Текст книги "Современный зарубежный детектив-14.Компиляция. Книги 1-22 (СИ)"

Автор книги: авторов Коллектив

34

Джулс

«Я тебя нашел, гребаная шлюха…»

Он правда только что слышал, как какой-то мужчина прокричал это в телефон?

Джулс усилил громкость на гарнитуре, но связи не было.

Проклятье!

Он ее потерял.

Хрупкая – как эмоционально, так и акустически – связь с Кларой прервалась, и вряд ли она перезвонит ему, хотя он и продиктовал ей до этого свой личный номер.

Шлюха…

Он подозревал, что Клара находилась в большей опасности, чем когда-либо этим вечером, как назло сейчас, когда он не мог бросить ей даже телефонный спасательный трос. Джулс чувствовал себя неудачником, кладя свою гарнитуру на край мойки.

Капающий кран, который привел его в ванную, был измазан зубной пастой – обычное дело для квартиры с маленькими детьми.

До пожара на Принцрегентенштрассе, когда Валентин и Фабьенна еще вместе бесились и бегали по слишком маленькой для семьи из четырех человек квартире, пена (с клубничным или малиновым вкусом), которая после чистки зубов должна была оказаться в раковине, обнаруживалась на самых невероятных поверхностях и в самых невероятных уголках. Размазанная маленькими, плохо или вовсе не мытыми руками, которые без устали изучали мир, полный загадок, тайников и приключений.

И смертельных опасностей.

Даже в собственной квартире.

После переезда в новой квартире Джулса было намного больше места, но уже никакой беготни, после того рокового, смертельного дня, когда Даяна заперла детей, чтобы навсегда погасить горевший в ней огонь; огонь, который он считал достаточно ярким, чтобы освещать путь другим, и даже достаточно сильным, чтобы другие могли им согреться.

Как я мог так ошибаться?

Джулс избегал смотреть в зеркало над раковиной, потому что знал, каким уставшим и неухоженным он выглядел, с темными кругами под глазами и сухой кожей на лбу, носу и вокруг рта. Он задавался вопросом, сколько раз он ошибался только за последние пару часов.

Клара действительно была в опасности? Она страдала от домашнего насилия? Или большая часть того, что она ему рассказала, существовала лишь в ее фантазии, как утверждал его отец?

«Забудь эту дамочку. Она не совсем в себе. Да, она находилась на лечении в клинике „Бергер Хоф“, но не как участница эксперимента, а потому, что действительно страдает диссоциативным расстройством – или как это называется, когда не можешь отличить иллюзий от реальности».

Сегодня вечером она действительно сидела в своей машине и пыталась покончить с собой? Ехала ли она сейчас с переодетым Санта-Клаусом незнакомцем?

А этот кран уже давно капает?

У Джулса был хороший слух. Когда он хотел заснуть, в квартире должна была стоять тишина. Даяна посмеивалась над его слухом летучей мыши, когда он обыскивал спальню в поисках пищащего прибора в режиме ожидания или в сто первый раз спускал воздух из батареи, потому что бульканье сводило его с ума. Поэтому он не мог себе представить, что не услышал капанье в ванной комнате. К тому же в эмалированной раковине не было брызг – признак того, что кран открывали недавно и потом закрутили не до конца.

Или все-таки нет?

Джулс почувствовал, как его сердце забилось быстрее, когда он взялся за вентиль, чтобы его закрутить. При этом он думал о связке ключей в кармане брюк, о недостающем ноже в подставке и о словах своего инструктора в пожарной части: «Всегда слушайте свою интуицию, парни. Шлемы, спецодежда, все снаряжение мира не сможет защитить вас так хорошо, как ваш внутренний, наученный жизненным опытом голос. И если он говорит вам „Здесь что-то не так“, то обычно действительно что-то не так».

Джулс непроизвольно кивнул. Здесь было что-то не так. Внутренний голос не просто говорил, а кричал в его истощенное лицо: «ТЫ НЕ ОДИН!»

Он прижал обе руки к вискам, но это не помогло заглушить голос, наоборот, из-за возникшего давления тот словно стал еще громче: «ВЫ ОБА НЕ ОДНИ. ТЫ И ТО ЧУДЕСНОЕ СПЯЩЕЕ СУЩЕСТВО, КОТОРОЕ ТЫ ВООБЩЕ-ТО ХОТЕЛ ОГРАДИТЬ ОТ НОЧНЫХ КОШМАРОВ, А ТЕПЕРЬ ПОДВЕРГ ОПАСНОСТИ!»

Потому что не послушал Клару. Потому что не положил трубку, когда она его об этом просила.

«Он не поверит, что это была ошибка. Что я случайно набрала ваш номер. Черт, если он узнает, что я вам позвонила, он и к вам придет».

– ХВАТИТ УЖЕ! – закричал Джулс и ударил кулаком по зеркалу, которое сухо треснуло в своей деревянной раме. Этот неприятный звук непоправимого разрушения помог Джулсу остановить карусель мыслей и заставил замолчать внутренний голос.

Какая чушь!

Не было никаких демонов, которые сначала покушались на жизнь Клары, а после удачно выполненной миссии отправились к нему.

Джулс покачал головой и посмеялся над своей глупостью и иррациональными страхами из-за звона ключей, который мог быть спровоцирован сквозняком или тяжелыми шагами в соседней квартире. При трезвом подходе, его мысли были абсурдными, как и страх собственного отражения, который он сейчас преодолел. Трещина в зеркале делила его голову на две несимметричные части, но, разумеется, там не было никакой тени, исчезнувшей у него за спиной, никакого лица, неожиданно появившегося и перекошенного в гримасе, и он не ощущал никакого холодного дыхания в затылок.

Вместо этого из крана снова закапало. Видимо, он просто был сломан и, как туго его ни закручивай, протекал. Джулс попытался снова затянуть вентиль, но это было бессмысленно. Трубы, похоже, тоже нуждались в починке. Вода неожиданно приобрела странный грязный цвет.

Пока Джулс недоумевал, почему он вдруг так ослабел, в раковину все сильнее капала пахнущая железом, вязкая жидкость, которая, как он сейчас заметил, выходила вовсе не из крана.

Крупные, ржаво-красные капли падали прямо из носа.

35

Клара

Ги-бель.

Пыт-ки.

Бо-ли.

В жизни Клары было много двусложных слов с жутким значением. Но ни одно из них не вызывало такого ужаса, как Мартин. Для нее не было слова ненавистней. Ни одного другого она не научилась бояться сильнее. Ни одно другое с годами не изменилось так разительно. Из любовника стал са-дист. Из нежности – му-ки.

…Которые мне придется терпеть сполна сегодня ночью, – подумала Клара и отвернулась от Мартина. Он сел за руль и, конечно, не отцепил ее от поручня, к которому она по-прежнему была пристегнута наручником Хендрика. Ее телефон Мартин уже поднял с пола и сунул во внутренний карман пиджака. Пистолет, который он отобрал у Хендрика вместе с его шапкой, лежал вне досягаемости Клары в боковом отделении водительской двери.

Даже не глядя на Мартина, она чувствовала его садистскую улыбку. Кроме оскорблений в качестве приветствия, он не сказал больше ни слова. Ни когда заводил мотор, ни когда машина тронулась, заскользив шинами по дороге. Очевидно, он украл у Хендрика и ключ от автомобиля, на котором теперь похищал ее.

Направляясь неизвестно куда.

Все, что она знала об их цели, был его загадочный возглас: «Я отвезу тебя в загон, мразь!»

Куда мы едем? И что ты сделал с Хендриком? – хотела спросить Клара, но знала, что получит в ответ только пощечину или даже хуже. Несмотря на свой страх, она была еще в состоянии мыслить логически и комбинировать. Из садового домика она убегала не от Янника, а от своего мужа.

Мартин последовал за мной. Пока я блуждала по лесу, он ждал меня в своей машине на Тойфельсзеешоссе; единственной дороге, по которой можно добраться до цивилизации. Па безопасном расстоянии он последовал за единственным автомобилем, который выехал из лесного массива каким-то окольным путем, со мной на пассажирском сиденье. Наблюдал, как я поругалась с водителем в странном костюме и пыталась сбежать. А он воспользовался удобным случаем, чтобы нокаутировать Хендрика на открытой дороге.

Только так Клара могла объяснить себе, почему Хендрик как сквозь землю провалился, когда она отчаянно пыталась высвободиться из наручника.

Вероятно, он неподвижно лежал на обледенелой дороге, и ему грозили одновременно две опасности: либо замерзнуть, не приходя в сознание, либо быть перееханным в темноте другим автомобилем. Снова Кларе казалось, что ее жизнь движется по бесконечной петле, в которой одно несчастье сменяется следующей катастрофой, так что пережитое до этого выглядит уже не таким чудовищным.

Если бы она могла сейчас решать, то предпочла бы и дальше оставаться во власти незнакомца, чем подвергнуться жестокости своего мужа, который, несмотря на неистовую ярость во взгляде, выглядел просто бессовестно привлекательно, как в тот первый день, когда она на него запала. Трехдневная щетина Мартина была аккуратно подстрижена, густые волосы идеально уложены (не зря он каждые две недели делал стрижку за двести евро), ухоженные руки красивой формы – после свежего маникюра. Ему даже мокрый снег был нипочем. В своем сшитом на заказ костюме, плотно обтягивающем его мускулистое тело, и белой сорочке под темным пиджаком с розовым нагрудным платком он выглядел, как фотомодель, направляющаяся на съемку рекламы предметов роскоши для зрелых мужчин: часов, спортивных машин, яхт. Но его голос звучал как у наемного убийцы.

– Кто это был? – спросил он Клару. Холодно. Жестко. И непреклонно.

Затем ускорился и задал еще один вопрос:

– В чьей машине мы сидим?

– Я не знаю.

Удар был сильным, но ожидаемым – за ним последовал знакомый вкус крови, которая закапала из разбитой губы.

– Что за гребаный день. Сначала я узнаю, что мою машину взломали. Но мою жену это не интересует, она не хочет говорить со мной, даже не подходит к телефону. Да и как… – Он снова начал орать: – Она ведь трахается неизвестно с кем!

Брызги слюны полетели ей в лицо.

– Нет, я…

– Ты встречаешься с ним в нашем садовом домике?

– Да нет же, я…

– Конечно, все не так, как кажется, – заерничал Мартин и снова ударил, на этот раз ребром ладони под дых.

Клара хотела согнуться, но не смогла из-за наручника. И завалилась налево, когда Мартин сменил полосу.

– Костюмы и наручники? – Он бросил на нее презрительный взгляд. – Я думал, ты не любишь ролевые игры.

Клара хрипела, для ответа ей не хватало воздуха. К тому же ей приходилось изо всех сил концентрироваться, чтобы не опорожнить свой мочевой пузырь на сиденье. Боль от удара впилась крюком ей в нижнюю часть живота и с неослабевающей силой бушевала внутри.

Мартин нажал на газ, чтобы проскочить на желтый сигнал светофора на Хеерштрассе; вероятно, он не хотел рисковать и останавливаться рядом с машиной, водитель которой будет бросать любопытные взгляды на пассажирское сиденье, хотя за запотевшими стеклами можно было увидеть только испуганную женщину, которая вцепилась в поручень над головой.

– Я думал о нас. – Мартин внезапно менял настроение и тему. Это был его талант или болезнь, в зависимости от того, как на это смотреть. Клара ненавидела его умение за секунду переключаться с агрессивного тона на домашний, патриархальный. – Точнее, я думал о том, о чем ты меня спрашивала.

Он свернул на круговую развязку на Теодор-Хойс-плац, и Клара прижалась лбом к стеклу.

О каком из моих вопросов он говорит? Почему в сочельник ты швырнул мне на ногу подставку для елки и сломал большой палец? Почему в душе окатил меня кипятком, так что я неделю не могла ходить на работу, а затем симулировала «несчастный случай в солярии»?

Все эти вопросы она, конечно, не задавала.

Она научилась помалкивать. Не заполнять вопросами даже длинные паузы в разговорах. Потому что, как ни старалась Клара звучать заинтересованно, всегда была опасность, что она нарушит ход мыслей Мартина и заработает еще один синяк на спине.

– Помнишь, в прошлом году, когда я возил тебя в пункт скорой помощи в Потсдаме?

Она кивнула. Потому что в Берлине мы уже во всех были, и ты испугался, что кто-то обратит внимание, что твоя «неуклюжая» жена слишком часто «падает с лестницы».

В тот день Мартин проверял ее телефон (ставить блокировку на экран он запретил ей еще много лет назад) и нашел чат с Тони: «Пообедаем завтра, крошка?»

Эти три слова и нежелание Мартина верить ее заверениям, что Тони – это не мужское имя, а сокращенная форма от имени Антония (ее коллеги), стоили Кларе трещины шейного позвонка, так сильно он ударил ее головой о стену.

– Когда мы вернулись и я приготовил тебе твое любимое блюдо, ты спросила меня наверняка уже в тысячный раз, почему я не хочу пойти на терапию, если после наших ссор всегда так сожалею о случившемся. – Он прочистил горло и снова проехал на желтый свет. – Знаешь, правда в том, что я был на терапии. У одного психолога, который оказался вовсе не плох. Его зовут Хаберланд. Он старый, почти не ведет прием. А если и ведет, то берется только за особые, интересные случаи. Меня он отклонил.

Клара не решалась взглянуть на него.

– Потому что я слишком обычный. Так сказать, стандартный абьюзер, если речь идет о насилии в семье. – Мартин рассмеялся. – Видишь, я спокойно это произношу. Если была бы группа взаимопомощи, где, как у алкоголиков, всем сначала нужно представиться, я бы это сделал. Я встал бы и сказал: «Привет, меня зовут Мартин Вернет. Мне сорок восемь лет, я зубной врач, и я бью свою жену».

Она взглянула на него.

Неправильно, Мартин. Ты ее не бьешь. Ты ее убиваешь. Может, не в уголовном смысле. Но побои разрушают душу твоей жены, а без души она всего лишь безжизненная оболочка.

– У меня был только один сеанс с Хаберландом, затем он направил меня к другому шарлатану. Но и тот сказал мне все то, что я и так давно знаю: домашнее насилие – не что иное, как заниженная самооценка. И как раз у таких мужчин, как я, это является неизбежным следствием.

– Таких мужчин, как ты? – вырвалось у нее.

Следует отметить, что он не наказал ее за реплику, а даже ответил:

– Я ведь тебе рассказывал, как глубоко оскорблен был отец, когда моя мать ушла от него.

Клара кивнула. В начале их отношений, когда Мартин поделился с ней этой историей, она восприняла его откровенность как доказательство доверия. Сочувствовала ему, когда узнала, как сильно он страдал из-за расставания родителей.

Какая мать бросит своего единственного ребенка?

Тогда она не находила ответа. Сегодня Клара понимала больше, хотя ее положение невозможно было сравнивать с ситуацией матери Мартина. Клара в принципе не могла больше жить в постоянной тревоге, страхе и боли; матери же Мартина стало просто тесно в клетке брака, которую она сама выбрала. Не она, а отец Мартина мечтал о ребенке. И к сожалению, она поддалась его давлению незадолго до того, как ее взяли танцовщицей в труппу театра «Фридрих-штадтпаласт».

В результате, уже с первого дня она с трудом справлялась со своей ролью домохозяйки и жены и оплакивала отныне свою артистическую жизнь на сцене. Это вообще было чудом, что она продержалась целых десять лет, пока не познакомилась с более подходящим ей мужчиной – неформальным креативным режиссером, с которым начала новую жизнь. Не имея средств и постоянного дохода, она оставила своего десятилетнего мальчика с отцом, который со своей зарплатой прокуриста оптового поставщика напитков зарабатывал достаточно, чтобы обеспечить сыну достойный уровень жизни, но не имел того, в чем ребенок больше всего нуждался, – душевного тепла. Съедаемый жалостью к себе, отец Мартина искал причину развода не в собственной вспыльчивости и попытке запереть в клетке свою волевую жену, запрещая ей выступать с джазовым ансамблем и так сильно урезая деньги на домашние расходы, что она не могла больше позволить себе уроки игры на фортепиано. Причиной неудачного брака он считал «слишком длинный поводок», на котором держал жену и который в итоге привел якобы к тому, что «присущее женскому полу коварство» смогло расцвести во всей красе.

«Женщины как огонь, – философствовал отец Мартина в присутствии своего сына, и Мартин так часто повторял его слова, что Клара знала их уже наизусть. – Такие же прекрасные и полные тепла, невероятно соблазнительные. Но берегись, если подойдешь к ним слишком близко. Тогда они спалят тебя. Женщины питаются телами и душами мужчин. И когда они поглотят тебя и ты, как мужчина, выгоришь без остатка, они с новыми силами идут дальше. Горя еще ярче, сильнее и горячее, они завлекают новых жертв».

Клара закрыла глаза, но слова, которыми Мартина еще в детстве отравил его отец, не смолкали у нее в голове:

«Единственное, что ты можешь сделать, чтобы защититься от женщин: не давай их огню разгореться. Не позволяй им разгуляться. Не давай им слишком много кислорода. Всегда имей что-то под рукой, чтобы сбить или, на крайний случай, загасить огонь, если ты понимаешь, о чем я».

На повороте ее тело повело направо, Клара открыла глаза и поняла, что совершенно не ориентируется. Улочка была намного уже и уютнее, чем главная магистраль до этого. Они находились в жилом районе с кафе, бутиками и биомаркетами на первых этажах старинных доходных домов.

– Тогда я лишь кивал, не до конца понимая, что он мне говорил, – сказал Мартин. – Лишь сегодня его наставление полностью дошло до меня: женщин нужно держать в ежовых рукавицах. В крайнем случае, мне придется сломить их достоинство, чтобы самому не быть сломленным ими. Меня с детства так воспитывали.

Клара закрыла глаза, чтобы Мартин не видел, как она их закатила.

Если ты мне сейчас еще скажешь, что не можешь найти свое место в меняющемся обществе, меня стошнит.

Тут Мартин рассмеялся, его настроение снова изменилось. Он заговорил сдавленно, с шипением, которое придавало его словам агрессивную тональность.

– Но знаешь что? Мой старик был прав. Я самоустранился в последние недели. Позволил тебе участвовать в эксперименте. Покинуть город. Я безропотно тянул двойную нагрузку – работу и Амели. Когда ты вернулась, стала допоздна сидеть в библиотеке. И в какой-то момент я задумался: «Хм, а не злоупотребляет ли она твоим добродушием?»

Он взглянул на нее.

– Нет, подумал я. Только не моя Клара. Не моя жена, которую я так хорошо воспитал. Я справился с искушением проверить твой телефон, хотя чувствовал, что ты изменилась. Например, стала класть свой мобильник экраном вниз. Ты боялась звонка этого Санта-Клауса?

Она помотала головой.

Нет, и хотя ты мне не веришь, я его не знаю.

– Даже после того, как ты пыталась вешать мне лапшу на уши про нападение, когда, к нашему позору, обнаружил тебя в ужасном состоянии в палисаднике, я сдержался и лишь слегка наказал тебя ремнем. Но, конечно, подсуетился, верный девизу своего старика: «Контролируй каждый шаг твоей жены, иначе потеряешь контроль над собственными шагами».

Они остановились под железнодорожным мостом, и теперь Клара узнала местность. Амели обожала детскую площадку на Савиньиплац. Однако в это время, далеко за полночь, она бы никогда не появилась здесь с ребенком. Широкий тротуар под сводом моста был покрыт грязными и пропитанными влагой матрасами, на которых многочисленные бездомные разбили свой ночной лагерь.

Почему мы здесь? – спрашивала она себя, но не решалась задать вопрос вслух, потому что боялась ответа. Она попыталась отвлечь Мартина, чтобы он продолжал говорить.

– Ты прослушивал мой телефон? – Она задумалась, возможно ли такое, что Янник и ее собственный муж независимо друг от друга установили на ее сотовом две шпионские программы, которые не заметил айтишник-задрот в магазине сотовой связи.

Мартин помотал головой.

– Для меня это было слишком сложно. У тебя на машине установлен GPS-трекер. Продается по дешевке в Интернете и отлично крепится магнитом к днищу.

Пока он это говорил, стекло со стороны Клары медленно опустилось. Ледяной воздух мгновенно заполнил машину-малютку. Сердце Клары заколотилось в груди. Мартин сунул в рот два пальца и громко свистнул:

– Эй, профессор!

К Клариному ужасу, на одном из матрасов зашевелилась фигура.

Мужчина откинул брезент, которым укрывался, и поднялся со своего лежбища.

– Ну давай уже, профессор. У меня не так много времени.

Шаркая ногами, бездомный подошел ближе. Он передвигался, согнувшись, но не из-за мокрого снега, который бил ему в лицо. Все в нем указывало на то, что его сломала жизнь на улице.

– Кто это? – прошептала Клара. Но и на этот вопрос она, в принципе, не хотела ответа.

Чем ближе подходил старик, тем более жалкий вид приобретала его фигура. Все, что издали в тусклом свете уличного фонаря выглядело расплывчато, вблизи произвело на Клару исключительно больное впечатление.

Седые блеклые волосы, как после лучевой терапии, казались такими слабыми, словно могли выпасть, стоило мужчине лишь потрясти головой. Его кожа имела серо-зеленый оттенок, как у утопленника, и по цвету подходила к парке, которую он носил как пончо-дождевик, не продевая руки в повисшие рукава.

– Доктор Вернет? – вежливо спросил мужчина, остановившись в двух шагах от окна Клары. Сопровождавший его слова запах подходил к желтизне гнилых зубов – большинство сохранилось только на верхней челюсти. Внизу виднелся одинокий резец.

– Хочешь заработать пару евро? – спросил Мартин бездомного, который так горячо закивал, будто ему предложили провести остаток жизни в сьюте люксового отеля.

Клара снова ощутила боль в животе, во всех внутренностях, потому что подозревала, что сейчас произойдет. И действительно, Мартин приказал вонявшему калом, мочой и разложением мужчине:

– Тогда залезай и надень вот это.

Он швырнул на заднее сиденье шапку Санта-Клауса, которую украл у Хендрика.

– Моей жене сегодня хочется извращенных ролевых игр.