть за забор. Перерезать пару глоток. Найти Адро и Рена – и что тогда? Шансы на побег минимальны, и даже сумей они выбраться, то застряли бы на Ильбарине загнанной дичью. Возможности определяет сила, верно? А она бессильна прогнать Гхирдану или увезти друзей с острова в безопасное место. Лучше убежать, спрятаться, сберечь что есть, вместо того чтобы умереть с ними в лагере, тщетно для всех.

К тому времени как они достигли бухточки к западу от Ушкета, Кари почти убедила себя, что поступает правильно. «Вина – непозволительная тяжесть, – твердила она себе. – А сейчас время поторапливаться».

Бухта – неверное слово. До войны здесь была бы расщелина на северо-западном склоне Утеса. Ныне волны плескали о скалы, что в рациональном мире должны были выситься в сотне футов над морем. Кари задумалась, видит ли Мири изнанку чуда, что нагромоздило воды на Ильбарин.

Лодка Мири, установленная на низкую скальную полку, была небольшой. К ней поднимался прибой – в прилив, прикинула Кари, чародейка сама могла бы спустить лодку на воду, лишь чуть подсобив колдовством.

– У нее есть название? – спросила Кари.

– «Тимнеас».

– Это кто?

– Чародей из Кхебеша. Отступник, как его там прозвали. И мой вдохновитель. – Мири тужилась, пытаясь перевалить через борт остаток их скудных припасов. – Обычно наставники Кхебеша не покидают город, разве что по особо важным делам. Внешний мир признан ими опасным – и порченым. Поэтому они затворились за Призрачными Стенами.

Кари подлетела, выхватила у Мири мешки, закинула в лодку.

– Я слыхала это название. Что за Призрачные Стены?

– Тайна, только для посвященных, – пробормотала Мири с язвительным видом. – Так мне об этом сказали. – Она измученно опустилась на плоский валун, отхлебнула воды и приняла очередной пузырек болеутоляющего. – Что ты знаешь о волшебстве?

Кари пожала плечами:

– Это когда выпевают непонятные слова, крутят пальцы, взрывают разную хрень. А еще – кидают по-черному. Все знакомые мне чародеи – включая самого чертова Джермаса Тая, суку-предателя, который убил Шпата, и козлов, отведавших дома моего ножа. И тебя в придачу. В целом, ну его на фиг.

– То есть ты не знаешь ничего, – усмехнулась Мири. – Этого и следовало ожидать.

– Пошла в зад.

– Ты ведь понимаешь, что ты такое? – взгляд Мири стал неуютно напористым.

– Что?

– Тогда, в Гвердоне, я тебя изучала. Хейнрейл открыл тебя первым, но я помогла ему сложить кусочки головоломки. – Она улыбнулась. – Ворц был на верном пути. Я бы с удовольствием тебя расчленила. Разобрала бы по косточкам и узнала, как тебя сотворили. Тебя создавали орудием, Карильон Тай. Тебе не требовалось понимать сверхъестественное, как моей лодке не нужно понимать, куда плыть и как устроены ветра и течения. Тебя смастерили, чтобы ты исправно служила. Действовала, а не осознавала. Заметь, что все, кто стремился тобой воспользоваться, были чародеями.

«Даже Эладора», – подумала Кари, в животе кольнул шип сомнения.

– Мне вот, честно, совсем, дери тебя черти, не ясно – то ли ты меня поучаешь, то ли издеваешься.

– Поучаю. Все вещи на свете существуют в двух мирах. Материальном и духовном – или, как предпочитают говорить чародеи, эфирном. Боги существуют главным образом в эфирном мире; смертные преимущественно – в материальном. Но оба плана бытия взаимосвязаны.

– Да неужели? А я и не знала.

– Это действует в обе стороны. Мысли смертных формируют и возбуждают эфир, обуславливая его ток в разных направлениях. Через длительное, весьма долгое время эти вихревые течения становятся самоподдерживающимися и…

– Вот тебе и получился бог? – Об этом Кари кое-что знала. – Структура, что воспроизводит себя сама.

– С одной стороны, да. Боги – это эфирные образы, а их движение определяется влиянием человеческих душ. И сильнее всего действуют души недавних покойников, свободные от смертных уз и влечений. Отсюда божественная алчность до жертв и погребальных обрядов, а также распространенность психопомпов.

– Распространенность психопомпов, – эхом откликнулась Кари. – Нижние боги, если ты по пути не помрешь, то поездочка предстоит обалденная. Выкладывай дальше, при чем тут Призрачные Стены?

– Эфирный мир опасен. Это хаос первостихий, бурлящий от богов и демонов. Еще хуже, что там безвременье – рябь различных воздействий отражается и колышется взад-вперед во времени, с точки зрения смертных. И вот когда волшебник произносит заклинание… – Мири призвала и тут же задула шарик-светлячок. – Я сознанием проникаю в эфир и возбуждаю его настолько, что получаю физический эффект. Для этого мне приходится подставляться течениям и бурям эфирного плана и часто преодолевать смешения потоков и встречные волны. А поскольку я человек, то удар такой волны принимает материальную форму. Вызывает материальные последствия. – С мерзкой ухмылкой Мири стряхнула с губ в морскую пену каплю крови. Капля сверкнула на миг, и ее смыл прибой.

– А Призрачные Стены? Тебе до сути ехать дольше, чем до Кхебеша.

– Чародеи отрезали эфир Кхебеша от внешних влияний, создали заповедную зону. И отмечают у себя каждый акт волшебства, чтобы впоследствии его компенсировать. Поддержать мировое равновесие. – Мири шептала все тише. И раздраженней, будто ее выводило из себя обсуждение Призрачных Стен. – Но к слову о Кхебеше – где гримуар доктора Рамигос? Где его спрятал Хоуз?

Кари сделала глубокий вдох. Она уже давно предвосхищала эту минуту и надеялась, что не ошиблась.

– Думаю – прямо здесь.

Она сорвала с себя лохмотья и шагнула со скалы.

Нырками Кари опускалась ко дну, к мутной грязи залитого морем края.

Падала на руки Повелителю Вод.

Кари думала о кусте-колючке на горе – богиня возрождалась после уничтожения. Прикованная к часовне, к Ильбаринскому Утесу. Думала о преданности Хоуза почившему богу, об алтаре на «Розе». Капитан заверял, что с нею промысел Повелителя Вод.

И об открывшемся тогда в расселине, где Бифосы плавали над божьей могилой. Кое-что обязано было выжить. Боги не умирают. Наверняка в оправдание долгого подвижничества Хоуза и его смерти мученика осталось хоть что-то.

И эти мысли становились молитвой.

Она припала к морскому дну и держалась, погрузив пальцы в ил. Крепилась, хоть легкие жгло и темнело в глазах. Надеялась, что не ошиблась.

Кажется, пучина зашевелилась.

Брыкаясь, Кари ринулась вверх, пробила толщу моря, задыхаясь, втянула воздух. Поплыла назад, подтянулась на скальную полку и обернулась, как раз чтобы увидеть, как первый из Бифосов поднимается над водой. Полудюжина рыбообразных существ плыла к ней с негромким мычанием, мокрые радужные чешуйки переливались, как драгоценные камни.

Только один вышел следом за ней из воды. Пошатываясь, полез по камням – резкая тяжесть рыбьего тулова едва не опрокинула тощий человечий стан. Людская половина Бифоса была голой, безголовой, распухшей от недель под водой, но Кари узнала ее по походке и по сломанным кистям.

Это был капитан Хоуз.

Сколько от Хоуза продолжило жить в этой сдвоенной сущности? Есть ли там хоть какая-то часть капитана или занебесный паразит его только использует, двигая человеческим телом? Хотел ли капитан, чтобы вот так все закончилось? Это наказание или награда? А может, глупо применять людские слова, людские смыслы к тому, что далеко за гранью понимания людей?

Пока Бифос приближался, ее взгляд притягивала не туша священной рыбы, которую влачило существо, и не несшие ее останки Хоуза, а точка их соединения, место, где Хоузова шея сливалась с рыбьим брюхом. Она не знала, ни что здесь особенно любопытно, ни какой для нее в этом прок, но черта перехода манила глаз, словно Кари хотелось выяснить, к кому Бифос ближе – к человеку или уже к богу.

Бифос остановился и протянул изувеченные руки – руки Хоуза, такие до боли знакомые, – предлагая ей сверток, завернутый в промасленную кожу. Чертова книга, наконец-то.

Создание почтительно остановилось и положило свою ношу на скалу возле Кари. Затем, не издав ни слова, ни звука, Бифос повернулся, скользнул в океан и мгновенно скрылся из виду.

Кари решила счесть это прощальной шпилькой от капитана – ведь точно так же, не говоря ни слова, она ушла от него шесть лет назад. Он лишился речи, но само возвращение книги было достаточным доказательством дружбы.

– В Кхебеш! – сквозь слезы объявила она.