Текст книги "Современный зарубежный детектив-14.Компиляция. Книги 1-22 (СИ)"

Автор книги: авторов Коллектив

Элементально

– Что ты делаешь? – Лицо Роуз возникло в объективе камеры так неожиданно, что Барни едва не выронил телефон и раздраженно попросил:

– Больше так не делай. Ты сейчас все испортила.

– Что именно? – уточнила девушка, поворачиваясь к низкой садовой ограде, на которую смотрел объектив камеры.

Барни вздохнул:

– Там сидел ворон. А я пытался его заснять.

– Зачем? – Собеседница потерла нос. – Здесь ужасно холодно, а ты даже не накинул куртку.

– Ты что, моя мама? – фыркнул Барни, раздраженный, что ей удалось так легко вывести его из себя. – Вид был очень эффектный, – продолжил он, решительно настроенный избежать настоящей ссоры. – Черный ворон, тающий снег кругом.

– Кадры для твоего фильма по народным страшилкам? – спросила Роуз.

– Я пока отложил его съемки, – отвел глаза Барни и сунул телефон в карман джинсов.

– А вообще можно записать кино на смартфон? – усомнилась она.

– На этого красавца можно, – ответил он, похлопав по карману. – А монтаж делаю уже на ноутбуке, куда сбрасываю материалы. Я показывал Хелене и Дине то, что удалось снять в прошлом году вместе с твоим дедом. Они уверяли, что видео смотрится очень профессионально.

– Как мило с их стороны, – поддразнила Роуз. – Если ты работал не над ужастиком, то над чем же?

– Еще слишком рано рассказывать, – уклончиво ответил Барни.

– Да ладно тебе! Я же видела, как ты слоняешься по поместью, снимая гостей без их разрешения. А ведь это, кстати, наверняка незаконно. Что происходит?

Он сунул руки в карманы. Пожалуй, можно рассказать все Роуз, чтобы она перестала докапываться. Хотя ей вряд ли понравится услышанное.

– Ну, просто мы все здесь собрались, и атмосфера Брейсестон-хауса такая крутая… Можно заснять нечто поистине уникальное.

– Уникальное? – скрещивая руки на груди, переспросила Роуз.

Она снова нацепила безразмерный вязаный кардиган и выглядела в нем со своим хохолком ярко окрашенных волос похожей на распушившую перья тропическую птицу, как подумалось Барни.

– Короче, я знаю, что Эдвард был твоим дедушкой, поэтому все, что касается его смерти, – чувствительная тема.

– Чувствительная? Да его убили! И полиция до сих пор не нашла, кто это сделал.

– Точно, – кивнул Барни. – Поэтому я и веду съемку в поместье, где все случилось. Чтобы помочь…

– Ты решил превратить смерть моего дедушки в документальное расследование? – перебила Роуз.

– Типа того. – Она гневно воззрилась на собеседника. И теперь скорее напоминала хищную птицу. – Эй, я знаю, что должен получить разрешение семьи – то есть твое и Хелены, – поспешил оправдаться Барни и выставил ладонь, жестом прося придержать протесты. – Но! Это может помочь найти убийцу.

– И каким же образом? – фыркнула Роуз.

– Твой дедушка нанял Сару вести расследование и даже пригласил ее на общее собрание. Так что он либо считал виноватым кого-то из присутствующих, либо так думал поверенный. В любом случае моя съемка может предоставить какие-нибудь крайне важные улики.

– И как успехи?

– Пока ничего, – пробормотал Барни, глядя на островки снега у себя под ногами.

– Тебе правда не следует снимать гостей без их ведома, – прокомментировала Роуз.

– Ага, ты уже говорила. И вчера меня уже очень пространно отчитал отец. А еще раньше – Джеймс. Хотя мне кажется, его скорее волновал неудачный ракурс. Я застал его в гостиной на корточках перед банкеткой, пока он шарил за занавесками, и джинсы действительно выглядели чересчур обтягивающими.

– И что он там искал?

– Сказал, что потерял телефон. Но вообще не знаю, создается впечатление, что тетя Хелена и дядя Джеймс стараются первыми получить потерянное завещание.

– И вовсе оно не потерянное, – проворчала Роуз. – Его просто еще не зачитали.

– Возможно, твой дедушка держал черновик или копию дома. И они хотят раньше всех узнать, чего ожидать завтра.

– Хм-м, тетя Хел и правда вся как на иголках. Накануне вечером она слегка перебрала и проболталась, что Йон ровно год назад объявил ей: если они за двенадцать месяцев не найдут подходящего места для спа-центра, то придется попробовать открыть его в Исландии. Считал, что там это будет легче сделать, да и туристам понравится. А милая тетушка, хоть и обожает горячие источники с полярными крачками, вряд ли выдержит суровые зимы. Особенно если партнер потащит ее кататься на лыжах.

– Кстати, он совсем не стесняется камеры и с удовольствием позирует. Считает себя новым типажом моделей – из тех, кому чуть за тридцать. Как их там называют, серебристыми лисами? – Оба собеседника рассмеялись. – Еще мне недавно удалось снять очень интересные материалы на Линдена, – добавил Барни, радуясь, что Роуз больше не меряет его убийственным взглядом. – Ты же знаешь, как он постоянно шныряет в тенях?

– Ага! Точно подмечено. Что он вообще делает?

– Без понятия, – пожал он плечами. – Но его жена прямо с катушек слетела.

– Она застукала тебя за съемкой?

– Ну, типа того. И обвинила меня в «издевательствах над беззащитным стариком». – Барни попытался воспроизвести ее тайнсайдское произношение. – А потом коршуном нависала надо мной, пока я не удалил все материалы. – Он фыркнул. – И выглядела при этом не хило так напуганной. Думаю, если бы я не стер все отснятое, то она конфисковала бы мой телефон.

– Но ты же успел все перекинуть в облако, а?

– Естественно, я же не нуб какой-то.

* * *

– Не могу поверить, что сегодня мы проводим здесь последний вечер, – вздохнула Джуди после ужина. – Дни пролетели так быстро.

– Завтра нас ждет великое откровение, – прокомментировал Рой из глубин своего удобного кресла возле огня.

– Мы все успели рассказать истории? – Джеймс обвел взглядом собравшихся в кабинете. – Барни, мы еще тебя на послушали.

Сын Роя, сидевший за письменным столом, сутулясь над своим ноутбуком, виновато поднял глаза и вызывающе спросил:

– Сейчас-то я что натворил?

– Речь как раз о том, чего ты не сделал, – заметил его отец. – Приготовил историю на сегодняшний вечер?

– А, это, – закрыв ноутбук, вздохнул Барни. – Ну, в отличие от вас, неуклюжих неудачников, я не наткнулся в жизни ни на один труп. – Он поморщился. – Но это не значит, что у меня нет подходящей истории. На днях я покопался в здешней библиотеке. – Он подошел к одной из полок и вытащил томик в кожаном переплете с названием «Реальные рассказы о загадках и чудесах». – Вот эта книга. Она хоть и довольно древняя, годов двадцатых, а большинство повестей слегка перегружены и сложны, но одна попалась вполне приличная. Если хотите, могу ее прочитать вам.

– А какая у нас альтернатива? – сухо процедил Рой. – Бесконечные и бесплодные спекуляции на тему завещания Неда?

– Давай, Барни, мы с удовольствием послушаем, – подбодрила Хелена. – По крайней мере отвлечемся от мыслей о завтрашнем дне.

– Хорошо, но я хочу сидеть в большом кресле возле камина, – выдвинул условие рассказчик. – И давайте выключим лампы, чтобы на мое лицо падал лишь огонь свечи. Эта история требует соответствующей атмосферы.

Рой послушно уступил сыну свое место и плюхнулся на диван, но не сумел удержаться от язвительного комментария:

– Удивлен, что ты не потребовал принести тебе трубку.

Поставив зажженную свечу на каминную полку и выключив все лампы, Барни устроился поудобнее в кресле и заметил:

– Пожалуй, ты прав, трубка бы сейчас не помешала. – Затем вскинул подбородок, приняв драматичную позу, и пригладил свою короткую бородку. – И, наверное, стакан бренди.

– Обойдешься, – фыркнул Рой. – Давай, сын, не тяни.

Барни открыл книгу на заранее заложенной железнодорожным билетом странице и приступил к чтению:

«Новое столетие едва началось, когда мой двоюродный дедушка Монти покинул этот мир, оставив меня владельцем Дэмпфорд-холла на краю Темного Пика. Впервые я увидел унаследованное поместье во вполне приличествующий случаю день: промозглый и туманный. Накануне мой поезд прибыл в Бакстон, где я провел ночь в простой, но довольно респектабельной гостинице. Сын хозяина отвез меня сюда на своей телеге сразу же после рассвета. Багажа у меня практически не имелось, поскольку пришлось добираться из Лондона впопыхах. Я успел взять с собой лишь смену одежды, свои дневники и фотографию родителей, сделанную за несколько лет до их кончины. Мысли о смерти одолевали меня, пока мы пересекали невысокий холм. Сверху открылся вид на темные скаты крыши Дэмпфорд-холла, распростертого у подножия.

Слуги уже ждали моего визита. Впечатляющие передние двери распахнул дворецкий дяди Монти, Родес, который провел меня в отделанный плиткой коридор, где собралась прочая немногочисленная челядь, и представил их: миссис Дюрем, экономка; Кухарка, похоже, не заслужившая собственного имени; садовник, крепыш средних лет, которого звали Молодой Джо; и Бесси, прелестное дитя. Последняя выглядела едва вышедшей из школьного возраста и являлась единственной служанкой, выполняющей всю работу по дому. При виде меня улыбнулась только Кухарка. Она присела в приветственном книксене и произнесла:

– Бекон с яйцами готовы и ждут вас, сэр.

Я не привык, чтобы ко мне обращались подобным образом. Последние десять лет выдались не слишком благоприятными для меня и моих родителей. Даже их смерть в железнодорожной аварии в прошлом году не побудила маминого дядю – моего двоюродного деда Монти – протянуть мне руку помощи по-семейному. Он не выделил мне ни толики финансовой поддержки. Пришлось трудиться в поте лица, чтобы прокормить себя и не лишиться крова над головой».

– Похоже, парнишка толковый, – прокомментировал Рой, бросив многозначительный взгляд на сына. – Прости, прости. Продолжай, пожалуйста.

– «…и не лишиться крова над головой, – повторил Барни. – Две недели назад, когда мне сообщили не только о кончине дяди Монти, но также и о его завещании, в котором он оставлял мне в наследство свое поместье, я испытал одновременно облегчение и гнев от столь несвоевременного проявления щедрости. Стряпчий в Бакстоне бормотал какие-то банальности про то, что Монтегю Арчер не относился к разряду благотворителей и не верил в пользу подачек, считая их потаканием лени.

– Он заработал свое состояние тяжким трудом, – вещал крючкотвор из-за стола, свысока посматривая на мой лучший и единственный пиджак, вытертый на локтях и обшлагах. – И искренне полагал, что справиться собственными силами с жизненными злоключениями – достойное испытание для мужчины. Однако, – с этими словами стряпчий смерил меня оценивающим взглядом и явно обнаружил всю глубину моей нужды, – господину Арчеру пришлось кому-то завещать нажитое имущество. Не доверяя благотворительным или политическим организациям, он с превеликой неохотой выбрал вас, единственного ребенка племянницы и последнего из семьи, своим наследником.

Я стиснул зубы, решив не позволить запятнать выпавшее мне везение настроем, с которым составлялось завещание.

Итак, Родес сопроводил меня в мои покои: просторную комнату с видом на широкую ухоженную лужайку. Я положил свои скудные пожитки, которые тут же затерялись на фоне роскошного убранства помещения и вычурной меблировки, после чего отправился на поиски обещанного завтрака. Стоило мне подкрепить силы, как дворецкий отвел меня из обеденной залы в кабинет со словами:

– Любимая комната вашего двоюродного деда.

В камине уже приветливо полыхал огонь.

Когда персонал удалился на собственную территорию (напутствовав: «Звоните в колокольчик, если что-нибудь понадобится»), я устроился возле камина и ощутил ошеломительное чувство покоя. Кресло было удобным, огонь согревал, из-за сытости клонило в сон. Ноги в неоднократно штопанных носках блаженствовали от толстого ворса восточного ковра. Воцарилась непривычная мне тишина. На прежней съемной квартирке – чердачном помещении дома ленточной застройки [200] 200
  Ленточная застройка (или ленточный фундамент) – это тип фундамента, который представляет собой сплошную железобетонную полосу, проходящую по периметру здания или под несущими стенами. Этот вид фундамента широко используется в малоэтажном строительстве и отличается простотой устройства.


[Закрыть]  – постоянно слышались топот ног по лестнице, голоса снаружи и внутри, звонки уличных разносчиков, лай собак. Здесь же единственными звуками, нарушавшими тишину, были потрескивание огня и мое собственное удовлетворенное мычание в такт детской песенке, которая давно забылась, но сейчас всплыла в памяти.

Моя радость от владения поместьем продлилась целый день, полный исследований и приятных открытий. Завернувшись в плащ, нацепив котелок и взяв трость с костяным набалдашником, обнаруженные в гардеробной рядом с главным выходом, я совершил тур по садам вокруг дома и полюбовался дальними территориями с высоты обзорной площадки на террасе. После ужина, состоявшего из оленины и запеченных слив (я сделал комплимент кулинарным талантам Кухарки, а она поблагодарила меня за джентльменское поведение, которое проявляется в дани уважения заслугам других), погода сильно ухудшилась, повлияв на мое решение остаться вечером внутри и исследовать коридоры и комнаты новых владений. Частью помещений не пользовались: мебель покрывали простыни. Но обнаружились и весьма порадовавшие меня спальни, задекорированные китайскими обоями, несколько отлично оснащенных уборных, а также небольшая бальная зала, украшенная канделябрами. В завершение своего тура я вошел в длинную галерею, где увидел не ряд портретов дальних предков, а картины с изображениями лошадей и охотничьих собак, которыми, вероятно, владел мой дедушка, сам сколотивший свое состояние. Также там располагался довольно мрачного вида набор стальных производственных механизмов Шеффилда, которые и послужили источником богатства.

Единственной ложкой дегтя в бочке меда того приятного дня стал несчастный случай, который произошел вскоре после ужина. Хотя фраза «несчастный случай» и показалась в тот момент слишком сильным выражением для небольшого инцидента.

После еще одной вкуснейшей трапезы из репертуара Кухарки – на этот раз в виде стейка и пирога с почками, поданных с жареным картофелем и зеленью, – я вернулся в кабинет, планируя почитать какой-нибудь из огромных фолиантов, пылившихся там на полках, и, открыв дверь, заметил неприятный запах, а войдя, был встречен клубами зловонного дыма и, к своему ужасу, увидел, что из камина выпал уголь и прожег дыру в золотисто-розовом ворсе ковра. Поспешив загасить уже разгоревшиеся язычки пламени, я принялся топтать их, о чем немедленно пожалел, поскольку раскаленная докрасна головня пропалила насквозь подошву позаимствованных шлепанцев. Мои крики привлекли внимание Родеса и миссис Дюрэм, которые прибежали мне на помощь, вооруженные сифоном с водой и выбивалкой для ковров.

Ночь выдалась беспокойная. Несмотря на пышные подушки и простыни из египетского хлопка, я морщился от боли в ноге всякий раз, как менял положение. Однако утренний свет, проникший в окно моей спальни, был полон обещания. Я взял на конюшне Легконогую и поскакал изучать территорию под лучами нежданного солнца. Это стало моей традицией в последующие дни. Меня радовало все увиденное. И поместье, и прилегающие земли выглядели ухоженными. Вот только однажды передо мной свалилась соскользнувшая с крыши черепица, напугав Легконогую так сильно, что она едва не выбросила меня из седла. Я пострадал от второй травмы за время своего пребывания там, когда задвигал щеколду на раме, а створка захлопнулась и прищемила мне пальцы. Причем в совершенно безветренный вечер.

На шестой день, вынося часть вещей из поместья, возле сада с разбитыми в регулярном стиле клумбами [201] 201
  Регулярный стиль в ландшафтном дизайне характеризуется строгой геометрией, симметрией и четкими линиями. Клумбы в таком саду обычно имеют правильные геометрические формы, такие как круги, квадраты, прямоугольники или сложные узоры, выложенные из растений. Они могут быть высажены в ровные ряды, образуя бордюры или сложные узоры, и часто обрамляются низкими стрижеными кустарниками или живыми изгородями.


[Закрыть] я наткнулся на незнакомца с мрачным выражением лица. Он несколько мгновений взирал на меня, опираясь на лопату, прежде чем выпрямиться и козырнуть.

– И кто же вы? – поинтересовался я.

– Абель Джексон, – представился собеседник и угрюмо добавил: – Сэр.

За короткое время я настолько привык к непременному почтительному отношению всех встречных, что счел поведение мужчины грубым, хотя еще пару недель назад не обратил бы внимания на вызывающий тон.

– А где Молодой Джо?

– Слег с лихорадкой… сэр. – Абель поскреб себя за ухом. – Родес – сын брата моего отца и попросил меня подменить садовника, пока тот не поправится. Если не возражаете, сэр.

Хотя вряд ли у меня был выбор.

Два дня спустя, за уже привычным завтраком, состоявшим из яиц, ветчины, тоста с мармеладом и прекрасного кофе, Родес проинформировал меня, что Молодой Джо, к великому прискорбию, скончался от болезни.

– Видимо, лихорадка была ужасной, – прокомментировал я, подумав, что прежний садовник выглядел пышущим здоровьем и работал как бык.

Хотя мы едва успели познакомиться, на моей памяти эта смерть оказалась уже четвертой. Еще одна – и будет целая рука. Вот какие мрачные мысли одолели меня при печальном известии.

Я отчаянно пожалел, что позволил себе предаться столь негативным эмоциям, накликав беду, когда назавтра же узнал о кончине Бесси, юной служанки по дому. Новость с совершенно безмятежным выражением лица сообщила мне миссис Дюрем.

– Никто не говорил, что она занедужила! – отодвинув в сторону чашку кофе, вздохнул я. – Неужели в поместье распространилась какая-то заразная болезнь?

Накатил страх, не постигнет ли нас всех та же участь. Мысль заставила с отвращением посмотреть на тарелку жареных яиц.

– Я бы не беспокоилась на сей счет, – заверила экономка. – Болезнь служанки была не физического свойства. Юная Бесси покинула наш мир по собственной воле: повесилась на обрывке веревки на стропилах чердачной каморки, в которой жила.

Дорогой читатель, мне ясны твои соображения при чтении сих страниц. С учетом растущего количества смертей и опасных ранений следовало бы распознать намеки судьбы и побыстрее уехать из обреченного поместья. Собрать те ценные предметы, которые я уже обнаружил, а проклятое здание и земли продать с помощью стряпчего.

И в самом деле, если бы я покинул в тот день Дэмпфорд-холл с пустыми карманами и багажом небогатого скарба, с которым явился туда, то сейчас был бы куда более счастливым человеком.

Почему же я остался? Не считая нового садовника, обслуживающий персонал относился ко мне с теплом и уважением, которого никто не выказывал со времени кончины моих родителей. Друзей в Лондоне у меня не имелось – скорее знакомые, поглощенные собственными заботами о семьях, либо товарищи, с которыми мы пропускали стаканчик-другой, а за пределами таверны по-настоящему и не общались.

А в Дэмпфорд-холле, даже невзирая на последние тревожные происшествия, я чувствовал себя понятым и принятым, ощущал себя как дома, в чем крайне нуждался. И в дополнение обрел весьма интересное занятие – исследовал содержимое кабинета дяди Монти. В особенности меня увлекли книги на полках.

Хотя его деловая империя строилась на стальных изделиях самого разнообразного назначения, оказалось, что вне стен фабрик и офисов Монтегю Арчер уделял пристальное внимание эзотерике и сверхъестественным материям. Одна конкретная книга с его полок вызвала мой особый интерес. Название ее гласило «Природа элементалей». Она освещала все аспекты манифестации призраков и приоткрывала тонкую завесу между этим миром и загробным.

За чтением данного труда и изучением колдовских символов за стаканом портвейна из подвалов дяди Монти я провел множество дождливых дней и вечеров в последующие несколько недель. Сырой промозглый январь перетек в бесстыдно мокрый февраль, который упрямо отказывался давать хоть лучик надежды на весну.

Регулярно компанию мне составлял бело-рыжий терьер по кличке Джимми. Он принадлежал Молодому Джо и после утраты хозяина часто спал на коврике в углу кухни, ловя подачки от Кухарки. Когда пес впервые забрел в мой кабинет (да, теперь именно я являлся его полноправным владельцем), миссис Дюрем рассыпалась в извинениях, подхватила Джимми, крепко стиснув в руках, и пообещала, что больше не позволит ему сбежать. Когда же он ускользнул из-под надзора в следующий раз и устроился на новом любимом месте между моим креслом и камином, я попросил экономку не тревожить терьера. Отныне тот стал частым гостем, и его негромкое сопение служило приемлемым фоном для моего чтения.

После смерти юной Бесси больше не случалось никаких неприятных событий. Ее похороны в церкви Нижнего Дэмпфорда почти никто не почтил своим присутствием. Помимо викария, меня самого и миссис Дюрем возле вырытой могилы стояли только отец бедняжки – вдовец, который затрясся, когда тело его дочери в простом деревянном гробу опускали в землю, – да его сестра, немолодая уже дама с растрепанными волосами и в неряшливом наряде, которая постоянно спрашивала, что происходит.

С того печального дня миновал почти месяц, когда одним поздним февральским утром колотившие в окна порывы ветра заставили меня снова отложить конную прогулку, а последовавшее далее глубоко тревожное событие оживило в памяти все прежние несчастья.

Выглядывая наружу и рассматривая утопавшие в дожде двор и лужайку, я заметил что-то похожее на оброненный клок ткани на краю террасы, прямо перед откосом, который вел к пруду и фонтану внизу. Ничего подобного чуть ранее утром из окна моей спальни с тем же видом не наблюдалось. Белая тряпица намокла и приобрела коричневатый оттенок. С накатившим дурным предчувствием я набросил свой плащ, надел сапоги и поспешил наружу.

По мере приближения к бело-коричневому свертку на нем стали заметны красные пятна. С колотящимся сердцем я бегом устремился туда, в глубине души уже почти не сомневаясь, что пострадал мой маленький друг Джимми.

Меня затопила волна облегчения, когда я прибыл на место. И тут же ощутил любопытство, смешанное с изрядной долей страха, должен признать. Сверток оказался белой нижней юбкой, намокшей и испачканной в грязи. Темно-красные же пятна, расцветшие на сыром хлопке над длинной прорехой в ткани, я с полной уверенностью счел кровью.

Миссис Дюрем, подходившая по комплекции на владелицу сего предмета гардероба, клялась, что никогда прежде не видела этой вещи. Родес и Кухарка тоже отрицали причастность к произошедшему. Последняя при этом истово крестилась, по ее словам, в надежде на помощь святых заступников, пусть раньше и не относила себя к религиозным личностям. Я, по причинам, которые включали, должен признать, и малодушие, не рискнул расспрашивать Джексона, уже постоянного садовника поместья, известно ли ему что-либо о происхождении нижней юбки.

Затем среди челяди начали время от времени проявляться следы беспокойства и тревоги. Я боялся, как бы они не решили уволиться, оставив меня в одиночку сражаться с силами зла. Волнение влияло и на мое физическое состояние. Каждое утро я просыпался с головными болями, да и пищеварение расстроилось. Спустя два дня отшельнического чтения в кабинете отсутствие моего бело-рыжего компаньона начало вызывать тревогу. Решив про себя, что Джимми, вероятно, выбрал тепло и сытость кухни, я все же отложил «Природу элементалей», отметив страницу про известного медиума Леонору Пайпер, и спустился во владения Кухарки. Та сообщила, что уже несколько дней не видела терьера, и принялась гадать, не сбежал ли он.

– Животные особо тонко чувствуют, когда в доме творится что-то плохое, – прошептала она.

Желая найти ответы, я понял, какие вопросы следовало задать еще несколько недель назад, и, избрав Родеса в качестве главного источника информации, уточнил, чем занимался Молодой Джо перед тем, как подхватил смертельную лихорадку. А также поинтересовался душевным состоянием юной Бесси, служанки по дому. Не поддерживали ли они с садовником романтических отношений? Не могла ли она чувствовать опасность? Или, может, иногда воровала и боялась, что тайна раскроется?

На мои расспросы Родес ответил, что Джо был здоров, пока не проткнул палец шипом, обрезая стебли с отцветшими розами, а слег почти наверняка от угодившей в кровь инфекции. Бесси же частенько страдала от нервных припадков и за несколько недель до того, как решилась попрощаться с жизнью, жаловалась, что слышит странные звуки по ночам – не только за пределами комнаты, но и из-под кровати.

На вопрос, почему я узнаю обо всем этом впервые, Родес бесстрастно посмотрел на меня и заявил, будто бы предположил, что меня, как и прежнего его нанимателя, не интересовали обыденные подробности жизни слуг. Я в смущении потребовал немедленно показать мне комнату Бесси и оставленную ею предсмертную записку. Миссис Дюрем бережно сохранила послание в своем бюро. Простые строчки гласили:

Некогда истерзанному человеку тут отдыхать.

За ангелами наблюдать

Иду, чудеса Твои осязать.

Экономка объяснила, что девочка выучилась основам письма до того, как поступить в услужение. Буквы действительно выглядели грубо выведенными, однако фразы звучали выспренно и необычно для столь малообразованного ребенка. Возможно, она цитировала какие-то стихи, зазубренные в школе.

Я систематизировал полученную информацию. Она была скудной, но приводила к единственному неутешительному выводу. Предметы постоянно перемещались: грабли в саду, раскаленные угли из камина, соскользнувшая с крыши черепица, окно, которое захлопнулось само собой, окровавленная нижняя юбка.

Затем предсмертная записка, которую после повторного прочтения я начал воспринимать скорее не как слова отчаявшейся девушки, а как утверждение того, кто открыл для себя загробную жизнь. Двоюродный дедушка Монти, может, и скончался, но его презрительно настроенный дух мог задержаться в стенах поместьях, наблюдая за моей радостью от получения наследства и желая ее испортить.

Я не стал делиться своими соображениями со слугами, хотя некоторые, по крайней мере Кухарка, могли бы благосклонно отнестись к озвученным идеям, однако продолжил наблюдать за любыми признаками присутствия сверхъестественных сущностей из-за завесы. В четвертой главе «Природы элементалей» подробно описывалось, как мертвые могли проникнуть в мир живых. Теперь я прислушивался к каждому шороху, каждому треску из камина, скрипу половиц, потолков и дверей, а также присматривался к каждому необъяснимому движению занавесок, когда захлопывались окна. Сон мой стал рваным и беспокойным.

Дальнейшие главы уже зачитанного мной до дыр фолианта сообщали, что духи, чья физическая манифестация оказалась слабой, должны коммуницировать с реальным миром посредством человеческого субъекта. Снова и снова вспоминалось послание Бесси. Мог ли дядя Монти направлять ее руку помимо воли? Я представил себе чердачную каморку юной служанки. Стропила, на которых она повесилась, – высокие балки вне досягаемости миниатюрной девушки. Вдруг ревнивый дух прежнего хозяина поместья подтолкнул другого выполнить грязную работу?

Эти мысли побудили меня пристально следить за слугами, особенно за садовником Джексоном. Хотя он почти никогда не входил в дом, переехав в пристройку возле кухонного двора, где раньше жил Молодой Джо. Из трубы сарая в ясные дни постоянно вился дымный столб. Но в основном садовник околачивался где-то на территории вне зависимости от погоды. Он копал, полол либо курил трубку.

В итоге моя бдительность дала плоды, причем самым неожиданным образом. Я завел привычку пить чай в кабинете около четырех часов. Родес приносил заварник с куском вкуснейшего фруктового пирога от Кухарки, чтобы подкрепить силы до ужина. Но во вторник четвертого марта в год 1902-й от рождества Господа нашего – дата накрепко выжжена в моем мозгу до конца жизни – я спустился на кухню. Хотя время чая еще не наступило, мой желудок уже настойчиво требовал насыщения, и мне хотелось перехватить кусочек-другой сыра до своей обычной трапезы в середине дня.

Я остановился перед открытой дверью. Родес уже готовил для меня поднос: ставил заварник – меньше привычного – рядом с тарелкой, наполненной печеньем. Я уже собирался заговорить и попросить добавить несколько кусков сыра, когда дворецкий потянулся к полке над головой, достал маленький коричневый пакетик, открыл его и насыпал небольшое количество содержимого в ожидающую чашку.

Внезапно все прояснилось. Мои головные боли, возраставшие проблемы с пищеварением. Меня медленно травил дядя Монти руками своего человеческого субъекта, Родеса. В тот момент я понял, что придется изгонять зло из поместья. Желудок болезненно сжался. Неужели количество уже поглощенного яда стало смертельным? Наполненный отчаянием и яростью, я призвал на помощь все свои силы и с последней вспышкой энергии погибающего тела, как мне тогда казалось, схватил висевшую на стене медную сковороду, которую обрушил на голову покушающегося на убийство дворецкого.

Он повалился на пол с тихим стуком, за которым немедленно последовал грохот упавшего подноса со всем содержимым. Воцарившуюся затем тишину нарушил крик. Я резко обернулся, по-прежнему держа наготове импровизированное оружие. В дверях стояла миссис Дюрем, закрыв ладонью рот, из-за ее плеча выглядывала Кухарка.

– Божечки, что вы натворили? – воскликнула она.

Экономка оттеснила меня в сторону, склонилась над истекавшим кровью Родесом и взяла его обмякшую руку.

– Осторожнее, – предупредил я, сам дивясь тому, насколько спокойно прозвучал мой голос. – На его коже могли остаться следы отравляющих веществ. И что бы вы ни делали, не прикасайтесь к той чашке.

Миссис Дюрем с ужасом посмотрела на меня.

– О чем это вы толкуете?

– Яд, – пояснил я. – Родес подсыпа́л мне его неделями или даже месяцами. – Я уронил сковороду и широко развел руками, гневно оглядываясь в поисках невидимого элементаля. – Под воздействием злобного духа моего дядюшки, сбежавшего из ада.

– Глупый мальчишка, – пробормотала экономка, отбросив всю прежнюю бесстрастность. – Родес мертв. Ты его убил.

– В целях самозащиты, – запротестовал я. – Хотя не исключено, что уже поздно, и мне тоже грозит гибель. – И с этими словами обхватил себя за живот.

– Ах ты бестолковый придурок! – Мы все оглянулись на выход из кухни, через который в поместье проник садовник. Он вытер сапоги о порог, приблизился к Родесу и опустился возле него на колени с другой стороны от миссис Дюрем. Вечно мрачное лицо Джексона смягчилось. – Ты убил человека куда более достойного, чем когда-либо станешь сам.

Сцена могла бы показаться трогательной, этакой современной интерпретацией Скорбящей матери [202] 202
  Образ Скорбящей матери – это традиционный символ, встречающийся в разных культурах и искусствах. Обычно он олицетворяет женщину, оплакивающую погибшего сына или детей, страдающую из-за войны, трагедии или утраты. Самый известный пример – библейская Мария, мать Иисуса, изображенная в скульптуре «Пьета» Микеланджело.


[Закрыть] , если бы тело, которое обступили слуги, не воплощало бы собой одержимый сосуд демонической энергии, как я искренне тогда полагал.

– Он смазал чем-то ядовитым секатор Молодого Джо, чтобы тот заразился и умер, – сообщил я свою теорию. – После чего инсценировал самоубийство Бесси, хотя сам закинул веревку на стропила и написал послание. Только Господу известно, что этот одержимый сотворил с Джимми – не сомневаюсь, что отправил в собачий рай.

– С чего бы, – медленно произнесла миссис Дюрем, вставая с колен и принимая вызывающую позу, подбоченясь, – ему делать что-то подобное?

Я ощутил потребность позвать их всех в кабинет, изложить детально свои теории и посвятить в сакральное знание, почерпнутое из «Природы элементалей», однако счел, что пока сгодится и кухня, а потому начал объяснять: