Текст книги "Современный зарубежный детектив-14.Компиляция. Книги 1-22 (СИ)"

Автор книги: авторов Коллектив

Соавторы: Сьюзен Хилл,Жоэль Диккер,Себастьян Фитцек,Сара Даннаки,Стив Кавана,Джин Корелиц
сообщить о нарушении

Текущая страница: 274 (всего у книги 346 страниц)

15

Клара ничуть не удивилась тому, что последовала приказу Керника. Раньше она считала себя самоуверенной, эмансипированной и самостоятельной. Но это «раньше» было давно и закончилось – самое позднее – после того, как она ответила «да» и оказалась в браке, в котором с годами привыкла повиноваться мужчинам.

Беспрекословно.

Объяснив Корцону на ломаном испанском, что ей нужно освежиться перед тем, как надеть очки, Клара направилась по коридору в сторону туалетов и чувствовала себя так, будто ее тащат на невидимом поводке. Она настолько привыкла следовать за доминантным мужчиной, что даже не задумывалась об абсурдности ситуации, в которую ее поставил Керник. Она приехала в «Бергер Хоф», чтобы под руководством всемирно признанного эксперта принять участие в научном эксперименте, и уже на второй день позволяла запугивать себя какому-то врачу-ассистенту.

Но почему? – спрашивала она себя, заворачивая к туалетам и открывая дверь на лестничную клетку. И тем самым задавая себе центральный вопрос, который определял все ее жалкое существование: – Почему?

В глазах ее подруг и коллег она даже внешне казалась сильной женщиной: крепкое тело с аппетитными округлостями в соответствующих местах. Ее осанка, выразительный подбородок, блестящие глаза и, возможно, чуть смуглая кожа, которой она была обязана своим итальянским предкам с материнской стороны, вносили свой вклад в то, что большинство считали ее решительной и волевой. Не из тех женщин, которыми можно помыкать. И действительно, ею уже давно не помыкали. Мартин предпочитал сразу бить. В печень, так сильно и так часто, что она дрожала на краю кровати, словно от озноба, не в состоянии пошевелиться.

Дверь на лестничную клетку закрылась за ней с громким щелчком, от которого Клара вздрогнула, как от удара.

Побои.

Клара много читала о женщинах, подвергавшихся насилию. Даже посетила консультационный офис («Я спрашиваю для одной подруги») и выяснила, что насилие не было проблемой определенного социального класса, а затрагивало все слои. И что оно проявлялось медленно и постепенно. Почти незаметно отравляло то, что когда-то начиналось как большая, ослепляющая любовь. Сначала радиоактивные комплименты («Ты такая красивая, никуда теперь тебя не отпущу из своей жизни»), затем навязчивый контроль в виде требований доказательства любви («Давай выберем общий пароль для всех наших почтовых аккаунтов и сотовых телефонов») и лицемерная жалость к себе («Ты же знаешь, как сильно меня обидела бывшая»), пока вербальные удары не сменялись телесными. Внешний мир продолжал сыпать комплиментами – «Как же вам повезло найти друг друга, вы такая замечательная пара. Муж у тебя просто золотой», – а ты надеялась, что все снова будет так, как до первого подбитого глаза. Но пока ты ждала, стыд перерастал в ненависть к себе и уже не позволял тебе довериться кому-то другому. Хотя Клара даже пыталась и звонила своей матери, когда думала, что больше не выдержит.

Вначале она была не уверена, поняла ли ее мама хоть что-то, – так сильно Клара плакала в телефон. Ее голос дрожал от страха, что Мартин может вернуться с тенниса раньше и застать ее в таком состоянии, сидящей у телефона. Но кое-что из прерываемого слезами потока слов все-таки дошло до ее матери, потому что единственные фразы, которые она сказала своей дочери и которые оставили Клару стоять с открытым, мучительно перекошенным ртом и телефонной трубкой в руке, звучали: «Просто мужчин нельзя сердить, малышка. Приложи чуть больше усилий. Мартин ведь так много работает ради вас».

Потом она сменила тему и рассказала ей о наглом сотруднике садового центра, который не хотел принимать обратно горшок с больной орхидеей.

И что теперь?

Клара стояла одна на свежевымытой лестничной клетке, где пахло дезинфицирующими и чистящими средствами.

– Эй? – бессмысленно позвала она, тут к эху ее голоса добавился звук зазвонившего телефона.

– Как вы думаете, в чем вы принимаете участие, Клара?

Керник.

Она думала, что встретит его тут лично, вместо этого он ей позвонил. И сразу же перешел к делу, не объясняя своего странного поведения. Она удивилась, откуда он знает номер ее телефона, но как врач он, конечно, имел доступ к данным, указанным ею при регистрации.

– Я не буду отвечать ни на один ваш вопрос, пока вы мне не скажете…

– Помолчите. У нас мало времени, и скоро я уже не смогу вас спасти.

Спасти? От чего?

Клара хотела дать понять Кернику, что он не может вот так с ней говорить, но выбранный им тон заставил ее подчиниться.

Поэтому она ответила ему:

– Вместе с другими участниками я испытаю на себе, что значит быть психически больным. Я считаю, что это абсолютно логический и необходимый подход.

Корцон видел принципиальную проблему при лечении психотических заболеваний, которое значительно отличалось от лечения физического недомогания: практически каждый психиатр когда-то жаловался на плохое самочувствие. Но лишь немногие из них имели симптомы, хотя бы отдаленно похожие на те, что описывал психически больной пациент или которые у него наблюдались. Только тот, кто страдал «как минимум» от зубной боли, мог представить себе действие обезболивающего средства при онкологии. Врач же, который никогда не испытывал галлюцинаций, не имел основанного на собственном опыте представления, как могут сказаться на больном шизофренией прописанные им психотропные препараты.

Это было исходной точкой проблемы. И поэтому Клара находилась здесь. Чтобы под контролируемым наблюдением у нее вызвали искусственные временные психотические симптомы, которые затем должны быть подавлены в рамках опыта.

– Где вы? – спросила она Керника.

И какого черта вы от меня хотите?

Врач-ассистент не отреагировал.

– Картину какой болезни должны у вас вызвать, Клара?

– Паранойю. Манию преследования.

Клара спустилась по лестнице к широкому двухстворчатому окну. Из него она могла видеть больничную парковку, на которой не было ни одной машины, стоившей в базовой комплектации меньше восьмидесяти тысяч евро. «Порше», «Мерседес АМГ», БМВ 9-й серии, «Туарег», даже «Феррари» цвета голубой металлик парковался рядом с кабриолетом неизвестной Кларе люксовой марки.

Единственным изъяном был минивэн слесаря-сантехника – белый автофургон, который стоял на подъездной дорожке, двумя этажами ниже прямо под окном.

– И как только у вас появятся галлюцинации, вы получите антидот?

Клара вздохнула.

– Только если не попаду в контрольную группу с плацебо. Что все это значит? Если у вас возникли этические сомнения, заявите на вашего шефа в соответствующие контрольные органы. Я заранее и основательно занималась этой темой.

Что было ложью. Несколько недель назад на работе она вытащила из мусорки этот буклет, который ее шеф выбросил вместе с остальными рекламными материалами. Затем сделала два телефонных звонка, и ей подтвердили, что в эксперименте могут участвовать и непрофессионалы. Когда же она услышала, что для участия ей придется запланировать почти целую неделю, потеряла покой. Она знала, что Мартин никогда не позволил бы ей уехать на выходные с подругами. Однако он никогда не вставлял ей палки в колеса, если дело касалось работы. Он даже заботился об Амели, когда знал, что Клара на «повышении квалификации». Ради пары дней без него Клара была готова на все. Даже на искусственно вызванные галлюцинации.

– Фрау Вернет, пожалуйста, не верьте тому, что вам рассказали. «Бергер Хоф» не нормальная клиника. Риски…

– Расписаны на двух страницах регистрационного бланка, я знаю.

– Ах, забудьте то, что значится в документах. Настоящие риски там даже не перечислены.

– И какие же они?

Она услышала хлопанье крыльев, словно в трубке пропорхнул голубь.

– Я не могу вам сказать, – ответил Керник, – но покажу. Пожалуйста, подойдите к окну.

– Я уже стою перед ним.

– Хорошо. Вы уже что-нибудь ели?

Он серьезно?

– Хотите пригласить меня? – удивленно спросила Клара.

Керник невесело рассмеялся:

– Нет. Я просто хотел знать, пришли ли вы натощак.

– Зачем?

На мгновение в трубке воцарилась тишина. Затем Керник спросил:

– Вы смотрите наружу?

– Да.

– На белый фургон?

– Совершенно верно.

Клара ждала, что его боковые дверцы сейчас откроются и выдадут какую-то ужасную тайну.

– О'кей. Сделайте мне одолжение. Все здесь обречены на смерть. Пообещайте мне, что сразу же покинете клинику, когда увидите, что сейчас произойдет.

– Когда что произойдет?

– Вот это, – сказал Керник.

Затем она увидела тень. Прямо перед окном. Всего на долю секунды, хотя позже, в ночных кошмарах, ей казалось, что все происходило во временной петле.

Бесконечный момент, когда она прижимала обе ладони ко рту и начинала плакать и кричать – в тот самый миг, когда тень превращалась в глухой металлический звук. И от мощного удара вздрагивал весь фургон, крыша которого выглядела так, будто великан ударил по ней кулаком. Но это был не кулак, а человеческое тело, которое и повлекло за собой такие повреждения после падения с верхнего этажа здания клиники.

Клара закричала, затем ее и правда вырвало – когда она увидела, кто спрыгнул с крыши. Она узнала его по рубашке La Martina, которая окрасилась в кровавый цвет. И по яхтенным туфлям, одна из которых слетела и лежала на гравии рядом с фургоном.

И по тому, что телефонная линия была мертва, как и Даниэль Керник на крыше белого фургона.

16

Джулс

Сегодня

Клара резко оборвала свой монолог. И тут же обеспокоенно и раздраженно спросила Джулса:

– Ради всего святого, что у вас там происходит?

– Извините, у меня кое-что упало.

Джулс хотел взять на кухне стакан, чтобы налить себе сока, но тот выскользнул и разбился с грохотом упавшего дерева. Тишина в квартире, с одной стороны, и его концентрация на ужасной и одновременно странной истории Клары – с другой, усилили восприятие шума. Если бы стакан упал из шкафчика в мойку посреди дня, Джулс едва ли заметил это на фоне будничных звуков. Но с наступлением ночи шум произвел впечатление сработавшей сигнализации, и его пульс мгновенно ускорился.

– Мне очень жаль, – повторил он и попытался вернуться к теме. – Все здесь обречены на смерть?

– Это были его последние слова!

– Вы знаете, почему Керник это сделал? – вернулся он к ее описанию самоубийства врача. Такая мелодраматическая инсценировка не вписывалась ни в один известный шаблон суицида. А Джулс знал, о чем говорил. На своей работе он столкнулся практически со всеми способами. Хотя, конечно, если подумать, суицидальное поведение Клары тоже не соответствовало норме. В любом случае сейчас он чувствовал облегчение от того, что сумел отвлечь Клару от ее намерения, хотя и знал, что весь этот телефонный разговор лишь попытка выиграть немного времени.

– Корцон утверждал, что это был несчастный случай. Якобы Керник часто поднимался на крышу клиники, чтобы обойти запрет курения на территории.

– Как вы отреагировали на эту ложь?

– Моим первым порывом было бежать прочь, – сказала Клара.

– Вы хотели последовать совету Керника?

– Именно. Как можно быстрее покинуть клинику.

– Но?

– Но затем я подумала об альтернативе. А это – возвращение к мужу. Поступок Керника вдруг показался мне стоящим. Все-таки он сам положил конец своей жизни, а не вручил ее в чьи-то руки.

Джулс достал большой изогнутый осколок стекла из раковины и открыл выдвижной ящик с мусорным ведром под мойкой.

– Но почему он так поступил? Это было связано с экспериментом?

– Да.

– Вы ведь его прервали?

– Нет.

– Нет? – не веря своим ушам, переспросил Джулс.

– Еще раз: а что мне оставалось? Вернуться к Мартину и в первый же вечер слушать, какая я неудачница? «Испугалась хоть раз сделать что-то значимое для науки, потому что какой-то педик выбросился из окна».

Джулс задумался. Клара обладала странной, почти шизофренической структурой личности. С одной стороны, она была самоуверенная – вероятно, ее профессиональная целеустремленная сторона. Однако в личной жизни Клара быстро покорялась своей судьбе.

– Как проходил эксперимент? – спросил Джулс и вздрогнул. Один из осколков, которые он хотел выбросить в мусор, воткнулся ему в мизинец.

– Я помню, что надела очки. Они были громоздкие, как большой бинокль, и покрывали почти всю голову. Кроме того, мне выдали наушники. После я не могла вспомнить ни одной детали. Только то, что сначала чувствовала себя как в аппарате МРТ: гул и гудение, сменившееся высокочастотным писком, в то время как перед глазами у меня вспыхивал стробоскоп. Во всяком случае, теперь я знаю, как себя чувствует человек, у которого перед телевизором случился приступ эпилепсии, вызванный экстремальными световыми раздражителями. Я потеряла сознание уже через несколько минут.

– А потом? – Джулс сунул мизинец в рот и языком остановил кровь. Одновременно посмотрел на свой телефон, по которому до этого позвонил отцу. Телефон лежал рядом с ноутбуком, который он принес из кабинета на кухню. Свою гарнитуру он снял, разговор шел по громкой связи через компьютер, чтобы его отец мог все слышать.

– Никакого «а потом» не было. Профессор Корцон сказал мне, что я слишком чувствительная и поэтому не подхожу для эксперимента. Побочные эффекты были бы слишком сильными и этически недопустимыми.

– Значит, вы все-таки уехали домой раньше? – Джулс обмотал палец кухонным бумажным полотенцем, которое оторвал от рулона.

– Нет, потому что сначала нужно было оправиться от побочных эффектов. И мне потребовалось много времени, чтобы полностью прийти в себя. К сожалению.

– Почему к сожалению?

– Сейчас я жалею, что не уехала сразу. И плевать на Мартина.

– Почему?

– Потому что тогда я бы не встретила доктора Кифера.

– А кто такой доктор Кифер?

Я думал, мы говорим о Яннике, – отметил про себя Джулс, но ничего не сказал, чтобы не сбивать Клару. Чем дольше она говорила, тем маловероятнее было, что она спонтанно выберет другой способ покончить с собой.

– Джо. Главврач. Вообще-то Йоханнес, но все звали его Джо.

– И вы тоже? – спросил Джулс, и тот факт, что она печально вздохнула в подтверждение, сказал все о том, как развивались их отношения. Интенсивно и трагично.

– А где именно вы встретили доктора Йоханнеса Кифера?

– В парке при клинике. Я сидела на скамейке на террасе кафетерия, оттуда открывается невероятный вид на долину. Неожиданно он вырос передо мной, я даже не слышала, как он подошел, хотя гравий громко хрустит под подошвами.

В этот момент раздалось «дзинь», и Джулс проклял себя, что не установил на своем сотовом беззвучный режим для входящих сообщений. Его отец отправил ему что-то по WhatsApp. Прежде чем Клара успела поинтересоваться, что это был за звук, он спросил ее:

– Какое отношение этот доктор Кифер имел к вашему эксперименту?

– Напрямую никакого. Он сказал, что патологоанатом и работает, так сказать, «за кулисами» – например, он делал клинический анализ моей крови.

Джулс нажал на переключатель сбоку и перевел смартфон в беззвучный режим. Измазав при этом дисплей окровавленным пальцем.

– Он показался мне очень милым и приятным. Я дала бы ему лет сорок пять: в джинсах, кроссовках и худи он выглядел достаточно молодо. Позднее он признался, что ему уже за пятьдесят, что казалось почти невозможным. Ну сколько вы знаете людей такого возраста с младенчески гладкой кожей и некрашеными черными волосами?

– Ни одного, – ответил Джулс и попытался открыть сообщение отца в WhatsApp.

– Когда он подсел ко мне, я сразу спросила его, не работает ли он в клинике еще и фитнес-тренером. – Минорные нотки в ее голосе сменились мажорными. Очевидно, это было приятное воспоминание. – Больше всего меня поразила его самоироничная молодая улыбка. Думаю, это была приманка. Как свет ночью манит рыб, так и меня заворожила эта улыбка, которая сияла от уголков губ до темных, как морская пучина, глаз.

– Чего он от вас хотел?

– Вначале он не признавался. В отличие от Керника, не рубил сплеча.

Джулс молчал, уверенный, что Клара и без дополнительных расспросов поведает ему, почему та встреча с доктором Кифером была особенной. Настолько, что она сама захотела подробно рассказать о ней сразу после неудавшейся попытки самоубийства.

– После того как мы некоторое время поболтали о всяких пустяках, речь зашла о Кернике, и я помню, как взгляд Джо переместился куда-то вдаль. Если до этого момента во время разговора он всегда смотрел на меня, то сейчас это давалось ему с трудом. Я спросила его, что, по его мнению, произошло на самом деле, и он начал мяться, ссылаясь на запрет обсуждать со мной мой случай.

– Ваш случай?

– Я тоже так подумала. «Что вы имеете в виду под моим случаем?» – спросила я его, и Джо кивнул, как кивает человек, который принял для себя невероятно тяжелое решение. Затем он сказал… Я очень хорошо помню его слова и дрожь в голосе.

– И что это были за слова? – спросил Джулс, читая сообщение в WhatsApp от своего отца:

ЧТО У ТЕБЯ, ЧЕРТ ВОЗЬМИ, ПРОИСХОДИТ?

В то же время Клара дословно процитировала фразу доктора Кифера, которой он, должно быть, выбил почву у нее из-под ног и от которой Джулса бросило в холодную дрожь: «Корцон солгал вам, когда навещал вас в палате на следующий день после остановки эксперимента. Вы не потеряли сознание на пять минут, фрау Вернет. Вы были пять минут мертвы».

17

Клара

Теперь она говорила очень тихо – как часто делала, когда долгое время находилась в привычном окружении. Будучи трепетной матерью, она приучила себя к этому. Как только Амели ложилась в кровать, она ходила по квартире на цыпочках, уменьшала громкость телевизора до шепота и даже не смывала в туалете, если ей нужно было только помочиться. При этом ее дочь засыпала здоровым крепким сном, как только погружалась в царство драконов и единорогов. Но одна лишь мысль, что ребенок может проснуться и потопать к своему отцу, была ей невыносима. Он никогда не сорвал бы злость на Амели за то, что она ему помешала, зато Кларе досталось бы вдвойне.

Официально Мартин заявлял, что занимается счетами пациентов, но Клара знала, что он поручил это агентству. Она никогда не решалась даже заговорить с ним, когда он сидел за письменным столом. Иначе ей пришлось бы расплачиваться за это длинной ночью страданий – это как минимум. Что, без сомнения, касалось и беспокойства, причиненного дочерью, поэтому Клара приучила себя говорить шепотом и практически неслышно скользить в толстых носках по скрипящему паркету. В какой-то момент эти привычки настолько вошли в ее плоть и кровь, что она продолжала шептать в собственных четырех стенах, как сейчас в садовом домике, хотя ее мужа даже не было поблизости.

И она надеялась, что уже никогда не будет.

– У меня была клиническая смерть, – повторила она шокирующие слова, словно все еще не могла в это поверить.

– Вы считаете, доктор Кифер сказал вам правду?

– Почему я должна в этом сомневаться?

Она была уверена, что от Джулса не укрылось ее желание уклониться от прямого ответа.

И снова ее вынужденный ночной «провожатый» проявил чуткость и не стал расспрашивать.

– Он сказал вам, что спровоцировало остановку сердца? – хотел знать Джулс. Похоже, он находился в просторном помещении с высокими потолками.

– По его словам, это было что-то типа анафилактического шока, сильная реакция на триггерное средство.

– У вас пять минут не было показателей жизнедеятельности организма? Вы получили какие-то необратимые повреждения?

– Необратимые повреждения? – повторила Клара и чуть было не рассмеялась. – Вы всерьез спрашиваете об этом женщину, которая только что пыталась покончить с собой, отравившись выхлопными газами?

На удивление Кларе впервые за много лет захотелось сигарету. До беременности она покуривала. Собственных сигарет у нее никогда не было, она стреляла их у друзей, коллег и на вечеринках. Для Мартина это всегда было как бельмо на глазу. Он критиковал ее за «рот-пепельницу», хотя зубы Клары были такими же белыми, как у ее супруга-дантиста. Иногда Клара думала, что Мартин сделал ей ребенка только для того, чтобы она бросила курить. Потому что знал, какая она ответственная и не позволит, чтобы беззащитное существо мучилось от никотиновой абстиненции сразу после рождения.

– Да, когда я пришла в себя, мне казалось, будто меня ударило стенобитным шаром, – ответила она на вопрос Джулса о том, чувствовала ли она последствия реанимации. – Первые ночи после клинической смерти я страдала от сильной потливости. Моей ночнушкой можно было сделать влажную уборку, без шуток. Корцон сказал, что это типичное побочное действие триггерного средства. Лишь Джо объяснил мне, что это скорее признак того, что ритм моего сердца сильно сбился.

– Хм.

Казалось, Джулсу требовалось время, чтобы переварить услышанное.

Или его что-то отвлекло?

Снова в Кларе проснулось подозрение, что ее «провожатый» мог вести двойную игру. Понятно, что он пытался помешать ее самоубийству. Но как далеко Джулс был готов зайти? И какие у него имелись возможности, чтобы все-таки определить ее местонахождение?

– Почему Корцон скрыл от вас, что вы пережили клиническую смерть? – спросил Джулс. – Он испугался, что вы засудите клинику?

– Полагаю. Получи это огласку, «Бергер Хоф» уже не нашел бы так быстро желающих участвовать в тестах.

За спиной у нее что-то треснуло, и Клара так испугалась, что развернулась вокруг своей оси и подпрыгнула, выбросив в сторону воображаемого преступника руку с сотовым, будто с ножом. Но там никого не было. Только распашной холодильник в нише рядом с кладовкой – у него как раз включился генератор льда.

Господи, какая ты трусиха. До смерти перепугалась.

Клара снова поднесла телефон к уху и услышала только последние слова, очевидно, длинного вопроса Джулса.

– …связь между доктором Кифером и Янником?

Янник.

Желудок Клары сжался в комок.

– Вы сейчас поймете, – прошептала она и подождала, пока очередная порция кубиков льда упадет в специальную камеру внутри холодильника. Она закрыла глаза. С большим трудом ей удалось вспомнить лицо главврача. Большие умные и ясные глаза в мелкой сетке морщинок. Ей пришлось увидеть, как внезапно эти добродушные глаза перестали существовать.

Клару передернуло от отвращения.

– Прежде чем я раскрою вам эти жуткие детали, хочу вкратце рассказать кое о чем прекрасном, что произошло со мной непосредственно перед этим.

– С доктором Кифером?

– Абсолютно верно. Знаю, вы еще не видите никакой взаимосвязи. Но если дадите мне пять минут, то поймете, почему Янник имеет надо мной эту смертельную власть. И почему у вас нет иного выхода, кроме как выполнить вашу часть сделки.

– Помочь вам покинуть этот мир, – сказал Джулс, и Клару действительно обрадовало, что он так открыто об этом говорил и, очевидно, собирался сдержать слово.

– Но не волнуйтесь, – успокоила она его. – Воспоминания, которым я предаюсь и которыми сейчас поделюсь с вами, лишь вначале похожи на романтическую историю с доктором Кифером. И действительно, короткое время я наслаждалась общением с ним.

Несмотря на темы наших разговоров.

Сначала она еще пыталась обманывать Кифера, как и всех остальных, кто спрашивал о происхождении синяков у нее на руках и шее или других травмах. Но Джо не устроила стандартная отговорка Клары, что у нее предрасположенность к гематомам. В конце концов он разрушил стену ее молчания не столько своей настойчивостью, сколько одной-единственной фразой. Еще в парке он сказал ей: «Я не могу разизнасиловать вас, это невозможно, Клара». После ему уже не нужно было ничего говорить, но он добавил: «Но я могу вас выслушать, и я связан врачебной тайной».

Тем самым Джо сделал ей подарок. Он не давал ей ложных надежд, что может изменить ситуацию. Не вел себя как благородный рыцарь. Но помог почувствовать, что не осуждает ее за то, что она позволила с собой сделать. Например, в отеле Le Zen. То, что Клара уже на второй встрече в парке рассказала ему о групповом насилии, замаскированном под «игру», превратило его в единственного человека в ее окружении, который знал о самых темных моментах ее жизни.

О муже в маске.

О кабельных стяжках.

Кляпе во рту.

И о мужчинах. Десятке мужчин.

– Вы влюбились в доктора Кифера? – услышала она предположение Джулса.

– До беспамятства.

– А потом в вашей жизни появился Янник?

Клара открыла глаза – все вокруг нее было погружено в густую пронизывающую темноту, о какой она мечтала, когда Янник внезапно вырос перед ней. Высокий. Голый. Психопат.

– Именно, – ответила она Джулсу и повторила его слова: – А потом в моей жизни появился Янник и вызвал во мне желание распрощаться с этим миром, где возможен такой ужас, какой мне пришлось пережить с ним.