Текст книги ""Фантастика 2025-173". Компиляция. Книги 1-19 (СИ)"

Автор книги: Пальмира Керлис

Часть четвёртая: «Воспоминания». Глава 3: Невиновных нет

Потом был пресс. Ногами и дубинками били впятером, за каждым ударом пряча страх перед несломленным заключённым. Им было не понятно, почему остаётся жив. Почему смеётся?

Человек удивительно живучее существо. Скорпион не задумывался над тем, выживет он или нет, просто забыл себя в океане боли, перестав воспринимать реальность. Было ли это расплатой за грехи или прошлую жизнь, не думал, просто пытался выжить. Знал, что должен. Вопреки. Ради чего или кого, не знал. Но поставил себе целью выжить

И выжил!

Когда через полчаса все пятеро устали, на теле почти не осталось живого места. Сплошные синяки и кровоподтеки. Лицо превратилось в месиво, шрамы обеспечены. Нашёл в себе силы плюнуть одному из бивших в лицо.

Последний удар снова отбросил в тёмный омут…

Дальше была неделя в карцере без еды. Лишь несколько кружек воды в день, чтобы не сдох слишком быстро, пока срастаются рёбра.

Первые три дня там держали в покое, ожидая, когда подопытный ослабнет или сам издохнет от побоев. На четвёртый день подсадили мастера волчьего боя, что пытался прикинуться другом, а ночью пришлось перехватить руку с заточкой и навсегда утихомирить подсадную утку лицом о стену.

Когда толстый надзиратель, отворяя дверь, вновь увидел перед собой бездыханное тело и человека, сидящего в позе лотоса и без эмоций смотрящего на него в упор холодными, пронзительно ледяными глазами, он потерял аппетит и перестал спать.

Через два дня его найдут исхудавшим и спятившим. «Дурка» до конца дней станет надзирателю приютом. Ещё у двоих избивавших позже случаться сердечные приступы в течение года, словно не выдержали собственного гнева. Последние двое уволятся без объяснения причины, но каждую ночь до конца дней своих будут вскакивать среди ночи от криков и смеха из сна.

Провидение знало, что делало. Каждый играл в жизни свою роль без права сменить амплуа.

Вскоре кум[1], в связи с нехваткой персонала, принял решение перевести Скорпиона в камеру к блатным.

[1] Кум – один из начальников тюрьмы.

Пусть сами разбираются…

Сергий, прихрамывая, переступил порог. Надзиратель за спиной толкать больше не решался. Наслышан. Наручники оставил на руках спереди. И на том спасибо.

Сергий повёл носом. Пахло спёртым воздухом, кислым и запахом немытых тел. Стояла духота. Народ в камере подскочил, хотя время за решёткой было позднее, перевалило за полночь и все должны были спать.

«Предупреждены», – понял Сергий.

Скорпион окинул камеру одним быстрым взглядом. Ничего лишнего. Похоже, держат блатных малолеток под прессом: четверо трёхъярусных нар вдоль стен, два матраса у параши и большой стол посредине – «дубок». Пустой, как пустота в душе.

Разговоры стихли. Четырнадцать ребят оглядывали его с нескрываемым интересом, ощупывая по клеточкам.

Скорпион заговорил первым, низким басом обронил:

– Обойдёмся без тряпки. Я прописан, смотрящий. Кто тут за чифирем следит?

– Чё?! Ты чё сказал?! – послышалось с дальних нар с занавесочкой.

Скорпион сложил пальцы, напряг руки. Мышцы вздулись, лицо налилось краской, глаза кровью, наручники лопнули.

Прошептал зло:

– Я не повторяю дважды.

Смотрящий, парень со шрамом на щеке, в голубой мастерке, лет семнадцати, подскочил как ужаленный. На него тут же перевелись все взгляды и он, чтобы не терять авторитет, стал медленно приближаться, сжимая в руке старые самодельные макли из плексигласа.

– Чё за фраер подставной с подпиленными железками и мордой цвета сучьей душонки. С красными заодно?

Без ответа весь остальной разговор был бы бессмысленным. Но сразу ломать не стоило. Хата восстанет. Всех бить не хотел. Осталось в душе и от прошлого. Молодые все. Жалко.

Слова Владимира вновь и вновь возвращались в сознание: «Не убийства – зачистка». Это значило что-то совсем другое. Что, Володя? Кого мы зачищали? Бандитов или всё же УФСИН?

Обронил смотрящему:

– Непорядок мочить блатных на глазах шестёрок, но за свои слова придется ответить.

– Слышь, чмо!? – бычок с заточкой подкрался с боку.

Скорпиону пришлось молодецким ударом с правой отправить в нокаут.

Бык описал плавную дугу и врезался в стенку. Двое других сами не поняли, что раскидало их в разные стороны, как очнулись на полу.

Сергий быстро подошёл к авторитету, схватил за плечо так, что тот поневоле присел на кровать. Низким глухим голосом продолжил:

– Быков не воспитывал. Гостей принимать разучился. Пообщаемся давай. И если ты мне не понравишься, отменяю решение о твоём авторитете. Кто бы тебя им не ставил. Усёк?

Авторитет кивнул.

Дальнейший разговор был сплошь нелитературным, каждое слово требовало отдельного словарика. Для понимания проще заменить слова авторитета речью русского языка девятнадцатого века, а ответы Скорпиона старорусскими словами.

– Ну-с, и кто же вы будете, сударь? – авторитет судорожно крутил макли, скрывая волнение, руки мелко дрожали.

– Добрый молодец, – не заморачиваясь, ответил Скорпион. – Силушки набираюсь.

– Извольте-с чайку. Погодка за окном нынче нелётная, хищники в небе кружат, знаете ли.

– Лишь бы в доме всё было спокойно. Плох тот хозяин, который забор гниющий не заменяет, – исподлобья глянул Скорпион, оглядывая сидельцев.

– Что-то государев указ на ваше имя затерялся в необъятных просторах нашей империи. Небось, ямщик сдох.

– Челобитную на меня я и сам сложить сумею. Никакой Мефодий лучше не изложит.

В углу очнулся один из бычков, который улетел в нокаут. Потрогал челюсть, пересчитал зубы – вроде все на месте – осторожно подошёл.

Авторитет махнул, развёл руками:

– Макар, этот богатырь-с не твоего ранга. Придётся спину розгам подставлять за оплошности.

– Зачем же кару холопу, авось исправится? Пущай на посту зрит, кабы вражина врасплох не застала. А как появиться кто на виднокрае, руби! – сказал Скорпион и оскалился волчьей ухмылкой. Другой за последнее время не осталось.

– Извольте, сударь, всё будет. Чаю! Сию минуту! – ответил авторитет и пинком подогнал одного из стремил[2] выполнять команду.

[2] Стремила – стремящийся к блатной жизни малолетка.

Скорпион вёл разъяснительную беседу с паханом. Несколько вопросов возникли также по части татуировки на предплечье. Каждая татуировка несла на зоне своё толкование. Но то не наколка – объяснил быстро и доступно.

Смотрящий меж тем ввёл в курс дела. Колония была в основном под «красными», девять из десяти пацанов работали на охранников. Чёрная кость[3], оплот порядочности и законности внутреннего мирка, к коим и причислял себя и свою камеру Роман, терпела крах за крахом.

[3] Чёрная кость – чёрные в противовес красным – злостные отрицальщики сотрудничества с начальством, блатные со своими понятиями.

В последние три месяца тюремщики начали беспределить, подминать под себя стойких. Избивали так, что отправляли и на тот свет. А потом и вовсе под нож пускать стали. Началось всё с того, что пополнение по этапам уменьшилось. В крае словно какая другая сила стала заниматься бандитами и маньяками, а воры и мелкая шушера притихла, пережидая момент. Выходило, что зона, ранее переполненная, с каждым отпущенным на свободу, теперь теряла свой «ресурс».

Но вернём Скорпиона и Романа к обычной речи.

– А начальник? Причастен? Или зам его? – спросил Скорпион. Кривясь от боли в дёснах, он хлебал заварку. Разбитые губы покрылись тёмной коркой, отёк под глазом медленно проходил, оставляя синюшный оттенок. Бок перестал беспокоить.

– Заместитель Глухарёв, он же «Глухарь», редко из кабинета появляется. Я за полтора года его ни разу и не видел. Тут всем «Мясник» заправляет. Сам начальник. Верховный волчара. Команды от него обычно две: избить или опустить. Столько пацанов с собой покончили, не стерпев позора пресс-хаты. Но ты её прикрыл, если слух верный дошёл.

– Ага, прикрыл окончательно.

Скорпион посмотрел на двух угрюмых, убитых жизнью пацанов в углу возле параши. Опущенные по велению начальника малолетки не имели права голоса, не могли касаться кого-либо из блатных или простых пацанов, они имели свою утварь из тарелки и ложки и были обречены на вечное избивание, самую грязную работу и ублажение разгоряченных гормонами парней.

– Рома, они же по ментовскому беспределу.

– Это не имеет значения… Устои, – пожал плечами парень. Романом звали его не по имени. Такая была кликуха от фамилии Романов.

– Тебя тоже могут в любой момент. Сам знаешь.

– Всё отрицальщики под этим ходят, – вздохнул Роман.

– За что чалишься?

– Затупил по малолетству. Не тому в пятак заехал. Крутняк при деньгах оказался, вот родители его и поспособствовали, что я здесь.

– А пацаны? Рецидивисты есть?

– У Сани человек неаккуратный двадцать семь раз на нож упал, – взгляд перешёл на Саню, угрюмого крепыша со шрамом на лбу. – Макар – соня, уснул, проснулся с руками в чужих карманах, – Макар хмуро кивнул. – А Нерпа у нас футболист не важный, перепутал пацана с мячиком, запинал, – Нерпа улыбнулся. В челюстях не хватало половины зубов.

Сергий кивнул.

– Ну, а остальные ребята просто так. Не в то время, не в то место попали, – Роман не стал представлять остальных. Будет время – сам разберётся.

– Система, – вздохнул Скорпион, смакуя знакомое слово.

«Система? Антисистема?», – промелькнуло в голове.

В памяти стали всплывать отдельные жизненные эпизоды, отрывки. Кусочки мозаики стали складываться в единое целое. Память понемногу возвращалась.

– Ты про что? – Рома вздёрнул бровь.

– Да так, зарисовки на будущее, – Скорпион подошёл к двери, прислушался.

– Ты что задумал? – вскочил Роман.

– Нет смысла разбираться в самой тюрьме. Ну, помогу тысяче, хотя могу помочь миллионам. Если можешь, надо метить выше. Более того, я просто обязан! Передумал я, Рома сидеть тут. Выхожу. Но я ещё вернусь, чтобы закрыть это место.

– То есть как так?

– В смысле?

– Ты о чём? – половина камеры прищурились, как от яркого солнца, глядя на новенького с подозрением и полным непониманием происходящего.

– Сейчас объяснить не смогу. Прощай, Ромка, прощайте, пацаны. Запомните, вы не знаете, как я выгляжу. Одно скажу точно – убийств на зоне больше не будет. И не вздумайте бежать за мной. Я срываюсь на побег, а с Мясником поговорю на днях лично.

Пацаны застыли. Новенький вёл себя странно, хотя на стукача не походил. Что же он задумал?

Дверь камеры со скрипом распахнулась. Скорпион ухмыльнулся и рванул в проём.

Часть четвёртая: «Воспоминания». Глава 4: Воля и разум

Скорпион нырнул в проём, хватая надзирателя за шею. Палец нащупал сонную артерию, надавил. Тело рухнуло в руки. Он с разворота кинул его в камеру ребятам на потеху, и устремился на второго охранника.

Тот округлил глаза, но успел схватиться за дубинку. К несчастью для него, она оказалась прикреплена сбоку на петельке. На манипуляции с извлечением ушли драгоценные секунды. Если бы охранник не растерялся, то закричал бы. А так ребро ладони отправило его в длительный сон.

Из камеры высунулось лицо Романа, сказал:

– Мне полгода осталось, не побегу. Но за этого – благодарю. Давно на него зуб точим.

– Не побегу? Где-то я это уже слышал, – припомнил Сергий. – Тогда вытащите охранника в коридор и закройте двери. Меня здесь не было. Им всё приснилось. Напились, и приснилось. Понял?

Рома кивнул.

– Выполняй!

Скорпион забрал ключи у второго охранника, кивнул на прощание ошалевшему от происходящего смотрящему и бесшумно побежал вдоль сумрачного коридора.

Первая решётка оказалась закрыта лишь на щеколду, как старые калитки в деревнях. Вторая и вовсе не закрыта. Безалаберность с уменьшением количества заключенных витала везде и повсюду. На глаза попался третий надзиратель. Этот оказался поопытнее, закричал, хватаясь за кобуру пистолета. Пришлось нанести два удара вместо одного: по руке, чтобы бросил пистолет, и под «солнышко», чтобы попал в объятья Морфея.

Массивная дверь распахнулась, выпуская свежую полоску света. Показалось заспанное лицо следователя, того самого, кто работал над макияжем лица, что уже перерос в традицию.

– А детей ломать нехорошо. Не все могут противиться судьбе, – сказал Сергий и пнул ему в мениск, затем сломал по два пальца на каждой руке.

Бить больше не сможет. Пальцы доктора, конечно, вправят, но зарастут они таким образом, что про карьеру боксёра придётся забыть. Навсегда.

Следователь вопил, орал. Уже не тот герой, который избивает беспомощных малолеток.

«Кто злее? Надзиратель или надзираемый? Клетка делает человека зверем, любая. Но тот, кто владеет этой клеткой, роднится со зверем. Отпечаток профессии накладывает с годами чувство привыкания. Патологоанатомы на трупах завтракают, обедают и ужинают, и ничего, привыкли. Человек ко всему привыкает. Военные на войне ежедневно зрят и кровь, и кишки на земле. Так и крепчает человек на своей профессии, роднится, свыкается. Хомо Сапиенс – тварь приспосабливаемая, живучая. Всё становится нормой, сначала планка, потом у черты границы. А потом не заметил, как планка преодолена и сама становится нормой. Зоны должны быть закрыты. Смерть лучше несвободы. Расстрел или воля», – подумал Скорпион.

– Эх, система, система, – Сергий треснул следователя лбом о стену – час крепких сновидений обеспечен – и помчался дальше, к последней двери. За ней выход из барака на территорию зоны.

На улице стояли предрассветные сумерки. Часа четыре ночи – темно. Часовые на вышках ещё спали. Беглец мчался как тень, на ходу соображая, зайти ли к Мяснику лично или сигануть через забор сразу.

«Законы этикета? Чёрт с вами. Как-нибудь в следующий раз».

Беглец подбежал к двухметровому забору с колючей проволокой по периметру. С разбега оттолкнулся от бетонки и схватился за колючую проволоку. Одна ладонь попала удачно, между зубьев, а во вторую впились стальные ежи. Стиснул зубы от боли, едва начал подтягиваться, как послышался лай собак. Почуяли. Людей обмануть можно, а вот собачий нюх, чующий злоумышленника за версту, никогда.

Пока разрывал руки, ноги и живот в кровь, рвал одежду, балансируя на колючей преграде, на вышке загорелся свет. В спину ударил луч прожектора. Последний раз разодрав шорты, рухнул за забор. Над головой просвистела пуля, прожектор подвинулся.

Скорпион перекатился через плечо, вскочил и дал такой старт, что любой заяц удавился бы от зависти. Под ноги легла ещё одна пуля, в кровь шибанула такая порция адреналина, что никаким наркоманам и не снилась. Помчался, по кривой траектории, «качая маятник», не забывая резко менять направления и бегать всякий раз по-новому, чтобы стрелок на башне не вычислил очередного рывка. Не пристрелялся.

На зоне послышались звуки сирены…

Мясник, хмыкая, отошёл от окна. Пробурчал под нос:

– Поубивать вас всех, что ли? Что за шум?

Дверь кабинета резко распахнулась, вбежал запыхавшийся лейтенант, с ходу обронив:

– Валерий Иваныч, у нас побег!

Начальник зоны окинул его недолгим взглядом, обронил:

– Да? И кто бежал?

Лейтенант выдохнул, выпалил:

– Так этот… неизвестный.

Валерий Иваныч усмехнулся, сел в кресло:

– Как это неизвестный?

Лейтенант замер, подумал:

– Без документов. Ну… который без дела.

– Что ты мне мозги пудришь? Как без дела? Не положено! Инструкция есть! –повысил голос начальник, поражаясь тупости подчинённого.

Лейтенант словно уменьшился в размерах, поник, оправдываясь:

– Так это… вы же сами говорили, что… гм… разберётесь.

Валерий Иваныч вскочил, затрубил, как труба Иерихона:

– Кому это я говорил? Не положено! Инструкция есть! Не понял, что ли? Где бумаги?! А нет бумаг! А нет бумаг, так и проблем нет! Тебе проблемы с проверками нужны? Ты с работы вылететь захотел? Быстро успокоил зону! Ничего не было! Нет бумаг, нет и человека! Не поступал к нам никакой неизвестный! Понял?! Один хрен Палыча вчера братва всё-таки завалила. Не нужен нам больше его подопытный. Усёк?

– Так точно, Валерий Иваныч, а как же трое надзирателей и следователь?

– Ты что, первый год служишь? – удивился старший по званию. – Ветром надуло! Шли и споткнулись!

– У следователя множественные переломы, – напомнил подопечный.

Глаза начальника метнули молнии:

– Значит, падал неоднократно!!! Вот неуклюжий какой. На неполное служебное тянет.

Лейтенант совсем поник, съёжился, сдулся, как старый шарик:

– Так погоню отзывать?

– Конечно! Скажи, что это была учебная тревога. За оперативность всем благодарности и тринадцатая зарплата в конце года.

– Есть! – ответил лейтенант и весь скукожился при разговоре, но успел вовремя козырнуть.

По коридору послышались торопливые шаги.

Мясник дождался, пока шаги стихнут, вздохнул. Рука потянулась к сейфу, тяжёлая дверка со скрипом отворилась. На кипе бумаг, рядом со старым номерным Макаровым стояли гранённый стакан и початая бутылка водки. Валерий Иваныч достал бутылку, стакан, подумал и поставил стакан обратно. В два захода допил половину бутылки, занюхал рукавом, печально вздохнул:

– Что ж, настаёт новый день, будь он не ладен…

Скорпион продирался сквозь дебри. Ненадолго останавливался, чтобы убрать свой биологический след, который тянулся как шлейф. От людей убежать не проблема, а от собак сложнее. Идут по следу, не сворачивая, на усталость не жалуются. Узнают больше даже не по запаху, а по биополю. Оно затухает медленнее. Почуять его могут не только собаки, но и люди с высокой способностью к восприятию биополей, ауры и потоков энергии.

В голову возвращалась забытая информация, вспоминалось прошлое.

Погоня была хиленькая. Ожидал совсем другой. Вскоре сбавил бег, перешёл на шаг, любуясь сквозь листву леса на восходящее светило. Скоро начнёт припекать. Накатила усталость. Не спал больше суток.

Организм на пределе, изломан бесконечными побоями.

«Спать надо, спать».

Эта мысль становилась всё настойчивее. Тело ныло от порезов. Проткнутая проволокой ладонь зудела, хоть и запеклась коркой. Тело само повысило температуру. Эта процедура забирала ресурсы организма.

С каждым шагом глаза слипались всё настойчивее. Наконец, когда врезался лбом в здоровый дуб, уснув на ходу, решил немного передохнуть. Для места сна как раз и подошёл этот здоровый великан. Ветки раскидывались вширь на многие метры, за густой кроной не видно неба. Здесь и рота солдат могла улечься, не то, что один человек.

Скорпион прислонился щекой к коре. Хорошо ещё, что тюремный наряд не успел получить, а то щеголял бы в робе. А так похож на обычного таёжного Маугли в изодранных шортах и едва живых кроссовках… без шнурков. Благо, плотно сидят. От майки не осталось почти ничего.

Распластался на ветке, укрылся солнечной погодой и погрузился в сон. Дрема спеленала тело, каждая деталька тела стала тяжёлой, неподвижной, налитой свинцом.

Устал. Бесконечно устал.

В голову постепенно возвращались сюжеты прошлой жизни, мелькали лица, события. Что-то подсказывало, что провёл неделю в малолетке неспроста, совсем не зря.

Всё увидел изнутри. Теперь мог судить не вслепую.

«Зачистить исправительную систему, значит. Ты этого от меня хотел, Владимир? Конечно зачистим, мир душе твоей! Иначе зачем нам ещё даден разум?»

Часть четвёртая: «Воспоминания». Глава 5: Фатум

Скорпионовцы окружили колонию, взяв в кольцо. Пятьдесят два мастера войны, усиленные пятью тройками ликвидаторов, без особого труда захватили место для малолетних преступников. Профессионализма никто из охраны тюрьмы не выказал, так как слишком давно им никто не давал отпор.

К тому же совет дал приказ стрелять первыми. И без данных Владимира слишком много накопилось негативных данных по этому объекту. Лимит превысил допустимый предел, перерастающий в беспредел. Большинство дел заключённых не разбиралось вовсе или было сфабриковано так бездарно, что бросалось в глаза всем, кому до этого было дело.

Эта зона была прямым вызовом Антисистеме. Произвол лепил из большинства несформированных личностей, которые попали не в то время и не в то место, моральных уродов. Ломал на всю оставшуюся жизнь. Разгребая клубок, аналитики выдали чёткий ответ – невиновных нет.

Оставшихся в живых надзирателей и начальство выстроили в линию. Сёма перезарядил рожок, обвёл всех хмурым взглядом. Кинул себя в чувственную сферу. Перед глазами вспыхнули тёмные, мрачные ауры недолюдей.

«О, Творец, сколько зла в этом мире? Аналитики правы. Но никто не хочет заниматься проблемой зон. Если бы не Скорпион, не скоро бы ещё доползли. Брат, что ты там удумал, пока я занимался тигром в тайге?» – подумал Семён и нашарил глазами начальника зоны.

Неприятный человек с заплывшим лицом скалил зубы, уверенный, что его происходящее не коснётся.

– Вы, сучье племя, за всё ответите. Через полчаса проверка из Хабаровска, – заявил он грубо, но в то же время осторожно, с толикой почтения.

Сёма подошёл вплотную, врезал коленом под дых. Начальник согнулся. Сильная рука уронила его мордой в грязь.

– «Мясник», как я понимаю? – блондин поставил ногу на спину начальника зоны. – Так вот, слушай меня, потрошитель детских душ. Во-первых, проверка не приедет. Как объекта этой тюрьмы больше не существует, выпала из юрисдикции УФСИН. Бумаги подготовлены, прокуратура кивнула. Во-вторых, крыша твоя из бывших братков, которые спихивали сюда пареньков, вымогая деньги из родителей, во сырой земле лежит. Нет больше этой ниши на всём Дальнем Востоке. В-третьих, конторе сейчас тоже не до тебя. Она теряет человека за человеком, латая дыры, позволившие террористам захватить школу. Ты дал сигнал о захвате, поднял тревогу, но твоих корешей больше в полиции нет. Никто не прикроет. А армия давно с нами. Её боеспособная часть. Даже кипишь, что позволил бы тебе собрать все силы воедино, ты умудрился перевести учебную тревогу. Так что вывод простой… Ты один, Мясник.

Начальник дёрнулся.

Сёма наклонился чуть поближе. Прошептал.

– И знаешь, что тебя ждёт?

– Ты хочешь предложить мне сотрудничать? – пропыхтел Мясник.

– В аду с демонами будешь сотрудничать! – обронил Сёма и спустил курок.

Короткая очередь прошила затылок начальника. Не стал даже переворачивать.

Блондин выдохнул, пошёл вдоль ряда с охранниками и надзирателями, снова и снова проверяя чувственную сферу, боясь допустить хоть одну ошибку.

«Сколько же грязи на их душах, сколько невинной крови».

Среди чёрных, рваных пятен мелькнули светлые тона. Остановился перед невысоким человеком с грустными глазами.

– Ты видимо недавно здесь работаешь и на некоторые вещи смотришь иначе... Ты свободен.

Тот поднял глаза, всё еще не веря, вышел из строя.

– Спасибо!

Сёма кивнул и повысил голос:

– Остальным копать яму перед главным выходом! Выживет самый активный копальщик. Конкурс большой. Сорок человек на место, но шанс есть у каждого. Напомню, вы таких шансов молодым не давали.

Леопард повернулся к скорпионовцам.

– Мужики, чего они мёрзнут? Раздайте им лопаты.

Сёма с двумя помощниками пошёл к центральному входу, где трое ребят выносили пачки дел и деловито разводили костры. Ещё трое соорудили стол со всем необходимым и готовились выписывать бумаги о досрочном освобождении.

Клети внутри здания стояли непривычно для этого места распахнутыми. Вместо замков у каждой камеры стояло по скорпионовцу с автоматом наперевес, в ожидании приказаний. Сёма подошёл к первой решётке.

Сотрудник быстро отчитался:

– Девять человек. Активные работники зоны. На усиленном пайке. Есть неплохие механик и электрик.

Сёма прошёл в камеру, привычно включая чувственное восприятие. Семь пацанов, действительно, работяги – сотрудничество или просто на волю. Один мелкий карманник, жизнь заставила доставать пропитание – простимо, на волю. Последний оказался сплошным чёрным пятном. Посадили по мелочи, а на душе грехи потяжелее. Намного тяжелее. Запрятался, затерялся в неразберихе конвейера.

– Маньяка под нож, карманника пинком под зад, парнишек отпустить, механика и электрика на сотрудничество, если согласятся, – быстро раздал указания Леопард.

Сёма повернулся спиной к маньяку, нарочно перекинув автомат через плечо. Едва не улыбнулся, когда почувствовал резкое движение в свою сторону. Резко развернулся, ломая маньяку шею. Камера застыла.

Леопард повысил голос:

– Я надеюсь, никто не сомневается в правильности моих действий? Я не претендую на роль верховного судьи, но делаю то, на что способен. И прений обвиняемой стороны выслушивать не намерен.

– Гнилой он был, – послышалось от одного из парней осторожно.

На том и порешили.

Сёма молча прошёл с помощниками ко второй камере, с недоумением посмотрел на разбитый унитаз.

Скорпионовец отчитался:

– Красные. Пресс-хата. Пустая. По непроверенным данным здесь мог находиться Скорпион.

«Ну, раз брат, то понятно, почему пустая. И зачем тебе понадобилась эта экскурсия? Адреналина, что ли, мало? Или изнутри захотел посмотреть?» – подумал Сёма.

Если бы брат всё ещё был на зоне, то поднял бы тюрьму при первых выстрелах штурма. Он сбежал не так давно. Знакомый шлейф ещё витает в воздухе. Где-то недалеко, возможно пробирается к трассе.

В третьей камере сидели блатные рецидивисты. Из девяти человек невиновных было двое, но на свободу смог выпустить только одного. Психика другого требовала длительной реабилитации, на которую нет ни времени, ни средств.

«Страна и так катится к чертям, чтобы копаться в каждом. Будущее ждать не будет», – подумал Сёма и по камере раздались выстрелы.

«Я действительно выполняю роль мусорщика? А кто я такой, чтобы судить? Разве что от людей небольшое отличие – вижу каждого насквозь чисто энергетически. Но разве это повод карать неугодных? От чего эти сомнения в душе? Прокачался и понял столько, что больше не могу сомневаться? А что если Гитлер думал то же самое? Чем отличаюсь от его расстрельных команд тогда?» – снова подумал Сёма.

Четвёртая камера являлась инфекционным карцером. ВИЧ-инфицированные, туберкулёзники и болеющие гепатитом сидели вместе. Последние стадии болезней лечению не поддавались. Это понимали и сами заключённые, молча выстроившись возле стенки в ожидании не расстрела, но освобождения. Настрадались.

Сёма попал каждому аккурат в лоб, вышел, опустошённый, и сухо обронил гробовщикам во дворе:

– Я говорил, что самые активные копальщики останутся в живых? Вы же людей заживо сгнобили, суки! Я не вижу среди вас людей. Приказ отменяется!

«К чёрту Гитлера, я вижу всё изнутри. Я не вправе сомневаться. Если сомневаются зрячие, то дела в свои руки берут слепые», – подумал Сёма и разрядил рожок. Перезарядил. И разрядил вновь.

Ноги несут назад в здание. Камеры. Снова камеры.

Лишь к концу дня прошёлся по всем вдоль и поперёк. Понятие добра и зла размылись. Грань истончилась и стёрлась. Внутренне опустел.

Когда вышел на улицу, на голову давило так, словно весь небесный свод решил вдавить в землю по самую макушку. Светлые лица освобождённых, хмурые рожи порабощённых. Были и те, кто просто не дождался, сломался чуть ранее. Зона протащила через себя каждого в отдельности, провела по всем тёмным уголками и поставила перед выбором: упасть или выжить? Только это «выжить» не всегда сочеталось с вольной жизнью на свободе. И что делать освобождённым в таком случае по ту сторону забора?

«Таких мест быть не должно. Свобода или смерть. Крупное преступление – расстрел, мелкое – предупреждение, второе мелкое – расстрел. Всё. Брат, я понял, о чём ты говорил, когда рассуждал о свободе», – прикинул Семён.

Вышел на улицу Леопард бледным, вдыхая свежего вечернего вольного воздуха. Бритые пацанчики курили, редко перекидывались парой слов, в основном молча закапывали последних надзирателей и не прощённых преступников. И от этой картины стало немного не по себе. Они словно двор подметали. Едва увидели его, бросили курить и повернулись в ожидании команды.

Он невольно стал их командиром.

«Да, судья! – тут же понял Семён. – Если никто не может, только советы дают, бразды правления должен брать самый пассионарный, самый действенный и разумный. К чёрту разговоры и дебаты. Лица умирающих от туберкулёза, что не получают лечения, стоят пули в затылке начальника. А сверкающие глаза освобождённого стоят жизни! Особенно, если он ни в чём не виноват. Сучья система. Смерть тебе! Пусть жизнь положу, но другие будут жить как люди, а не как звери. Никто из ныне живущих не может правильно оценить происходящее. Это работа для будущих беспристрастных историков. Или пристрастных. А ещё история многогранна, и у истины семь лиц. Так что к чёрту и разговоры! Пора действовать!».

Мысли, мысли, мысли. Хорошо думалось, когда палец уже не раз спустил курок.

«Брат, у тебя бы лучше получилось, я уверен. Где ты? Куда мне теперь деть пару сотен нормальных ребят? За едой и транспортом дело не станет, кашей предусмотрительно запаслись, если у кого-то вообще есть желание принимать пищу. Автобусы тоже подъедут, даже времени до утра. Но, брат, что дальше? Где ты вообще?»

Сёма посмотрел в голубое небо и вдруг вспомнил слова Скорпиона.

«Я просто один из Совета».