Текст книги "Современный зарубежный детектив-14.Компиляция. Книги 1-22 (СИ)"
Автор книги: авторов Коллектив
Соавторы: Сьюзен Хилл,Жоэль Диккер,Себастьян Фитцек,Сара Даннаки,Стив Кавана,Джин Корелиц
сообщить о нарушении
Текущая страница: 111 (всего у книги 346 страниц)
Тремя неделями ранее
Эмма стояла на коленях в луже крови посреди гостиной, между камином и письменным столом, и была на удивление спокойна. Кровь вырвалась потоком, абсолютно неожиданно, несмотря на предшествующее хрипение и тяжелое дыхание.
Глубокий вздох, судорога верхних грудных мышц. Шум, как-будто тело на выдохе пытается избавиться от чего-то живого, – и потом Самсона вырвало прямо к ее ногам.
– Мой бедный, что же с тобой такое? – Она погладила его по голове и почувствовала, как он дрожит, словно ему так же холодно, как и ей самой.
Не прошло и получаса, как Филипп и Йорго уехали, а она за это время умудрилась во второй раз перевернуть весь дом в поисках посылки, которая действительно исчезла.
Но это невозможно!
Измотанная, со вспотевшей спиной, она как раз вернулась в гостиную из коридора, который еще раз обыскала. В отчаянии решила в последний раз посмотреть под ковриком Самсона: возможно, псу пришла в голову идея перетащить посылку к своему спальному месту. Но вместо посылки она обнаружила там Самсона в этом жалком состоянии.
– Самсон, ну же. Ты меня слышишь?
Пес снова начал задыхаться.
В обычных обстоятельствах Эмма испугалась бы до смерти и первым делом зажала бы рот руками, от страха, что не справится в такой критической ситуации. Но недавно принятый диазепам сгладил самые высокие волны страха, хотя полностью не устранил. Это как анестезия у зубного врача. Острые вспышки боли уже не ощущаются – только вездесущее тлеющее пламя, которое глубоко внутри только и ждет момента, чтобы заново вспыхнуть, едва действие укола ослабнет.
И что ей делать сейчас?
Она посмотрела на улицу. Буроголовая ворона села на голую магнолию и вроде подмигнула Эмме, но это, конечно, только показалось. По-прежнему шел густой снег. Эмма не могла разглядеть глаза птицы.
Ее подсознание подсказывало ей, что нужно делать.
– Ты должна выйти наружу!
– Нет! – громко возразила она, но практически не услышала своего голоса, потому что Самсона снова вырвало. На этот раз крови было меньше, но лучше от этого не стало.
– Да, ты и сама знаешь. Ты должна покинуть дом, Самсону нужна помощь!
– Ни за что. – Эмма помотала головой и подошла к столу, на котором лежал ее сотовый.
– И куда ты хочешь звонить?
– В экстренную ветеринарную службу, куда же еще?
– Уверена?
– Конечно, только взгляни на него.
Она посмотрела на Самсона.
– Понимаю, – продолжил голос у нее в голове, он напоминал ее собственный, только в какой-то заумной версии. – Кажется, ему осталось недолго. Ты действительно этого хочешь?
– Спасти его?
– Подвергнуть себя опасности, – ответил голос.
Как громом пораженная, Эмма замерла, ей потребовалось несколько секунд, чтобы переварить эти слова. Потом она снова положила телефон на стол.
– Ты прав.
«Я не могу никому позвонить».
Потому что одним звонком это не ограничится. Когда-то перед ее дверью возникнет незнакомец. Неизвестный ветеринар, которого придется впустить в дом, потому что не может же она в такой холод отправить Самсона для осмотра на улицу. А потом еще нужно будет поехать в ветеринарную клинику, потому что дома его не вылечить.
– Проклятье, – выругалась она.
Самсон тем временем уже лежал на боку, почти в позе эмбриона, и тяжело и быстро дышал. Бледный язык свисал из пасти, нос был практически сухим. Кровавая нить слюны тянулась с его черной губы до самого паркета.
– Что же с тобой такое?
«И что мне теперь делать?»
Она не могла впустить в дом незнакомца, только не в ее состоянии. Но единственная логичная альтернатива – покинуть дом – казалась не менее ужасной.
Эмма на секунду задумалась, не позвонить ли Филиппу, но тогда он точно может забыть о своем конгрессе, а она не хотела так с ним поступать.
Может, это просто вирус?
Эмма погладила Самсона по мягкой шерсти и почти не ощутила, как поднимаются его ребра при дыхании. Возможно, это воспаление легких, но в таком случае симптомы проявились в острой форме и слишком неожиданно.
Теперь стало понятно, почему Самсон все время был такой вялый.
«Мой бедный медвежонок, у меня такое ощущение, что тебя кто-то…»
Она резко вскочила, пронзенная шокирующей мыслью.
«…что тебя кто-то отравил!»
Образ Салима, спрашивающего ее, можно ли дать Самсону лакомство, не выходил у нее из головы.
«Нет, нет, нет. Это чепуха».
Эмма с трудом соображала, ее сознание работало вполсилы – типичное действие успокоительного. Она еще могла делать выводы, но все процессы занимали вдвое больше времени.
Только не Салим. Самсон всегда получает от него что-нибудь, и никогда ничего не случалось.
Ворона за окном исчезла. Эмма успела заметить лишь перья ее хвоста, когда птица полетела именно в том направлении, в котором должна будет пойти и Эмма.
Практика ветеринара доктора Планка находилась через две улицы, в сторону Хеерштрассе.
Для этого Эмме придется надеть что-то теплое, пристегнуть Самсона на поводок, возможно, даже нести его на руках, но ее беспокоило другое.
Самая большая проблема состояла в том, что ей нужно будет открыть дверь и впервые за шесть месяцев выйти из своих четырех стен, отказавшись от их защиты.
– Нет, не получится. Это немыслимо, – сказала она, что, конечно, звучало парадоксально, задумайся она об этом. Как и то, что она никогда не сможет сломать стену, которой отгородилась от окружающего мира, и сделать не только один, а сразу несколько шагов в мир, с которым больше не хочет иметь ничего общего.
«Нет, я не смогу».
Даже если ближайшая ветеринарная клиника доктора Планка находится в нескольких минутах ходьбы и открыта по субботам до шести вечера, тогда как большинство ветеринаров в Берлине вообще не работают по выходным.
«Все равно не смогу. Это немыслимо».
Четверть часа Эмма неподвижно сидела на полу рядом с мучившимся животным, пока не приняла решение – попытаться сначала обойтись без помощи посторонних.
Потом у Самсона произошла первая остановка дыхания.
Глава 18Страх впивается в душу и разрушает человека изнутри. При этом питается временем своей жертвы: чтобы надеть что-то теплое, Эмме потребовалось полчаса, даже со шнурками на ботинках она справилась не с первой попытки; наконец онемелыми пальцами застегнула молнию на пуховике и, вся в поту, открыла дверь – что, по ощущениям, тоже длилось целую вечность.
Диазепам, который она запила глотком воды, проявлялся пока больше своими побочными действиями, чем основными. Эмма чувствовала ужасную сонливость, но невидимое железное кольцо вокруг груди никак не ослаблялось.
К счастью, Самсон снова начал дышать, но был уже не в состоянии самостоятельно держаться на лапах. Поэтому Эмме, ко всему прочему, пришлось сделать крюк и дойти до сарая – маленькой металлической конструкции в дальней части сада. Если она не ошибается, там на стене еще висят санки, которые Филипп купил сразу после переезда сюда, ошибочно полагая, что они часто будут ими пользоваться, раз уж живут рядом с горой Тойфельсберг.
Возможно, сегодня санки оправдают себя и послужат транспортным средством для Самсона.
Эмма тяжело дышала и пыталась сосредоточиться на дороге по заснеженной лужайке. Боязливо шаркая ногами, как пациенты, делающие первые шаги после тяжелой операции, она неуклюже продвигалась вперед.
Каждый шаг как испытание мужества.
Путь казался таким трудным, как будто она преодолевала его в ластах и с водолазным аппаратом. Ее ноги проваливались в снег по щиколотку, и несколько раз приходилось останавливаться и переводить дух.
По крайней мере, она больше не дрожала – возможно, ее душа настолько замерзла, что для физического ощущения холода просто не осталось места.
Или у нее уже «гипотермическая идиотия»? Психологический феномен, когда некоторые люди в состоянии переохлаждения незадолго перед смертью думают, что им невыносимо жарко. По этой причине трупы замерзших на улице иногда находят без одежды. Несчастные, умирая, срывают с себя последнее.
«Ах, будь страх рубашкой, я бы с удовольствием сняла ее», – думала Эмма и удивлялась, что не чувствует никаких запахов в саду. Ни снега, ни земли, ни даже собственного пота.
Ветер дул неудачно, со стороны железнодорожных путей, и доносил грохот электричек с расположенной недалеко станции Хеерштрассе. Эмма слышала шум отчетливее, чем обычно, зато видела хуже.
С каждым шагом вперед сад как будто становился уже. Понадобилось какое-то время, прежде чем Эмма поняла, что это паника сужает поле ее зрения.
Сначала из него исчезли кустарники, потом вишня и рододендрон; наконец Эмма оказалась в узком темном туннеле, ведущем прямо к сараю.
Зрительные расстройства.
Эмма знала симптомы приближающегося приступа паники: пересохший рот, быстрое сердцебиение, измененное восприятие цветов и форм.
От страха, что, остановившись, она уже никогда не сможет продолжить движение, Эмма, спотыкаясь, шла вперед, пока наконец не добралась до сарая.
Распахнула дверь и не глядя схватила санки, которые Филипп аккуратно повесил на стену прямо у входа.
Легкая ярко-красная пластиковая вещица в форме широкой лопаты. К счастью, не старомодная тяжелая модель из дерева с полозьями – Самсон легко упал бы с таких саней.
На обратном пути Эмма чувствовала себя немного лучше. Успех, связанный с таким быстрым обнаружением саней, придал ей уверенности.
И поле зрения снова расширилось. Кустарники стояли на своем месте, но очень неестественно шевелились. Не из стороны в сторону, как от ветра, а вверх и вниз, будто перевернутая гармонь.
Это было неприятно, но не так жутко, как следы, которых Эмма не заметила до этого.
Она разглядывала массивные следы сапог в снегу перед собой. Это были не ее, а размера на три больше. И они шли только в одном направлении.
К сараю.
Эмма повернулась к серому садовому домику, дверь которого оставила открытой.
Она раскачивается?
Там внутри кто-то есть?
Может, она схватила в темноте санки и чуть было не задела мужчину, который спрятался за газонокосилкой?
Эмма не могла ничего и никого рассмотреть, но у нее все равно было ощущение, что за ней наблюдают.
– Самсон! – крикнула она и побежала быстрее. – Самсон, ко мне! Бедняжка, пожалуйста, иди ко мне!
Измученный пес действительно сделал ей одолжение и, кашляя и задыхаясь, поднялся с коврика у входной лестницы, где ждал хозяйку.
– Спасибо, мой дорогой. Хороший пес.
Он забрался в пластиковые сани, по которым Эмма похлопала рукой, и, сопя, улегся там.
– Не бойся, – подбодрила Эмма себя и пса. – Я помогу тебе.
Она потрепала его по голове, стиснула зубы и потянула сани с Самсоном в сторону улицы. Потом сглупила и обернулась еще раз: ей показалось, что за маленьким дверным окошком мелькнула тень.
Это занавеска шевельнулась?
Нет, она висела ровно, и внутри не горел свет, чтобы отбрасывать тени.
И все равно. Эмма чувствовала на себе невидимые взгляды.
УБИРАЙСЯ.
ПОКА НЕ ПОЗДНО.
И эти взгляды наносили раны, из которых вытекало все ее мужество.
«Будь моя жизненная энергия жидкой, за мной тянулся бы красный след, – подумала она. – Очень практично, нужно всего лишь идти по нему, чтобы найти дорогу обратно».
Она подняла веревку от саней, которая выскользнула у нее рук, и заставила себя идти вперед. К ветеринару.
Прочь от темного дома за спиной, из окна которого, как казалось, за ней наблюдают безжизненные глаза. Которые ждут, когда она вернется.
Если вообще вернется.
Глава 19– Сколько времени он уже в таком состоянии? – спросил доктор Планк, осматривая Самсона.
Бедному созданию поставили капельницу с электролитами и каким-то средством, чтобы вызвать рвоту. С тех пор как ветеринар вместе с Эммой перетащили его на процедурный стол, Самсон почти не приходил в себя. Время от времени он вздрагивал на выдохе, но это был единственный признак жизни.
– Сколько? Я думаю… – Голос Эммы дрожал, как и ее колени.
Ей казалось, что она бежала изо всех сил, а не прошла и трехсот метров до угла. Триста метров в ее ситуации были равносильны марафону.
«В первый раз вышла одна из дому, да еще с собакой, которая так же близка к смерти, как я к сумасшествию».
Стоя в свете яркой галогенной лампы, которая висела над Самсоном, Эмма сама с трудом могла поверить, что сделала это. Добралась до этого углового таунхауса с кремовым фасадом и зелеными ставнями, гараж которого уже много лет назад перестроили в приемную ветеринарной практики. К счастью, Эмме не пришлось там долго ждать. Кроме маленькой девочки с заплаканными глазами, которая держала на коленях корзину-переноску для кошки, она была единственная пациентка. А из-за тяжелого состояния Самсона врач их тут же принял.
– Я не уверена, он с утра был какой-то вялый. – Наконец Эмма смогла закончить предложение. – Я думаю, это началось около одиннадцати утра.
Врач хмыкнул, и Эмма не могла сказать, было ли это удовлетворенное или озабоченное хмыканье.
Он пополнел с тех пор, как она видела его в последний раз, правда, это было давно, еще «в прежние времена», на каком-то общем празднике, который община устраивает каждое лето. Свеженакрахмаленный халат немного натягивался на животе этого высокого, под метр девяносто, мужчины. У него появился небольшой второй подбородок и стали более пухлыми щеки, что придавало ему более добродушный вид, чем прежде. Планк походил на большого плюшевого мишку со светло-коричневыми растрепанными волосами, широким носом и меланхоличными глазами-пуговицами.
– Он ел что-то непривычное?
Эмма нервно поправила платок, который скрывал ее короткие волосы. Если Планк удивлялся, почему она его не сняла, то виду не подавал.
– Да, то есть, я имею в виду, нет. Вы же знаете Салима?
– Нашего почтальона?
– Он всегда угощает Самсона лакомством, сегодня тоже.
– Хм.
Планк почесал лоб, и Эмма желала бы не видеть этого, потому что его пальцы в латексных перчатках напомнили те, что гладили ее голову. Тогда, в темноте гостиничного номера.
– И что теперь делать? – спросила она ветеринара, держа одну руку на грудной клетке Самсона и уставившись на белый шкаф-витрину с марлевыми бинтами и шинами-воротниками, как будто это произведение искусства.
– Сначала нужно подождать, – ответил Планк и критично оглядел капельницу. Он указал на сточный желоб стола. – Мы лечим его, основываясь на догадках и подозрениях, но многое говорит об отравлении. Как только его вырвет, мы дадим ему активированного угля, чтобы обезвредить возможные ядовитые вещества. Моя ассистентка как раз вызывает курьера из лаборатории. Как только это будет сделано, мы установим Самсону мочевой катетер, чтобы предотвратить реабсорбцию яда стенками мочевого пузыря, а затем, конечно, дадим ему обычный коктейль из лекарств.
Эмма кивнула. Точно так же поступили бы и в случае с человеком.
– Пока у нас не будет анализа крови, мы руководствуемся подозрениями.
– Это может быть что-то, кроме отравления?
Планк ухитрился одновременно кивнуть и пожать плечами.
– Маловероятно. Мы будем знать точно, как только получим данные лабораторного исследования.
Он погладил по лейкопластырю на задней лапе Самсона, откуда брал кровь.
– У меня хорошие контакты с ветеринарной клиникой в Дюппеле, я получу результаты самое позднее завтра утром.
Эмма почувствовала, как на глаза у нее наворачиваются слезы. Она не могла сказать, от усталости или из страха, что уже поздно и яд нанес непоправимый ущерб Самсону.
– Лучше всего, если вы оставите его на сутки здесь, под нашим наблюдением, фрау Штайн.
Планк сделал короткую паузу и небрежно, словно случайно, коснулся руки Эммы, и какое-то время они вместе гладили Самсона по голове.
– Здесь ему будет лучше, чем дома. – Затем последовал странный вопрос: – Кстати, насчет дома. Ваш подвал уже просох?
– Простите?
– Прорыв трубы в прошлом месяце. Как-то раз у нас тоже такое случилось. Прошла целая вечность, прежде чем можно было отключить тепловентиляторы. Я еще подумал, вот так так, бедная фрау Штайн. Сначала болезнь, а потом еще и это. Никому не пожелаешь. Ваш муж рассказал мне о невезении с лопнувшими трубами.
– Филипп?
Дверь в лечебный кабинет открылась, и вошла полная пожилая женщина в халате медсестры. Она ободряюще улыбнулась Эмме и, поскрипывая «биркенштоками»[91] 91
Марка ортопедической обуви.
[Закрыть], направилась к шкафу с медикаментами, вероятно, чтобы подготовить все необходимое для дальнейшего лечения Самсона.
Планк продолжал как ни в чем не бывало:
– Я случайно встретил его в городе. Ровно четыре недели назад. Просто невероятное стечение обстоятельств. Во время вечернего дежурства меня экстренно вызвали в отель. Чихуа-хуа. Ты помнишь? – крикнул он медсестре, которая устало кивнула.
Планк ухмыльнулся, качая головой:
– Живая игрушка одной американки наступила на осколок стекла. Выходя, я увидел вашего мужа, сидящего в холле. – Эмма слушала слова ветеринара и чувствовала, как волна жара обжигает ее грудную клетку изнутри.
– Моего мужа? В холле? – переспросила она в трансе.
– Да. Я еще подумал: надо же, что здесь делает господин Штайн? А потом увидел два напитка на столе, и, когда поприветствовал его, он объяснил, что вам обоим придется провести ночь здесь, пока не устранят основные последствия потопа.
В дверь позвонили, и ассистентка Планка исчезла в направлении ресепшн.
– Не то чтобы я был любопытным или в чем-то его подозревал, но потом я подумал, что в такой ситуации все-таки можно было вообразить себе что угодно. Я к тому, что кто будет спать в отеле в собственном городе, если…
«…если в доме нет никаких рабочих?» – продолжила про себя Эмма.
Которые занимаются детской комнатой.
Которая никогда не понадобится.
Или прорывом трубы.
Которого никогда не было.
– Ну, я надеюсь, насосы уже убрали и ваш пол просох. Фрау Штайн?
Эмма сняла судорожно сжатую руку с шерсти Самсона и осознала, что уже довольно долго пялится на Планка. Без успокоительного она, наверное бы, громко вскрикнула, а так диазепам приглушил ее эмоции.
– С вами все в порядке?
Она изобразила подобие улыбки:
– Да, все в порядке. Я просто немного не в себе из-за Самсона.
– Понимаю. – Планк деликатно коснулся ее руки. – Не волнуйтесь о нем. Он в надежных руках. И возьмите на ресепшн визитку с номером моего сотового телефона. Если у вас появятся вопросы, можете звонить мне в любое время.
Эмма кивнула.
– Один вопрос у меня уже есть, – сказала она на ходу.
– Какой же?
– Отель.
– Да?
– Тот, в котором вы встретили моего мужа. Вы помните его название?
Глава 20Эмма открыла рот и ждала, что почувствует вкус детства, как только снежинки опустятся ей на язык.
Но того знакомого ощущения так и не наступило.
Аромат зимы, запах ветра, вкус снега и все прочие впечатления, которые нельзя описать, а только пережить, и которые напоминают о первом катании на санках, об изнуряющих пеших походах в мокрых носках и падении с велосипеда, но также о приятной горячей ванне вечером, теплом молоке на подоконнике, в которое окунаешь печенье, одновременно наблюдая за тем, как муравьи утаскивают крошки разбросанной еды из кормушки для птиц, – ничего из этого Эмма не могла вспомнить.
Ей было просто холодно. Обратная дорога была долгой и утомительной, даже без санок, которые она оставила в ветеринарной практике. Она осторожно переставляла ноги на частично обледенелом тротуаре, прислушиваясь к хрусту под подошвами.
В первый декабрь, проведенный здесь, на Тойфельзе-аллее, Эмма еще думала, что поселок словно создан для Рождества. Маленькие уютные дома с толстыми свечами в окнах, вечнозеленые ели в палисадниках, которым достаточно одной гирлянды, чтобы выглядеть украшенными к Рождеству. Почти никаких машин, которые своим ревом нарушают атмосферу и которых нужно опасаться лисам, выбегающим из Груневальда на дорогу. Даже пожилые жители вписывались в эту картину. Дамы в фартуках а-ля «Госпожа Метелица» из сказки, возвращающиеся с тележками с рынка на Пройсен-аллее, седовласые мужчины в вельветовых брюках, которые с важным видом и трубкой во рту очищают дорожки от снега и от которых не удивишься в ответ на приветствие услышать «хо-хо-хо».
Но сейчас на улицах не было ни души, кроме одного подростка, которого родители, видимо, заставили посыпать подъездную дорожку песком.
Хотя бы что-то.
Эмма не вынесла, если бы ее остановил кто-то из соседей и втянул в разговор.
– О, фрау Штайн, вот так сюрприз. Мы вас так давно не видели! Вы пропустили как минимум четыре завтрака в общинном центре.
– Да, мне очень жаль. Один насильник всунул свой пенис в мою слишком сухую вагину, а потом сбрил мне волосы на голове. С тех пор я немного не в себе, но если вас не пугает, что во время еды я могу внезапно вскочить с криком и начать биться головой о стол или выдирать отросшие волосы просто потому, что мне на секунду показалось, что сидящий напротив мужчина и есть виновник моих параноидальных приступов паники, тогда я с удовольствием загляну на следующий общий завтрак и принесу с собой круассаны. Как вы на это смотрите?
Эмма улыбнулась этому абсурдному внутреннему диалогу, а потом заплакала. Слезы текли по ее мокрому от снега лицу. Она дошла до угла, повернула направо, на свою улицу, а через несколько шагов, задыхаясь, схватилась за чей-то забор.
«Черт тебя побери, Эмма. Какая ты дура».
Она не могла, нет, не хотела поверить, в кого превратилась. Всего несколько месяцев назад у нее была успешная частная практика. Сегодня она не в состоянии справиться с простейшими будничными делами и пасует даже перед необходимостью пройти какие-то смешные сто метров.
«И все это лишь потому, что тогда я решила ночевать не дома».
Жалость к себе. Упреки. Самоубийство.
Эмма знала эту классическую триаду и солгала бы, если бы стала утверждать, что никогда не задумывалась о возможности последнего.
Это просто смешно, говорил ее разум.
Это неизбежно, отвечала часть человеческой системы, которая, по сути, определяет все решения и не поддается ни контролю, ни лечению, но которую легко поранить: душа.
Проблема психических заболеваний – в невозможности самодиагностики. Стремление понять, что происходит в голове твоего второго «я», обречено на такой же успех, как и попытка однорукого хирурга пришить себе кисть. Это просто не получится.
Эмма знала, что отреагировала слишком бурно. Что наверняка существует какая-то безобидная причина, почему ветеринар встретил Филиппа в отеле.
– Le Zen. Безвкусный азиатский дворец, просто китч, не находите?
И у загадочной посылки, вероятно, тоже есть до смешного простое объяснение.
Бессмысленно часами раздумывать над тем, действительно ли Салим передавал ей посылку для соседа, потому что с альтернативным выводом – что она потеряла рассудок – ее собственный разум ни за что не смирится. Возможно, она вовсе и не видела сегодня Салима, может, в ее дверь позвонил не почтальон, а незнакомец, который дал Самсону не лакомство, а яд?
Может, она только что была совсем не у ветеринара, а лежала, пристегнутая к кровати, в закрытой психиатрической клинике Бонхёффер?
Эмма считала это маловероятным. Настолько тяжелые шизофренические обострения встречаются крайне редко и не бывают вызваны одним-единственным травматическим событием. Им предшествуют многолетние тяжелейшие нарушения. Но эта мысль может быть и просто доводом в собственную защиту, которую она должна продумать!
В принципе она понимала, что потеряла самообладание и все социально-коммуникативные навыки, но не полную связь с реальностью. Однако стопроцентной уверенности в этом быть не могло, тем более если душа подверглась таким тяжелым испытаниям, как в случае Эммы.
– Посылка была! – громко сказала она, чтобы вырваться из порочного круга собственных мыслей. Повторила предложение еще раз, словно пытаясь подбодрить себя. – Посылка была на самом деле. Я держала ее в руке.
Она произнесла это трижды и с каждым разом чувствовала себя лучше. С вновь обретенной решительностью вытащила сотовый из кармана и набрала номер мужа.
После трех гудков включилась голосовая почта.
На некоторых участках А10 плохая связь, возможно, они как раз едут в туннеле. Во всяком случае, Эмма была рада, что могла оставить сообщение без критических вопросов и уточнений.
– Дорогой, знаю, это звучит странно, но возможно, наш почтальон не совсем чист. Салим Юзгеч. Ты можешь как-то проверить его подноготную?
Она объяснила причину своего подозрения и закончила словами:
– И еще кое-что. Ветеринар говорит, что встретил тебя в Le Zen. Ты рассказал ему что-то насчет прорыва трубы у нас в подвале. Можешь объяснить мне, что это значит?
Затем она сунула телефон в карман брюк и смахнула снег с ресниц.
Лишь сделав шаг назад, Эмма осознала, за чей забор держалась все это время.
Садовая калитка, видавшая и лучшие времена, криво висела на металлическом шесте. Она была залатана проволочной сеткой с крупными ячейками, больше похожими на дыры. Почтового ящика не было, а вместо таблички с именем кто-то приклеил к звонку полоску скотча и написал на нем водостойким маркером.
Буквы уже немного стерлись, и для уверенности Эмма еще раз подняла глаза на старинную эмалированную табличку, которая, традиционно для этих мест, крепилась между кухонным окном и гостевым туалетом прямо на доме: Тойфельзе-аллее, 16а.
Сомнений нет.
Эмма перевела взгляд обратно на забор. На мгновение она испугалась, что буквы на скотче могут раствориться в воздухе так же, как и посылка на ее столе, но они были на месте: А. П.
Как инициалы «А. Паландт».
В следующую секунду Эмма приняла роковое решение.
