Текст книги ""Фантастика 2025-173". Компиляция. Книги 1-19 (СИ)"

Автор книги: Пальмира Керлис

Существа исчезли так же быстро, как появились, словно были всего лишь фантомами, голограммами, которые создал синеглазый из своих воспоминаний.

Родослав придвинулся ближе, хватая Харламова за ворот рубашки. Синие глаза поймали взгляд.

– Но прогресс есть. Ибо когда я встретил одного из них в первый раз, этих единиц было ПЯТЬ. Так что за тысячи лет я делал не только ошибки. Надеюсь, мой сын поймёт остальное. И его окружение должно направлять его в том случае, если начнёт делать ошибки. На ошибки больше нет времени. Понятно?

– Понятно, – ответил поражённый Даниил. – Хотя, нет. Пока не совсем понятно.

– Посмотри в ту тень в кратере.

– Тень? Я не вижу.

Родослав коснулся пальцем лба Харламова и тот увидел дальше. В тени кратера показался странный продолговатый предмет правильной формы. Он на несколько километров вылезал из кратера, напоминая то ли монумент, то ли взлётно-посадочную полосу. И походило на то, что это была только верхушка строения, так как кратер должен быть глубоким.

– Это что? Чьё? Их аэродром?

– Увидел, – довольно кивнул Родослав. – Аэродром? Не думаю. С луны можно стартовать стрелой в небо без разбега. Гравитация здесь такова, что если я тебе дам минимальные накладные крылья, те реально будешь летать. Вся проблема в том, что летать надо в защищённом от радиации и перепадов температур месте. Так что убогие умы уже планируют возводить купола с парками-аттракционов. То есть человек то на землю прилетит, но сознание останется прежним. Он будет строить здесь те же отели-бордели, закусочные-рюмочные, и… это опасно. Опасно выпускать с Альма-матер тех, кто к изменениям сознания не готов. Космос поглотит их скудные умы. Ведь самое страшное для многих – это заглянуть в себя. Остаться наедине с собой. Представь, что на тебя перестали влиять привычные волны и шепчет сама потенциальная пустота.

– Тогда что это?

– Приглядись. Конус стеклянный. Оранжерея. Не для цветов, естественно. Там база, входы во внутренние пустоты. Но мне на неё доступ закрыт. Один на прорыв не полезу.

– Возьми нас.

– Я надеюсь на ваше ускоренное развитие. Мне нужно прикрытие. Но пока – нет.

– Мы…оправдаем, – выдавил из себя Харламов.– Мне не нужно больше пиво и эта возня с цветными революциями. Я хочу знать больше. Я хочу… развиваться.

– Буду надеяться, – улыбнулся полубог.

Лунный пейзаж пропал. Даниил снова сидел за пустым столиком. Реальность мгновения назад и реальность сейчас различалась только тем, что вместо пива на столе стоял сок и в голове вместо приятной лености стоял до боли трезвый факт – не привиделось. Не уснул. Не бредил.

– Дети должны превосходить своих родителей, – прошептал потрясённый Харламов и потянулся к одной из двух кнопок передатчика связи с группой.

Операция с возмездием отменялась. Предстояло обдумать более важные вещи. Конечно, предполагал, что из войнушек вырос, но, чтобы настолько, что в космос потянуло – нет.

Даня обхватил стакан и долго пил вкусный сок, понимая, что Скорпиону по возвращению придётся многое объяснить. Но некоторые вещи можно сделать самому. Например, изучить «комические» вопросы с научной точки зрения.

Часть третья: «Дружеские размышления». Глава 10: Ткань рода

Франция.

Ресторан на Эйфелевой башне.

Ресторан на пике парижских высот пустовал. Лифт больше не поднимал вверх туристов, не спускал вниз. Люди: городские, приезжие, туристы и иногородние, полиция и технический обслуживающий персонал перестали бродить возле исторической груды металла, собранного для Парижской выставки в 1889 году. Первоначально арочное строение задумывалась как временное сооружение, но грозило вечернему небу уже второй век к ряду.

Несмотря на величественные размеры в более чем 300 метров, что постоянно менялся за счёт новых антенн за свою историю, общий вес задумки Густава Эйфеля не превышал десяти тысяч тонн, а башня оказывала давление за землю, равное давлению сидящего на стуле человека. Если же весь металл башни переплавить в единый блок, он занял бы площадь всего лишь 25 на 5 метров и оказался бы всего 6 сантиметров в высоту. Но при современных технологиях потребовалось бы гораздо меньше металла на аналогичную конструкцию.

Пустовала и площадь у вышки, которую сначала приспособили для трансляции волн военные, а затем избрали символом Парижа мирные жители. Лишь немногие прохожие, словно преодолевая себя, ходили по окраине Трокадеро, словно вокруг силового поля.

В ресторане не было и прислуги. Но на следующий день люди этого не вспомнят. Головы заполнят обычные для жителей города воспоминания, свойственные тем, кто посетил Елисейские поля впервые. Или бывал здесь неоднократно.

Такова воля Хранителей и Наблюдателей.

Рыжий и кареглазый богатырь, кого в разные времена называли Локки, Вий, Шайтан, Богоборец, Святой отшельник, Магог, Сет и просто Наваждение, на самом деле носил с рождения имя Миромир. И был он сыном Световита, внуком Рода, и братом-двойняшкой Родослава.

Братья, рождённые как смертные, жили душа в душу много веков, но затем, во времени своего становления, приобрели в союзники богов Раздора, Смуты и Противоречий.

С тех пор мир не знал больших противников, чем дети Световита. Объединялись они только в крайних случаях. Одним из таких случаев было рождение сына Миромира сто двадцать веков назад, когда многие боги объединились, чтобы противостоять явлению воплощённого зла.

– У моего сына не было таких союзников ближайшие несколько веков с рождения, – пророкотал рыжий, пробуя на вкус вино, разлитое ещё до рождения Иешуа. Буркнул недовольно. – Что за гадость? Вот был у Диониса помощник с грибком на ногах. Вот когда этот мужичок чахленький топтал виноград, потом за вином все цари в очередь становились. Эх, было времечко, синеглазый. А сейчас что? Одна видимость жизни. А наполненность где?

Родослав вздохнул, потягивая горячий сбитень с черникой, ответил:

– Дионис был на чудо дивным архитектором. Он мог воздвигнуть для мира что-нибудь затмившее Колосс и Александрийский Маяк, но твои беседы «в жизни надо всё попробовать», привели его к вечному веселью. И скольких потом в этом убедил он? А скольких продолжают убеждать его последователи? Слова твоя обернулись ядом для его души. Проникли грибком, который вывести молодой разум уже не смог.

– Да ладно, не бурчи. Я что ли кристалл атлантов активировал? Знатно волна пошла. До сих пор аукается. Но больше помню, как ты Гитлера не пустил на смотровую площадку, чтобы на захваченный Париж посмотреть. Что ты тогда сделал с этим лифтом в башне?

– Извлёк один механизм.

– Всего один? И весь арийский гений не мог разобраться за четыре года, что это за винтик?

Рыжий полубог развёл руками, задевая блюдо с вымоченной в вине крольчатиной. Но до пола оно не долетело, плавно вернувшись на место со всем своим содержимым.

Чего добру пропадать?

– Часто всего одной детали не хватает, чтобы перестал работать выверенный механизм! – напомнил синеглазый, оставляя сбитень и принимаясь за греческий салат.

– Ты ещё про Садом и Гоморру вспомни. Как тебя Велес развёл на подработку? – засмеялся Миромир, всё так же поминая прошлое.

От смеха полубога вибрировало помещение, вибрация проходила по всей башне.

– Велес – двуликий Янус похлеще тебя. С тобой можно спорить бесконечно. Но не у моего сына до сих пор имени нет, – ответил Родослав, убирая вибрации.

Светловолосый полубог замысел Густава Эйфеля любил. Потому Гитлер в своё время передумал подрывать знамя Франции, «преисполненный благими помыслами о величии культурного наследия».

– Ещё не время, – буркнул рыжий. – Повзрослеет.

– А когда время? – развёл руками теперь уже Родослав. – Союзников мало об руку ходило? Да, Меченый долго был один. Зато потом? Иштар, Арес, Перун, Велиал. Мало что ли? – перечислил и вопросил синеглазый.

– Половины в живых давно нет! – напомнил рыжий. – Значит не те побратимы были, чтобы имя достойное дать. Но не ты ли их почти всех под нож пустил?

– А что делать? Я должен был смотреть, как они сжигают все «посевы»?

– Никто и не надеялся, что все переживут. Но тех, кто выжил, вполне хватило на обновление.

– Я своего племянника не трогал, – снова напомнил Родослав. – Разве тронешь ты своего?

Миромир посмотрел на залитые жиром пальцы, перевёл тяжёлый взгляд на брата, ответил медленно и с расстановкой:

– Когда же ты скажешь ему о родстве? Когда объяснишь дитятке, почему поставил этот эксперимент с выживанием?

– Когда будет готов, – сухо ответил Родослав.– Предыдущая наша беседа едва не лишила его жизни. Я едва успел его из Пустот достать. Додумался тоже – залез туда с головой. Спрятался, как в каморку. Да не знал, что замок запирается по эту сторону мира. Ещё и друга затащил.

– Скажи мне, брат, в ком больше гнева к детям? – поднял брови кареглазый. – Неужто во мне? Или не решишься сказать, как есть? Правда сама всплывёт, знаешь. Не закопать её, не сжечь и по ветру не развеять.

– Когда схлынет первый порыв, расскажу, – ответил Родослав, готовый к этому вопросу. – Или, когда покажется мать, тогда и скажу.

– Да, чёрт возьми. Покажется. Она всегда появляется в самое время, – улыбнулся рыжий. – А детишки наши похожи. Оба в мать: чернявые, зеленоглазые. Жаль, им не досталась стать наших плеч. Не бывать им нашего роста. Жаль. Верно, говорят – мельчает народ. Наши правнуки будут ещё слабее? Деды таких скоро в карман положат, спать лягут, да так и забудут.

– Что тебе рост? Мне бы только тех внуков дождаться, уж я бы их в обиду не дал, – вздохнул светловолосый полубог. – Не знаю, как часто заводил потомство наш вседед, отец точно сотни тысяч лет, мы десятки тысяч, а сколько понадобиться нашим детям? Если сила передаётся с такой скоростью, мир будет трясти. А ты о росте думаешь. О делах думай!

– Зачем? – резко обронил рыжий.

– Что зачем?

– Твой сын сломал Барьер и поставил снова, – напомнил брат событие последних месяцев, связанных с открытием паранорма Лады.

– Предпочитает развиваться по времени. Не скачет впереди того, что не понимает. Осознание своих сил без знаний контроля опасно. Зачем тебе новые Потрясения? Хороший мир, не Резервация Иноземья. Жалко терять.

– Он УЖЕ мог сидеть с нами!

– Твой тоже мог, но не стал. Молодежи скучно со стариками.

– Что поделать? У моего много работы, – пожал плечами Миромир. – На Лестницу Миров замахнулся. Не получится у него ничего.

– Ты лжёшь даже самому себе. Неудивительно, что твой сын перестал тебе доверять. Ты в него не веришь. Никогда не верил. И этот брат говорит мне про отцовство? А сам каков отец?

– Мой сын обратился за помощью к тебе, а не ко мне! Вот что меня больше гложет. Почему, когда ему нужна помощь, он взывает в дяде? А я по что ему? Иль не родной?

Башня снова завибрировала от новой порции гнева. Родослав повторно сконцентрировался на вибрации, убрал, обронил:

– Не я пытал его собственными руками, дурья ты башка!

Вибрация погасла так же резко, как началась.

– Пытать? Я хотел срезать эти отличительные знаки на всех уровнях, – взгляд Миромира притух, плечи поникли.

Гусиная печень, намазанная на зажаренное мясо редко встречающейся в природе двуносой собаки, перестала терзать аппетит полубога.

– Почему же не начал с себя? Или меня?

Родослав попытался припомнить, сколько раз они загоняли друг друга в угол, и оставался лишь последний удар. Но то сил не хватало добить, то понимание приходило раньше, что есть другие способы разрешения ситуаций. Выкручивались.

А может, дело всё же в родстве? Своя кровь, как-никак.

– Ты можешь обидеться, а я как-то… крови боюсь, – снова пожал плечами рыжий, как он делал, когда лгал.

С тем младший сын Световита опустил глаза, заливая подбородок соком с корочки мяса с намазанной на неё печенью.

– «Испанские сапоги», четвертование, колесование, гильотина, срезанные на солнце веки, снятие скальпа, набитая соломой шкура, крюки под рёбрами, сажание на кол, пылающие костры, демонократия… – сходу напомнил Родослав. – Ты, говоришь, крови боишься? Это твои изобретения. Не Сатаны.

– Не порть аппетит. Ты тоже был молодым. Кто старое помянет, тому бог Один одноглазый друг.

– А кто забудет, тот вовсе с Хароном дружит, – припомнил синеглазый их старый юмор, интерпретируя поговорку «кто старое помянет, тому глаз – вон. А кто забудет – тому оба», что пришла на смену «ворон ворону глаз не выклюет, а и выклюет, да не вытащит» через пару тысяч лет совместного сосуществования.

Рыжий жевал молча. Тогда Родослав продолжил:

– Твой сын поднял под знаком пятиконечной звездой огромные сверхдержавы, ослабляя нити воздействия. Твои и мои. И в этот момент ты проявляешь вдруг «отцовские чувства»? Обе империи рухнули. Одна официальна, вторая духовно.

– Ты не поддержал развитие ислама, не желая оставаться в Средневековье, развалил лунный культ, поделив надвое на пике взлета. Так почему в данный момент добиваешь Волохатого? Пусть себе скрывается среди людей.

Родослав приподнял бровь:

– Он встал с трона, но никуда не ушёл. И дело не в мышлении уровня Тёмных веков. Меня, как и Природу привлекает разнообразие видов, а не одно знамя. Сам знаешь, стоит одной религии, нации, идее, наконец, преобладать, став доминирующей, её тут же надо деактивировать, слив в одно целое со всеми прочими, разбавить. Тут же появляются дочерние ветви, иные толкователи, конфессии, умеренные последователи, радикальные, полные отрицальщики, тотальные фанатики. Всё вновь закручивается и ослабляет влияние, не ставя проблему выбора из одного пути. Так какой смысл в становлении единоверия? Творец позволяет выбирать. Мы не должны создавать одну прямую дорогу. В ад она приведёт, никуда более.

– Реформаторы будут всегда, но не десятками же тысяч мнений.

Родослав дожал, добивая:

– От тебя отвернулся собственный сын! Самый верный реформатор. Ты думаешь, я должен остервенело цепляться за прошлое?

– Он молод. Ты же никогда не отличался благоразумием, старший брат. Как говорится – в семье не без уродов. Жаль, что я среди вас самый умный и красивый. Теряетесь на фоне.

– Лилит не повезло, когда первым повстречала тебя.

– Это был едва ли не единственный случай, когда ей повезло, – тут же как обычно заспорил рыжий, как делал это тысячи лет к ряду.

– Выбравшись из подземелья, на кого только не наткнёшься, – пробурчал Родослав. – Шляются всякие, от ледника убегают. Так что, теперь за невезенье всю жизнь расплачиваться?

Миромир усмехнулся:

– Ты хочешь узнать, что она в это время ощущала? Я покажу тебе, дай руку.

Родослав, не успев отдёрнуть руки, покорился воле брата.

Часть третья: «Дружеские размышления». Глава 11: Перводева

Земли современной Палестины.

(В прошлом – «Палёный стан»).

Много лет назад.

Босые ступни шагали по жёсткой, прожжённой земным и неземным огнём, земле. Непокрытые ноги и плечи, познав ярое солнце и зной, должны обуглиться и сгореть, но зеленоглазая девушка с волосами мрачнее ночи, не замечала эти мелочи. Из ранга людей её вывели тьму лет назад. Взамен получила кое-какие способности по остаточному принципу.

Одиночки сильнее.

Лилит покинула земли ада. Впервые с момента добровольного изгнания она решила, что довольно. Семьсот с лишним лет она ждала встречи с любимым во тьме подземелья, пока срок его жизни на земле не истёк. Но Адам и Ева покинули землю в одно время. И Лилит за века добровольного заточения так и не решилась приблизиться к нему.

Ева рядом.

В один момент, едва Лилит увидела своего первого мужчину, сердце затрепетало, но едва разглядела ту, что рядом с ним, как в груди что-то надломилось. Сердце запросилось на волю. Прочь из подземного царства. К свету, на волю, к далёкому, молодому, новосотворённому после очередного падения миру. В дорогу, навстречу неизведанному.

Она впервые послушала себя, уйдя прочь из царства тьмы к свету.

Девушка была нага. Солнце немилосердно жгло молочную кожу. Долгое пребывание во тьме не лишило её зрения, но забрало живые краски кожи. И сейчас, словно возвращая долг за все годы, светило опаляло, покрывая красным налётом. К ночи остынет и оставит следы ожога – ровный загар.

Лилит брела по сухой земле в неизвестном направлении. В еде или сне она не нуждалась. Отвыкла от пищи. Ей казалось, что вообще ни в чём не нуждается. Её одиночество продлится до скончания времён. В мире больше нет людей. Кто смог бы скрасить её одиночество? Одиночка. Вся безразмерная земля отдана ей во владения. Только что с нею делать? С этой свободой.

– Эй, стой!

Лилит непроизвольно улыбнулась – снова её посещают бредни галлюцинаций, голоса, ведения. Сейчас начнётся хоровод голосов в голове. Вновь зазвучат шутки ангелов, обожающих подтрунивать над ней.

– Стой тебе говорю!

Девушка замерла, поражённая. Тело невольно взяло дрожью. Чья-то властная рука легла на плечо, уверенно повернула к себе. Слова были понятны. Человечество разговаривало на едином языке. Да и откуда взяться другому?

– Кто ты? И что делаешь нагой посреди этих негостеприимных земель?

Чернявая подняла глаза. На неё смотрели темно-коричневые зрачки. Глаза не зверя, но человека. Большого, рослого, плечистого. Но Лилит смотрела не на стать. Она зрела очи, силясь заглянуть в суть. Живые, с огнём, глаза живого человека топили в его глубоком внутреннем мире.

«Таких глаз не бывает!»

Гигант, на две головы выше Лилит, с локонами рыжих, как самое яркое пламя, волос, что лежали на плечах в суровом беспорядке, требовательно смотрел в глаза и ожидал ответа.

– Ты… – только и смогла вымолвить Лилит, потеряв дар речи.

– Я – Миромир, сын Световита, внук Рода. А кто ты?

Ноги зеленоокой подкосились, упала на колени, обхватив голову руками. Ей захотелось или избавиться от безжалостных галлюцинаций или забыться тяжёлым, беспробудным сном. Всё происходящее не могло происходить по определению.

«В мире же нет больше людей!? Адам, она, Ева, их дети, один из которых убил другого и прозябает в аду. Откуда взяться прочим? Или Ева грешила с ангелами или своими детьми? Тогда Адаму стоит о том знать! Зачем ему такая распутная женщина? Или он сам касался дочерей своих, чтобы продолжить род? Так быть тому роду стёртым с лица земли за кровосмешение. Пусть утонут все до последнего или сгорят в огне очищения и души и тела».

Мощные руки подхватили с лёгкостью. Гигант перекинул через плечо и бодро зашагал в одном ему известном направлении, здраво посчитав, что странная девица перегрелась на солнце и не сможет ответить ни на один вопрос, пока её не обдать водой и не положить в тень…

Лилит очнулась на мягких звериных шкурах, посреди прохладной пещеры. В углу сиротливо горел огонь. Послышалась мягкая поступь босых ног по каменному полу. В пещеру вбежал ещё один человек – ребёнок. Девочка с кипой хвороста для костра в руках. Она быстро покидала еду для костра в угол, побросала пару веток в пылающие огоньки. Не говоря и слова, лишь окинув быстрым, любопытным взглядом, рассмеялась и убежала прочь из пещеры.

Дева лежала на шкурах шокированная и потрясённая, перебирая целые горы хаотичных мыслей, что метались в голове быстрее ветра.

«Значит, каким-то чудом я не одна. Мой бог обманул меня? Не только нас он сотворил? Или есть и другие боги, что тоже людей творили?».

Слух уловил тяжёлую мужскую поступь. Миромир нарочно шлёпал по камням сшитой из плотной шкуры обувью, чтобы незнакомка вновь не упала в обморок, прежде чем он задаст хотя бы пару вопросов.

Но сначала подарок.

Миромир приблизил к глазам Лилит звериные шкуры, только странно обрезанные и перевитое воловьими жилами в местах соединений. Гигант склонился перед ней, громовой голос заставил вздрогнуть:

– Прошу тебя, одень. В нашем роду не престало ходить обнажённой. Даже дети носят одежду. Это дань тем временам, когда мы пришли с севера, отступая от ледника и диких морозов. Мои люди – самое южное племя, ушедшее дальше всех от льда и снега.

Голос Миромира звучал уверенно, твёрдо, но угрозы в себе не нёс.

Лилит протянула руки, принимая дар и вопрошая:

– Одежда?

– Да, одежда. Её носят вот так, – сказал мужчина и помог водрузить лоскуты на бёдра Лилит, добавил. – Женщины нашего племени одевают ещё и так.

И он повязал второй лоскут одежды на грудь Лилит, одергивая себя от мысли повалить эту дивную деву на шкуры и захватить в объятья. Всё-таки незнакомка – гость. А Покон, данный прародителями, явно говорит, что гостям в любом обиталище всё лучшее, кров и защиту. Разговор и прочее потом, когда говорить соизволят.

– Какая неудобная одежда. Зачем люди это носят? – обронила Лилит, поправляя повязки.

– Чтобы скрыть явное и пробуждать мысль о незримом, – ответил он. – Ничего, привыкнешь. Скажи же мне своё имя. Моё тебе известно.

– Я – Лилит, – сказала она и опустила глаза. Не могла пересилить себя долго смотреть в глаза этому могучему человеку. – Раньше думала, что на всём белом свете больше никого нет. Не осталось после изгнания… Но есть ты. И этот… маленький человек?

– Ребёнок, – сказал Миромир, широко улыбнулся, схватил Лилит за руку и повёл на свет из пещеры. – Да что я? Пойдём, я покажу тебе моё племя. Людей много. Только в нашем племени два десятка! Мы могучие войны, демоноборцы. Мы пережили войну богов. Мы сильные и умелые. И наш род вскоре будет топтать все известные земли. Мы – Бореи. Дети севера.

– Целых два раза по десять? – переспросила, потому что не поверила Лилит.

Для неё и трёх всегда было много.

– Были тысячи людей, Лилит. Десятки тысяч, но боги чистили мир от бремени прошлого, восстанавливая былое.

– Былое?

– Время, что себя не оправдало. Земля гневалась, забирая самых слабых, больных и глупых. Теперь же многие боги взяли разных людей под своё покровительство и велели множиться. Только мой клан без наставников. Я сам себе бог! Я – Миромир-богоборец!

Лилит вышла на свет и снова обомлела. На неё смотрели десятки пар глаз. Три женщины ножами, что словно из камня, кромсали кожу. Костяными иглами сшивали края в то, что они называли одеждой. Ещё двое занимались детьми. Младенцы, невероятно маленькие человечки, были на руках и завёрнуты в шкуры. Прочие дети делали первые шаги, другие, повзрослее, бегали по полянке друг за другом, играя и обучаясь жизни в безжалостном мире.

Лилит припомнила, что они с Адамом тоже когда-то были детьми, бегали по саду земли обетованной, не зная тревог и печалей. И никакой одежды на них не было. Потому что некому было сказать, что наги. А сами не знали запретов.

Черноволосая дева увидела и суровых, заросших бородой и волосами мужчин, колдующих над добычей у костра: двое стругали палку-жердь, ещё двое разделывали тушу неведомого Лилит животного. Хотя она думала, что в Саду видела всех животных в мире. Но мир оказался шире. И в нём столько всего удивительного.

Все на миг прекратили свои занятия, разглядывая её. Но только на время, чтобы поприветствовать гостью. Новая женщина в племени – залог жизни и процветания племени. А то, что сын бога и предводитель Миромир, держит её за руку, уже сказало больше, чем смогли бы объяснить вместе.

Она его.

Своей же станет сразу, как только отведает мяса у костра за общим очагом. Вкусивший еду с племенем, сам становится частью племени.

– Так есть… другие боги? – поняла Лилит.

– Конечно. Их много, – ответил Миромир, не так давно сразивший одного из них в бою.

Дева пустила слезу, обронив тихо:

– Как хорошо, что другие боги позаботились о сохранности рода человеческого. Но мой бог врал мне. Мы не одни. Ты… сразишь его, Миромир-Богоборец?

– Только если окажется так глуп, что встанет у нас на пути.

Дева улыбнулась и крепко обняла своего нового мужчину. Сердце затрепетало.

Одиночество Лилит подошло к концу.

* * *

Франция. Ресторан на Эйфелевой башне.

Десять секунд спустя.

Родослав подскочил, взбешённо отвешивая хлёсткую пощёчину брату. Голова Миромира, не ожидавшего удара, повернулась. На щеке вспыхнули кровавые рубцы, словно ладонь была из железа.

– Мне не нужны полные воспоминания! – заорал синеглазый. – Хочешь мыслями обменяться, так смотри лучше то, о чём хочет донести людям твой собственный сын!

Миромир оскалился и убрал порез, рванул в сторону, исчезая со стула и расплываясь по пространству.

Но ладонь брата коснулась его частиц, выбрасывая из сжатого пространства-времени и передавая смысловой пакет вдогонку.

Убежать полубогу не удалось.