Текст книги ""Современная зарубежная фантастика-1". Компиляция. Книги 1-21 (СИ)"

Автор книги: Деннис Тейлор

Соавторы: Гарет Ханрахан,Бен Гэлли,Джеймс Хоган,Дерек Кюнскен,Девин Мэдсон
сообщить о нарушении

Текущая страница: 222 (всего у книги 341 страниц)

– Лечати сейчас принесет тела, господин, – сказал Кочо.

– Хорошо. – Знахарь встал передо мной. – Ходячая смерть номер три, – произнес он. – Одну из двоих душ удалить легко, а другую – нет. Я хочу определить причину. Когда вы разделяетесь, всегда ли в мертвое тело уходит одна и та же душа, а другая всегда остается на месте?

Слово «да» едва не сорвалось с моих губ, но попало в засаду сомнения. Я же помнила, как Джонус кричал кисианцам, так же ясно, будто кричала сама. Когда я раскинула его руки, они подчинились не сразу, словно мышцы сами решили, что уже не нужны.

– Я… я не знаю.

Безупречное лицо Знахаря омрачил хмурый взгляд.

– Не могу понять, как ты можешь не знать. Ты, душа, с которой я сейчас говорю, ты когда-нибудь прежде ходила, находясь в мертвом теле?

Мне опять хотелось ответить «нет», но сомнения затуманили все.

– Не знаю, – сказала я. – Помню, что я это делала, но также помню, что и не делала.

Знахарь выпрямился, переглянулся через мое плечо с Саки, а потом обернулся к Кочо.

– Сделай дополнительную пометку. Разработать ряд тестов для определения, в какой степени души внутри Ходячей смерти сливаются, разделяя свой опыт. С Первой и Второй Ходячими смертями подобного не проявлялось, но троих подопытных недостаточно, чтобы делать выводы.

– Да, господин.

– Саки, – продолжил Знахарь. – В данный момент нам придется удовлетвориться выяснением, которая из душ войдет в труп, если удалить обе.

Видимо, она кивнула или поклонилась, потому что Знахарь зашагал прочь, и его сандалии цокали по полу так же мерно, как звучали слова.

Как и в прошлый раз, Лечати принес два тела, и пляска началась заново. Я все время понимала, где нахожусь – в своем теле или же в мертвеце, – но во время перемещений все кружилось и расплывалось, повторяясь снова и снова. Наконец Знахарь приказал остановиться, и я осталась сидеть, облизывая высохшим языком отдающие пеплом губы.

– Итак, ничего, – сказал Знахарь, расхаживая теперь с яростной энергичностью. – Неожиданно. Я не вижу причины, по которой ты не могла бы извлечь душу Ходячей смерти из тела и поместить в труп, ведь, в отличие от душ нормальных, для нее эта дорога привычна. – Казалось, он вопрошал весь мир. – Есть ли разница между методом удаления душ из тела, который используешь ты, и тем, по которому действует Ходячая смерть?

Вопрос был встречен молчанием. Знахарь остановился.

– Мне нужно осмыслить то, что мы выяснили. Сеанс завершен. Пусть Лечати уносит тела.

Знахарь вышел мимо темнокожего молодого человека в дверном проеме. Лечати посмотрел вслед хозяину, а потом перевел вопросительный взгляд на Кочо, который бросил перо и теперь потирал запястья.

– Нехорошо? – спросил он.

– Нет ответов, одни вопросы.

– Э-э-э… – молодой человек, казалось, зажевал то, что собрался сказать, и смотрел так испуганно, что Кочо бросил тереть запястья.

– Что такое?

Лечати откашлялся.

– Я… я был в городе и узнал кое-какие новости.

– Скверные новости?

– Полагаю, зависит от точки зрения. – Он поправил подол рубахи. – Мы всегда ведь можем уехать, и поэтому неважно, кто правит Кисией, но императрица…

Кочо вздохнул.

– Говори уже, парень.

– Мейлян взят чилтейцами, те, похоже, в свою очередь, уничтожены левантийцами, и один из них объявил себя новым императором Кисии. И еще… еще я слыхал, что кисианскую армию вел в бой не император Кин. То была императрица Мико. Дочь ее величества.

– Ее величество будет рада узнать, что она до сих пор жива.

Лечати поджал губы.

– Я совсем не уверен, что это так, поскольку битва проиграна. Потому я пока не сказал ее величеству.

Комнату заполнила тишина, и, несмотря на усталость, согнувшую мою спину, сквозь туман собственной боли до меня отчасти дошло, какие страдания ожидают императрицу.

– Так скажи ей, – ответил Кочо. – Лучше пусть узнает сейчас, чем потом.

– Но хозяин приказал нам ее не расстраивать, это может повлиять на ее состояние.

– Значит, не говори хозяину. Императрица имеет право узнать.

Лечати открыл было рот, чтобы возразить, но Кочо его оборвал:

– Проклятье, мальчишка, речь о ее дочери. Разве ты на ее месте не хотел бы узнать?

Молодой человек кивнул и взглянул на Саки.

– Госпожа?

Она кивнула, резко и коротко, и отвернулась, продолжив разбираться с работой. Лечати в сомнении еще постоял в дверях, а потом ушел по коридору. В следующее мгновение голос Кочо вывел меня из ступора.

– Теперь можешь пойти отдохнуть. Он до утра тебя не позовет. Возможно, и дольше. Когда хозяин в таком настроении, он непредсказуем. Однажды пропал на полгода.

Кочо рассмеялся, но я была не в восторге от перспективы так долго ждать. В таком подавленном состоянии я кое-как поднялась с кресла и, опираясь на палки и шаркая, как изломанная жизнью старуха, поплелась во тьму лабиринта, который теперь стал мне домом.

* * *

Я думала о побеге. Настолько серьезно, что обошла весь дом, исследовала все выходы, от дыр в стенах до внутренних дворов и дверей, запертых или маняще открытых, как будто звали бежать. Я также присматривала оружие, но встретила только коллекцию декоративных булав и два зазубренных серпа, брошенных в переходе ко Двору глициний. Я рассмотрела серпы – большие, незаметно не пронесешь.

Когда я вернулась в свою комнату и опустилась на циновку под кажущийся бесконечным стук ливня по крыше, уже смеркалось. Сезон дождей в Кисии и правда настолько отвратителен, как о нем говорили. Теперь во мне впервые шевельнулось нечто, похожее на восхищение местными, адаптированными к таким условиям одеждой и архитектурой. Народ годами борется с дождями подобной силы, с разливом рек и огромными кучами снега, и все же справляется не хуже чилтейцев. И я задумалась, удавалось ли это чилтейцам, которые когда-то здесь жили.

Свет медленно угасал, и комнату уже заполнили тени, когда кто-то постучал в дверь.

– Кто там? – спросила я и потянулась к клинку, которого у меня не было.

– Кочо, – услышала я приглушенный голос. – Принес поесть.

– А, входи.

Дверь сдвинулась, и Кочо неловко шагнул в комнату сквозь неширокий проем.

– Сидишь в темноте? – сказал он, прикрывая за собой дверь ногой.

– Когда я села, еще не стемнело.

Старик поставил поднос на циновку, и керамические посудины звякнули. Я не могла разглядеть, что там, однако нос почуял восхитительный аромат горячей еды, и в животе заурчало.

Порывшись в своем объемистом коричневом поясе, Кочо запалил длинный трут и прошел по комнате, зажигая фонари. Он принес рыбу с рисом, какие-то зеленые овощи и томленый персик, а рядом с подносом извергал завитки пара чайник. Мои недавно зародившиеся уважение и признательность к кисианскому образу жизни еще малость выросли.

– Как императрица Хана? – спросила я, увидев, что уходить Кочо не собирается.

Старик поморщился, щелкнул языком.

– Не особенно хорошо. Она очень тяжело приняла весть о дочери.

– Ничего удивительного. Теперь оба ее ребенка мертвы.

Я махнула рукой сквозь пар, не желая поднять взгляд.

– Да, я знаю, – ответил Кочо. – Только это не просто горе… ведь она обвиняет себя. У нее много поводов для сожаления.

Мне сказать было нечего, я ждала, когда он уйдет, но мгновения шли, а Кочо не сделал ни шага к двери. Молчание углублялось, становилось неловким, я уже хотела сказать, чтобы он уходил, но он вдруг произнес:

– У тебя есть много вопросов. Может, я ненадолго составлю тебе компанию?

Не успев сказать «нет», я уже согласилась – на ответы, не на его общество.

Кочо хмыкнул, опускаясь на колени с другой стороны подноса. Стола не было, но, несмотря на негнущиеся щелкающие суставы, Кочо устроился, как будто за столом, и начал разливать чай. Увидев, что чашек там две, я бросила на него резкий взгляд.

– Вижу, ты собирался остаться.

– Собирался. Знаю, ты птица стреляная, но никто из подопечных хозяина не проходит свой путь без усилий. И никто со знанием не родился. Он всегда говорит, что в этом проблема. Ведь никто не приходит сюда, понимая, что душа есть нечто большее, чем идея их религии. Может быть, знай они не одну лишь собственную веру, а и все остальные, то понимали бы, что так широко распространенное понятие не могло быть просто идеей.

Он тем временем наливал. Жидкость, льющаяся из чайника, казалась темнее чая.

– Это что? – спросила я, указав на варево в чаше.

– Жженый чай, – поднял брови он. – Это деликатес и стоит целое состояние, так что ты не морщи нос, пока не попробуешь. Я нашел здесь его запас, когда мы приехали в первый раз, и довольно долго ждал подходящий момент им воспользоваться.

– Неудачно выбрал, – усмехнулась я.

– Нет, удачно. – Он взял в руки свою чашу и устроился поудобнее – прислонился спиной к стене, опустив чашу к животу. – Знаешь ли, я обычно не ношу подносы с едой. Для подобных вещей я служу хозяину слишком долго, и я слишком стар, чтобы бегать по лестницам. Но тебе нести никто не хотел, потому попросили меня.

Я смотрела на еду, наполняясь гневом. Он считает, меня волнует, что они там думают обо мне?

– Согласился я вот почему, – продолжил он. – Ты родилась с двумя душами в одном теле, ну а я – с умением читать мысли, которые не произносят вслух. И я вижу ту Кассандру, которую видят все, но еще могу слышать другую, никому не знакомую.

Я смотрела во все глаза, и он улыбнулся так, что все морщины еще сильней смялись.

– Ты умеешь читать мои мысли?

– Да.

– Это просто нелепо, – сказала я, хотя все время чувствовала, как он это делает.

– Более нелепо, чем поднимать мертвых с помощью второй души, разделяющей с тобой тело? Или, может, менее?

Я не стала признавать, что он прав, и оставила реплику без ответа.

– Докажи.

– Ладно. Задумай слово. Или цифру. Или стишок. Что угодно.

– Идет. И о чем я думаю?

Меж его бровей появилась неглубокая складка.

– Примитивный лимерик про шмелей. Или цифра восемь. С двумя душами посложнее, но, я думаю, исходя из личности, могу понять, какая из загадок твоя.

Моей была цифра, но едва ощутимое тепло Ее радости помогло мне понять, что оба ответа верны. Я смотрела на старика – он отпил чай и вздохнул.

– Ты должна попробовать, пока теплый. Он неплох.

Я не прикоснулась к чаше, как и к еде.

– Как ты это делаешь?

– Читаю мысли? Сам не знаю. Я полжизни провел в попытках не делать этого и скрывать свои способности. Людей такое пугает.

– Но… как? Почему? – повторила я те вопросы, что жгли меня изнутри. – Почему ты это умеешь? Почему у меня две души? Не могу поверить даже, что говорю об этом. Что такое душа?

– Душа – это ты. Твоя личность, и опыт, и суть твоей жизни. Все нематериальное, что ты считаешь собой. Это твоя душа. Вот почему, даже когда Саки удаляет тебя из твоего тела, ты по-прежнему остаешься собой, только в ином месте, под другой кожей. Твое тело – оболочка, можно так сказать, физическая конструкция, предназначенная для взаимодействия с физическим миром. Без него ты лишишься энергии и рассеешься.

– В никуда? Так случается после смерти?

– Да. Но душа высвобожденная – перевоплощается.

Еда стыла, но в этих золотистых сумерках я позабыла о голоде. Голос Кочо нес мне ответы.

– Семь реинкарнаций, – продолжил Кочо, сделав еще один глоток чая. – Каждый раз становясь все более… мудрой, более… – Он махнул рукой. – Более сознающей себя. Нет, не предыдущие воплощения, большинство людей их не помнят. Но, думаю, ты встречала таких простаков, примитивных в первом своем воплощении.

Я определенно могла бы назвать несколько таких, и однажды я видела воплощение с нетронутой памятью. Лео даже смущенным не выглядел, забирая свою голову у меня из рук.

– Но когда-то все мы были такими. Каждый так начинает. Мой хозяин говорит, что после седьмого воплощения большинство душ не возвращается… только некоторые. И они другие. – Приставив к животу свою наполовину опустошенную чашу, Кочо сдвинул рукав, как когда-то в повозке, и обнажил отметину, похожую на извивающуюся змею.

– Я – Сверхвоплощение. Если быть точным, то, по словам хозяина, десятое воплощение души, которая должна была вернуться только семь раз. Похититель мыслей.

Кочо отпустил рукав и снова поднял чашу.

– Все десятые души похожи на меня, различаются только силой способностей, но все мы – Похитители мыслей. Все восьмые – Провидцы, девятые – Эмпаты, десятые… – Он указал на себя. – Одиннадцатые – Руки призрака, двенадцатые – Сжигающие время. Тринадцатые…

– Ходячая смерть?

– О нет. – Он опять указал на отметину на запястье. – У тебя такой нет. Ты не Сверхвоплощение вроде меня. Ты иная.

– Но какая? Скажи.

Кочо поднял брови.

– Да ведь ты уже знаешь. У тебя две души, рожденные в одном теле. Аномалия, необычная, как и Сверхвоплощение. Две души, каждая из которых находилась между первым и седьмым воплощением, вдруг случайно попали в одно тело вместо двух разных. Знаешь, есть и полностью противоположные люди с одной душой в двух телах. Они могут делиться мыслями на расстоянии и… когда они вместе, то составляют нечто большее, чем по отдельности. Теперь видишь, почему мастер все это изучает, для чего изучает нас? Это завораживает. Мало кто это понимает, мало кто даже знает, что тут есть что изучать.

Он опять опустил чашу с чаем и обвел рукой дом.

– Лароты были Эмпатами. Поколение за поколением сопротивлялись непониманию, и в конце концов из-за него вымерли. Саки – последняя из Ларотов. Это редко и необычно – женский пол нечасто переживает рождение.

– Она может извлекать мою душу из тела.

– Да, это не обычное свойство Эмпатов, на это способна только сильная женщина. Хозяин никогда не встречал такой, у него ей посвящены целые полки записей. Эмпат Сорок четвертый, – с легкой горечью заключил он, но я продолжила засыпать его вопросами:

– А сам Знахарь, кто он?

Восторженность Кочо угасла.

– Я не знаю. Когда у меня не было дел, я пытался выяснить, но так мало существует упоминаний о чем-то подобном. Те, которые я смог найти, написаны на незнакомых мне языках, перевода пришлось ждать долго, – прикусив губу, он, не отрываясь, глядел на пол, словно сквозь него мог видеть весь мир. – Но хозяин стар, – продолжал он. – Не как я – очень, очень стар. Ему больше тысячи лет. И он не дряхлеет. Он никогда не болел. А когда его ранили, поправлялся так быстро, будто и не было ничего. Он имеет записи обо всех аномалиях душ, какие встречал. Обо всех болезнях и ранах, какие лечил. У него есть схемы внутреннего устройства тел, и не только людских, но и тел всевозможных зверей. Он пьет знания, как мы – воду, и не умирает.

Мой нетронутый жженый чай манил цветом, так похожим на Пойло.

– Значит, он бог?

– Я не знаю. Не думаю. Недостатков он не лишен. Если эта работа хоть чему-то учит – то только тому, что все наши представления о богах и о душах, о небе и преисподней – ограниченны и до смешного нелепы. Знаешь, было когда-то племя, поклонявшееся черепахе, что застряла в камышах возле их деревни, а когда она сдохла, люди перебили друг друга, считая, что пришел конец света. А на севере была целая цивилизация, верившая, что все плохое послано в наказание богами. Хозяин не так жесток, он лишь заинтересован. Он не видит в живых существах ничего, кроме информации.

Он смеялся, продолжал рассказывать истории из записей Знахаря, но мой мозг, казалось, переполнился и больше ничего не мог воспринять. Отклонение реинкарнации. Две души, рожденные в одном теле. Но была ли первой я? Или она? И кому это тело принадлежит?

Наконец Кочо допил остатки чая, вздохнул. Он как будто выговорился, и я подумала – не остался ли он со мной только ради того, чтобы с кем-то поговорить? Когда он поставил на поднос свою чашу и встал, я уже была в этом уверена. Теперь он имел удовлетворенный вид. Да, он дал мне ответы, но я не удовлетворена. Возникло только еще больше вопросов, таких сложных, что трудно облечь в слова.

– Всегда остается еще больше вопросов, – сказал Кочо. – Мне очень повезло работать с хозяином. Я так много узнал об устройстве жизни, о людях, я узнал такое, что никому не узнать, но все это я буду вынужден отпустить. Придет день, когда я умру, и вопросы останутся без ответов. Если даже меня ждет одиннадцатое воплощение, я все забуду.

Он отвернулся.

– Я устал и стар. Придержи остальные вопросы до другого раза, – произнес он, открывая дверь. – Доброй ночи, Кассандра. Доброй ночи, Кайса.

Он ушел. Осталось только молчание.

* * *

Несмотря на прошлую неудачу, Знахарь через несколько дней вернулся. После рассказа Кочо я присматривалась к нему внимательнее, искала следы возраста на его совершенном лице. Но оно действительно было совершенно, даже самое скверное выражение не испортило бы эту идеальную, точеную красоту. Впрочем, подобное выражение проявлялось на лице Знахаря так же редко, как и на камне – он смотрел на мир отстраненно и не слишком заинтересованно, ничего похожего на огонь, горевший в глазах Кочо.

Когда я вошла, старик сидел на скамье в том же месте, с перьями и бумагами наготове.

– Мы сегодня не будем делать записи, Кочо, – сказал Знахарь, отрывая взгляд от пишущей что-то Саки. – Ты нам нужен для начального теста.

– Что ж, как скажете, – ответил старик.

А я добавила к постоянно растущему списку новый вопрос. Способен ли Кочо читать мысли хозяина? Или Знахарь настолько другой, что это невозможно?

Усевшись в кресло, я приготовилась к очередной серии тестов в надежде когда-нибудь освободиться, остаться одной в своем теле. Она становилась все молчаливее, и я старалась думать потише, но это меня тревожило. И всякий раз, как Саки вытаскивала меня из тела, я опасалась, что Она вскочит и удерет.

– Сегодня мы попробуем перемещать души Ходячей смерти номер три в живое тело-носитель, проверим, есть ли у них какое-то свойство, облегчающее совместное существование, – объявил Знахарь. – Ты, Кочо, будешь первым. Затем перейдем к широкому спектру других возрастов, способностей и народностей, посмотрим, будет ли разница и как хорошо или плохо получится. Готов?

– Да, хозяин.

Никто не спросил, готова ли я. Мне следовало просто сидеть и не мешать Саки творить свою магию, тянуть и толкать меня, как будто власти над моей душой у меня не больше, чем у подхваченного ветром листа. И я, как безвольный лист, сидела и ждала, когда она вытащит меня из шумного и яркого мира внутри моей головы и поместит в успокаивающее тепло чужого. Головокружение и тошнота потери тела сегодня ощущались слабее, и не успел голос внутри Саки произнести приветствие, как я уже улетела к Кочо. Там на меня обрушился внезапный оглушительный шум.

«Душа захватывается, только когда я держу руку здесь, точно так же, как и с неживыми телами».

«Ты становишься таким же опасливым, как твой бог».

Слова сливались в одну симфонию, заполнявшую комнату. Мысли каждого человека накладывались слой за слоем поверх мыслей Кочо, как постоянно нарастающая бесконечная песня.

«Он будет разочарован».

«Все потому, что он не хочет тебя терять».

«Нет. Не сейчас. Терпение. Пока нет. Когда будут меньше всего ожидать».

Не успев привыкнуть к этому гулу, я сейчас же вырвалась в вихрь движения. Вспышка света кольнула глаза, в голове оглушительно хлопнуло.

– Что такое? – рявкнул Знахарь. – Мы работаем.

– Императрица, господин, – донесся голос из-за толстой двери мастерской. – Она… она лишилась сознания.

– Внеси ее.

Он большими шагами подошел к двери, а вошедший Лечати с трудом втащил внутрь обмякшее тело императрицы Ханы. Ее длинные светлые волосы веревками падали на лицо, одеяние болталось на исхудавшем теле. Знахарь с легкостью подхватил ее, будто куклу – так же, как когда-то одной рукой поднял на лошадь меня.

Как сказал мне Кочо, ему больше тысячи лет. Никогда не стареет. Не знает болезней.

Богочеловек опустил императрицу на свободную скамью, обычно занятую трупом. Но императрица еще не была мертва, несмотря на болезненный вид. Ее взгляд метался, пытаясь сосредоточиться на Саки.

– Температура низкая, – произнес Знахарь и прижал пальцы к горлу императрицы. – Сердце бьется медленно. Вялый тонус мышц. Тело словно впадает в оцепенение.

– Когда утром я принес завтрак, она выглядела немного усталой, но в целом неплохо, – сказал Лечати, трепеща, как потревоженная муха. – Я поздно вернулся за ним, потому что… ну… и увидел, что она рухнула на свой письменный стол.

Половина ее лица и пальцы правой руки были вымазаны чернилами.

– Нужно попытаться вдохнуть в нее жизнь, пока не поздно.

Я встала, но, уже подходя к скамье, поняла, что сделать ничего не получится. Не могла же я исцелить ее тело. Не могла помочь ей сопротивляться.

У меня не было причин беспокоиться ни о судьбе императрицы Ханы, ни о ее горе, ни об утрате власти, но сама мысль о том, что кисианская императрица Драконов угасает в каком-то жалком захолустье своей империи, казалась неправильным, фальшивым аккордом на струнах истории. И все это – моя вина. Я виновна в том, что эта женщина лишилась своей империи, потеряла дочь. Случившееся вроде бы не должно меня волновать, ведь совестливый наемный убийца долго не проживет, однако всякий раз, когда императрица собирала остатки гордости, отказываясь сдаваться, мне на память приходила тетя Элора.

«Вспоминаешь тетю Элору, будто бы тебе до нее было дело».

– Было.

– Нет, – сказала Она, отнимая у меня контроль над языком. – Это из-за тебя она так страдала. Это ты – отрава, рожденная в моем теле и разрушившая мою жизнь. Все, что ты со мной сделала, она бы возненавидела.

Она говорила вслух, но все были слишком заняты, чтобы обращать на это внимание, и меня захлестнуло чувство вины, ведь в глубине души я знала – Она права. Тетя Элора так много потеряла из-за меня, как и императрица Хана, и меня там не было, чтобы сражаться с ней рядом.

– Кочо, неси… – Знахарь прервался и опустил взгляд, потому что я потянула его за рукав. – Принеси мне шкатулку для восстановления. Хочешь что-то сказать? – еще глядя на мою руку, добавил он. – Ходячая смерть номер три, что ты желаешь сказать?

– Помести меня в ее голову, – сомнения охватили меня в тот же миг, когда я это произнесла, но я продолжила: – У нее нет причины жить. Она потеряла дочь. Сына. Империю. Кто-то должен дать ей хорошего пинка, но отсюда я не могу, она не услышит. Дай мне поговорить с ней. Внутри.

Саки посмотрела на Знахаря. Его взгляд застыл всего на секунду. Дверь открылась, вбежал Кочо со шкатулкой.

– Да, – сказал Знахарь. – Да. Саки, это также даст нам возможность проверить, влияет ли близость тела к смерти на его способность удерживать чужие души. Я предположу, что при смерти тело открывается, чтобы высвободить душу, значит, может оказаться более готовым принять другую.

Девушка нахмурилась, но дала мне знак вернуться в кресло. Я уселась, вцепившись в подлокотники трясущимися руками. Я собиралась войти в тело императрицы.

«Ты ее не боишься. Ты боишься меня». – В Ее голосе слышалось торжество. – «Не волнуйся, Касс. Умирающей женщины недостаточно, чтобы Торваш настолько отвлекся и позволил мне сбежать вместе с телом.

Саки вытащила меня из тела. Моего. Это тело, единственное, какое я знала и какое хотела знать, улыбалось мне теперь, откинувшись в кресле. Оно вытянуло ноги и устроилось поудобнее, словно собиралось смотреть спектакль.

Возвращаться было уже слишком поздно, и, как только меня затянуло в голову Саки, я сейчас же направилась к императрице Хане. Из комфорта в боль, из тьмы в жгучий холод и утомление, неожиданно охватившее меня целиком. Утомление портило ощущения, искажало каждый звук, превращая привычный мир мастерской в лихорадочный страшный сон, где бегали кричащие люди. Всюду, куда ни брось взгляд, что-нибудь горело. Нет, не что-нибудь – город. Языки огня плясали на глади реки за моей спиной, впереди кричала толпа, и меня тащили, держа за руки и ноги. Если бы я могла нырнуть в ту огненную реку, то освободилась бы.

– Нет! – вскричала я, обращаясь к наступающей на нас пылающей тьме. – Не смей! Не смей сдаваться!

Страх кружил как ураган, хотя я была бестелесна. Голос императрицы Ханы ответил: «Я проиграла. Дай мне умереть, уйти с миром».

«Проиграть можно, только если сдаешься. А ты еще способна бороться за Кисию. Еще можешь ее спасти».

«Чего ради?» – Доносившиеся сквозь треск огня слова больше напоминали стон. Люди все тянули и толкали меня, и влекли к реке. – «Мне теперь некому передать Кисию. Мои дети мертвы. Я дала обещание и не сдержала его».

– Ты убила нас, – зашипели фигуры вокруг меня, и у каждой появилось лицо – пара лиц, повторяющаяся вновь и вновь, лица Мико и Танаки Ц’ай. Они скалились, осыпая меня брызгами крови и обвинениями. – Ты позволила им убить меня, – говорили молодые люди, шевеля губами одновременно. – Мне было так страшно, матушка, но я верил, что ты меня спасешь. Знал, что не позволишь им это сделать. Но ты не спасла меня. Не спасла.

Головы одна за другой падали с плеч и с тяжелым бесповоротным звуком ударялись о черный блестящий пол.

Головы катились, а сборище Мико шипело собственные проклятия.

– Ты меня игнорировала, хотя я умнее. Ты меня игнорировала, хотя я – лучший воин. Игнорировала, хотя я обладала и амбициями, и хваткой политика, которых недоставало Танаке.

Но в то время, когда фигуры Танаки падали, захлебываясь возмущением, Мико сжимали губы и руки и стояли безмолвной и бесконечной армией, устремив на меня возмущенные взгляды. А река так близко. Стоит только сделать шаг назад, и…

– Нет! Ты же императрица Драконов. Ты должна исполнять свой долг, прежде всего – долг перед Кисией. Даже если твои дети ушли навсегда, твоя империя – нет. Твои подданные не погибли, и ты им нужна.

На минуту у меня получилось добиться у хаоса передышки, и в ее тишине я кричала поверх голов угрюмых Мико:

– Тело не нашли! Значит, есть еще шанс, что твоя дочь жива. Если так, ты теперь нужна ей больше, чем когда-либо. Не подведи ее еще раз!

– Не подведи еще раз! – повторили мои слова толпящиеся вокруг Мико.

– Ты еще можешь искупить… Нет!

Мастерство Саки меня победило. Я кричала, цеплялась за что-то, пытаясь остаться, но уже, кружась, летела прочь из огня, из этого города, от армии погибших детей. Наверное, я возвращалась через голову Саки, но не открыла глаза до тех пор, пока снова не оказалась в кресле.

– Иглу, Кочо, – произнес Знахарь, и все трое обступили неподвижное тело кисианской императрицы.

Ее внешнее спокойствие противоречило хаосу внутри.

– Она выдержит? – спросила я, стыдясь хриплости собственного голоса – нет, не из-за эмоций, а от переутомления.

– Мы по-прежнему теряем ее, – сказал Кочо. Это прозвучало как извинение.

Голова у меня кружилась, и я уступила слабости. Для чего я попала в это жуткое место? Не найти мне здесь ни ответов, ни будущего.

– Воля к жизни ужасающе переменчива, ее невозможно вычислить или удерживать на одном уровне, – сказал Знахарь. – Воздействие извне может только поддержать тело, последний рывок должен быть сделан изнутри. Одни могли бы пересечь эту черту с легкостью, но не желают, другим такой прыжок не по силам. Мне жаль, но я больше ничего не могу сделать, – добавил он, обращаясь к Саки. – Ее состояние поправимо только при условии, что она сама хочет его поправить. Мне кажется, нам следует оставить ее в покое.

– Нет! – я соскочила с кресла и заковыляла к скамье без помощи палок. – Нет! – Я оттолкнула Кочо с дороги. – Она готова была сражаться, если есть хоть один шанс, что ее дочь жива! Нет! – Я сжала расслабленные плечи императрицы. – Нет! Ведь ты собиралась сражаться, слышишь! Хотела выжить и поддержать дочь, ты так ей нужна. Она сейчас нуждается в тебе живой, а не мертвой. Покойницей ты ей бесполезна.

– Нет, Ходячая смерть номер три… – заговорил Знахарь, но я стиснула бледные щеки императрицы.

– Сражайся! – кричала я ей в лицо. – Борись!

А потом, как будто Саки выдернула из меня душу, я внезапно рухнула в темноту, а она затягивала самую суть моего существа, сжимая холодной удушающей хваткой. Там не было ни пожаров, ни обвиняющих взглядов – только бесконечный поток воды, я кричала, а он тащил меня в глубину.