Текст книги "Современный зарубежный детектив-14.Компиляция. Книги 1-22 (СИ)"

Автор книги: авторов Коллектив

Соавторы: Сьюзен Хилл,Жоэль Диккер,Себастьян Фитцек,Сара Даннаки,Стив Кавана,Джин Корелиц
сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 346 страниц)

Глава 40

Матс

Профессор доктор Андре Клопшток

Среди сотен страниц и статей в Интернете Матс выбрал Википедию, чтобы почитать об известном враче, пользу ющемся также и дурной славой. Интернет здесь наверху, над облаками, был стабильный, но намного медленнее, чем на земле. Возможно, из-за того, что Матс вышел в Сеть через монитор телевизора, а не через телефон. Его глаза слезились из-за неутихающей головной боли, и на маленьком экране смартфона он ничего не смог бы разобрать.

«Клопшток – немецкий онколог и психиатр», – прочитал Матс первое предложение статьи, которую затем лишь пробежал глазами.

Прокручивая стрелку с помощью пульта управления, он переходил от абзаца к абзацу. Глаза выхватывали отдельные ключевые слова, такие как «женат, несколько клиник в Берлине, активная социальная позиция, ротарианец»[55] 55
  Член «Ротари-клуба», участник благотворительного ротарианского движения.


[Закрыть] и «лаборатория».

Ничего, чего бы он уже не знал о ветреном коллеге, вместе с которым учился в Свободном университете Берлина и даже стоял во время экзамена у секционного стола. Уже тогда его раздражала надменность и честолюбие Андре (он сам охарактеризовал себя так для медицинского университетского журнала). Его «деловое чутье» в глазах Матса было обыкновенной жаждой денег. Клопшток, например, занимался прибыльной и спорной с точки зрения авторского права торговлей старыми экзаменационными работами.

Это был кичливый, надменный и наверняка продажный человек.

Но был ли он преступником?

Матс помотал головой. Хотя он считал Андре Клопштока способным на многое, похищение человека или массовое убийство сюда не входили.

Или все-таки входили?

Анонимные тесты Клопштока

Новый подзаголовок привлек его внимание. Он был выделен голубым цветом и подчеркнут, то есть еще одна ссылка, которая все равно не привела его к желаемой цели.

Хорошо, Клопшток не только обогащался на пациентах с ВИЧ и раком, применяя в своей лаборатории дорогие методы диагностики и затем проводя лечение. Он также открыл для себя прибыльный рынок самодиагностики и имел патенты на безбожно дорогие ВИЧ-тесты, которые отсылались людям, стеснявшимся лично явиться к врачу.

Зная процесс становления Клопштока, все это было вполне закономерно.

Матс прокрутил дальше, и наконец-то в глаза ему бросились три искомые буквы.

ППТ

Он так и знал!

Первичное психологическое тестирование

Матсу срочно потребовалось сесть. Он зашатался – потеря равновесия была уже не результатом колебаний самолета. Его качало внутренне, но, зная, что волнение не уляжется, даже если он опустится в кресло, Матс остался стоять и оперся о стол.

Под фотографией Клопштока автор статьи по ППТ процитировал выдержку из рекламной брошюры:

«Клопшток-Медикал» (КМ) уже лидирует среди лабораторий, проводящих анализы мочи и волос пилотов, водителей грузового транспорта и солдат. Людей, от которых зачастую зависят сотни человеческих жизней, поэтому они регулярно проходят тесты на алкоголь и наркотики – разумеется, с согласия всех участников и в рамках действующего законодательства. Помимо этих тестов, оценивающих функциональное состояние организма, КМ уже много лет занимается ранней диагностикой психологических отклонений. Депрессии, суицидальные мысли, галлюцинации, психозы. Все эти расстройства не менее опасны, чем физические заболевания и состояние наркотического или алкогольного опьянения. Просто до сих пор они не распознавались обычными тестами. Но метод первичного психологического тестирования, разработанный КМ, совершил настоящий прорыв в этой области.

Данный ППТ-метод помогает определить суицидальные намерения у пилотов. Речь идет о сложных подробных анкетах, с помощью которых можно тестировать членов экипажа и даже пассажиров во время ожидания в залах вылета. Психологические тесты-опросники проводятся параллельно с анализами крови. В настоящий момент ППТ находится на стадии испытаний, но уже существует законодательная инициатива, которая в случае положительных клинических исследований сделает раннюю диагностику психологических отклонений обязательной».

Матс посмотрел налево в темноту за иллюминатором, которая показалась ему еще гуще, чем раньше. Чернее этой черноты не могло быть даже на дне океана.

Ему казалось, что он обладает зеркалом, на котором написана вся правда и все ответы на его вопросы, только зеркало лежит разбитое на полу перед ним, и он должен собрать осколки в единое целое.

Фели предполагает, что водитель Клопштока как-то связан с похищением Неле.

Сам Клопшток занимается исследованием ППТ.

Пилот говорил о ППТ.

Налицо была какая-то связь.

Но какое отношение могло иметь исчезновение Неле к психологическим тестам для ранней диагностики отклонений?

Мотив! – вспомнил он свой самый первый вопрос, который пока оставался без ответа. – Кто выиграет, если я устрою крушение самолета?

Матс схватился за виски, помассировал их. Он чувствовал, что вот-вот ему откроется целостная картина. Точнее сказать, что вопрос о мотиве слишком поверхностный.

– ППТ! – воскликнул он. – Это и есть связующее звено. Шантажисту важно, чтобы я не просто устроил крушение самолета. Для этого он мог бы подложить бомбу или вручить мне оружие.

Вместо этого шантажист выслеживает его, сверяет данные его полета с рабочим графиком Кайи и загружает тайные фильмы в бортовую кинопрограмму.

– Вопрос в том, почему я должен уничтожить самолет именно таким способом?

Манипулируя человеком!

Активируя психическую бомбу!

Матс, как наэлектризованный, дрожал от волнения. Ответ снова приводил к Клопштоку и ППТ.

Клопшток хочет официального введения ППТ.

Закон не набрал большинства голосов!

Ему необходим прецедент.

Неожиданно все стало логичным.

Клопштоку нужно крушение самолета, чтобы доказать необходимость психологического контроля. Не только для пилотов. А для всего экипажа. И для пассажиров типа меня. Чтобы грести миллионы, когда десятки аэропортов Европы вдруг обяжут проводить его тесты.

Матса знобило, ему стало страшно от собственных умозаключений. Он выключил монитор и уставился на свою руку, которая по-прежнему сжимала пульт управления и никак не переставала трястись.

Он был настолько взбудоражен и возбужден, что чувствовал каждый волосок на своей голове.

Да, в этом есть смысл, – подумал он еще раз, однако что-то не укладывалось в эту картину.

И это был надутый индюк ростом метр восемьдесят пять по фамилии Клопшток.

Неужели он пошел бы по стольким трупам, просто чтобы забить деньгами свои счета, которые и без того ломились и рисковали быть закрытыми из-за переполненности.

Матс направился к месту 7А, чтобы это выяснить.

Глава 41

Фели

Задний двор, пятый этаж. Серая бетонная стена с граффити, неубиваемая стойка для велосипедов во дворе и запах кошачьей мочи в подъезде.

Фели не думала, что подобная убогость может соседствовать с баром «Париж», куда приходили люди, которые, выпив здесь один коктейль, уже причисляли себя к высшему берлинскому обществу.

Какой-то шутник написал фломастером на коричневой входной двери «Бедные, но уродливые» – намек на цитату бывшего бургомистра Воверайта «Бедные, но сексуальные».

Фели не могла не согласиться.

Тесная постройка семидесятых годов, в которой обитал Франц Уландт, представляла собой образец архитектурного уродства. Низкие потолки, оштукатуренные бетонные стены и окна, напоминающие бойницы, – насколько можно было оценить вид с Кантштрассе.

Поднимаясь на пятый этаж, Фели проходила мимо детских колясок, грязных ботинок, желтых мусорных мешков и пакетов с пустыми бутылками. Ехать в тесной кабине лифта она не рискнула.

И вот, слегка запыхавшаяся, она стояла перед дверью с невнятной табличкой с буквами Ф. У. под звонком.

Франц Уландт?

Это должно быть здесь, если данные «центрального офиса» на визитной карточке были верными.

«Такси, перевозка больных и услуги водителя» значилось на простой картонке, которую Фели получила от дамы на ресепшен. Пятый этаж, налево.

Она нажала на кнопку, но не услышала звука звонка в квартире, поэтому постучала ладонью по двери.

Ох.

На мгновение она забыла, что прищемленные пальцы все еще болят. Неумно использовать их в качестве ударного инструмента.

Поэтому она попробовала еще раз другой рукой и выкрикнула имя Уландта.

Дверь неожиданно открылась. Правда, не та, перед которой она стояла, а другая, за спиной.

– Ну ладно, ладно… Только не надо так кричать! – раздался хриплый голос из квартиры напротив. Словно в этом доме были отменены законы природы и скорость звука опережала скорость света, Фели сначала услышала голос старого мужчины, а затем принадлежащее ему худое тело вышло из полутени квартиры в коридор.

– Подождите, подождите…

Шурша халатом, как сухой бумагой, старик, которому наверняка было не меньше восьмидесяти, зашаркал в тапочках к Фели. У него были немытые седые волосы со строгим пробором, лицо казалось запавшим внутрь – вероятно, из-за того, что во рту почти не осталось зубов. Поэтому он и шепелявил.

– Вы новенькая?

– Простите?

– Почему же вы ко мне не позвонили?

Фели промолчала по той простой причине, что понятия не имела, кто этот мужчина и что он от нее хочет. Еще большее недоумение она испытала, когда он вытащил из глубин халата связку ключей, слишком большую для его рук в старческих пятнах, и отпер дверь в квартиру Уландта.

– Он сказал, что вы обратитесь ко мне, когда придете.

– Франц? – окончательно запутавшись, спросила Фели.

– Нет, Брэд Питт, – огрызнулся старик в типичной берлинской манере. Если у жителя столицы появлялась возможность нахамить кому-то, он ее использовал. – Брэд обожает роскошную жизнь здесь. Для этого он даже продал свою виллу в Малибу.

С покашливанием завзятого курильщика он открыл дверь.

– Просто захлопните, когда закончите подтирать задницу, – проскрипел он. – О’кей?

– Закончу что? – вырвалось у нее.

– О, извините. Не хотел вас обидеть. Так, что теперь, будете входить?

– Да, – ответила Фели, не зная, с кем пенсионер ее перепутал. Она с нетерпением ждала, когда он снова исчезнет у себя в квартире. Но он стоял, уставившись на Фели, как посыльный, ожидающий чаевых. Так как мужчина не собирался уходить, значит, ей придется закончить эту гротескную встречу.

Самым простым и разумным выходом было немедленно развернуться и как можно скорее покинуть этот дом. Но тогда что ей сказать Матсу?

Извини, я стояла перед открытой дверью потенциального похитителя твоей дочери, но побоялась войти внутрь?

Неразумной альтернативой было бы войти и осмотреться в, очевидно, покинутой квартире, одновременно позвонив Матсу.

– Еще раз большое спасибо, – сказала Фели, выбрав второй вариант.

Она вошла в квартиру Уландта и закрыла за собой дверь. В глазок увидела, как старый сыч исчез в собственных четырех стенах.

Фели сделала шаг в коридор и испугалась внезапно загоревшихся потолочных светильников-спотов, которые, очевидно, были оснащены датчиком движения. Прихожая погрузилась в теплый мягкий свет.

– Господин Уландт? Вы здесь?

Ответа не последовало, и она огляделась. В квартире царил почти педантичный порядок. Резиновые сапоги аккуратно стояли на специальном поддоне для обуви. Ключи с подписанными наклейками висели на крючках рядом с дверью, на комоде лежала кружевная салфетка.

В выборе освежителя воздуха Франц ошибся со временем года. Сейчас, осенью, уже пахло по-рождественски – корицей и сладким миндалем.

– Кто-нибудь есть дома?! – крикнула Фели в темноту, начинавшуюся за границами прихожей. Во второй раз за несколько часов она оказалась в чужой квартире. Для Неле, возможно, все уже плохо кончилось. Сейчас Фели мучалась еще более сильными угрызениями совести.

Она достала сотовый и, как ей показалось, целую вечность ждала ответа.

– Матс?

Спустя привычное запаздывание во времени, он произнес:

– Где ты?

– У Франца Уландта дома, полагаю. Здесь все выглядит странно.

– Что ты имеешь в виду?

– Не знаю. У меня очень нехорошее чувство. Что я здесь вообще делаю?

– Ты одна?

– Надеюсь.

– О’кей, поищи ноутбук, какие-нибудь документы, кабинет.

– Хорошо.

Фели открыла дверь справа и увидела себя. На стене квадратной ванной комнаты без окна висело зеркало. Здесь тоже все было вычищено до блеска. Никаких капель на зеркале, на краю раковины лишь самое необходимое. Зубная паста, дозатор мыла, бритва.

– Нашла что-нибудь?

– Нет.

Фели открыла зеркальный шкафчик над раковиной.

Упаковки медикаментов, отпускаемых без рецепта, различные тюбики и баночки были расположены на одинаковом расстоянии друг от друга. Абсолютная противоположность хаотичному порядку в ванной комнате Фели.

Ибупрофен, таблетки с цинком, аспирин, витамин В, вольтарен.

Ничего, что привлекло бы внимание Фели. За исключением…

Какого черта…

– Что там? – спросил Матс, который, видимо, услышал, как она прищелкнула языком.

– Мне кажется, Франц меняет свою внешность.

– В смысле?

– Здесь есть крем для зубных протезов. И пустой контейнер из-под вставной челюсти.

Пауза.

– О’кей. А что с его кабинетом?

– Еще не нашла.

– Хорошо. Позвони мне, когда выяснишь что-то новое. Я здесь тоже напал на кое-какой след.

– Поняла.

Фели положила трубку, закрыла шкафчик и с криком выронила телефон, увидев в зеркале фигуру, которая с топором в руке подкралась к ней сзади.

Фели закричала еще громче, когда поняла, что нападавший не один.

Глава 42

Как у мамы, – промелькнула в голове абсурдная мысль. У топора было двухцветное полотно. Светлое графитовое лезвие и черный обух, к которому крепилось топорище. Он выглядел как топорик для рубки мяса, которым мама Фели всегда управлялась на кухне, чтобы разделать мясо или замороженные продукты. Не очень большой, но слишком тяжелый для слабого человека, которому приходилось держать орудие обеими руками.

Не для того чтобы опустить его Фели на голову – из положения, в котором находилась фигура, это было невозможно. А видимо, для того, чтобы запустить им в нее. Ничего другого женщине в инвалидном кресле не оставалось, если она хотела ранить Фели.

Именно это она и собиралась сделать. С разъяренным, красным от злости лицом женщина замахнулась. Закричала: «НАЛЕТЧИКИ!», затем выпустила топор из рук. Фели показалось, что она уже почувствовала дуновение ветра, представила, как металл с гудением вонзится в ее череп, расколет его до самого мозга. Поэтому закричала в ожидании боли и смерти, но не так громко, как теперь орала старуха. Уже не от ярости, а тоже от страха.

Как Фели.

Женщина в инвалидном кресле, которая теперь выглядела не только старой и разъяренной, но, в первую очередь, больной, закинула голову и посмотрела изможденными глазами наверх, прямо в лицо мужчины, который выхватил у нее топор.

– ПОМОГИТЕ! – выкрикнула она, и Фели зажала рот рукой.

От облегчения и счастья, что оставила дверь незапертой.

Через которую Ливио, видимо, и проследовал за ней.

Глава 43

– ПОМОГИТЕ! НАЛЕТЧИ…

Крик женщины перешел в глухие задушенные звуки, когда Ливио зажал ей рукой рот. Она была слишком слабая, чтобы защищаться. Казалось, женщина весила не намного больше, чем сиреневая шелковая пижама, которая была на ней.

– Спокойно, спокойно, – сказал спаситель Фели и присел на корточки, чтобы быть на одном уровне со старой женщиной. – Мы вам ничего не сделаем, вы поняли? Мы не налетчики и не воры, мы не хотим причинять вам зла.

Глаза женщины округлились, и она перестала кричать.

– Что ты здесь делаешь? – спросила Фели молодого человека. От волнения она перешла на «ты».

– Об этом я хотел бы тебя спросить, – ответил Ливио и на секунду повернулся к ней. – Я собирался лишь отдать тебе портмоне, которое ты забыла у меня в машине.

Фели схватилась за карман, но тот был пуст.

Тем временем женщина в инвалидном кресле перестала кричать, и Ливио отважился убрать руку.

– Повезло, что я смог тебя догнать.

Старая женщина закашлялась и вытерла слюну с нижней губы.

– Черт возьми, кто вы такие?

Фели тоже присела перед ней.

– Меня зовут доктор Фелиситас Хайльман, – сказала она в надежде, что ученое звание поможет вернуть немного уважения и доверия. Очевидно, это сработало.

– Вы врач? – удивилась старая женщина.

– Да.

– Но что вы делаете в моей квартире? Что вы забыли у меня в ванной?

– Мы ищем Франца Уландта, он здесь живет?

– Так зовут типа? – услышала она вопрос Ливио, который тем временем снова оказался позади инвалидного кресла. Одной ногой он стоял в ванной, другой в прихожей. Фели вспомнила, что он не присутствовал во время разговора с Клопштоком.

– Моего Франца? – спросила женщина.

Лишь теперь у Фели появилась возможность спокойно рассмотреть ее лицо. Болезненная худоба, какая бывает только вследствие тяжелой болезни. Почти никакой жировой ткани под кожей, так плотно обтягивающей череп, что, казалось, могла лопнуть, как воздушный шарик, если провести по ней ногтем. Волосы почти все выпали, за исключением нескольких седых клочков. Раньше женщина была привлекательной – о чем говорили правильные черты лица, высокий лоб и красивые скулы, – отчего, видимо, еще больше сейчас страдала, глядя на себя в зеркало. Болезнь лишила старую даму какой бы то ни было красоты.

– Нам кажется, что у Франца проблемы, – сказала Фели, переполняемая сочувствием.

Старуха глухо рассмеялась.

– Для такого прогноза вам не нужно быть ясновидящей. Проблемы – это наше второе имя.

– Вы всегда встречаете незнакомцев с топором? – спросил Ливио из-за ее спины.

– А вы всегда вламываетесь к инвалидам?

Глядя на то, как старая женщина повернула морщинистую шею, чтобы посмотреть на Ливио, Фели невольно подумала о черепахе.

– Вам повезло, что у меня дома нет охотничьего ружья. Как вы вообще вошли в квартиру?

– Ваш сосед отпер мне дверь, – объяснила Фели. – Вы не открывали, а он, видимо, принял меня за вашу сиделку.

Женщина в инвалидном кресле ударила себя ладонью по лбу.

– Петерайт, этот слабоумный идиот. Она же вчера приходила. Вот болван! Я просила его отпереть дверь, потому что из-за медикаментов иногда не слышу звонка. Но не сегодня. Мой сын велел мне не подходить к двери, что бы ни случилось. Он предупредил меня, что к нам могут вломиться.

– Франц ваш сын? – удивился Ливио.

– Мне всего пятьдесят пять. Да, знаю. Я выгляжу на все сто. Проклятый остеопороз. – Мать Уландта смиренно махнула рукой. – Мой Франц говорит, что это из-за молока.

– Простите?

Она взглянула на Фели тусклыми глазами и бессильно пожала плечами.

– Знаете, он веган. Зациклился на мысли, что все животные продукты делают нас больными. В первую очередь молоко. Господи, с тех пор как он живет здесь, мне нельзя держать в доме ни сыра, ни йогурта, даже плитки шоколада. Говорит, что человек – единственное млекопитающее, которое пьет молоко после прекращения грудного вскармливания. И что это причина моей болезни. Мне кажется, что это, скорее, плохая наследственность. Но мой Франц не хочет ничего слушать.

Она схватилась за колеса, чтобы выехать из ванной комнаты, но Ливио придержал коляску.

– Почему вы не должны были сегодня подходить к двери и ждали взломщиков? – хотел знать он.

– Это не важно. Зачем я вообще с вами говорю? Проваливайте, иначе я позвоню в полицию.

– Вы говорите с нами, потому что мы хотим помочь вашему сыну, – сказала Фели и заметила, что Ливио слушает ее так же внимательно, как и мать Уландта. – Франц абсолютно точно не хочет, чтобы вы подключали полицию. Исчезла женщина. Беременная женщина. Дочь одного моего друга, и я боюсь, ваш сын может быть с этим связан.

Мать Уландта заметно поникла. Сгорбилась в коляске и посмотрела на свои руки, сложенные на коленях.

– Вы говорите – беременная женщина?

– Да.

Ее губы зашевелились, но прошло какое-то время, прежде чем Фели что-то услышала; она как будто разминала рот, чтобы произнести слова.

– Я понятия не имею. Но Франц что-то задумал, это точно. Я не хочу плохо о нем говорить. Он добрый парень и хорошо обо мне заботится. Но с тех пор, как у него появился новый друг…

– Какой друг? – спросила Фели.

– Я никогда его не видела. Даже не знаю, парень ли это вообще, но у Франца еще никогда не было настоящей девушки. Он всегда говорил о родственной душе. «Наконец-то появился человек, который меня понимает, мама», – сказал он. И что оба планируют нечто такое, о чем будет говорить весь мир. Он даже деньги для этого получил.

– Для чего?

– Откуда я знаю? Кажется, для видеооборудования. Работал день и ночь. Я правда понятия не имею, что он там вынюхивал.

Она повернулась к Ливио и посмотрела мимо него на дверь напротив ванной, с другой стороны прихожей.

– Мне запрещено входить в его комнату.