Текст книги ""Фантастика 2025-173". Компиляция. Книги 1-19 (СИ)"

Автор книги: Пальмира Керлис

Часть четвёртая: «Окраины». Глава 6: Пытки памяти-2

Скорпион.

Скорпион закричал:

– Довольно! Хватит! Не хочу видеть Лилит! Зачем мне её память?

Фигура Меченого появилась, прервав видение. Брат спросил тихо, но вкрадчиво:

– Не хочешь видеть мать, отец не открывается, брату не веришь. Может, на деда глянешь?

– Деда?

– Старший бог Световит.

Сергий замолчал, словно взвешивая любопытство и осторожность.

– Семья так просто не отстанет, поверь мне на слово, – улыбнулся Меченый. – Мы всё делали только ради твоей безопасности. Ты должен это понять.

– Безопасность? О чём ты?! Вы бросили меня! А мне наплели легенду о автокатастрофе.

– Ой ли?

Ещё одним ударом пробрало всё тело Скорпиона. Новое видение захватило сознание.

* * *

Световит поставил ногу на валун. Взгляд устремился до самого виднокрая. Благо с холма видно весь дивный Сад от самого начала у подножий одиноких гор, до соседних скал, которые лежали на самом закате. Не мало, но и не много. Двоим может показаться бесконечностью, но только если оба не видят дальше собственного носа.

По округе же Сад словно находится в резервации. Сотворённая Велесом ложбина посреди многих дней пустыни впечатляла, но имела ограждения. Оазис посреди вечного зноя с густой растительностью и подземными ключами чистейшей воды впечатлял, но он же просто сборочный цех новых людей.

Старые люди, что из четырех родов старших богов, Велеса уже не устраивали. Он решил дать новым душам ход и создал охраняемую территорию, куда никого не пускал. Немногим доводилось любоваться красотами Сада внутри. Лишь собственным прислужникам – гелам. Что в отличие от легов, воли своей не имели и предпочитали служить кому-то, но не действовать самостоятельно.

Глаза Световита зацепились за две фигуры, понуро идущие прочь из Сада. Только что двое человекоподобных существ выдворили прочь новосотворённых людей и загородили вход в резервацию. В руках у стражей были огромные бронзовые мечи. Блестели они так, что, казалось – пылают огнём. Но по сути лишь отражают свет бликов солнца.

«За что выгнали тех двоих? Заступники?» – подумал Световит и замер в ожидании.

Всё равно рано или поздно придут на эту возвышенность осмотреться. К пику ведёт одна дорога. Ещё дети об этом говорили, побывав в гостях у Велеса. Ох и поскитались по миру за пределами пра-континента Родослав и Миромир. Знают многие места. А идти навстречу, убивать бугаев и ломиться в Сад силой, смысла нет. Нет и причины.

«Но за что же наказали тех людей? Бредут так понуро».

Время шло, а изгнанники не торопились покидать окраин дивного оазиса. Сидели напротив единственного входа, словно ожидали милости или прощения. Но хозяин этого оазиса выходить не торопился.

Световит знал, что Велес не умеет прощать. Таков пришлый бог. Волна новых богов с открытием Врат принесла многих богов земле, да не всех на пользу. Люди взывали к самым воинственным из них. Неистовость и кровожадность нужна в борьбе с демонами. Так появились боги-демоноборцы: Перун, Тор, Один, Иштар, Ассур, Арес, Жива и многие другие. А также их дети-полубоги и их ученики-последователи.

Велес среди всей воинственной братии был как бельмо в глазу. Вместо того, чтобы помогать людям расширять сферу влияния за пределами пра-континента, закрепляться на землях демонов новыми форпостами, расширяя ареол людского обитания, он всматривался в самих людей, устраивая не понятные прочим богам эксперименты с контейнерами-телами.

«Велес ждёт покаяния своих созданий? Или просто горд признать ошибку? К чему ему этот цех? Почему ушёл с цветущего севера на знойный и дикий юг? Что ищет отшельником среди пустынь?».

Световиту прискучило торчать на камне, как высеченной песками и ветрами каменной статуи. Поправив огромных размеров лук за спиной с полным тулом калёных самонаводящихся стрел с белым оперением, уверенным шагом направился он в ложбину.

Первым его заметил изгнанный мужчина. Привстал и сделал пару шагов навстречу, всматриваясь в незнакомца так, словно увидел самое небывалое чудо на свете.

Световит хоть и был старым богом, посланным одним из первых четверых на преобразование хиреющего конгломерата, но к чуду себя не причислял. Нагляделся чудес под завязку. В мире творений Рода удивительного столько, что восхищаться разучился ещё в первые века после рождения в далёком мире. Отсюда не видно.

Старший бог замер в десяти шагах от мужчины, давая ему время, чтобы привык, успокоился. Угрозы от него никакой. А то, что лук за спиной, так этим, в саду, это оружие ещё не ведомо. Вряд ли догадаются. Тем более, что это не простой лук.

– Кто вы и за что вас выгнали? – первым подал голос старший бог, наскучив и от молчания собранных людей.

– Я – Адам, а это моя… Ева, – ответил с запинкой Адам, – мы… ммм… прозрели… вот и выгнали.

Световит зевнул, потеряв интерес к изгнанникам и Саду в целом. Теперь понятно. Велес действительно мнит себя ещё одним великим конструктором, который, стремясь превзойти Творца, слепил с исходника людей, добавил что-то от себя, но не смог воспитать.

Сколько таких попыток модернизации людей Световит уже видел за свою бессмертную жизнь? Роду всё равно, где выбирают души свои воплощения. Контейнеры могут представлять и посредники. Вот новые боги и пользуются благосклонностью родового эгрегора, ограждаясь в своих экспериментах от всего мира, объявляя себя избранными, единственными богами всего сущего. Забывая добавить, что единственные они лишь для тех, кого собирают.

«Младшие демиурги порой смешны в своих стремлениях превзойти старших».

Старший бог повернулся и зашагал прочь. Резкий окрик заставил остановиться:

– Погоди, в мире ведь есть ещё люди? Змей был прав?

Световит хмыкнул. Почему Наместник предпочитает этот образ? Образ змея несёт людям прозрение. Хитрая и подлая тварь везде норовит залезть первой. Его видят в святилищах пра-континента. Она мелькает в храмах подле форпостов. Чем дальше расселение по землям Рассеивания, тем влияния Змия больше. Ох и достанется от нему Рас-сее. И Рас-сеяным.

Сухо ответил старший бог:

– Ты даже не представляешь, сколько в мире вариантов людей. Одни приходят, другие уходят. А сколько ещё будет? Одних задумок сотни тысяч. От подручных материалов, до выращивания из разных зверей и даже неодушевленных предметов. Вот вас из чего сделали?

– Глины.

– Что ж, лучше, чем компост. Но в смешении крови своей с прочими людьми не принесёте миру ничего хорошего. Ибо без обжига глина есть грязь земли.

– Но в чём наша вина? – спросила рыжая женщина.

Старший бог остановился.

– Ни в чём. Вас такими создали. Ваш бог, не особо раздумывающий о последствиях, не видит дальше своего носа. А земля эта запылает в огне и будете эту глину обжигать, не видя другого выхода, кроме войны.

И зачем об этом рассказал человеку? Всё равно в своей одномерности дальше глаз никогда не узрит. Может быть, и заслужил только такой резервации в Саду, ничем не отличаясь от растений или животных его?

«Но глина?! Велес, ты не нашёл ничего другого? О, неясный конгломерат возможностей. Как понять тебя единственно верно?»

– Ты бог? – донеслось от чернявого мужика.

Световит резко развернулся, обронил:

– У тебя остался всего лишь один вопрос, и ты меня больше не увидишь. Ни ты, ни твоя… Ева. Да, я бог, сын Рода. Богов много. Как много в мире сил творящих и сокрушающих. Но творение преобладает над разрушением, ибо таков путь Рода творящего.

Адам погрузился в раздумья. Это новое ощущение, которое обрёл едва ли пару часов назад, словно выкидывало его из тела. До этого словно и не жил вовсе. Так, существовал кусками земли под ногами, которую подобрали и слепили в нечто человекоподобное с большим спросом. Большим, чем с глины. Сегодняшний день принёс столько сюрпризов, сколько не давала вся жизнь с момента сотворения.

Наконец, прозвучал его вопрос:

– Прошу тебя, скажи мне, что у тебя за плечами?

На лице светлого бога заиграла понимающая усмешка.

«Для глины неплохо. Совсем не плохо интересоваться новым. Но почему сразу оружием?»

– Ты вроде бы и не вопрос задал, а нашёл способ выжить в час голода, в самый трудный час, когда начнёшь постигать реальный мир, начнёшь ты трудиться и работать. А за работой станешь лучше. Ибо работать будет не только твоё тело, но и разум. И с разумом своим достигнешь успеха.

Световит снял лук с плеча, протянул с разъяснениями, показал тул, полный стрел, наконец, наложил стрелу на тетиву из жил тура, поискал взглядом цель. Единственной целью были те самые двое застывших стражей-гелов у врат.

Конечно, стрелами с самонаведением целиться не нужно было. Но старший бог не активировал артефакта. Светлый бог, не раздумывая, пустил стрелу, как обычный лучник. Даже без теплового целеуказания она захватила локон волос стражей, угодив выше макушки.

Суровый страж лишь перевёл взгляд вверх, силясь посмотреть себе на макушку, но ничего не получилось. Со вздохом опустил глаза, покрепче сжимая свой бронзовый меч. Тот даже поблек.

– На, попробуй, – обронил Световит и протянул лук Адаму. – Только не целься в этих. Убивать ты не будешь, но научаться твои дети.

– Почему?

– Дети всегда прогрессивнее родителей, а сейчас такие времена пойдут; реки крови, всё в огне, потопе, смутные времена на тьму веков и так… пока не прозреете, что глина ваша была смешена с кровью и эту кровь не выпарите под веянием новых богов и новых эпох.

Адам пустил стрелу высоко в небо, пристально рассматривая, как оперённая палка улетает за пределы сада прочь в горы на свободу из душной резервации. Прочь из «рая» навстречу небу.

– А скоро прозреем-то? – задал вопрос Адам, на который уже не мог получить ответа.

Но ответ ему и не требовался. Потому Световит уходил вдаль, навстречу новым землям, не оборачиваясь. Он дал шанс глине выжить и показать Велесу на его ошибки.

Дело за ними…

Скорпион закричал. Отчаянно и безнадёжно.

Но брат больше не появлялся.

Одиночество разума плотно обхватило со всех сторон.

Часть четвёртая: «Окраины». Глава 7: Пытки памяти-3

Скорпион.

Солнце палило нещадно. По лицу Дедала ручьём стекал пот. Цельный медный молот то и дело взвивался в небо и с сухим стуком вонзался в места деревянных креплений, затягивая путы туже и туже.

За спиной возникла тень, в один миг закрывшая солнце. Задорный юношеский голос ликующе вопросил:

– Чем на этот раз маешься, отец? Там мать лаваш испекла, обедать зовёт.

Дедал устало стряхнул пот с лица, широкая улыбка отразилась на солнце:

– Не до еды, сын. Они готовы…

Икар склонился над новым изобретением отца. Он де всегда мастерит, весь день стучит молотками, пилит. Непонятными чертежами завалил весь дом. Вместо того чтобы пить вино в компании утончённых патрициев-философов и младых дев, занимается весьма бесполезными делами.

«Ведь далеко не плебей, и не беден. Ан нет же, мается всякой бредятиной, словно и не эллин совсем. Ну что за отца мне послали боги? Одно радует – заберут безумца к себе быстрее. Так что наследство останется прежде, чем дорогостоящие опыты истратят всё до последней монеты».

Новое изобретение представляло собой конструкцию из сшитой толстыми нитями телячьей кожи, веревок, деревянных рычагов, нелепых гусиных перьев. Всё это странно пахло и держалось, смазанное, обожжённое, даже склеенное пахучей смесью.

– Кто или что готовы, отец? – спросил Икар уже более заинтересованно.

Дедал с хрустом разогнул спину и встал во весь рост, щурясь от яркого солнца. Прогремел в ответ так, что его слова понеслись вдаль над ущельем, у края которого творил своё детище:

– Крылья готовы, сын! Крылья!

– Крылья? – переспросил Икар и застыл, прошептал едва слышно вновь. – Крылья?

Дедал рассмеялся, обхватил сына за плечи и возбуждённо затряс, взвихрил ему волосы, горячо заговорил, словно в бреду:

– Сбылась мечта, сбылась!

– Мечта?

– Да, мечта! Теперь и человек может… – Дедал прервался на полуслове, разглядывая небо.

– Что может? – не понял сын.

– Ты разве ещё не понял? Теперь и человек может летать! Совсем как птица.

Икар отстранился, хмыкнул:

– Отец, я понимаю… солнце… Но не до такой же степени! Ты же разумный человек… Был по крайней мере… В детстве… Мама рассказывала.

Дедал метнул глазами молнии, обронил:

– Смотри же, невежда! Человек может всё!

Он подхватил свою громоздкую конструкцию – но она оказалась совсем лёгкой – и, вдев руки в «крылья», в один миг стал похож на большую белую птицу. Солнечные блики на перьях только добавили этого ощущения. Ноги понесли к обрыву, отчего у Икара сердце в панике застучало гораздо быстрее.

«Ведь разобьётся, старый дурень!».

Но седеющий отец лишь усмехнулся и сделал шаг.

Шаг в бездну.

Икар запоздало бросился к обрыву. Сердце кануло в пропасть вместе с отцом. Заорал, как раненый зверь:

– Отец!!! НЕТ!!!

Большое белое взметнулось из пропасти ничуть не медленнее коршуна, который преследует добычу. Икар отшатнулся и шлёпнулся на пятую точку, нелепо раскрывая рот, как будто узрел перед собой явление Зевса в образе облака.

«А отец-то… летит! Точнее парит над землёю, как птица, взлетает под вихрями тёплого воздуха, что наполняют его нелепую конструкцию и тянут ввысь, в небо. У него получилось!».

Икару и самому всегда хотелось верить в успехи безнадёжных дел отца, но строгий взгляд матери, пересуды соседей, говор прохожих, жителей, посторонних, всех, всех, всех…

«И где теперь эти все? Кто теперь посмеет сказать про его отца, что он безумец? Это они все слепые безумцы серой жизни, а его отец – ОТЕЦ! – гений!».

Глаза Икара неотрывно следили за полётом крыльев, за взмахами широких дланей и за счастливейшим на всем белом свете взгляде отца.

«У него получилось!».

Дедал сделал ещё один пируэт над ущельем и его ноги коснулись выступа скалы. Приземлился с грациозностью птицы. Икар еле дождался, пока отец сбросит крылья, чтобы крепко обнять его и сказать эти самые слова: «Я верил в тебя, отец!».

– Ты взлетел выше неба, выше солнца, – восхищался Икар.

– Никогда не теряй надежду. Человек может почти всё! – кричал довольный отец…

Они шли домой ужинать, неся конструкцию вместе, вдвоём. Теперь сын не станет слушать пересуды серых людей, этой нелепой массы, тех, кто плохо отзывался о его отце, ибо сам видел полёт. Видел своими собственными глазами. Никакие силы не заставят его ещё раз усомниться в родителе.

– Икар, я парил под облаками, но никак не выше неба и тем более солнца. Понимаешь, если подняться выше облаков, то яркое солнце растопит смесь воска и стропила ослабнут. Рычаги слишком сильно передавят кожу, и она порвётся. Встречным ветром крылья разметает, и скалы поглотят дерзнувшего. Навсегда. Ни в коем случае не поднимайся выше!

Икар словно не слышал. Он витал в облаках, как минуты назад его отец.

«Подумать только, отец был совсем как птица».

На следующий день, едва взошло солнце, отец с сыном вновь стояли у обрыва скалы. Дедал проверил и перепроверил все крепления и вновь устремился в полёт над бездной, что захватывает дух даже больше, чем сеча с варварами в молодости на услужении в армии.

Дедал парил над землей, забыв обо всём. Иногда возвращался вновь на скалу, чтобы ещё раз проверить крепления и… ещё раз узреть грустные глаза сына. Тот тоже хотел покорить небо, как отец, тоже хотел узреть землю, что развернётся перед глазами как на ладони.

«Но ведь он так молод, обязательно устремится ввысь, к солнцу. Не стерпит».

Чаша весов качалась из стороны в сторону, как мерило Фемиды.

К полудню Дедал не стерпел. Отцовское сердце дрогнуло. Протянул крылья сыну.

Радости Икара не было предела, выученными движениями мигом облачился в конструкцию, сердце застучало часто-часто. Быстрее, чтобы отец не передумал, поспешил к пропасти.

Слова Дедала догнали уже при прыжке:

– Будь осторожен, сын. Молю тебя, помни о солнце.

Длань ветра устремилась навстречу, подхватила, позволила расправить крылья. Икар что есть мочи заработал руками, страшась не упасть в бездну. Восходящие потоки приветливо подхватили, помогли стараниям, взмыли в небо. Икар закричал, но не от испуга, от восторга. Отец остался позади, превратившись в маленькую песчинку, в точку. Юноша увидел своё селение, близлежащие земли, дорогу к городу. Всё уменьшалось и отдалялось.

– О боги! Как право дивно! – раздавались слова восторга из его уст.

Он поднимался всё выше и выше, душа и дух слились в едином порыве, устремляясь вперёд, ввысь, в бескрайнее небо. Только вперёд! Только вверх!

И вот уже до солнца рукой подать, протяни руку, и солнечный Гелиос распахнёт свои объятья, станешь богоподобным, узришь истину.

Разум сдался, руки заработали ещё интенсивнее, вздымая в облака. Он нырнул в облака, как нырял со скалы в лазурное море. Только это воздушное море невесомо, белые кучки расступаются, едва взмахнёшь крылом вблизи от них.

Икар возликовал. Он покорил небо! Боги примут его за равного!

«Гелиос, распахни свои объятья! Я иду!».

Облака резко оборвались. Он вынырнул прямо под палящие лучи бога солнца. Восковая смесь отца размякла и потекла, срывая крепления. Крыло надломилось от сильного взмаха, и рука выскользнула из крепления. Он камнем полетел навстречу лазурному морю, такому синему и жёсткому.

«Воистину, чем выше взлетаешь, тем сильнее падать. Прости меня, отец».

Старческое сердце не выдержало. Дедал сделал шаг в пропасть, едва увидел падение сына.

Шаг без крыльев.

Часть четвёртая: «Окраины». Глава 8: Заступница

Эстония.

Больница закрытого типа. Подземный этаж.

Ноябрь.

Мигая, загорелись белые лампы. Одинокие шаги прокатились по-тихому холодному помещению. Среднего роста женщина, с пронзительно-зелёными глазами и длинными чёрными волосами, собранными в пучок за плечами, включила свет и прошлась до металлических полок.

Она одета в элегантную кожаную одежду и облегающие сапоги. Её внимание направлено на металлические отсеки. Там, застёгнутые в мешки, ждали своего часа отжившие свой ресурс люди.

Среди десятка остывших тел, там лежал тот, кого выносила и вскормила, оставив по велению мужа своей собственной судьбе по достижению совершеннолетия. Мальчик должен был вырасти сам, в безвестности и без памяти о родителях, иначе охотники баланса перечеркнули бы его жизнь раньше, чем научился говорить. Умертвив материнские чувства ради спасения дитя, она согласилась на всё.

Всё ради сына. Но несколько дней назад ему исполнилось восемнадцать. И она устремилась на его поиски.

Мать ощущала, что сердце Сергия ещё бьётся. Медленно и редко, едва гоняя по венам остывающую кровь, оно всё же стучало. Отравленный разум наверняка выдавал Скорпиону жуткие картины. Переходить черту в таком состоянии – хуже всего. Душа теряется, не понимая, где морок, где явь и потом долго не может найти себя на том свете.

Умирать надо осознанно… Но сейчас не время умирать!

Перчатки упали под ноги. Рука, сорвав без видимых усилий нехитрый замок с зелёной печатью Нежити, потянула за выдвигашку. Печать взвилась в воздух, испаряясь ядовитым газом, светясь, как неоновый свет в лампах.

Эмиссар в тот же момент узнал должен был узнать о вскрытии, но печать под взглядом Лилит замёрзла, растворившись не до конца. Молекулы газа потяжелели, оборачиваясь водой. Затем потемнели и рухнули на тело Скорпиона сухими, грязными льдинками.

Его тело было холодным. Глаза открытыми. Зрачки заволокло чернотой. Белок отступил, теряя позиции под натиском яда. Только радужная оболочка ещё отдавала оттенком зелёного, но и она со временем темнела, сливаясь с общим фоном.

По щекам Лилит потекли слёзы. Безмолвные и тяжёлые, они достигали подбородка и обрушивались на холодную грудь сына. Мать разрывало на клочья при виде мучений младшего, но ещё больше её душил гнев: на себя, на ситуацию и обстоятельства, которые не позволили быть рядом.

Он никогда не слышал её голоса.

Пальцы чернявой девы коснулись предплечий. Под ладонями вспыхнул синий свет. Он потёк по пальцам и коснулся татуировок, пробуждая тотемы помимо воли обречённого хозяина. Крылья орла едва заметно шевельнулись. Голова повернулась в сторону женщины. Орёл приоткрыл клюв и снова застыл. Тотем скорпиона слабо поводил жалом и щёлкнул клешнёй. Пары ног медленно перебирали на месте, долго и тягуче, словно измазанные в мёде или в клее. Низший тотем жаждал вырваться из незримых оков, но хозяин безмолвствовал, энергии было слишком мало для автономной работы.

Лилит убрала руку от горла и приложила обе к скорпиону. Синий поток усилился вдвое, впитываясь в очернённую татуировкой кожу и вокруг неё. Скорпион радостно помахал клешнями и исчез с предплечья, словно татуировщик в шестилетие Сергия забыл нанести рисунок на кожу.

Теперь тотему хватало энергии, чтобы начать действовать, и он принялся за работу.

Темноволосая вернула руки к груди. Один из ногтей увеличился в размерах и стал не тупее новой бритвы. Неглубокий разрез вдоль ребра в районе сердца сына получился моментальным. Тяжело и неохотно кровь, капля за каплей потекла вдоль рёбер, под спину, скапливаясь лужей на металлическом желобе-полки.

Лилит сделала второй разрез у себя на запястье. Быстрые капли от него потекли отпрыску на грудь. Красная кровь собралась небольшой лужицей и, против воли физических законов, потекла вверх, устремляясь к началу разреза.

Едва кровь Лилит коснулась края, чёрная кровь потекла из Сергия интенсивнее. Яд выходил, заменяясь кровью матери. Кровью первой созданной женщины.

Дева перестала дышать, слыша в полной тишине помещения морга стук собственного сердца и убыстряющийся стук сердца сына. Пришлось задушить на корню вскрик от радости. Возрадовалась, что белые губы сына наливаются алым и понемногу светлеют открытые глаза.

И без того истерзанный разум Скорпиона вдруг пополнился памятью крови матери. Вновь гены отца, потомка богов, смешались с памятью первой сотворённой. Рождённое и сотворённое смешалось в Скорпионе, переплетаясь с ядом Эмиссара. Маленький тотем судорожно активировал все резервы, меняя химический состав яда и разлагая на безопасные составляющие. Он боролся за тело изо всех сил.

За разум же боролся сам Скорпион.

* * *

Скорпион.

Алатырские горы (совр. Кавказ)

Очень давно.

Крик разорвал небо, взлетел до самых небес. Снова острый клюв вонзился в бок, разорвал кожу, словно ножом и добрался до печени. Тело пронзило болью, такой, что в глазах потемнело. Тело затрясло невыносимой дрожью, а сердце застучало часто-часто, разгоняя кровь в три раза быстрее.

Из разорванной раны горячим бурунчиком извергалась сама жизнь. Тяжёлые ручейки текли по животу, по бёдрам, ногам и обрушивались на землю, вновь впитываясь в раскалённую на солнцепёке пыль.

Прометей стиснул зубы. За десятилетия мучений научился кричать только в первый момент, когда проклятый клюв чёрного ворона разрывает кожу и вонзается в печень. В дальнейшем уже принимал эту нестерпимую боль, как должное, переживая приступы, как и жгучие лучи палящего Гелиоса.

Нестерпимый жар светила в союзе с крылатым приспешником Зевсом будут вечно пытать неразумного человека, дерзнувшего перечить богам.

Ворон поднял окровавленный клюв, посмотрел правым глазом в очи вечного узника, гаркнул хриплым нечеловеческим голосом:

– Отрекись от людей. Смысла же нет. За что страдаешь?

Прометей, как и сотни тысяч раз до этого, выжженными на солнце губами обронил:

– Прочь!

Ворон гаркнул в ответ по-своему, по-птичьи, то ли в очередной раз удивился человеческому упрямству, то ли решил, что перевоспитывать таких бесполезно. Широкие крылья взмыли вверх, оставляя далеко внизу среди скал и развалов камней вечного пленника судьбы.

Прометей вздохнул. По идее он должен был сейчас умереть от потери крови, но проклятье богов – бессмертие, не давало отправиться за грань, в царство Аида. Да хоть бы в сам Тартар, куда угодно.

И снова он ощутил, как края раны затягиваются, а на месте разорванной печени взрастает новая. Ещё чуть пожжёт и всё, что напоминает о ране, это засохшие, покрытые струпьями кровавые дорожки, да быстро высыхающая на солнце лужа, к которой прилетят орды мух.

Проклятье! Сейчас снова начнёт печь солнце. Так всегда: сначала поутру прилетает ворон, клюёт печень, просит отречься и улетает, тут же дело богов подхватывает солнце, а он, распятый на камне, привязанный могучими цепями, не может пошевелить ни ногой, ни рукой, лишь ощущает, как из тела выходит последняя влага, как медленно выгорают кожа, веки, как лопаются губы. А вездесущие мухи откладывают в нём свои личинки.

Так случается каждый день, до самого захода солнца. А после начнёт морозить. И будет трясти до самого рассвета. Перед зорькой, перед тем, как забыться тревожным сном на какие-то мгновения, он вновь станет прежним, полным сил. Тем самым юнцом, каким был, когда свирепые боги приковали к вечному камню. Это ощущение сил придёт на мгновение для напоминания того, что он потерял.

Да, он украл! Он вор. Украл у богов огонь. Не себе, всем людям, чтобы могли выйти из того замкнутого круга, что называлось тёмным временем. Речь шла не об огне, как таковом, он наделил частицей божественного огня каждого человека. В каждую душу его трудом попала божественная икра, зажглась и понесла людям свет. Свет для всех сотворённых людей, чтобы встали вровень с теми, кто был богами рождён.

Он совершил Поступок. Как наказание, каждый день обречён на вечные муки. Ни один человек не вправе прийти и освободить его, так как он страдает за всё человечество, которое перешло на следующую ступень развития. Вышло из животного царства, получив муки совести, стыда, раскаянья, чести… Обладая этим в полной мере, он, как предводитель нового человечества, никогда не откажется от правды и веры в свой Поступок. Потому что он, Прометей, подарил сотворенным людям огонь, одушевив их «глиняные тела».

Сознание плыло и мутилось. Палящие лучи безжалостно терзали кожу, щипали веки, резали глаза. В голове стоял гул, как от сотен тысяч молотов. Это кипящая кровь била в виски и молила о пощаде, о тени, и хоть о капле влаги… хотя бы капле.

Язык прилип к нёбу. Пленник почувствовал, что рот сможет открыть, только порвав губы, содрав кожу. Но не сжалится немилосердное солнце, не пошлёт небо дождя. В этом месте никогда нет дождя, он прикован на краю мира. Здесь даже пустынные кусты не растут, только камни и песок, что так же молят о влаге, как и он. Это заповедное место в Алатырских горах. Оно создано, чтобы показать, что упрямы боги. Но также существуют люди, которые не оступятся от своих слов и поступков даже на смертном одре.

На вечном смертном одре.

Сердце ударило в грудь с такой яростью, что Прометей впервые для себя вылетел из забытья, ощущая ранее невиданное чувство, давно забытое.

Капли жизненной влаги стекали по лицу. Он уже и забыл, как ощущается влага. Кожа яростно принялась впитывать в себя всё, что стекало по голове, по лицу, по длинным, выжженным локонам волос. Обоняние выхватило запах воды ещё раньше…

«Вода? Но откуда вода?»

Он заставил себя открыть глаза, тем более что смоченные веки позволили это сделать без сухого треска.

Перед глазами плыло, блики солнца играли на камнях вокруг. Могучая длань прикрыла глаза от солнца, позволяя увидеть перед собой фигуру. Это был не проклятый ворон. Боги? Нет, те никогда не снизойдут до него. Кто же? Смоченные губы попытались проронить хоть слово, но получился лишь сухой кашель.

– Не спеши, Прометей, – могучий голос рослого мужа, уверенный и дерзкий, разрезал пустоту, что длилась вот уже сколько десятилетий. – Не спеши. Позади вечность и вечность впереди.

Глаза теперь уже чётко и ясно выловили перед собой фигуру могучего, перевитого мышцами мужика в пятнистой шкуре-безрукавке. Он милосердно заслонял его от солнца своей могучей статью и, о счастье, поливал его с ног до головы самым драгоценным сокровищем, что есть на свете – водой!

Широкий, объёмный, кожаный бурдюк изливал на пленника солнца капли за каплями.

– Кто ты, дерзнувший противиться воли богам? Уходи, пока они не покарали тебя, как и меня, – услышал Прометей свой голос.

– В последнее время меня называют Заряном. Некоторые Гераклом. Иные Геркулесом. Но истинного имени у меня нет. Я Меченый. Что мне до этих богов? Я сам по себе. Богатыри и герои рождены на земле, чтобы попирать волю богов. Это мы чаще помогаем прочим людям, освобождая мир от чудищ и творимого ими зла, а не они.

– Уходи пока не поздно, безумный. Я бесконечно благодарен тебе за миг, без мучений, но молю тебя, спасай себя.

Бурдюк опустел. Меченый небрежно отбросил его в пыль земли, обхватил одну из десятка цепей, которые сковывали Прометея и, напрягаясь, обронил:

– Ничто не вечно, Прометей. Даже боги – лишь мгновение для Творца. Но каждый из нас немного творец, потому – меняемся.

Цепь напряглась до предела. Руки опоясали змеи. Они вздулись под кожей, Меченый судьбой зарычал. И рык этот прокатился над выжженными безымянными землями, словно громом после молнии. Звено цепи лопнуло. За нем другое. Раскалённый небесный металл пал под ноги.

Прометей рухнул на колени, ноги подкосились. Впервые за долгие годы? Десятилетия? Века? Впервые увидел свои истерзанные солнцем руки, выщербленные ладони, багровые следы-выемки от цепей.

– Ты свободен, Прометей. Деяния богов не вечны. Недолго им тешиться мнимым могуществом, – сказал он и сильные руки помогли встать, подняли на затёкшие ноги и держали так, пока не ощутил, что сможет стоять сам, без поддержки и опоры.

Прометей ощущал, как оживает тело, как наполняется новыми ощущениями душа, та самая искра жизни, что подарил всем, теперь ярко горела и в нём. Он уже почти поверил, что действительно свободен, почти… Но тут в небе выросла чёрная точка, приблизилась. Это летел тот самый ворон, проклятый посланник богов. Летел, чтобы расквитаться с двуногим, дерзнувшим освободить обречённого на муки.

Прометей тяжело вздохнул, прошептал спасителю:

– Всё равно благодарю тебя за все твои старания. Пусть небо будет свидетелем, во веки веков тебя не забуду.

– Деяния богов не вечны, – повторил Меченый, поднимая с земли огромных размеров дубину и поворачиваясь к незваному гостю лицом. – Но твой дар останется с людьми навсегда. Ты уровнял богорожденных и богосотворённых. Теперь у всех есть потенциал. И хотят они того или нет, должны развивать в себе огонь творения. Потомки старых богов и новых богов будут смотреть на новые племена как на равных. Жалкая птица этому никак не помешает.

Меченый провертелся на месте и метнул дубину. Ему не нужно было зрение, чтобы видеть цель. Он слишком долго жил без него и научился определять мир по звуку.

Пал подбитый ворон. И небо узрело, как старые боги в тот день отступились от своих слов…

Скорпион, кидаемый по прошлому, устало вздохнул.

Похоже, его семья отметилась во всех мифах и легендах. Но одно Скорпион понял точно – Меченый его сводный брат.