Текст книги ""Современная зарубежная фантастика-1". Компиляция. Книги 1-21 (СИ)"

Автор книги: Деннис Тейлор

Его колени подкосились и ударились о землю, пол завибрировал, но это было ничто по сравнению с тем, как весь мир содрогнулся, когда Яконо вонзил кинжал в шею доминуса Лео Виллиуса. Я почувствовала, как оружие разрывает кожу и врезается в кость, и слышала каждый звук, будто это моя рука держала клинок. А когда Яконо выдернул кинжал и погрузил снова, его взгляд был полон не доброты и даже равнодушия профессионала, а пылающей злости человека, которого заставили бояться собственного разума.

Брызги крови летели во все стороны, а Яконо снова и снова вонзал кинжал в Лео, даже когда тот уже перестал дышать. Пока он не остался неподвижно лежать, залитый кровью из десятка страшных ран, чтобы больше никогда не подняться.

С уст Яконо сорвался жалобный всхлип, кинжал выпал из его рук, и он пошатнулся с безумным взглядом.

– Прости. Мне так жаль, я старался тебя не ранить. Я изо всех сил пытался не бить тебя, но он… он был в моей голове, и я не мог остановиться, и…

– Знаю. – Я обхватила его дрожащие плечи. – Я знаю, знаю.

– Что… что случилось? Значит, он…

Низкий голос запнулся и в замешательстве умолк. Шестеро солдат Дуоса смотрели растерянно, один яростно тер глаза, глядя уже не на тяжело дышащего Унуса, который по-прежнему стоял в дверном проеме, а на окровавленное тело Дуоса.

– Так и есть, – сказала я, борясь с желанием рассмеяться. – Вам, наверное, стоит бежать, пока есть возможность. Императрица Мико не особенно милосердна.

Солдаты еще несколько секунд стояли как замороженные и переглядывались, а потом один попятился к двери. Это вывело остальных из ступора, и они умчались, расталкивая друг друга. Я надеялась, что по пути они наткнутся на тучу разгневанных кисианцев.

Отброшенный от дверного проема Унус упал на пол и лежал неподвижно, тяжело и жадно хватая воздух. Он казался таким живым по сравнению с павшим братом. С близнецом и частью души. Мне еще казалось, что Дуос вернется к жизни. Что вздохнет, застонет. Его братья, готовые умирать ради своей цели, не вернулись, но я не могла избавиться от страха, что Дуос другой.

– Пожалуй, лучше уйти, пока нас не нашли гвардейцы императрицы, – сказал Яконо. – Сомневаюсь, что мне хватит сил объяснить… все это.

– Думаю, Унусу нужно еще несколько минут, – ответила Кайса, подбираясь к Унусу и ложась на пол рядом с ним. – Кроме этого, я хочу быть уверенной, что Дуос действительно мертв и больше не встанет.

Помолчав минуту, Яконо присоединился к нам. Мы остались лежать бок о бок, вслушиваясь в отдаленные звуки перемен вокруг. Постепенно прерывистое дыхание Унуса успокоилось, а спустя какое-то время рука Яконо скользнула в мою. Это было странно, но за последнее время произошло так много странного. Кайса протянула Унусу другую руку, он ответил слабым пожатием. Мы лежали втроем, не желая двигаться. Столько времени, сколько позволит нам этот мир.

Рах

– Рах! – В мое сознание ворвался далекий голос. – Рах!

Крик повторился, упорно не соглашаясь с моим концом.

– Рах!

И не просто какой-то голос. Я поднял голову – все тело пронзила боль от этого слабого движения. Я моргнул, но дымка из пота, крови и боли не рассеялась.

– Рах! Вставай и дерись!

Послышался звук приближающихся шагов. Клинок заскрежетал по камням под моими ладонями.

– Рах!

Теперь в голосе Гидеона звучала паника. Он оказался в толпе, среди вопящих левантийцев, священников в белых одеждах и огромной колонны солдат, похожей на закованную в доспехи змею. Я моргнул, не сомневаясь, что это лишь сон, принесенный болью, и только Гидеон казался реальным. Он держал в руке метательное копье, а на лице застыла гримаса страха и боли.

Вместе с запахом крови в сознание просочились воспоминания о том, как я здесь оказался. Землю ласкала тень занесенного клинка.

Над головой что-то пролетело, Эзма ахнула и сместилась, уводя тень клинка из поля зрения.

– Хватайте его! – взвизгнула она. – Пусть они умрут здесь вместе, навсегда избавив нас от своего проклятия!

Я снова и снова боролся за то, чтобы не умереть, чтобы продолжать жить и дышать. Под ударами, пинками и порезами от Клинков я обнаружил темный океан принятия. Подобно мученику, во имя великой цели я мог махнуть рукой на себя, но не на Гидеона. Только не на Гидеона.

Превозмогая боль, я с ревом пнул Эзму по лодыжке. Она зашипела и отступила на шаг, я воспользовался ее замешательством, крутанулся и всем весом врезался ей в колени. Слишком знакомая боль пронзила ухо, но Эзма упала на камни и вскрикнула, схватившись за левую руку. От удара ее корона слетела и с грохотом покатилась, разбрасывая осколки кости. Зрелище потрясло меня, но Эзма не обратила на это никакого внимания. Она откатилась к краю настила и, всё еще держась за руку, скрылась из вида. Площадь за моей спиной превратилась в мешанину криков и толкотни, но времени выяснять, что происходит, не было. Я подхватил упавший клинок Эзмы и выдернул копье из горла Деркки.

Спрыгнув с помоста вслед за Эзмой, я едва не рухнул ничком. Эзма справилась ненамного лучше. Всё еще сжимая раненую руку, она смогла подняться, но споткнулась, и только инерция не дала ей снова упасть. Она восстановила равновесие и побежала.

Я рванул за ней, не видя больше никого и ничего. В конце улицы Эзма сбавила скорость и оглянулась, а потом исчезла в арке. Я последовал за ней, но недостаточно притормозил, и в плечо врезался камень, раздирая ткань и кожу. Я едва не выронил копье, и Эзма дернулась, чтобы поймать его, но тут же отпрянула, когда я выпрямился.

– Собираешься убить меня, Рах? – сказала она, отступая по тропинке и все еще держась за руку. – Хочешь отягчить свою душу на весах Моны убийством заклинательницы лошадей?

– Как ты хотела прикончить меня только за то, что я существую? – спросил я, задыхаясь от усилий и боли. С каждым шагом Эзмы назад я делал один вперед, осторожно, хотя у нее не было оружия. – А почему ты не пыталась убедить меня, что я Вельд? Почему не пыталась привлечь на свою сторону, как Гидеона?

Она хрипло рассмеялась, бросив взгляд назад. Мы были одни на узкой дороге, все здания заперты, а звуки потасовки становились все более отдаленными.

– Насколько я о тебе слышала, это было бы пустой тратой времени. Достославный Рах э’Торин, бросивший вызов Гидеону, ставший чем-то бо€льшим в глазах отчаявшихся Клинков, нуждавшихся в предводителе. Я могла рассчитывать, что Гидеон со временем потеряет сторонников, но не ты.

Она снова бросила взгляд через плечо, а я метнул копье. Движение вызвало резкую боль в ухе, и я задохнулся. Вместо горла копье попало Эзме в руку, вырвав кусок плоти.

Побледнев и зашипев от боли, Эзма побежала, оставив меня задыхаться с прижатой к уху ладонью и бороться с головокружением. Будь проклят Сетт, будь проклята она и все вообще. Такая бесполезная, жалкая боль, полностью обездвиживающая, когда бы ни началась.

Через несколько секунд боль утихла, и, вытащив из-за пояса украденный клинок, я снова бросился за Эзмой. Она не могла уйти далеко, поэтому я притормаживал у каждого угла и двери и прислушивался, затаив дыхание. Дорога привела меня во дворик, где под высоким корявым деревом стояло небольшое святилище. Две узкие арки вели в другие дворы, как две капли воды похожие на этот. Гостеприимные балконы домов вокруг контрастировали с забаррикадированными дверями. Наверное, внутри прятались люди, но двор был пуст, если не считать нескольких кур, что-то клевавших возле дерева. Они не обратили на меня никакого внимания, пока я медленно поворачивался по кругу, пытаясь уловить движение.

Когда я отступал назад к святилищу, над головой раздался треск коры, и что-то ударило меня в шею, а потом разбилось о землю, разбросав крашеные деревянные щепки. Услышав позади гулкий стук, я попятился, впечатав Эзму в ствол дерева. Она попыталась ударить меня из-за спины ножом в лицо, но я схватил ее за запястье и вывернул.

В плечо впились зубы, и я вскрикнул, ослабив хватку прежде, чем успел выбить нож из ее руки. Эзма вырвалась, размахивая ножом.

– Может, мне и правда надо было попытаться уговорить тебя, а не сражаться, – сказала она, снова отступая и распугивая кур. – Мы оба мечтаем о лучшем мире, и что за мир мы могли бы построить, если бы у нас была общая мечта.

– У тебя нет мечты, только бог.

На ее коже блестел пот, а пепельно-бледное лицо запятнала кровь, но она все равно рассмеялась.

– Как и у тебя, только твой бог – это ты сам.

– Чушь, – огрызнулся я. – Я всегда сражался за свой народ, а не за себя. Это ты хочешь уничтожить степи, чтобы построить империю.

Она оскалила зубы. На улыбку это уже не слишком походило.

– Думаешь, что хорошо меня знаешь.

– Знаю, – ответил я, а она медленно пятилась сквозь узкую арку в следующий дворик. – Лучше бы не знал. Лучше бы я просто ненавидел тебя и говорил, что не понимаю тебя, но в другой жизни я мог бы стать тобой, и это ранит сильнее, чем любые твои слова.

Эзма продолжала пятиться, размахивая клинком и не сводя с меня глаз.

– Я бросил учебу, потому что не хотел оставаться в одиночестве, – сказал я. Может, мне удастся достучаться до нее и мы все-таки придем к другому исходу. – Потому что хотел всякого разного. Потому что моя душа жаждала. Если бы я остался, изоляция подпитывала бы мое недовольство, пока оно не переросло бы в ненависть. Тебе не обязательно быть такой. Не обязательно делать это.

Она с жалостью наклонила голову набок.

– Да брось, мы оба знаем, что для этого уже слишком поздно. Ты не веришь мне. Я не верю тебе. Каждый из нас выбрал свой путь. Не важно, что я когда-то чувствовала. – Она прижала кулак к груди. – Я нашла свое место. Нашла, за что бороться. Нашла то, что значит больше, чем я сама, и дает мне покой. Ты насмехаешься, но каждая насмешка лишь приближает меня к цели.

– К уничтожению собственного народа.

– Если, по-твоему, такова моя цель, это лишь показывает узость твоего мышления.

Медленно отступая, она привела нас в соседний двор, где на веревке сушилось мокрое белье. Схватив рубаху, Эзма швырнула ее мне в лицо. Я инстинктивно отбил ее клинком, и в ушах зазвенело. С веревки мне под ноги упала циновка для сна, а Эзма уже поднималась по лестнице на другом конце двора, и в ее взгляде читался смех.

Как только боль в ухе утихла, я бросился за Эзмой, перепрыгивая через ступеньки, полный решимости не дать ей победить. И в этот момент понял. Я пытался преодолеть наши разногласия уговорами не потому, что хотел спасти ее. Для этого мой гнев был слишком глубок. Я просто хотел иметь оправдание, когда воткну клинок ей в горло.

Неслышно ступая, я последовал за Эзмой по веранде наверху. Она, похоже, направлялась к шаткой лестнице на крышу и с вызовом оглядывалась, будто думая, что я не пойду за ней. Но, когда ее руки сомкнулись на рассохшихся деревянных перекладинах и она посмотрела наверх, я рванул. Она не имела возможности ни подняться выше, ни уклониться, и я налетел на нее всем своим весом. Эзма ударилась о низкие перила и перевалилась через них, мы полетели головой вперед на тканевый навес внизу. Он порвался, и мы рухнули во двор.

Сабля выпала из моей руки и покатилась, а я с трудом поднялся на ноги, задыхаясь. Эзма тоже выглядела плохо. Даже хуже. Рука теперь висела под ужасающим углом, лицо побледнело. Здоровая рука все еще сжимала нож, и с гортанным воплем Эзма бросилась на меня. Я ожидал, что она будет метиться в горло, и удар в бедро застал меня врасплох. Я споткнулся, упал и получил еще и по колену.

Прежде чем я успел перекатиться, Эзма нависла надо мной с торжествующей ухмылкой. Я изо всех сил ударил ее сапогом между ног. Я много раз видел, как Клинки падают от такого удара, и на этот раз не разочаровался: Эзма пошатнулась, отступив на шаг, ее лицо исказилось. Мужчина, скорее всего, повалился бы на землю, но мне хватило и этого, чтобы выбить нож из ее руки. Он со звоном пролетел по двору.

Я покатился за ним, но, когда попытался встать, Эзма прыгнула мне на спину. Мои локти подогнулись, и я ударился подбородком о камни.

– Может, ты не в состоянии меня убить, но я могу убить тебя, – прорычала она, огрев меня ладонью по виску. Мой окровавленный подбородок проехал по камням, ухо прорезала знакомая боль. Только глубокая, упрямая решимость не доставить Эзме удовольствия помогла мне справиться с этим, и я перекатился, стиснув зубы и пытаясь спихнуть ее.

С резким вздохом Эзма потеряла равновесие, и сломанная рука не смогла удержать ее от падения на бок.

– Думаешь, я не стану тебя убивать, – прошипел я, вытирая кровь с подбородка. – Думаешь, не спасу от тебя степи, особенно когда это принесет мне столько радости?

Эзма поползла назад, а я поднялся на ноги, по шее стекала горячая кровь.

– Думаешь, мне не плевать на звание, на которое ты не имеешь никаких прав?

– О нет, – сказала она, вставая, хотя и едва держалась на ногах и стала пепельно-бледной. – Я вижу тебя насквозь, Рах. Всегда видела. Ты не просто угроза всему, за что я отдала жизнь, ты угроза себе самому и всем, кто окажется на твоем пути. Ты бесконечная яма тьмы, разрушитель без души. Ты сразил бы меня, даже если бы я всё еще была полноправной заклинательницей лошадей, но не можешь, потому что этого нет в пророчестве.

Она заковыляла назад, приволакивая ногу. Двор словно был кругом для поединка и принадлежал лишь нам двоим – только мне, ей и ее понимающей улыбочке.

– Что значит – нет в пророчестве?

Она рассмеялась.

– Думаешь, я собиралась все это пережить? Что это мои руки построят священную империю? Я всего лишь колесо, вращающее настоящее в сторону будущего. Да, я умру, но не от твоей руки. Я лжесвященник Дишивы.

– Что?! – вырвалось у меня, и на ее лице появилось глубокое удовлетворение.

– Как я люблю просвещать тебя, когда ты уже ничего не можешь изменить. Это даже приятнее теплого утреннего солнца после холодной ночи.

Я крепко зажмурился, пытаясь вписать эти новые сведения в то, что я уже знал, но ничего не получалось. Все должно быть наоборот, Эзма должна убить Дишиву, обеспечив себе путь к званию Вельда.

Эзма как будто почувствовала мое замешательство, потому что засмеялась еще сильнее.

– Я не Вельд. Я говорила это Дишиве, когда открыла ей судьбу. Просто не сказала, как закончится наша история.

– Но Лео сделал ее лжесвященником.

– Что ж, он ошибся. Может, он сам никогда не следовал за ней, никогда не считал ее настоящей, но достаточно посмотреть, как относятся к ней чилтейцы, чтобы понять: она не подделка. Неважно, что она левантийка. Неважно, что женщина. Иеромонахи выше этого и, получив должность, занимают ее пожизненно. О нет, Дишива никогда не была ложной ни в чем, но я, называя себя заклинательницей, когда у меня отняли этот титул, насквозь фальшива. Ты сам много раз это говорил.

Когда я прекратил наступать, она перестала пятиться, и мы застыли в этом мгновении, а мир продолжал жить без нас. Где-то в городе Дишива, Амун и Лашак сражались в своих битвах. Они боролись за жизнь и будущее, а далеко за стенами города другие люди продолжали жить обычной жизнью, занимались повседневными делами, а солнце всходило и заходило после ничем не примечательного дня.

– То, что я все равно умру, удовлетворит твою мелочную жажду мести? – спросила Эзма.

– Мелочную? О нет. Я видел, как ты всеми силами стараешься разорвать нас на части. Все эти смерти на твоих руках. Мелочная месть. – Я сплюнул на камни. – Какое бы удовлетворение я не испытал, убив тебя, дело давно уже не во мне.

– Но ты меня не убьешь.

– Да, ты так говоришь. – Я медленно шагнул вперед, наслаждаясь тем, как она вздрогнула. – Но я знаю то, чего не знает Дишива. Ты ведь не всегда считала ее Вельдом, так? Ты сказала Гидеону, что это он, а когда он не стал играть по твоим правилам, послала чилтейцев за ним и его Клинками, и все, что последовало за этим – твоя вина.

– Тебе не удастся так легко оправдать его. – Когда я сделал еще шаг, она не сдвинулась с места и стояла прямо и гордо, насколько может человек, близкий к обмороку из-за сломанной руки. – У тебя не выйдет свалить всю вину на меня. Я сделала то, что сделала, потому что должна была, а Гидеон сам выбрал свой путь. Думаешь, я приговорила его к Отторжению, только чтобы сделать тебе больно, но нет. Он это полностью заслужил.

– Говорит фальшивая заклинательница. – Я снова сплюнул. – Кому ты лгала? Гидеону? Или Дишиве?

– Никому. Я ошиблась в переводе. Я считала Вельда мужчиной, не понимая, что это должна быть женщина, поскольку вера не позволяет мужчинам иметь партнеров‑мужчин.

Она прижалась спиной к столбу веранды.

– Но Вельд не чилтеец, – сказал я. – Он не принадлежит к их вере. Как ты можешь быть уверена, что эти правила применимы?

На лице Эзмы промелькнуло раздражение, и я прыгнул вперед, впечатав ее в столб. Одной рукой схватив ее здоровую руку, вторую я сомкнул на ее горле и крепко сжал. Расширившиеся глаза Эзмы и панические попытки дышать наполнили меня радостью. Говорить больше было не о чем, и, стиснув зубы, я изо всех сил сдавил ей горло.

Она замахнулась сломанной рукой, целясь мне в голову. Это мало напоминало удар, но от неожиданности я слегка ослабил хватку, и Эзма вырвалась, отчаянно вдохнула и пнула меня по голени.

Я повалился назад, ударившись о камни, а она хрипло дышала и кашляла.

С жутким, мучительным смехом она потащилась ближе ко мне.

– Не можешь. Убить меня. Только. Вельд. Может.

Я перекатился и увидел ее упавший клинок с рукоятью, инкрустированной сердоликом, похожим на кровь. Я пополз к ножу, поочередно переставляя локти и цепляясь за камни рваной одеждой.

Когда я нащупал кончиками пальцев лезвие ножа и в последний раз подтянул себя ближе, ее шаги следовали за мной. Протянув руку, я сомкнул ладонь на рукояти. Времени смотреть не было, оставалось только позволить чутью в последний раз пронести меня через боль.

Возможно, в другое время, в другом месте, в ином мире я нанес бы удар и встретил только воздух. Или слегка зацепил ее плечо или руку и тут же рухнул бы, не в силах сражаться дальше. Но здесь и сейчас клинок пронзил плоть, его острие пробило кожу и сухожилия, пролив кровь, которой я мог бы очистить весь мир.

Дрожащей рукой Эзма дотронулась до раны, нащупывая нож – ее нож. Каким знакомым он должен был ей показаться, обещая конец, который не наступит, пока я не выдерну его. Эти последние мгновения, пронизанные болью – скорее пытка, чем подарок. Я смотрел ей в глаза, чтобы убедиться: она понимает, что скоро умрет и ничего не может сделать. Ее пророчество оказалось ложным.

– Вельд, – прошипел я. – Ты поверила в какую-то сказку.

Глаза Эзмы распахнулись, и она судорожно вцепилась в мои пальцы, словно желая убедиться, что я существую.

– Рах, – выдохнула она. – Рах. Рах.

– Что?

– Широкая. Широкая степь. Рах.

Значение моего имени на нашем языке. Ничего нового, но ее крепкая хватка на моем запястье и немигающий взгляд не давали покоя. Я мог бы вытащить клинок, позволить ей упасть и умереть на камнях у моих ног, но не делал этого.

– Рах, – повторила она со сдавленным смехом. – Рах, широкая степь. Вельд. Широкая… широкая степь.

От этого хриплого, жуткого смеха клинок дрожал вместе с ее телом.

– Это ты. Ты построишь… империю. Ты. С самого начала. Имя… прямо у меня под носом. Дай Бог…

Я выдернул нож. Ее рот безвольно открылся, глаза распахнулись, хлынула кровь. Язык шевелился во рту, Эзма пыталась говорить, но голос был не громче вздоха. И все же я вздрогнул. Она пыталась поведать мне свои истины, втягивая обратно в водоворот, от которого меня должна была избавить ее смерть.

– Нет. – Нож снова выпал из моих рук на камни. – Нет. Я не верю в твоего бога и в твою цель. Нет никакого Вельда. Нет священной империи. Это все ложь, написанная давным-давно и переиначенная тобой на свой лад.

Дрожащая рука, которой она пыталась зажать смертельную рану, потянулась ко мне. Широко раскрытые глаза Эзмы не мигали.

– Ты, – почти бесшумно выдохнули ее губы, и все же я никогда не слышал более громкого звука. – Ты.

У Эзмы подогнулось колено, и она рухнула на землю, задыхающаяся, истекающая кровью, сломленная женщина, смерть которой я так хотел увидеть, но глубочайшая радость превратилась в пепел. Эзма больше не указывала на меня и не смотрела, превратившись в груду костей и кожи, но я чувствовал, как ее слова вибрируют в моем теле.

Я отступил на шаг, но ноги не держали. Я ударился о камни сильнее, чем ожидал, все тело словно вспоминало синяки, порезы и раны, каждый сустав и мышцу пронзила боль, будто я горел изнутри. К горлу подступила желчь, мир закружился. Рядом кто-то заговорил на кисианском. Я не понимал, как это возможно, пока не вспомнил, что мы в городе. От меня ускользало что-то важное. Я чувствовал, что должен быть где-то, но никак не мог вспомнить где. Вокруг звучало все больше голосов, а я просто лежал, глядя в небо и уносясь все дальше в потоке телесных страданий.