Текст книги "Современный зарубежный детектив-14.Компиляция. Книги 1-22 (СИ)"

Автор книги: авторов Коллектив

Ломакс

Последний из скорбящих поставил свою пустую тарелку в раковину, еще раз выразил Ломаксу свои соболезнования и ушел. Похороны должны были состояться только через два дня. Ему предстояло пережить еще сорок восемь часов этого дерьма. Он не хотел, чтобы в доме появился еще один поминальный пирог, не хотел больше готовить кофе, видеть или разговаривать с кем-либо еще в течение очень долгого времени.

Люди, которые пришли выразить свое уважение покойной, были друзьями Люси – соседи, просто горожане, владельцы магазинов, медсестры и все остальные. Болезнь была долгой, но в конце концов скончалась она так внезапно, что люди были совершенно к этому не готовы. Люси упорно боролась с болезнью и никогда не позволяла ей лишить ее достоинства и силы. Наверное, как раз по этой причине для некоторых это по-прежнему оставалось неожиданностью.

Ломакс оставил грязные тарелки, стаканы и кружки там, где они и стояли, поднялся наверх и подумал, что Люси задала бы ему перцу за то, что не убрал за собой. Но он был уже не в силах. Ему просто хотелось прилечь. В спальне стряхнул с ног ботинки и улегся на ту сторону кровати, где обычно спала Люси. Вдохнув, уловил аромат ее духов, все еще остававшийся на простынях. Немного поплакал, а потом заснул. Проснувшись, посмотрел на часы на ночном столике и увидел, что уже больше пяти вечера. Он проголодался, но возиться с готовкой не хотелось.

Перевернувшись на другой бок, Ломакс уставился на статуэтку, которая изображала полицейского, стоящего у фонарного столба. Принадлежала она Люси – ее подарила его жене какая-то подруга, когда Ломакса впервые избрали шерифом. Этой фарфоровой статуэтке было уже двадцать пять лет от роду. Люси смотрела на него каждую ночь, и эта фигурка по-своему смотрела на нее в ответ.

Ломакс отбился от света. Корн завлек его во тьму. Шериф выдвинул ящик прикроватной тумбочки Люси в надежде найти ее духи. Это было личное пространство его жены. Обычно он никогда даже не приближался к ее ящикам или комоду. Она предпочитала именно такое положение вещей, и для Ломакса это была запретная зона. В конце концов, у него имелся свой собственный гардероб – даже не просто гардероб, а целая гардеробная комната.

Заглянув в ящик прикроватной тумбочки, он увидел флакон французских духов. А рядом с ним – белый конверт. Довольно большой. Ломакс сел, достал его и прочел имя, написанное на конверте знакомым почерком.

Для Колта. На потом.

Перевернув конверт лицевой стороной вниз, он осторожно вскрыл его. Ему не хотелось его рвать. На обратной стороне был почерк Люси, и это она написала его имя, и этот конверт представлял собой большую ценность. То, что следовало беречь.

Внутри было письмо, написанное от руки.

Дорогой мой Колт!

Любовь моя, я знаю, что ты не получишь этого письма, пока я не уйду. Пожалуйста, не расстраивайся так сильно. Я любила тебя всю свою жизнь. И до сих пор тебя люблю. И не забывай поесть. Я уж тебя знаю.

Мне очень нравится, как ты заботился обо мне во время этой болезни. Как ты растирал мне ноги, купал меня, мыл мне волосы, даже крошил мои таблетки в ложке и разводил их йогуртом, когда я не могла их проглотить. Ты можешь быть таким заботливым…

Мне нравится дом, который ты построил для нас. Последние несколько лет он доставлял мне особенную радость. И не думай, что я не знаю, во что это удовольствие обошлось. Ты молча нес бремя, повисшее у тебя на шее. Я это видела. Это началось вскоре после того, как в нашей жизни появился Рэндал Корн, и не проходит и дня, чтобы я не жалела, что ты в какой-то момент попался этому человеку на глаза. Он совершенно прогнил изнутри. И пытается сделать тебя таким же, как он.

Ты не такой, как Рэндал Корн. Ты хороший человек. Я это знаю. Я поняла это еще в тот день, когда вышла за тебя замуж. Что-то изменило это. Но в тебе по-прежнему есть это хорошее, Колт Ломакс. Я вижу это, когда ты надеваешь на меня тапочки, когда помогаешь мне сходить в туалет, когда готовишь какао поздно вечером.

Он заставляет тебя заниматься плохими вещами. Такими, на которые ты раньше никогда бы не решился. Жизнь так коротка – и так сладка… У меня не получалось поговорить с тобой об этом раньше. Ты знаешь, что не получалось. Я пыталась, но ты не слушал. Что бы ты ни сделал, это причинило тебе боль, в самой глубине души. И я не хочу, чтобы тебе было еще больнее.

Делай что-нибудь хорошее, каждый божий день. Как делал это раньше. У тебя есть твоя счастливая кроличья лапка. С тобой не случится ничего плохого, пока она у тебя на ключах. Она хранит тебя. Но не медли, любовь моя, – вычеркни этого человека из своей жизни, раз и навсегда.

Ради меня.

Пожалуйста.

Сделай это, и я буду ждать тебя.

Твоя любящая жена,

Люси

ххх

Ломакс уставился на письмо, не в силах вымолвить ни слова. Не в силах пошевелиться.

Он вздрогнул, когда на странице появилась слезинка, размазавшая чернила. Осторожно положил письмо на ночной столик и разрыдался, оплакивая свою жену.

И себя самого.

Через некоторое время Ломакс встал и открыл гардеробную. Рядом с сейфом для хранения личного оружия стояла коробка из-под обуви. Он вытащил ее и открыл. Внутри лежала флэшка с записью с камеры наблюдения на заправочной станции, сделанной за сорок восемь часов, охватывающие момент исчезновения и убийства Скайлар Эдвардс. Единственная копия этой записи. Оригинал с сервера заправочной станции он удалил.

После того как отчет судмедэксперта выявил некоторые несоответствия, Ломакс продолжил собственное расследование убийства Скайлар. И через пару дней после того, как Дюбуа предъявили обвинение, нашел эту запись. Он по-прежнему не мог поверить в то, что там увидел. Скайлар села в машину. И эта же машина вернулась на следующий вечер, сразу после наступления темноты. Увеличив изображение, Ломакс увидел, как водитель достал из багажника что-то тяжелое и направился к лугу за стоянкой.

Он знал водителя. Настоящего убийцу. И что еще более важно, было четко видно, что в ночь исчезновения Скайлар Энди Дюбуа ушел оттуда и так и не вернулся.

Пришло время сделать признание – остановить Рэндала Корна, пока он не отправил в камеру смертников еще одного невиновного человека.

Эдди

С Кейт и Гарри мы пересеклись в мясном ресторанчике в пятнадцати милях от Бакстауна. Это было типичное придорожное заведение со скатертями в бело-голубую клетку и тарелками с разделителями. Три разных отделения: одно для мяса, другое для оладий или луковых колец и еще одно для зелени. Мы с Гарри заказали свинину на гриле. Кейт выбрала салат из курицы, приготовленной на углях.

– Так что тебя так возбудило? – спросил я.

Правая пятка Кейт подпрыгивала на деревянном полу под столом с тех самых пор, как она опустилась на стул.

– Я видела кольцо, которым нанесены раны Скайлар Эдвардс! – выпалила она.

Я подался вперед.

– Мы искали большое кольцо с пятиконечной звездой. У Райана Хогга как раз такое кольцо, – добавила Кейт, демонстрируя мне фото.

На снимке я углядел предплечье Гарри, так что предположил, что фото сделано сегодня. На следующем снимке, который она мне показала, было то кольцо крупным планом. Роскошный золотой перстень с белой звездочкой в центре.

– Можешь немного приблизить? – попросил я.

Кейт увеличила изображение, но оно было недостаточно хорошего качества, чтобы разглядеть мелкие детали.

– Я поговорил с Фарнсвортом. У нас есть и хорошая, и плохая новости, – сказал я. – Хорошая состоит в том, что он довольно подробно описал мне эти следы от кольца на голове у Скайлар. На самом деле поверх звезды есть еще две буквы, «F» и «C», но я не могу сказать, есть ли такие на перстне Хогга.

– Мы всегда можем вернуться и рассмотреть поближе, – сказала Кейт.

– Не знаю, насколько это разумно на данный момент… Ты еще не спросила у меня, в чем плохая новость.

Гарри закрыл глаза. Он опередил меня. Кейт опустила голову. Они оба поняли, в чем проблема.

– Фарнсворт не будет свидетельствовать в суде, – озвучила ее Кейт.

– Верно. Он очень напуган. И на то есть веские причины. Адвокат, который инструктировал его, мертв, как и офис-менеджер этого адвоката. Доктор воспринял предупреждение всерьез. Не имеет значения, найдем ли мы настоящего убийцу и подходящее кольцо, – без Фарнсворта нам никак не представить присяжным следы на лбу у жертвы в качестве доказательства. Это будет сочтено чем-то, не имеющим отношения к делу.

– И мы не можем привлечь другого судмедэксперта для дачи показаний в суде, потому что тело Скайлар было кремировано, – добавил Гарри.

– А что, если вызвать Фарнсворта повесткой? – предложила Кейт.

– Такое возможно, но это будет профессиональным самоубийством. Даже если он и откликнется на повестку и явится в суд, то не станет сотрудничать в качестве свидетеля защиты. Нам придется рассматривать своего собственного свидетеля-эксперта как враждебно настроенного, а это рецепт катастрофы в подобном деле, учитывая тяжесть обвинений. На кону жизнь Энди. Мы не можем позволить себе никаких ошибок, – сказал я.

Еда на столе так и оставалась нетронутой. Мы погрузились в молчание. Гарри нарушил его, когда взял вилку и начал есть.

– Когда я был во Вьетнаме, мы ели, когда только выпадала такая возможность. Никогда не знаешь, когда опять получишь что-нибудь горяченькое. Съешьте хоть что-нибудь, вы оба. Мы что-нибудь придумаем, – сказал Гарри.

– Да что тут придумывать? Мы в тупике. У нас нет никакой стратегии. Эдди, нам нужно перенести слушание на месяц-другой. Взять отсрочку и воспользоваться этим временем, чтобы хоть что-то выработать.

– Нет, откладывать рассмотрение дела на месяц или два – это не вариант. Для начала, ты думаешь, что судья Чандлер предоставит нам отсрочку? Черта с два. Хотя не то чтобы в этом был какой-то смысл, поскольку через месяц мы окажемся в точно такой же дерьмовой ситуации. Это дело лучше не станет.

– Все идет к тому, что мы его благополучно провалим, – угрюмо произнесла Кейт.

– Похоже на то, – сказал я. – Все улики указывают на Энди Дюбуа, и присяжные, скорее всего, по-любому не станут нас слушать. У меня и раньше бывали сложные дела, но ничего подобного этому. Корн набрал благосклонных к нему присяжных, распугал наших свидетелей… у него есть криминалистические улики – кровь Энди под ногтями у жертвы, целых два признания, свидетель, который утверждает, будто Энди был последним, кто находился с ней перед ее исчезновением, – короче говоря, способов проиграть эту дело у нас просто масса.

Кейт помотала головой.

– У нас нет какого-то способа выиграть, но я стала адвокатом не для того, чтобы подкупать присяжных, – сказала она.

За пару дней, проведенных на солнце, веснушек у нее на носу и щеках стало еще больше. Пряди волос прилипли к вспотевшему лбу. Под серым костюмом на ней была черная футболка, и пиджак сейчас висел на спинке стула. Жара и работа над делом сказались на ней серьезней, чем я ожидал.

– Послушай, тебе не о чем беспокоиться. Я никогда не попрошу тебя нарушить какие-либо правила или пойти против закона. Мы же партнеры, не забыла?

– Вот как раз это-то меня и беспокоит. Если ты попадешься, они скажут, что я наверняка знала об этом, будучи твоим партнером. Я тоже окажусь в полной заднице.

– Нет, не окажешься, – возразил я.

– И почему же?

– Послушай, Корн играет настолько грязно, насколько это вообще возможно. Для него это личное дело. Это война. Господи, гибнут уже даже адвокаты! Свидетели-эксперты отказываются выступать в суде, поскольку боятся, что он их убьет. Игры по правилам будет недостаточно, чтобы спасти Энди. Думаю, что я смогу спасти его, но дело идет к тому, что мне придется измазаться в грязи за компанию с Корном, чтобы это сделать. Другого выхода нет.

– Должен быть способ победить, не нарушая закон.

Гарри расхохотался.

– Я сказала что-то смешное? – поинтересовалась Кейт.

– Мы имеем дело с прокурором, который считает, что он выше закона. Раньше я тоже думал так же, как ты. А потом понял – ну, вообще-то это Эдди меня научил, – что правосудие и закон могут быть совершенно разными вещами, – сказал Гарри.

– Мне это просто не нравится.

– Ты думаешь, что Блок никогда не приходилось преступать закон? – поинтересовался я.

Кейт подобрала вилку и принялась ковыряться в своей тарелке.

– Блок всегда поступает по-своему. Я не хочу сказать, что она выше закона, просто знаешь – Блок, она…

– …другая, – сказали мы с Гарри одновременно.

– Да, – кивнула Кейт.

– Она бы не вписалась в нашу компашку, если б была нормальной, что бы, черт возьми, под этим ни понималось, – сказал я.

С улыбкой Кейт атмосфера заметно разрядилась. Гарри легонько подтолкнул ее локтем. В ответ она пихнула его локтем посильнее, в ребра, и он в ответ разразился своим фирменным раскатистым смехом, который обычно действует заразительно на всех, кто находится в пределах слышимости. У Гарри никогда не было дочери. Раньше мы работали с оперативницей по фамилии Харпер. Не то чтобы Гарри относился к ней по-отцовски, но их отношения вполне могли бы перерасти и в такие, если б мы не потеряли ее годом ранее. Ее смерть сокрушила нас обоих, как перегруженный самосвал с отказавшими тормозами.

Она все еще снилась мне. Почти каждую ночь. Когда Харпер не стало, я понял, что эта рана никогда не заживет. И что я буду носить ее в себе всю оставшуюся жизнь. Есть только два варианта. Либо я научусь жить с этим, либо это убьет меня. У меня была дочь, и я не мог подвести ее. Хотя иногда мне не хотелось жить в этом мире без Харпер.

Я находил успокоение в мелочах. Как и сейчас, наблюдая, как Кейт и Гарри улыбаются и смеются вместе. Кейт смотрела на него снизу вверх, а он восхищался ее силой и умом. Скоро он начнет жаловаться, что она мало ест, а она будет ворчать, что он не принял свои таблетки. Дело шло к тому же, что и с Харпер. Отец Кейт был очень даже жив, но родителей может быть и несколько. И каждому нужен наставник. Я был чертовски уверен, что сам уже не смогу ничему ее научить.

В тот момент я был рад, что сижу с ними за одним столом. Это был мимолетный момент легкомыслия, который снял, всего на миг, сокрушительную тяжесть того факта, что мы представляем в суде человека, который обречен на смерть, если мы проиграем.

Вот каковы были ставки. Выше уже некуда.

Мы наслаждались едой, и за то время, что нам понадобилось, чтобы подчистить тарелки, это бремя спало само собой.

– Есть какие-нибудь новости от Блок? – спросил я.

Кейт ввела меня в курс дела. У Блок нарисовалось кое-что на Ломакса. Возможно, этого хватит, чтобы посадить его.

– Так она собирается тряхнуть его? Посмотреть, не расколется ли он? – спросил я.

– Она сказала, что сначала просто поговорит с ним. С глазу на глаз.

– Разве кто-нибудь не должен пойти с ней? Кто знает, как он отреагирует… Дело может закончиться насилием, – встревожился Гарри.

– Блок сказала мне, что даст ему понять, что имеются и другие копии устных показаний Дороти Мейджорс. Ломакс достаточно умен, чтобы понимать, что попыткой устранить Блок проблему не решить. К тому же мы все-таки говорим про Блок. Это Ломаксу следует дрожать от страха. Если Блок убедит Ломакса согласиться на переговоры с Берлином и дачу показаний против Корна, это может затормозить дело Энди и предоставить нам шанс передать дело новому окружному прокурору. Вряд ли кто-нибудь захочет иметь касательство к любому из текущих дел Корна, – сказала Кейт.

Я кивнул и сказал:

– Давай-ка сначала послушаем, что скажет Ломакс. Спроси у Блок, не хочет ли она, чтобы я съездил к нему вместе с ней. Просто за компанию.

– Почему бы тебе не позвонить ей прямо сейчас?

– Сейчас я не могу. Если она не против, чтобы я присоединился к ней, скажи ей, что я подъеду к отелю чуть позже. А теперь возвращайтесь туда и начинайте думать о том, как отбиться от вещественных улик. Вы уже перевезли Энди и его маму в отель?

– Понадобились кое-какие махинации, чтобы протащить их мимо этой тетки за стойкой, но нам это удалось, – сказал Гарри.

Я не хотел, чтобы Энди и Патриция оставались в такой глуши. В отеле их было легче защитить, и на время судебного разбирательства они согласились переехать туда.

– Отлично. Проследите, чтобы они заказывали в номер все, что им только понадобится. Чтобы на улицу и носа не высовывали. Тут я сам расплачусь, – сказал я.

Гарри вытер губы салфеткой, скомкал ее, положил на свою пустую тарелку и спросил:

– Останешься еще кофейку выпить?

– Конечно. И мне нужно тут кое с кем встретиться.

– А с кем ты тут встречаешься? – заинтересовалась Кейт.

– Лучше тебе этого не знать.

Вскоре после этого они ушли. Гарри – с явной неохотой. Кейт согласилась с тем, что будет лучше, если она не будет знать, что я затеваю. При моих методах я всегда предпочитал оставлять работающим со мной людям возможность отрицания вины за незнанием последствий. Проще говоря, позволяя им следовать принципу «Меньше знаешь – крепче спишь».

Подошла официантка, чтобы убрать со стола.

– Желаете что-нибудь еще? – спросила она.

– Да, я бы с удовольствием выпил чашечку кофе. Вообще-то сделайте, пожалуйста, две чашки, мэм.

Она улыбнулась и принесла мне две кружки дымящегося черного кофе. Я добавил сахар и сливки и быстро покончил с первой. А едва только приступил ко второй, как в ресторан вошла молодая женщина. Сэнди Бойетт была одета в кожаную байкерскую куртку поверх красной футболки и голубые джинсы. Несколько дней назад она потеряла работу в закусочной Гаса, продала нам свою судорогу на четырех колесах и теперь была двенадцатым присяжным по делу Дюбуа.

Я глянул на часы.

Как раз вовремя.

Стойки администратора в этом ресторанчике не было, не имелось и надписи, призывающей клиентов подождать, пока их не усадят. В этом заведении полагалось быстро метнуться на первое же свободное место и благодарить бога, что никто тебя не опередил.

Сэнди оглядела ресторан. Он был почти полон. Человек шестьдесят, наверное. Семьи, семейные пары, даже несколько парней в деловых костюмах. Барбекю на Юге употребляют представители абсолютно всех социальных слоев и прослоек. А хорошее барбекю вроде здешнего – это самое близкое к тому, что южанин понимает под коммунизмом.

Я поднял руку и подержал ее так несколько секунд, пока она меня не заметила.

Нервно оглядываясь на других посетителей, Сэнди направилась к моему столику. Нерешительно села.

– Как вы меня нашли?

– У меня очень хороший следователь.

– Мне нельзя с вами разговаривать, – объявила она.

– Я тоже рад вас видеть, Сэнди, – сказал я.

– Вы понимаете, что я имею в виду, – многозначительно произнесла она.

– Всё в порядке. Я не думаю, что многие жители Бакстауна попрутся в такую даль, чтобы отведать барбекю, когда мангалы там на каждом углу.

Она кивнула и добавила:

– И все же, наверное, будет разумно особо не затягивать. Это место расположено в стороне, но и уединенным его тоже не назовешь.

– Это не займет много времени. Я подумал, что нам нужно поговорить, – сказал я.

– О чем? – спросила Сэнди.

– Есть пара вещей, которые не дают мне покоя. Во-первых, когда прокурор спросил у вас, знаком ли вам кого-нибудь из представителей сторон по этому делу, вы ответили, что нет, и я хочу знать почему.

– Все очень просто. Я никого из них не знаю. Вас я тоже не знаю. Я всего лишь продала вам машину, типа как всего за пять минут. Вот и всё. Не то чтобы мы так уж часто встречались. Так что без обид, – сказала она.

– Да какие уж тут обиды… Однако вы со мной знакомы, сколь бы короткой ни была наша встреча. Почему вы солгали судье?

– Это была ложь? Это просто не показалось мне важным. Не так, как сейчас, когда я член жюри, а вы адвокат по этому делу. Это означает, что нам не следует встречаться или разговаривать, – сказала Сэнди.

На этих ее словах между нами повис вопрос – словно лампа, свисающая с потолка и создающая в центре стола световой ореол. Я позволил этому вопросу некоторое время потрепыхаться на ветру, пока откидывался на спинку стула и решал, хочу ли я его задать.

Сэнди была достаточно умна, чтобы понять, о чем речь. Она сама напросилась на этот вопрос. Я просто чувствовал, как он качнулся в ее сторону. Она могла задать его с точно таким же успехом, что и я. И в тот момент мне показалось, что сейчас Сэнди так и сделает. Я заметил это по улыбке, появившейся в уголках ее красных губ.

Я решил, что будет вежливей, если я сам проявлю инициативу.

– Сэнди, вы не против заработать немного деньжат?

Она поджала губы, и ее взгляд метнулся ко мне и выжидающе остановился на моем лице, как на барабанах игрального автомата.

– Я нахожусь в уникальном положении, позволяющем изменить исход этого судебного процесса, – заметила Сэнди.

– В Алабаме обвинительный вердикт по делам, предусматривающим высшую меру наказания, должен быть вынесен большинством как минимум в десять присяжных заседателей. Одного голоса в пользу невиновности недостаточно.

– Один – это уже что-то, – заметила она.

– Ну да, конечно. И сколько же может стоить нечто подобное?

Сэнди ненадолго задумалась. Она не хотела назначать слишком высокую цену, но и не хотела продавать себя слишком дешево. Все-таки это было преступлением. Тяжким преступлением. Если ее разоблачат и осудят, это повлечет за собой серьезный тюремный срок. Подобный риск требовал соответствующего вознаграждения.

– Двадцать тысяч долларов, – наконец объявила она.

– О, я думаю, мы можем предложить кое-что получше… Скажите, вам нравятся диснеевские персонажи?