Текст книги ""Современная зарубежная фантастика-1". Компиляция. Книги 1-21 (СИ)"

Автор книги: Деннис Тейлор

Соавторы: Гарет Ханрахан,Бен Гэлли,Джеймс Хоган,Дерек Кюнскен,Девин Мэдсон
сообщить о нарушении

Текущая страница: 42 (всего у книги 341 страниц)

Глава 20. День из жизни камерария

По нашим оценкам, в прошлом году наш великий город посетили миллион человек, и почти половина этих людей считается пропавшими без вести или убитыми. Скорее всего, они стали товаром для торговцев душами. Из этого числа незаконно порабощенных душ дознаватели и прокторы Палаты Кодекса сумели вернуть три тысячи десять. Сорок один душекрад был забит камнями до смерти.

Доклад палаты кодекса императору Фаразару, 1002 год

– Судья! Долбаный судья! Один из нас!

Прежде чем продолжить, камерарий Ребен подождал, пока эхо его криков отразится от потолка. Женщина-писец, стоявшая рядом с его столом, принялась яростно царапать тростниковой ручкой по свитку.

– Этому нет оправдания. Чудовищный позор и страшная потеря для города.

Спорное утверждение, если учесть, каким весом и влиянием обладали десятки аристократов, пропавших за последнее время. Ребена встревожила только потеря Гхора. Да, он был надменным, развращенным глупцом, но его смерть – не просто убийство, а оскорбление. Неважно, что Ребена торопит будущая императрица; это происшествие – вызов самой Палате. За все то время, пока здесь работал Ребен и пока здесь служили двадцать его предшественников, ни одному душекраду еще не хватило дерзости напасть на сам Кодекс.

– Где ответы? Где аресты? Где правосудие? Будь оно все проклято!

– Господин камерарий, проклятия тоже записывать?

Ребен бросил взгляд на писца.

– Да, записывай каждое долбаное ругательство. Я же сказал – дословно!

– Слушаюсь, господин камерарий.

– А что там с расследованиями дознавателей и прокторов? Ни до кого не дошли слухи? Никто не похвалялся в таверне? Ни одна тень не сбежала? Вы хотите сказать, что безжалостные громилы могут убить судью Палаты Кодекса в его собственном доме, а в качестве объяснения у вас есть только испуганный пердеж?

Он увидел, что рука писца замерла над свитком.

– ДОСЛОВНО!

– Слушаюсь!

– Мне нужны результаты. Мне нужно правосудие. Я хочу, чтобы голову этого наглого душекрада незамедлительно принесли в Палату на блюде! В противном случае мою голову доставят на блюде будущей императрице! – Ребен щелкнул пальцами. – Исправь на «ваши головы». В противном случае ваши головы доставят на блюде будущей императрице.

– Разумеется, камерарий.

Когда воцарилась тишина, женщина оторвала взгляд от свитка. Ребен все еще задумчиво расхаживал, прижав белые костяшки пальцев к красным губам.

– Это… все, господин? – осторожно спросила она.

– Отправь копию свитка каждому судье, каждому дознавателю в Центральных районах. Каждому проктору, в каждую караулку! И по дороге найди мне эту проклятую Хелес!

– Да, камерарий, – ответила женщина-писец и воспользовалась этой возможностью, чтобы улизнуть.

Пытаясь успокоить сердце, рассерженный Ребен сделал несколько кругов по своему просторному кабинету. Его сердце не знало покоя с того самого дня, когда начались исчезновения и убийства. Почувствовав боль в груди, он прижал к ней руку и покачал головой. Чем сильнее он напрягался, тем больше замечал, что за гневом прячется страх.

– Ребен, старый ты дурак, успокойся. Ты не станешь следующим, – прошептал он.

Гхор жил на широкую ногу. Те, кто работал в Палате Кодекса, в отличие от остальных жителей города, получали звание за выслугу лет, и дознавателям платили не тенями, а серебром. Но Гхору вздумалось сделаться тором, и он скопил немалое состояние. Однажды он даже подал прошение о том, чтобы ему разрешили присвоить себе новый титул – и не какой-нибудь, а «благородный советник».

Ребен не настолько любил роскошь. Из теней у него были только домашние слуги, и их число не превышало несколько сотен. Единственным сокровищем, которое он боялся потерять, было его звание главы Палаты Кодекса. Семьей он не обзавелся, любимым человеком – тоже, и друзей, если не считать коллег, у него было очень мало – а теперь, после смерти Гхора, стало еще меньше. Ребен раздраженно потер виски, пытаясь, как встарь, думать словно дознаватель.

«Врагов нет только у дурака» – так гласила пословица. За долгие годы своего существования Палата не раз выставляла себя на посмешище, однако враги окружали ее со всех сторон. Сражаться с преступностью, которая не только укоренилась на улицах Аракса, но и проникла в высшие эшелоны власти, было невозможно. «Беззубый волк» – так кто-то назвал Палату Ребена. Он навсегда запомнил этого человека – жулика, которого он поймал на шулерстве, пухлого энергичного юношу, которому кто-то отрезал одну ногу до колена. Такие слова подобны занозам: если их не вытащить, они пробираются все глубже и становятся такой же частью тела, как и ногти.

Скрипнул дубовый паркет, а затем послышался робкий шепот:

– Камерарий?

– Я десять раз тебе говорил!.. – заревел он, оборачиваясь, и уже собирался напомнить женщине-писцу о том, как важно стучать в дверь, как вдруг заметил рядом с ней голубую полосу. Комок в горле Ребена стал еще больше.

Итейн Талин, одетый в костюм из зеленого шелка, стоял в дверях и скучающе смотрел на сводчатый потолок и на длинные гобелены, на которых была нарисована тысячелетняя история Кодекса. Несмотря на правила Палаты, призрак был вооружен чудовищно большим мечом. Золотое перо на его груди издевательски блеснуло.

Камерарий знаком отпустил писца, и еще одним раздраженным жестом предложил Итейну сесть.

– Я ненадолго, – заметила тень.

Ребен заставил себя вежливо улыбнуться, опускаясь в свое кресло, и сложил пальцы домиком, чтобы они не дрожали.

– Должен ли я предположить…

Итейн театрально вздохнул. Хотя он и был голосом будущей императрицы, эта роль, похоже, нравилась ему не больше, чем Ребену.

– Камерарий, предположить – значит признать отсутствие фактов. Поскольку фактов у тебя нет, позволь мне их изложить. Факт первый: после величайшей за последние десять лет резни убит судья, большое число торов, тал, мелких аристократов, а также серек Бериния. Не забудем и про Хашию по прозвищу Голос – барда, обладавшего бесценным талантом. Факт второй: насколько известно Небесной Игле, в связи с вышеупомянутой резней не арестован еще ни один подозреваемый. И факт третий: ее высочество Сизин Талин-Ренала Тридцать Седьмая не очень довольна фактами первым и вторым – как и ее отец, твой император.

– Не… очень довольна? – Ребен заерзал на кресле, пытаясь сохранить на своем лице улыбку.

Итейн пожал плечами.

– Это мягко сказано, если учесть, сколько серебра она потратила на тебя. Не говоря уже про всех этих призраков-солдат.

– Понимаю. – Ребен не стал убирать руки от лица, надеясь таким образом скрыть румянец. – Мне бы хотелось заверить ее высочество, что я прилагаю все усилия…

– Подозреваемые.

– Прошу прощения?

– Подозреваемые. Виновные. Нарушители закона. Злоумышленники. Они у тебя есть?

Ребен проклял свои дрожащие руки, когда они потянулись к свиткам, которые он разбросал по столу в одном из припадков гнева. Он собрал свитки, развернул их и прочел имена, собранные дознавателями – дознавателями, которых он высоко ценил и которых теперь безмолвно проклинал за то, что они не добились особых успехов – особенно дерзкую Хелес, которая требовала автономности, но не предоставила ничего, кроме подозрений.

– Господин по имени Фарасси недавно стал тором – якобы после того, как заключил выгодную сделку с неким пиратом с Разбросанных островов. Пендраго, человек из Скола, известный душекрад из… э-э… района Давар. Еще есть Беррикс Бледный, известный разбойник и душекрад из Куары. Некоторые из моих дознавателей даже предполагают, что в этом замешан Консорциум – группа торговцев, которая управляет шахтами в пустыне. Возможно, он решил побороться за власть.

Лицо Итейна не дрогнуло. Он просто выжидающе смотрел на Ребена. Камерарий схватил со стола еще несколько свитков.

– Э-э… У нас есть некий Астарти с Белого Берега. И Боран Темса. Из района Бес. Всего пару недель назад он из владельца таверны превратился в тора, хотя никто не понимает – как и почему. Он торговец душами, это очевидно – и, возможно, душекрад. Об этом сообщает дознаватель Хелес. Она – одна из моих лучших работников. Это все.

– Это все, – отозвался Итейн.

Это было утверждение, а не вопрос.

Призрак принял задумчивый вид и наклонился над столом, чтоб взглянуть на свитки. Ребен вжался в кресло, чувствуя, что утопает в высокой спинке, и постарался скрыть тот факт, что он кусает губы от страха.

Итейн хмыкнул.

– В общем, все это не сильно впечатляет.

Ребен махнул рукой в сторону свитков; его оскорбляла сама мысль о том, что его отчитывает слуга-тень, даже принадлежащий принцессе.

– Я делаю все, что могу!

Итейн поднял бровь и с сомнением посмотрел на Ребена.

– Позволь помочь тебе. Вот этот Боран Темса – тупик. Твой Хелес…

– Она – женщина.

– Твоя женщина по имени Хелес ошиблась.

– Она редко ошибается – если вообще ошибается.

Призрак покачал головой.

– Темса – дальний родственник рода Ренала. Дальний, дальний родич, но тем не менее Игла про него знает. Он торгует душами, но не крадет их. Забудь про него. Потрать свои ресурсы на что-то более полезное – например, на этого Астарти или на Беррикса.

– Я доверяю Хелес…

– А будущая императрица – нет, и, если честно, она недовольна отсутствием результатов, несмотря на то, что выдала тебе серебро и призраков. Удвой усилия и поймай эту дерзкую сволочь, пока она не набралась храбрости, чтобы напасть на тебя.

Ребен почувствовал, что его щеки залило холодом и что кровь утекает из них, словно вода в сточную канаву.

– Это ее приказ или твой, тень?

– Ее. Я передаю его дословно.

Подмигнув Ребену, Итейн постучал костяшками пальцами по столу и ушел.

Когда за призраком хлопнула дверь, камерарий обмяк, думая о том, какая ведьма или бельдам прокляла его в этот день. Он положил голову на ладони, и по его рукам потекли струйки пота.

Неспешно, широким шагом Итейн вышел из кабинета и почувствовал, как поток сухого воздуха обдувает его голубые пары, заставляя их завиваться вокруг швов костюма. «Почувствовал бы мой нос затхлые запахи папируса и чернил, ароматы бесконечных башен, сложенных из папок и исков?» – подумал Итейн.

По пути к выходу он прошел через один из сводчатых залов и наклонился, чтобы посмотреть на горы свитков. На самом нижнем уровне этого странного леса, освещенного редкими лучами солнца, писцы и прокторы усердно трудились, бегали от одной башни бумаг к другой, не переставая что-то писать. Почему-то ему было приятно, что в этой толпе нет ни одного сияющего голубого пятна. В залах Палаты полужизни не работали. Заниматься их делами доверяли только людям.

Итейн добрался до огромного крытого двора Палаты, где собрались одетые в черное татуированные прокторы, когда услышал слишком хорошо знакомый голос:

– Клянусь своей смертью, это же Итейн Талин.

Он остановился.

– Просвещенная сестра Лирия. И, полагаю, еще и сестра Яридин?

Итейн со вздохом повернулся и увидел, что у него за спиной стояли две тени. Они были в длинных одеждах с капюшонами, но не в алых, как обычно, а в ржаво-коричневых.

– Как вы вошли сюда?! – резким тоном спросил он. – Членам Культа Сеша запрещено появляться в центральных районах.

Лирия улыбнулась беззубым ртом.

– Похоже, что мы больше не интересуем ни гвардию, ни Палату Кодекса, ни даже новых солдат Сизин – ну, то есть пока в городе действует убийца.

Итейн скрестил руки на груди, стараясь не смотреть в сияющие глаза сестер. Он перевел взгляд на длинные очереди, которые сплетались в круто закрученные геометрические узоры между дверями и волноломом из слоновой кости и мрамора. За столами сидели люди, у которых, похоже, было только одно дело – с глубокомысленным видом качать головой.

Как сестрам удалось пройти сюда без очереди?

– Кто вас впустил? – спросил он.

– Уж ты-то должен знать, что в городе есть люди, которые нам сочувствуют, – ответила Лирия.

Итейн не стал даже думать об этом, чтобы окончательно не сойти с ума.

– Что вам вообще понадобилось в Палате? Хотите снова добиться благосклонности монарха? Пожалуй, прикажу проктору вытащить вас отсюда – просто чтобы полюбоваться на ваши лица.

– Но ты обещал, что будешь предан нам – в обмен на предоставленные сведения, – возразила Лирия.

Ее голос звучал приглушенно, словно чешуя, скользящая по песку.

– Ничего я не… – Итейн прикуси губу.

До сих пор. Спустя столько лет. Он вспомнил их разговор в тени зданий банков. Вспомнил сделку, которую он заключил, о которой он совсем забыл.

– Что вы здесь делаете?

Лирия обошла вокруг Итейна, разглядывая его так, словно собиралась на него залезть.

– У нас назначена встреча.

– Мы хотим предъявить иск, – вставила Яридин. – Этот хаос затронул и нас. Злодеи воспользовались хаосом, чтобы похитить нескольких наших свободных братьев.

– Какая жалость, – хохотнул Итейн. – Удивительно, что Культ Сеша не разобрался с этим делом самостоятельно.

– Церковь, – поправила его Яридин. – И перед властью Кодекса мы склоняемся так же низко, как и перед Сешем. Наступило новое время, Итейн. И мы, в отличие от тебя, меняемся вместе с ним.

– Неужели?

Лирия заговорила снова.

– Золотое перо никогда не было тебе к лицу, брат.

– А вот свобода очень тебе пойдет, – добавила Яридин, многозначительно подняв голубую бровь.

Итейн презрительно посмотрел на них.

– Но за это мне придется надеть ваши алые тряпки? – спросил он. – Это со мной уже было. Я предан – но не вам. Давайте попытайтесь это изменить. – Он похлопал по рукояти меча. – Свобода? Ха. Вы не торопитесь извлечь мою половину монеты из королевского хранилища.

Лирия погрозила ему пальцем.

– Хм… Увы, нас ждут дела. А тебя наверняка ждет Сизин.

– Наверняка она поглощена расследованием всех этих убийств, – снова вставила Яридин. – Доброго тебе дня.

Они направились к лабиринту коридоров, который уходил прочь от внутреннего дворика. Итейн смотрел им вслед, пока они не растворились в толпе. Именно в такие минуты он жалел о том, что у него нет слюны, которой можно украсить землю.

Широким шагом выйдя в утро, которое придушила дымка проходящей мимо песчаной бури, Итейн направился на запад, к темной тени Небесной Иглы. Ее сверкающая верхушка пробивала сумрак там, где желтые и оранжевые слои протекали в чистую синеву. Итейн вдруг понял, что не может отвести от нее взгляд. На ближайшем перекрестке он свернул и подошел к черному как смоль, окованному железом экипажу. Этот экипаж был окружен двойным кольцом копейщиков, отчего он стал похож на морского ежа.

Итейн жестом приказал им отойти, и перед ним появился узкий коридор, ведущий к дверце экипажа. Он чуть приоткрыл ее – настолько, чтобы видеть лицо Сизин в золотистой вуали. Ее прищуренные глаза вопросительно посмотрели на него.

– Наш добрый камерарий подозревает Темсу, но я убедил его в том, что по этому следу идти не надо. Один пронырливый дознаватель что-то пронюхал, но Ребен оставит Темсу в покое и займется каким-нибудь другим злодеем.

– Отлично.

– Я знаю, вы дали Темсе список имен, а в остальном предоставили ему свободу действий, но шесть торов, девять тал, серек, судья и дюжина аристократов? Он просто бешеный. Что мы…

– Еще что-нибудь? – прервала его Сизин.

Итейн оглянулся; бастионы Палаты Кодекса возвышались так, словно стоящие рядом дома решили пасть ниц перед зданием Палаты. Он вспомнил про двух призраков в алой одежде.

– Нет, ничего. Если не считать того, что Ребен вот-вот лопнет. Надеюсь, вам не придется однажды заплатить за оказанное на него давление – и вас не укусит пес, которого вы спустили с цепи.

Сизин нахмурилась.

– Я заменю обоих, как только взойду на трон.

– Разумеется, Ваша царственность. – Итейну едва удавалось скрыть свое нетерпение. Если бы у него по-прежнему был мозг, все эти интриги вызвали бы у него жуткую боль. – Разумеется.

Он раскрыл дверь пошире, чтобы забраться в повозку, но Сизин выставила ногу в серебристых кружевах, преграждая ему путь.

– Ты можешь идти домой пешком, – сказал она. – Свободен.

Итейн выдавил из себя улыбку. Сизин захлопнула дверь, стукнула кулаком по деревянной спинке сиденья, и экипаж медленно поехал прочь. Солдаты побежали рядом с ним, и лязг их брони был слышен даже после того, как они скрылись из виду.

– Свободен, – прошептал Итейн, вздернув губу.

Сто лет, проведенные в рабстве, не ослабили его стремления к свободе. Они разжигали его мечту о ней, словно солнце пустыни воспламеняло Дюнные равнины – день за днем, до тех пор, пока все живое не склонялось перед жарой.

Ребен почти перестал потеть, когда в дверь снова постучали.

– Что там еще? – завопил он.

Он уже охрип, ругая себя, – а также все, что связано с королевской семьей.

В дверь снова заглянула женщина-писец.

– У вас назначена встреча.

– Почему я никогда не вижу список этих встреч?

Женщина распахнула дверь, за которой показались две худые фигуры в ржаво-коричневых одеждах.

Камерарий сел прямее и нахмурился.

– Что они здесь делают?

– Просвещенные сестры Лирия и Яридин…

– Я знаю, кто они! Я спрашиваю, что они делают здесь, в центре города! Веди сюда прокторов!

– Мы ненадолго, камерарий Ребен, – вставила Лирия. Ее голос легко полетел по огромному, отделанному мрамором кабинету.

Женщина-писец посмотрела на посетительниц, затем на своего начальника и пожала плечами. Всхлипнув, она скрылась за дверью.

– Женщина, я хочу увидеть свой журнал! – заорал ей вслед камерарий.

Ответом ему была тишина. Ребен закричал снова.

– Прокторы! Дознаватели!

Он умолк. Устало вздохнув и сдвинув брови, Ребен жестом приказал теням подойти. Они беззвучно подплыли к его столу.

Ребен ткнул пальцем в обеих.

– У вас несколько секунд, прежде чем я прикажу прокторам выставить вас отсюда! Приказы императора Фаразара по-прежнему запрещают вам находиться в радиусе двадцати улиц от здания палаты!

Сестры заговорили по очереди.

– Мы пришли с добрыми намерениями.

– Вмешиваться в твои дела мы не будем.

– Что прошло, то в прошлом.

– Мы не желаем зла ни городу, ни императору Фаразару, ни его семье, ни палате.

– Ни тебе, камерарий.

– Вот чем мы отличаемся от других.

– Прекратите! – завопил Ребен, выставив ладони вперед. – Говорите начистоту, сестры. Хватит с меня загадок на сегодня.

Яридин уперлась руками в стол. Ребен заметил, как полированное дерево запотело от прикосновения холодной кожи.

– В этом городе есть опухоль. Душекрад, который смелее всех. Убийца богатых торов, тал, сереков и… судей.

– Он режет жертв в их собственных башнях, повергая город в панику. До нас дошли слухи, мы слышали испуганный шепот, – добавила Лирия. – Город идет по осколкам стекла.

– Думаете, я этого не знаю? Вы пришли, чтобы просто помучить меня?

– Мы хотим помочь, – сказала Лирия.

Ребен потер нос.

– Почему? Почему вы хотите помочь?

– Наша церковь… – Лирия помолчала, давая камерарию возможность фыркнуть. – Наша церковь твердо намерена вернуть Араксу его былую славу. Вот почему недавно мы открыли свои двери не только для мертвых, но и для живых. Это поможет нам смыть преступность с наших улиц.

– И тогда они не будут залиты кровью.

Ребен поднял руки к сводчатому потолку. На секунду ему захотелось, чтобы потолок обрушился и положил конец этому отвратительному дню. Сначала убийство Гхора, затем этот гад Итейн, а теперь еще и эти отщепенцы.

– Восхитительно! Да ведь об этом мечтает каждый город! Ну давайте, поделитесь своей великой тайной. Что это за волшебное решение, которое не нашли тридцать поколений камерариев и дознавателей? И помните: если план хоть как-то затрагивает правителя, я вышвырну вас на улицу!

Яридин улыбнулась.

– Позволь нам помочь тебе охранять улицы.

– У нас много теней, которые получили свободу, служа в Палате военной мощи.

– Они уже помогают поддерживать безопасность на Просторах.

Об этом камерарий слышал впервые. Неприятная новость.

– Что за бред… – прохрипел он. – Император никогда этого не допустит.

Лирия покачала головой.

– Мы не собираемся вмешиваться.

– Мы будем выполнять все твои приказы.

– Ты сможешь распоряжаться нашими ресурсами. И император тоже.

Ребен поднял руки, призывая их к тишине. В его висках уже стучал пульс, предвещая новый приступ головной боли.

– Я…

Он посмотрел на свитки, все еще развернутые у него на столе; написанные на них имена четко выделялись на белом папирусе. Яридин проследила за его взглядом и прочла их.

– Некоторых из этих людей – Беррикса, Астарти, Фарасси – мы знаем, – сказала она. – Мы уже давно за ними следим.

Рука Ребена застыла в воздухе; он не мог решить – то ли сдвинуть свитки на свою часть стола, то ли смахнуть их на пол.

– Зачем? Какое вам до них дело?

– Мы всегда торгуем сведениями.

– Ради блага нашего города, камерарий.

– Ради блага нашего города, – повторил Ребен, но, к своему стыду, сейчас он думал только о себе.

Яридин наклонилась к нему.

– Жаль, что так вышло с Гхором. Но в каком-то смысле его смерть, возможно, принесет пользу не только его убийце.

– Семя перемен.

Камерарий прижал пальцы к больному лбу, думая, прикидывая, пытаясь протянуть нить от причины к следствию – так, как он делал, когда был молодым дознавателем. В таком состоянии он пребывал довольно долго, пока тишина не стала тяжелой и неуютной, пока холод сестер не растекся по столу.

Стиснув губы, Ребен поднял взгляд.

– Сколько теней вы можете предложить?

Сестры улыбнулись.

Целый час уже прошел с тех пор, как так называемые просвещенные сестры покинули кабинет Ребена, однако он так и не мог встать из-за стола.

Пакт. Он заключил пакт с долбаным Культом Сеша. Без каких-либо указаний от императора Фаразара или будущей императрицы. Он даже не посоветовался ни с кем из судей. Слова потекли из его рта, словно рвотные массы у того, кто выпил слишком много пива. С какой стороны ни посмотри, это была хорошая сделка; Араксу она ничего не стоила, а вот ему, Ребену, она давала тысячи теней. И сведения. Однако это не помешало тишине целый час осуждать его.

Дрожащий, мокрый от пота, Ребен наконец-то сумел встать на ноги, однако стук в дверь заставил его снова рухнуть в кресло.

– ЧТО ТАМ ЕЩЕ?! – завизжал он. – Я же сказал – никого не принимать!

Дверь резко распахнулась, и в комнату вошла разгневанная дознаватель Хелес. В ее глазах сверкали молнии. Даже татуировки, которые кружились на ее шее и просвечивали через короткую прическу, казались темнее обычного. У нее за спиной переминалась женщина-писец, совершенно бесполезная.

Ребен вжался в кресло, уже закрывая лицо ладонью.

– Камерарий Ребен! – рявкнула Хелес, стукнув кулаками по столу. Она потыкала в сложенные на столе свитки. – Почему мне ничего не сообщили про мой отчет?

Ее дерзость почти заставила его собраться с силами и устроить ей такой разнос, какой она не получала за все время службы. Но вместо этого он заговорил умирающим голосом:

– Какой именно отчет, дознаватель Хелес?

– Тот, который посвящен Борану Темсе. Тору Борану Темсе, хотя меня и тошнит от этого слова. Мне нужны люди, которые займутся им, и как можно скорее. Вы лучше всех остальных знаете, что я была не в восторге от Гхора, но все-таки он – один из нас. Я верю, что в этом деле замешан Темса. И, возможно, он в сговоре со старой тал Хорикс.

Для Ребена наступил неловкий момент, и, чтобы скрыть смущение, он принялся разглаживать складки на одежде. Подлокотники его кресла словно превратились в челюсти тисков – Культ и Корона, а Хелес заставляла их медленно сближаться.

– Нет, – прошептал он.

Глаза Хелес стали огромным, словно блюдца.

– Что значит нет…

– Хелес, я сказал «нет»! – завопил он. – Темса – не тот, кто нам нужен. Ты ошиблась. Ищи кого-нибудь другого.

Дознаватель Хелес помолчала, тщательно взвешивая свои слова. Ребен томился в тишине, пытаясь не сломаться под ее осуждающим взглядом.

– Двенадцать лет, – сказала она. – Я хоть раз ошиблась за эти двенадцать лет?

– Пару раз…

– Когда?

– Ну ладно, никогда. Но все когда-то бывает в первый раз. – Ребен начал собирать свитки. – Мне жаль, дознаватель Хелес, но это приказ.

Хелес так сильно наклонилась над столом, что Ребен ощутил жар ее дыхания. Он был не более приятным, чем холод сестер.

– Камерарий, вы обещали мне автономию. И сейчас не самое подходящее время, чтобы меня поиметь.

Ребен встал.

– Времена меняются, дознаватель. Ты должна меняться вместе с ними – так же, как меняюсь я.

Хелес рассмеялась; Ребен никогда не слышал более невеселого смеха – сурового и резкого, словно удар кнутом. Ребен вздрогнул.

– Ладно, – буркнула она, кипя от ненависти. – Искать кого-то другого? Я так и сделаю.

Зарычав, словно дикий зверь, Хелес выскочила в коридор. Дверью она хлопнула так, что оторвала ручку начисто и, скорее всего, заперла Ребена в его собственном кабинете.

Застонав, Ребен упал в кресло, вцепился в волосы и тянул до тех пор, пока не взревел от боли.