Текст книги ""Фантастика 2025-173". Компиляция. Книги 1-19 (СИ)"

Автор книги: Пальмира Керлис

Часть четвёртая: «Взросление». Глава 6: Истоки

Остров Руян (совр. Рюген)

1168 год нашей эры. Май.

Рука тяжело натянула тетиву со стрелой до самого уха. Составной лук настолько тугой, что Сёма ощутил, как начинает дрожать рука. Сам ощутил! Давно не было таких чётких наведений.

Стрела с алым оперением стремительно разорвала воздух, взмывая в небо птицей. Полёт её не долгий. Устала и как раненная птаха устремилась к водной глади.

Закованный в латы рогатый рыцарь на корабле схватился за пронзённое горло. Наконечник угодил между нагрудником и шлемом. Узкая, неприкрытая, незащищённая полоска на теле.

Дружина одобрительно загудела. Сёма ощутил тяжёлую длань на плече, мощный глас проговорил рядом:

– Добротный выстрел, Волх. По праву ты лучший стрелок Арконы.

Названный Волхом повернулся. Его глазами Сёма увидел вдоль берега несколько сотен воинов. Кто в лёгких кольчугах, кто в шлемах, кто при щитах, а кто вовсе полуголый. В тяжёлых доспехах не узрел ни одного.

На первый взгляд сброд, а не воины, на второй глаза вычленили сухие, поджарые мышцы застывших в ожидании берсеркеров. Видно привыкли биться быстро, умело. Воины при топорах, длинных мечах или двух коротких в обоих руках, многие с копьями, были и широкоплечие воители с огромными дубинами. На поясах некоторых узкие верёвки, за плечами луки. У десятка воинов Сёма вовсе не заметил оружия. Те повыше других будут. Стоят угрюмые, сложив руки на груди. Глаза закрыты, губы шевелятся. То не молитвы о спасении, не просьбы богам, то обращение к родичам. А среди родичей были и боги. Так кто лучше поможет в бою? Кто направит удар вернее и сил придаст? Чужой, новый бог рыцарям? Или свои, исконные боги родным воинам?

Волх отвернулся от воинов. Глаза впились в горизонт. Корабли. Насколько хватало глаз, всю гладь морскую заняли разномастные корабли.

– Неймётся немцам[1] креста всем донести. Скольких земель исконной веры лишили? И на нашу землю пятое столетие идут. Не звал никто, а всё равно идут, – услышал Сёма за плечами Волха.

[1] Немцами славяне все чужие народы называли. Как римляне всех не римлян язычниками называли.

– Сдаётся мне, правы были волхвы, говоря всем уходить с острова в леса далёкие, дебри северные, к истокам. Все склонились под временем Сварожьей Ночи и нам пасть, – раздалось тоскливо чуть ближе.

Волх молча пустил вторую стрелу, третью, четвёртую, пятую, шестую, седьмую и расслабил руку, наблюдая, как трое рыцарей в воде канули. А ещё четверо слуг рыцарских без доспехов кто за грудь пронзённую, кто за шею похватался.

В голове старшего не по летам, а по мастерству воинов ни мысли. Разум чист. Лицо спокойно. Ни один мускул не дрогнет. Вождь и бровью не поведёт.

Вот он – второй из трёх учеников Меченого. Первой была Иштар, но об этом Семён не знал.

– Пока жив хоть один из нас, не нести людям Арконы креста чужеродного, не молить чужих богов за орехи, – снова послышалось за спиной.

– Ох, Любомир, башка ты дубовая. Не орехи, а грехи! – тут же осудил кто-то постарше.

– А что такое грехи? – прилетел наивный вопрос.

– То, что совесть неимущим понять проступки помогает.

– Это как?

– Ну, вот нет у тебя совести. Ни природы, ни мира не разумеешь. Творишь, что вздумается, что восхочется.

– Это как?

– Это тебе непонятно как, а им знакомо. И не с чем тебе сравнить деяния свои. И приходишь к чёрным на поклон, а те и говорят, грех ты совершил или не грех. Да только каждый грех может быть благим у них, а каждая благость грехом считаться.

– А это как?

– А вот так. Убийство самым тяжким грехом считается. Но убийство иноверца – святым долгом каждого воина станет, если в том надобность. Ложь – тоже грех, но ложь во благо – благодать. И так любое деяние двояко толкуют. А кому надо, за золото грехи прощают. А то и просто за слова, за обещания, али по принуждению.

– Святозар, а почему волхвы наши в белых одеждах, а их мудрецы в чёрных?

– Бороду опустить и рясу одеть ещё не значит стать мудрым, Любомир. Мудрость она не лета считает, она воспитывается уроками жизни и приходит к подготовленным.

Разговор продолжался и тогда, когда с полсотни лучников пальцы в кровь сбивали, опустошив первый тул. За второй принялись, когда с кораблей ответные стрелы посыпались. Надоело рыцарям за щитами укрываться, и прервалась речь старого воина. Не успел расслышать Любомир откуда мудрость берётся. Воины на берегу пришли в движение, рассыпались, уворачиваясь от стрел, щитами прикрываясь или на лету ловя стрелы те.

Волх опустошил второй тул и отдал лук через плечо. Больше он воеводе ещё пригодится. А рука после лука должна немного отдохнуть, прежде чем предводитель на мечах биться начнёт. Потому и стреляет из луков лишь четвёртая часть воинов. Стрелами десятки тысяч врагов не победить. Прочие воины силы берегут для ближнего, затяжного боя, где предстоит основные силы показать, сдержать натиск десанта.

Отрок подхватил драгоценную ношу вождя и среди расступающихся воинов помчался со всех ног к лесу. Один из воинов на лету поймал стрелу, что угрожала помощнику Старшего брата, и отрок спокойно достиг леса.

Днища первого судна коснулись мели. Выдвинулись мостики с бортов, со шлепками плюхнулись по воде. Послышались вскрики командиров, торопящих закованных в латы рыцарей спускаться к береговой линии расторопней. Те держали щиты на весу, боясь получить стрелу в шею, и по мосткам спускались слишком медлительно. Некоторые вовсе падали вводу, набирая в шлемы песка, да притапливаясь у самого берега. По их телам, как по мощённым настилам, спешили в бой более расторопные.

Все звуки потонули в чудовищном вое, что донеслись от трёх десятков воинов Арконы. Сердца немцев против воли затрепетали, в горле пересохло, а руки уже не так сильно сжимали рукояти мечей.

Были эти три десятка воинов-арконовцев без доспеха. У каждого по оба оружию в руках. Мечи ли, топоры ли, цепы, булавы, верёвки с острыми металлическими наконечниками или шипастыми шарами, постоянно раскручиваемые в воздухе вокруг себя, они были одинаково грозными в прибрежной линии для вязнущих у воды под тяжестью собственных доспехов рыцарей.

Этим ярым войнам прочие защитники Арконы уступили место для схватки у самого берега, сами оттянувшись к лесу. Берсеркерам для боя простор нужен. Крушат с нечеловеческой мощью всё вокруг, призвав для себя в помощники духов предков и получив силу от природы, а то и силу от зверя – тотема. Кто волка, кто медведя, рысь, тигра, тура. У всякого свой родовой покровитель, свой лесной собрат.

Доспехи бы только мешали скорости этих воинов, да ускорили перегрев организма. Сражаться на палящем солнце в железе – занятие на любителя. Например, на немца, одетого в доспехи от пят до рогов. Но командирам неймется взять остров. Пойдут на всё.

С налившимися кровью глазами помчались к берегу воплотившие в себе духа ярые воины Арконы. Стрелы и арбалетные болты летели в них, да всё мимо. Берсеркеры от большинства смертоносных снарядов уворачивались, прочие секли на лету.

Рёв и рык, вой и гнев! Показалась, что эта волна унесла жизни первых десантировавшихся захватчиков быстрее, чем коснулось их оружие. А после неистовые руянцы врезались в вышедших на берег рыцарей, откидывая обратно в воды тела уже бездыханные. Кровавая дань богу морскому на потеху. А прочим урок – да не коснётся нога чужая берегов чужих со злым умыслом!

Волх, а вместе с ним и Сёма стояли на утёсе, сверху вниз глядя, как раскидывают одинокие войны отряды захватчиков. Берег наступал на море. Тела отодвигали водную гладь к кораблям. Бывалые, заслуженные воины, кому в строях биться давно стало тесно, первое время без потерь или ущерба для себя уничтожали молодую вражью поросль. Не дрогнули сердца ни полководцев, ни служителей веры, отправляющих первой волной молодых. Благословленные монахами, воины креста носители со странной, обречённой верой шли на убой под топоры и мечи «бесноватых».

«А где мухоморы-то?» – подумал Сёма.

Припомнил, что по рассказам берсерками становились, напившись отваров из ядовитых, галлюциногенных грибов, но никаких зелий берсеркеры не пили. Внушенное состояние ярые войны обретали самостоятельно. Волевым посылом. Самонастрой на лютый бой лишь подкреплялся словами. Но, то скорее дань традиции, да заговоры на удачу в бою.

Когда берег усыпало телами так, что побережье стало походить на оградительные валы, ярые иссякли силой. Дольше держались те, кто вначале принял бой безоружными, отбирая оружие у врага, ломая шеи и хребты голыми руками. Эти воины и двигались быстрее, легче. Ни одного лишнего движения. Рывки, толчки, броски, каждый из которых несёт если не смерть, то увечье. Немец с увечьем драться не станет – заскулит как собака и к своим поползёт, а то в нору какую забьётся, выжидая конца боя.

Силы человека не бесконечны. И самых умелых, ярых воинов покидали последние резервы. И то один, то другой сваливались они на тех валах, не раз и не два получив уже раны. Отряды прочих арконовцев высыпали из леса и под стрелами выносили своих братьев. Двое, спасая своих, сложили жизни, истыканные стрелами в спину на отходе, как ежи иголками. Стрелы посыпались с кораблей дождём.

Немцы, видя «отступление», воспрянули духом. С кораблей, как посуху, по телам пошли к берегу новые волны воинов. Тех, что поопытней, посильнее и поразумнее. Их отряды сплотились плечом к плечу, группами захватывая берег, закрепляясь на суше.

Волх махнул рукой, отдав команду в наступление, и сам стал спускаться с утёса. Сёма некоторое время не видел берега, а когда предводитель обнажил мечи и с группой близких братьев ринулся в бой, сражение уже заполонило весь берег. Сеча разгорелась по всему побережью.

Бег, прыжок, по щеке бьёт амулет, мечи рассекают две головы. Одну вместе со шлемом. Неровно, некрасиво, много крови. Совсем не так, как в фильмах. Но Волха это волнует мало, он начал движение и остановится не скоро. Тело его начинает кружиться так, что Сёма огорчённо ловит одни фрагменты боя. Не своё тело, не ощущаешь движений. А взгляд всегда медленнее рефлекса руки, ноги, всего танца тела. Даже взгляд натренированный.

До слуха доносится хрип, сип, крики, обрывки молитв, сведённые общим пересказом до нескольких слов. Лязг железа такой, словно стоишь в кузне, и кузнец бьёт молотом по наковальне у самого уха.

Сёма огорчённо подумал, что до такого владения телом, каким ведёт бой Волх, ему ещё тренироваться и тренироваться. Предводитель руянцев тёк водой. Он не двигался, он перетекал с места на место. Так учил его Меченый. И он помнил его уроки. Враги падали, когда протекал подле них.

Движения переходили в одно сплошное целое. Это даже не танец из комплекса элементов, что последовательно сменяют друг друга, это было ОДНО движение. Без начала и конца. Без вектора и возможности определить, что будет дальше. Где предводитель окажется следом, а потому он был неуловим, а враги продолжали падение. Снова и снова, пронзённые мечами или сбитые с ног.

Так не мог двигаться и собственный тотем Леопарда. Не просто слияние с оружием, как с единым целым, а новое действо, чему Сёма не мог дать определение. Мастерство, опыт и уровень этого воина не поддавались описанию. Предводитель руянцев внушал уважение. Почему его имени нет в анналах истории? Этот витязь достоин памятника.

Время ушло. Казалось, витязь Волх обогнал саму реку времени. Просто солнце вдруг стало клониться на закат, грохот стих. Мир обрёл тишину.

Когда движение остановилось, Сёма понял, что наступил вечер. А значит, не менее шести часов беспрерывного боя на мечах! И ни раны! И тело не изношено, что самое странное. Волх как будто перестал быть человеком.

Сам Семён, да и брат Скорпион валялись бы на земле, задыхаясь, или просто сознание отключилось бы от перегрузок. Но Волх остановился в лёгкой испарине, дыхание глубокое, словно особый тип медитации, правда, мир в глазах всё же немного плыл. Но быстро настраивался под привычные очертания, обретал чёткость. Восстанавливался.

Витязь неспешно убрал мечи в ножны. Арконовцы строем замерли у леса, оттащив раненых и с десяток убитых. На побережье нельзя было найти не политого кровью захватчика клочка земли. Морская вода вдоль побережья окрасилась красным. Соль не могла растворить такого количества крови сразу.

Волх не увидел за завалами тел рыцарей. Они плотным строем сгрудились у кораблей, ощетинившись копьями и арбалетами. Их натиск захлебнулся, но не иссяк. Выжидали, злобно и с нескрываемым страхом поглядывая на демона в обличье человека по ту сторону.

Предводитель Арконы, слегка покачиваясь, скользя по телам, побрёл к лесу. Его воины разомкнули щиты. Глаза бойцов уставшие, в них огонь, лица в свежих шрамах. Руки, ноги, тела в скорых повязках. Но стоят крепко. Родную землю защищают. За свои жизни в три дорого возьмут, а кто и пять, десять цен, как неуёмные, жадные до наживы торговцы Востока.

«Сколько же длился бой, что лекари успели всех перевязать?» – снова подумал Сёма, пытаясь услышать хоть одну мысль витязя. Или ощутить время в наведённом сне. Увы, это не удавалось.

Волх не мыслил. Он не просто на время прекратил внутренний диалог, он отключил его полностью. Сёма не мог понять, как такое возможно. Это всё равно, что уничтожить собственный разум. Но на лишённого разума витязь не походил. Значит, он действительно подчинил разум воле во всех его проявлениях.

– Павших и раненных в город. Вдоль леса выставить заградительные отряды. Прочим рассыпаться по лесу, отдыхать. Ночь в лесу без костров. После полуночи новый бой, – обронил Волх на ходу.

Народ закивал. Сёма вновь прислушался к мыслям вождя, надеясь расслышать хоть эхо мелькнувших идей, но не услышал ничего. Витязь говорил то, что думал. И не позволял убежать мыслям вперёд. И не скрывал ничего от окружающих. Открыт, прозрачен. А потому самая большая загадка. Тот, кто ничего не скрывает – прямолинеен лишь для непосвящённых.

Воины углубились в лес, дождавшись окончания боя предводителя. Остался лишь один из волхвов. Седой как лунь, он сидел на пеньке, облокотившись на посох, и жевал нижнюю губу.

– Почему не унесли тебя? – обратился к нему Волх. – Отчего не уходишь?

Седой, древний волхв поднял руку, подаваясь на встречу. Но сил не хватило, снова присел и негромко заговорил:

– Здесь останусь. Время пришло, а так духов попрошу, авось и сдержу немца немного.

– За стенами града ты стоишь сотен воинов, Любомудр. Не торопи судьбу. Не уходи раньше времени.

Сёма впервые ощутил эмоции Волха. Смесь тоски и печали. Лёгкой, как дымок на ветру. Значит, человек. Человечен!

Вздохнул волхв, но пропустил слова витязя мимо ушей. А принялся за свою речь:

– Говорили тебе боги, Волх – отпустишь Генриха с откупом за сына – вернётся. Таким людям богатства сколько не давай, всегда мало окажется. Вот и вернулся. Да не один, а с огромными силами. Король Вольдемар с епископом Абсалоном теперь свалились на нашу голову. Одному землю надо, власть распространить, второму веру чуждую насадить. С ними княжичи Казимир и Богуслав мести за убитого брата жаждут. Генрих не сказал им, что брат их первым войной на Аркону пошёл, оттого и умер. Помимо прочего, Генрих вести разнёс, что брал уже Аркону, да принимали мы все христианство, а как уплыл герцог, так похватали всех их монахов да со стен крепостных покидали. А посему за Генрихом и князь Прибыслав пошёл. Его земли давечи Христа приняли. А с князем и Макленбургский епископ пожаловал. Хватает шакалов на волка с избытком. Верно говорю, одинокий волк Волх? Говорили тебе боги.

– Да что мне боги?! – вспылил Волх и добавил чуть тише, быстро обретая контроль. – Я сам из их рода. Мой отец – богоборец отмеченный. Мать моя – ведающая. Отец говорил мне, что брат у меня есть старший, но видать не судьба нам увидится. Мне бы воинов ещё с полсотни со старой правдой. Да нет же, послушались тебя и богов твоих, уплыли на чужие земли, свои бросив.

– Что должно было свершиться, то свершится, – с болью в голосе добавил волхв Любомудр. – Храм Световита будет разрушен. Аркона падёт.

– Нет ничего предопределённого. Кабы не скорбь Меченого, отбились бы. Но мать… одна сожжённая дева и всё. Кто бы мог подумать, что подвластен отец чувствам?

– Говорю тебе… – обронил старик и забулькал.

Стрела прошибла гортань. Из-за дерева показался стрелок и ещё группа из десятка людей, среди которых были и рыцари в легкой броне и оруженосцы.

Волх взревел и бросился на стрелка. Два раза чиркнул меч, отсекая руку и голову. Следом за убийцей волхва настала очередь группы. Лес вокруг загудел, словно пробуждаясь в гневе на тех, кто лишил безобидного старика жизни. Духи леса ожили.

Сёма сам ощутил такой наплыв гнева, что его пулей выбросило из наведения. Этого толчка хватило, чтобы вернуть себе контроль над телом и даже больше. Увиденное заставило поверить в свои силы и вспомнить, что своих сил гораздо больше, чем принято считать. Просто разучился верить в себя, забыл.

Но увидел и вспомнил, на что способен.

Часть четвёртая: «Взросление». Глава 7: Фильтр-пакет

Дальневосточная тайга.

Глаза открылись, сердце застучало. Лёгкие бешено схватили воздуха. Отчего блондин закашлялся, переворачиваясь на бок.

– Ну вот. Можешь же когда хочешь, – улыбнулся Скорпион, пряча правую руку за спину.

Пальцы сводило холодом. В оживляющий заряд вложил немало сил. Даже больше, чем нужно. Но не терять же брата из-за таких пустяков, как близость смерти.

– Мне нельзя сейчас умирать, – были первыми слова Сёмы. – Я тоже скоро стану отцом! И сей факт даёт мне отсрочку. Не армия же!

– А-а, так вот оно в чём дело, – сказал Скорпион и подав руку, помог подняться. – Смерти стал бояться?

Сёма постоял на месте, приходя в себя. Кровь била в виски, кружилась голова. Подташнивало.

– Да что её бояться? Просто переход. Тут другое – обязательства появились.

– И ты их проявил в своих блоках? – заботливо напомнил брат.

– Кто если не я? – принялся спорить на свой манер Сёма.

Скорпион приложил ладони к вискам брата, потёр.

– Ограничивать-то себя зачем?

– Можно подумать, я виноват, что меня второй раз за неделю пытаются убить. На прошлой неделе был всего один подобный случай. Тенденция возросла вдвое! – возмутился Сёма. – К тому же все прошедшие пять лет я имел дело с людьми. Людьми! Человеками! Простыми, из костей и мяса. Очень простыми. Среди простых сам становишься простым. А если не становишься, появляется комплекс вины. Или заставляют усредняться или приспосабливаешься. – ответил Сёма, ощущая, как приятная прохлада унимает боль, и тело вновь готовится к движению, наливается силой.

– Да хватит, Сём. Ты же даже клинической смертью свой разум не можешь успокоить. Куда так торопишься?

– Движение – жизнь! – возразил Леопард и хрустнул шеей, разминая.

– Да, жизнь. Только ЦЕЛОСТНОЕ движение! – поправил Сергий. – Это когда вперёд идёт разум, тело и душа. Все вместе. Никто никого не обгоняет.

– Я в тайге никогда больше недели не был. Мне некогда было об этом думать, – снова возразил Сёма и на всякий случай набрал в лёгкие побольше воздуха. Уж очень сладким и приятным был ветер в лесу. Вдобавок ветерок принёс свежесть и ароматы чего–то цветущего с цветочных полян. Сладкий привкус.

– А всем некогда. Мчаться в неизвестность. Ладно бы к финишу. Так ведь просто мчаться. Суета ради выживания. Даже зарядкой не назовёшь. Так, истощение, – приметил Скорпион.

– Это и называется жизнью.

– Скорее – существованием. Если живёшь – глаза светятся, а не потухший взгляд и душа, полная тоски по несбыточному.

Сёма скривил лицо в морду, буркнул:

– Что мне, линзы вставить?

– Уже и со зрением проблемы? Ай-ай-ай.

Блондин ощутил слабость. Навалилась дремота, захотелось спать. Минуту назад тело было полно силы и вот уже рот зевает, пробуя растяжку лица. Пересилив себя, Леопард продолжил контрнаступление:

– Так, ты мне надоел. Поехали. Точнее, полетели. Тарелка ещё функционирует.

– Куда поехали? – переспросил Сергий. – Тем более – полетели?

– Не «куда», а «зачем». Я верну тебя в суету, которую ты оставил нам в наследство после своего ухода, а там уже можешь напоминать мне, как правильно жить хоть сто раз на дню. Я в уши наушники вставлю… Кстати, ты знаешь Волха?

– Волхва?

– Нет, Волха.

Сергий вгляделся в глаза брата, пытаясь прочитать по ним недостающие звенья вопроса. Нашёл не всё, уточнил:

– В волка перекидывался?

– Нет вроде, но возможно и был способен.

Сергий кивнул. Сёму понять не сложно. Даже пять лет спустя. Некоторое в людях просто не меняется. Например, образ мышления.

– Если перекинется, то древний полубог воины. Если нет, то просто человек с похожим именем. А какой год?

– Год падение Арконы.

– Не видал, – протянул Скорпион. – В последних исторических хрониках должен числиться тысяча сто шестьдесят восьмой год. Если снова не подвинут.

– Как мне удалось выяснить, Волх был младшим сыном Меченого. От той же женщины-ведьмы – Велеславы. Её сожгли на костре, – объяснил Сёма. – Витязь, судя по всему, тоже не выжил. А Славу – старшего сына Меча, мы когда-нибудь разбудим. Значит, у тебя был ещё один дядя, пока с ним не расправились воины Христа.

– Это многое объясняет, – кивнул Сергий. – Вот почему Меч остановил натиск крестоносцев на восток. Что ж, клинические смерти тебе даже на пользу. Инфу добываешь.

Сёма снова зевнул, обронил:

– Пошли, что ли?

– Я не хочу, чтобы ты пулю в висок из-за своей поспешности получил. Ты останешься со мной ещё на пару дней, успокоишься, восстановишься. Вон зеваешь так, что птиц не слышно.

– Каких пару дней? – замахал руками блондинчик, изображая работающие вертолётные лопасти. – Тарелку со спутника найти могут! Нужна тебе потом вся эта возня с конторами? «Где взял? Верни обратно!» Обидятся же, если не верну.

Скорпион долго, неторопливо выдыхал, собираясь с мыслями. Отвык от Сёмы и с непривычки не мог найти к брату подход.

– Давай так. Про обет молчания слышал?

– Я не буду молчать! – сразу смекнул, что к чему Сёма, припоминая Японские приключения.

– Будешь. Сутки. Или я никуда не полечу.

– Свяжу и потащу!

– Ты что-то забыл, – напомнил Скорпион. – Ты меня даже ударить не можешь.

– Я нет, но он может и не это, – кивнул Сёма в сторону широкого дерева, скривив лицо как от зубной боли.

Меченый неторопливо вышел из-за дерева, замеченный на время. Сочная трава сминалась под чёрными туфлями. Чёрный костюм-тройка без галстука, с расстегнутой верхней пуговицей на рубашке, прилизанные гелем волосы, схваченные резинкой в конский хвост, всё это резко выделялось на фоне цветущей зелени. Даже дорогие духи, подхваченные ветром, дисгармонировали с окружающим миром. Чужой для этого мира, то ли снова порвал Рыси купол, то ли обошёл его иначе, по-другому.

– Привет, брат. Как здоровьице? – обратился с ходу Меченый к Скорпиону. – Гляжу, детишками обзавестись собираешься. Смотрю, даже, что оба собираетесь. Дело правое. Семьи много не бывает. Клана, тем более.

– Куда это ты мне смотришь? – съехидничал Сёма.

Скорпион перехватил взгляд блондина, чуть понизил голос:

– Сёма, просить у него помощи – последнее дело.

Блондин пожал плечами. Мол, и не просил. И вообще вчера за его внимание долгий диалог вели. Вот и пришёл.

«Пришёл, как смог. А может, и весь день в засаде сидел?» – прикинул блондин.

– А вот клише тебе думать мешают, – донеслось в свою очередь от Меченого.

– Сёма, он же убить тебя собирался, – снова проигнорировал брата по матери Скорпион.

Блондин чуть призадумался, приходя к противоположному для себя ещё пару часов назад выходу:

– Он не убивал. Старое проклятье. Что поделаешь? Со всяким бывает.

Скорпион долго выдохнул, прежде чем начать:

– А ты не задумывался, почему именно ты на него угодил? Старые проклятья просто так не витают в воздухе.

– Всё равно он нам понадобится, – заспорил Сёма. – С крутыми челами лучше дружить. Или быть в нейтралитете. Пусть лучше с нами работает, чем замышляет подлое.

– Для чего? – Скорпион ощутил желание треснуть блондина по голове, спокойствие улетучивалось как дым на ветру. – Мир собрался встряхивать?

Сёма прикусил губу, раздумывая, собирается он или нет. Вроде бы каждый день на что-то влияет, но является ли это встряхиванием или уже обыденность? И мысли углубились к предыстории вопроса, заставив блондина задуматься над ответом.

Меченый же всех поразил. Он выпал из имиджа уверенного, спокойного бизнесмена. Резко подошёл к Скорпиону и схватил его за ворот рубахи, затряс, срываясь и крича. Это была первая ощутимая эмоция, которую показал их странный знакомый с момента знакомства.

– Ты не знаешь меня!

– И слава роду!

– Ты не знаешь всех правил Игры! Ты понятия не имеешь, сколько слоёв намерений у каждого из прибогов и как в разное время может влиять на ходы одна и та же фигура. Это не он… – Меч кивнул на Сёму. – … стал бояться смерти, это ты пытаешься отгородиться от влияния. Своего собственного влияния на мир!

Скорпион, немного сбитый с толку, приготовился к ответному действию, разгоняя тело волевыми посылами. Мышцы напряглись, глаза налились силой, изменённое состояние сознания не заставило себя долго ждать.

Но тут за спиной незваного гостя появился Рысь. Обхватив шею Меченого захватом (но без удушения, скорее обозначив приём, чем применив) он спокойно заговорил:

– Успокойся. Тебя никто не звал под наш купол. Врываться в чужой двор без приглашения – не культурно, а то и чревато. Не гостем ты пришёл. К тому же ты не справишься с нами всеми сразу. В данный момент здесь только твоя часть. Не сладишь, Меч.

– Да ну? – голос Меченого повеселел, словно услышал забавную шутку. Гнев в свою очередь ушёл. – Давай проверим. Но прежде чем я сделаю из вас фарш, обращу ваше внимание на несколько вещей. Во-первых, никто никуда не вламывался. Я не видел ни заборов, ни ограждений на тот момент, когда сюда проник. Во-вторых, могу поспорить, у тебя нет даже бумаги на землю. Такой простой бумажки с парой-другими печатями. А у меня она может появиться через пять минут. Поиграем в законы и порядки с обозначением прав выселением? В-третьих, ты наслышан обо мне. Я бы просто так не пришёл.

Рысь отпустил захват:

– Ты прекрасно знаешь, что уже пять лет тут стоит купол. А дырка была лишь на несколько часов.

– Однако, я здесь появился как раз в то время, когда «забора» не было, – усмехнулся Меченный.

– Я просто не успел его восстановить. Это не дело пяти минут, как твои игры с бумажками и бюрократией. Ты можешь позвать людей и технику, и усложнить нам жизнь, но получишь лишь ещё большую отдалённость нас от себя.

– Это твои проблемы, успел ты или не успел, – подметил Меченый. – И так, подытожим. Что из этого следует? Я не врывался на чужую территорию. Пришёл странником к дому. И что в итоге? Мало того, что меня даже не поприветствовали, словно я пустое место, так ещё и в гостеприимстве отказывают. Более того, угрожают. Ай-ай-ай. Не повод ли вас наказать? Раз у вас мозги в затворничестве пылью покрылись, я напомню вам чьих вы родов.

Рысь вздохнул, исчез. Тогда Скорпион положил руку на плечо гостя.

– Ты прав, брат. Не серчай. Путаешь ты нас всякий раз. Не привыкнуть.

– Жизнь вас путает. Устоев никаких. Одни постулаты с догмами. Одни другим противоречащие, – изобразил оскорблённого брат по матери.

– Ну что за народ пошёл? – обронил Сёма с досадой. – Нет, чтобы кости все ему переломать. Так, по-простому, по всей логике. Так нет же, извольте, сударь, отпотчевать. Драка опосля. А потом за стыренные ложки спросить не с кого будет.

– Я тебе это припомню, – вновь без эмоций обронил Меченый.

– Испугал, – хмыкнул блондин. – Как будто ты всё равно не найдёшь способа что-нибудь припомнить. Вот только запчасти все свои собери сначала. Цельным у тебя больше шансов, как намекал Рысь.

– Сколько тебе раз говорить, что боги многомерны? – добавил не званный гость.

– А кто круче, бог, демиург или архилег? – по обыкновению вопросом на вопрос ответил-спросил Сёма, добавив. – Ну, не сравниваю с Абсолютом конечно.

– Ты не получишь ответа, пока не поставишь правильно вопрос, – расставил всё по полочкам Меченный.

Сёма защёлкал пальцами, силясь быстрее вспомнить интересующие его вопросы:

– У кого исповедуется Папа Римский? Лох-Несское чудовище существует? Почему в периодической таблице Менделеева нет зеленки, хотя йод есть? Можно ли считать пистолет, лежащий в холодильнике холодным оружием? Почему топ-менеджеры есть, а топ-дворников нет?

– Если у тебя такой разброс вопросов, что же у тебя в голове? – ответил вопрос на вопрос Меченный. – Может тебе сразу семимерное пространство показать? Для разрядки.

Глаза Сёмы загорелись:

– Это, в котором живёт Абсолют?

– Абсолют нигде не живёт, если ты под ним подразумеваешь Творца, – ответил уже на концертный вопрос собеседник. – Творец – это вся огромная, единая сумма душ, каждая из которых частичка Творца. Так что на творение, «создание» способна любая душа. И ещё лучше, когда их много. Тогда творение получается более полным.

Взгляд блондина стал на миг серьёзным.

– Сыну своему ты тоже это говорил?

На лице Меченного не отразилось эмоций.

– Слава мало меня слушал.

– Я про Волха.

Меченый замер, разглядывая Семёна, как будто в первый раз увидел.

Скорпион стоял и смотрел на их бессловесный диалог. Оба великолепные актёры, умело приспосабливающие обстановку под себя. Если проще – лицемеры. Думают, говорят и непостоянны, как вода в горной реке. Один только это делает намеренно, за тысячи лет изучив человеческую психику до мельчайших подробностей, второй играет роли без намерения, просто стараясь выжать максимум информации для сравнения.

Не сговариваясь, все трое побрели к дому. Среди деревьев, блондин и Меч продолжали вести свой странный диалог. Белобрысый брат вновь задал вопрос из разряда, вводящих в ступор. Чернявый брат отвечал в нужном ему русле течения направления мыслепотока. Он всё ещё старался перепрограммировать Сёму, то ли не заметив, то ли игнорируя тот факт, что у Сёмы на программирование мозга иммунитет. Сам кого хочешь собьёт с программы. В связи с другим типом мышления.

– Волх как раз слушался, но коалиция Эмиссаров и прочих сил преподнесла мне неприятный сюрприз, – начал рассказывать Меченный. – Понимаешь, Сёма. Есть множество богов, сущностей, сил, фигур слияний, тьма тьмущая проявлений творения, каждая из которых несёт свои, общие и разные интересы. И каждая взаимодействует с другими, устраивая симбиоз, или ведёт собственную деятельность, воюет, устраивает временные перемирия, согласуется или не согласуется. Вся эта суета миров восхождения периодически пытается попасть по чей-то контроль.

– И что ты делаешь, чтобы было иначе?

– Я просто не допускаю захвата власти надолго в одни руки, – ответил Меченый. – Я – посланник закона равноденствия, если тебе так проще!